“…человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; и пошёл дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое…” (Матфея, 7, 24-27).
Мы понимали, что без богов ничего не выйдет.
Да, я воззвал к Деве, и она отдала для кормы нашего корабля священный дуб из рощи оракула Отца Богов в Додоне.
Да, мне покровительствовала Царица богов – ведь проклятый узурпатор не приносил ей жертв, а я ежедневно молил о милости и мести.
Да, и лучезарный Стреловержец принял нас под свою защиту и побудил отправиться в поход за удачей. В поход, который должен был вернуть мне скипетр отца.
Но этот их план – пронзить стрелой любви сердце волшебницы, дочери царя, чтобы обеспечить ее помощь в опасном предприятии…
Сказать по чести, я в такое не очень верил. Мало ли что рассказывают старики детям в жаркий полдень, когда голуби воркуют в пыли и клюют пшеничные зерна. Я не верил, что дочь может предать отца лишь оттого, что там, наверху, - боги смешают карты и сплутуют в игре, положив нечестный груз на чашу весов. Тем паче что ей ведома была древняя волшба, наговоры и наука зелий и трав, - неужто же среди этих зелий не найдется одного против стрел любви?..
Но знаете, все получилось.
Я пошел в царю с посохом мира, сказать свою просьбу и уладить все добром.
Тут я ее и увидел – она стояла за спиной сестры. Тонкая, смуглокожая. Изумленно сдвинула брови; а глаза – зеленые, как трава, как листья; а волосы – темный мед. Я потянул ее к себе взглядом – настойчиво, сильно, - и она опустила глаза, смутилась и прикрыла лицо покрывалом. Царь позвал нас во дворец и велел приготовить пир – но я знал, что иду не за этим. Я знал, что из-за моей спины боги целят в ее сердце золотой стрелой – в ту секунду, когда тетива просвистела над моим ухом, ее нефритовые глаза затуманились, а по телу прошла дрожь, - и я понял: твоя сила передо мной кончилась, девочка, сколь ни сжимала бы ты испуганно руки и губы.
Царь был гневен на пиру; он не поверил, что мы пришли с добром и назначил мне службу за желанный приз – распахать поле, запрягши в плуг медноногих и огнедышаших быков; засеять пашню зубами дракона и одолеть тех, кто родится из земли, - но я не боялся. Я знал: ее магия будет на моей стороне, как если бы она сама, своими тонкими руками схватила за рога быков и пригнула их головы под ярмо. Я знал, что ночь ее темна и страшна, что сейчас она то тянется к ларцу с ядом, чтобы убить себя - но отталкивает его, ибо Царица богов внушает ей неодолимую жажду жизни, - то рыдает на своем ложе, потому что в каждом сне, который присылают ей боги, видит меня.
Я пришел в храм ее богини, и боги сделали меня прекрасным, - чтобы глаза ее застлались нежностью и тоской. Она отдала мне зелье, делающее неуязвимым, и в эту секунду боги стояли незримыми за моею спиной: ведь Царица богов хотела ее руками убить ненавистного узурпатора.
Я не противился, когда они затуманили разум царевны, внушив ей страх не перенести разлуки и желание оставить отчий дом и плыть со мною. И в миг, в который она опустилась на колени, обнимая мои ноги – изломясь тонким станом, спрятав лицо свое в рассыпавшихся волосах – я знал, что боги хорошо сыграли свою партию, и теперь она, некогда грозная колдунья - слаба и беспомощна передо мною.
Моя. Душою и сердцем.
Царь и его сын были на поле. Они стали свидетелями моей победы, - ведь зелье дало мне неодолимую силу. Но тут и он сыграл нечестно – решил погубить нас, чтобы не отдавать драгоценный приз. Пришлось пойти на хитрость и мне – чары царевны усыпили дракона, стерегущего драгоценность, и я забрал то, за чем плыл, преодолевая тяготы пути, - а дальше нас ждал только простор моря! Она плыла со мной и я смотрел на ее тонкий профиль и слезы в ее глазах.
Опасности для нас не кончились, ведь сын царя с бесчисленным войском настигал нас, горя гневом и полный решимости наказать похитителей и вернуть сестру – но кто же виноват, что его отец не захотел отдать мне то, что я честно выслужил честной... или пусть даже не вполне честной службой, выполняя его задания?.. И потому мы с нею заманили царевича в храм и там убили его, ее брата – убили безоружным и в храме, и разрубили тело на куски, чтобы остановить погоню, и нам это удалось, ибо его войско погрузилось в великую скорбь. А дальше нашим врагом было только море, но и по нему вели нас боги, смягчая волны, отводя от скал и утишая пение сирен.
Она помогала мне и дальше. Хитростью умертвила тирана, отнявшего скипетр моего отца. Я утолил свою обиду и отомстил ее руками – негодяю перерезали горло его собственные дочери, – так хитро она отвела им глаза и затмила разум. Но все же недостаточно хитро, и нас изгнали.
Сейчас мы в чужом городе. Его правитель гостеприимен, а его дочь так прекрасна… Я хочу взять ее в жены, и отец с радостью отдает ее знаменитому герою…
Одна загвоздка - она. Моя волшебница.
Да, я рассказал ей все.
Конечно, ей нельзя остаться здесь – царь боится ее магии и ее мести. Но он согласился дать ей день отсрочки перед изгнанием – она молила так отчаянно, - и грозил казнить наших сыновей, если застанут ее в городе лучи восходящего солнца.
И вот теперь она сидит у очага. Стихли проклятия и угрозы, смирилась боль, взгляд ее неподвижен и странен, а на коленях лежит драгоценная одежда. Она перебирает ее складки, словно проверяет каждый кусочек вышивки; ведь она дитя богов и царей, а царевна не может дарить бедных подарков…
Ведь все хорошо. Все хорошо, завтра она уйдет из города, оставив мне сыновей, и я буду жить новую жизнь. Очень тяжело тащить за собою груз предательства, обмана, убийства и клятвопреступления; еще тяжелее - когда это связывает тебя с женщиной, с которой ты ложишься в одну постель и которой склоняешь голову на грудь каждую ночь. Я перечеркну все, что было, и начну жизнь начисто, набело, с нового листа…
Но отчего же словно пение сирен, встреченных мною в гибельном плавании, звучат в ушах моих странные голоса; звучат, и не дают мне покоя?..
- Дурное, дурное, ах, дурное дело задумал ты, Ясон из Иолка…