Завтра 9 мая. И надо бы готовиться к Празднику, радоваться жизни, наслаждаться пением птиц и веселится. Ан нет. Почему-то настроение совсем не праздничное. А тут еще фильм старый и честный – «Судьба человека». Наворачивает он слезы на глаза и пелену печали на душу. Хочется процитировать незабвенного Лермонтова: «Да, были люди в наше время…» Вот в том-то и беда, что не в наше…
Вспоминается мне один случай, невольным свидетелем которого я стал однажды. Случилось это как раз на 9 мая, на шестидесятилетие нашей победы. Нашей ли? От тех, кто побеждал, осталась одна память. Да и то надолго ли она ёще задержится в душах современных человеков? Что-то сильно я стал в этом сомневаться. Ну, однако, я отвлекся от темы.
Итак. Ехал я 9 мая в автобусе, сейчас уже и трудно сказать куда именно. На двухместном сидении, что сразу за кондуктором, восседали два ветерана. У обоих медали «За взятие Берлина», «За отвагу», да всех и не перечесть. Лица счастливые, гордые. Ехали они на встречу со своими боевыми друзьями. Им было чем гордиться.
Прямо перед ними, лицом к лицу, сидело двое юнцов-неформалов, лет так по семнадцать-восемнадцать. Куртки-косухи, под ними майки черные с дикими мордами демонов, серьги в ушах, на пальцах черепа, в руках по пиву. И всё бы ничего, наверное, обошлось бы тихо, без криков, без шума, если бы вдруг одному из молодцов не вздумалось посмотреть, что там на заду автобуса творится. В тот момент, когда он повернулся в полкорпуса, отворот его косухи отогнулся, и дедам нашим славным предстал перед глазами начищенный до блеска, сияющий значок. Никто другой из пассажиров никогда не обратил бы внимания на эту железяку, но только не ветераны. У того, что у окна сидел, аж волосы дыбом встали, лицо превратилось в маску ненависти и ярости. И было за что гневаться. На груди паренька (это я уже потом в Инете нашел) сиял знак отличия подразделения СС.
Дед протянул свою искалеченную на войне руку и схватил юнца за грудки. И был он в тот момент не дряхлым больным стариканом, а яростным бойцом Красной Армии. И откуда только сила взялась в скрюченных искалеченных руках, но тряс он этого молокососа так, что тот чуть душу не потерял от страха.
- Ах ты, ублюдок малолетний! – орал ветеран на весь автобус.
- Ах ты, сукин сын! Да кто ж тебя, такого урода на свет породил?! Кто ж тебя, поганец, выкормил и вырастил?! Я пять лет в окопах гнил, кровь за тебя проливал, чтобы ты, гад, жить мог по-человечески. Да как ты посмел это дерьмо на себя нацепить, щенок поганый?! Да где ж совесть твоя?!
Народ обалдело таращился на эту картину, совсем не врубаясь, что это старому солдату вдруг в голову стукнуло. Юнец наконец-то пришел в себя и начал отпихиваться и огрызаться:
- Отстань, старый козел! Что тебе от меня нужно? Отпусти, придурок…
Двое мужиков кинулись их разнимать. Оторвали деда от малого, усадили обратно на сиденье. Кто-то валерьянку предложил, кто-то минералку протянул, кто-то пытался добрым словом успокоить. Водила даже автобус остановил, прибежал с монтировкой в руке.
- Что происходит? В чем дело?
Люди плечами пожимают, головами махают, не знают, что и сказать. По левую руку от меня женщина стояла. Она тоже значок видела, вот и рассказала всё. Второй ветеран посерел весь, протянул свою руку, распахнул куртку на груди паренька. Ухватил ненавистный знак пятерней. Затрещала материя, заверещал юнец от негодования, начал руками махать. Но второй, что с ним был, видать, поумнее был, дернул его назад и начал к выходу толкать. Второй ветеран посмотрел на них обезумевшими от тоски и горечи глазами и тихо так заговорил:
- Как же так, ребята? За что же вы нас так? Мы же всю жизнь свою положили ради вас. Чтобы вы жить могли, чтобы солнце над вами светило, чтобы вы рабами никогда не были!
Второй малый, выталкивая первого из автобуса, повернулся со слезами на щеках, посмотрел деду в глаза и сказал:
- Очнись, дед! Посмотри вокруг! Разве ради этого ты сражался? Хочешь, чтобы мы рабами не были? А мы-то кто?
Ребята ушли, автобус закрыл двери и поехал своим путем. На сиденье седели два седых ветерана. Тот, что у окна, сжимал искалеченной рукой ненавистный фашистский знак, и горькие слезы ползли из глаз. Второй обнял друга за плечи и шептал ему на ухо слова поддержки и сожаления. Пассажиры поворчали минут десять и успокоились.
Я тоже скоро вышел и ушел по своим делам. Вот только слова парнишки до сих пор мне не дают покоя: «А МЫ-ТО КТО?»
И действительно, люди добрые, а мы с вами кто?