У Лизы был день рожденья. Я с женой пришел к ней как всегда без приглашения и без подарка. Впрочем это обстоятельство никого обычно не удивляло. Мы были организаторы праздника и появлялись, когда гости были что называется "тепленькие".
Лиза повела Татьяну на кухню переодеваться, а мне оставалось самому знакомиться с сидящими за столом. Знакомиться я не любил и поэтому просто сказал: "Привет. Водка есть? На улице мороз." Мне протянула рюмку и предложила согреться рыжеволосая девушка. Большие карие глаза, приятный голос, а рядом с ней - свободный стул, и всему этому я был несказанно рад.
После первой рюмки водки все слушали маленького мальчика, который взахлеб рассказывал о том, что самые невероятные и увлекательные истории оказывается можно отыскать в многолетних залежах "Техники-молодежи". После второй рюмки благодарные слушатели стали наперебой предлагать помощь небезызвестному рассказчику. Деньги ему были нужны на поиски Шамбалы. После третьей рюмки глаза у присутствующих увлажнились, у рыжеволосой соседки слезы уже нарисовали свои дорожки на лице. И, чтобы усилить произведенный эффект, я прочитал стихи одного забытого поэта:
Городок, покрытый снегом, виден в зеркало дальнего вида.
Силуэты современных зданий смывает с ветрового стекла.
Снаружи мелькает весна, а с нею - прошедшее лето.
И можно прожить заново мгновенья своей жизни.
"Что, сказочник, стихи читаешь, девчонок охмуряешь?" - проскрипела внезапно появившаяся баба-яга, выхватывая меня из-за стола. Лиза, Лиза, зачем ты угощала мою жену глинтвейном…
Баба-яга что есть силы дернула за скатерть. Все что было на ней, пронеслось мимо оторопевшей публики и грохнулось на пол. Взмахнула освободившейся скатертью и на столе появилась печь. Настоящая печь с трубой, пробившей потолок - бедные соседи! - и пламенем, пожиравшем дрова. "Давай, милок, полезай в кузовок!" - прошипела мне старуха и наподдала хорошего пинка. Все ахнули. Кто-то, очнувшись, выговорил заплетающимся языком: "С чем будут пирожки?" Ему, заикаясь, пытались ответить: "С чел…, с чело…" И тогда я пропищал из печки: "С грибами, капустой и творогом!" Последнее, что я слышал, перед тем как пошел процесс, был дружный хохот.
После баба-яга еще раз взмахнет скатертью и превратится в мою жену, печка исчезнет, уступив место еще дымящимся, словно дышащим пирогам. Я буду сидеть в одном из них, надеясь, что пирожок заполучит какая-нибудь девица, например та, рыжеволосая. Но Татьяна знает свое дело четко. Она разломает пирожок и я с криками и уханьем, издаваемыми тоненьким голоском, перекувырнувшись несколько раз через голову, шлепнусь на пол. И не превращусь в сказочного принца или отважного путешественника, а останусь самим собой в потертых джинсах и в поношенной кофте. И под шквал аплодисментов - а куда же без них? - и с кульком пирогов в руках мы уйдем домой пить чай.