И все же, сначала они пошли «На таганку». Уже в вестибюле почувствовалась необычность происходящего. Переодетые в солдатские шинели актеры выкрикивали революционные лозунги, сдергивали с плеч винтовки и стреляли в потолок холостыми. Грохот раскалывал вестибюль, едкий запах пороха лез в ноздри, публика вскривала и спешила поскорее пробраться в зал на свои законные места.
- Джон Рид, - шепнула Анна. – «Двадцать дней». – Слышал ведь?
- Угу, - кивнул Сережа, хотя, ничего такого не слышал. Какой-то актер, в бледно-зеленом френче, бегал по сцене и хрипло выкрикивал текст. Среднего роста, на лице круглые стеклышки – пенсне. Публика затаила дыхание.
- Высоцкий, - от волнения Анна вцепилась в Сережину руку, - Керенского играет.
Выходили революционные матросы в бушлатах и бескозырках, вскидывали ружья и вновь с грохотом стреляли в потолок. Закладывало уши. Сережа сглатывал. Публика бешено аплодировала.
По окончании все потянулись обратно в вестибюль. У дверей, на мраморной стене висели два ящичка. На одном было написано: «Для хороших отзывов», на другом: «Для плохих». Сережа украдкой заглянул в прорезь ящичка «Для плохих». Прямо у прорези торчала программка с небрежным росчерком наискосок: « к сожалению очень плохо». – А вроде бы и ничего, - усомнился Сережа и подал Анне рукавом вперед ее серое в елочку пальто.
- Ну, проходите, проходите, - распахнула дверь Анина мама и, сложив руки, как для молитвы, улыбаясь, отступила в глубь прихожей. У мамы было розовощекое лицо и блестящий японский халат с павлинами. Пока разливали чай, Сережа успел оглядеться. Квартира – как квартира. Обычная мебель, строгий палас, многочисленные полки с книгами. Мама придвигала печенье, внимательно смотрела карими глазами. Сережа смущался и мысленно вздрагивал от каждого шороха. Ждал, что вот-вот войдет И.А. Закс и скажет:» Ну-с, что скажите, любезный?» – и строго посмотрит поверх очков. Но никто не входил. Печенье было вкусным, лился мягкий свет абажура, тикали часы.
- А расскажи, как у вас танцуют, - попросила Анна, и пояснила: - мама родом из Венгрии. Девичья фамилия – Беркоши, правда, мам?
– Правда. – Мама, вдруг выдвинулась из-за стола, растянула руки и пошла боком, выворачивая ступни, как будто держась за партнеров по танцу. У нее была хорошая улыбка. Прощались на лестничной площадке. Пропустив Анну вперед, мама придержала Сережину руку. Понизив голос, взглянула просящее: - Вы пойдете к Аниной подруге на день рождения, я знаю. Наверное, останетесь ночевать. Сережа, я вас прошу… - и посмотрела так. Так, как смотрят мамы.
- Надень костюм, и купи бутылку вина, – распорядилась Анна накануне дня рождения подруги. Костюм, - вспомнил Сережа. Опять эти дурацкие брюки, которые так и не ушил. Надел пиджак и клеша из театральной занавеси. Те самые, со змейкой наружу. Плевать, пусть смотрят.
Подруга возникла в дверном проеме неожиданно и не одна. Из-за плеча тревожно выглядывал темноволосый паренек.
- Вера, - строго представилась подруга. - Гриша, и кивнула через плечо на паренька.
Сама она тоже была темноволосая и с черными глазами. Черные, как жуки, - подумал Сережа. Евреи, что ли. Или цыгане.
Все суетились вокруг стола, Вера взяла Сережу за руку и повела в другую комнату.
– Смотри, - показала на магнитофон. - «Грюндик». - Включила кнопку. Завертелись пластиковые бобины. Вера щелкнула рычажком, - стерео! Так один канал, а так – другой, слышишь?
– Слышу, - Сережа утвердительно покивал, хотя и ничего не слышал. Не ощущал разницы. Вера вздохнула и посмотрела в черное окно.
- Я все про тебя знаю, - и перевела взгляд на Сережу. - Понимаешь… тебе отдаться мало. Аня с мамой одни. Папа их бросил, ушел к другой, у них теперь свой ребенок. А ты…
- А что я? – Сережа нахмурился. Чего они все от него хотят?
Приоткрылась дверь, просунулась голова. – К столу, - пригласил Гриша и сверкнул черным глазом.
- А кто принес дешевый портвейн? – Вера обвела взглядом гостей. Никто не сознавался. Сережа тыкал вилкой и молчал. Анна рассмеялась, тихо, как колокольчик. Взглянула на Сережу, - ты чего? - Ничего. - Взялся за щеку. – Зуб болит.
Анна посмотрела внимательно, поднялась из-за стола, кивнула: - Пойдем. В комнате, куда пришли, горел ночник. Скинув ботинки, Сережа лег на кровать.
- Полежи пока. Я приду, - и тихонько притворила дверь. За стеной играла музыка, слышался смех. Ровно в 12 часов дверь отворилась. Анна вошла. Прямая спина, распущенные волосы, строгое черное платье, никаких украшений. В руке поднос, на подносе горящая свеча и рюмка водки. В хрустальных гранях переливались блики от свечи. Миледи, - подумал Сережа. - Анна де Бейль. – И представил себя в старинном замке.
- Спишь7 – Анна поставила поднос. Присела на край, взяла Сережину руку, подула в лицо.
– Как зуб?
- Лучше.
Склонилась, провела ладонью по Сережиным волосам, тихонько легла рядом. Сережа неуверенно закинул руку Анне на грудь. Она улыбнулась, повернула голову.
- Я девушка.
- Ааа, тогда я пошел, - спохватился Сережа.
- Лежи, - Анна мягко, но настойчиво придавила Сережу за плечи. – Все равно, когда-нибудь это произойдет. Я хочу, что бы это был ты, а не какой-нибудь… козел.
- Например, Овечкин, - почему-то вспомнил Сережа и слегка успокоился.
Анна потянулась задуть свечу.
- Не надо, - Сережа стал нежно гладить локоны, смотрел в глаза. Глаза отражалось пламя свечи. Древнее, как мир. – Не надо…