Дерьмо Сатаны

 
            В солидном чванстве городском
            С лицом, как с мордой волка,
            В гитару врезавшись виском,
            Валялся труп ребёнка…
                Хихикин-Посмертный


            "Желание можно подавить!" - сказал себе Лёха и принялся осуществлять сказанное, не подумав о том, что "можно" и "нужно" - разные понятия. В общем, осуществить не удалось. Желание переросло в нечто большее, предвещавшее "ломку".
            - А-а-а! Сука-А-А! - взвыл Лёха, рванувшись к двери.
            Возле лифта он столкнулся с неким Андрюхой из соседней квартиры. Тот был в аналогичном состоянии. Лёха его почти узнал - не "состояние" узнал, а самого соседа. "Почти" - потому что сам такой. А "узнал" - потому что... сам такой!
            Они пробурчали друг другу "привет-здоров" и тяжело задышали в ожидании лифта. Лифт приехал. Плечом к плечу протиснувшись в кабинку, они "раздвоившимися" пальцами принялись тыкать в кнопки. Наконец отыскали ту, которая посылает лифт на первый этаж. Поехали.
            - Ты чо? - спросил Лёха, стискивая зубы, чтобы не грюкали.
            - Бабло шукал, ширнуться нечем… - всхлипнул Андрюха и добавил: - Все жмоты полные.
            - У меня тоже нету, - горестно прошептал Лёха. - Прямо щщас надо, бля... Хоть кого... Зарежу!
            - Брось. Мы ж это… не настолько, бля, кончились, чтоб на "мокруху" переть. В тюряге ты за "дозу" под скотов ляжешь. Оно тебе надо?
            - А чо ж тогда?
            - Айда со мной на рынок. Знакомец там... Даст в кредит... Наверное.
            Дико петляя меж прохожими, под визг тормозов перебегая дорогу, матерно скалясь в каменные морды блюстителей дурацкого порядка, добрались они до рынка.
            Знакомец в кредите не отказал… но только Андрюхе - это ведь его "знакомец". У Лёхи от такого облома ярость смешалась с начальной стадией ломки: пальцы скрючились в когти, пенная слюна вытекла на судорожные губы, и показалось, что аж клыки попёрли, как у вампира. Лишь неимоверным усилием воли он держал себя в руках, следя кровавыми глазами за торговцем.
            - Дай, - просил Андрюха, может быть, в первый и последний раз обуреваемый благородным состраданием. - Дай... Это кореш мой... Ручаюсь.
            - Ладно, - смилостивился сволочный дилер. - На вот. Но это - не то, что всем. Понял?
            - А что "это"? - спросил Лёха, глядя с последними остатками сомнения на свой трясущийся кулак с зажатым в нём пакетиком.
            - Не знаю, - снизошёл торговец до объяснений. - Один абрек принёс, просил проверить. Видишь? Я честный с тобой. Ты решай...
            Что там решать? Добраться бы до хаты скорей. Ломка брала в оборот. Губы сохли и лопались. Голова гудела, как набатный колокол, в такт тяжёлому и частому буханью в груди. Тело словно разрывали чьи-то безжалостные когти; кровь превратилась в расплавленный свинец; мозг распух и норовил потечь из ушей. Хотелось выть, блевать, насиловать штукатурку, грызть прутья перил, мочиться в лестничный пролёт, вырывать волосы с мясом...
            Игла испражнилась в вену, даря душе невыносимое наслаждение. Но Лёха вынес и насладился. В сказочном мире цветных огней и музыки он обрёл своё "я". Его бедное, истерзанное "я" - избитое, расплющенное и раздробленное отвратительной реальностью - сейчас вдруг стало чем-то красивым, лёгким, целостным. Душа пела и дурачилась, кувыркаясь в ласковой невесомости.
            И тут невесомость исчезла. Он ринулся куда-то вниз, вниз, вниз... - всё быстрей и быстрей... И вдруг распылился на атомы, даже - на нейтроны с электронами. Каждая частица вопила и корчилась от страшной боли. Затем всё слилось воедино: в Лёху слилось. Однако, он - уже не он. Фабрика, завод... Он стал заводом. Он стал гигантским химическим монстром, изрыгающим тонны дерьма и яда. Лёха - монстр. Ха-ха-ха... Тьфу! А вот и знакомый "пятачок" у станка-автомата - это же его рабочее место! Скорей, скорей сюда, на работу... Если мастер заметит отсутствие - запросто уволят. Лёхино сознание стекло энергетическими ручьями к этому пятачку с фабричных стен, с приборов, с толстых труб, с тонких труб, с горячих, с холодных, с асфальта, с бетона... Энергия сознания сформировала на пятачке, у станка-автомата, призрачную Лёхину плоть. Плоть налилась подобающей тяжестью, и астральность улетучилась. Он обрёл сам себя на своём рабочем месте... В этот миг пространство брызнуло звонками, огнями и воем аварийного сигнала.
            Лёхе в его наркотическом трансе пришлось во второй раз пережить кошмар катастрофы. Бушевало пламя, в котором корчились кричащие люди. Едкая вонь забивала нос и глотку. На его глазах взрывная волна смела пятерых рабочих в чан с кислотой. Лёха куда-то бежал, падал, полз... Он кричал и плакал. Его окатило вязкой жидкостью - он завизжал от страха и несуществующей боли. Вокруг бегали, вопили, суетились, падали, вставали... Некоторые оставались лежать. Потом раздалось несколько мощных взрывов, и наступил мрак небытия.
            Он вынырнул из мрака резко и сразу. Диагноз врачей: сотрясение средней тяжести. Он радовался... до тех пор, пока не обнаружился куда более существенный изъян, чем сотрясение.
            Жена потерпела пару месяцев и ушла. Он пробовал с проститутками: с одной, с двумя, с тремя одновременно. Он перебрал все мыслимые извращения, включая садомазохизм. Хорошо, хоть до гомосексуализма не додумался. А додумался бы - всё равно без толку. Тщета физиологических усилий привела его к надежде психотерапевтической, но - фиг с маслом! По гадалкам побродил, по колдунам всяческим. Фигушки!
            Импотент... Импоте-е-ент!!!
            Донырнув до безнадёги в нарко-трансе, Лёхино "эго" возмутилось. Прочь, прочь отсюда! Из мерзкого, затхлого болота приземлённых суждений и драм! Наверх, наверх! В сказочные, неповторимо прекрасные сферы, в ласкающую невесомость... Но давит на плоть налипшая грязь, не пускает. Наве-е-ерх!.. Что это? Дверь! Где ключ? Нет ключа... Вышибить!.. Ступеньки... Наверх, наве-е-ерх!.. Люк на крышу, висячий замок... Сломать! Пальцы в кровь... Наве-е-ерх!
            Солнце хлестнуло по глазам... Бетонный бортик, ржавые поручни. Встать на поручни... Прыжок... А-а-а...

            Асфальт стремительно прыгнул к самым глазам, которые непостижимым образом успели отметить десятка два потрясённых физиономий в окнах, и руки, судорожно вцепившиеся в подоконник, и переполненную урну, где копошился бродяга, и ещё несколько малозначительных деталей, например, фантик на прилавке лотка мороженщика.
            "Почему фант конфетный, если продают мороженое?" - мелькнуло в Лёхиной голове в тот миг, когда она соприкоснулась с асфальтом.
            Удара он не почувствовал. Он вообще ничего не почувствовал, кроме резкого перехода от света к тьме… и... продолжал лететь вниз! Так вот, значит, как умирают...
            Трах!.. Лёха вдруг ощутил себя стоящим на зыбкой, как болотный ковёр, тверди. Воняло серой. Вокруг Лёхи вздымалась - не слишком высоко - чёрная стена, покрытая причудливым барельефом. Над ней плясали отсветы зловещего-презловещего зарева - благодаря этому, тьма претендовала на звание полумрака. Было жарковато. Слышался далёкий неумолчный гул, в котором изредка различались отдельные истошные вопли, а иногда - душераздирающий хохот.
            "Ну, точно, - почему-то обрадовался Лёха, - я умер и провалился в Ад. А этот колодец, наверное, чистилище. Хотя… нет. Чистилище - это ж распределитель: кого в Рай, кого в Ад. А я сразу... Что ж я, выходит, грешник несусветный? Даже в чистилище не побывал. Сразу сюда... В приёмную дьявола!"
            Стена разверзлась, полыхнув огнём по кромке разлома, и сомкнулась вновь. Серой завоняло совсем уж нестерпимо. Лёха оглушительно чихнул, проморгался и увидел гостя.
            "Не гостя, - поправился он, - а хозяина... Стоп! Как же я чихаю, если умер?!"
            - Будь здоров, - рыкнул Сатана и помахал чёрными крыльями, прогоняя едкий запах. - Так лучше?
            Лёха вежливо поблагодарил. Но тут же, верный себе, нахально поинтересовался:
            - А ты, чувак, ващще, кто будешь-то?
            Сатана разинул пасть, блеснув клыками, и рявкнул:
            - Хватит болтать! Ты чего сюда припёрся?
            Он, видимо, ожидал, что Лёха испугается, задрожит, бухнется на колени, и всё такое. Но не тут-то было.
            - Ты чо орёшь, м-мать... Чо орёшь?!! - заорал Лёха.
            Сатана разъярился. Из его глазищ дождём посыпались искры и молнии. Зарево над чёрной стеной взметнулось выше; далёкие вопли зазвучали чаще и отчётливей. Владыка Ада заревел:
            - Ты что про мою мать вякнул, гнида?!!
            - А у тебя есть мать? - удивился Лёха.
            Сатана опешил. Молнии угасли. Зарево опустилось. Истошные вопли отдалились и перестали терзать слух.
            - Не знаю, - тупо-задумчиво изрёк Сатана. - Вроде нету... Какая мать?! - зарычал он. - Ты что... Мозги у тебя набекрень, что ли?! Второй раз спрашиваю: какого... ты сюда припёрся? И как ты… ващще, сюда попал??!
            - Ну, я это... умер, и вот... - замялся Лёха.
            - Умер?!! - возопил Сатана. - Ты живой, идиот! А ну, выкладывай по-порядку.
            Лёха пожал плечами:
            - Да что выкладывать? "Ширнулся", сиганул с девятиэтажки...
            - Ясно, - перебил Сатана. - Наркота вшивая, "галюники ловишь"?
            - Так что же, - изумился Лёха, выходит, я это... брежу?! Ур-р-ра-а-а!!! - Он подпрыгнул от восторга. - Значит, ты - мой бред!
            Падший Ангел набычился.
            - Я?! - зарокотал оскорблённый властитель мира грязных душ. - Я бред?!! - Он сделал паузу, чтобы набрать серного воздуха, и заревел на Лёху: - Ах, ты-ы-ы, отрыжка Папы Римского! Да я тебя... Я тебе... Сейчас покажу "бред"!
            Пылая жуткими глазищами, Князь Тьмы навис над Лёхой. Тот зажмурился и врезал кулаком вперёд, а потом ещё раз - вверх... Куда-то попал. Приоткрыв один глаз, он успел заметить, как Сатана покатился кубарем. Чёрная стена предупредительно разверзлась и захлопнулась за Владыкой Ада, словно двери лифта.
            Лёха ошеломлённо поглядел на свой кулак.
            - Нда-а, ты не бред, это уж точно, - пробормотал он. - А впрочем...
            Его прервал грохот вновь разверзшейся стены. Лёха чихнул. Князь Тьмы бодро вошёл и, слегка шепелявя, пожелал ему здоровья. Глазищи Сатаны были уже не страшными, даже наоборот, они искрились дружелюбным весельем.
            - Теперь я знаю, кто ты! - пафосно объявил Падший Ангел.
            Лёха подбоченился. Осознание совершённого подвига наполнило его излишней самоуверенностью и чванством.
            - Я и сам знаю, - отрезал он угрюмо-величественно. - Ну-ка, отправляй меня наверх, да поживее!
            - Конечно, конечно, милый друг, - залебезил Сатана, хитро скаля подбитые клыки. - Всенепременно... Восемь миллионов оборотов Грязной Шлюхи вокруг похотливого Жёлтого Карлика я ждал этого часа. Все мои подначки по адресу Бога были так себе, тьфу. Но теперь я ему преподнесу сюрпризик, хе-хе-хе! - Сатана размахался крыльями, разорался, обращаясь уже не к Лёхе, а просто так, в никуда: - Оккупант хренов, понаплодил засранцев и умыл руки, а мне разгребать?! Фигушки!
            Лёхе ужасно хотелось спросить, о чём это Чёрт Чертей треплется. Но превыше всего было желание сохранить пред ликом Князя Тьмы угрюмо-величественный имидж. Поэтому спрашивать он не стал. Лишь свёл брови к переносице и презрительно скривил рот, как подобало по имиджу.
             А Сатана объяснять на эту тему ничего не стал. Он попросил Лёху повернуться к нему спиной. Лёха на такую просьбу нахмурился ещё сильнее и придал взгляду всезнающую непримиримость: дескать, знаем мы вас, извращенцев гадских. Здесь Сатана снизошёл до объяснений: дескать, собирается он творить заклинание, чтобы отправить Лёху наверх, но заклинание очень-очень тайное, движений заклинателя никто не должен  видеть.
            Скрипя сердце, Лёха уступил настоятельным просьбам и повернулся, показав Князю кулак: мол, если что...
            Лёха взвыл и полетел, как ракета, вонзаясь в бесконечный мрак. Глотая слёзы бессильной ярости и боли, он материл дьявола так, что ему, наверное, жутко икалось - может быть, даже кишки выплёскивались. "Тайное" заклинание перестало быть тайным с первого мгновения полёта. У нечистой силы оно с тех пор вошло в обиходную речь под метким названием: "Пинок Сатаны".


            Мелькнули геологические пласты, затем три-четыре слоя человеческого мусора, щебень, тонкий слой асфальта, лоток мороженщика, фантик...
            Асфальт стремительно улетел вниз. Перегрузок не чувствовалось. Крыши, провода, паутина улиц... Город ссохся, собрался в складки, стал похож на кляксу, потом на ёжика, на букашку... Земля удирала из-под ног. Становилось прохладно и беспокойно. Дышалось легко.
            "Бедный я, бедный, - плаксиво думал Лёха. - Сатана, козёл, переборщил..."
            Трах!.. И вновь под ним зыбкая твердь, а вокруг - стена с причудливым барельефом. Лишь одно существенное различие с "нижним" антуражем отрицало предположение о возвращении к Сатане: здесь всё вливалось в глаза ослепительно белым сиянием. Оно, это сияние, можно сказать, было соткано из белого света, кое-где перемежающегося облакообразными теневыми вкраплениями. Ноги по щиколотку утопали в молочно-белом тумане. Над головой, радужно сверкая, вспыхивали искры, словно снежок под солнцем. Сплошное марево этих мельчайших искорок заменяло потолок. "Нет, - хмыкнул про себя Лёха, - лучше сказать "свод", искрящийся свод". Да уж, к этой обстановочке лучшего слова не подобрать.
            Тишина стояла такая, что даже не звенело в ушах. На душе и в организме было легко, чуть прохладно и очень торжественно.
            Стена, как и следовало ожидать, разверзлась. Лёха отметил, что линия разлома в точности повторяла "нижнюю". Стандартизация дошла до того, что даже раскаты грома каждой нотой совпадали с "нижними". Впрочем, серную вонь заменил не менее вонючий аромат ладана, а вместо огня в разломе клубился красивый туман. "Как в сказке", - ухмыльнулся Лёха.
            Стена и не думала сдвигаться обратно. Из тумана вдруг раздался дребезжащий старческий фальцет:
            - Ты чего сюда припёрся?
            Интонация настолько напоминала "сатанинскую", что Лёха рот разинул. "Во дают! - подумал он. - Что Бог, что дьявол... Один чёрт..."
            - Ну, - требовательно задребезжал фальцет.
            Лёха очнулся. Тщетно пытаясь ухватить за хвост хоть одну из своих ошалело мятущихся мыслей, он деланно равнодушно спросил:
            - Ты Бог, что ли? - И не дожидаясь ответа, загнусавил на блатной манер: - Слышь, Га-асподь, привет тебе от Са-атаны и горячие пожелания всех благ. Я тока-а что от него...
            - А-а-а! - продребезжал Бог и замолчал.
            Лёха подождал немного, затем поинтересовался:
            - Чего "а-а-а"?
            Тут из тумана соткалось нечто благообразное, престарелое и с золотистым нимбом над седовласой, чуть плешивой головой. Разумеется, это был Он.
            - Я узнал тебя, - смиренно скрипнул Бог. - Рад, рад. Чем обязан?
            - Узнал, говоришь? - нахмурился Лёха и мысленно простонал: "Когда ж я сам-то себя узнаю?"
            - Конечно, узнал, - кивнул Бог, отчего нимб слегка завихлялся. - Ты Дерьмо Сатаны.
            Лёха ошарашено уставился на него. А тот продолжил:
            - Выкладывай, чего желаешь, и проваливай.
            Это было сказано грубовато, уверенно и надменно - в контрасте с первой, приветственной фразой. Лёха поначалу смутился, но вдруг уловил и в голосе Бога, как и раньше у Сатаны, некоторую долю-нотку смущения. "Эге-е, - подумал он, - что-то не чисто. А если попробовать так..." И он попробовал.
            - Ну-ка, папаша! - рявкнул Лёха. - Говори толком: что за "Дерьмо"? И ващще, что происходит?!
            Наглость - норма жизни. Лёха не придерживался этого правила, но иногда применял, особенно в подобных случаях. Ибо, кто чрезмерно силён, тот обычно труслив. Окати его наглостью, он и скиснет.
            - Конечно, конечно, милый друг, - залебезил Бог, хитро кривя благообразный рот. - Я должен повиноваться тебе... некоторое время. Но потом настанет расплата. Подумай об этом.
            - Расплата? - присмирел Лёха. Но он не любил, когда ему угрожают. Вскинулся, набычился и решительно потребовал: - Говори!
            - Восемь миллионов лет назад, - начал Бог, заражаясь пафосом, - Сатану посетила идея. В то время он по случаю обожрался тогдашними грешниками... Переборщил. Они, знаешь, какие были волосатые, грязные и вонючие? Страсть! Жуть!.. Ну, естественно, сплоховал желудком, хренов сепаратист, душеед. Напала на него такая ср-р... ну, сам понимаешь. Поднакопил он вёдер этак пару сотен и давай это самое выпаривать. А всё из-за песенки тогдашней... да и теперешней тоже. Может, слыхал?
            Тут Бог взял да и спел:

            Дерьмо попрает все чины,
            Дерьму везде дорога!
            И коль дерьмо от Сатаны,
            Оно сильнее Бога!..

            - Н-нда, глупейший стишок, - прокомментировал Бог. - Но на диарейного Сатану это рифмоплётство произвело сильное впечатление. Восемь миллионов лет он выпаривал свой дьявольский кал на Адских угольях, пока от двух сотен вёдер зловонной жижи не осталась махонькая горстка бесцветных кристалликов. Настолько махонькая, что едва на одну дозу хватило...
            - Дозу?! - вскричал Лёха. - Так это... Так я... Н-н-ну, ч-ч-чёрт!!!
            - Вот именно, - подтвердил Бог. - Чтобы Дерьмо попало к подходящему адепту в человечьем облике, Сатана прибегнул к услугам наркорынка... Понял?!! - внезапно разъярился Владыка Небес, потом резко успокоился и продолжил: - Так что, давай, наркота вшивая, командуй Богом. Но знай: сила Дерьма не вечна. Час расплаты настанет.
            - Ну-у, - приуныл Лёха, - а если я чего-нибудь такое... высокоблагородное свешу?
            - Всё равно! - грозно задребезжал Бог. - Уже за то, что ты со мной в таком тоне разговариваешь, я тебя с дерьмом смешаю!
            - Эх, - вздохнул Лёха, - выходит, мне и терять-то нечего. Ну-у, лады...
            Что же такого-этакого ему придумать? Чтобы, ну, прямо… суперглобальным было! Эх...
            В детстве Лёха частенько бывал героем: воевал, спасал, похищал, терял, находил, догонял, убегал... - воображаемая жизнь била ключом. Родители его даже к психиатру водили. Но Лёха был вполне нормален, просто безудержно любил мечтать. В его многочисленных игровых амплуа любимое место занимало "спасение": чего-то или кого-то от кого-то, или наоборот, и так далее, в разнообразнейших вариациях. И вот теперь...
            Спасти кого-то? От чего? Или что-то? От кого?.. Но что? Или кого?.. Нужна глобальность! Например… спасти мир! О-о-о, да-а-а!.. Но от чего? Или от кого?.. От Сатаны. Чушь! Зло всегда было и всегда будет, аминь. Если все станут добренькими и правильными, мир подохнет от скуки... Спасти от скуки? Нет, скучать и так не приходится.
            Лёха вспомнил аварию на химическом заводе: полгорода превратилось в мешанину битых кирпичей, вырванных деревьев, кусков бетона, шифера и трупов. Из рабочих тогда уцелело чудом десятка два человек. Скучно не было.
            В памяти вдруг всплыли названия "горячих точек". Лёха перечислил в уме пять или шесть, но их было гораздо больше. Там лилась кровь, там смерть собирала богатую дань молодыми жизнями. Апогей бессмысленной жестокости. Войны разрастались. Немногие утихали, да и то лишь на время.
            А ещё рак, СПИД, гепатит, выбросы токсинов, радиация, озоновые дыры, выхлопные газы, мутация органов, укорачивание срока жизни, детская смертность, новые вирусы, залитые нефтью моря, кислотные дожди, вырубленные леса...
            Всё ясно. Вот от чего надо спасать мир.
            В доходчивой форме Лёха начал было объяснять Богу свою мысль, но тот сразу прервал:
            - Я понял, понял. Ничего не выйдет. Ты слишком уж... хм-м... раскатил губу, парень.
            - Что?! - возмутился Лёха. - Да ты кто: Бог или хрен собачий? Я тебя спрашиваю!
            - Попрошу без выражений. Это тебе зачтётся, сопляк... Короче, на Земле есть свой бог. Я в его дела не вмешиваюсь.
            Лёха взял себя в руки и более или менее вежливо попросил объяснить.
            - С удовольствием, - согласился Бог. - Бог твоего мира есть часть меня. Но он уже так развился, что ему на меня, как и мне на него, чихать, плевать, ср-р... ой. Короче, он сам по себе, я сам по себе. Такие дела. Сначала он был махонький, робкий, слабенький. Тогда он жил в небольшом количестве людишек. Людишки размножались-размножались и доразмножались до того, что бог живёт теперь в... Не знаю точно, сколько вас там. Силён стал бог Земной, с размахом делами заправляет. Я не суюсь.
            - Но ты сильней его?
            - В принципе.
            - Тогда прикажи ему!
            - Так он меня и послушал. Чего пристал?! Тьфу на тебя! И на придурка чернокрылого - тьфу!..
            Бог злился всё больше и больше, кроя Сатану распоследними словами. Он вслух строил планы грандиозного отмщения Лёхе, а тот тискал себя за подбородок и думал. Что же делать? Как же мир спасти?
            - Слушай, - вдруг осенило Лёху, - а ведь я могу тебя убить, верно?
            Бог подавился собственным языком. От ярости он чуть не лопнул. Сжал кулачки, потряс ими, замычал что-то невнятное - язык-то в глотке трепыхался, как непроглоченная колбаска. Он и не предполагал, что судьба в Лёхином лице уготовила ему куда горшее унижение, чем просто нагловатый трёп.

            Без сомнения, этот день войдёт в анналы мировой истории, благодаря потрясающему событию, участниками которого явились одновременно все без малого семь миллиардов "носителей бога". Плюс-минус несколько миллионов тех, что умерли в этот момент или ещё не успели вылезти из материнского чрева и обрести божественную искру.
            Началось с того, что с утра у всех заболела голова. С утра, с вечера, с ночи - смотря по континентам и часовым поясам. Голова раскалывалась у каждого без скидки на возраст, пол или положение в обществе. Лекарства не помогали. Планета взвыла. Земной бог-ренегат взвыл. Всё живое с приставкой "сапиенс" чуть не каталось по земле от адской боли. Жизнь замерла, съёжилась, стряхнула мишуру и открылась для контакта.
            Через полчаса боль отпустила. Сразу вслед за этим общечеловеческое сознание посетило видение. Перед внутренним взором каждого "венца природы" предстал Лёха, собственной персоной. За его спиной клубился туманно-искрящийся фон, и был виден участок слепяще-белой стены с причудливым барельефом. Прислонившись к стене, сидел Бог. Люди как-то сразу осознали, что это, действительно, никто иной как Бог. Самый натуральный Бог! Религиозные распри в один миг сошли на нет. Атеисты в этот миг перестали существовать. Само слово "атеизм" мгновенно переозначилось в почти нецензурное.
            Но...
            Узрев Бога, человечество содрогнулось. Господь Всемогущий был крепко связан по рукам и ногам, изо рта у него торчал кляп, а очи пылали беспомощной яростью.
            Итак, Лёху можно было смело окрестить "Божественным Экстремистом".
            - Братья и сестры! - взвыл он, "кося" под психа, и для убедительности пустил пенистую слюну на подбородок. - Я кончу на хрен этого Бога!
            И люди безапелляционно осознали, что да, кончит и глазом не моргнёт.
            - Я кончу его, и всё исчезнет! Не будет ни света, ни тьмы, ни жизни, ни смерти, ни самой вечности!!!
            Его вопль неоспоримой аксиомой вонзился в человечество, и оно застонало от ужаса.
            - Но это не всё! - бесновался Лёха. - Я его кончу так, что он сдохнет в медленных муках! Я растяну смерть Бога годков этак на пять, братья и сестры! И вы будете издыхать с ним за компанию! Медленно и страшно!!!
            Человечество забилось в судорогах, взывая к Лёхиной жалости. И Лёха сжалился.
            Однако человечеству придётся заплатить за его жалость. Окей, человечество согласно. Какова же будет цена? О-о... Невероятно! Жить отныне придётся без электричества. Что за идиот этот бесноватый экстремист?
            Но Лёха был далёк от того, чтобы шутить. Он твёрд и неумолим, как сама судьба. За пользование любыми видами тока - смертная казнь без суда и следствия. В самом деле, зачем суд и следствие, если Бог всё видит?
            В нагрузку к отказу от электричества, были и другие условия. Во-первых: абсолютное уничтожение огнестрельного, химического, бактериологического и любого другого оружия, кроме холодного. Во-вторых: ограничение рождаемости, возврат к природе и повсеместное воспитание силы разума. И ещё в-третьих, и в-пятых, и в-десятых... Много всякого этакого понапридумал Лёха.
            - Иначе!.. - взвыл он, хватая Бога за шкирку.
            Человечество вздрогнуло и засуетилось, по мере сил пытаясь выполнить условия Божественно Экстремиста. Но толку было мало. Хаос и неразбериха поглотили планету. Кто-то кого-то локтем больно задел, кто-то обидно огрызнулся... Холодного оружия не хватало, поэтому дрались дубинами и камнями. Потом взялись и за огнестрельное. Уже и ракеты полетели, начинённые массовым уничтожением...
            Бог вытолкнул языком кляп и, против ожидания, весело хихикнул.
            - Ну, что? - обратился он к Лёхе. - Я предупреждал. Это всё Земной бог мутит. Он-то понимает, что ты меня не убьёшь. Невозможно убить Бога. Такое даже Дерьму Сатаны не под силу. Твой блеф не удался. Посмотри, что ты натворил: они пожрут самое себя, думая, что это выполняется твоя угроза.
            - А ты и рад?
            - Я не рад, но и не скорблю. Я Бог. Я выше всего этого. Принцип твоих действий изначально ошибочен, если хочешь знать. Человечеству нужно прививать медленно и терпеливо стремление к высшим сферам разума. Потом будет легко убедить людей сойти с техногенного пути развития. Но делается это не нахрапом. Да и не в твоих это силах. Будь ты хоть в тысячу раз сильнее Бога, ты, всё-таки, не Бог.
            - Ну, так сделай это! - приказал Лёха.
            - А вот и не стану.
            - Сделай, пожалуйста! - взмолился Лёха.
            - Нет, - отрезал Бог.
            - Сволочь! Почему?!
            - На кой мне это? - пожал плечами Бог. - Это же адская работа на пару тысяч лет. Придётся полностью обновлять божественную сущность человечества. А эта сущность, этот самый Земной бог, он ведь ещё и упираться будет. Хоть проси, хоть требуй - не стану, и баста.
            - Ах ты... Да я тебя...
            - Ну, и что ты мне сделаешь? - съехидничал Бог.
            - Ты должен... - растерялся Лёха.
            Растерявшись, он малость утратил свою дерьмо-значимую великолепность, и Бог не преминул этим воспользоваться.
            - Ничего я тебе не должен, - заявил Бог. - Сила твоя слабеет. Выдыхается Дерьмо. На такую глобальную задачу, как я уже говорил, Дерьмо Сатаны и в расцвете своей силы не потянет. Только я, Бог, могу свершить это, - закончил Бог самодовольно. - Но не свершу, - добавил он злорадно...


ЭПИЛОГ


            Тропинка юркнула меж чахлыми кустами и спустилась к речушке. Близ воды прошли два оборванца. Один был в преклонном возрасте, прихрамывал и покряхтывал; его седые космы свалялись и засалились. Второй, благодаря молодости, шагал бодрее; он что-то насвистывал и время от времени тягуче сплёвывал.
            С кряхтением старик опустился на четвереньки и стал пить, окунув лицо в воду. Потом привстал, встряхнул мокрой бородой и, злобно поглядывая на спутника, пробормотал:
            - Скоро, скоро уж...
            - Как водица? - поинтересовался молодой.
            - Странный вкус.
            - Двумя километрами выше по течению срёт в эту речку парфюмерная фабрика, - пояснил Лёха.
            Бог сотворил страшное ругательство и отполз в кусты, где его стошнило. Он злобствовал на Лёху, как и прежде, но ругань относилась непосредственно к фабрике.
            Шёл третий год их странствий. Дерьмо Сатаны выдохлось настолько, что Лёха едва-едва удерживал Бога в своём распоряжении. Близился час расплаты. Не зря Бог бормотал: "Скоро уж..." А Лёха был счастлив. Бог вернётся на Небеса, но никогда не забудет всего, что видел на Земле, что испытал на собственной шкуре. Может быть, он что-нибудь сделает для глупо-разумного населения планеты по имени Грязь...

            Андрюха открыл глаза и бодро вскочил с кровати, бессознательно улыбаясь. Слегка недоумевая по поводу странного, приятного состояния, он бросил взгляд на часы. И челюсть чуть не упала на пол от изумления: десять минут прошло с момента принятия "дозы", всего десять минут! Рука ещё побаливает, а голова легка, свежа и полна радостных мыслей. От кайфа и следа не осталось. Но… вдруг, это и есть кайф? Нет! Это - жизнь! Он и представить не мог, что она так прекрасна.
            Андрюха подскочил к окну. Хрястнув рамой, распахнул, подставляя опухшее лицо нежному солнцу, вдохнул полной грудью... Ф-фу! Какая гадость - этот городской смог. Эх, сейчас бы в лес куда-нибудь, подальше от смрада машин.
            Он перегнулся через подоконник и увидел Лёху. Тот лежал на асфальте, распластавшись, как птица. Лежал на спине. Мёртвое лицо дарило гомонящей вокруг толпе мёртвую улыбку. Под затылком растекалась тёмно-красная лужа.
            - Гляньте, гляньте! - истерично тыкала в Лёху пальцем увесистая тётка. - Что ж он лыбится, а?! Что ж он... - Тётка неожиданно успокоилась и тоже улыбнулась.
            В десяти шагах от Лёхи стоял лоток мороженщика. Продавец, поглядывая в сторону происшествия, сожалеюще качал плешивой головой. На его зубах звучно похрустывала мятная конфетка, фантик от которой валялся на белом прилавке. Мороженщик удивлялся:
            "Странно, - думал он и, кстати, не он один, - очень странно: вот парень, молодой, красивый... разбился насмерть. С крыши... И я всё это видел... Как он летел, хряпнулся, выгнулся, руки распластал... Отчего у меня на душе так легко и приятно? Так легко и приятно..."

Корч 2002