Голконда

Заякин Б. Н.







                Приключенческий роман.






                “Голконда”.








“Природа - это не то, что мы получили в наследство от предков, а то, что мы взяли взаймы у потомков”.
                Древнее индийское изречение.










                Поселок Томилино - 2005 год.
                1

                Часть первая “Легенда индийской гробницы”.
               
Сказочная Индия. Именно здесь и будут происходить приключения трех русских друзей, которые, волею судьбы, оказались заброшены на другой край света.
Индия расположилась на полуострове Индостан между верховьями рек системы Инда в Пенджабе на Западе и речной системой Ганга на Востоке. Расположена она в тропическом поясе и защищена горами от северных холодных ветров.
Индия отличается жарким влажным климатом, богатством и разнообразием растительности и животного мира. Полуостров Индостан еще иногда называют Индийским субконтинентом, а для этого есть все основания.
Из геологической истории известно, что в далеком прошлом Индостан, из-за дрейфа материков, отделился от Африки и приплыл к Азии. Природные условия Индии крайне разнообразны.
На юге простирается обширное плоскогорье Декан, имеющее засушливый климат, порожистые, сильно мелеющие зимой реки и засухоустойчивую растительность типа саванн и лесов с опадающей листвой.
Декан - это засушливое холмистое плато, с запада и востока ограниченное горами Западными, более высокими, и Восточными Гатами. Интересно, что плато Декан образовалось десятки миллионов лет назад в результате вспучивания земной поверхности от удара астероида с противоположной стороны земного шара в районе Мексиканского залива, именно эта катастрофа была, вероятно, причиной исчезновения динозавров.
На севере расположена высочайшая в мире система Гималайских гор -  “Обитель снегов”, высшая точка которых гора Джомолунгма высотой 8848 метров над уровнем моря, со снежными вершинами и ледниками; на востоке - плодородная долина Ганга.
Гималаи протянулись с востока на запад от реки Брахмапутра до реки Инд. Гималаи состоят из трех основных горных хребтов: горы Сивалик на юге, далее Малые Гималаи и Большие Гималаи.
Индо-Гангская равнина занимает центральную и восточную часть Индии. На территории Индо-Гангской равнины проживает до 250 миллионов человек.
Юго-восточная часть Индостана образует обширную равнину - Тамилнад. К западу к Индо-Гангской равнине примыкает пустыня Тар-Тхар, Великая Индийская пустыня.
Многие деканские реки в сухой сезон пересыхают. Во время сезона дождей северная часть Индии бывает очень обильна дождями и наводнениями. В этот период джунгли расцветают.
Слово джунгли стало широко известно европейцам лишь немногим около двухсот лет назад, когда в свет вышли две “Книги джунглей”, написанные мало кому из¬вестным в то время английским писателем Редьярдом Киплингом.
Когда эта книга была переведена на русский язык и впервые издана в нашей стране, ее название было “Карта распространения джунглей и других тропических лесов”. Теперь она всем известна по имени главного героя - индийского мальчика Маугли, это имя и дало название русскому переводу.
В отличие от другого героя популярных книг и фильмов - Тарзана,  Маугли действительно вырос в джунглях. “Но как же так! - воскликнете вы. - Тарзан тоже жил в джунглях. Мы сами видели и на картинках, и в кино яркие тропические цветы и пестрых птиц, высокие де¬ревья, переплетенные лианами. А крокодилы и бегемоты! Где они живут, разве не в джунглях?”.
Увы, придется вас огорчить, но ни в Африке, где про¬исходили невероятные приключения Тарзана и его друзей, ни в Южной Америке, ни даже в кишащей людоедами жаркой Новой Гвинее джунглей нет и никогда не было.
Неужели Киплинг нас обманул? Ни в коем случае. Этот великолепный писатель, гордость английской ли¬тературы, родился в Индии и прекрасно ее знал.
Именно в этой стране перевитые лианами густые древесно-кустарниковые заросли с бамбуковыми рощицами и участ¬ками, покрытыми высокими травами, на языке хинди называют джангал или джангл, что в русском языке перешло в более удобное для нас слово джунгли.
Однако та¬кие заросли характерны исключительно для Южной и Юго-Восточной Азии - преимущественно для полуостро¬вов Индостан и Индокитай.
Но популярность книг Киплинга была так велика, а слово джунгли так красиво и необычно, что многие даже хорошо образованные люди, конечно, кроме спе¬циалистов по ботанике и географии, стали называть так любые труднопроходимые леса и кустарники.
Кстати, путаница с употреблением терминов косну¬лась не только слова джунгли: по-английски все леса жарких стран, включая джунгли, обычно называют тропическими дождевыми лесами, не обращая внимания на то, что они по большей части рас¬положены не в тропическом, а в экваториальном, субэк¬ваториальном и даже частично в субтропическом поясах.
Большинство из нас хорошо знакомы с лесами уме¬ренных широт и их особенностями. Мы знаем, какие деревья встречаются в хвойных, а какие в лиственных лесах.
Мы хорошо представляем себе, как выглядят растущие там травы и кустарники. Казалось бы, лес он и в Аф¬рике лес, но, окажись вы в экваториальном лесу Конго или Индонезии, в тропических лесах Америки или в ин¬дийских джунглях, вы увидели бы массу необычного и удивительного.
Давайте познакомимся с некоторыми особенностями этих лесов, с их причудливыми растениями и уникаль¬ными животными, узнаем о живущих там людях, о тех ученых и путешественниках, которые посвятили свою жизнь их изучению.
Тайны джунглей всегда манили лю¬бознательных; наверное, сегодня можно смело утверждать, что большая часть этих тайн уже раскрыта, об этом, как и о том, что до сих пор остается загадкой, и пойдет речь в этом романе. Начнем с экваториальных лесов.
Трудно найти леса, у которых было бы столько же названий, иногда даже противоречащих друг другу по смыслу, сколько их есть у этих лесов.
Экваториальные леса, тропические дождевые леса, гилея, сельва, джунгли, впрочем, вы уже знаете, что это название оши¬бочно и, наконец, термин, который вы можете встретить в школьных или в научных атласах, - постоянно влаж¬ные экваториальные леса.
Даже великий английский ученый Альфред Уоллес, во многом предвосхитивший основные положения тео¬рии эволюции Чарлза Дарвина, будучи биологом, не особенно задумывался о том, почему, описывая эквато¬риальный пояс, он называет растущие там леса тропи¬ческими.
Объяснение довольно простое: полтора сто¬летия назад, говоря о климатических поясах, обычно выделяли всего три: полярный, он же холодный, уме¬ренный и жаркий тропический.
Надеемся, что эта путаница не приведет к тому, что вы забудете все, чему вас учат на уроках географии сейчас, в XXI веке. Чтобы этого не произошло, расскажем обо всех типах лесов чуть подробнее.
Леса, мало чем отличавшиеся от современных дождевых лесов, появились на нашей планете около 150 миллионов лет назад. Правда, тогда в них было гораздо больше хвойных деревьев, многие из которых сейчас исчезли с лица Земли.
Несколько тысяч лет назад эти леса покры¬вали до 12% земной поверхности, сейчас их площадь со¬кратилась до 6%, и она продолжает стремительно умень¬шаться. А 50 миллионов лет назад такими лесами были покры¬ты даже Британские острова, их остатки, в первую очередь пыльцу, удалось обнаружить английским бота¬никам.
Вообще пыльца и споры большинства растений пре¬красно сохраняются в течение тысяч и даже миллионов лет. По этим микроскопическим частичкам ученые научились узнавать не только вид, к которому принадле¬жат найденные ими образцы, но и возраст растений, что помогает определить и возраст различных горных пород и геологических структур. Такой метод получил название спорово-пыльцевого анализа.
В настоящее время собственно экваториальные леса сохранились только в Южной Америке, Центральной Африке, на Малайском архипелаге, который 150 лет назад исследовал Уоллес, и на некоторых островах Оке¬ании.
Более половины их сосредоточено в пределах все¬го трех стран: 33% в Бразилии и по 10% в Индонезии и Конго, государстве, постоянно меняющем свое на¬звание, еще недавно оно было Заиром.
Чтобы помочь вам составить подробное представле¬ние об этом типе лесов, мы последовательно расскажем об их климате, водах и растительности.
Постоянно влажные экваториальные леса приурочены к экваториальному климатическому поясу. Экваториальный климат отличается удручающим однообразием.
Вот уж где воистину зимой и летом - одним цветом. Вы наверняка уже неоднократно слышали в сводках погоды или в разговорах родителей что-нибудь вроде этого: “Идет циклон, теперь жди снегопадов”. Или: “Что-то антициклон застоялся, жара будет усиливаться, и дождя не дождешься”.
На экваторе такого не бывает - там круглый год господствуют жаркие и влажные эква¬ториальные воздушные массы, никогда не уступающие места более холодному или сухому воздуху.
Зато день без дождя в экваториальных широтах явление практически неизвестное. Местные жители со¬вершенно не нуждаются в прогнозах синоптиков: они и так знают, какая завтра будет погода.
Круглый год каждое утро небо здесь безоблачно. К середине дня начина¬ют собираться тучи, которые неизменно разражаются печально известными послеполуденными ливнями.
Поднимается сильный ветер, из мощных туч под акком¬панемент оглушительных раскатов грома на землю об¬рушиваются потоки воды. За раз здесь мо¬жет выпасть большое количество осадков. Через 2-3 часа ли¬вень заканчивается, и наступает ясная тихая ночь.
Ярко светят звезды, воздух становится чуть прохладнее, в низинах скапливается туман. Влажность воздуха тут тоже постоянна, всегда чувствуешь себя так, словно жарким летним днем очутился в парнике.

                2

1 марта 1881 года был убит император России Александр II. Убийство царя-освободителя произвело сотрясение народного сознания. И отозвалось. Но непредсказуемо - еврейскими погромами.
Вот текст из полицейских прокламаций: - “Знаете ли вы, братья и сёстры, рабочие и крестьяне, кто главный виновник всех наших несчастий? Знаете ли вы, что евреи всего мира объединились в союз и решили полностью разрушить Россию? Рвите на части, убивайте этих врагов Христа”.
Дальше - больше: некоторые евреи “имели при себе бутылки с серной кислотой, которой они и плескали в проходящих христиан”. “Аптеками традиционно владели евреи”, - услужливо они добавляли, зная прекрасно, что ни огнестрельных ранений, ни ожогов серной кислотой следствие не обнаружило.
Отношение русской интеллигенции к еврейским погромам было одной из самых больных тем в еврейской прессе начала века. В еврейском сознании погромы были напрямую связаны с действиями царского правительства. Вся история еврейских погромов в России доказывает, что погромщики и черносотенное движение пользовалось поддержкой царского правительства.
Но были еврейские погромы и в "чистом виде". Два из них произошли в маленьких городках Екатеринославской губернии - Александрове и Павлове. Погромы выдвинули национальный вопрос на первое место среди еврейских проблем. Все еврейские партии и все еврейские политические активисты были вынуждены обратить свое внимание на существование этой проблемы.
1 июля 1881 года еврейский мещанин Ося Гильденберг и русский дворянин Илья Медовой были осуждены к бессрочной каторге за неудачное покушение на Екатеринославского градоначальника Извекова.
Осю осудили за то, что он мстил за своих убитых погромщиками родителей и младшую сестренку Сару, а Илья за принадлежность к эсеровской партии бомбистов.
С Нерчинской каторги оба бежали и через месяц очутились в Китае, где Ося отправил прощальное письмо своей девушке Марии Стасовой.
“Прости, что я пишу это тебе сейчас, только после смерти моей семьи. Я никогда не умел писать любовные письма. И прощальные тоже. Но я больше не могу этого терпеть. Я устал от этой страны, где национальность определяет, жить человеку, или нет.
Может это всё лишнее, но я просто хочу объяснить, что же всё-таки произошло. И я очень хочу, чтобы ты меня правильно меня поняла. Я очень не хочу тебя ранить. Я просто больше не могу быть с тобой. Мы разные люди по крови.
Мы так долго с тобой были вместе. Я так привык к тебе. Я знаю, будет больно. И мне, и тебе. Но это судьба и другого выбора у меня нет.
Прощай. Твой Ося”.
В Гонконге они сели на китайский пароход, на котором Илья влюбился в англичанку Анну Смит, дочь управляющего прииска Голконда. Молодая девушка ответила ему взаимностью, но через три месяца  в Бомбее судьба их разлучила.
Анна должна была погостить в семье родственников и через месяц обещала Илье прибыть на прииск к отцу, где они и встретятся. Итак, 13 февраля 1882 года друзья очутились в Бомбее без денег, без паспортов и рекомендательных документов.
Идея заработать на алмазных копях в Голконде целиков принадлежала Илье, так он был старше Оси и окончил Киевский университет, с уклоном по юридическому праву.
Кроме того, Илья намекал, что у него имеется карта, которая поможет им найти огромные сокровища, но до поры до времени своей идеи не раскрывал, обещая это сделать только в Голконде, после того как разыщет своего старого друга Егора Анохина, который осел на прииске после бегства из России.

                3

И вот они в знаменитой Голконде, что на языке телугу означает  пастуший холм, - это синоним несметных сокровищ и богатств, ведь именно здесь, в бассейне реки Кришны, найдено множество драгоценных камней, которые до 18 века добывались только в Индии.
Вот как в 1298 году описывал Голконду известный путешественник Марко Поло: - “В этом царстве находят алмазы, и скажу вам, много тут гор, где находят алмазы.
- Пойдет дождь, вода потечет ручьями по горам да по большим пещерам, а как перестанет дождь и только что вода сойдет, идут люди искать алмазы в тех самых руслах, что вода понаделала, и много их находят”.
Именно из старой Голконды отправились в путешествие по белу свету известные всему миру такие бриллианты, как Кохинор, Орлов, Шах, Регент, Великий Могол и другие.
Все знаменитые камни индийского происхождения окутаны дымкой таинственности и загадочности. И чем меньше наука знает об их происхождении, тем богаче и красочней становятся легенды, окутавшие их.
Старейший драгоценный алмаз - Великий Могол был найден в копях Колур на реке Кистне в Голконде в 1640 году (по другим данным в 1650 году).
Когда нашли алмаз Великий Могол, он был размером с шарик для игры в настольный теннис, весил около 800 каратов и до 1905 года был самым крупным из всех встречавшихся до той поры алмазов.
После шлифовки вес Великого Могола уменьшился до 280 каратов.
Французский ювелир и путешественник Тавернье в своих путевых заметках об Индии утверждает, что видел этот алмаз своими глазами 1 ноября 1665 года в царской сокровищнице Аурангзеба в древней столице Индийской империи городе Агре.
А самый крупный из найденных алмазов в мире получил имя "Куллинан". Он был обнаружен в 1905 году около города Претории в Южной Африке. Масса "Куллинана" составляла 3106 карат (или 621 грамм), и стоил он 9 миллионов фунтов стерлингов.
Алмаз был подарен английскому королю Эдуарду VI. При обработке "Куллинан" был расколот на 105 частей; самая крупная из них массой 516,5 карата, или 103,3 грамма получила название "Звезда Африки".
Итак, вся местность копей Колур на реке Кистне в Голконде своими контурами напоминала лунный кратер. Впрочем, внимательный наблюдатель догадался бы, в чем дело. Неприветливая местность, голые скалы и множество  зияющих  глубоких  ям делали прииск скорей похожим на каменоломни.
Мельчайшая пыль, поднимавшаяся над разрытой землей,  образовала  густые  тучи, которая  временами  заслоняли солнце. Свежему человеку сразу бросалось в глаза бесконечное  переплетение металлических тросов, соединявших дно каждой ямы с поверхностью земли. 
По тросам, на блоках, беспрерывно поднимались наверх  вместительные  мешки  из бычьей кожи, наполненные песком. Небольшое приспособление, похожее на  те, какими пользуются в московских пригородах огородники, подает ведро  наверх, едва оно наполняется, и мчит его обратно, как только оно опустело.
   Весь пейзаж был изрыт большими ямами. Клетки нарезаны в богатой алмазами земле. На дне глубоких ям с усердием муравьев  работают  оборванные  люди.
Они роют, копают и просевают размельченную землю.  Их  черные,  белые,  или желтые лица покрыты грязью, пылью и потом.  Кожаный  мешок  бежит  наверх.
Возможно, в нем лежит целое состояние. Вот блок перестает визжать. Содержимое мешка высыпается на стол.  Белый англичанин судорожной рукой разбрасывает землю по столу, а сам смотрит жадными глазами, не сверкнет ли драгоценный алмаз.

                4

Обследованную землю потом ссыпают на тачки и увозят по узким тропинкам, которые  правильными  линиями  прорезают  весь  прииск.  Нельзя   смотреть спокойно, как  беспечно  люди  толкают  тачки  по  самому  краю  ям: достаточно одного неловкого движения, чтобы оступиться и полететь вниз.
Но что значат довольно-таки нередкие несчастные случаи в глазах  этих  людей, охваченных алмазной лихорадкой! Время от  времени  происходит  обвал,  или обрывается камень, или падает вниз тачка.
Раздается крик ужаса и  боли,  и когда  кожаное  ведро  снова  поднимется  на  поверхность,  в  нем   лежит изуродованное человеческое тело.  Какое  это  имеет  значение?  Главное  - алмазы! Гибель человека - происшествие незначительное.
Вот какой-то индус нашел  алмаз  в  сорок  каратов.  Сейчас  же  надзиратель предлагает ему пятьсот фунтов стерлингов. Но счастливчик требует тысячу, и надзиратель уходит, только пожимая плечами.
Вот китаец. У него вид человека,  измученного  нуждой  и  непосильным трудом. Внезапно он подскакивает, точно в приступе  умопомешательства.  Он кричит,  воет,  мечется  из  стороны  в  сторону  и  разражается   потоком ругательств на своем птичьем языке:
- О, боги! Братья, я умираю! Я  задыхаюсь  от  радости! Мои дети будут богаты. Я сам буду богат!  Алмаз  в  семьдесят каратов! Это пять тысяч фунтов стерлингов.
Новость  мигом  облетает  весь  прииск,  и   лихорадочное   исступление возрастает, хотя это уже, как будто и невозможно.
Вот кто-то другой, менее впечатлительный, чем китаец, явно сдерживает лихорадочную дрожь. Его движения замедляются. Несмотря на все свое видимое хладнокровие, он чем-то озабочен. Потом он делает  нечто  странное. 
Босой ногой, пальцы которой у него не менее ловки, чем пальцы рук,  он  пытается нащупать какой-то камешек. Он его заметил своим  наметанным  глазом  и  сразу оценил: это алмаз, еще не отделившийся от породы.
На минуту человек приостанавливает работу, делает вид, будто удаляет из ноги занозу, хватает свой камешек и быстро прячет его во рту.
Но это заметил надсмотрщик, от которого  ничего  не  укроешь. Чуда   не прошло, а он уже на дне  ямы.  Он  хватает  человека  за  глотку  и  сразу обрушивает ему на голову свой массивный и грязный от пота кулак.
- Открой рот, бродяга, или я тебя задушу!
Но вор уже лежит в обмороке. Надсмотрщик достает из кармана  складной  нож, раскрывает его, просовывает лезвие ему между судорожно  сжатыми  зубами, нажимает и с победоносным видом извлекает камешек.
- Подымите мне эту тварь наверх. Пусть ему  дадут  двадцать  пять кнутов для первого раза достаточно. Но такие истории, подтверждающие богатство прииска, только разжигают  у людей жадность, и поиски продолжаются все с тем же неутомимым усердием.
Темные истории тянулась за многими из драгоценных камней добытых нечеловеческим трудом рабов в рудниках Голконды, Южной Африки и Бразилии.

                5

Едва очутившись в руках человека, они сразу окунались в теплую человеческую  кровь, и, возможно, именно это придавало  им    таинственное и мистическое свойство.
Но личное обладание ими постоянно приносило для людей несчастье. Впрочем,  разумнее  предположить,  что  причиной  всему была  извечная порочность человеческой натуры.
Рабы,  под  ударом  кирки  которых  алмазы,  сверкнув   искрами   в колеблющемся пламени факела, вываливались из пластов голубой глины,  соблазнялись величиной алмаза и игрой света в них.
Одни рассекали себе ноги и руки, что бы спрятать камни глубоко  в  раны, затем перевязывали их грязными тряпками, оторвав кусок   ткани из своих лохмотьев. Таким образом,  они надеялись  скрыть  алмазы  и вынести их из рудника.
Другие поступали проще - глотали камни. Однако, хотя  в  те времена и не существовало еще рентгена, надсмотрщики  сумели  найти  действенный метод борьбы с подобной уловкой.
Согласно правилам никто из рабочих не мог покинуть охраняемую территорию, прежде чем по окончании  смены  дважды  не опорожнит кишечник. Нечистоты периодически  промывали  сквозь  специальные металлические сита, чтобы отсеять возможные драгоценные крупицы.
Опытные надсмотрщики сразу видели подвох.  Поэтому  они забивали воров до смерти, а потом, зная, что их трупы  не предадут  земле,  а  бросят  на  растерзание  хищным птицам,  дожидались   темноты, пробирались на кладбище, резали трупы и брали алмазы себе.
В  тот  же  вечер  они  продавали  их  по дешевке трактирщикам, которые не только снабжали весь поселок рабов-рудокопов спиртным, но и  скупали  краденое.
Другие перекупали краденое у трактирщиков и перепродавали алмазы с выгодой дальше, миссионерам и богатым  путешественникам.
Те, в свою очередь, везли алмазы в Европу, где знаменитые голландские ювелиры превращали невзрачные,  бесформенные кусочки кристаллических углеродов в великолепные, сверкающие идеально отшлифованными гранями бриллианты чистейшей воды, которые затем продавали  богатым аристократическим семьям.
Аристократические семьи давали бриллиантам собственные  имена. Но они не приносили им счастья  -  головы  аристократов падали под топором палачей и гильотины во  времена  Великой  французской  революции. 
Бриллианты похищались  из разоренных замков в пользу новых господ, и долгое время путешествовали по темным клоакам уголовного мира, неся гибель своим новым хозяевам. Камни проигрывали в карты, закладывали, дарили в  знак  любви и верности своим любовницам.
Алмазы  были  обнаружены  в  Голконде давно, еще в незапамятные времена. Все они уходили в сокровищницу местного раджи, а затем расходились и по всему миру. Потом пришли англичане, и разработка алмазных россыпей перешла к ним.
Теперь же прииск сделался сокровищницей английской короны.  Однако  крайне плохое оборудование и полное отсутствие удобств делают пребывание здесь мало завидным.
Если бы  не  надежда  быстро  разбогатеть, люди вряд ли могли оставаться хотя бы несколько часов в этих душных  ямах, да еще при сорокаградусном зное. Воды здесь нет. В лагере  до  отвращения  грязно.  Живут  в  жалких, раскачивающихся на ветру хижинах и изодранных в клочья палатках.
Но власти все же заботятся о безопасности рабочих. Каждый вор - а их здесь много, -  если  его  не  приговорили  к  наказанию кнутом, должен отбыть несколько дней принудительных работ.  Наказание  это налагается часто и заключается в уборке лагеря.
Сезонные рабочие и приговоренные работают под наблюдением полицейских, которые следят за ними с револьверами в руках.
Однако, похоже, что чем больше вывозят тряпья, лохмотьев, коробок из-под консервов, старых сапог и поломанных лопат и кирок, тем  больше  их  вновь оказывается через каких-нибудь несколько часов.
Люди пришли сюда в поисках богатства и нисколько не думают  о  самых  элементарных  законах  гигиены.
Режут скотину, а потроха и  кости  бросают  прямо  перед  палаткой;  потом приходят индусы, китайцы, малайцы, или собаки, хватают все эти отбросы и с  жадностью поедают. Остатки валяются по всему лагерю.
Никакие болезни никого здесь не пугают, никто не думает о  своем  здоровье.  У  иного  уже припрятано где-нибудь в земле, под палаткой, целое состояние, а  он  ходит босой, в лохмотьях и питается сухарями, которые макает  в  местную  водку.
Для этих одержимых весь смысл жизни выражен  в  одном  слове:  алмаз.  Оно сверкает и гипнотизирует.

                6

Нет ничего нет удивительного в  том,  что  прибытие  двух новых  европейцев и двух индусов, хотя и не совсем обычного вида, прошло здесь почти  незамеченным.
Все  они,  особенно  европейцы,  внешне  не имели ничего общего с приисковой публикой. Старший группы оказался высокого  роста,  худощавый,  коротко  остриженный  смуглый  человек   лет тридцати, с  черными глазами  и  светлой  бородой. 
Правильные  славянские черты  лица выдавали его северное происхождение. Его  снаряжение  и  весь  вид  показывали,  что человек этот весьма заботится об удобствах, которыми здесь обычно пренебрегают.
Пробковый шлем с назатыльником из белой материи защищал от зноя. Куртка с поясом и множеством карманов свидетельствовала, что человек привык к дальним путешествиям. Брезентовые брюки заправлены в большие сапоги.
Широкий нож, который  мог  служить  и тесаком, висел у  него  на  кожаном поясе,  в котором сверху были сделаны закрывающиеся карманчики для патронов. Английское двуствольное ружье крупного калибра свисало стволами вниз с правого плеча.
Второй русский был одет точно так же и имел такое  же  снаряжение.  Но этим и исчерпывалось все сходство между  ними,  хотя  они  и  были  примерно одного возраста и, по-видимому,  оба  северяне. Но первый носил свой дорожный костюм с  каким-то  достоинством,  а  второй  был простоват. Самый  поверхностный  наблюдатель  заметил  бы  это  с  первого взгляда.
   Что касается двух индусов, то вид у них был, как у местных оборванцев.    Одежда на них была грязна и  поношена,  говоря  точней  - изодрана в лохмотья. Драные тюрбаны не скрывали густых черных, лохматых шевелюр. На бедрах у обоих болтались ножи, а в ушах - золотые серьги.
Необходимо отметить, что они  носили  каждый  по  огромному  двуствольному карабину - из тех, какими в Индии пользуются для охоты на крупного зверя.
Оба  индуса  были  в  восторге  от  своих  нарядов  и   посматривали   с высокомерием на своих загорелых до черноты собратьев. Оба европейца проходят медленным шагом и смотрят по сторонам,  очевидно, что-то ища.
В конце концов, они обращаются к полисмену. Тот, вежливо ответив  на  их приветствие, приглашает их следовать за ним  и  приводит  к  яме,  на  дне которой работает десять человек.
   - Это здесь, господа, - кланяясь, говорит полицейский.
   Молодой человек  подходит  к  самому  краю,  стараясь  хоть  что-нибудь разглядеть сквозь густую пыль, поднимающуюся из глубины.  Несколько  камешков вырываются у него из-под ног. Землекопов, поглощенных работой на дне  ямы, это заставляет взглянуть наверх.
Один из них, гигант высокого роста,  испускает  крик,  в  котором радость перемешана с изумлением. По шаткой лесенке он спешит выбраться  на поверхность и, нисколько не смущаясь грязи, которая  покрывает  его  лицо, руки и одежду, бросается прямо в объятия пришельцев.
   - Егор Анохин, дорогой мой!
   - Илья! -  восклицает  тот взволнованным  голосом. - Наконец-то я тебя вижу!
   - Ты здесь! В этом аду! Какое чудо привело тебя сюда? Какой счастливый случай?
   - И не чудо и не случай.
   - Дорогой Илья! Ты все такой же весельчак!  Значит,  ты  искал меня?
   - И весьма долго.
   - Для чего же именно?
   - Во-первых, для того, чтобы тебя повидать. А затем, чтобы помочь  тебе выбраться отсюда.
   - Как ты сюда попал? Друзья писали мне, что ты на каторге.
   - Да, сидел, но потом сбежал вместе со своим другом. Познакомься – это Ося Гильденберг.
   - Очень приятно.
   - Взаимно.
   - Каким образом?
   - Потом расскажу.
   - Ах ты, бедняга!
   - Спасибо за сочувствие. Но мы начинаем привлекать внимание всех этих людей. Я не люблю, когда на меня  слишком  долго смотрят.  Давай-ка отойдем в сторону. У тебя тут  есть  где-нибудь  свой  угол?  Какая-нибудь дыра?
   - Вот именно, ты правильно сказал: дыра и есть. Идем!

                7

Тот, которого звали Егором, шел впереди и вел своих  спутников  по узким тропинкам между ямами к палаткам, белевшим в полукилометре от  места работ.
Ему примерно лет тридцать пять. Он полная противоположность своему другу. Большие голубые глаза, светлые волосы, длинные усы,  высокий рост и атлетическое сложение  делают  его  похожим  на  викинга. 
Сходство  между ними было особенно велико, как в физическом, так и в моральном смысле, ибо Егор Игнатов от природы наделен не  только  силой своих предков, но также их душевной прямотой и храбростью.
   - А вот и моя дыра, - сказал он, раздвигая полог палатки.
   - Обстановка простая и дешевая, - весело заметил Илья.
   - Пустяки: тысяча фунтов стерлингов наличными.
   - А дела-то хоть идут нормально?
   - Да, как сказать. За полгода я  с  трудом  сводил  концы  с концами. К счастью, неделю назад  мне  удалось  найти  ямку,  которая принесла мне пять тысяч. В общем-то, не бог весть что.
   - Зато я принес тебе богатство.
   - То есть как это?
   - Расскажу в двух словах. Ты знаешь, что за последние годы  я  успел побывать  в Киеве. Там получил от моего поверенного письмо  с  извещением, что все мое состояние ухнуло в результате финансового краха. Я мигом помчался в Воронеж, распродал свое имение,  расплатился  с  долгами  и очень скоро оказался без гроша в кармане.
   - Да ведь и со мной было то же самое! Мне пришлось продать все,  что  я имел, вплоть до моего маленького имения. Я с трудом сохранил пятьдесят тысяч дохода для моей бедной сестры.
   - Так что ты видишь, как процветают мои дела! Но жить-то ведь  надо.  А  меня  не  привлекает  чиновничья  служба. По-моему, место делопроизводителя, или титулярного советника не более  заманчивы,  чем почетная, но низко оплачиваемая должность ночного сторожа.  Тогда  у Евгения возникла гениальная мысль...
   - У Евгения? Кто это Евгений?
   - Черт возьми, это мой друг! Он помог мне вступить в партию эсеров. Но ты же ничего не знаешь? Это целая история. Мы с ним познакомились три года назад и дрались  на дуэли.
- Очень хорошо! - прервал его Егор, смеясь во все горло. -  Однако перейдем к гениальной мысли твоего друга.
- Все очень просто. Ты, быть может, знаешь или не знаешь, что  уже  в  1780 году православные монахи, посетившие Индию, составили карту, в которой указывалось,  что  эти  земли,  едва  известные белым, содержат алмазы. И действительно, установлено, что древние индийцы набивали алмазами древние захоронения раджей.
- И ты все это узнал? Какая мудрость!
- Не я, а мой дальний родственник монах. За час он рассказала мне  об  алмазах гораздо больше, чем наш гимназический преподаватель за пять лет.
Из всего, что он нам вдалбливал, я помню только, что, вопреки некоторым мнениям, алмаз - это чистый углерод, что он кристалл и имеет  форму  куба,  восьмигранника, десятигранника и так далее. Всему  этому  я  охотно  верю.
- Здорово! - воскликнул Егор.
- Монахи пережили немало приключений, и, между прочим, им довелось  спасти от мучительной смерти одного индийца, по имени Лари. А ты прекрасно знаешь, что индийцы - народ очень благодарный. Лари к ним привязался. Перед отъездом монахов в Россию этот Лари  умер  от  чахотки. 
- Он  был потомком могущественного раджи. Умирая, он принес в  дар своему спасителю несколько крупных алмазов, единственным и законным владельцем которых был.
- Но гораздо больше камней припрятано  в древнем захоронении на юге Индии,  куда  мы  с  тобой  и отправимся без промедления. В Бомбее наш консул сказал мне, что ты находишься здесь, в Голконде.
- Тогда  я и подумал, а почему бы мне не поделиться сокровищами клада с тобой. Ты всегда  был  моим лучшим другом, и тебя постигла та же беда, что и меня. Поэтому  я  считаю, что будет вполне естественно, если ты разделишь со мной мою удачу. За этим я сюда и прибыл, дорогой мой Егор. Вот и все.
   Егор задумчиво молчал. Илья заговорил снова:
   - Ты что онемел? Ты не говоришь: "Едем скорее"? Ты не торопишься  продать свою мерзкую яму и эту рваную  палатку,  которая  кишмя кишит  всякими  насекомыми? Или ты мне не веришь?
   - Верю, верю, но...
   - Что "но"? У меня есть карта местности. Правда, плохонькая.  Но  мы  с тобой не робкого десятка, мы не пропадем и с такой картой. Ее составил  по указаниям покойного Лари  тот монах, который оказался моим дальним родственником.  Он  ее  начертил на церковном плате. Это будет наша  путеводная  нить,  и  она  нам поможет найти клад. У  меня  есть  доброе  предчувствие.  Поверь  мне,  ты еще выкупишь свое имение, а я построю в Воронеже новое.  Да  что  это  с тобой?

                8

   Егор вскочил, точно его подбросило пружиной. Он схватил револьвер, висевший на центральном столбе, и быстро вышел.
- Тихо! - сказал он шепотом. - Нас подслушивают!
Нетвердой походкой пьяного мимо проходил человек огромного роста.
- Ничего! - сказал Егор, вернувшись  в  палатку.  -  Какой-то пьяный. Он едва не завалил мою палатку.
- Одобряю твою осторожность. Подобные тайны не следует выбалтывать так, чтобы слышал всякий.
- Раз так, - резко перебил его Егор. - В таком  случае,  я  еду  с тобой.  Черт  возьми,  моему   лучшему другу грозит  смертельная  опасность,  а  я  буду  сидеть  в палатке? Да что я, в самом деле, подлец, что ли?
- Ну вот, наконец-то! Узнаю своего старого друга! Не думай, однако, что я собираюсь задержать тебя надолго. Нам достаточно  пяти  месяцев,  а  там одно из двух: либо мы себе составим состояние, либо придется все  начинать с самого начала. Просто  потеряем  пять  месяцев,  и  покончим  с  иллюзиями, или возьмемся  за   разработку какого-нибудь участка.
- Идет! Я завтра же продаю свою долю в яме, орудия, палатку,  алмазы,  и идем.
- Почему завтра? А почему не сейчас?
- Надо еще найти покупателя.
- Покупатель есть. Только что, проходя мимо, я заметил еврея, который чем-то торговал. Раз есть торговец, значит всегда можно сделать дело.
- Это, вероятно, хозяин фургона, в который запряжено десять быков. Он только вчера прибыл.
- Какое нам дело? Распродай все поскорей, и едем!
Дали знать торговцу,  и  он  явился  немедленно.  Небольшие алмазы  он  тщательно осмотрел, ощупал,  взвесил  и,  в  конце  концов,  купил.  Равно  как  и оборудование, палатку и права на участок.
Кроме денег, он дал Егору крепкую, молодую лошадку, отсчитал три тысячи стерлингов и удалился.  Ночь  спустилась  быстро,  и  три   друга,   сопровождаемые   двумя индийцами, верхом покинули прииск  и  взяли  путь  на юг.
Утро едва успело  бросить  на  прииск  свои  первые  лучи,  когда  всех взволновал страшный слух, передававшийся из  уст  в  уста.  Говорили,  что ночью произошло убийство. Все побросали работу и  пустились  в  лагерь,  к палаткам.
Люди всех цветов кожи собрались шумной толпой вокруг огромного фургона, принадлежавшего  торговцу еврею,   и   испускали   оглушительные   крики.   Двое полицейских пробились сквозь людскую  стену  и  проникли  в  фургон. 
Труп торговца лежал  в  луже  крови  и  загораживал  вход.  Глаза  были  широко раскрыты, рот перекошен. Длинный нож пробил грудь,  наружу  торчала одна рукоятка. Кровь капля за каплей стекала под фургон  и  смешивалась  с кровью сторожевого пса, которого тоже зарезали.
В фургоне стоял невообразимый беспорядок: все было  перерыто,  и  рыли, видимо, весьма поспешно  -  везде  остались  кровавые  отпечатки  пальцев. Сундук был разбит, а на полу искрились мелкие алмазы, должно быть  не замеченные грабителем.
С  богатыми  государствами  бывает так же,  как  с  богатыми   людьми.   Пусть промышленное предприятие правильно организовано, пусть им хорошо руководят - всего этого еще мало для того, чтобы дела шли  хорошо.  Нередко  бывает, что  стечение  совершенно  случайных  обстоятельств  создает  процветание, которого не смог бы принести самый усердный труд.
Удача в делах,  то,  что называется везением, зависит нередко от случая. Англичане  просто-напросто "везучий" народ. Похоже, что всюду, где гражданин Соединенного Королевства только водрузит свой “Юнион  - Джек”  (английский  флаг),  счастливый  случай торопится взять его под свое покровительство.
Мало  того,  что  климат  и  производительные   возможности   Индии замечательно благоприятствовали  разведению  скота  и  создали  новым плантаторам из Англии источник обогащения, - надо было к тому  же,  чтобы здесь долгие столетия были алмазные копи.
Началось невиданное обогащение. Такая же удача ожидала  англичан  и  на мысе Доброй Надежды. Был момент,  когда  из-за  прорытия  Суэцкого  канала звезда великой Южно-Африканской  колонии  могла  закатиться,  но  чудесный случай придал этой звезде  новый  и  неожиданный  блеск:  в  колонии  были найдены алмазы.

                9

Прежде, чем продолжить   наше   повествование, необходимо немного углубиться в область истории и географии.
Протоиндийская цивилизация уже существовала в долине Инда 3-2 тысячи лет до нашей эры. Вклад, сделанный народами индийского субконтинента, особенно относящийся к периоду глубокой древности, еще не выявлен в полной мере и не оценен по достоинству.
Древнейшую цивилизацию в долине Инда открыли позже других. Она существовала в одно время с древним Египтом и Месопотамией и занимала площадь большую, чем обе ее великие и прославленные современницы, вместе взятые. Но в отличие от них, она была предана полному забвению.
Ее называют протоиндийской, индской (по названию реки Инд – главной водной артерии территории), или хараппской цивилизацией (по названию одного из главных мест раскопок в Хараппе, округ Монтгомери, Пакистан). Ее древнейшее самоназвание пока неизвестно.
Цивилизация долины Инда представляет собой один из ареалов древнейшей культурной зоны. Европа в ту древнейшую эпоху была отдаленной и заброшенной окраиной Старого Света, значительно отстающей в своем развитии от Азии и Африки.
Жители протоиндийских городов относились к средиземноморской ветви большой европеоидной расы, то есть были в своем подавляющем большинстве людьми темноволосыми, темноглазыми, смуглыми, с прямыми, или волнистыми волосами, длинноголовыми. Что касается языковой принадлежности хараппского населения, то по последним данным есть основания считать его дравидоязычным.
Топонимия – название местных поселений. Антропонимия – названия имен собственных людей. Теонимия – названия имен богов. Европеоидные типы были распространены в древних протоиндийских городах еще до вторжения арийских племен; проникновение их на эту территорию относят еще к концу верхнего палеолита или мезолита.
Археологические материалы позволяют проследить древние торговые пути, связывающие центры хараппской цивилизации с другими странами. Постоянный морской путь, идущий вдоль северного берега Персидского залива, связывал города индской долины с Месопотамией.
Вероятно, существовал сухопутный караванный путь, соединяющий Хараппу с Южным Туркменистаном через Северный Белуджистан и Афганистан. По всей вероятности, период наивысшей торговой экспансии приходился на рубеж 2 тысяч лет до новой эры.
В древних шумерских текстах упоминается заморская страна Мелух, или Мелухха, которая большинством исследователей отождествляется с Хараппой. Привозимые из Индии товары были богаты и разнообразны - это  алмазы, рубины, изумруды, золото, серебро и другие ценные металлы, эбеновые и мангровые деревья, сахарный тростник, шкуры диких животных, а также многое другое.
Закат протоиндийской цивилизации остается важной проблемой, ждущей своего окончательного разрешения в будущем. Популярной была идея арийского погрома.
Ученые считают, что основной причиной падения хараппской цивилизации было истощение экономических ресурсов долины Инда, и это заставило население городов искать новые, менее истощенные места и отправляться на юг, к морю и на восток, в район долины Ганга.
Индия уникальна в том отношении, что здесь тысячелетиями сохранялась подлинная непрерывность традиций и цивилизаций, и продолжали существовать издревле установленные основы и законы жизни, в современность тянулись нити культуры, возникшей на заре истории.
Сама природа резко и определенно очертила границы этого района, выделив его на территории субконтинента. Он представляет собой естественно выделенную область, заключенную между Гималаями, краем афганского и белуджистанского плоскогорий, морем, раджастанскими горами и безводной пустыней, то есть область, отличающуюся от всей остальной территории субконтинента.
Главное достоинство почвы – ее плодородие, которое сохраняется благодаря систематическим разливам рек. При благоприятных климатических условиях, главным образом при умеренных и равномерно распределенных дождях, почва индской долины способна давать два урожая в год: весенний и осенний.
Другим важным источником естественного богатства долины является вода – без нее эта область быстро превратилась бы в иссохшую от зноя и суховеев пустыню. В долине множество больших и малых рек.
Долина Инда страдала от ураганов и циклонов, частых наводнений и высыхания рек, землетрясений. После разливов рек немалую опасность для сельского хозяйства представляло собой засоление почв, подъем уровня грунтовых вод. Благоприятным условием для ведения интенсивного земледелия представлял людям и климат.

                10

Таким образом, долина Инда и прилегающие к ней районы представляли земледельцам обильную воду – речную, дождевую, колодезную, - плодородную почву и благоприятный климат.
Область долины Инда и его окрестностей изобиловала медью, оловом, драгоценными камнями, золотом, серебром, глиной, древесиной.
Ценилась традиционная мудрость людского сообщества, отработанная и выверенная веками тяжелого опыта. Были отработаны тонкие механизмы, обеспечивавшие связь между поколениями и передающие накопленный предками опыт потомкам. Эти механизмы сохраняются в Индии и поныне.
К этим механизмам следует, прежде всего, отнести ритуал. Посредством ритуалов вся жизнь человека была ориентирована на достижение целей, обладавших в том обществе наивысшей сакральной ценностью.
В Индии, как и во всякой традиционной культуре, общественное, социальное предшествует всякому отдельно взятому индивиду, а ярко выраженная индивидуальность воспринимается, как тягостная отдаленность. Носителю традиционной культуры глубоко чуждо восприятие и осознание себя как единственной и неповторимой личности, независимой от других и противопоставляющей себя обществу.
Понятие долга – одно из центральных в системе социально-этических индуистских ценностей – было символом и эталоном освященной веками традиции. Долг призывал строить свое социальное поведение в соответствии с принятыми нормами. Самым действенным средством контроля был неформальный – общественное мнение, резко осуждавшее неправедность и активно одобряющее следование утвердившемуся обычаю.
Ритуалов было – и сохраняется поныне в Индии, особенно сельской, - множество. Были сезонные ритуалы; ритуалы, связанные с вступлением в более высокий статус или с выходом из него; ритуалы, сопряженные с жизненным циклом человека и исполняемые при рождении, совершеннолетии, вступлении в брак и смерти; ритуалы гадания и многие другие.
Ритуал в жизни архаического коллектива имел не просто центральное, но стержневое положение, он способствовал решению главной задачи – гарантии выживания отдельного человека и коллектива.
В Индии существуют огромные своды описания ритуалов, существующих здесь с глубокой древности. Описания эти сделаны скрупулезным образом. Неукоснительное следование ритуальным предписаниям гарантировало достижение жизненно важных и ценностно-значимых целей.
Ритуалы, через которые проходил индуист в течение своего жизненного пути, начинался до его рождения и заканчивался после смерти.
Смерть воспринималась индуистом не как трагическая неизбежность, а как перемена жизненного плана и переход к новому рождению. По каноническим индуистским текстам, смерть – последнее жертвоприношение человека, где жертва, посылаемая богам, - он сам, его тело.
В 19 веке в английской палате общин был поднят тревожный вопрос о политическом положении Индийской империи.
Не задолго перед тем русское правительство своими благоразумными уступками по афганскому разграничению представило новое доказательство того, что ее политика в Азии покоится на мирных началах.
Положение англичан в Азии затруднялось, отношения Англии к России постепенно ухудшались, и, чуть было, не привели к открытому разрыву.
Если бы война произошла, то ни Англия, ни Россия не добились бы никаких существенных выгод, но вышли бы из борьбы истощенными, чего собственно и искали главные руководители европейской политики с покойным князем Бисмарком во главе.
Кир, Дарий, Александр Македонский, Махмуд Газнийский, Чингисхан, Тимур, Бабур, Надир-шах — вот не полный перечень всех имен завоевателей, которые с успехом воспользовались стратегическим положением Средней Азии, перешли Афганистан и захватили Индию.
История походов этих завоевателей, а также походы скифов и монголов, показывают нам, что Гиндукуш и Сулейманов хребет имеют значительное число проходов, по которым следовали большие массы пехоты и кавалерии и даже артиллерии.
Никто не станет утверждать, что Россия не готовилась к вторжению в Индию. Но неотразимая логика событий, направляемых недоверчивою рукою Англии, указывает, что весьма скоро наступит время, когда границею русских средне-азиатских владений станет хребет Гиндукуш, этот естественный рубеж Индии, а в пределы России, по всей вероятности, будет включена Кушка.
Возможность потерять Индию, самую богатую часть Британской колониальной империи, англичанам вовсе не улыбалось. Англии удалось сохранить колонию, а Россия оказалась уже не перед перспективой новых территориальных приобретений, а перед назревающей войной с Францией, в которую ее умело втравили англичане.
Был ли оправдан этот страх? В какой-то мере — да. Русское военно-политическое руководство страны явно не исключало возможности похода на Индию. Велась усердно разведка, широко известна деятельность поручика Виткевича в Кабуле в 30-х годах, в Париже в это же время был издан анонимный труд об Индии русского военного разведчика (его имя так и не установлено — право же, мы ленивы и нелюбопытны, как припечатал нас в своё время великий поэт Пушкин).

                11

Вид убитого еврейского торговца вызвал у всех ужас и гнев. Кражи не  были  такой уж редкостью  на  прииске,  но  убийств  не  случалось.  Жуликов  было  не перечесть, но никому не приходило в  голову,  что  надо  бояться  за  свою жизнь.
Неудивительно, что, когда эти люди,  в  большинстве  не  признающие особых нежностей, почувствовали угрозу для своей жизни и  своего  кармана, они стали требовать мести и суда Линча.
Один только полицейский Генри сохранял невозмутимое спокойствие. Прежде всего, он не позволил никому дотрагиваться до убитого, и  чем  бы  то  ни  было  нарушить беспорядок, царивший в этом базаре на колесах.
Дело в том,  что  сахиб Генри Вильямс, которого на прииске звали просто сахиб Генри, считал самого себя - по праву, или без права - человеком обойденным судьбой. К  своей  великой  досаде,  он прозябал в полиции на самых низших  должностях  и  с  нетерпением  ожидал, когда, наконец-то, случай предоставит ему возможность выдвинуться.
Теперь такая возможность перед ним открывалась. Заставить какого-нибудь  индуса  вернуть алмаз, который он прячет во рту; заставить какого-нибудь белого  сознаться в краже; схватить несколько китайцев и  потащить  их  за  косы  в  тюрьму; помогать при наказании палками, или командовать нарядом  штрафных,  которые убирают нечистоты в лагере, - ну что это, в самом деле, за занятие! 
Любой чернорабочий справится. Но раскрыть тайну загадочного и кровавого убийства - такая перспектива могла бы взволновать любого полицейского, даже лишенного честолюбия. А Генри  был  честолюбец,  который  к тому же любил свое дело. К тому же он был тесно связан с тайным братством преступников похитителей алмазов.
Он услышал  крики:  "Линчевать!  Линчевать!"  -  и  это  заставило  его оторваться от мечтаний в такую заманчивую  минуту,  когда  он  уже  своими ушами так и слышал речь губернатора, который в награду за блестящий подвиг назначал его начальником всей полиции штата.
Он с важным видом повернулся, обвел взволнованную публику  бесстрастным взглядом и сказал:
   - Вы хотите его линчевать? Кого?
Этот простой вопрос произвел  впечатление  холодного  душа.  По  адресу почтенной корпорации, коей Генри был лучшим украшением,  посыпались  весьма нелестные замечания.
- Спокойствие, джентльмены!  -  невозмутимо  продолжал  Генри.  -  Идите работать. О вашей безопасности должны  заботиться  мы,  и  мы  свой  долг выполним. Что касается меня, то я это  дело  распутаю.  Тому  порукой  моя честь. И - господь меня слышит - вы еще повеселитесь: я  обещаю  вам  одну, или несколько великолепных виселиц!
Легко возбудимая толпа, состоявшая из людей нервных, быстро переходящих от одной крайности к другой, стала хлопать в ладоши и оглушительно  громко кричать:
   - Гип! Гип! Ура! Да здравствует Генри!
Начальник полиции Рат лично прибыл на место происшествия, чтобы осмотреть его. Результаты были ничтожны. Отдавая себе в этом отчет, Рат все  же  тщательно  измерил кровавые оттиски рук убийцы,  осторожно  вытащил  нож  из  груди  убитого, прочитал на клинке имя фабриканта и собрался  уходить,  когда  взгляд  его совершенно случайно упал на некий небольшой предмет. От  удивления  Рат даже вздрогнул. Он поднял предмет, спрятал его в карман и вышел  из  фургона,  бормоча про себя:
   - Так! Мне везет с самого начала. Дай бог дальше не хуже.
Он  медленно  направился  к   помещению,   где   были   расквартированы полицейские, когда к нему подошел человек огромного роста и выпалил:
   - Вам известно, что русский ночью уехал?
   - Какой русский?
   - Тот самый, у которого покойный откупил вчера  участок,  алмазы, орудия, и даже палатку.
   - Знаю. Что из этого?
   - Подождите. Русский уехал с двумя  белыми,  которых  никто  раньше  на прииске не видел. Они были оба одеты в дорожные костюмы.
   - Дружище, вы напрасно тратите время. Я знаю все это не хуже вас.
   - Вы так думаете? А знаете, что я нашел возле палатки русского, которую покойный еще не успел разобрать и унести?
   - Что именно?
   - Вот эти ножны. Посмотрите, но подойдут ли они к  тому  ножу,  который торчал у старика в груди.
   - Покажите.
   Ножны пришлись, как нельзя лучше.  Ошибки  быть  не  могло  -  русский нож  имел слишком необычную форму, таких здесь не носили.
   - А что это доказывает? - спросил Генри.
   - Очень многое. Хотя бы то, что убийство совершил именно  этот русский,  или его спутники, или все трое вместе.
   -  Не  исключено,   -   пробормотал   полицейский,   казавшийся   более флегматичным, чем всегда.
Под  громадной смоковницей  в  ожидании  завтрака Егор  читал   роман о путешествиях, в котором описывались прожекты будущих миллионеров.

                12

Дерево имело чуть ли не десять  метров  в  обхвате  и  делилось  на  четыре громадных разветвления, прикрывающих  своей  листвой  довольно  просторную площадку.
Над жаровней шипит нанизанная на срубленную ветку  дерева туша свиньи. Это был  всего  лишь небольшой поросенок, но клыки у него были длинней, чем у европейского вепря.
Илья чистит  ружье  и одновременно присматривает за жарким,  аппетитный  вид  и  запах  которого приводят в явное восхищение  двух  индусов. Их  темно-коричневые лица расплываются от удовольствия при виде этого зрелища,  радующего  их вечно  пустые  желудки.
Оба они расхваливают на своем  языке  вкусовые  достоинства  кабана,  но  не  помогают  русскому кулинару,  а  только  посматривают  на  него,  застыв  в  позе   ленивого блаженства.    Расседланные лошади по близости мирно пощипывают траву.
Егор рассказывает, что-то весьма интересное, Илья с Осей слушают своего друга  внимательно  и  не  перебивая,  лишь  время  от времени улыбаясь его остротам, которые могли бы вывести из равновесия даже индийского факира.
- Видишь ли, дружище, - говорил Егор, - в жизни всякое бывает. Ты говоришь - роман. А  роман  -  это  правда.  Самые,  казалось  бы, невероятные  хитросплетения   человеческой   фантазии,   в   конце   концов, воплощаются в действительность. Вот мы с тобой лежим  под  этой смоковницей, которая торчит здесь, вероятно, с незапамятных времен.
- Разве одно  это  не подтверждает мои взгляды, которые ты назвал слишком смелыми? Что  касается меня, то я рожден для всяческих приключений, не  спорю.  Ты  помнишь,  как меня  бросало  в  лихорадку,  когда  я  читал старинные романы   о приключениях?
- Я  впивался  в  потрепанные  страницы,  сердце  у  меня так сильно билось, я  был  близок  к  обмороку,  когда  читал  о  подвигах  великих искателей приключений.
- Эти люди казались  мне  не  менее  великими,  чем древние завоеватели. Вот белеют кости воинов, погибших в пустыне, необозримые, но  проклятые  леса, завлекающие беспомощного человека! Всю  мою  молодость  меня  не  покидали мечты об этих диких местах.
- Браво, дорогой мой! Если бы ты говорил не в пустыне - ибо здесь мы  в совершеннейшей пустыне, - если  бы  ты  выступал  так  красноречиво  перед воспитанниками гимназии, ты бы сразу мог зажечь кучу юнцов. Но что касается меня, то я давно вышел из того счастливого возраста, когда люди  протирают свои короткие штаны на школьных скамьях, и, скажу тебе  откровенно,  я  не вижу ничего райского и захватывающего в том положении, в какое мы попали.
   - Эх ты, прозаический ты человек!
   -  Ну,  давай  попытаемся  рассуждать,   по   возможности,   здраво.   Я всего-навсего обыкновенный русский человек, и меня демон приключений никогда не искушал. Я прост, как земля, на которой впервые увидел свет божий. Если бы я родился в каком-нибудь портовом городе, у моря, где корабли все время приходят и уходят и пробуждают  в  ребенке  мысли  о  незнакомых  краях  и потребность в передвижениях, было бы  другое  дело. 
- Морские  дали  всегда имеют обаяние экзотики, и нельзя от этого отделаться. Но ведь я-то  прожил всю жизнь в таких местах,  где  никто  о  путешествиях  и  не  мечтал.  Я преспокойно делил  свое  время  между  хлопотами  по  имению  и  московской светской жизнью.
- И вот ты попал в Индию, к индийцам, ты сидишь  под  смоковницей, ты жаришь тушу дикого кабана и сейчас будешь с аппетитом ее уплетать.  Вот оно как! Теперь ты видишь, что всякое бывает?  Ты  разорился  до  нитки  и решил, что надо поскорей и честно восстановить свое благосостояние.
- Но  ты выбрал способ довольно-таки странный для человека, привязанного к земле.
- Тоже заслуга, нечего сказать! В Воронеже, когда я обеднел, мои знакомые чувствовали себя неловко, встречаясь со мной. Они  точно  боялись,  что  я стащу у них деньги. А что касается моего алмазного  участка,  который  я бросил, то я хотел бы знать, что более достойно сумасшедшего:  отправиться с тобой на поиски алмазной гробницы, или копаться в грязной  яме,  в которой каждую минуту можно погибнуть?
- Упрямый ты человек! Ну ладно, поедим  жаркое  и  двинемся  дальше,  в страну миллионов.
- Почему не миллиардов?
- Пожалуйста, пускай в страну миллиардов. Мне так много даже не  нужно. Когда я восстановлю имение, то прикуплю соседнюю  сосновую рощу,  и  подарю моей сестре бриллиантовое колье, и заживу, как  легендарный  Потемкин. 
- Конечно, некрасиво,  когда  мужчина  увешивает  себя  этими  сверкающими  кусочками камней. Это могут делать  только  американцы.  Им  очень  нравится  быть похожими на  ювелирную  витрину.  А  я  украшу  бриллиантами  упряжь  моих лошадей, ошейники моих собак.
- Ты сошел с ума!
- Пожалуйте кушать, - прервал их Ося, нарезавший на  ломтики  хорошо прожаренное кабанье мясо.
- Если бы нас видели наши бывшие  партийные друзья!  Воображаю,  какие шуточки посыпались бы по нашему адресу, - заметил Илья.
- Мы еще больше могли бы посмеяться над ними. Они едут в какой-нибудь модный ресторан, и вяло жуют кусочек мяса, обработанного  тонким  кулинаром.
- Они выпивают стакан кислого вина, которое потом  не  могут  переварить,  а по вечерам  они  будут  сидеть  неподвижно  в  каком-нибудь   большом   зале, разделенном на тесные и неудобные уголки. Там они будут сидеть, как  Будды, и смотреть, как накрашенные мужчины и дамы встречаются под  газовым фонарем и рассказывают друг другу нелепые и вымышленные истории, и, наконец, они поедут домой спать.
- В то время как мы созерцаем эту пышную природу и едим жареное мясо без хлеба.
- Здесь чистый воздух! Свобода.
- Мы ее запиваем простой водой.
- Какие великолепные деревья.
- Сколько насекомых! Они более разнообразны, чем украшения султанши.
- В том числе комары и муравьи.
- Извольте идти  кушать,  -  повторил  Ося,  прерывая,  таким  образом, беседу, которая развлекала двух детей.
- Позвольте, господа Медовой и Анохин, - сказал он. - Мясо будет холодным.
   Затем он обратился к обоим индусам:
   - Эй, ребята! Кушать будете? Тогда забирайте свою долю.
   Индусы ели с жадностью, кости так и трещали у них на зубах, даже крокодил  и тот мог бы им позавидовать. Русские тоже обедали с удовольствием.

                13

Один из самых драгоценных и полезных ископаемых земли - алмаз.
Алмазы известны с глубокой древности. Уже тысячи лет назад они привлекали внимание людей своей красотой.
Слово алмаз происходит от греческого "адамас" - неодолимый, несокрушимый и от арабского "ал-мас" - твердейший, известен с глубокой древности. Он считался царем самоцветов, "камнем царей" и ценился превыше всех сокровищ.
Ничто не может сравниться с ним по твердости, и потому он поистине вечен. А высокое светопреломление и замечательная игра цветов у бриллиантов говорят о том, что возник самоцвет в необычных условиях, происходящих в глубинах вселенной и земли.
Короны и скипетры царей были украшены сверкающими бриллиантами - гранеными алмазами. Но с конца XIX века алмазы стали ценить уже не только за их красоту, но и за твердость.
Алмазы родились глубоко под землей, когда раскаленная магма прорывала земную кору, образуя в ней своеобразные трубы, похожие на жерла вулканов.
Эти жерла (геологи называют их трубками взрыва) бывают заполнены глиной голубоватого цвета. По имени Кимберли - места в Южной Африке, где ее впервые обнаружили, голубоватую глину назвали кимберлитом.
Именно здесь находили драгоценные кристаллы, образовавшиеся при застывании расплавленной магмы в толще богатых углеродом пород.
Долгое время алмазоносные трубки были известны только в Южной Африке - здесь кимберлит выходил прямо на поверхность. А во всех других местах - в Индии, Бразилии, Индонезии, Австралии, и у нас на Урале - алмазы находили только по берегам рек, в каменных россыпях.
Вода унесла алмазы далеко от того места, где они когда-то находились, и разбросала вдоль русла рек. Лишь почти через сто лет после открытия алмазов в Южной Африке удалось найти новые алмазные трубки - в краю, который меньше всего похож на южноафриканские степи,- в Якутии.
Алмазоносную глину добывают здесь открытым способом, экскаваторами и бульдозерами. Россыпные месторождения алмазов в руслах рек можно разрабатывать с помощью драг, как и золотые россыпи.
Чтобы извлечь алмазы из глинистой породы, се пропускают через дробилки с упругими подшипниками - их валки размалывают глину, но не могут повредить твердого алмаза.
Измельченную глину промывают водой: куски, в которых прячутся алмазы, будучи более тяжелыми, опускаются на дно.
Для того чтобы отделить алмазы от оставшейся молотой глины, ее подсушивают, а затем пропускают через вибрирующие столы, смазанные вазелином.
Пустая порода скатывается, алмазы прилипают.
Алмазы, добытые во всем мире за целый год, можно увезти на одной пятитонной машине.
Но значение их для техники огромно. Американские экономисты считают, например, что если бы Соединенные Штаты внезапно лишились алмазов, которые они получают из Африки, то их промышленная мощь сразу же снизилась бы наполовину.
А между тем драгоценный алмаз - это всего-навсего углерод. С точки зрения химика, чистый уголь, графит и алмаз - одно и то же. Вся разница только в том, что атомы углерода сложены в них по-разному.
Кажется, воскресла и утвердилась заново известная поговорка "небо в алмазах". Американский астроном Росс из Калифорнийского университета утверждает, что блестящие поверхности планет Урана и Нептуна - это не замерзшая вода, состоящая из аммиака и метана, а сплошной слой алмазов, в гелиево-водородной атмосфере которого кружатся переливающиеся всеми цветами радуги алмазные снежинки.
Первые алмазы были найдены на территории Индии. По данным старинных книг, это произошло свыше трех тысяч лет до нашей эры, а наиболее древним археологическим памятником является бронзовая греческая статуэтка с глазами из индийских алмазов, хранящаяся ныне в Британском музее.
Считают, что она относится к 480 году до нашей эры.
В 1983 году при сооружении оросительного канала на севере Индии рабочие нашли статуэтку бога Рамы, украшенную алмазами и самоцветами, стоимостью свыше миллиона рупий. Археологи датировали находку XIV веком.
Следует заметить, что до XV века алмаз ценился ниже, чем другие драгоценные камни. Древние греки и римляне почти не знали алмаза, а на Востоке его ставили по стоимости ниже рубина, жемчуга, сапфира, лазурита и даже хризолита.
И все это потому, что необработанный алмаз редко выглядит привлекательным: блеск и дисперсия света проявляются в нем только у идеально гладких кристаллов правильной формы.
Алмаз лучшего качества бесцветен, с сильным блеском и прекрасной игрой цвета, про такой камень говорят, что он "чистейшей воды". Однако большей частью алмазы бывают со слабым оттенком других цветов: винно-желтого, соломенного, бурого, грязно-зеленого, синеватого, красноватого и черного.
Среди них высоко ценятся прозрачные алмазы, окрашенные в красный, синий, желтый, розовый и черный цвета.
Пораженные чудесной твердостью и долговечностью самоцвета, очарованные блеском его искрящихся лучей, индийцы посвящали камень своим божествам, приписывали ему величайшие достоинства и ставили во главе драгоценных камней.
В дни их празднеств он являлся главным украшением уборов и роскошных одежд. По их мнению, алмазы произошли из пяти изначальных элементов: земли, воды, воздуха и энергии.
И, видимо, потому индийцы различают в алмазах пять положительных и четыре отрицательных свойства. Положительными считаются: наличие шести вершин, восьми одинаковых граней, легкость, чистота и острые края.
К отрицательным относятся недостаточная чистота, пятна, "перья", "гусиные лапки". Такие нечистые алмазы, по представлениям индийцев, приносят их владельцам проказу, желтуху и хромоту.
Зато хорошие алмазы будто бы обладают способностью отгонять неприятелей, уничтожать опасность молнии и яда и доставлять человеку всевозможные блага.

                14

Высшую степень качества представляют алмазы с шестью, или восемью вершинами и острыми краями, белые, как градины, цвета серебристых облаков и луны.
Еще древние предписывали ему фантастические свойства. Он считался камнем храбрости и твердости характера.
А Гай Плиний Старший уверял, что "алмаз уничтожает действие яда, рассеивает пустые бредни, освобождает от пустых страхов, придает человеку уверенность и силу".
Так что же такое алмаз? Сгустившийся солнечный свет или драгоценный камень, самый твердый из всех камней?
В одной из индийских книг о камнях ("Лапидарии" - лапис - в переводе с латинского камень) говорится: "Алмазы растут вместе: один маленький, другой большой. Растут они без участия человека вместе - мужские и женские.
Питаются они небесной росой и производят на свет маленьких детей, которые множатся и растут". А в сказках "Тысяча и одна ночь" мореплаватель Синдбад рассказывает о долине, кишевшей змеями и усеянной алмазами.
Алмазы оттуда доставали оригинальным способом: в долину бросали куски мяса, чтобы камни к ним прилипали; птицы уносили мясо с алмазами в гнезда, откуда люди впоследствии их добывали.
В числе прозвищ алмаза есть имя и "орлий камень". Оно дано ему потому, что искатели алмазов вроде бы покрывают гнездо орла с находящимся в нем птенцом пластиной стекла.
Орел, не имеющий возможности проникнуть в гнездо, старается понять, что от него хотят люди, долгое время кружит вокруг гнезда, затем, словно догадавшись, улетает и, возвращаясь, приносит алмаз и кладет его на стеклянное покрытие.
Когда алмазов соберется много, искатели забирают их и убирают стекло для того, чтобы орел решил, что он откупился. Но через некоторое время они опять кладут стекло на гнездо, и орел снова приносит им алмазы.
Эта фантастическая версия так же имеет свое объяснение: известно, что птицы, привлеченные блеском, алмазы клюют. Их неоднократно находили в зобах голубей и кур.
Академик В. Севергин в "Первых основаниях минералогии" утверждает: "Сам собою (алмаз) в наисильнейшем огне не растопляется; но сперва мутится и темнеет, а потом получает светящуюся белизну; напоследок испускает острый пар и показывает пузырьки.
Сие продолжается до тех пор, пока он, наконец, совсем не выпарится и исчезнет. Алмаз испаряется из плотных, со всех сторон замазанных глиной сосудов.
Такие опыты над алмазом производили Франц I, император Римский, и брат его Карл, эрцгерцог Лотарингский в 1750 году. Некоторые французские химики, уподобляют вышеупомянутое свойство алмаза возгоранию, и потому причисляют их к горючим телам. Другие же исходящий из него пар уподобляют парам плавиковой кислоты.
Известно, что алмаз образуется в условиях высоких давлений внутри земли примерно на глубине свыше восьмидесяти километров при температуре около тысячи трехсот градусов, но и на поверхности земли есть места, где, хотя и кратковременно, возникают давления вполне достаточные для образования алмаза.
Это места удара метеоритов, где алмаз встречается не только в земле, но и в ряде самих метеоритов. Предполагают, что впервые он был найден в Ново-Урейском метеорите, упавшем 10 сентября 1886 года в бывшей Пензенской губернии.
Ученые предполагают, что этот алмаз находился в метеорите до падения, но алмаз в Аризонском метеоритном кратере образовался явно при ударе о землю.
Вот что сообщала одна из газет в заметке "Драгоценные пришельцы из космоса" 5 января 1988 года. "Микроскопические частицы алмазов, которые, как оказалось, по возрасту старше планет Солнечной системы и самого Солнца, были обнаружены в метеоритах.
Об этом сообщили ученые Чикагского университета. Не изменившиеся химически со времен сформирования Солнечной системы (примерно 4,5 миллиона лет назад), они, возможно, являются самыми древними частицами из числа всех обнаруженных когда-либо ранее.
По мнению чикагского физика Льюиса, они образовались в атмосфере какой-то удаленной звезды и были выброшены в космос, когда позднее звезда взорвалась". Следовательно, алмазы находятся не только под нашими ногами, вокруг нас, но и высоко над головой.
Алмаз может быть почти любого цвета, но алмазы синего цвета наиболее редки и потому наиболее ценны. Однако ослепительная игра их открывается лишь тогда, когда камень огранен в форму бриллианта.
Такие алмазы ценятся очень высоко, но опять же выше всех среди прочих ценится алмаз, обладающий голубоватым оттенком. Кристаллы со слабым желтоватым оттенком называются камнями "нечистой воды" и ценятся ниже.
Ранее предпринимались попытки улучшить камни "нечистой воды", покрывая их базальтовые грани голубой пленкой. Промывая камень в бензоле, горячей воде, или метиловом спирте, эту пленку можно удалить.
Определенную изысканность имеют алмазы канареечно-желтого цвета, зеленоватые и коричневые. Розовые алмазы менее обычны, а розово-лиловые, рубиново-красные и синие - редки. Синие алмазы имеют, как правило, стальной оттенок. А для обозначения самоцветов с черными пятнышками используют французское слово "пике", означающее "исколотый", или "пятнистый от укусов насекомых".
С давних времен люди ценили красоту драгоценных камней, среди которых алмаз, сапфир и изумруд считались самыми излюбленными и дорогими. Обычай использовать драгоценные камни для украшения, приумножения богатства и придания блеска торжественным обрядам восходит к далекому прошлому.
В древности драгоценные камни ценились очень высоко; властители и священники копили их не только для подтверждения собственного могущества, но и для пополнения сокровищ казны, обеспечения военных ресурсов и для покрытия издержек правления.

                15

Уникальны крупные алмазы. Каждый из них имеет свое имя и историю, поскольку становится объектом борьбы, и его путь по земле отмечается сражениями и следами крови. О некоторых крупных индийских алмазах идет дурная слава, и особенно это относится к алмазу "Кохинор".
По преданиям, возраст этого уникального самоцвета равен возрасту древнеиндийского героя Викрамадитья, то есть отсчитывается от 56 года до нашей эры. Но более достоверно история алмаза прослеживается только с XII века. По записям "Бабур-наме" султана Бабура (1483-1530), алмаз очутился в сокровищнице Дели после завоевания султаном Ала-Аддином Хильджи в 1304 году княжества Мальва, где в течение нескольких столетий являлся родовой драгоценностью раджей.
Основатель династий Великих Моголов и мусульманской империи в Индии, правнук Тимура, Бабур, в 1526 году он стал властелином Индостана. Из его записок известно, что среди многочисленных сокровищ, принесенных им в виде дани наследнику - сыну Хамаюну, находился и крупный алмаз.
По другой легенде, алмаз являлся собственностью раджи княжества Гвалиора, который и преподнес камень падишаху Гамаюну. Однако из восемнадцати владельцев этого бриллианта часть была предательски умерщвлена, часть пала в сражениях, а оставшиеся в живых люди были изгнаны и умерли в нищете.
Предполагают, что "Кохинор" ("Гора света") был найден на территории штата Андхра Прадеш в копях Голконды и первоначально весил восемьсот каратов. После Гамаюна владельцем бриллианта стал шах Джехан - бриллиант украшал его церемониальный павлиний трон. По описаниям Тавернье, по указанию шаха Джехапа алмаз был переогранен в форме розы и напоминал половинку разрезанного яйца весом в 186 каратов. Накануне же бриллиант весил 191 карат.
Шах Джехан очень рассердился на венецианского камнереза Гортензио Борджио за неправильную огранку и лишил его не только награды, но и имущества. Надир вместе с другими драгоценностями перевез "Кохинор" в Исфахан. После его убийства в 1747 году владельцем бриллианта стал афганец Ахмад Абдали.
Он увез самоцвет в Кандагар, основал там королевскую династию и при коронации принял имя Дурр-и-Дуран, "Жемчужина века". После смерти Абдали, последовавшей в 1773 году, на трон восходит его сын Тимур, который переселяется в Кабул и избирает город своей столицей.
После смерти Тимура в 1793 году наступил период смуты. Заман Мирза уступил Лахор сикхскому авантюристу Ранджиту Сингху. Брат Ранджит Сингха, Махмуд, правил недолго и был свергнут друзьями младшего брата Шунджа-Уль-Мулька. Шундж-Уль-Мульк, спасая жизнь, бежал в Лахор, прихватив с собой все драгоценности.
Ранджит Сингх приютил беглеца, но взамен потребовал драгоценности, и "Кохинор" до 1849 года стал храниться в Тошахане, близ Лахора. Ранджит Сингх вправил бриллиант в браслет, который носил на всех приемах и хранил среди драгоценностей короны. На смертном одре Сингха упросили завещать камень богу Джаганатху, однако казначей не решился отдать бриллиант богу без соответствующих документов, и "Кох-и-нор" остался в сокровищницах Лахора.
Впоследствии владельцем камня стал молодой раджа Далиб-Сингх, управляющий престолом при посредничестве Англии. При его правлении в 1848 году вспыхнуло восстание сикских полков: драгоценности индийской короны перешли в управление Ост-индийской компании, были объявлены трофеями англичан и 3 июля 1850 года лордом Далхаузи торжественно преподнесены королеве Виктории.
В 1852 году камень вновь переогранили, и вес его со 186 уменьшился до 108,9 карата. В новой огранке алмаз не достиг точных пропорций бриллианта и утратил большую долю привлекательности. Королева Виктория носила его в качестве броши, а после ее смерти бриллиант был причислен к королевским регалиям: вставлен в корону, которая вначале принадлежала королеве Александре, затем королеве Мэри, супруге Георга V, и, наконец, короне Ее Величества королевы-матери, где пребывает и поныне, находясь в сокровищницах Тауэра.
Сегодня официальные власти Великобритании сильно встревожены требованиями Пакистана и Индии о возвращении "Кох-и-нора" его истинным хозяевам.
В третьей четверти девятнадцатого века, а точнее, в начале 1867 года, произошло открытие огромных месторождений алмаза в Южной Африке. Про это открытие рассказывают много легенд, но вот как выглядит вкратце одна из них в книге "Драгоценные камни" у М. И. Пыляева:
"В 1867 году торговец и охотник Джон 0'Релли ночью остановился на берегу реки Вааль на ферме голландца Ван-Никерка.
Его внимание привлек камень, которым играли дети. "Кажется, это алмаз", - сказал 0'Релли. Никерк рассмеялся: "Можете взять его себе, это наверняка не алмаз, таких булыжников здесь множество". 0'Релли взял камень, дабы удостовериться, не ошибся ли он, и если камень окажется алмазом, решил поделиться с фермером половиной его стоимости. Ювелир Кейптауна определил камень алмазом. 0'Релли продал его за три тысячи долларов и добровольно поделился барышом с Никерком.
В марте 1869 года на ферме Зендфонтейн, находящейся неподалеку от Оранжевой реки, другой алмаз, получивший название "Звезда Южной Африки", или "Дадли", обнаружил мальчик-пастух. Никерк купил у мальчика камень за пятьсот овец, десять быков и лошадь, а сам перепродал его за 11 200 фунтов стерлингов, по другим сообщениям - за пятьдесят шесть тысяч долларов.
                16

Из этого алмаза, первоначально весившего восемьдесят три с половиной карата, был получен бриллиант весом около сорока восьми каратов, который приобрела графиня Дадли и нарекла его своим именем. К ферме Зендфонтейн ринулись изыскатели, и в 1870 году обнаружили там богатое месторождение.
Возник палаточный городок и на берегу реки Вааль, превратившийся затем в город Кимберли, названный в честь министра колонии того времени. Было выяснено, что появление алмазов связано с трубчатой горной породой, которую в честь города назвали кимберлитом, или кимберлитовой трубкой, отчего порода, несущая алмазы, называется кимберлитом.
В августе 1870 года алмаз весом в пятьдесят каратов был найден на ферме Ягерсфонтейн, несколько более мелких - в ее окрестностях, а один - даже в домашней ступе. Позднее было найдено еще несколько более крупных камней, которые оказались слишком громоздкими для украшения одежды и пригодными лишь для регалий. Открытие месторождений в Южной Африке было началом выявления алмазных богатств африканского континента.
В 1903 году были найдены залежи его в Южной Родезии (Зимбабве), в 1904 году - в Намибии: интересно, что первые алмазы Намибии были подобраны одним из местных жителей в кювете железнодорожной насыпи, куда для постройки дороги подвозили пески с алмазоносных россыпей.
В России первый алмаз найден в 1829 году четырнадцатилетним промысловиком Павлом Поповым на Крестовоздвиженском золотом прииске Урала, в окрестностях Бисеровского завода. Один из кристаллов был передан путешествовавшему в это время по Уралу профессору Александру Гумбольту. Минерал был показан в Петербурге, и на Урал послали несколько экспедиций.
В 1838 году алмаз был обнаружен на Кушайском прииске и почти тогда же - на Успенском. В 1937 геологи открыли новый алмазоносный район в Якутии.
Впервые слово "алмаз" упомянуто в книге Афанасия Никитина "Хождение за три моря". А вот как описывает академик Ферсман в книге "Воспоминания о камне" бал, состоявшийся в 1908 году, организованный алмазными компаниями, желающими после инфляции оживить рынок камня.
Все залы и фойе Большой оперы заполнены были "избранным обществом", сверкали огнями дивные венецианские люстры, блестели пиренейские мраморы по стенам, нежно светились, как бы внутренним огнем, перила большой лестницы из алжирского мраморного оникса.
По условиям бала, единственным камнем должен быть алмаз. Только в сочетании с ним разрешался зеленый изумруд, красный рубин, или индийский жемчуг.
За самые прекрасные камни предстояло избрать королеву алмазов и в торжественном заключительном шествии пройти перед ней старинным полонезом.
Досужие корреспонденты уличных газет описывали самые замечательные платья, ажурные туники звезд полусвета, сверкающие тысячью мелких алмазов, они настойчиво расспрашивали о происхождении диадемы какой-то графини и тщательно записывали вымышленную историю о колье из коричневых бразильских камней испанской красавицы.
В бешеном темпе вальса крутятся, вертятся камни, сверкают и гаснут, заливаются радугой из света, чтобы померкнуть перед огнем других. То медленные темпы танго колышут тихим ручьем бриллиантовое ожерелье, то горит один только камень, как яркая одинокая мигающая звезда Альтаир.
Это только кусочек знаменитого Куллинана в восемьдесят каратов веса. О, сколько рассказов и преступлений связано с этим камнем!", - восклицает ученый.
В музеях Московского Кремля можно любоваться богатой коллекцией камней и бриллиантов, в прошлом принадлежащих царской семье и небольшой кучке придворных. На невысокой подставке тускло отливает золотом шар размером с футбольный мяч. Рядом красуются причудливой формы самородки, а чуть подальше выделяются ровными гранями золотые и платиновые бруски.
Украшения из золота и серебра, драгоценные камни, уникальное собрание эмалей и коллекция золотых монет всех стран, ордена и юбилейные медали, исторические реликвии. И рядом с этим - украшение, выполненное из золота, платины и полутора тысяч бриллиантов, стоимость которого - пятьдесят миллионов рублей. Иноземные послы, посещавшие Россию в XVII веке, писали, что ими овладевал "тихий ужас" при виде роскошных нарядов царской семьи, сплошь унизанных драгоценными камнями.
Так, на голове царицы Ирины Годуновой была корона, "как стена с зубцами", разделенная на 12 башенок, искусно выделанных из рубинов, топазов, алмазов и "скатных жемчугов", а по окружности унизанная огромными аметистами и сапфирами. С обеих сторон ниспадали тройные длинные цепи из больших изумрудов. Вся одежда ее тоже была пышно изукрашена несметным количеством самоцветов.
Известно, что шляпа князя Потемкина-Таврического до такой степени была усеяна бриллиантами, что из-за тяжести владелец не мог надевать ее на голову, и потому адъютант вынужден был носить шляпу князя в руках.
На одном из платьев императрицы Елизаветы было нашито столько драгоценных камней, что от их тяжести императрица на балу упала в обморок. А будущей супруге царя Алексея Михайловича пришлось прервать обряд венчания, чтобы освободиться от усыпанного самоцветами наряда, который оказался невесте не под силу.
Императрица Екатерина II при игре в карты любила расплачиваться бриллиантами. "Как весело играть в бриллианты! Это похоже на тысячу и одну ночь!" восклицала она в одном из писем. Своему любимцу Григорию Орлову она подарила алмазный наряд стоимостью в миллион рублей. Орлов не остался в долгу и преподнес царице алмаз весом в 189,62 карата на императорский скипетр.
                17

Известно, что алмаз с зеленовато-голубым отливом "Орлов", "Амстердам", или "Лазарев", представлял собой обломок весом триста каратов. Он был найден в одной из древнейших индийских копей Голконде в начале XVII иска и был приобретен шах Джеханом, который распорядился огранить его в виде индийской розы. По преданию, самоцвет долгое время был третьим глазом знаменитой статуи брахмы в храме Серингапатама (в штате Майсур), откуда его похитил французский солдат, принявший для проникновения в храм индуистскую веру.
Солдат продал камень за две тысячи фунтов капитану английского корабля, а тот в свой черед перепродал его торговцу-еврею за двенадцать тысяч фунтов. По второму преданию, самоцвет был украден из трона персидского шаха Надира в 1747 году после гибели шаха.
Пройдя через несколько владельцев, алмаз в 1768 году достался армянскому купцу Лазареву и был перепродан им графу Орлову за четыреста тысяч рублей с получением при этом дворянской грамоты и пожизненной пенсии в размере двух тысяч рублей.
Вот как описывал будущий камень "Орлов" впервые увидевший его в Индии знаменитый путешественник Тавернье. "Как только я прибыл ко двору - в индийской резиденции Джеханабаде,- два хранителя драгоценностей проводили меня до властелина и после обычного поклона ввели в маленькую комнату в конце зала, в котором властелин сидел на троне и оттуда мог нас  видеть.
В этой комнате я встретил Акель-хана - хранителя сокровищницы драгоценностей, который, завидев нас, приказал четырем евнухам властелина пойти за драгоценностями. Их принесли на двух больших деревянных блюдах, обитых золотыми листочками и покрытых специально сделанными маленькими ковриками, один из красного бархата, другой из зеленого с вышивками.
Первая вещь, которую Акель-хан положил мне в руку, был большой алмаз, который представлял розу, круглую и весьма высокую с одной стороны. На нижнем ребре имеется небольшая выемка и в ней маленькая зеркальная поверхность. Вода камня прекрасная, и весит он 280 каратов. Когда хранитель сокровищницы, предавший своего властелина радже Голконды, подарил этот камень Джехан-шаху (отцу Ауренг-зеба), камень был в сыром виде и весил 787,25 карата, причем в камне наблюдалось несколько трещинок.
Если бы этот камень попал в Европу, то им бы управились иначе, ибо, хотя от него откололи хорошие части, он все же остался бы при большом весе, вместо того, чтобы быть со всех сторон совершенно обточенным". Григорий Орлов преподнес камень императрице Екатерине II, желая вернуть ее прежнюю благосклонность. В 1784 году Екатерина повелела вправить алмаз в свой золотой скипетр, который вплоть до падения царизма служил символом государственной власти.
Гладко отполированная золотая поверхность скипетра перехвачена восемью бриллиантовыми ободками, а ручка прочеканена каннелюрами, усиливающими игру света и тени. Завершается скипетр литым золотым двуглавым орлом, украшенным черной эмалью и бриллиантами.
Парадность скипетра в 1784 году была многократно усилена подаренным алмазом, который был вставлен в резную серебряную оправу и укреплен в верхней части державного скипетра. В настоящее время хранится в Алмазном фонде Московского Кремля и носит имя алмаза "Орлова".
В числе сокровищ Алмазного фонда хранится и еще один из величайших и красивейших в мире алмазов, алмаз "Шах". Немного желтоватый с поверхности, величиной в три сантиметра и весом 88,7 карата, очень чистый и прозрачный, он был найден среди кварцевых галек на прииске Голконды в Индии, вероятно, свыше пятисот лет назад. Он имеет красивую природную форму, и лишь отдельные его грани слегка подшлифованы.
Его доставили во дворец одного из владетельных князей Ахмаднагара Бурхан-Низам-шаха и поместили среди других сокровищ князя в дорогих ларцах, украшенных самоцветами. Обмакивая тонкие палочки в мелкий алмазный порошок, писцы выгравировали филигранными буквами надпись на одной из сторон камня: "Бурхан-Низам-шах второй. 1000 год".
Тысячный год по нашему летосчислению приходится на 1591-й, и именно в этот год владыка Северной Индии Великий Могол отправил в центральные провинции четыре посольства, желая утвердить свою власть над ними. Через два года послы вернулись с неутешительными известиями и жалкими подарками - центральные провинции покоряться не хотели.
Тогда войска великого Акбара силой подчинили себе Ахмадгор, захватив при этом много драгоценностей, в том числе и уникальный алмаз.
Когда же на престол моголов взошел внук Акбара, назвавший себя Джехан-шахом - властителем мира,- на камне вырезается вторая надпись: "Сын Джехангир-шаха Джехан-шах. 1051 год". Через некоторое время, заточив Джехап-шаха в темницу, троном и драгоценными камнями короны овладел его сын Ауренг-зеб.
Сказочную обстановку увидел в 1665 году при дворе его французский путешественник Тавернье. Трон Великих Моголов по его описаниям был украшен ста восемью кабошонами красной благородной шпинели, из коих ни один не весил менее ста каратов, кроме них таинственным зеленым цветом пылали свыше ста шестидесяти изумрудов, каждый весом до шестидесяти каратов, и преогромное количество алмазов.
Не только трон, но и балдахин над троном властителя переливался драгоценными камнями; а на стороне, обращенной к приближенным, в разноцветном самоцветном украшении таинственно пылал алмаз весом около девяноста каратов, окруженный рубинами и изумрудами. Алмаз был подвешен так, что властелин, сидящий на троне, все время видел камень перед собой. Этим камнем был исторический "Шах". Тогда к двум надписям его прибавилась окружающая камень глубокая бороздка, дающая возможность подвешивать камень на шелковой или золотой нити, как талисман.

                18

После Ауренг-зеба камень хранился в Джехан-абаде, затем в Индии, пока в 1738 году на Дели не напал персидский шах Надир. Надир перевез алмаз в Персию, и на нем появилась третья художественно выгравированная надпись: "Владыка Каджар-Фахт'али-шах. Султан. 1242" (то есть 1824 год по нашему летоисчислению).
30 января 1829 года в столице Персии Тегеране было совершено убийство русского посла, автора знаменитой комедии "Горе от ума" Александра Сергеевича Грибоедова. Русская дипломатия требовала жестокого наказания виновных. С желанием "умилостивить белого царя" в Петербург направляется особая депутация во главе с сыном шаха, принцем Хосрев-Мирзою.
Мирза предлагает во искупление вины персидского народа перед Россией принять наидрагоценнейшую вещь персидской короны - алмаз "Шах". Жизнь одного из величайших русских писателей была приравнена к стоимости камня. Государь не возражал. А камни молчат. После торжественного приема алмаз поместили среди других драгоценностей Петербурга в бриллиантовой кладовой Зимнего дворца.
С началом мировой войны 1914 года камень перенесли в тайники Оружейной палаты в Москву и поместили рядом с короной, среди многих тысяч сверкающих индийских бриллиантов которой находился красный лал, найденный некогда в горах Бадахшана.
Большая коллекция алмазных бриллиантов хранится в Алмазном фонде. К ним относятся шпилька в виде рога изобилия - одно из немногих подписанных изделий знаменитого петербургского ювелира Дюваля. Два превосходно ограненных солитера чистой воды в окружении мелких бриллиантов в виде лепестков и цветочков в тончайшей оправе сверкающими каплями висят в воздухе.
Под ними изогнутый рог изобилия, устланный волнистыми рядами алмазных роз. Серьги - два больших плода - солитера, сверкая острыми бриллиантовыми гранями, тяжело провисли на утолщенном бриллиантовом черенке. Плоды уравновешиваются двумя алмазными листочками, радиально расходящимися от стебля.
Букет нарциссов - одно из наиболее интересных ювелирных изделий. Лепестки цветов, выложенные мелкими бриллиантами, искрятся светом.
Высоко приподнятые желтые бриллиантовые сердцевины излучают золотистое сияние, мягкими бликами скользящее по лепесткам. А слегка склоненные эмалевые листочки на золотом стебле своей изумрудной зеленью оттеняют нежную гамму мастерски подобранного камня.
Кроме них в фонде хранится хорошо известная по портретам жены Александра I Елизаветы Алексеевны ее бриллиантовая диадема, составленная из огромного количества бриллиантов и крупных солитеров чистейшей воды.
Диадема кажется легкой и как бы сотканной из переливающегося огненного света. Поражает своей красотой и находящийся там массивный золотой браслет, основной ценностью которого является плоский алмаз, самый большой из всех известных в мире. Он принадлежит к числу "портретных" камней, под которые укладывается цветная миниатюра.
На оборотной стороне браслета выгравирована надпись: "Благословенного императора Александра I". По-видимому, под алмазом находилась портретная миниатюра царя. Традиционная по форме, малая императорская корона была сделана упоминавшимся ювелиром Дювалье в 1801 году для коронации императрицы Елизаветы Алексеевны.
Все в короне пропорционально и уравновешено. Сияние бриллиантового кружева в серебряной оправе передает ощущение торжественности, значимости и величия. Среди превосходных камней чистотой и размерами выделяется ряд крупных бриллиантов на венце. Красота камней и отточенное ювелирное мастерство приближают малую корону к большой императорской короне Екатерины II.
Большой букет с изумрудными листьями и бриллиантовыми цветами свободно и естественно скомпонован из веток с листьями и цветами. Он поражает красотой рисунка и богатством цветовых нюансов.
Только два камня - алмаз и изумруд - создают это украшение. Холодноватое сверкание бриллиантов смягчено фольгой, которая окрашивает цветы в нежно-розовые, желтоватые тона, заставляя алмазы вспыхивать ярким красным цветом. Подвижно скрепленные цветы и листья покачиваются, и весь букет напоминает переливающуюся множеством тончайших оттенков мозаику, которую подсвечивает зеленый изумрудный огонь.
В число старинных регалий Российской короны входил рубиново красный алмаз под названием "Павел I", а также неоправленный алмаз бриллиантовой огранки "Луна гор", проданный в 1942 году в Лондоне под названием "Луна". Среди перечисленных регалий Российской короны было еще пять алмазов, происхождение которых считают индийским.
Это восьмиугольный 57 каратов камень, вставленный в Большую корону Екатерины II; алмаз весом 46 каратов голубого оттенка в виде высокой розы, вправленный в имперскую державу; широкий бриолет чистой воды весом сорок с половиной каратов, закрепленный на булавке; плоский алмаз весом около двадцати четырех каратов, вставленный в золотую готическую оправу; и крупный одиночный камень весом около пятидесяти пяти каратов. Куда они делись, неизвестно.
Академик А. Е. Ферсман в "Воспоминаниях о камне" писал:
"Бал-премьера в Московском Большом театре. Молодой студент впервые среди роскоши и богатства московского купечества и знати. Залиты ярким электричеством залы театра, сверкают, переливаются тысячами огней бриллианты и самоцветы на обнаженных плечах.
                19

Это княгиня Юсупова. Сине-зеленые камни - старые изумруды Колумбии, а среди них сверкает замечательный камень - бриллиант древней Голконды. Вот это колье, что так мертвенно блестит на шее этой красавицы,- это алмазы из Южной Африки, среди них известный солитер (самоцвет высокой ценности) в пятнадцать каратов чистой голубой воды; смотри, все-таки мертвы эти алмазы Капа и не сравниться им со старой Индией.
Смотри, вон два камня, как капли крови, и смотри, какой нежной они окружены оправой из алмазных роз, как гармонируют они с этим выточенным, словно из слоновой кости, греческим профилем. И как ярко горят они из-под черных вьющихся волос! Вот эта брошь известна всей Москве.
Этот грандиозный кабошон из Бирмы, или Сиама (Таиланд); вокруг него как-то незаметно вьется струйка из дивных индийских бриллиантов. Говорят, что пришлось заложить два имения, продать часть своих фабрик иностранцам, чтобы купить эту замечательную брошь у индийского раджи. Впрочем, что говорить,- много слез и крови скрывается за блестящим огнем самоцветов.
Меня дурманили слова моего спутника, одного из представителей московской знати, его намеки на то, что эти камни много могли бы рассказать о себе и веселого, и страшного, могли бы оживить много картин страсти и гнева, злобы и преступлений". Как и куда девались перечисленные сокровища, остается неизвестно.
Долгое время основной поставщицей алмазов была Индия. Алмазы в изобилии добывались на севере страны в штате Мадхья-Прадеш южнее города Хайдарабада. Добытые алмазы затем свозили в город Голконду, от которого остались только развалины крепости, а настоящим центром продажи алмазов стал город Папна. В Индии найдены такие известные алмазы, как "Кохинор", "Регент", "Орлов", "Дерианур", "Санси", "Шах", "Хоуп", "Флорентиец" и "Зеленый Дрезден".
Следующее по времени открытие алмазных россыпей приходится на остров Борнео (ныне Калимантан) в Индонезии. Из его камней известен алмаз "Звезда Сараваха" весом в восемьдесят семь каратов.
Третьей добытчицей алмазов считают Бразилию. Согласно одному из рассказов, в 1726 году португальский шахтер приехав на один из приисков Бразилии, увидел, что рабочие во время игры отмечают счет выигрыша и проигрыша количеством блестящих камней.
Он определил в них алмаз, поспешно приобрел несколько камней, но, когда попытался перепродать камни в Европе, о месте находки их стало известно, и в Бразилии началась "алмазная лихорадка".
Вскоре Бразилия вышла на первое место по добыче алмазов. Здесь найдено несколько крупных самоцветов, таких, как "Президент Варгас", "Южная звезда", "Звезда Минаса", "Южный крест".
Один из крупных местных алмазов "Южная Звезда" нашла невольница, принесшая обед работникам-неграм; пока они ели, она села поблизости и от нечего делать начала разбирать камни, между которыми оказался великолепный алмаз. Его она отдала хозяину, который, однако, за такую драгоценную находку не дал ей свободы".
Следующие открытия были сделаны в Австралии: в 1851 году в россыпях по берегам рек был найден алмаз в прибрежных районах Нового Южного Уэльса, а спустя сто двадцать лет недалеко от порта Дарвин у поселка Кимберли открыли сразу тридцать трубок алмазных месторождений.
Название этому поселку было дано в честь африканского города Кимберли, центра алмазной промышленности Африки. Удивительно, но у этого поселка были позднее открыты месторождения алмазов, о которых раньше здесь и не помышляли.
Еще в Древней Индии было известно, что шлифовка граней усиливает блеск и улучшает качество алмаза. В Европе первый алмаз был отшлифован в 1456 году, но есть утверждения, что это произошло гораздо раньше. Вначале алмаз гранили в так называемой форме "Поинт Кат", причем грани октаэдра притупляли, а площадка отсутствовала. Затем появилась огранка "Тейбл Кат" - таблитчатая (похожая на индийскую).
Позже разработали огранку "Роза" с восемнадцатью гранями, "Мазарини" - с тридцатью четырьмя и "Перуцци". Современная форма огранки появилась в 1910 году. При правильной огранке алмаза весь свет, падающий на него через коронку, полностью отражается от граней павильона, и при просмотре бриллианта на свет видна только одна светящаяся точка в колетте.
Из-за полного внутреннего отражения ничего нельзя увидеть через бриллиант. А высокий показатель преломления алмаза при просмотре его через площадку создает иллюзию значительно меньшей толщины камня, чем есть на самом деле.
Значительная часть света отражается от шлифованных граней драгоценного камня, но не менее значительная часть, попадая внутрь камня в результате большого преломления света в самоцвета, может вырваться только после многочисленных внутренних отражений, создавая красоту свечения бриллианта.
Ограненные алмазы – бриллианты, использовались во всевозможных украшениях: перстнях, подвесках, колье, диадемах, браслетах и государственных регалиях.
Так на одежде английской королевы было так много драгоценностей, что она с трудом выходила в них на аудиенцию. Король Англии Генрих III носил до сотни колец с драгоценностями, а король Франции Людовик XII на торжественные выходы одевал одежду, усыпанную бриллиантами на сумму до двенадцати миллионов франков по курсу того времени.
Среди множества драгоценных алмазов особняками стоят исторические самоцветы, то есть алмазы, прошедшие через судьбы народов и государств и оставившие в них глубокий след.
В былые времена деспотических правителей алмазы были не просто украшениями, а символами великого могущества и потенциальным источником благ и бедствий. Когда они находились в руках слабых правителей, это вызывало алчность могущественных соседей и повергало целые страны в ужасы безжалостных кровавых войн; а в более цивилизованные времена владельцы пользовались алмазами, как валютой для извлечения больших денежных сумм.

                20

Вдруг нашим друзьям послышался некий шум,  поднявшийся  на  другом  краю поляны, причину которого от них скрывала густая трава.
Трое друзей были захвачены врасплох. Всегда готовые к тому, что им рано, или поздно придется столкнуться  с  опасностью,  они  мгновенно   схватились   за   оружие   и расположились спиной друг к другу, с карабинами в руках.
Но их опасения были  непродолжительны.  Все  трое  разразились  громким смехом, когда перед ними предстало зрелище, какого они еще никогда в жизни не видели.
Индийцы, производившие этот  шум,  шли  полукругом  и  гнали перед собой какого-то человека,  одетого по-европейски. Впрочем, сама внешность жертвы могла бы вызвать улыбку.
Перед ними был тип маленького чиновника лет шестидесяти, с обветренным и загорелым  лицом, с которого лохмотьями слезала кожа, в  котелке,  в  длинном  черном  сюртуке  с засаленным воротником и лоснящимися рукавами,  в  брюках  зеленого  цвета недостаточной длины, чтобы доходить до ботинок,  которые  были  совершенно стоптаны. 
Телосложением он напоминал грушу, с  испуганными глазами. Теперь забросьте  это существо в тропическую Индию, и вы получите некоторое представление о  человеке,  который, опустив голову, изгибаясь и размахивая руками, бежал в пыли, словно спасаясь от бури.
Наконец он заметил трех европейцев, подскочил от удивления и направился прямо к ним, больше не обращая внимания на своих преследователей.
- Мир вам, благородные господа.
- И вам того же, - ответил Ося, который покусывал  губы,  чтобы сдержать смех.
- О, мучители. О, проклятые, - вопил незнакомец.
Теперь он радостно показывал своим преследователям грязный кулак.
Но те, увидев европейцев, и сами перестали шуметь.
- Ладно, сударь,  успокойтесь,  -  в  свою  очередь  сказал  Ося. - По-моему, эти добрые малые не питают к вам особенно  враждебных чувств. Единственное, что вам грозит, - это задохнуться на жаре, либо умереть от голода.
- Ах, брат мой, что бы для меня значила пытка, даже сама  смерть,  если бы мне только удалось  ознакомиться с древними индийскими манускриптами. Но они упорствуют в своем невежестве.
Эти слова были сказаны по-английски. Тогда Ося шепнул своему Илье:
- Да это, никак, ученый.
- Честь имею представиться, мистер Браун, библиотекарь Лондонской публичной библиотеки.
- Однако скажите, пожалуйста, каковы их намерения? Чего  они  хотят от вас,  - спросил Егор.
- Они хотят изгнать меня со своей территории.  Меня,  мирного человека, который тридцать лет учил язык хинди и хотел ознакомиться с их древними письменами.
- Ознакомится, а зачем?
- Для науки! Но хотя они и считаются подданными ее величества, но живут по  своим законам. И если вы пришли к ним с пустыми руками, то никаких древних бумаг они вам не покажут и вежливо  прогонят до самой границы. В этом я убедился на собственном опыте.  Я  прибыл только сегодня утром, и уже мне приходится убираться восвояси.
- К счастью, они  не  сделали  над  вами  никакого  насилия,  -  сказал Ося. Он уже пожалел, что смеялся над этим беднягой.
- Они бы не посмели.  Здесь довольно  близко  имеются  цивилизованные учреждения. Но что я теперь буду делать один и без средств к существованию?
- Успокойтесь. Мы вас не оставим. Хотите разделить с  нами  наш  скромный обед и сопровождать нас в нашем путешествии? С нами  вы  можете  не  бояться преследования.
- Увы, господа мои, если у вас  нет  никаких  предметов,  которые  могут утолить их жадность, вы здесь передвигаться не сможете.
- Ну, на сей счет не беспокойтесь. Мы еще и не такое видели. Не  правда ли, Егор?
- Еще бы! - ответил Егор со своим великолепным хладнокровием.
- Впрочем, мне кажется, что этот маскарад  не  больше,  чем  шутка.  Просто эти милые чудаки захотели повеселиться.
Во  время  этого  короткого  разговора толпа индийцев,   которые   раньше разглядывали белых с неким почтительным любопытством, подошли ближе. Затем тот, кто, по-видимому,  был  их  старостой,  повернулся  к  Егору, которого он по солидному виду принял за начальника, и заговорил с  ним  на ломаном английском языке.
Внушительный огневой арсенал трех русских и запасное оружие, которое держали наготове их слуги, видимо, подействовали на старейшину.
Он  подал  знак,  и  из густых зарослей джунглей мгновенно выскочил  целый взвод,  вооруженный луками, копьями и старыми ружьями. Одежда - верней, неописуемые лохмотья, которые висели на этих людях,  - придавала им вид одновременно и смешной и  свирепый.   
- Мой белый брат знает, конечно, что за переход  через  нашу землю надо заплатить?
- С удовольствием. Но кому?
- Мне.
- Кто вы?
- Я старейшина селения.
- У меня нет никакого старья, милый вы мой. Зайдите, как-нибудь в другой раз.
- Вы должны дать мне ружье и порох.
- Раз уж  на  то  пошло  -  я дам вам  монету  в  один шиллинг  и свое благословение, если вы  хотите. 
- То есть как  это?  -  воскликнул  старейшина  с  раздражением  избалованной девушки. - Белые путешествуют без товаров?
- Совершенно верно.
- И белый не имеет вещей, которые он мог бы обменять на рог носорога, или шкуры диких животных?
- Как видите.
- Однако зачем же вы сюда приехали?
- Для укрепления здоровья.
- У всех белых есть фургоны,  и  все  белые  покупают  слоновую  кость и шкуры. Почему вы этого не делаете? Кто вы?
- Уж  не  собираетесь  ли  вы потребовать у меня документы? Я вам буду благодарен,  если  вы  прекратите этот допрос. Он уже начинает мне надоедать. И еще: раньше вы еле  лопотали на  каком-то  почти  непонятном  английском  языке,  а  теперь  вы   вдруг заговорили слишком правильно для жителя этой дикой страны. Вы, быть может, умеете также и читать?
- Тогда я вам сообщаю, что мое имя записано  у  меня  в паспорте, а этот важный документ служит мне в  настоящий  момент  пыжом  и лежит у меня в ружье. Если вам угодно его прочитать, я к вашим услугам.
Старейшина опустил голову. Он был совершенно сбит с толку.
- Я и мои люди проводим наших белых братьев, куда они скажут.
-  Ваши  белые  братья  обойдутся   без   вас   и   пойдут туда,   куда   им нужно.
Тем временем Илья сделал знак слуге.  Тот  ушел  и  через минуту вернулся, ведя лошадей под уздцы. Русские вскочили в седла и приказали  слугам следовать за ними.
- Мои братья не найдут ни чем питаться, ни на чем переправляться  через реки, - все еще настаивал старейшина.
И так как круг сужался, то Ося, Илья и Егор быстро  зарядили свои ружья  на  случай  неожиданного  нападения.  Щелканье  затворов  и решительный  вид  трех  русских  подействовали  мгновенно.  Ряды   разомкнулись, стрелы, копья и ружья разом опустились.
Егор, уже готовый дать шпоры  своему  коню,  стал  искать  глазами библиотекаря и с радостью убедился, что тот уже занял место в седле позади Оси.
- Вперед! - зычным голосом скомандовал Егор.
И  всадники тронулись в путь совершенно  беспрепятственно:  никто  им  не помешал.
А индийцы, во главе со своим старостой, устроились очень  хорошо.  Они   с   великолепным   аппетитом   принялись уписывать недоеденную кабанью  тушу.

                21

Всякий скажет, что затея трех наших путешественников была безумием. Не  столько из-за намерения найти клад, самое наличие которого еще могло быть отнесено к  вымыслу,  сколько  из-за   почти   непреодолимых   препятствий, создаваемых и природой, и людьми.
Весело,  с  чисто  русской  беспечностью  отправиться  на  поиски драгоценных камней, зарытых неизвестно где на  этом  огромном  континенте, без  проводника,  не  имея  ничего,  кроме  компаса  и  грубой схемы, нанесенной на тряпку, да и  то  по  указаниям  невежественного  индийца, - конечно, такая затея может принести много бурных переживании,  но  главная цель  рискует  остаться  недостижимой,  -  верней,  она  не   может   быть достигнута.
Во все времена и у всех народов  исследователи,  поставив  перед  собой цель, пусть даже придуманную, все же иногда  успевали  сделать  памятные открытия. Однако люди, жаждущие неизвестного, верящие легенде об Эльдорадо (легендарная страна  между  Ориноко  и  Амазонкой,  которую  якобы  открыл сподвижник Писарро, и которая, по его предположению, была богата золотом), все эти изобретатели философского камня и открыватели  Северного полюса всегда располагали тем, что им бывало нужно для работ.
А три русских друга пустились в глубину незнакомой страны без припасов, с оружием, которое, как хорошо  знают  охотники,  всегда  может  выйти  из строя, и с лошадьми, которых можно потерять за несколько часов.
Как правильно заметил старейшина селения,  они не имели фургона, этого дома на колесах, где путешественник  всегда  может укрыться в непогоду и где, что весьма существенно, он может возить  всякий товар, которым расплачивается за проезд.
Между тем надо отметить,  что  многие  индийские раджи  чрезвычайно ревниво относятся к неприкосновенности своих владений. Но русские не вели себя, как завоеватели, они не  появлялись  вместе  с  многочисленными  и  хорошо вооруженными войсками; они не привозили в колонии продукты  цивилизации  в виде разрывных  пуль.  Они  подвигались,  как  подлинные  посланцы  мира.
Что касается цели предприятия наших героев, то, даже не будучи бескорыстным, оно, однако, не лишено смелости и не ограждено от  опасностей.  Егор и Илья хотели бы продвигаться  быстро  и  без  лишних  приключений  пересечь область,  ревниво  охраняемую  от  белых. 
Трудность   удваивается,   если вспомнить, что у них нет ничего с собой для обмена. Но наши друзья при  всей своей внешней беспечности были весьма наблюдательны; к тому же они были немного знакомы с трудами тех, кто изучал эти места до них.
- Видите ли, - сказал мистер Браун Осе, - сейчас самый разгар  засушливого времени года.
- Это нетрудно заметить, - признался тот. - Трава стала как трут, листья пересохли, а лошади поднимают густую пыль.
- Вот и отлично!
- А мне и в голову не приходило, что это отлично.
- Сейчас увидите. Добрые люди, которые живут  в  этом  солнечном  краю, никогда не читали Лафонтена  и  не  знают  его  милой  и поучительной басни "Стрекоза и Муравей".
- Допустим.
- Они не позаботились отложить запасы на нынешнее бедственное положение.  У них, просто говоря, есть нечего, и они сейчас пляшут на голодный желудок.
- Мы можем плясать вместе с ними. Этакую кадриль пустого живота.
- Ну, что вы! Имея ружья? Неужели мы не можем  всадить  пулю  в  газель, или подстрелить хотя бы простую антилопу с расстояния в сто метров?
- Допустим.
- Вот видите! Выходит, что мы явились сюда, как спасители  этих  бедняг.
Мы охотимся и наваливаем им целые горы битого мяса. За прохождение  по  их земле мы платим натурой. Не я буду,  если  у  них  окажутся  неблагодарные желудки. Ваше мнение?
- Мысль блестящая!
- Значит, вы со мной согласны?  Я  даже  думаю,  что  нам  не  придется надолго откладывать наше намерение. Видите эту движущуюся серую линию под холмом? Это индийцы...
- Вижу, - сказал Ося, подымаясь на стременах.
Трое русских и англичанин  дали  шпоры  своим  лошадям  и  помчались   галопом   по направлению к холму. А индийцы, которые там  находились,  имели  самый  жалкий  вид.  Их  было человек пятьдесят, в том числе женщины и дети. Исхудалые, изможденные,  кожа  да кости, они все казались больными какой-то странной болезнью.
Увидев русских, они стали испускать крики радости. Быстро образовав круг, они простерлись на земле и стали подносить руки ко рту и  к  животу, то есть делали тот  выразительный  жест,  который  во  всех  странах  мира означает одно: я голоден.
- Ах, бедняги! -  воскликнул  Егор,  на  которого  зрелище  произвело тяжкое впечатление. - Да они чуть живы! Они умирают от голода.
- Еще бы! - подтвердил Илья. - Вот теперь-то  и  надо  взяться  за охоту и дать им возможность пообедать, пока не  поздно.  Я  только  боюсь, что дичи здесь мало. Что за несчастная страна!  Земля  растрескалась,  родники иссякли. Сезон дождей здесь начнется только в июне и продлится до сентября.

                22

Один из этих несчастных знал несколько слов по-английски.  Дополняя  их жестами, он объяснил, что все они  являются  последними  из  оставшихся  в живых жителей некогда цветущей деревни. Между ними и их соседями  возникла ссора, обе стороны взялись за оружие.
Была отчаянная борьба, они оказались разбиты, неприятель унес весь их  урожаи  и  сжег  деревню.  В  довершение несчастья стоит засушливая погода. Никаких источников  существования.  Они скитаются по лесам в поисках корней,  ягод,  диких  фруктов,  черепах,  или насекомых.
Из-под просохшего слоя земли они выковыривают лягушек,  которые там прячутся до наступления дождей. Жалкое пропитание! Многие  погибли  от голода. Их стрелы и копья не годятся для охоты за крупной добычей,  которая водится неподалеку. К тому же враги расположились на берегу речки, как раз в том месте, куда приходят на водопой слоны  и  носороги.
Они не могут найти хотя бы птичьи гнезда. Обычно  они  доставали неоперившихся птенцов и зажаривали их живыми, потому что  окрепшие  птенцы улетают далеко и за ними  невозможно  охотиться.
   Слова слон и носорог пробудили  в  наших  трех  друзьях охотничью страсть. Свалить такое  огромное  толстокожее,  совершить  такой ловкий и смелый поступок, значит, осуществить мечту  всякого  цивилизованного   охотника.
Переводчик вызвался служить им проводником. Они согласились с  понятной радостью и отправились немедленно, оставив своим слугам  гладкоствольные охотничьи ружья и захватив только крупнокалиберные карабины.
После довольно  трудного  перехода,  длившегося  не  меньше  часа,  они добрались до почти совершенно высохшей  реки,  куда  обычно  приходили  на водопой крупные звери. Здесь кончается пустыня и  лес  поднимается  высокой и зеленой стеной. Нечего и думать о том,  чтобы  пробраться  в  эти  заросли верхом.
Лошадей  стреножили  и  оставили.  Проводник  советовал  соблюдать абсолютную тишину. Скоро на водопой придут слоны. Они  придут  непременно. Видно сразу по свежим следам, что они сюда ходят. Охотники легли на землю, за деревьями, зарядили карабины и стали ждать.
Не успели они, однако,  приготовиться,  как  издалека  послышался  шум, похожий  на  грохот  приближающегося  поезда.  Сходство  усилилось  еще  и благодаря  размеренному  покашливанию,  напоминавшему  пыхтение  паровоза. Нетрудно было разобрать,  что  шум  идет  со  стороны  чащи,  из  глубоких проломов, ведущих к реке.
Егор лежал ближе других. Он приподнялся на локтях и увидел в пятидесяти метрах от себя огромного  слона.  Ося,  расположившийся вправо от своего друга, вскоре увидел на полянке еще  пять  слонов.  Они шли гуськом. По их огромной величине, по могучим  бивням  Егор сразу  узнал самцов.
Охотники  зачарованы.  Они  любуются  гигантами.  Слоны  шагают медленно и торжественно, сотрясая землю и ломая  заросли  с  непреодолимой силой поезда. Выйдя к спуску,  ведущему  к  воде,  они  имели  совершенно фантастический вид.
Егор выжидал удобной минуты, чтобы выстрелить. Плотно прижавшись к земле, согнув локти под прямым углом и крепко держа карабин в руках, он прицелился в третьего слона, выбирая точку между ухом и глазом.
И в самом деле, нетрудно понять, как опасно тягаться  с  этим огромным животным, которое  бегает,  как  лошадь  в  галопе,  и  не  признает  никаких препятствий перед собой.
Этот гигант  прорывается  сквозь  заросли,  опрокидывает,  или ломает все, что ему попадается на пути,  вырывает  хоботом  из  земли,  или растаптывает ногами, след которой имеет до двух метров в  окружности,  все, что может  служить  защитой  его  врагу,  и  ко  всей  этой  грозной  мощи присоединяет ужасный рев.
Стадо уже на берегу. Река едва ли имела метров  двадцать  в  ширину.  У вожака выражение добродушное и одновременно хитроватое. Он с  любопытством оглядывает оба берега, затем, моргнув своими маленькими глазками,  глубоко втягивает воздух.
Хобот выпрямляется и вытягивается  в  сторону  охотника, который видит огромную пасть с отвислой нижней губой и два  монументальных бивня. Слон как будто встревожен. Он медленно оборачивается к  своим,  как бы говоря им: "Внимание".
Секунды  начинают  казаться  часами.  Слоны  несколько   успокаиваются. Подгоняемые жаждой, они решительно входят в воду, разбрасывая вокруг  себя сверкающие брызги, немедленно начинают зачерпывать воду хоботом и  поливать себе бока.
   Два оглушительных выстрела, а через полсекунды и  третий  прокатываются над лесом, как отдаленный гром, и немедленно вслед за ними - крик ярости и боли.  Это  кричит  слон.  Кто  однажды  слышал  этот  вопль  при  подобных обстоятельствах, уже никогда его не забудет.
Один из гигантов, точно сраженный молнией, застывает  на  какое-то  мгновение  и  затем  валится  в судорогах. Это выстрелил так  мастерски  Егор.  Как  человек  осторожный,  он сохранил неподвижность и  сберег  свой  второй  заряд. 
Обезумевшие  слоны убегают, храпя от ярости и ужаса, и исчезают в зарослях  кустов. В свою цель попал только Егор. 


                23

Он выскочил  из  своей  засады. Друзья вздохнули с облегчением. Быстро перезарядили карабины  на всякий случай, если опасный враг вернется.
- Уф! – выдохнул с облегчением Ося с нервной дрожью в голосе. - Наконец-то!
- Черт возьми! - отвечает Илья, сжимая его в объятиях.  -  У  меня мурашки побежали по телу. Мне показалось, что слоны нас раздавят. Ты цел?
- Цел и невредим, но ничего не понимаю. Если бы я не отодвинулся  чуть  в сторону, все было бы кончено. Что за страшная сила у этих чудовищ! Они ломают толстые деревья, как спички.
- Что мы сейчас предпримем?  Тот,  в  которого  стрелял Егор, не  подает признаков жизни. Я думаю, что он убит окончательно и бесповоротно. Давай  пока этим и ограничимся. У наших голодающих есть, чем насытиться - смотри, какая гора мяса!
Мистер Браун прибежал, задыхаясь от волнения. Волосы его были взъерошены, лицо и руки исцарапаны.
- Ах, господин Егор! - кричал он.  -  Господин Егор!  Я  совсем  потерял голову! Я думал, что не выдержу!
- Успокойтесь. Мы целы и невредимы.
Невообразимый, неправдоподобный случай сразу переменил  обстановку.  С шумом, ломая все на ходу, из зарослей вылезла огромная, передвигающаяся  на коротких ногах серая масса и пошла прямо на друзей.    Это был носорог. По-видимому, его потревожил топот слонов, и  он с глухим ворчанием удирал. Лошади бросились в рассыпную.
Носорог,  увидев  своего  самого  опасного  врага,  человека, пришел  в неописуемую ярость. Он крепко уперся всеми четырьмя  ногами,  нагнул свою безобразную голову, затем с  непреодолимой  силой  пошел на врагов.
Носорог нанес свой коронный удар по лошади Егора. И тот  и  другой  были  подброшены  в  воздух в одно мгновение. Конь перевернулся в воздухе и свалился  с  распоротым  брюхом. 
Он  еще пытался бить ногами, по совершенно бесполезно. Что же касается всадника, то он упал, и в  этом  было  его  счастье. Егор сохранил полнейшее хладнокровие. 
Почувствовав  толчок,  он бросил карабин, привстал на стременах, ухватился обеими руками за ветвь и, будучи атлетом, подтянулся на мускулах. Через  секунду  он  уже спокойно сидел на дереве и не без любопытства смотрел,  как  внизу  бушует разъяренный носорог.
Затем, считая свое дело законченным, или  же  просто  устав от такой скачки, носорог спокойно ушел в чащу. Тогда охотник,  выждал несколько  минут,  пока носорог уйдет достаточно далеко, спокойно  покинул свое убежище, подобрал карабин, осмотрел его, убедился в  его исправности и щелкнул языком в знак удовлетворения.
- Горячее было дельце, черт возьми! - пробормотал он. - Я  остался  без коня. Но тут можно сказать, что было бы счастья, да несчастье  помогло. Это глупое животное могло сыграть со мной еще не такую штуку.  Но  у  меня есть карабин, есть припасы, я могу обороняться.
В эту минуту показались на лошадях мистер Браун и Ося.
- Черт бы их побрал, этих дурацких коней! – воскликнул он.  -  Они затащили нас в заросли колючек. О, это мне знакомо! Попадешь в такое милое место, и  тебе  покажется, что там растут одни штыки. Да и ты становишься похож на подушечку для булавок!  Ты  весь утыкан колючками. К тому же они  причиняют  такую сильную  боль.
- Вот видите? Но позвольте, я  вам помогу  удалить  все  эти  проклятые колючки. Потерпите немного.
Егор извлек из  кармана  небольшой  дорожный  набор  инструментов, достал пинцет и принялся за дело. Тем временем Браун глазами знатока рассматривал лошадь, которую так обработал носорог и рассказывал о разнообразии колючек.
- В джунглях много разных колючих растений и деревьев, снабженных колючками разной величины  и формы:  прямых,  длинных  и  тонких,  коротких  и  толстых,  имеющих   вид обыкновенного крючка, или крючка рыболовного, или наконечника  копья,  или шила; они бывают так крепки я  остры,  что  разрезают  кожу,  как  бритва; стручки, орехи, шелуха, - словом, все коробочки, которые  содержат  семена этих растений, окружены колючками; одни плоские,  как  монета,  и  на  них торчат две  колючки,  как  раз  посередине;  другие  вооружены  множеством страшнейших шипов; когда такое растение впивается в быка, бедное  животное чувствует себя беспомощным и начинает мычать от боли.
- Да уж, потерпи! Смею тебя уверить, что поневоле остановишься, когда напорешься на эту дрянь!
- А вот этот маленький клык тоже здорово вас держит. Если  вы  сделаете резкое движение, чтобы от него избавиться, он воткнет в  вас  еще  парочку колючек по пять сантиметров каждая.
- Полегче, палач! Хватит изучать ботанику на моей шкуре! Хватит!
- Пожалуй, хватит.
- Смотрите, у нас все устраивается самым лучшим образом! Охота  была удачная, за проезд мы заплатили и обеспечили этих  несчастных едой.  Дай  мне только вытащить колючки у мистера Брауна,  и  мы  вернемся  на  реку.  Мы сможем поплескаться, покуда индийцы займутся нашим слоном. А потом я вас натру  жиром этого  симпатичного  толстокожего.  Говорят,  нет  лучшего  средства   для заживления ран. А затем  мы  пообедаем  тушеной  слоновьей  ногой.  Если верить путешественникам, это очень вкусная штука.
- Ты прав, - ответил Ося. - Но я прихожу в бешенство, когда подумаю, что мы здесь застрянем, в этом проклятом месте.
- Застрянем? Как это мы застрянем? Почему?
- А ты разве не остался без коня?
- Тем лучше! Я пойду пешком и буду охотиться. Этак я, по крайней  мере, не рискую свернуть себе шею. Наконец, я добуду себе  лошадь  на  ближайшем прииске.

                24

Крики, скорей похожие на вой, прервали  их  разговор.  Это  индийцы, привлеченные выстрелами и  надеждой  на  обильную  еду,  пошли  по  следам охотников и, увидев на берегу реки животное, убитое  Егором,  кричали от радости.
А сам хирург уже сложил инструменты, подобрал  карабин  и  ушел  в  том направлении, откуда доносились крики. Его товарищи следовали за ним,  ведя в поводу измученных лошадей.
Индусы были измучены голодом, и он  торопил их. Однако они  ожидали, пока придут законные владельцы туши. На радостях, а может быть и для того, чтобы как-нибудь скрасить томительное  ожидание,  они  затеяли  пляску.
Гигантской величины слон возвышался  над  водой,  как глыба серого гранита. Браун решил просветить друзей относительно разницы между африканским и индийским слоном.
- Бивни африканских слонов намного длиннее и тяжелее бивней индийских слонов. Испуганные слоны бегут со скоростью 16 километров в час. На короткое расстояние они в состоянии развить скорость до 32-40 километров в час.
- Слонихи вынашивают детёнышей примерно 21 месяц. В прошлом люди полагали, что имелось различие в длительности беременности, в зависимости от пола слонёнка, но это пока не доказано. Роды могут длиться два часа и даже дольше.
- Слоны живут примерно столько же, сколько люди. В диком состоянии они обычно умирают в возрасте около шестидесяти лет, и, как это бывает со многими жвачными, от голода.
- Когда последняя пара зубов стирается, слоны просто не могут жевать. В неволе они живут немного дольше, из-за более мягкой пищи. К сожалению лишь некоторые слоны, содержащиеся в неволе, достигают этого возраста, многие умирают ещё молодыми в возрасте 25 лет из-за общих проблем приспосабливания к новым условиям, или по физическим причинам, например, из-за проблем с копытами и животом.
- Слоны делят среду обитания со львами, тиграми, леопардами и другими хищниками. Взрослым слонам эти хищники не страшны, однако новорожденного слонёнка львы, или тигры могут утащить.
- Поэтому слоны стараются не подпускать опасных для потомства животных слишком близко. Единственный хищник, который реально угрожает не только жизни отдельного слона, но и всей популяции – это человек.
Сраженный колосс внушал почти ужас, против которого не устоял  бы  никакой  храбрец. Огромные передние ноги слона достигали берега.  Голова  лежала  на  земле, поддерживаемая слегка изогнутыми снизу вверх желтоватыми  бивнями. 
Хобот, застывший в мертвой неподвижности, вытянулся  в  траве,  продолжая  линию, образуемую телом и широким лбом. Характерным признаком  слона  индийской породы является плоский лоб с вмятиной посреди головы. Чрезвычайно сильно развитые уши прикрывают  верхней  своей  частью  почти  половину  шеи,  а  нижний  край достигает груди.
На  боках  кожа  серая,  крепкая,  испещренная  глубокими скрещивающимися бороздами, точно на животное накинута  грубая  сеть.  Бока покрыты жесткой, короткой и  редкой  шерстью.  Вся  остальная  часть  туши никакой шерсти не имеет.
   Вышина его, должно быть, не меньше трех  метров.  Человека,  который стоит позади головы, не видно. Правый бивень имел почти три метра в длину. Левый короче сантиметров на тридцать, окончание его кажется обломанным, или стертым. Эта особенность удивила друзей. Однако они не нашли  бы в ней ничего удивительного, если бы жили в стране слонов подольше и  лучше знали их обычаи.
У слона - как у самца, так  и  у  самки  -  левый  бивень всегда короче и легче правого и больше блестит. Это объясняется тем,  что, принимая пищу, слон хватает хоботом  охапки  покрытых  листьями  ветвей  и заносит их в рот слева направо.
Таким образом, ветви трутся о левый бивень и с  течением  времени  стирают  его.  Кроме  того,  слон  имеет  привычку ощупывать почву именно левым бивнем. Короче говоря, слон - левша.
- Говорят, если проколоть  слоновую  тушу,  которая пролежала на солнцепеке  целый  день,  то  взрыв  получится  такой,  точно палят из пушки. Я сам этого конечно не слыхал, но теперь вполне этому верю. – Браун это прибавил, глядя на голодных жителей.
   Но как ни были эти бедняги измучены голодом, они отнюдь не  набросились на тушу. Их старейшина отрезал у слона хобот, ловко отделил передние ноги и  со всей  скромностью  и  вежливостью  поднес  эти  наиболее   лакомые   части нашим друзьям.
   Затем он сделал знак. Вооруженные   копьями,   ножами,    топорами,    кирками,    индийцы взгромоздились на свой чудовищный трофей. Они с трудом  разрезали  толстую слоновую кожу. Голод терзал их, и насыщение длилось час. Затем, когда было уже немало  съедено,  когда  вместо  печально  запавших  голодных  животов появились   объемистые   выпуклости,   несколько   до   отвала   наевшихся сотрапезников затянули странную, заунывную песню.
Старейшина  не  знал,  как  бы  еще  доказать  свою  благодарность  трем европейцам,  и,  вместо  того  чтобы  соснуть   на   песке   и   предаться перевариванию только что  съеденной  обильной  пищи,  стал  рыть  довольно широкую и глубокую яму. Когда она была готова,  он  опустил  в  нее слоновьи ноги, засыпал их  золой,  углем  и  хворостом,  видимо  собираясь оставить их так на всю ночь, как того требуют классические правила местной кухни.
Затем Браун обратился к старейшине, который был  немало  заинтересован его пояснениями:
- А  теперь,  приятель,  приготовь  нам  свое  жаркое.  Ибо  если  твои соплеменники уже наелись, то у нас животы все еще подводит.

                25

Старейшина не столько понял слова, сколько догадался, о чем говорил  белый, и показал, что несколько ломтей хобота жарятся у него на медленном огне.
- Вот и отлично! И спасибо за внимание. Если вкус соответствует запаху, то блюдо должно получиться восхитительное. Друзья, прошу за стол. 
- А хобот и  в  самом  деле  восхитительное  блюдо!  -  заметил  Браун  через несколько минут. - Сейчас, когда наши тревоги миновали и это мясо  вливает в меня свежие силы, мне становится неловко оттого, что я поддался  дурному настроению.
- Еще бы! О чем тужить? Тебе даже не  пришлось  купаться,  и  все  твои ранки засыхают сами собой. Через два дня  все  пройдет!  Но  лицо  у  тебя такое, точно ты дрался с десятью кошками.
- Ты прав, не стоит тужить! Тем более что для  начала  дела  наши  идут неплохо.
- Теперь у нас,  как  и  у  наших  спутников,  имеется  изрядный  запас продовольствия.
- Я говорю о другом. Я говорю о слоновой кости.
- Верно! Я и не подумал!
- Тогда слушай меня, бескорыстный ты человек!  Тебе  известно,  сколько примерно весят бивни твоего слона?
- Думаю, килограммов сто.
- Самое меньшее. А почем слоновая кость, ты знаешь?
- Пятнадцать фунтов стерлингов кило, если мне не изменяет память.
- Совершенно верно. Сто раз  пятнадцать  -  это  полторы  тысячи,  если только  верно,  что  арифметика  -  наука   точная.   Стало   быть,   одна остроконечная цилиндрическая пуля, помещенная между ухом  и  глазом  этого несчастного толстокожего принесла тебе полторы тысячи фунтов стерлингов.
- Здорово! Главное, какой удивительно  точный  арифметический  подсчет.
- Но опять-таки перевозка этого громоздкого товара.
- Это касается наших лошадей.  Мы  на  них  аккуратно  навьючим  два бивня. На ближайшем прииске мы оставим бивни на хранение и  потребуем  их, когда будем возвращаться. А уж тогда одно из двух: либо  мы  найдем  клад, который ищем, и тогда мы эти бивни подарим начальнику станции. Или  же  мы будем возвращаться с пустыми руками. В этом последнем случае мы где-нибудь приобретем лошадей и увезем свой товар, не  считая  всего  прочего, что нам удастся собрать.
- Что ж, неплохо. А припасы на обратный путь?
- Наши славные индийцы  показывают  нам,  как  это  делается.  Они  уже отдохнули, и смотри, как они заботливо разрезают остатки  мяса  на  тонкие ломтики. Ты догадываешься, зачем? Они развесят это  мясо  на  деревьях  на самом солнцепеке, и будут держать до полной просушки. Это то, что в здешних местах называется "бекон".
- А теперь  мы  здесь  устроимся самым удобным образом. Уж положись на  меня.  Скоро  ночь,  а  мы  здорово устали. Наши друзья разведут костры, чтобы отогнать диких зверей, которых несомненно привлечет сюда запахи убитого слона. Мы расположимся неподалеку от  ямки,  в которой тушатся слоновьи ноги. Это будет нам на завтра. А  пока  -  спать. Пусть благотворный сон принесет нам отдых после трудного дня.
- Доктор Браун, не могли бы вы немного рассказать нам о истории завоевания Индии англичанами.
- Охотно, мой друг.
Итак, что из себя представляет “Ост-Индийская компания”. Это английская, частная компания по торговле со странами Ост-Индии и Китаем, постепенно превратившаяся в организацию по управлению английскими владениями в Индии. Существовала в 1600-1858 годы.
В конце 16 века в Европе резко возросли цены на пряности (прежде всего перец), которые доставлялись в Европу морским путем из Южной и Восточной Азии (Ост-Индии) португальцами и голландцами.
Английские купцы были заинтересованы в прямых поставках заморских пряностей. Но снаряжение морских экспедиций в Ост-Индию было дорогостоящим, рискованным делом, и купцы были вынуждены объединять свои капиталы.
На первых порах купеческая компания по торговле с Ост-Индией представляла собой достаточно аморфную организацию, состав участников которой был случайным и непостоянным.
Помимо пряностей, корабли компании ввозили в Европу шелк-сырец, хлопчатобумажные и шелковые ткани, индиго, опиум, сахар. Европейские, и в том числе английские товары, на первых порах не пользовались спросом на рынках Востока, поэтому за товары приходилось платить золотом и серебром.
Английское правительство предоставило Ост-Индской компании право монопольной торговли со всеми странами Индийского и Тихого океанов между Магеллановым проливом и мысом Доброй Надежды.
Деятельность компании регулировалась хартией, выдаваемой ей правительством на определенный срок. После его истечения хартия продлевалась, но в условия деятельности компании, как правило, вносились коррективы.

                26

Основными органами управления Ост-Индской компании были совет директоров и собрание акционеров. Решающую роль играл совет директоров, при котором позднее была создана сеть специальных комитетов, отвечавших за отдельные направления деятельности.
Опираясь на правительственную поддержку, английская Ост-Индская компания быстро развернула обширную и прибыльную торговлю. В первой трети 17 века она владела торговыми факториями на островах Ява, Суматра, Банда, Борнео, Целебес, в Японии, Сиаме, на полуострове Малакка и в Индии.
Сначала центром английской торговли в Ост-Индии был Бантам на острове Ява, но с 1620-х годов компания сконцентрировала свою деятельность в Индии, откуда вывозила в другие страны Азии и Европу ткани, пряжу, индиго, опиум, селитру.
В первой половине 17 века индийская торговля компании велась преимущественно через Сурат — портовый город на западе Индии, на территории государства Великих Моголов. Английская торговая фактория в Сурате была основана в 1613 году.
Соперниками английской Ост-Индской компании были Португалия, голландская и французская Ост-индские компании, частные торговцы-англичане, местные индийские властители. В ходе борьбы с ними английская Ост-индская компания опиралась на сеть укрепленных факторий, из которых впоследствии выросли такие города, как Мадрас, Бомбей, Калькутта.
Для того, чтобы закрепиться в Индии, компания активно применяла тактику подкупа и шантажа местных властей. Лозунг «разделяй и властвуй» определил колониальную политику Ост-Индской компании, особенно после распада империи Великих Моголов. Со временем для расширения своего влияния англичане охотно использовали и военную силу.
Во второй половине 17 века Ост-Индская компания получила от английского правительства ряд государственных прерогатив на подчиненных ей территориях. В 1661 году она получила право объявлять войну и заключать мир, в 1686 — полностью распоряжаться собственными армией и флотом, учреждать военно-полевые суды, чеканить монету. По хартии Оливера Кромвеля 1657 года английская Ост-Индская компания была преобразована в акционерную с постоянным капиталом.
                Покорение Индии.
В 17 веке борьба за Индию велась с переменным успехом. Англичане потерпели ряд поражений: в 1687-1690 годах они были изгнаны из Бенгалии, в 1690 году могольские войска осаждали Мадрас.
В 18 веке основным соперником англичан в Индии стала французская Индийская компания (образованная в 1719 году на основе Ост-Индской и других французских компаний). Англо-французская борьба за Индию стала продолжением борьбы этих держав в Европе и прошла в несколько этапов.
В 1717 году делийский падишах Фаррухсияр предоставил английской Ост-Индской компании фирман на беспошлинную торговлю и сбор налогов в части Бенгалии. В 1757 году в результате битвы при Плесси Бенгалия фактически превратилась во владение английской Ост-индской компании.
В 1764 году после битвы при Буксаре англичане захватили Бихар и Ориссу, на которые претендовали французы. Семилетняя война 1756-1763 годов предрешила исход борьбы в пользу англичан, однако столкновения с французами продолжались до конца 18 века.
В результате серии англо-майсурских (захват территории Южной Индии, превращение княжеств Майсур и Хайдарабад в данников компании), англо-маратхских (подчинение Северной Индии и Махараштры) и англо-сикхских (аннексия Пенджаба) войн английская Ост-индская компания к 1849 году закончила подчинение Индии, а в 1852 году покорила и Нижнюю Бирму.
Со второй половины 18 века основное внимание Ост-Индская компания стала уделять не торговле, а сбору налогов и управлению захваченными территориями. В 1760-х годах компании было передано право сбора земельного налога с населения Бенгалии; с ростом территориальных приобретений англичане провели в Индии перестройку аграрных отношений.
В эпоху промышленного переворота в Англии (конец 18 — начало 19 века) колонии стали не только сырьевой базой британской индустрии, но и превратились в основной рынок сбыта для английской промышленной продукции. Традиционное городское ремесло Индии, не выдержав конкуренции дешевых британских товаров, пришло в упадок.
Чем крупнее и влиятельнее становилась Ост-Индская компания, тем больше ее деятельность подвергалась регламентации и правительственному надзору.
Если в период после реставрации Стюартов (1660 год) прибыль акционеров компании достигала 250% на акцию, то в 19 веке дивиденд был принудительно ограничен 10%. Государство с конца 18 века начало ограничивать монополию компании на торговлю с Индией, которая приобрела большое значение для экономики Англии, переживавшей промышленный переворот.
В 1783 лидер вигов Чарлз Джеймс Фокс предложил частично передать управление Индией в руки правительства, но его законопроект не утвердила верхняя палата парламента.
Тем не менее, уже в 1784, по предложению тори Уильяма Питта Младшего, был принят Индийский билль, по которому руководство Ост-индской компании ставилось под контроль английского правительства.
Выдавая компании новую хартию, король Георг III оставил за собой право участвовать в ее совещаниях и наблюдать за ее политикой. Совет директоров компании был подчинен новому органу — Контрольному совету, назначаемому королем.
Генерал-губернатор индийских владений компании стал назначаться британским премьер-министром Англии. По хартии 1813 года компания лишилась права монопольной торговли с Индией, но сохранила свои административные функции на этих территориях и торговую монополию в Китае, а в 1833 году торговая деятельность Ост-Индской компании была запрещена. В 1853 году права компании были вновь урезаны.
На протяжении конца 18 — первой половины 19 века была перестроена и система административного управления на территории самой Индии. Владения компании были разделены на три президентства — Бенгальское, Мадрасское и Бомбейское с губернаторами во главе.
Центральным являлось Бенгальское, в котором находилась штаб-квартира генерал-губернатора, командующего колониальными войсками и где проходили заседания губернаторского совета (подобные советы имелись и в других президентствах).
В 1858 году, после подавления Индийского восстания 1857-1858 годов, британское правительство приняло решение ликвидировать Ост-индскую компанию. Ее владения перешли под прямое управление британской короны, а пайщикам была выплачена компенсация в 3 миллиона фунтов.
Королева Виктория в 1876 году приняла титул императрицы Индии, а реальное управление колонией с 1858 по 1947 год осуществлял статс-секретарь по делам Индии и британский вице-король Индии.

                27

Однако эта тишина длилась недолго.  Не прошло и трех часов с той минуты, как глубокая тишина объяла лагерь, как в перелеске, в нескольких шагах от спящих, раздался страшный шум. 
Русские и туземцы вскочили, схватились за оружие и заняли оборонительную  позицию. Стреноженные лошади стали беспокоиться и пытались порвать свои путы. Шум все усиливался,  и  трое  друзей  выбивались  из  сил,  чтобы  хоть как-нибудь прекратить переполох.
- Пусть меня возьмут черти и пусть они свернут шеи  всем  нам,  если  я хотя бы теперь не избавлюсь от этого русского.
- Милый мой Джон, мне кажется, вы опять тешите себя несбыточной мечтой.
- Чума на вашу голову, Гари. Вы мне всегда и во всем противоречите. У вас какая-то мания величия.
- Да будет вам. Только что вы пожелали видеть веревку на моей шее, а теперь  вы  призываете  на  мою  голову   чуму.   Брат   мой   Джон,   вы заговариваетесь.
- У брата Джона потемнело в глазах.
- Вы хотите сказать, Гари, - покраснело: вы увидели кровь.
- Оставьте меня в покое! Что я вам, дите какое-нибудь? Для меня, что человека зарезать, что цыпленка - одно и то же.
- Я понимаю, зарезать  индийца, или  китайца.  Но  европейца  -  это все-таки, знаете, другое дело.
- Подумаешь! Я заколол еврея так же  спокойно,  как  его  собаку.  Больше того: у собаки все-таки были клыки, она могла  защищаться.  А  хозяин  был совсем, как баран.
- Тогда я не понимаю, почему вы волнуетесь. Я вас никогда  не  видел  в таком состоянии. Вы меня удивляете и даже тревожите.
- Меня взволновала встреча с русским, пропади он пропадом!
- Надо было, в таком случае, обойтись с ним  так,  как  вы  обошлись  с немцем.
- Да ведь вы знаете, что русский могуч, как Самсон. Он силен и  ловок,  как  ни один из нас.
- Ну, уж это положим преувеличение. Я вас не понимаю! Этот сумасброд  вызвал  вас  на дуэль, а вы  были  достаточно  глупы,  чтобы  пойти  стреляться  с  ним  и промахнулись. А теперь вы сплетаете вашему сопернику венок из  лавра и считаете, что он стоит выше таких храбрецов, как мы? Да  никогда я с этим не соглашусь. Просто вы слепец.
- Да будет вам. Раскаркались. Он,  однако,  не  очень-то  испугался всех нас вместе взятых, и  у  вас  еще  остались  достаточно  убедительные доказательства на лицах.  Взять  хотя  бы  тебя,  Гари.  Ты,  конечно, забияка, а он все-таки всадил тебе револьверную пулю прямо в глаз.
- Выстрел был  меткий,  не  спорю.  Но  что  из  того?  Я  с  ним  еще разберусь.
- А вы, Джон? Почему бы вам в очередной раз не пойти и не попросить его, чтобы он  еще  раз проткнул вас своим огромным ножом?
- Болван. Я потому и сержусь на вас, что у вас была  полная  возможность свести с ним все счеты.
- Вы, по-видимому, забыли, - возразил тот, кого называли Джоном, - как великолепно он вел отступление. Три недели подряд он разгадывал  все  наши хитрости, обходил все наши ловушки и умел не попадаться нам на  глаза.  Он, как будто  знает  местность  лучше  нас.  И  когда  он,  наконец-то,  соизволил попасться, дело кончилось тем, что двое из нас остались на месте. А с  ним еще была дама, которую ему надо было оберегать. Я вас  уверяю,  это  не человек, а Самсон.
- А нельзя ли узнать, как вам удалось избавиться от него?
- Конечно!  Я  затем  и  пригласил  вас  в  эту  собачью  будку,  чтобы рассказать вам все, что я сделал и каковы мои дальнейшие планы.
- Говори, я тебя слушаю.
- Хорошо. Только вы хорошенько осмотрите местность,  нет ли какой-нибудь опасности. Благо у вас глаза кошки и чуткий  слух  леопарда. А я тем временем прополощу себе глотку и соберусь с мыслями.
Третий субъект, до сих пор  хранивший  молчание,  встал  и  удалился неслышными шагами хищника, выходящего на охоту. Еще стояла  глухая  ночь.  До  рассвета  было  не  меньше  двух  часов. Помещение,  в  котором  происходило  описываемое  совещание,  вполне заслуживало нелестного  названия  собачьей  будки,  данного  ему  Джоном.

                28

Несколько плохо  сколоченных  досок,  щели  между  которыми  были  кое-как заткнуты смесью глины с соломой,  и  полусгнившие  листья  вместо крыши - вот и все. Мебель соответствующая. Постелью служила груда листьев; вместо стульев - бычьи черепа с рогами, заменявшими  подлокотники;  вместо стола - не очищенный от коры пень, на котором  горела  сальная  свечка.
Три огромных длинноствольных ружья  с  тяжелыми  прикладами  прислонены  к стене. Нетрудно узнать в них те почтенные английские  ружья,  которые  не изменили своего вида  за  сто  лет, несмотря на все достижения современной техники.
На полу  валялись  сумки,  в каждой из которых можно было бы поместить трехмесячного ягненка. Эти громадные ружья и  эти  рога,  вмещающие  достаточно  водки,  чтобы напоить целый взвод, вполне соответствовали росту и телосложению хозяев. В хижине находились два гиганта в возрасте тридцати  пяти лет.
Помесь бульдога с носорогом. Двух метров роста.  Грубо отесанные фигуры делали их похожими на монстров. Лица, обожженные горячим индийским солнцем, не  имели  той бледности,  которая  свойственна  англичанам. Широкие простоватые лица с правильными  чертами,  и  все  же есть в них грубость и жестокость, свойственные крупным толстокожим.
Они носили одинаковые куртки и штаны из шкуры оленя. Это платье все исцарапано колючками и покрыто пятнами  жира  и  крови  -  крови  людей  и животных. Оба  гиганта  поразительно  похожи  друг  на  друга.  Однако благодаря некоторым неизгладимым особым приметам, которые  имели они, спутать их было невозможно.
Эти  особые  приметы  -  последствия  страшной дуэли, на которую намекал субъект, называемый Джоном. Гари - кривой. Вместо правого глаза у него страшный, лилового  цвета шрам, по-видимому, полученный от выстрела в упор из пистолета.
У Джона на голове, от  бровей  до  темени,  тоже  великолепный  рубец, проложенный, как пробор, посередине  головы  и  делящий  шевелюру  на  две абсолютно симметричные части. Вид этого рубца наводит на  мысль  о  добром клинке и твердой  руке,  но  также  и  о  черепной  коробке,  не  боящейся испытаний.
Несколько  слов,  оброненных  Джоном  в  минуту  дурного   настроения, заставляют предположить, что к этим двум  шедеврам  пластической  хирургии причастен Егор Анохин. Двое сидят молча:  они  ждут  возвращения своего разведчика.
Внезапно  и  одновременно,  с  точностью  в  движениях, которая восхитила бы немецкого унтера, они хватают рога, откупоривают их, высоко поднимают и льют водку себе прямо в глотку, глухо урча, как урчат  звери, утоляющие жажду.
Их товарищ появился в  эту  минуту,  как  из-под  земли.  Его  появление казалось чудом. Несмотря на всю обостренную чуткость этих  детей  природы, ни один не слышал его приближения.
- Эге, ваше благородие, - громко смеясь, воскликнул кривой Гари.  - Откуда вы взялись? Правда, у меня всего только один глаз, но он видит  хорошо,  а уж слух у меня лучше, чем у любой кошки.
Гримаса, которая могла бы сойти за улыбку, прорезала  на  секунду  лицо вошедшего, затем оно снова превратилось в непроницаемую и  мрачную  маску. Этот  человек  представлял  резкий контраст   со   своими   двумя товарищами.
Если в них можно было с первого же взгляда узнать европейцев, то  у этого все черты лица явно выдавали уроженца метрополии. Это был полицейский Генри Вильямс. Его отец был английским офицером, а мать индианкой.
Его облачение казалось тем более странным и смешным в  здешних  местах, что его дополнял котелок. Но уж, зато всякая охота шутить пропадала при виде его стальных серых глаз, мрачно смотрящих из  двух  дырочек,  его безбородого лица, изрезанного морщинами, его застывшего  оскала. 
Закрытый рот, как будто лишенный губ, изобличал холодную и неумолимую жестокость, а большие  волосатые  уши  придавали  этой   унылой   физиономии   выражение одновременно и зловещее и комичное.
Не ответив Джону, Генри щелкнул пальцами.  Звук  был  похож  на выстрел пистолета.
- Ничего, - сказал он  тихо,  как  бы  приглушенным  голосом,  -  можно говорить. На прииске Голконда все спокойно. У  нас  еще  два  часа впереди до рассвета. Больше, чем нам нужно.
- Нас никто не слышит?
- Ну, вот еще! - беспечно ответил тот. - Какой же  это  черт  пролезет сюда через три ряда колючих кустов,  которые  охраняют  нашу  хижину?  Кто найдет проход, по которому вы сами с трудом пробрались? 
- И,  наконец,  кому придет в голову, что бывший полицейский встречается с двумя самыми  опасными бандитами? Не будем тратить время попусту. Говорите,  Генри.  Опишите  нам всю вашу  экспедицию,  не  пропустите  ничего.  Я  хочу  все  знать.  Наша безопасность и охрана нашего будущего богатства требуют доверия.
- Золотые слова. Перехожу к делу. Не стоит,  я  думаю, повторять вам, что мы не имеем средств. Вы знаете не хуже меня,  что  дела идут  из  рук  вон  плохо  и  что  нашему  маленькому  предприятию  грозит безработица, и на довольно неопределенный срок.
- Не то чтобы алмазов  стали добывать  меньше,  -  напротив.  Но  искатели  стали  осторожны.   Скупщики алмазов вооружены  до  зубов  и  в  одиночку  не  ходят,  а  полицейские   удвоили бдительность. Все боятся, товар вывозится под усиленной охраной. О  том, чтобы захватить эти волшебные камешки силой, и думать нечего. Точно так же нечего думать и о том, чтобы как-нибудь  хитростью  пробраться  на  склад: тебя схватят тотчас же и предадут суду Линча без промедления.
- Генри, брат мой, вы говорите, как в полицейском участке.
- Тише! - резко оборвал его Генри. - Не сбивайте  меня,  иначе  я  потеряю нить рассуждения. Дело в том, что мы сами виноваты. Мы забыли меру. Не  так  ли? Если бы не я, мы бы уже давно болтались на хорошо  намыленных пеньковых веревках. Только благодаря мне вы знали день  за  днем,  час  за  часом,  что  делается  на прииске. Это я указывал вам, какие дела можно сделать  и  когда  именно.
- Вам помогало ваше звание полицейского,  которое  вы  себе  так  смело присвоили. К тому же мы выполняли ваши поручения с такой ловкостью, что ни один бы черт  не  узнал  в вашем лице  одного  из  самых отъявленных негодяев Индии.
- Потом! - перебил мнимый полицейский, внутренне польщенный этим признанием его заслуг.
- Просто я хотел отдать дань почтения тому, кто руководил нами  до  сих пор, и чьи удачно выполненные замыслы принесли нам целое благосостояние.
- Увы, оно непрочно, это  благосостояние!  Не  будь  вы  самые  горькие пьяницы и самые гнусные картежники во всей колонии, вы  бы  теперь  были богаты, как лорды.
- А вы? Если бы вы не соединяли в вашей  священной  особе  все  пороки, какие вы приписываете нам, и еще много других, вы бы теперь были не бедней самого губернатора.
- Что ж делать,  -  возразил  полицейский,  -  человек  -  создание несовершенное. Потому-то мы и остались без гроша и без видов на будущее.
- А у меня есть план! Вы уже знаете, что я  прибыл  из  Бомбея,  где договорился относительно результатов нашей последней операции.  Гроши.  Но случай привел меня в гостиницу, где остановился мистер Медовой со своим другом Гильденбергом. Сильное  впечатление  произвел  на  меня    этот человек, этот русский. Я ненавижу его больше, чем кого бы то ни было на свете. Ах, с каким удовольствием пошарил бы я кинжалом  у  него  в груди!
- Джон, брат мой, вы мельчаете.
- Скоро вы увидите, мельчаю ли я,  и  настолько  меня  ослепили  две страсти – жажда любви  и  ненависть,  -  чтобы  я  забыл  интересы  братства похитителей бриллиантов. Ни мистер Медовой, ни его друг даже не подозревали,  что  я нахожусь рядом с ними.
- А я сумел следить за каждым  их  шагом,  я  жил  их жизнью, я проник в их тайны. Я, белый дикарь, который,  как  будто, только на то и годится, чтобы выследить слона, я чувствовал  себя  в большом городе так же привольно, как в здешних пустынях.
- Наконец-то! Слава богу!
- Так вот: они тоже остались без средств. И ни на  что  они  сейчас  не рассчитывают, кроме одной сумасшедшей идеи, в которую никто  на  свете  не поверит, а я верю.
- Говорите, Джон, - перебили заинтересованные слушатели.
- Вы слыхали легенду о неисчислимых  сокровищах  индийской гробницы,  об этой груде алмазов, припрятанных где-то возле Голконды?
- Бедняга тронулся умом, - перебил его Генри, - а мы теряем  время на то, чтобы выслушивать глупую болтовню.

                29

Джон пожал плечами, пропустил себе в глотку  изрядную  струю  пойла  и весьма холодно продолжал говорить:
- Тайну о сокровищах им выдал индиец Лари. Вы знавали  этого  чудака.  Я пытал его, но ничего  не  мог  из  него вытянуть. А у них есть карта местности, это я знаю точно. И они твердо уверены, что найдут этот клад. До такой степени, что  сам  этот  проклятый Илья лично отправился на поиски.
- Я не выпускал его из виду и  незаметно проводил до Голконды, где он был вчера вечером. Я слышал, как  он там говорил с другим русским, небезызвестным вам Анохиным, взяв его в компаньоны.
- Я даже  чуть было не получил  пулю  от  этого  русского,  когда  подслушивал,  о  чем они говорили в палатке. Если бы у меня была хоть крупица сомнения,  достаточно было того, что я услышал, чтобы оно рассеялось. Самый  факт  существования клада абсолютно неоспорим, и я уверен, что они его найдут.
- Ну что ж, дело ясное. Надо следовать за  ними,  а  потом,  когда  они найдут клад, надо будет освободить  их  от  этой  тяжести.  Самые  простые способы всегда самые верные.
- Кроме того, я влюбился в Анну Смит, дочь управляющего прииска Голконда. На мое несчастье ее полюбил русский Илья Медовой, но тем приятнее будет моя месть, когда я ей овладею.
Джон скроил презрительную  улыбку  и  с  видом  некоего  превосходства оглядел своих слушателей.
- Плестись по их следам  мало  -  надо  их  сопровождать.  Надо  что-то придумать такое, чтобы быть принятыми в их среду. Но это невозможно -  они слишком хорошо нас знают.
- А мне это вполне доступно, -  заметил  полицейский,  на  которого подействовала самоуверенность бандита.
- На вас я и рассчитывал.
- И совершенно правильно, друг мой.  А  я,  со  своей  стороны,  охотно повидаю наших бывших помощников, бедных жителей деревни у озера Ведьм.  Мне  нетрудно  будет набрать среди них хоть целую команду и бросить по следам русских.  Таким образом, русские получат “почетную охрану”, которая будет состоять из самых отчаянных головорезов Индии.
- Хорошо! Недаром я на вас надеялся. Поводы для встречи с русскими  и присоединения к ним по-детски просты. Скоро будет война  между  индийцами  и англичанами. Я  сужу  об  этом  по  безошибочным  признакам.  А  вы,  якобы, будете сопровождать несчастных беженцев, которые переселяются на  север в горы Аравали,  потому что война согнала их с мест.
- Ну, Джон, вы молодец! Это вы здорово придумали!
- А все потому, - ответил бандит, - что меня днем и  ночью  гложут  две безжалостные страсти. Во имя богатства и ненависти я способен на все, даже  на добрый поступок.
- Вы могли бы присоединить к этим двум страстям еще и жадность.
- Не знаю.  Я  люблю,  и  я  ненавижу.  Вот  и  все.  Конечно,  я  хочу участвовать  в  дележе добычи,  если,  как  я  надеюсь,  нам  удастся  забрать  у проклятых русских их клад.
- Вот и отлично! - сказал Генри. - Я пускаюсь в  путь  сегодня же, собираю всех наших молодцов из деревни, догоняю русских, стараюсь, во что бы то ни стало завоевать их доверие, произношу клятвы верности долгу направо  и налево, и, в конце концов, становлюсь их  неразлучным  спутником.  А  вы  что думаете делать в это время?
- Остаемся здесь и, чем можем, будем вредить русским в пути.
- Кроме того, мы поместим заметку в местную газету об убийстве еврея. И вину надо взвалить на русского. Тогда Анна немедленно прилетит сюда. Напишите заметку Генри немедленно.
- Вам никто и никогда не поверит.
- Я сделаю так, что заметка появится в печати, деньги все сделают. Так что их внезапный и поспешный отъезд будет похож на бегство и только внушит подозрение.
- Постойте, но вы привлечете сюда целые орды полицейских.
- Подумаешь! Вы их знаете так же хорошо, как и я. Они безобидные твари.
- Но ваши намерения?
- Закрыть Анохину, по крайней мере на время, доступ в колонию.  А  так как его друзья будут в наших руках, у него не хватит времени доказывать свою невиновность. Он все пустит в ход, чтобы освободить друзей,  но  ему  нельзя будет обратиться за содействием ни к англичанам,  ни  к  индийцам, потому что его тотчас арестуют по обвинению в убийстве.
- Ничего нельзя прибавить к тому, что вы сказали, друг Джон.  Вот  вам заметка для газеты и отправляйтесь в Бомбей, а Гари вместе со мной будет на расстоянии следить за нашими русскими друзьями.
- А теперь отдохнем. Скоро будет  обнаружен  труп купца и ограбление повозки. Я тоже там буду и постараюсь толкнуть  полицию на ложный след.
- Только опасайтесь появления начальника полиции. Кстати, вы нашли в фургоне что-нибудь стоящее?
- Ерунда. Но не в этом дело. Мне был нужен труп,  покойник.  И  я его получил.

                30

Начальник полиции прииска мистер Рат считал себя самым ловким из всех сыщиков Объединенного Королевства,  но  все  же  он  был  вынужден сознаться самому себе, что задача, которая свалилась ему на голову,  полна необычайных трудностей.
Если весьма лестное мнение, которого  он  держался насчет своих личных талантов, и  толкнуло  его  ввязаться  в  это,  скажем прямо, путаное дело; если он поначалу увлекся, что не  совсем  обычно  для представителя англо-саксонской расы, то зрелое  размышление  подействовало на него охлаждающе, как ледяной душ.
Волнение, вызванное загадочным убийством, улеглось за  несколько  минут, как по щучьему велению. Весь прииск снова принял свой обычный деловой вид: стучали кирки; скрипя, поднимались и опускались по тросам  кожаные  мешки; люди, которых ночное происшествие едва ли отвлекло  хоть на час,  работали  с обычным упорством.
У каждого хватало своих забот, чтобы не  слишком  долго думать о вещах посторонних. Вот если бы убийцу тут же, на месте, поймали и линчевали, тогда другое дело - тогда они, пожалуй, потратили бы  несколько минут на то, чтобы посмотреть повешение.
На приисках так мало развлечений! Но что им за дело до одинокого немца?  Что  им  до  более,  или  менее  неприятных   размышлений полицейского, занятого распутыванием загадочной драмы?
Текли часы, но  мистер Рат  не  знал,  что  предпринять.  А  тут  над самонадеянным сыщиком еще стали  подтрунивать  коллеги.  Их  грубые  шутки заставляли его держаться нарочито уверенно, хотя никакой  уверенности  у него не было.
- Ладно, - угрюмо отвечал он. - Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Занимайтесь своими делами, а мои проблемы, вас не касаются. Я  у  вас  не прошу ни совета, ни помощи. Мне нужен отпуск.  Если  мне  откажут,  я  его все равно возьму. А все остальное беру на себя.
Мистер Рат принял героическое решение. Он запихнул в сумку необходимые вещи, приготовил оружие, оседлал коня и пустился в  путь.  Он  обошел  все алмазное поле, осмотрел все участки, тщательно осведомился обо  всех,  кто уехал, кто приехал, и убедился, что, кроме русских,  ни  один посторонний на прииске не показывался.
Хотя здесь работала добрая тысяча человек и среди них хватало  темных личностей,  которых  легко  можно  было   заподозрить   в   любом преступлении, сыщик все время думал только о трех русских. Это была навязчивая мысль, какое-то смутное, но неодолимое предчувствие.
- Да почему бы и нет, в конце концов? - рассуждал Рат. -  Эти  русские едва появились и сразу исчезли. Тот,  который  здесь  работал,  виделся  с убитым вечером незадолго до  убийства,  а  ночью  они  скрылись.  Все  это наводит на нехорошие мысли.
- Но,  с  другой  стороны,  двое местных громил тоже,  по-видимому,  изрядные  жулики.  С  какой  целью  могли  они   сюда припожаловать на столь короткий срок? Один из них преподнес моему полицейскому русские ножны. 
- А зачем? Чтобы помочь мне, или чтобы сбить меня с толку? Однако, не могу же я разорваться на части и пуститься по всем этим  следам  одновременно.  Громилы куда-то пропали. Русские подались на юг.
- Какого черта им нужно на юге? Все-таки  мне надо выработать какой-нибудь план. Здесь я задерживаться не могу, иначе  я стану всеобщим посмешищем. Надо выследить, или одних, или других. Но  кого?
- Орел, или  решка?  Громил, или  русских?  Я  больше  склоняюсь  в  сторону русских. Потому что предмет, который я  нашел  на  месте  убийства,  мог принадлежать только убийце, а мои  громилы  слишком  большие  тупицы,  чтобы владеть подобными драгоценностями! Ну что же, так и быть, махнем на юг. Там я и раскрою истину.
Едва покончив со своими колебаниями, мистер Рат  стал  укрепляться  в мысли, которая, как мы видели,  нелегко  ему  далась.  Считая,  что  лучше ошибиться, чем оставаться в нерешительности, он пустился в путь, нисколько не думая о неизбежной потере службы, если его поиски  окончатся  неудачей, что, в конце концов, тоже было весьма вероятно.
И затем -  пусть  объяснит тот, кто умеет объяснять такие вещи, - наш полицейский, хотя и был человек весьма положительный, слепо верил в предчувствия и, как мы видим, ошибался лишь наполовину.
Впрочем, верно и то, что предчувствия, вероятно, заставят его совершить огромную оплошность. Напасть на след трех русских было легко, потому что они ничуть  и  не старались скрыть, или замести свои следы.
Полицейскому  почудилось  в  этой беспечности не что иное, как доказательство закоренелости преступников,  а заодно и осознание ими своей безопасности. До границы  штата было едва каких-нибудь два дня ходьбы, а задержать их на чужой территории, где власти чрезвычайно ревниво охраняют свои прерогативы, мистер Рат конечно не мог. Но преступники - сыщик не сомневался, что они преступники, он бы  дал голову наотрез, - от него не уйдут.
И, как говорится, что отложено, то  не потеряно.  Рат  решил  не  отставать  от  них  ни   на   шаг, сопровождать их в любое место, куда им  только  захочется  сбежать,  но,  в конце концов, схватить их и предать в руки карающего  закона,  едва  только они неосторожно ступят ногой  в границы штата.  Для  человека  такой закалки, как мистер Рат, время, расстояние,  лишения,  болезни  не  имеют решающего значения.
Егору, Илье и Осе не сразу  удалось  разобраться  в том шуме, который внезапно поднялся на берегу реки, там, где был убит  слон, и где произошло столь грандиозное пиршество. Лошади, стоявшие на  привязи, взвились на дыбы и делали отчаянные, но напрасные усилия, чтобы вырваться, но, в конце концов, покорно застыли на месте.

                31

Однако их била  дрожь,  и  они судорожно фыркали и храпели, глядя в сторону опушки. Индийцы,  отяжелевшие от огромного количества только что съеденного мяса, спали глубоким сном и, проснувшись, еле могли двигаться. Один только староста Саран сохранял  хладнокровие. 
Пока  трое  русских брались за оружие и делали это с тем спокойствием, какое присуще подлинным храбрецам, староста, дитя природы, старался проникнуть взглядом в  густые заросли, которые едва освещала луна, затянутая белыми облаками. 
Наступило несколько секунд покоя, затем в  тишине  ночи  раздался  трепещущий  звук, точно вырвавшийся из металлического горла, как  если  бы  хищный  зверь, вдруг потревоженный в своем царственном одиночестве, поднял свой  голос,  полный недоумения и гнева.
Затем этот шумный раскат перешел в глухое, прерывистое рычанье, от которого стали дрожать листья, и которое оглушило наших не столь испугавшихся, сколь заинтригованных русских.
- Тигр, или  леопард,  -  сказал  староста  на  своем  ломаном английском языке.
- Как это - леопард? - с недоумением  спросил  Егор.  -  Разве  это леопард?
   Его прервал неописуемый шум. В  непроходимых  зарослях  поднялась  буря звуков. Только что слышанный вопль  был  для  нее  как  бы  сигналом.  Она прокатилась по берегу и, подобно отдаленному  грому,  замерла  над  рекой.
Сила этих дьявольских звуков была такова, как если бы на  полной  скорости промчался  поезд.  Эти  ужасные  голоса  доносились  справа  и  слева, и путешественники понимали, что  невидимые  хищники  расположились  вокруг всего их бивуака.
Нетрудно было догадаться, что их много. Наконец послышались крики на высокой  ноте,  похожие  на  пронзительные звуки кларнета.
- Это не леопард! - прошептал староста Егору в самое ухо. - Это тигр.
- Почему?
- Я слышу шакала. Он вышел на охоту для тигра.
- Невозможно, чтобы один-единственный тигр поднял такой шум. Их,  должно быть, не меньше десятка.
- Ты  прав.  Но  тех  привлекает  бекон,  который  провяливается  на деревьях, а также запах жаркого из слоновьей ноги, которое тушится в яме.
- Но тот тигр, о котором ты говоришь...
- Он вожак. Он великий тигр, и он ест только  живую  добычу.  Сейчас  он преследует газель, или буйвола. Шакал ведет его  по  следу,  как  охотничья собака.
- А мы что будем делать в это время?
- Ничего. Нам ничто не грозит. На нас  тигры  не  нападут.  Они  слишком боятся человека, в особенности белого человека.
- Ты меня удивляешь. Но это не важно. Все-таки  неприятно,  когда  тебя разбудят таким криком. Если бы я мог различить в темноте хоть одного  из этих крикунов, я бы с радостью послал ему пулю восьмого калибра  -  просто чтобы заставить его с минутку помолчать.
- На, смотри.
Облака, закрывавшие луну, разошлись, и  ночное  светило  залило  лесную лужайку ярким, почти дневным светом. Молодой человек  отчетливо  увидел  в тридцати шагах от себя резко очерченную  черную,  неподвижную,  как  пень, массу и сразу узнал в ней тигра, величественно сидящего на задних лапах.
Егор не был человеком впечатлительным, но и он оторопел. Как же это? Добычей, столь легко и добровольно подставлявшей  себя  под его выстрелы, был тигр, великолепный царь Индии, гроза долин и джунглей? 
Он, русский дворянин, заброшенный по прихоти судьбы в  необозримую глушь Индии,  сможет  повторить  подвиг  великих  охотников?   Всего каких-нибудь двенадцать часов назад он убил слона, колоссальное,  сильное, хитрое, почти неуязвимое животное, а сейчас он еще подстрелит тигра?
Все эти соображения, описывать которые было бы слишком  долго,  молнией пронеслись у него в голове в ту минуту, когда он  медленно  поднимал  ствол карабина. Он искал мушку и увидел ее блеск,  как  раз  над  головой  зверя.
Оружие оставалось две секунды неподвижным в его  руках,  затем  из  ствола вырвался огонь. Густое облако дыма еще застилало стрелку глаза,  и  он  еще ничего не видел, а лев, пораженный огромной пулей весом в шестьдесят  шесть граммов, сделал десятиметровый прыжок и свалился, издавая ужасное рычанье, в котором смешались боль и ярость.
- Здорово, Егор! - крикнул Ося. - Ну  и  стрелок  же ты, черт возьми! Бьюсь об заклад, что ты попал этому хищнику  прямо в голову. Полюбуйся, как он извивается! И как он сжимает свою морду  лапами, точно хочет вырвать оттуда твой кусочек свинца! Не старайся по-пустому, приятель: позади этой пульки было пятнадцать граммов тончайшего пороха.
Выстрел заставил временно умолкнуть всех диких зверей. Некоторые из них уже, по-видимому, знали, что это за гром. И только тигр, рана которого была смертельна, стонал жалобно, но все более и более  тихо. 
Егор  сменил патрон и собирался выстрелить второй раз, когда в нескольких шагах от него раздался хруст ветвей и крик ужаса и страха.  Русские замерли на месте. Если вспомнить, как близко находились тигры, то несчастного, который  молил о помощи, надо было считать человеком конченым.
- Сюда! На помощь! - кричал он. - Погибаю!
Илья, как человек смелый, но безрассудный, был готов броситься  туда, откуда доносились крики, но почувствовал на плече тяжелую руку Егора:
- Спокойствие, дружище! Ты хочешь пойти на верную смерть?
- К тому же бесполезную, - добавил Ося.
- На помощь!
Крик прозвучал в последний раз и замер. Затем послышался шум,  какой  могло  бы  произвести  тяжелое  тело  при падении, и  лужайку  медленно  пересек  крупный  тигр,  державший  в  пасти какую-то белую массу. Трое друзей оцепенели. В этой массе, которую  хищник нес с такой же легкостью, с какой кошка несет мышь, они  узнали  очертания человеческого тела.

                32

Бессознательно Илья  вскинул  карабин  и  выстрелил,    можно сказать, не целясь. Какому же настоящему охотнику не  случалось  в  минуту отчаяния выстрелить, не думая ни о чем и в то же время удачно.
Выстрел заставил тигра резко остановиться. Он выпустил добычу и медленно сел. Держа голову прямо, он широко раскрыл пасть и, обернувшись в  сторону своих неожиданных противников, устрашающе зарычал. А когти его  впились  в несчастного, который не подавал  признаков  жизни,  и  словно  месили  его бесчувственное тело.
Друзья разом прицелились.
- Пли! - скомандовал Егор.
Три выстрела слились в один. Хищник выпрямился во весь свой рост,  стал пятиться на задних лапах, как лошадь, поднявшаяся на дыбы, сделал три,  или четыре шага и свалился.
Несмотря на все мольбы старосты,  который  не  без  оснований  боялся последних судорог агонизировавшего зверя и  заклинал  их  не  двигаться  с места, все трое бросились к несчастному, который лежал, распростершись на земле.
Пока Илья добивал тигра, Егор поднял раненого и  перенес его к костру. Это был европеец, но в крайне  плачевном  состоянии.  Длинные кровавые полосы  пересекали  всю  его  спину,  а  одна  рука пострадавшая от клыков хищника, беспомощно свисала.
Струя холодной воды привели  его  в  чувство.  Он  приоткрыл глаза и тотчас  закрыл  их,  едва  бросив  растерянный  взгляд  на  своего спасителя. Затем он стал бормотать что-то бессвязное. Странно, его бред не имел никакого отношения к опасности, которой он столь  счастливо  избежал.
Казалось, его терзали воспоминания о каком-то загадочном  убийстве,  и  он все говорил о жертве, о законе Линча, о полиции и об убийцах.
- Что нам делать с этим беднягой?  -  спросил  Илья,  хлопоча  вокруг раненого.
- Я и сам не знаю, - ответил Егор. - С одной стороны, мы не  можем взять его с собой: у нас не хватает перевязочных средств и для самих себя, но, с другой стороны, мы не можем его бросить здесь.
- И я того же  мнения.  По-моему,  у  него  сломана  рука.  Я  постараюсь наложить ему шину. Затем, если только он сможет удержаться, мы посадим его на одну из наших лошадей и доставим на ближайший прииск.
- Но какого черта он здесь лазал, в этом гиблом месте, да еще ночью?
- Возможно, он спасался от убийц. Тут какая-то мрачная тайна.
- А может быть, это преступник, которого мучает совесть?  Ибо  не  надо забывать, что мы оставили на прииске довольно-таки пестренькую публику.
   Илье все не удавалось уложить сломанную руку незнакомца в  лубки,  и он сделал раздраженный жест. Тогда староста сказал ему шепотом:
- Слушай меня, белый, и подожди минутку. Если хочешь,  я  наложу  этому белому перевязку по нашему способу.
- Пожалуйста! Мне кажется, что я только напрасно мучаю его. К  счастью, он снова потерял сознание.
Индиец  окинул  опушку  быстрым  взглядом,  затем,  увидев  молодое деревце приблизительно такой же толщины, как  сломанная  рука  незнакомца, сделал на коре несколько продольных надрезов и  весьма  умело  содрал  ее. Затем он обложил корой раненую руку и перевязал гибкой лианой.
Наложение этого простого и  остроумного  аппарата,  весьма  сходного  с шиной, какими  широко  пользуются  хирурги,  принесло  пострадавшему немедленное  облегчение.  Он  зашевелился,  попросил  пить,  жадно  сделал несколько глотков и сразу глубоко заснул.
Тем временем над  лужайкой  поднялся  аромат  готового  жаркого.  Ося обратил на это внимание и прибавил, что после всех  пережитых  волнений очень хочется есть, ибо переживания прогнали сон и ожесточили аппетит.
- Ты чертовски прав! - сказал Илья. -  Вчера  нам  поневоле  пришлось отказаться от кабана как раз в ту минуту, когда  мы  собрались  поесть.  Я того мнения, что нам бы следовало попробовать слоновью ногу.
Неутомимый  староста  разбросал  тлеющие  угли,  лежавшие   на поверхности, и с бесконечными предосторожностями выгреб индийское блюдо  из ямки. Ноги толстокожего животного невероятно разбухли и стали неузнаваемы. Но вид у них был соблазнительный, и они весьма вкусно пахли.
- Да ведь это блюдо, достойное царей,  -  воскликнул  Илья,  набивая рот.
-  Оно  достойно  императора,  сатрапа,  набоба!  - поддержал его Егор. - Грош  цена  медвежьей  лапе.  Грош  цена  свиному окороку.
-  Нет,  вот  уж  чего никогда  не  увидят  современные  Лукуллы (древнеримский император, который закатывал изысканные пиры, на которых гвоздем программы были специально приготовленные грибы мухоморы, доставляемые особыми командами из Европы) такое вкусное блюдо на своем столе! Ни за какое золото  они не купят ничего подобного.
- Просто непостижимо, как это такое грубое, тяжеловесное животное,  как слон, может дать такое тонкое и деликатное блюдо.
- Я нисколько не удивляюсь, если дикое  четвероногое,  зовущееся  царем джунглей, тоже пришло понюхать аромат, идущий из этой незатейливой харчевни.
- А ведь, правда! Я так увлекся  нашими  гастрономическими  делами,  что забыл о диких зверях. А староста еще утверждал,  будто  один  вид  белого человека внушает тиграм непреодолимый ужас. Взгляните на  беднягу,  который валяется на траве, - вот вам убедительное опровержение.

                33

Занималась заря,  и  трое  русских,  сняв шкуру с  убитых  ночью  тигров, собирались идти дальше. Проснулся больной. Он казался более спокойным и уже не смотрел на своих спасителей так растерянно. Радостными  кликами  было  встречено  появление  нового  лица,  которое нетрудно было узнать по необычному наряду.
- Как! - с обычной своей сердечностью воскликнул Илья и бросился к новоприбывшему. - Это вы, господин полицейский? Мы рады видеть  вас. Каким образом вы очутились здесь? Садитесь, поешьте! Тут еще хватит, чем насытиться, если вы  голодны.  А  мы отправляемся в небольшую экскурсию.
- Тысяча благодарностей, господа. Я тронут вашим милым приглашением.  Я действительно изнемогаю от голода и усталости. Затем,  случайно  взглянув  на  раненого,  он   едва   сдержал   дрожь, пробежавшую у него по всему телу.
- М-да! - сказал он самому себе. - Что все сие  означает?  Здесь  мистер Рат. Неужели он что-то подозревает? Во всяком случае, будем начеку!
И оба полицейских были слишком  заинтересованы  в  том, чтобы не упускать русских из виду, поэтому они быстро  спелись  и  стали понимать друг друга с полуслова. Мистер Генри сумел с  дьявольской  ловкостью  использовать отсутствие хозяев.
Он был так ласков, так наивен, говорил так умно и убедительно, что  обвел своего начальника вокруг пальца, как цыганский барышник.  А  мистер Рат,  со своей стороны, был убежден, что успокоил своего подчиненного.
Несмотря на всю свою слабость, мистер Рат головы, однако, не  потерял. Он слишком хорошо знал мистера Генри и, встретив его здесь,  не  мог  рассчитывать,  что  сам останется неузнанным. Стало быть, приходилось как-нибудь объяснить, что он делал здесь, на подступах к горам, в ту минуту, когда  русские столь удачно вытащили его из пасти тигра.
Но мистер Рат не  смущался  ни капли. Он выдал себя за английского матроса, который бросил свое судно в Бомбее. Нужда якобы заставила его поступить в  колониальную  полицию,  но ему надоело прозябать на ничтожной должности. 
Когда  на прииске Голконда произошло убийство и начальник послал  его  на  розыски  убийц,  он  решил дезертировать. Он якобы увидел, что это дело  не  могло  принести  ему  ни малейшей  пользы,  ибо  в  случае  удачи  честь  и  выгоду  присвоит  себе его начальник. 
А  в  случае  неудачи,  на  которую,  конечно,   и   следовало рассчитывать больше всего, единственной наградой за все его труды была  бы ругань. Поэтому он и решил сбежать. Но по пути, пытаясь перейти  вброд  какую-то  речку,  сбился  с  пути, заблудился в джунглях и в конце концов, потеряв лошадь, свалился без сил.
Его разбудил ружейный выстрел, и он направился по звуку, когда внезапно почувствовал, что  его  схватили, зажали в железные тиски и уносят в  глубь  джунглей.  Он  потерял  сознание  и очнулся только здесь, на бивуаке.
Мистер Генри сделал вид, что свято верит всей этой глупой выдумке,  а сам ломал себе голову только над одним вопросом: знает  ли  эта ищейка  о  его причастности к убийству, или не знает. А вдруг начальнику полиции штата взбрело в голову бросить каких-нибудь ловких сыщиков по следам двух громил? 
А  вдруг мистер Рат выслеживает именно его самого? Это  предположение,  далеко  не лишенное оснований, нисколько, впрочем, не  тревожило  Генри. Сейчас ему, в общем, никакая непосредственная опасность не  угрожала,  ибо они уже больше не находились на английском прииске, и лучше было  иметь полицейского рядом с собой  -  это  позволит  избавиться  от  него,  когда наступит время.
Он скоро сообразил, что оказал слишком  много  чести  изобретательности этого самонадеянного господина: тот всячески старался держаться в обществе русских, притом не внушая им никаких подозрений.
- Вот здорово! - подумал  Генри,  борясь  с  сильным  желанием смеяться. - Да если бы Джон и Гари заплатили этому дураку,  он не должен был бы сделать ничего лучшего. Пусть меня возьмут черти, если он сам не осуществляет полностью первую часть нашей программы и  если  он  не уверен, что купца убили именно эти  трое русских. 
- Воистину  полиция  - чудесное учреждение! Этот чудак способен арестовать своих  спасителей.  Не возражаю! Пожалуйста! Во всяком случае, он не станет  болтать  с  ними  об убийстве. С этой стороны никакой опасности нет.
- Послушайте меня, мистер Рат,  -  сказал  он,  -  ваше  положение вызывает у меня  большое  сочувствие.  Я  отлично  понимаю,  что  в  вашем плачевном нынешнем состоянии вам невозможно искать убежища у  бандитов.  У  меня  нет  ничего,  кроме  доброго сердца и великого желания принести несчастным дикарям помощь. Я намерен добраться до гор Саптура.  Как  мне  кажется,  наши  путешественники держат путь туда же. Оставайтесь со  мной.  Если  хотите,  проделаем  путь вместе, а когда вернемся, то управление штата -  а  оно,  как  вы знаете, довольно богато - сумеет вознаградить нас.
Мистер Рат  с  восторгом  принял   это   предложение,   так   чудесно соответствовавшее его собственным  планам.  Илья и Егор,  которые сразу к нему привязались,  потому  что  оказали  ему  такую  услугу,  тоже одобрили план Генри.  Они  были  очень  далеки  от  того,  чтобы догадаться, с каким мерзавцем имеют дело.

                34

И вот небольшая группа, пополненная двумя новичками, уходит  на плато Декан. Индейцы,  надолго  обеспеченные  пищей, проводили их  благословениями.  Что же касается их слуг, то они взвесили все  трудности  и  опасности, могущие встретиться в пути, и почли за благо исчезнуть.
Один лишь староста согласился их сопровождать. У них не было никаких мелких вещей, какие так любят наивные местные  уроженцы,  но  этот славный малый поверил русским на слово, когда они обязались вознаградить его после окончания путешествия.
Он  попрощался  с жителями деревни  и  отправился  в качестве проводника пересекать огромное и пустынное пространство. Прекрасное  знание местности  делало  его  весьма  ценным,  прямо-таки   незаменимым   членом маленькой экспедиции, ибо все остальные пустились  в  опасное  путешествие несколько легкомысленно.
Действительно, хотя плато Декан поросло густой травой, хотя там  и произрастает множество разнообразных  растений  и  встречаются  не  только густой кустарник, но и крупные деревья, оно, однако, не менее, а, пожалуй, и более иссушена и безводна, чем  пустыня Сахара. 
Ее  именно  потому  и  называют пустыней, что в ней нет рек и крайне  редко  встречаются  родники.  Это  огромное  пространство,  местами  пересеченное  руслами  иссохших  рек   и населенное разнообразнейшими  видами  животных,  в  том  числе  некоторыми породами антилоп, организм которых весьма мало  нуждается  в  воде. 
Почва здесь песчаная - очень мелкий, бледного цвета песок, то есть почти  чистый кальций. Вдоль русла высохших рек лежат наносные породы,  затвердевшие  на солнце, не менее прочные, чем скала, и  не  пропускающие  воды. 
В  период дождей здесь образуются естественные водоемы, в которых  вода  сохраняется долго. Среди обильных и густых трав тут и  там  встречаются  участки,  где почва совершенно обнажена, или покрыта ползучими растениями. Их корни сидят очень глубоко, но сами они  подвергаются  сильнейшему  действию  солнца  и обладают некоторыми странными особенностями. 
Так,  многие  из  них  имеют корни в виде клубней и могут  одновременно  утолять  и  голод  и  жажду  в засушливое время, когда нет никакой иной пищи и никакого  питья. 
Наконец, благодаря любопытной своей приспособляемости волокнистые корни  одного  из этих  растении  превращаются  в  клубни,  когда  растению  необходим   для произрастания известный запас влаги.
Это  растение  принадлежит  к  породе тыквенных. Оно  меняет  свои  вид  в  зависимости  от  почвы,  на  которой произрастает, и дает пунцового цвета огурец,  пригодный  для  еды. 
Другое растение принадлежит к разряду травянистых и ползучих. Оно дает по нескольку крупных клубней величиной с голову человека. Туземцы находят их благодаря  остроумному  приему,  для которого нужен весьма чувствительный слух.
Они берут камень,  бьют  им  по земле, и разница в звуке показывает им, где есть клубни, и где их нет.  Эта невероятная сноровка индийцев восхитила бы наших врачей, которые по  такому звуку определяют,  какие   изменения   произошли   в   человеческом   организме.
Встречается также великолепный, восхитительный арбуз. Это освежающее и одновременно укрепляющее растение. Оно является благодеянием не только для человека, но и для животных.
Такие травоядные,   как слон и носорог, хищники - тигр, гиена и шакал,  и  даже  грызуны  ценят этот дар природы, удовлетворяющий самые разнообразные вкусы.
Живут здесь племена кочевников. Они кочевники, никогда земли не  обрабатывают  и не разводят домашних  животных.  Это  страстные  охотники,  вся  их  жизнь проходит в преследовании дичи, которую они тут же, на  месте,  и  съедают.
Питаются они также корнями и дикими плодами, сбор которых  возлагается на женщин. Они худы, жилисты, неутомимы и, подобно арабам  в  пустыне, способны переносить необычайную усталость и неслыханные лишения.
Целую неделю бродили по этой пустыне пятеро европейцев и их  проводник. Много пришлось им перенести лишений, и если ложиться  спать  на голодный желудок приходилось все же не  каждый  день,  то  недостача  воды мучила  беспрерывно. 
Уже  на  второй  день  пришлось  бросить  оба слоновьих клыка, которые были навьючены на одну из лошадей. Ей много надо было работать, чтобы всех обеспечить продовольствием, и  не  следовало  ее переутомлять.
Друзья по  очереди  садились  на  нее  и пускались по следам антилоп и  буйволов.  Вторая  лошадь  служила только для перевозки мистера Рата,  у  которого  рука  поправлялась  очень медленно.
Что касается Генри, то он в своем развивающемся сюртуке шагал, как человек, которому все обычные  потребности чужды. Пять дней назад Егор подстрелил копытное животное, похожее  на лошадь, но меньше ростом.
Проводник отложил  в  сторону желудок животного, утверждая, и не без оснований, что нельзя  пренебрегать самым лучшим сосудом для перевозки питьевой воды.
Он наполнил его  водой из довольно грязной лужи, и это был весь запас путешественников  на  целых два дня. Вот уже сутки, как выпита последняя капля и  всех  мучает  жажда.
Особенно тяжело полицейскому Рату: у него  лихорадка,  он  кричит,   бредит  и производит впечатление помешанного. Между тем его спутники героически отказались от части своей воды в его пользу, и он  получил  больше, чем другие. Это была большая жертва, но бедняга не мог ее оценить, так как совершенно потерял голову.

                35

Лошади  едва  тащились,  а  люди  передвигались тяжело - у них горело в горле, губы потрескались, язык покрылся  язвами, кружилась голова. Проводник пытается приободрить их: он говорит, что поблизости есть  источник и вечером будет много хорошей воды. Однако  очертания  местности  не  дают оснований рассчитывать  на  близость  родника.
 Сколько  видит  глаз,  все безжизненно и однообразно.  Повсюду  выгоревшая  трава,  повсюду  островки сухого песка, тощий кустарник, или сморщенные деревца.
Нет больше  арбузов, нет сочных клубней. Несчастные обитатели этой пустыни уже давно  поглотили все, что содержало хотя бы каплю влаги. Мистер Браун знает Индию только по книгам, но ему знакомы тайны этой безнадежной земли.
Жестом, полным отчаяния,  показывает он проводнику на стайки рябчиков, которые взлетают, часто хлопая крыльями. Рябчик, вообще говоря, птичка зловещая: он питается насекомыми  и  водится на земле безводной и выжженной. И никакой другой птицы не  встречали  наши путники. Все говорило о полной заброшенности и безжизненности этих мест.
- Терпение, белый, -  пробормотал  проводник  в  ответ.  -  Терпение  и надежда!
- Да ты сам посмотри, друг мой:  ведь  здесь  все  без  исключения живые твари принадлежат к тем  породам,  которые  могут  почти  совершенно обходиться без воды. Увы, мы не наделены этим  счастливым  свойством. Ты отлично знаешь, что все эти проклятые твари могут жить  в  здешнем  пекле, как саламандра в огне, и даже не замечать, что нет воды.
Проводник улыбнулся и пальцем, сухим, как корень  травы,  показал  на свежий большой и глубокий след животного.
- Носорог, - сказал он просто.
- А хоть бы и так! Что это доказывает?
- А то, что все животные  могут  удаляться  от воды на пятьдесят и шестьдесят миль, а носорог дальше, чем  на  семь-восемь миль от воды не уходит. Вот, смотри.
- Я вижу далеко-далеко стадо животных.
- Это антилопы, которые убегают влево?
- Ну и что? Четвероногих здесь много. Есть и буйволы, и копытные.
- Да, но там, где есть антилопы и носороги, там должна быть и вода - и не дальше чем в семи-восьми милях.
- Ну, друзья, - сдавленным голосом воскликнул тогда Илья, - потерпите еще немного! Кажется, мы спасены.
Лошади, которым инстинкт, видимо, подсказал то же самое, подняли головы и зашагали веселей. А людей приободрила надежда, и они удвоили  усилия.  В сосредоточенном молчании прошагали еще три часа, затем и люди и  животные, полностью обессилев, остановились в  чаще,  среди  кустов  и  деревьев  из семейства стручковых.
- Здесь! - с торжествующим видом сказал проводник.
- Но я вижу только песок! - с отчаянием в голосе возразил Ося.
- Пить! Пить! - хрипел мистер Рат.
Но проводник правильно оценил эту песчаную, чуть вдавленную  посередине прогалинку, напоминающую таз. Дно ее было  истоптано  животными  и  носило отпечаток многих копыт.
Видя, что  его  белые  спутники  изнемогают, он молча сел на корточки и стал усердно разгребать песок руками.
- Что это ты делаешь? - спросил его Ося.
- Рою колодец. Можешь помочь?
- Конечно. Что надо делать?
- То, что делаю я. Рой! Но у тебя нежные руки,  и  они  слишком  слабы. Скоро все твои пальцы будут в крови. Возьми свой нож.
- И мы добудем воду?
- Да.
- Ты уверен?
- Насколько может быть в чем-нибудь уверен слабый человек.
- А если ты ошибаешься?
- Тогда придется идти еще три дня, пока мы встретим новый источник.
- Для нас это было бы равносильно смерти.
- Успокойся, белый, вода здесь есть. Смотри, песок уже становится влажным.
Егор, который страдал от жажды меньше других, не сидел сложа  руки во время этой беглой беседы. Илья, Браун и Генри,  побуждаемые  его примером, старались изо всех сил и рыли с ожесточением. Мистер Рат и  тот дотащился и стал царапать землю здоровой рукой.
Таким образом, они  вырыли  яму  примерно  в  два  квадратных  метра  по поверхности и столько же в глубину. Проводник вскоре был  вынужден  умерить  их пыл, предостерегая не пробивать дна ямы, представляющего довольно твердый, не пропускающий воды слой, иначе  вода  мгновенно  исчезнет  и  больше  не вернется.
Проводник не ошибался. Когда  доморощенные  землекопы  дошли  до  этого прочного  слоя,  со  всех  сторон  стала  медленно  просачиваться  чистая, прозрачная и прохладная вода, но шла она не снизу, не из твердого  дна,  а из стен колодца.
Путешественники  изнемогали  от  усталости.  Им  показались  столетиями последние минуты ожидания, покуда драгоценная влага не собралась  в  таком количестве, что можно было удовлетворить их насущные потребности.
Затем пришли радость, буйство, безумие, легко понятные всякому, кто под палящим зноем Индии пережил пытку жаждой, с которой никакая другая  пытка сравниться не может. Всякая осторожность была забыта. 
Эти  несчастные,  у которых из-за обильного выделения пота сгустилась кровь, у  которых  из-за температуры доменной печи ссохлись внутренности, которые  исхудали,  как после двухнедельной голодовки, бросились на благодатный источник и стали с жадностью диких зверей поглощать воду, возвращавшую их к жизни.

                36

Проводнику пришлось чуть ли не силой оттащить их от  ямы,  над  которой они стояли на коленях,  не  думая  о  том,  что  неумеренность  грозит  им смертельной опасностью.
Затем вволю напоили лошадей, и Егор, боясь, как бы не  иссяк  этот поистине чудодейственный источник, о существовании  которого  никто  и  не подозревал всего несколько часов назад, наполнил водой про  запас  желудок антилопы.
- Ты предусмотрителен, - улыбаясь, сказал проводник. - Это  хорошо!  Ты мудрый белый. Но будь спокоен - завтра  утром  здесь  опять  будет  полно воды. Нам хватит на все время. А потом мы яму засыплем, чтобы животные  но продавили дно. А теперь поедим.
Несколько ломтиков сушеного мяса и два жареных рябчика  составили  весь обед, и он был съеден с аппетитом, после чего все легли спать, устраиваясь поудобнее на теплом песке. Развели костер, ночь наступила очень быстро.
- Я не очень любопытен, - сказал Илья негромким  и  неясным  голосом, каким  люди  говорят  засыпая,  -  но  мне  все  же  хотелось   бы   знать происхождение этого чудесного источника, который наш славный  староста  открыл столь непонятным образом.
- Местность, насколько видит глаз, была ровная, ни подъемов, ни впадин, так  что  тут  и  речи  не  может  быть  о  подземных течениях, которыми питаются артезианские  колодцы.  Вода,  просачивающаяся здесь сквозь песок, не достигает высокого уровня и не пробивается  наружу.
- Наконец, и водоупорный слой не может распространяться слишком далеко.  Тут какая-то загадка, и я никак не могу ее разгадать.
- А вы не полагаете, - вмешался мистер Генри своим трескучим голосом, напоминающим стрекотание цикад,  -  вы  не  полагаете,  что  вода  идет  из источника, который теряется в песках? По плато, должно быть, еще совсем недавно проходило много рек. Мы  часто  встречаем  высохшие  русла.  Я  бы скорей считал, что низшие, более глубокие слои земной коры  не  пропускают воду и этим мешают ей испариться. Допустите попросту,  что  на  протяжении такого водонепроницаемого слоя, покрытого песком, есть изменения в уровне.
- Тогда в более низком месте  вода  проступит  тотчас,  едва  будет,  удален песок. Я просто высказываю вам свое предположение.
- Вы, пожалуй, правы, Генри. Я вам благодарен за  объяснение. Этот вопрос не давал бы мне спокойно заснуть. Господа, спокойной ночи!
Солнце едва-едва стало  выплывать  из-за  чащи,  заслонявшей  горизонт, когда спящих разбудил крик боли и отчаяния, вырвавшийся из уст проводника.    Все вскочили, чуя беду. Действительность -  увы!  -  оказалась  мрачней самых  страшных   предположений:   совершенно   иссяк   источник.   
Посреди углубления, дно которого, по-видимому, кто-то ночью  топтал,  все  увидели дыру, в которую вода ушла до последней капли.
- Гром и молния! - воскликнул в ярости Егор. - Кто совершил  такое варварство? Человек, или звери? Лучше бы мне сделали такую дырку в груди.
- Не верю я, - сказал ошеломленный Илья, - что дикий  зверь  приходил сюда на водопой, в двух шагах от нас. Да и следов никаких не видно.
- А что бы ты хотел увидеть на этих движущихся песках?  Они  не  хранят следов.  Постой-ка,  одна  лошадь  отвязана.  Может  быть,  она  все   и натворила?
И в довершение несчастья, желудок  антилопы,  в  котором  хранился  весь запас воды, валялся на земле, распоротый и  пустой.  Было  похоже,  что  широкое рваное отверстие сделано зубами грызуна. Вся предусмотрительность Егора оказалась  напрасной.  Запасы  воды погибли.
При виде непоправимой беды,  в  которой,  должно  быть,  была  виновата лошадь, Егора, несмотря на все  его  обычное  хладнокровие,  охватил ярость. Он вскинул карабин, прицелился и готов был сразить животное пулей. Но Илья быстро отвел его ружье.
- Ты с ума сошел! - сказал он своему другу. - Мало тебе одной беды?  Ты забываешь, что лошади еще будут  нам  не  то  что  полезны,  а  прямо-таки необходимы.
- Если только какая-нибудь из них не сыграет с нами поганую шутку.  Нам положительно не  везет  с  лошадьми.  Из-за  лошади  я  чуть-чуть  не  был раздавлен слоном, тебя и Осю лошади понесли в заросли,  и  вы  спаслись только чудом, а теперь нам предстоит погибнуть от жажды  опять-таки  из-за лошади. Нет, право, это уж чересчур. Их убивать надо!
- Да будет тебе, успокойся! Я вижу, что твоя  старая  ненависть  к  лошадям только усилилась.
-  Я  действительно  давно  их  ненавижу,  но  теперь  они  мне   стали просто омерзительны.
- Я не разделяю твоих взглядов. Лошадь  -  необходимый  помощник путешественника. Сейчас я, кстати, отправлюсь в разведку. Вы  следуйте  за мной, и побыстрей: надо использовать  время,  пока  солнце  еще  не  печет вовсю. Как твое мнение, Саран?
- Правильно, белый. Отправляйся. Но будь  осторожен,  ибо  мы  на земле касты отверженных, а они, когда увидят белого, способны на всякую гадость.
- Почему?
- Потому что их издавна презирают все люди.
В полдень сделали привал и позавтракали. Завтрак был мрачный. Без питья вяленое мясо застревало в горле. Было такое ощущение, точно  жуешь  сухую траву. Вдобавок начинало беспокоить долгое отсутствие Ильи, так что решили  не задерживаться, хотя зной стоял безжалостный.
                37

После мучительного дня наступила ночь. Пришлось  остановиться.  Развели огонь, и Ося кое-как собрал поужинать, но никто к  еде  не  притронулся.
Мысли об Илье перешли в мучительную  тревогу.  Егор  изнемогал  от усталости и жажды, но усидеть на месте не мог. Несмотря на ночное время  и опасность повстречаться с дикими зверями, он уже собирался выйти на поиски своего  друга,  когда  послышался  тяжелый,  заглушенный  конский   топот. Егор и Ося закричали от радости, увидев Илью.  Забыв  усталость, они бросились ему на шею.
- Ну, дружище, и заставил же ты нас тревожиться!  Ты,  надеюсь,  цел  и невредим? Какие новости? Нашел ли ты воду? Говори!
- Право, я и сам не знаю, - весело ответил Илья, соскакивая на землю.
- Я, во всяком случае, набрел на  нечто  вроде  деревушки.  Мое  появление вызвало невероятную растерянность. Но остерегитесь. Дело  в  том,  что  я загнал лошадь. Сейчас она упадет. Смотри, как бы она тебя не задела, когда начнутся судороги. Хороню, что мы  тогда  ее  не  убили,  потому  что  она здорово мне послужила. Но она окажет нам еще одну  услугу.  Вы,  вероятно, умираете от жажды, как я понимаю.
- В буквальном смысле слова. У меня нет  сил  говорить.  Виски  у  меня сжало, как обручем.
- Ну вот, я и привез вам попить.
- Правда?
- Конечно, правда! Питье не очень вкусное, но в  темноте пить можно. А я пил и днем.
- Оттого ты так весел? Давай!
- Пожалуйста. Но должен вам объяснить...
- Никаких объяснений. Давай скорей. Я выпью все. Даже если это кровь.
- Вот ты сам все и сказал. В Сибири мы всегда так  делали. Мне не раз случалось в подобных обстоятельствах  пустить  кровь  лошади  и пить прямо из вены, превозмогая отвращение. Только  что  я  вскрыл  шейную вену этому бедному животному, прильнул ртом к  ране  и  напился.  Это  меня сразу подкрепило. Я наложил перевязку  из  шипов  мимозы,  и  кровотечение приостановилось. Надо извлечь шип, и  кровь  потечет  снова.  Тогда  можно будет пить. Конечно, противно до тошноты, но ничего не поделаешь. Сейчас я ей свяжу ноги. Готово. Ты нашел?
- Не могу, не могу пить кровь.
- Торопись, она подыхает. Видишь, она уже хрипит.
Генри лежал  на  животе,  уткнувшись  лицом  в  песок,  но  не пропустил ни одного слова из советов Ильи. Он встал, шатаясь подошел  к лошади, которая уже агонизировала, обнял ее за шею и стал пить  ее  кровь, как  вампир.  Наконец  он  оторвался,  заткнул  рану  пальцем  и,  обернув измазанное кровью лицо к Осе, сказал ему глухим голосом:
- Ваша очередь. Еще не поздно.
Ося колебался секунду.  Лошадь  сделала  резкое  движение,  палец лжеполицейского соскользнул с надреза, и длинная красная струя пролилась  на землю. Илья прижал голову лошади коленом:
- Да пей же, кровь уходит, а это ваша жизнь. Она  уходит  из  ваших жил.
Ося, преодолевая отвращение, долгими глотками пил ужасный  напиток  и сделал знак Брауну, но тот мотнул головой в знак отказа.
- Нет, я никогда не смогу, - пробормотал он с неописуемым отвращением.
- Но  подумай,  малокровные  женщины  и  дети  ходят  на  скотобойни  и стаканами пьют кровь только что зарезанных животных.
- Возможно! Но что  касается  меня, увольте.  Мистер Рат,  пейте,  если  вам угодно.
Полицейский не заставил повторить это  приглашение.  Он  тоже  прильнул ртом к ране, и обескровленное животное забилось в судорогах. Это было,  как бы последнее возмущение жизни против смерти,  последняя  дрожь,  последний хрип. Кровь перестала течь. Благородное животное было мертво. Оно  отдало свою кровь, чтобы спасти шестерых человек.
- Бедная лошадка! - сказал Егор,  расчувствовавшись.  -  Если  она даже и была, сама того не зная, виновата перед  нами,  она  искупила  свою вину. - Затем он обратился к  Илье:  -  Ну,  расскажи,  что  ты  видел.
- Деревню? И там поднялся переполох? Там где-нибудь поблизости  должна  быть вода. Я очень обессилел, но сутки я еще продержусь.
- Я действительно видел какие-то шалаши.  У  нас  в  России  в  них  не захотели бы жить и собаки. Метрах в  пятистах  оттуда  я  встретил  группу женщин, человек двадцать. У них был довольно жалкий вид. Заметив меня, они панически пустились наутек. Я хотел их догнать и всячески успокаивал, но безрезультатно. Ни одна мне не ответила, и ни одна не  хотела  понять  мои жесты.
- Странно, но мужчин было всего  несколько  человек.  Они  смотрели  на  меня  равнодушно,  без враждебности. Но они тоже не понимали меня, или не хотели понять.  Пришлось вернуться.
- Белый, - сказал тогда староста, - в этой деревне живут отверженные. А женщины, которых ты встретил, несли запасы воды. Нам воды они не дадут. Однако это  ничего не значит. Я сам сумею найти источник, и вы сможете напиться.  Надо  выйти до восхода солнца и отправиться к ним. Кто знает, быть  может,  когда они увидят, что вы такие же люди, как они, и что вы их не притесняете, они сами придут нам на помощь.
Проводник рассуждал правильно. Каста неприкасаемых боится всех людей, поэтому они селятся далеко от воды,  или  не  говорят, где берут ее. Законный инстинкт самосохранения так развит у них,  что  они закапывают в землю сосуды с водой и разводят на этом месте  костры. 
Когда им бывает нужно немного воды для  личного  потребления,  они  прибегают  к довольно необычному приему. Но при их ограниченных  возможностях  и  когда приходится быть постоянно начеку, им ничего другого не  остается.  Женщины укладывают в мешок сосуды с водой. В этих сосудах  делают дырочку,  в  которую можно просунуть палец. В сосудах они переносят воду  и  хранят  ее.  Они отправляются к роднику, засыпанному  песком,  и  руками  разгребают  ямку.

                38

Дойдя до твердого слоя, они берут  полый  тростник  длиной  сантиметров  в семьдесят, прикрепляют к одному концу пучок травы и втыкают этим концом  в яму. Когда это сделано, они  ее  снова  засыпают  песком,  но  так,  чтобы верхний конец тростника оставался свободным.
Через  этот  свободный  конец они ртом втягивают в себя воздух до тех пор, пока  через  траву  медленно, трудно, но начинает подниматься вода.  А  воду  они  изо  рта,  глоток  за глотком, переливают в миски,  но  не  сплевывая,  а  спуская  по соломинке, и не через соломинку, а именно по  соломинке,  по  ее  наружной поверхности.
Каждый может убедиться, насколько  превосходен  этот  способ,  -  стоит только  попробовать  наполнить  водой  бутылку,   стоящую   на   некотором расстоянии от сосуда, из которого вода вытекает, или пустить  струю  вдоль какой-нибудь ветки, приставленной по диагонали к тому сосуду, который надо наполнить.
Когда запасы воды  наконец-то  набраны,  женщины  уносят  их  в  деревню  и тщательно закапывают. Пусть явится неприятель, или чужеземец  -  он  сможет разграбить все село и обыскать всю округу, но воды  не  найдет. 
По  этому поводу рассказывают характерную историю,  показывающую,  что  для  неприкасаемого недостаток воды является первостепенным средством самозащиты. Однажды к ним  пришли  умиравшие  от  жажды  люди других каст и попросили воды. Неприкасаемые ответили, что воды у них нет, потому что сами  они никогда не пьют.
Люди, убежденные в  том,  что  их  обманывают,  решили разоблачить этих негостеприимных кочевников. Они караулили денно и  нощно, совершенно погибая от жажды, но, надеясь, что, в конце концов, жители приведут их к воде.  Несмотря  на  все  свое  упорство,  они  через несколько дней отчаялись добиться успеха.
- Уходим отсюда, - кричали они в ужасе. - Надо поскорей удирать. Это не люди.
Так неприкасаемые обманывали своих бдительных, но непрошенных гостей  и  каждый день пили воду из своих подземных запасов. Не стоит слишком распространяться о тех новых муках,  какие  претерпели наши несчастные путешественники, прежде чем добрались до деревни, открытой Ильей. 
Мистер Браун охотно рассказал Осе о том, кто такие отверженные. Социальное  расслоение  в  Древней  Индии  привело,   не   к формированию классов (рабовладельцев и  рабов),  а  к  возникновению  особых сословных групп — варн:  брахманов  (священнослужителей,  жрецов), кшатриев (воинов, правителей), вайшиев (земледельцев, ремесленников) и  шудр  (слуг).
В Законах Ману указаны семь разрядов рабов (а  соответственно  и  семь источников  рабства):  захваченный  под  знаменем  (военный  плен),  раб  за содержание,  рожденный  в  доме,  купленный,  подаренный,   доставшийся   по наследству, и раб в силу наказания.
Право  хозяина  распоряжаться  жизнью  и смертью раба было общепризнанным в Древней Индии. Раб  был  неправоспособен, заключенные  им  сделки  считались   недействительными.   Рабов   продавали, уплачивая при этом пошлину, равную 20—25% их цены, как  при  продаже  других товаров,  сдавали  внаем и закладывали.  Потомство  рабыни  считалось собственностью хозяина.
О   неоднородности   варны    шудр свидетельствует и то, что к шудрам по мере усиления кастового деления  стали относить  отверженные,  "неприкасаемые"  касты  париев,  выполняющих   самую унизительную работу. В Законах упоминаются лица, "презренные  даже  для отверженных".
Наши друзья тащились по жаре пятнадцать мучительных  часов  почти  не  останавливаясь.  Они  понимали,  что   если остановятся на более, или менее продолжительное время, то у  них  не  будет сил снова подняться.
Мистер Рат больше, чем когда бы то ни было, проклинал  свою  сумасшедшую затею и свое честолюбие и уже  тосковал  по  скромной  должности,  которую занимал  на прииске.  Теперь  это  уже  был  не   самоуверенный, подталкиваемый радужными надеждами сыщик, чьему имени предстояло скоро прогреметь вплоть до самой метрополии. 
Теперь  он  охотно  согласился  бы снова подставить себя под шуточки коллег, лишь бы ему дали вернуться в  их среду. Да что там - за стакан воды  он,  мистер Рат,  сам  пошел  бы выполнять теперь все работы вместе с разными проходимцами,  приговоренными к принудительным работам.
Совсем другое  дело  мистер Генри.  Вот  кого  не  покидала  мрачная энергия. Казалось - по крайней мере, внешне, - что  этому  человеку  чужды обычные человеческие потребности. Он говорил мало, никогда не жаловался  и только  шагал  и  шагал. 
Спутники   не   переставали   восторгаться   его непреклонной твердостью и, по простоте, приписывали ее  одной  только  его горячей вере, не подозревая,  конечно,  с  кем  имеют  дело. 
Каждую  ночь негодяй  ненадолго  отлучался  к  своим  сообщникам,  которые следовали за караваном на небольшом расстоянии, и получал от них  продукты и воду, отсутствие которых так тяжело переносили несчастные  русские,  их проводник, англичанин и полицейский.
Единственное, что интересовало лжеполицейского, была тайна  индийской гробницы. Он мысленно  переносился  в горы Саптура.  Там  он  видел  сверкание драгоценностей,  обладание  которыми,  как  он  рассчитывал,  должно  было принести ему и его  сообщникам  вожделенное  богатство.
                39

Он  находил,  что смерть делает свое дело слишком медленно. Он  охотно  помог  бы  курносой, чтобы поскорей завладеть картой, находившейся у одного из русских. Он только не знал, кто именно из них держит при себе этот  драгоценный документ.
Ни Илья, ни Иосиф, ни Егор не делали ни малейшего намека на цель своего путешествия, и бандит никогда ничего не заподозрил бы, если  бы  не рассказы бандита Джона.
Он и не думал, что его  сообщники  убьют  русских. Напротив, для него не было исключено, что,  будучи  людьми  осторожными  и искушенными, русские и вовсе не взяли карты с собой. Они могли  тщательно ее изучить и хорошо запомнить, так, чтобы, придя на место, уметь  обойтись без нее.
Их не только не следовало убивать, но, если нынешнее тяжкое  положение затянется, надо будет даже помочь им. И  так,  как  всему  приходит  конец,  даже  страданиям,  то,  дойдя  до предельного  изнеможения,  путники  увидели  деревню.  Мужчины, должно быть, ушли на охоту, а у женщин и  детей  появление  белых  вызвало обычный страх, смешанный с любопытством.
Саран, крепкий, точно он  был  сделан  из  бронзы,  перенес  все  тяжкие лишения относительно легко. Он поддерживал Егора, который еле волочил ноги.
Обращаясь к женщине, которая толкла  просо  в  ступе,  он  два  раза умоляющим голосом сказал ей:
   - Воды, воды.
   Женщина  подняла  голову.  В  глазах  у  нее   промелькнуло   выражение сострадания, но она быстро его подавила, даже как будто  устыдилась  этого непроизвольно обнаруженного чувства, и с усердием продолжала работать.
- Женщина, - сказал проводник, -  этот  белый  человек  -  друг  индийцев. Он и его спутники - такие же  люди,  как  мы.  Они накормили людей моей деревни, которые умирали  от голода. Дай им напиться.
У Егора подкашивались ноги. Его могучий организм был  сломлен,  он был обречен на гибель. Илья, Ося и Браун бредили, мистер Рат  хрипел.  Один только Генри смотрел на всех своими бесстрастными и  пронзительными глазами.
- Женщина, - повторил Саран, - дай пить этим белым. Я отдам за  них  мою кровь.
Та молча поднялась, вошла в шалаш  и  вернулась  через  несколько минут, неся две миски,  доверху наполненные  свежей,  прозрачной водой.    Путники пили жадно. Но проводник отмерил каждому недостаточную  порцию. Вернувшись  к  жизни,  они   едва   были   способны   пробормотать   слова благодарности и тотчас заснули свинцовым сном.
Не прошло и часа, как этот целительный сон был  прерван  пронзительными криками. Две женщины склонились над ребенком,  который  кричал,  показывая ногу.
- Что случилось? - спросил Егор.
Одна из женщин, как раз та самая, которая дала  им  пить,  смотрела  на бедного малыша, и глаза ее наполнились слезами.
- Он укушен, - наконец с трудом выговорила женщина.
Затем  она  взяла  ребенка  на  руки  и,  страстно  целуя его,  подала Егору. У малыша уже опухла ножка, и на месте укуса, на светло-коричневой коже, образовалось серое пятно. Две капельки крови, как два рубина,  просочились из двух маленьких ранок.
- Это кобра, - с грустью пробормотал Саран. - Сам Будда  не  знал средства против этого укуса. Женщина, твой ребенок умрет.
В это время из одного шалаша вышел старик. Он холодно осмотрел рану  и, покачивая головой, подтвердил:
- Кобра.
Ничего больше он не сказал и лишь молча  следил  за  быстрым  действием яда. Нога у ребенка распухала и распухала, и бледноватое пятно поднималось к бедру. Бедная мать сидела на земле. Она молча плакала крупными  слезами  и  судорожно прижимала к себе малыша, который издавал душераздирающие крики.
- Ты уверен, что умрет? - спросил Егор.
- Через полчаса. Против укуса кобры средств нет.
- Клянусь, эта несчастная женщина имеет  слишком  много  прав  на  нашу благодарность. Я попробую заплатить ей наш долг. Илья, - обратился  он к своему другу, - у нас нет никаких  прижиганий,  и  я  не  вижу  хотя  бы жаровни с углями. Высыпь мне порох из одного патрона. А  ты,  Саран,  скажи женщине, что я попытаюсь вырвать ребенка  из  лап  смерти,  но  ему  будет больно.
Мать отдала  малыша  беспрекословно  и  устремила  на  белого  человека взгляд, полный нежности и невыразимого доверия. Из своего дорожного прибора Егор достал ланцет,  сделал  на  месте укуса два крестообразных надреза, раздвинул края  и  нажал,  чтобы  выжать кровь, которая все не вытекала.
Затем после секундного колебания он  взглянул  на  эту  скорбную  мать, увидел жаркую мольбу в ее глазах, полных слез,  и  посмотрел  на  ребенка, которого согнула страшная судорога.
Илья как будто угадал, что переживает его  друг,  и  у  него  сжалось сердце. Он побледнел, но не сделал ни малейшего движения, чтобы остановить сопряженную со смертельным риском безумную попытку Егора.
Превозмогая страх, Егор прильнул ртом к  одной  из  ранок  и  стал отсасывать кровь, время от времени сплевывая покрасневшую слюну.    Напрасно пытались вмешаться и Браун и Генри. Не слушая их и не отвечая им, Егор прильнул ко второй ранке и стал также из нее отсасывать отравленную кровь. Решив, что он отсосал достаточно, он повернулся к Илье:
- Порох! Высеки огонь! Зажги трут.

                40

Илья все предвидел и все приготовил. Егор крепко зажал раненую ножку, насыпал немного пороху на одну из ранок и поднес трут, каким они обычно пользовались  для  разжигания  огня. Порох вспыхнул, поднялось белое облачко,  запахло  жженым  мясом.  Ребенок корчился и кричал.
- Хорошо! Давай дальше!
В два приема он  повторил  ту  же  операцию,  но  обращая  внимания  на отчаянные крики маленького пациента. Несчастная женщина  снова  подняла  свои  заплаканные  глаза  и  снова взглянула на русского нежным и глубоким взглядом. Он понял  ее  немой вопрос.
- Надейся, женщина, - сказал он мягко. - Твой ребенок будет  жить.  Его прервал внезапный нечеловеческий крик.
Егор резко повернулся, как  если  бы  сам  наступил  на  змею.  Он остолбенел, увидев индийца, который со  всех ног бежал к ребенку. Малыш уже тем временем перестал плакать.
Индиец схватил его на руки и, громко крича, стал сжимать в объятиях. Утром индийцы решили устроить большую охоту.
Наконец все успокоились, но Илья, который во все глаза смотрел на мать с ребенком, был чем-то опечален.
- В чем дело Илья, чем ты опечален?
- Когда мы уходили с прииска, я потерял  медальон  с  портретом  сестры.  Не знаю, где, в каком именно месте и в какую минуту я его потерял.  Возможно, когда мы были в фургоне у того торговца. Так или иначе, но на другой день, когда я захотел взглянуть на ее портрет, я увидел,  что  цепочка оборвана, а медальона нет.
- Конечно, - мягко сказал Иосиф, - это большая потеря,  я  не  буду спорить. Однако, дорогой мой Илья, ты потерял  только  портрет.  А  ведь оригинал остался, и он возместит тебе твою потерю. Конечно, это досадно  и грустно, но ведь беда поправима, и с ней можно примириться.
- Я и примирился. Не ребенок же я, черт возьми! Однако поверь, несмотря на все успокоительные слова, которые мне подсказывает рассудок, я не  могу побороть мрачные предчувствия в отношении этого медальона.
- Вполне естественный результат разлуки.
- Хочу так думать. Но сегодня ночью я видел сестру.  Она  умоляла  помочь ей, она выглядела такой усталой, что  я проснулся весь в поту. Я был как сумасшедший. У  меня  стучало  в  висках, теснило в груди. И тут появляется Ося, и у него тоже расстроенный вид. Оказывается, что ровно в ту же самую минуту он тоже видел свою мать в  каком-то отчаянном положении. Но что это с тобой? Ты так побледнел.
- Ничего. Это со мной бывает. Нервы, - ответил Ося и  добавил. -  Дорогой мой, твоей сестре ничто не грозит. Она в России, живет в родном городе. А что касается нас, то мы должны  выполнить определенную задачу. Нам нельзя  быть  малодушными,  надо  идти  вперед  и вперед. Пустыня иногда действует угнетающе на самых  закаленных  людей, но это проходит. А мы целых  два  дня  ничего  не  делаем.  Да  еще  такие переживания. Конечно, это тоже повлияло. Надо сняться  с  места  и  пойти. Двадцать четыре часа ходьбы по направлению к тайнику, где лежат  сокровища, - и все будет забыто.
- Я, кстати, хотел тебе сказать по этому  поводу  два  слова,  пока  мы одни.
- Пожалуйста! Генри беседует с индийцами,  а  мистер Рат ему помогает, как будто он  всю  жизнь  ничем  другим  не  занимался.
Говори, мы с Осей внимательно слушаем.
- Надо было бы еще раз и самым тщательным образом просмотреть карту.
- Мне это не нужно, я твердо полагаюсь на свою память. У меня в  голове все очертания местности  -  и  деревья,  и  стрелка,  и  весь берег озера. Все это я могу воспроизвести по памяти.
- А ты, Ося?
- Ну, знаете, у меня для таких вещей голова неподходящая! Вот если бы я там разок побывал, то уж второй раз  нашел  бы  это  место  с  завязанными глазами. Идите вы вперед, а я пойду за вами по пятам. Покажите  мне  место издали. Если это вершина крутой скалы, я взберусь, как ящерица. Если  надо нырнуть в воду - пожалуйста. Если надо пуститься в джунгли - пожалуйста. В болото - пожалуйста. По болоту я скольжу еще лучше, чем по снегам у нас в России.  Но  чтобы  я  разбирался  в  этих  схемах,  в  этой тарабарщине, - нет, этого вы от меня не требуйте. Я  отказываюсь.  Это  по вашей части, вас даже латыни учили.
- Ладно, - решил Егор,  -  ничего  не  поделаешь.  Я  вижу,  Ося относится к  топографии  враждебно.  Но  поскольку  мы  не  хотим  расставаться, то это значения не имеет. А теперь  послушай  моего  совета: - давай уничтожим эту карту. Бог его знает, что может  случиться.  Мы  можем заболеть, нас могут ранить, или захватить в плен, а этот документ не должен попасть в чужие руки.
- Если хотите, - сказал Ося, - доверьте его мне. В случае опасности я всегда сумею его уничтожить.
- Это идея! На, возьми. И не забывай, что ты  держишь  при  себе  все  наше богатство.
Сорок восемь часов, которые были нужны на изготовление огромной  ловушки, в  которую  должны  были  попасть  звери  после  облавы, истекли.    Депутация  от  индийцев  пришла  в  полной  боевой форме   официально пригласить русских. Охота должна была скоро начаться.


                41

Мистер Генри и мистер Рат изъявили желание остаться в деревне. Егор, Илья и Ося были готовы и пошли вместе с индийцами, которые  должны  были расставить их на хорошие места и позаботиться обо всех их нуждах.
Участие в такой грандиозной облаве, в которой наши три  друга  могли бы увидеть индийскую фауну во всем ее разнообразии, конечно,  весьма привлекало этих трех заядлых охотников, но они все же  смогли  подавить тяжелые воспоминания, оставленные ночным кошмаром.
Особенно  был  расстроен  Ося.  Его  напускная  веселость  никого  не обманывала, и славный малый решил не упускать  своих  спутников  из  виду, боясь, как бы с ними не случилось какой-нибудь беды.
Покуда приглашенные на  охоту  загонщики  уходили далеко, на свои места, индийцы, счастливые,  как  дети,  показывали  своим новым  друзьям  ловушку,  и  русские  без  долгих  объяснений   поняли   ее незатейливое устройство. Представьте себе два частокола вышиной в два  метра.  Колья  перевязаны лианами и крепко сидят в земле. Каждый такой частокол  имеет  до двух километров в длину и ни малейшей щели.
Они поставлены в  долине  и почти сходятся под острым углом друг к другу. Расстояние между свободными концами равно длине одной из сторон угла.  Эти стороны, однако, не сходятся и угла не образуют. Метрах в семи - десяти от точки, где могло бы произойти скрещение, они начинают идти параллельно, на расстоянии метров двадцати один от другого. 
Так  образуется  коридор.  Он заканчивается  ямой,  имеющей  примерно  двадцать  квадратных  метров   по поверхности и четыре метра в глубину. На краях ямы, с той стороны,  откуда звери должны появиться,  и  на  противоположной  стороне,  там,  куда  они попытаются бежать, лежат поваленные деревья,  так  что  всякая  попытка  к бегству становится невозможной.
Яму прикрывает легкий настил  из  прутьев, замаскированный травой и листьями, и в нее  неизбежно  сваливается  каждое животное, которое попадает между частоколами. Загонщики собираются в большом числе и  уходят  далеко,  за пять-шесть километров. Там  они  образуют  огромный  полукруг  и  медленно направляются к открытому основанию  загона. 
При  этом  они  исступленно кричат. Дичь, смертельно напуганная  их  голосами  и  шумом,  который  они производят, беспрерывно ударяя палками пол деревьям,  не  пытается  прорваться сквозь их ряды, а бежит от них. Она  бежит  стремглав  в  сторону  ловушки  и попадает  между  частоколами. 
Иногда,  заметив,   что   стенки   начинают сближаться, зверь пытается повернуть обратно,  но  поздно.  Поблизости,  в засаде, сидят охотники. Они появляются внезапно,  как  дьяволы,  потрясают луками, копьями и бьют животных не глядя,  а  те,  имея  перед  собой  только  одну дорогу, мчатся в узкий проход и падают в яму.
Они валятся одно на  другое, покуда вся  яма  не  заполняется  трепещущей  массой,  по  которой  скачут последние из оставшихся в живых.    Именно здесь  индийцы поставили  русских,  которым  предстояло принять участие во всех перипетиях этой шумной и оживленной охоты. Ловушка установлено так, что один частокол идет вдоль открытой  местности, а второй тянется  вдоль  леса. 
Благодаря  такому  расположению  русские смогли укрыться в тени  больших  деревьев.  К  тому  же  теперь  неизбежно попадет в загон не только лесная дичь, но и та,  которая  обычно  живет  на плато.
Прошло часа два терпеливого ожидания, когда  в  отдалении  стали  видны густые клубы пыли. По-видимому,  это  бежали  поднятые  и  обезумевшие  от испуга звери. Затем показалась как бы пунктирная линия, образуемая черными точками, поставленными на равном расстоянии одна от  другой. 
Точки  резко выделялись на серой местности. Послышался отдаленный гул - началась охота. В авангарде, прыгая с изумительной легкостью, шли  грациозные  газели. Вскоре появляется стадо разъяренных серых  буйволов  с  глазами, налитыми кровью. Но  больше  всего  было  антилоп.  Самые  разнообразные   виды,   самые разнообразные масти предстали перед изумленными русскими,  которые  так залюбовались этим необычным зрелищем, что даже забыли свой охотничий пыл.
До сих пор животные особого  шума  не  поднимали.  Они  лишь  проявляли некоторое беспокойство, видя, что их собралось так много,  и  что  все  так перемешались. Тем временем полукруг загонщиков медленно, но неотвратимо сжимается. Их крики слышны все более отчетливо, и беспокойство животных, которые,  кроме буйволов, все безобидны,  переходит  в  ужас.
Передовые звери видят  частокол, прямая линия закрывает перед ними горизонт. Животные делают крюк,  с  быстротой  метеора  пересекают  пространство, лежащее между обоими частоколами, но каждый раз натыкаются на  частокол  и уходят все дальше и дальше вглубь,  подталкиваемые  все  новыми  и  новыми потоками, наседающими сзади.
Здесь  великолепный  подбор  антилоп.  Самый  наименее  впечатлительный натуралист замер бы от восторга, только  увидев  это  разнообразие  пород, блеск  шерсти,  грациозно  посаженные  головы  и  глаза,  полные   испуга.
И еще много других животных напирали друг на друга, сшибались рогами,  с испугу прыгали одно другому на спину, падали, вставали  и  бежали  дальше, ослепленные страхом. Однако буйволы, по природе далеко не такие  мирные,  не хотят следовать за этой обезумевшей массой. Ни за что не  хотят  они  идти дальше, когда видят, что расстояние между частоколами сужается. Они  резко поворачивают назад и намерены броситься на  загонщиков. 
Но  тут  с  шумом появляются охотники. Вместе с  тремя  русскими  они  сидели  в  засаде, замаскированной  воткнутыми  в  землю   ветками.   Теперь   они   внезапно выскакивают, оглушительно шумят и потрясают копьями. Русские берут ружья на изготовку. Сейчас начнется истребление.
                42

Вид людей доводит страх и ярость зверей до  предела.  Буйволы  с  ревом бросаются на индийцев, но те уклоняются с ловкостью,  достойной  испанских тореадоров. Куланы громко ржут и яростно бьют копытами. Но взлетают  копья  и впиваются в животных. Раздается несколько выстрелов, и два буйвола падают, пораженные насмерть.
Тогда прибегают загонщики. Они кричат еще более дико и громко. Животных охватывает паника, и они, наконец, бегут к яме.  Они напирают друг на друга и давят друг  друга. 
Целый  лес  рогов: прямых,  остроконечных,  хрупких,  прочных,  длинных,  изогнутых,  завитых спиралью. И все это движется, переплетается, ломается, трещит. И  затем  - страшный рев боли!
Настил, перекрывающий яму, проваливается, и яма заполняется в один миг. Ничто  не  может  больше  остановить  это  беспорядочное  бегство.  Задние подталкивают передних, и передние проваливаются. Страшное зрелище.
Но охотники  опьянены  удачей,  они  испускают  крики  радости. Русские тоже увлечены и не жалеют зарядов. Егор только что тяжело ранил антилопу. Он имел в виду сделать из  ее желудка бурдюк взамен того, который  они  недавно  потеряли.  Но  животное вырвалось сквозь пролом в частоколе, сделанный разъяренным буйволом. Тогда Егор тоже выбрался через пролом и стал преследовать свою добычу, а та убежала в лес.
Егор видел, что антилопа на каждом шагу  спотыкается,  и решил, что сможет ее догнать. Мало-помалу он углубился в джунгли и очутился на берегу илистой речки. Антилопа вошла в воду, чтобы освежиться.
Охотник  счел момент подходящим и вскинул ружье. Ногу он поставил на  ствол  поваленного дерева. Ему нужно было упереться локтем в колено, потому что после бега  у него не было достаточной твердости в руках.
Внезапно дерево зашевелилось у него под ногой, он  потерял  равновесие, оступился и почти по колено увяз в тине. То, что он принял  за  поваленное дерево,  оказалось  не  больше  не  меньше,   как   огромным   крокодилом.
Обозлившись на неосторожность охотника,  который  нарушил  его  сладостную дремоту, крокодил раскрыл свою вместительную пасть и  собрался  проглотить обидчика.  Но  Егор  не  растерялся,  увидев  эту  страшную пасть, утыканную громадными зубами, из которой шел отвратительный запах  мускуса.
Он снова вскинул карабин и выстрелил крокодилу прямо в глотку. Но эти исполинские ящеры так живучи, что, несмотря  на  страшную  рану, крокодил еще успел вплотную подойти к молодому человеку, который,  увязнув в тине, не мог сдвинуться с места.
Прогремел второй выстрел. Пуля, порох, пыж  -  все  попало  чудовищу  в самую утробу, и пасть захлопнулась. Егор, считая, что крокодил наконец-то убит,  попытался  вырваться  из трясины, как вдруг крокодил снова  раскрыл  свои  страшные  челюсти.  Тут охотник схватил карабин за ствол и грохнул своего врага изо всей  силы  по голове. Но приклад скользнул и попал между  челюстями. 
Они  захлопнулись. Напрасно пытался Егор вытащить оружие. Уж  если  крокодил  что-нибудь держит, так держит крепко. Нужно топором разрубить его на куски, чтобы  заставить челюсти разжаться.
Молодой человек тщетно напрягал все свои силы.  Он  уже  хотел  позвать друзей на помощь, но крик застрял у него в горле. Егор  почувствовал,  что какая-то  петля  сжимает  его  горло,  и  поднял  руку,  чтобы  попытаться высвободиться, но кто-то тащил его сзади, и он  почувствовал,  что  голова его касается земли. Он задыхался и вскоре потерял сознание.
Когда Илья и Ося  увидели,  что Егор  пустился  проследовать подраненное животное, им и в голову не пришло встревожиться:  они  слишком хорошо знали, что их товарищ - охотник ловкий и осторожный.    Их тоже увлекла невиданная облава, и вместе с индийцами они побежали  к яме. А как раз в эту минуту Егор и выстрелил в крокодила.
- Ага! - сказал Ося. - Это наш Егор воюет с какой-то дичью, еще способной защищаться.
Ося и не подозревал, как он был близок к истине.
- А не пойти ли и нам к нему на помощь? - предложил Илья.
- Пожалуй, это не совсем удобно, - ответил Ося. -  Если  мы  все уйдем, то наши хозяева могут обидеться. Ведь они отвели  нам  почетные  места. Подождем немного, он вернется.
Тем временем индийцы приступили к  дележу  добычи.  Дележ  производился справедливо: учитывалось, сколько у каждого охотник едоков  в семье. И так как охота была удачной,  то  каждый  получил  обильный  запас пищи.
Илья и Ося  смотрели,  как  индийцы  обмениваются  любезностями,  и, правда, не понимая, в чем дело, разделяли общую радость. Однако длительное отсутствие  Егора  уже  начинало  серьезно  их  беспокоить.  В  такой совершенно дикой стране, где опасность может предстать в самом неожиданном виде, где любое дерево, растение, цветок, насекомое может в  любую  минуту стать источником смертельной опасности, беспокойство очень скоро переходит в мучительную тревогу.
Индийцы тоже заметили  отсутствие  одного белого,  которого  полюбили  за мужество и силу. Вокруг Ильи и Оси стали собираться люди. У всех был озабоченный  вид. Отец ребенка, которого спас Егор, энергично жестикулировал и  говорил больше других. Он встал во главе всей группы, перескочил через частокол  и направился  в  лес,  идя  по  следам  Егора.
Время  от  времени   он останавливался, внимательно прислушивался к  лесному  шуму,  как  если  бы надеялся услышать какие-нибудь посторонние звуки, затем встряхивал головой и шел дальше, пригибаясь к земле, осматривая примятую  траву  и  следы  на песке, ища и безошибочно находя след, который мог бы  кому-нибудь  другому показаться совершенно невидимым.

                43

Так они дошли до болотца, которое сохранило бесспорные доказательства того, что Егор здесь проходил. Вытянувшись на боку и выпучив  глаза,  лежал застреленный крокодил. Его могучие челюсти еще сжимали  приклад  карабина, длинные  зубы  впились  в  дерево,  как  железные  гвозди. 
Индийцы  топором разрубили голову на части и освободили ружье. Илья и Ося, с замиранием сердца и бледные от тревоги, тщательно осматривали окрестности. Теперь они уже могли восстановить часть драмы, относившуюся к борьбе их друга с крокодилом. Страшная мысль пришла им в голову, когда они  увидели, как громадно это животное. 
Было  вполне  возможно,  что  Егора  съел крокодил. Индиец разгадал их мысли  и  понял  их  тревогу.  Он  медленно  покачал головой и показал им, что на зубах крокодила нет никаких следов крови. Для большей уверенности он рассек крокодилу живот. Конечно, человек легко  мог бы там поместиться, но живот был пуст.
На топких местах никаких следов не  сохранилось:  все  затянуло.  Но  в нескольких метрах, на твердой земле, следов оказалось много. Прежде  всего примятая полоса в траве, как  если  бы  здесь  прошел  крупный  зверь,  или протащили тяжелое тело.
Странная вещь: примятые растения оказались в одном месте облиты водой и на листьях еще кое-где сверкали капли. Индиец осмотрел стебли, сделал несколько шагов, нагнулся и,  исчезая  в зарослях, сделал рукой знак, означавший, что следовать за ним не надо.
Он вернулся примерно  через  полчаса  и  посмотрел  на  Илью и Осю  с необыкновенно красноречивым выражением скорби.  Затем  он  произнес  всего лишь одно слово: белый человек. Затем он  приказал двум индийцам сделать вид, что они ловят человека.
Илья понимал,  что  значат  эти  два  слова,   часто   употребляемые туземцами. Он стал догадываться, что его друга похитили несколько белых.    Как он жалел, что их проводник остался в деревне.
Между  тем  этот  славный  малый, зная хоть несколько слов по-английски, смог  бы  перевести  Илье,  что  говорят индийцы о Егоре. Он и сам понимал, что  европейцы  хотят  все  знать.  Он  знаками предложил им приготовить оружие, позвал своих товарищей, снова углубился в заросли и теперь уже просил  своих  спутников  не  отставать  от  него. 
В каких-нибудь трехстах метрах лежала просторная полянка, на которую  падала тень больших деревьев. На полянке росла редкая трава.  Сразу  бросались  в глаза многочисленные следы некованых лошадей,  а  также  остатки  поспешно покинутого бивуака.
Затем стало видно,  что  таинственные  всадники  разъехались  в  разные стороны; следы их вели в два разных направления. Илья заметил, что одна из лошадей оставляла более глубокий след,  чем другие, и заключил, что она несла двух всадников.
Хотя его сердце и сжалось от боли, но открытие все же несколько  его успокоило. Егор, заключил он, быть может, ранен и похищен, но он жив. Раз таинственные похитители не убили его, то надежда еще не пропала. Илья  был  очень  далек  от  того,  чтобы  догадаться,  какого   рода катастрофа произошла с его другом.
Егор почти потерял сознание, но  ощущение  холода  привело  его  в чувство. Он открыл глаза и удивился, увидев человека, который кропил ему лицо водой из фляги. Егор был человек бесстрашный, но  он  невольно  вздрогнул,  увидав скотскую физиономию этого человека, наискось пересеченную лиловым  рубцом.
Он узнал мерзавца Джона, его  сообщника и всех десять членов банды.  Оба главаря разглядывали Егора с чувством удовлетворенной ненависти. Пленник захотел встать, но у него были связаны ноги и руки,  невозможно было сделать ни малейшего движения.
Человек с  рубцом,  увидев,  что  Егор  пришел  в  себя,  перестал брызгать на него водой и убрал ремень, сжимавший ему горло.
- Вы, наконец, решили все-таки очнуться, белый красавчик? - сказал он  на английском языке. - Я, быть может, слишком туго завязал  вам  этот галстук? Но теперь ваш обморок прошел, давайте побеседуем.
Егор хранил презрительное молчание.
- Что-то у вас сегодня голос не  такой  громкий,  как  на прииске.  Рядом нет  ваших дружков с карабинами? Вы один, совсем один. И в  полной  моей  власти. Молчите? Что ж, ваше дело! А у  меня  есть  верный  способ  заставить  вас разговориться. Как бы нам даже не пришлось просить вас  помолчать,  потому что скоро вы у меня сделаетесь разговорчивым, как  попугай.
- Попробуй, - спокойно сказал русский.
- Сначала выслушайте меня. Я на вас не очень сержусь, хотя вы и здорово меня поранили. Я честный малый и люблю  делать  дела  мирно.  А  вы помешали мне и моему компаньону доставить товар на место и этим  причинили нам большие убытки. Вы их нам возместите, не правда ли?
Егор пожал плечами.
- Вы, по-видимому, путешествуете для своего удовольствия?  Стало  быть, вы человек богатый. Слушайте меня внимательно и решайте быстро, потому что минуты дороги. Ваши друзья заметят ваше отсутствие и бросятся искать  вас, а нам не хочется - по крайней мере сегодня - вступать с ними в переговоры.
У нас было четыре мешочка алмазов.  Если  хотите,  можете  считать,  что  мы захватили их незаконно. Но каждый из них  стоил  в  среднем  сто тысяч фунтов стерлингов. Подпишите нам чек  на  эту  сумму  на  имя  вашего  банкира  в Бомбее, и мы будем квиты и расстанемся, если вам угодно, друзьями.

                44

Егор расхохотался. Предприимчивый мошенник был озадачен.
- Да ты просто сумасшедший, - с насмешкой сказал русский. -  Во-первых, у меня нет таких денег. Говорю тебе это просто так, для  сведения,  потому что, были бы у меня деньги, ты бы все равно ни  гроша  не  получил.  Затем скажи, пожалуйста, кто может мне помешать выписать тебе чек на любую сумму на имя какого-нибудь несуществующего банкира?
- Ну, знаете, - возразил Джон, - мы тоже умеем читать и писать, и мы хорошо знаем все банки в городе, да и на всем побережье. Мы  через  них ведем все дела.
- Какая честь для английских банкиров! Но оставим это. Допустим, ты  бы мне поверил, а я сделал бы все, что только возможно, чтобы тебе заплатить. Я считаю, что долги надо платить даже таким мерзавцам. Но неужели ты  считаешь меня таким дурачком, чтобы поверить тебе? Если бы я дал тебе деньги, ты бы меня все равно не отпустил меня. Ты бы попытался отплатить мне за  удар ножом,  от которого у тебя этот шрам.
Негодяй почувствовал, что его намерения разгаданы, и пришел в  ярость. Его напускное спокойствие сразу пропало. Он уставился на пленника свирепым взглядом, в котором смешались  неутоленная  алчность,  бешенство  и  жажда мести.
- Белый. Русский белый. Проклятый иностранец, -  рычал  он  сдавленным  от ярости голосом. - Ты угадал. Верно, я хотел заставить тебя  подписать  мне чек, а затем убить тебя, как собаку. Но раньше я  бы  тебя хорошенько отстегал кнутом. Твоя белая кожа летела  бы  клочьями.  Что  ж, денег я от тебя не получу? Так и быть. Но я, по крайней мере, отомщу тебе. Это тоже кое-чего стоит.
Егор сохранял свою  обычную  невозмутимость.  Человек  посторонний никогда не  догадался  бы,  что  перед  ним  -  главное  действующее  лицо подготовляющейся мрачной драмы. Если бы не то, что руки и ноги были у него туго связаны лианами, его можно было бы  принять  просто  за  любопытного, которого забавляют штуки человекоподобной обезьяны.
- Трус! - сказал  он  спокойно.  -  Бандит!  Ты  торгуешь крадеными алмазами! Попробуй только тронуть один волос у меня на голове, и тогда ты еще увидишь, что с тобой сделают мои друзья, которые сейчас  меня разыскивают.  Ага,  мерзавец,  дрожишь?  А  ты  торопись  выполнить   свои намерения. Торопись, потому что все ваши шкуры в опасности, я не дал бы за них и шилинга.
Джон пришел в ярость. Он заорал  и  бросился  на Егора.  А  тот, считая, что пришло время прощаться с жизнью, плюнул ему прямо в лицо. Но к этой обиде бандит был  нечувствителен.  Он  сделал  знак  своим  сообщникам,  те подхватили пленника и быстро унесли его в глубину леса. Здесь они вышли на полянку, на которой паслись шесть  прекрасных  оседланных  коней.
Егора взгромоздили на одного из этих коней, на шею; его враг  вскочил в седло,  отдал  резко  и  кратко  несколько  приказаний,  назначил  своим сообщникам место встречи, а затем все поскакали в разные стороны.
Бешеная скачка продолжалась около трех часов. Наконец лошадь  выбралась на просторную, открытую поляну, посреди которой  стоял  круглый  частокол. Остальные пять лошадей, несшие меньший груз, пришли раньше.
Они уже  были  расседланы  и  разнузданы  и  пощипывали  редкую  траву. Егора спустили на землю. У него ломило все тело. Он увидел давно покинутую хижину.  Всякого рода отбросы свидетельствовали, что  здесь  еще недавно было много народу. Возможно,  что  в  течение  некоторого  времени здесь содержали людей.
Русского положили на солнцепеке, прямо на раскаленную землю. Его мучила жажда. Джон рычал, пена стекала  у  него  изо  рта,  глаза  налились кровью. Он подошел к Егору.
- Ну что, проклятый русский, - орал он, - теперь тебе ясно, что ты  у меня во власти? Теперь, если я захочу, я тебе за  все  заплачу. Да еще с процентами. Твои дружки далеко, а моя шкура все еще на  мне.  Я тебе сказал, что знаю безошибочный способ заставить тебя говорить.  Сейчас ты у меня подпишешь чек. Вот увидишь.
Его сообщник  принес  охапку  колючек. Он привязал их к  хвосту  одной  из  лошадей,  и  она  вся затряслась от боли.
- Так! - сказал Джон. - А  теперь  посадите  этого  белого  господина  в седло. И привяжите покрепче. Вот так. Садитесь  и  вы  на  своих  коней. Возьмите кнуты и хлещите куда попало коня и всадника. Слушай, белый, ты будешь скакать час, и мои люди будут тебя хлестать. Потом мы  повторим. Пока ты не подпишешь чек. Валяйте!
Коню отдали поводья. Почувствовав свободу, он  шарахнулся,  взвился  на дыбы и бешено заржал.  Затем  он  стал  на  все  четыре  ноги,  взбрыкнул, повернулся и понес.
Вскоре домчался до частокола, но было слишком  высоко, перескочить он не мог и стал мелким галопом бегать вокруг. Один из индийцев до крови хлестнул его  кнутом. 
От  неожиданности  и  боли  конь  сделал бешеный прыжок в  сторону.  От  этого  резкого  движения  колючки  сначала хлестнули его по бокам, а  потом  врезались  в  тело.  Он  снова  пустился вскачь, наткнулся на второго всадника, и тот тоже стегнул его ремнем. Конь обезумел, понесся, сам не зная  куда,  и  все  норовил  укусить  человека, который болтался у него на спине.
Это ему не удавалось.  Палачи  налетали, стегали его по  крупу  и  по  шее,  заставляя  проделывать  фантастические прыжки. Наконец, весь в мыле, тяжело дыша, с широко раздувающимися ноздрями,  с ужасом в глазах, конь вернулся на середину поляны,  стал  бить  копытом  и затем, совершенно обезумев, понесся прямо на частокол.

                45

С каждым его скачком мучения Егора усиливались. Все его тело  было так туго перевязано лианами, что мышцы, казалось, вот-вот лопнут. Кровавый туман застилал ему глаза, в ушах шумело, в  горле  пересохло,  не  хватало воздуха в легких.
Вдруг Егор услышал треск и обо что-то больно ударился,  а  бешеная скачка сделалась еще более бешеной. Конь очертя голову бросился на забор. Частокол подался, как если  бы  в него попал снаряд, и теперь бедное животное, вконец замученное  колючками, неслось, куда глаза глядят.    Александр понял, что это будет продолжаться до тех пор, пока конь  не свалится замертво.
Илья решил немедленно  пуститься  по  следам  той  лошади, которая, как ему казалось, несла двойной груз. Многочисленные  невзгоды  и приключения сделали Илью смельчаком. Так что без долгих размышлений он  решил  оставить мистеров Генри, Рата и Брауна в деревне, а самому вместе с Осей  пуститься  на розыски Егора и его похитителей. В  нескольких  словах  он посвятил в свои намерения проводника, но тот советовал подождать.
Подождать когда друг, находящийся в  лапах  бандитов,  быть  может,  в отчаянии зовет его на помощь! Подождать! Одно это слово заставило  пылкого молодого человека подскочить. Несмотря на все свое внешнее спокойствие, он был смертельно бледен, и весь трясся нервной дрожью.
- Поверь мне, белый, - почтительно настаивал староста. -  Сегодня  ты уедешь один, а завтра с  тобой  пойдут  индийцы.  Ты  увидишь,  что  такое их благодарность.
- Но почему не сегодня?
- Потому что сегодня в деревне будет праздник. И,  наконец,  скоро  ночь, все равно никакие поиски невозможны. Но время не будет  потеряно.  У  тех, кто похитил твоего друга, лошади долго бегать не смогут, они  скоро  устанут.  А индийцы быстро их догонят. Потому что индиец бегает быстрее любого коня. Я тоже пойду с тобой, потому что тот белый - друг индийцев.
Илья признал правильность этих доводов и  последовал  за  охотниками, которые, неся богатую добычу, возвращались в деревню шумной гурьбой.
У забора стояла улыбающаяся, счастливая женщина с ребенком  на руках, видимо пришедшая сюда только затем, чтобы первой поприветствовать возвращающихся охотников. С невыразимой нежностью смотрела она на своего  ребенка,  время  от  времени переводя взгляд своих черных глаз на обоих европейцев и старосту.
Илья  узнал  ее:  это  была  мать  того  мальчика,  которого  укусила кобра. А она заметила бледность обоих русских и то, что с  ними  нет их третьего товарища.
- Где белый? - воскликнула она с тревогой в голосе.
Подбежал ее муж.
- Жена! - сказал он. - Белого похитили. Приготовь стрелы. Приготовь яд. Я отправлюсь искать белого. Тот, кто поднял руку на русского, умрет. Ступай!
- Хорошо! - ответила женщина и пустилась бегом.
- Слыхал? - торжествующе спросил Саран. - Белый будет  освобожден. Его враги завтра умрут. Так сказал индиец.
Илья, снедаемый мучительной тревогой,  уединился  в  хижине,  которую индейцы наскоро построили для европейцев, а  Ося  отправился  на  поиски Генри и Рата.  Он  с  возмущением  рассказал  им,  каким несчастьем закончилась охота, и стал строить  планы  мести  один  страшней другого.
Полицейские взволновались, на что у  каждого  была  своя причина. Но Ося был им признателен за интерес, который  они  проявили  к этому делу. Он не мог предположить, что в генри заговорила  алчность; он не знал, что тот готов перевернуть небо  и  землю,  лишь  бы найти Егора, потому что в  его  глазах  и  в  глазах  его  сообщников Егор  олицетворял  тайну  фантастического  богатства.
А  полицейский считал, что у него похитили  преступника,  которого  он  мечтал  изловить. Мистер Рат  стал  твердить,  что  надо  без  промедления  вернуться   на английскую территорию за подкреплением и пройти по всей провинции с  огнем и мечом.
- Во всяком случае, рассчитывайте на меня, -  сказал  Генри.  -  Я, правда, человек мирный и всякая мысль о пролитии крови мне  претит,  но  я приму участие в ваших поисках, хотя бы мне пришлось поплатиться жизнью.
- А что касается меня, - заявил мистер Рат, - то хотя одна рука у меня еще не совсем действует, зато другая, слава  богу,  достаточно  крепка.  И ноги крепкие. Да и голова на плечах. Я с вами в любую минуту.
Ося был сердечно тронут таким участием:
- Значит, друзья, выходим завтра утром. Скорей бы  прошла  ночь! Мне не терпится повидать этих мерзавцев вблизи. Уж я  для  них  что-нибудь придумаю? Они мне ответят за бедного Егора!
Тем временем начались приготовления к ночному пиршеству.  Всюду  пылали огромные жаровни, из рук в руки передавались плетенки с пивом. В другое время Илья не без любопытства и  даже  не  без  удовольствия посмотрел бы эти бурные развлечения, но сегодня ему было не  до  того. 
Он покинул свою хижину, пошел бродить  по  деревне  и  оказался  перед  жалкой лачугой, в которой жена индийца готовила яд и стрелы. В Индии жители обычно держат в строгой тайне все, что относится  к  изготовлению  этих  грозных  орудий  самозащиты,  и   упорно отказываются посвящать белых в способы изготовления ядов.
Наполовину от нечего делать,  наполовину  подталкиваемый  любопытством, молодой человек вошел. Женщина не считала нужным скрывать,  что  бы  то  ни было от друга ее благодетеля, и продолжала свою страшную работу.
                46

Небольшой лук из дерева твердой породы, длиной  не  больше  метра,  она смазала жиром и поставила новую тетиву из оленьих жил.  Затем  она  вынула стрелы, хранившиеся в колчане из тигровой шкуры, аккуратно разложила их на земле и тщательно осмотрела. Они были сделаны из простого тростника, но очень искусно: для этих простодушных работниц изготовление хороших стрел - дело чести.
Здешние стрелы далеко не имеют такой  необычайной  длины,  как стрелы южноамериканских индейцев, достигающие чуть ли  не  двух  метров  в длину. Индийская стрела вдвое короче. Но  как  они  сделаны,  как остроумно подогнаны все части, из которых приготовляется это  смертоносное оружие! Наконечник длиной  в  шесть-семь  сантиметров  представляет  собой круглую кость с зазубринами. Он вставляется в полый конец тростника, но не слишком плотно.
Когда стрела попадает в живую цель, тростник  можно  легко выдернуть, а наконечник остается на месте. Сбоку у него небольшой железный и очень острый крючок,  который  не  позволяет  его  выдернуть.  Крючок  и зазубрины обильно смазаны ядом.
Индианка взяла стоявший в углу большой сосуд из  необожженной  глины  и осторожно извлекла из него штук десять червей.  Она  раздавила  их  на   куске   дерева,   отложила внутренности, а кожицу выбросила. Из этих  внутренностей  женщина  скатала мягкий серый шарик, смазала им все стрелы одну за другой -  костяные наконечники и железные крючки - и затем аккуратно все уложила в колчан. Наконец она закончила работу.
Илья уже слыхал от мистера Брауна о страшном действии этого яда и все  же  относился  к нему скептически.
- Если это все, - пробормотал он про себя, - на что  они  рассчитывают, чтобы освободить бедного Егора. Уж лучше я положусь на мой  верный карабин.
Незнание индийского языка не позволило ему  обратиться  к  женщине  за какими  бы  то  ни  было  разъяснениями.  Его  недоверие   было,   однако, поколеблено, когда он увидел, как тщательно  она  очищает  свои  ногти  от малейших остатков налипшего на них вещества.
Он собирался пойти поискать проводника, когда тот сам вошел  в  хижину. Увидев, чем занята хозяйка, он обрадовался.
- Женщина, - сказал он, - это хорошо!  Ты  приготовила  яд червя.  Те,  кто похитил белого, умрут.
- Что ты сказал? - осведомился Илья.
- Это червивый яд, - ответил тот. - Он ужасен. Он убивает наповал  тигра. Слон, если стрела попала ему в хобот, умирает очень  скоро.  А  тигр приходит от этого яда в такое  бешенство,  что,  прежде  чем  умереть, грызет землю и деревья. Когда  стрела  с  этим ядов  попадает  в  человека,  он испытывает такую страшную боль, что катается по земле, рвет  свое  тело  и просит быстрой смерти. Или же впадает в  бешенство.  Тогда  он  убегает  далеко  от людей, куда-нибудь в глубину джунглей, и там умирает. А рот его покрывается при этом пеной. Белый будет отмщен.
- А нет ли у индийцев другого яда?
-  Конечно,  есть  яд  кобры  и  соки  растений,  которым  вы  даете непонятные нам названия. Но эти яды  вызывают  оцепенение  и  убивают,  не причиняя страданий, а червивый яд - яд мести.
Наступила ночь, и на пиру царило небывалое оживление.  К  потрескиванию тростника,  который  охапками  бросали  в  огонь,  присоединилось  рычание мужчин, визг женщин, пронзительные крики детей. Все без  различия  пола  и возраста  были  пьяны.  Общий  шум  перекрывала  невообразимая  какофония, которую производили местные  музыкальные инструменты.
Танцоры соответствуют оркестру. Возбужденные его шумом, они  становятся в круг. Все почти совершенно голые. У каждого в руке палка,  или  топорик, или копье. Каждый орет во всю силу своих легких.  Затем  все  одновременно поднимают одну ногу и одновременно отбивают один  удар. 
Это  единственное движение, какое они производят все вместе. А дальше – кто, во что горазд. Какие угодно телодвижения,  какие  угодно  звуки!  Вообразите  оркестр,  в котором каждый музыкант самым усердным образом исполняет свою мелодию, и вы едва ли  получите  представление об этом  непостижимом  смешении  звуков  и  движений,  которое  доставляет  радость всем жителям деревни.
Руки и головы  дергаются  в  разные  стороны,  все исступленно кричат; тучи пыли окутывают танцоров,  так  усердно  колотящих ногами в землю, что после пляски в ней остается глубокий след. Время от времени из круга выходит танцор. Сейчас он будет плясать один.
Он исполнит какой-нибудь особенный, им самим  придуманный  номер  и  будет награжден рукоплесканиями.    В  пляске  принимают  участие  не   только   молодые.   Индийская Терпсихора имеет горячих приверженцев среди взрослых и  даже  среди  седых стариков. Не стоит и говорить,  какую  жажду  вызывают  такие  упражнения. Плетенки с пивом передаются из рук в руки и опорожняются до капли. Индиец,  который  обещал  Илье  найти  Егора  и  отомстить  его похитителям, обращал на себя внимание своим бешеным  темпераментом. 
Время от времени он выходил из круга. Тяжело  дыша,  с  раздувающимися  ноздрями он подходил к Илье и горделиво выставлял себя напоказ, как  бы  говоря: - “Смотри и любуйся! Смотри, какой я великий воин! Будь спокоен  -  человек, который так хорошо танцует, умеет еще лучше драться”.
Но Илье вся эта  гимнастика  внушала  серьезное  беспокойство.  Он, пожалуй, не без оснований думал, что завтра утром эти люди и  шевельнуться не смогут.
Но его тревога оказалась напрасной, потому что задолго до  восхода  солнца индиец взял оружие и вместе со своим братом углубился в лес. А через  старосту он настойчиво потребовал, чтобы Илья остался и ждал его возвращения.

                47

Илья был раздосадован. Ему хотелось присоединиться к охотникам, и  он уже пожалел, что доверил розыски друга чужим людям. Ося и три англичанина  разделяли  его  нетерпение.  Им  тоже  хотелось   отправиться немедленно.
Но проводник отлично знал обычаи местных  охотников  и  потому  всячески удерживал русских в деревне, убеждая их, что у индийцев есть свой  план  и лучше им не мешать.
- Терпение, терпение, белый,  -  беспрерывно  повторял  он.  -  Человек сказал,  что  вернется  до  наступления  ночи,  -  значит,  вернется.   Не беспокойся!
Илье не оставалось ничего другого,  как  шагать  взад  и  вперед  по деревне и считать часы и минуты. Саран оказался прав. Солнце стало скрываться за деревьями, когда  вдали, со стороны гор, показались люди.
- Верховые! - воскликнул Ося, взобравшийся на крышу одной из хижин. - Я вижу лошадей!
- Быть не может! Ты ошибаешься! Это,  должно  быть,  антилопы,  которые уцелели после охоты.
- Я знаю, что говорю! Через минуту  вы  сами  увидите,  что  это лошади.
- Но, в таком случае, кто же это едет?
- Три, четыре, пять. Пять  лошадей.  Постойте,  а  всадников  всего двое. Вот они остановились. Лошади  отказываются  идти  дальше.  Ах,  нет! Копьем в бок - и они скачут!
- А Егор? Его-то ты видишь?
- Лица я различаю плохо - солнце бьет мне прямо  в  глаза.  Нет,  Егора я не вижу. Ах, да ведь это те двое, которые ушли ночью!
Стон отчаяния вырвался у Ильи:
- Я трижды дурак! Я подлец! Как это я мог передоверить чужим людям  то, что обязан был сделать сам! Двенадцать часов я проторчал здесь сложа руки, вместо того чтобы помчаться на выручку моему другу!
Ося не ошибся. Двое верховых, которых он увидел, были действительно индийцы. Они подбадривали коней остриями своих копий  и  скакали  довольно быстро. И еще три лошади,  дисциплинированные,  как  все  лошади, привыкшие ходить вместе, следовали за ними свободно.
Вид у наездников был ужасный. С головы до  ног  оба  они  были  покрыты запекшейся кровью. Оба исступленно кричали,  лица  обоих  были  перекошены злобой, раскрытые рты показывали сверкающие острые зубы. И  лошади,  также покрыты кровавой пеной, имели ужасный вид. У одного из индийцев - как раз у отца спасенного Егором ребенка - висела через плечо  сетка. В  сетках  лежали  восемь свежесрезанных человеческих голов.
Индиец быстро соскочил  на  землю  и  издал  крик,  на  какой  человек, казалось, не способен. Он  быстро  освободился  от  своей  страшной  ноши, схватил головы за волосы и  швырнул  их  к  ногам  окаменевшего  от  ужаса Илье.
- На, смотри! - с демоническим смехом закричал он. - Ты  их  узнаешь? Считай! Они все тут. Ни один не ушел.
Илья, превозмогая отвращение, взглянул на эти головы, но не нашел двух, похожих на главарей со следами шрамов, которые им оставил Егор на память, судя по его рассказам. И тотчас он все  понял.  Он  понял,  что  друг  его  попал  в  ловушку, поставленную грабителями прииска. 
Эти  негодяи,  по-видимому,  оставили  своих лошадей в укромном месте, а сами неотступно следили за деревней, за  охотой и за охотниками, рассчитывая, что им представится случай утолить  мучившую их жажду мести.
И этот  случай  представился,  когда  Егор  бросился  преследовать раненую антилопу.
- Но Егор!  Где  белый?  -  воскликнул  Илья  сдавленным голосом. - Говори!
Индиец как будто и не  слышал.  Ему  было  непонятно,  почему  Илья  не уделяет достаточного внимания его трофеям, и он затянул монотонную  песню, которую время от времени прерывали раскаты смеха.
Илья слушал с понятным нетерпением этот дикий напев, из  которого  не понимал ни одного звука. Хорошо, что тут был Саран, который все переводил. Индиец рассказал также, что нашел  белых бандитов  в  таком  место,  где  они, видимо, считали себя в полной безопасности и спали. Он разделался с  ними, как счел нужным, и стал искать Егора.
Руководимый своим  безошибочным инстинктом, он напал на след обезумевшей лошади, но не знал, что к ней был привязан спаситель его ребенка. Он  считал,  что  белый  вождь  сбежал  от бандитов и вернулся в деревню  другой  дорогой.  Теперь  он  был  совершенно растерян и стал неистово ругать мертвых бандитов.
Илья на минуту упал  духом,  но  вскоре  к  нему  вернулась  вся  его энергия. Приготовления к  отъезду  он  закончил  в  одну  минуту.  Оружие, продовольствие, вода, боеприпасы были упакованы и  навьючены  на  лошадей, которых сметливый и практичный индиец пригнал в расчете,  что  они  смогут пригодиться белым гостям.
Ночь спустилась быстро. Однако было решено  выехать  немедленно,  чтобы поскорей  добраться  до  покинутой хижины,   где   нашли   свою   смерть бандиты, и где терялись следы Егора.
-  Давай, Ося,  живей!  Едем!  Едем!  А  вы,  господа англичане?  Едете, или остаетесь?
- Мы к вашим  услугам,  -  ответили англичане.
- И я тоже тебя  не  оставлю,  -  сказал  индиец.  -  Ночью на плато небезопасно. Я не хочу, чтобы мой белый благодетель  пострадал  от  когтей тигра, или жала змеи. Едем!
                48

Лошадь, к которой привязали  Егора,  была  истерзана  колючками  и неслась без оглядки. Это было крепкое животное с мощной шеей,  с  округлым крупом, с выпуклой грудью скакуна, с тонкими ногами антилопы и с твердыми, как мрамор, копытами.
Распустив гриву, выкатив глаза, тяжело дыша и храпя, лошадь неслась, как метеор. Один только ее галоп нарушал тишину этих пустынных мест.  Лишь  изредка взлетала, хлопая  крыльями,  стайка  рябчиков,  или  проносилось  несколько антилоп.
Егор ударялся головой о лошадиный хребет;  голова  его  отяжелела, болела и болталась из стороны в сторону, так что он даже не мог  разобрать достаточно хорошо, что именно с ним происходит. У него стучало  в  висках, яростное солнце все время било ему в  глаза,  он  был  ослеплен. 
Напрасно пытался он опустить веки - красные круги все равно вставали у  него  перед глазами, пыль все равно забивалась в них. Он  испытывал  головокружение  и приступы тошноты.
Однако памяти Егор не утратил. Все, что предшествовало случившейся с ним беде, и все,  что  было  после,  он  помнил  вполне  отчетливо.  Все подробности стояли перед его невидящими глазами, как кошмарные видения. Но уж таковы были  изумительная  крепость  организма  и  сила  воли  у  этого молодого человека, что он сделал еще одно, последнее усилие, чтобы порвать путы, которые связывают  ему  руки  и  ноги. 
Егор  судорожно дергался и извивался, но безрезультатно. Он только  причинял  лишнюю  боль своей лошади, которая спотыкалась и едва не падала. Но, как  и  тогда,  когда  он  потерял  сознание  во  время  схватки  с крокодилом, его привело в себя ощущение холода  и  боли. 
Он  чувствовал себя так, точно его бросили в воду. Открыв  глаза  и  увидев  серо-зеленую массу, он стал  захлебываться,  глухой  шум  наполнял  уши,  его  сотрясал кашель. Но глаза промылись, освободились от песка,  и  несколько  глотков, которые он сделал против воли, сразу освежили его.
Вместе  с  сознанием  к нему возвратилось самообладание, и он увидел, что действительно  находится в воде. Однако, лежа на лошади  в  неудобной  позе,  он  не  мог  обозреть берега. Лошадь шла вплавь, с каждым шагом вода становилась все  глубже,  у Егора  голова  то  уходила  под  воду,  то  снова   поднималась   над ее поверхностью. Освободиться он не мог, но каждый раз, всплывая, он  набирал в легкие запасы воздуха, чтобы не задохнуться при очередном погружении.
Действительно ли несколько ослабели путы  у  него  на  руках,  или  ему только показалось? Нет, так оно и было. Он вспомнил,  что  бандиты  связали его ремнем. В воде ремни распухли. Скоро они станут растягиваться и тогда, через несколько минут, он освободит руки.
А лошадь наискось пересекала озеро. Время от времени она теряла дно под ногами и  пускалась  вплавь,  но  вскоре  снова  находила  твердую  почву. Невольное  купанье  значительно  успокоило  ее  и  придало   новые   силы. Егор, предчувствуя, что, когда она выйдет  на  сушу и  начнется  новая скачка, решил использовать передышку. Солнце высушит ремни в один  миг,  и тогда пропала всякая надежда на освобождение. 
Не  теряя  ни  секунды,  он снова начал дергаться во все стороны, однако не слишком быстро,  чтобы  не растратить последние силы.
Наконец ремень стал  поддаваться  все  больше,  и  вот  исцарапанные  и распухшие руки Егора  свободны.  Он  может  хоть  немного  их расправить, вытянуться, лечь на спину. Как ни малы результаты стольких мучительных,  но  упорных  усилий,  бесстрашный  охотник  испускает  вздох облегчения и чувствует, что к нему возвращается надежда.
Увы, она не очень тверда, эта надежда, потому что руки, которые были слишком долго и слишком туго связаны, онемели  и  отказываются  служить.  Кровь  не  хочет  больше циркулировать по посиневшим пальцам.
Егор начинает бояться, нет ли у него перелома, или вывиха. Тревога, на минуту покинувшая его, возвращается снова, в еще более сильной форме.    Кроме того, лошадь, которая, казалось, несколько успокоилась,  начинает проявлять внезапный и необъяснимый страх. Она  пытается  встать  на  дыбы, когда достигает дна, ржет, брыкается и рвется вперед. 
Егор  пытается ее успокоить, повторяя ей  слова,  знакомые  всем  лошадникам,  но  лошадь пугается чего-то все сильней и сильней. Но вот онемение в руках как будто  проходит.  Егор  может  двигать пальцами, кровообращение восстанавливается. Он хватается обеими руками  за гриву и садится лошади на шею. С тревогой вглядывается он в  горизонт. 
До берега не  так  далеко  -  в  каких-нибудь  пятидесяти  метрах  начинаются прибрежные  заросли  тростника.  Синие  цапли   и   пепельно-серые аисты поднимаются шумливой  тучей,  посреди  которой,  как  огонь,  сверкают розовые чайки.
Однако они не могли бы так  испугать лошадь, привыкшую ко всякого рода птицам, как бы шумно они ни хлопали крыльями, как бы пронзительно ни кричали. Но вот на спокойной глади воды Егор замечает странные борозды: они широки у основания и сходятся под острым  углом.  Эти  борозды  двигаются, приближаются со всех сторон и к тому же  в  строгом  порядке. 
Больше  нет никаких сомнений - центром, к которому  они  тянутся,  являются  лошадь  и всадник, как если бы флотилия подводных лодок атаковала  корабль,  который ей удалось окружить.
Лошадь онемела от страха, она уже не стремится, как раньше,  укусить свою живую поклажу. Она чувствует, что человек  наполовину  свободен,  она оборачивается, смотрит на него своими умными глазами и  с  душераздирающей силой ржет, как бы говоря человеку: - "Спаси меня!"
Пузыри возникают на воде и лопаются, а в воздухе,  громко  крича,  реют водяные птицы. Несколько странных черных точек едва показываются над водой и тотчас снова исчезают. Егор понимает ужас своего положения, и дрожь пробегает у  него  по всему телу. Эта флотилия, приближающаяся  так  размеренно  и  неотвратимо, точно  ею  руководит  опытный  командующий,  -  не  что  иное,  как   стая крокодилов.

                49

Погибнуть в когтях тигра, попасть под ноги слона, или на  рог носорога  - все это одинаково ужасно, и никакой храбрец не может думать  об  этом  без содрогания. И все-таки любой бесстрашный  охотник  добровольно,  с  легким сердцем и сознательно идет на такой риск всякий раз, когда отправляется  в малоизученные страны, на охоту за  крупным  зверем. 
Но  у  охотника  есть оружие. Оно дает ему большое преимущество, - конечно, при условии, если он умеет владеть своими нервами и не теряет самообладания. Но чувствовать себя бессильным, безоружным, привязанным за ноги к крупу изнуренной лошади, провести почти целые сутки без пищи, да еще под палящим солнцем, которое выжигает глаза, и быть на волосок  от  страшных  челюстей крокодила - согласитесь, тут может  взволноваться  даже  самый  закаленный человек.
К тому же тигр,  слон,  и даже  носорог  нередко  испытывают  при  виде человека известную робость, и охотнику это  иной  раз  помогает  выйти  из критического положения. Но крокодил, это олицетворение неумолимой и хищной прожорливости, крокодил, который помышляет только о том, чтобы  проглотить свою добычу, что бы она собой ни представляла, не знает никакой робости.
Несчастный, который попал в пасть к крокодилу,  чувствует,  как  острые зубы впиваются в его тело, разгрызают его кости. В предсмертную минуту  он слышит, как эта огромная пасть прожевывает и заглатывает его.
У Егора нет никакого оружия. Ровно никакого. У него даже нет ножа, чтобы разрезать  ремни,  которые  стягивают  ему  ноги.  А  крокодилы  все приближаются на своих огромных  лапах  и  хлопают  челюстями.  Иногда  они наталкиваются друг на друга, и тогда раздается сухой стук.
- Подумать только, - растерянно бормотал несчастный  Егор,  -  эту пытку даже невозможно сократить!  Сейчас  они  меня  сожрут,  а  я  ничего поделать не могу. Ничего. Ну  что  ж,  пострадаю  за  то,  что  совершил хороший поступок. Я не жалею. Бедняги индийцы станут ценить белых людей. Это будет мой  вклад  в  дело цивилизации. Илья, сестра, прощайте!
Чудовищной величины крокодил до половины вылез в эту минуту из  воды  и пытался схватить Егора за руку. К счастью,  вода  приходилась  лошади только по брюхо. Егор  вскрикнул  так  громко,  что  благородное  животное  сделало могучий скачок, сильно ударило крокодила задней ногой и на какую-то минуту оторвалось от земноводного.
Но резкое движение сместило колючий клубок, шипы снова врезались лошади в тело, и она снова пришла в неистовство. И тут в голове у Егора молнией сверкнула счастливая мысль.
- Инструменты! Да ведь при мне мои инструменты?
Делом одной минуты было порыться в кармане,  достать  кожаный  чехол  с инструментами, найти ланцет и перерезать ремни, которыми были связаны  его ноги. Вздох облегчения.
- Стало быть, я могу защищаться. Хотя бы только кулаками и  ногами. А там, кто знает. Если у этой лошади хватит сил, я,  быть  может, еще спасусь?
Берег  понемногу  приближался.  Крокодилы  были  в  двух-трех   метрах. Некоторые из  них,  по-видимому,  были  напуганы,  или,  по  крайней  мере, озадачены. Только один - тот, который едва  не  схватил  Егора,  -  продолжал рваться вперед.
Но Егор  уже  почуял  проблеск  надежды,  и  хорошее   настроение вернулось  к  нему  со  всей  быстротой,  свойственной  его  неустрашимому  русскому характеру.
- Блестящая идея! - весело воскликнул он.  -  Раз  я  уже  сижу  верхом по-человечески, то почему бы  мне  не  поиграть  с  этой  мерзкой  тварью, которая хочет попробовать, каков  я  на  вкус?  Но  поскорей!  Для  начала освободим лошадь от этого милого  клубка  колючек,  который  ей  прицепили двуногие животные. Надеюсь, они мне еще за это  ответят.  Так!  Готово! Теперь надо идти  на  жертву  -  надо  расстаться  с  курткой.  Ничего  не поделаешь! Лучше потерять куртку, чем собственную шкуру.
Егор подобрал ноги. Теперь он стоял на спине лошади на коленях. И правильно сделал: крокодилы могли в любую минуту откусить  ему  ноги. Он снял с себя куртку, завернул в нее клубок колючек и застыл  в неподвижности.
Недолго  пришлось  ему  так  стоять.  Хищный  обжора  возобновил   свои поползновения и раскрыл фантастически  громадную  пасть.  Тогда  Егор спокойно забросил в нее свой узел.
Крак! Раздался стук,  точно  захлопнулась  крышка  сундука.  И  сразу крокодил стал вертеться, кружиться и нырять.
- Так тебе, гадина, и надо! - воскликнул Егор.
Несмотря на весь ужас своего положения, он не мог удержаться от смеха. Крокодил, разумеется, проглотил колючки, и  теперь  они  ему  раздирали глотку и желудок. Он уже не мог закрыть пасть и,  бешено  колотя  хвостом  по воде, все высовывался из все, видимо боясь захлебнуться.
Не задерживаясь слишком долго на созерцании этой утешительной  картины, молодой человек дал шпоры лошади, и та вынесла его сначала  на  отмель,  а потом и на твердую землю.
- Ну, вот, кажется, и спасся! Долго же мне будут сниться эти крокодилы.  Ладно, посмотрим, какова обстановка. Не очень она веселенькая, эта  обстановка. Знать бы, по крайней мере, где я нахожусь? Эта бешеная лошадка бегала  и бегала, так что теперь она еле дышит, а меня она умчала миль на пятнадцать от хижины, если не больше. Бедный мой Илья! Мой славный Ося! Как  они, должно быть, тревожатся за меня. Надо дать лошади отдышаться. Это прежде всего.

                50

Но предварительно надо хорошенько ее стреножить, чтобы ей не пришло в  голову оставить меня здесь одного. Пусть она пощиплет травку,  а  уж  я  пообедаю мысленно. Черт возьми, нет сил.  Идея!  Если  я  не  найду  каких-нибудь кореньев, то использую тот несложный прием, к которому одинаково прибегают и  туземцы  и  люди  цивилизованные,  с  той  разницей,  что  индийцы стягивают себе живот и желудок лианой и очень  туго,  а  европейцы,  когда приходится долго поститься, затягивают поясок всего на одну дырочку.
По счастью, Егор не был доведен до такой крайности. Он уже  привык к трудным условиям жизни в Индии, он умел извлечь  уроки из пережитых превратностей и помнил полезные наставления своих  индийских спутников.
Среди разнообразных растений, названий и свойств которых он не знал, он заметил зеленоватых сверчков. Они медленно ползали по  толстым,  мясистым, необычного вида листьям.
- Постой-ка! - подумал Егор. - Этих сверчков я знаю. Когда наш Саран замечал их, он начинал раскапывать землю под теми растениями,  на  которых они живут, и всегда что-нибудь находил. Копать! Но чем  копать?  Ничего, любая ветка заменит мне лопату.
Егор не ошибался в  своих  предположениях.  Он  обломал  ветку  на первом подвернувшемся дереве, выковырял при ее помощи широкое углубление в земле и в результате получасовых усилий нашел крупный клубень, величиной с детскую голову, немного похожий и по виду и  по  вкусу  на  репу,  но  значительно нежней  и  сочней.
Он с аппетитом съел все без  остатка,  затем,  подкрепившись этой  пищей  отшельников,  вернулся  к  лошади.  Она  лежала  на  земле  в изнеможении.
   - Так! - пробормотал Егор. - Теперь  только  не  хватало  лишиться лошади! Ладно, дружище, вставай, и поскорей! Надо снова  скакать,  как  мы скакали сегодня утром, но только в обратном направлении, на юг. Думаю, что я не ошибаюсь. Мы ведь шли от деревни в северном направлении.  У  меня  нет ни компаса, ни часов! Ничего у меня нет!
Он погладил лошадь по морде, она приподняла голову, сделала  большое  усилие,  чтобы встать на ноги, и снова тяжело повалилась.    Александра начало охватывать нетерпение.
   - Ну! - крикнул он и щелкнул языком. - Да она и двигаться  не  может! Если бы у меня хоть была уздечка! Что ж, в крайних случаях нужно принимать крайние меры.
Егор схватил ветку и сильно ударил лошадь по крупу. Она встала.    Егор вскочил ей на спину, стал  бить  ее  ногами  по  бокам,  даже уколол ее кончиком ланцета, но ничто не могло заставить ее двигаться.
Егор выбивался из сил. Наконец он вспомнил, как на прииске поступают фургонщики, когда у них заартачится мул. Егор  соскочил  на землю, набрал горсть песку и насыпал лошади в уши.  Затем  снова  вскочил  ей  на спину схватил ее за уши и стал трясти изо всех сил.
Эта необычная и  жестокая  мера  подействовала  сразу.  Лошадь  сделала несколько шагов, затем понемножку стала расходиться и в конце концов пошла мелкой рысью, чем всаднику  пришлось  удовольствоваться,  хотя  теперь  он предпочел бы галоп, каким лошадь неслась утром.
- Ну что ж, - сказал он философски, - заночую где-нибудь под деревом, а утром доберусь до деревни. Лошадь  в  неважном  состоянии,  да  я  и  сам измучился. Несколько часов отдыха пойдут нам обоим только на пользу.
Но Егору положительно не везло. Словно  было  начертано  в  книгах судеб, что в этот злосчастный день одна беда будет  на  него  валиться  за другой. Он уже трясся на лошади не  меньше  часа,  все  высматривая  подходящее место для ночлега, когда внезапно что-то просвистело у него  над  головой, скользнул какой-то предмет, который ему сразу и разглядеть не  удалось,  и упал лошади прямо  на  шею. 
Лошадь  свалилась  мгновенно,  как  сраженная молнией. Егор посмотрел, что убило его лошадь, и  только  тогда  ему  стало понятно, какой новой страшной опасности он подвергался: это было  огромное копье с отравленный наконечником. 
Туземцы  развешивают  такие  копья  над тропинками, по которым ходит крупный зверь,  в  частности  носорог.  Копье висит на веревке, перекинутой через дерево;  свободный  конец  привязан  к колышку, вбитому в землю. Когда зверь задевает  веревку,  на  него  падает тяжелое копье длиной в полтора метра и толщиной  почти  с  ногу  взрослого человека. На древко надет острый наконечник,  смазанный  ядом. 
Наконечник сидит более, или менее свободно, так  что  легко  отделяется  от  древка  и застревает в теле животного. Если бы лошадь шла чуть быстрее, удар получил бы сам Егор. Яд оказался излишним. Железный наконечник, сидевший на тяжелом  древке, перебил лошади спинной хребет.
Он сделал  это  не  менее  точно,  чем  нож мясника,  которым  тот   добивает   животное, получившее смертельную рану.
- Вот уж действительно, - с шутливым отчаянием сказал Егор, -  мне нельзя служить в кавалерии: я приношу несчастье лошадям! Что ж, перейдем в пехоту. Ночь я проведу здесь, а утром отправимся дальше  пешком.  Но  пока что  надо  развести  огонь,  потому  что  туша  моего  буцефала,  конечно, привлечет всех хищников этих джунглей. К счастью, у меня уцелело огниво и  не промок трут. Значит, все в порядке. Кусок  жареной  конины  на  ужин  -  и спать.
   Ночь, наступившая после столь бурного дня, прошла спокойно, и Егор проснулся на рассвете, разбуженный разноголосым хором серых  попугаев. 
Оба русских пытливо всматривались в местность, мистер Генри хранил каменную непроницаемость, а мистер Рат  предавался  размышлениям.  Больше чем когда бы то ни было проклинал он свое самомнение, которое толкнуло его на эту дурацкую авантюру, в скверном исходе которой,  быть  может  не  без оснований, он уже не сомневался.

                51

С другой стороны, его  начинало  угнетать это  существование,  наполненное   вечными   тревогами   и   бесчисленными лишениями. Спокойствие трех русских, их полное достоинства поведение, их благородные поступки -  все  это  сбивало  нашего  полицейского  с  толку.
Наконец, ни  разу  не  было  сказано  ни  слова  о  таинственной  цели  их передвижения на юг. Эта цель  представлялась  мистеру Рату совершенно непонятной; он не мог постичь, что за странная фантазия толкала  русских навстречу неслыханным трудностям и неисчерпаемым опасностям.
Что касается их причастности к убийству на прииске, то  он  неукоснительно  держался  своего  первоначального   убеждения:   как чистокровный англосакс, то мистер Рат был удивительно упрям.
- Верю  потому,  что  это  нелепо,  -  говорили древние греческие логики, когда у них не хватало других аргументов.
Мистер Рат  был убежден, что трое русских - убийцы, только потому, что это убеждение  было глупо. Правда, он признавал, что это все-таки не обычные  преступники;  однако полиция, эта высшая и безупречная организация,  знает  немало  фактов  еще более необыкновенных и загадочных, и он убеждал самого себя,  что если русские действовали и не с корыстной целью - было очевидно, что  они люди не корыстолюбивые, - то у них было какое-то другое побуждение.
Мистер Рат уже бесился от того, что, беспрерывно ломая голову над этой загадкой, он ничего  разгадать  не  мог.  Поэтому  он   невзлюбил   наших   бесстрашных путешественников. Его голова, набитая полицейскими правилами и предвзятыми мнениями, не  могла  постичь  всего  благородства  трех  отважных  сердец.
Полицейский, привыкший всегда вращаться  на  самом  дне  общества,  видеть только его язвы, всегда кого-нибудь  подозревать,  не  может  и  не  хочет верить в чью бы то ни было честность. Напротив, он  склонен  видеть  урода, или сумасшедшего во всяком, кто  по  своим  личным  качествам  стоит  выше толпы.
Полицейский разбирается в пороках, но великие человеческие качества скрыты от него за семью печатями. А тут еще его помощник со своими подлыми штучками. Он целиком подчинил себе полицейского. И единственное оправдание, которое можно было бы  найти для мистера Рата, если только глупость может быть оправдана, - заключается в том, что он был человек добросовестный.
Итак, он участвовал в кавалькаде и злился на самого  себя  и  проклинал преступников, которых не мог разоблачить. Щемящая тревога снедала  Илью и Осю,  а  Саран  и  оба  индийца  были  полны   странной уверенности.
Илья спросил индийца, почему он так верит в успех  дела.  И тот  ответил:
- Белый не пропадет - у него такая же борода, как у вас.
Лошади шли  рысью,  и  разведчики,  искавшие  след  Егора, отказались от поисков, только когда спустилась ночь. А наутро,  с  первыми лучами солнца, поиски были  возобновлены  и  неутомимо  продолжались  весь день.
Кавалькада находилась на берегу того самого озера, где Егора  чуть было не съели крокодилы. Еще сохранились следы, оставленные его лошадью  в тот момент, когда она испугалась и бросилась, в воду.
Илья не мог понять, ни почему его друг пустил коня в воду, ни в какую сторону  он  направился.  Он  недоумевал,  зачем  Егор   избрал   это направление: оно могло привести его  на прииск,  но  было  прямо противоположно деревне, где находились его друзья.
Очень уж,  должно  быть,  страшные  враги  преследовали  его,  если  он пустился на такой опасный шаг. Второй раз прервала ночь эту охоту за человеком. С восходом солнца Саран и индиец обошли все озеро, и нашли следы на другом берегу, а также ямку, из которой Егор вырвал питательный  корень.  Далее  следы  вели  к  тому месту, где лежала убитая копьем лошадь. 
Многочисленные  следы  босых  ног окружали обглоданный хищниками скелет животного. Очевидно, здесь  побывало много туземцев; однако - странное дело! - здесь кончался легко  различимый след сапог Егора. Сколько ни искали, найти этот след дальше так и  не удалось.
А следы босых ног уходили в северном направлении  и  терялись  на берегу узкой и глубокой речки, которая также текла на юг. Илья и оба индийца не верили своим глазам. Они  тщательно  осмотрели каждую примятую травинку, каждую ямку, они терпеливо описывали все более и более широкие круги, и все  было  напрасно:  найти  что-нибудь  так  и  не удавалось.
Илья, охваченный тревогой,  почти  с  отчаянием  пришел  к заключению, что не иначе, как его друга похитили другие индийцы  и  понесли  к реке. И, очевидно, у них были важные причины скрывать это похищение  и  не показывать, в какую сторону они скрылись, ибо путь свой они  продолжали  в лодке – вверх, или вниз по течению.
Глубокие борозды, оставленные на мокрой песчаной   отмели   четырьмя   лодками,   очень   скоро   подкрепили   это предположение.    Один только Генри очень скоро кое-что понял: он нашел  торчавшую в  земле  стрелу  с  синим оперением,  и  эта  находка  заставила   его вздрогнуть.
- Вот оно как! - пробормотал он, плотоядно улыбаясь.  -  Кажется,  я знаю происхождение этой штучки. Пусть черти  унесут  меня  в  преисподнюю, если эта стрела  выпала  не  из  колчана  кого-нибудь  из  моих  приятелей. Они, должно быть, поймали этого  верзилу  и  увели.  Браво!  Это упрощает все дело. Его хорошенько обыщут, и если только карта при нем, она попадет ко мне в руки. Если карта не при нем, надо постараться узнать, что делается в карманах у тех двух. Ладно, пока все в порядке.
Мерзавец протянул стрелу Илье и прибавил:
- Наличие этой стрелы, только подтверждает  ваше  предположение. Индийцы уплыли куда-то по этой речке. По-моему, она - отдаленный приток Кистны.
- Вы в этом уверены?
- Я не решусь утверждать. Но должен сказать вам, я в здешних местах  не впервые. Весь общий вид местности, и резкая  покатость,  и  то,  что  река течет с запада на восток, - все это позволяет думать, что я не ошибаюсь.

                52

У Ильи эти слова пробудили надежду. Быть может, решил он,  Егор сумел ориентироваться и пуститься  в  сторону  южных гор  и  взял индийских проводников. А быть может, он  ранен,  или,  попросту,  устал  и нанял носильщиков.
Но ведь, в конце концов,  разве  все  три  приятеля   условились,  что,  если  что-нибудь  непредвиденное  разлучит  их,  каждый должен, не теряя времени, продвигаться к цели экспедиции.
Правда, Егор, как человек крайне  осмотрительный,  пунктуальный  и четкий, должен был бы оставить хоть что-нибудь,  что  говорило  бы  о  его пребывании здесь и хоть как-нибудь показывало, в какую  сторону  он  ушел.
Но,  быть  может,  что-нибудь  помешало  ему  сделать   это.   Надо   было предполагать,  что  соответствующие  приметы  и   указания   скоро   будут обнаружены в другом месте. Итак, решили идти на  юг,  следуя  течению  реки.  Лодочники обязательно должны были сделать где-нибудь привал - на одном берегу, или на другом.
Немного времени прошло с той минуты, как тронулись в путь,  и  вот  оба индийца начали проявлять беспокойство.
- В чем дело? - спросил Илья, пристально вглядываясь в листву.
К несчастию, характер местности очень  скоро  переменился.  Вместо  твердого грунта, образуемого сухими песками и  камнями,  начались  наносные  пески, покрытые густой сетью лиан и водяных растений, через которые  нельзя  было прорваться. Лошади спотыкались и увязали на каждом шагу, они утопали среди этой дикой растительности, а всадники еле удерживались в седле.
- Над нами тяготеет какое-то проклятие! - воскликнул  Илья,  чуть  не рыдая. Ему казалось, что злой рок преследует его. - Ну-ка,  слезайте  все! Все равно тут не пройдет ни конный, ни пеший.  Лодок  у  нас  нет.  А  нам необходимо в ближайшие два часа найти какой-нибудь способ спуститься  вниз по реке.
- Плот? - спросил Ося.
- Я как раз об этом и думал. Леса здесь хватает. И деревья  не  слишком толстые, они поплывут легко.
- Но чем вы свяжете бревна? - спросил, в свою очередь, Генри.
- А лианы на что?
- Они непрочны.
- Убьем оленей. У них шкура крепкая. Сделаем ремни.
- Правильно! В таком случае, скорей за дело!
И оба русских, подбадриваемые своими неустрашимыми спутниками, бросились в заросли и стали валить деревья и подбирать их одно к другому по длине и толщине. Оставалось только скрепить их.
Всех охватило такое лихорадочное усердие, что  эта  часть  работы  была выполнена меньше, чем за три часа.
Саран  и индийцы  подбили несколько оленей, а шкуры разрезали  на  длинные  ремни.  Никто  не  думал передохнуть хоть минуту, никто не думал о голоде, который уже  давал  себя чувствовать, никто не обращал внимания на надвигавшиеся  густые  тучи,  на гулкие раскаты грома, на первые крупные капли дождя.
Все работали,  как  в лихорадке. Стихия разбушевалась со всей яростью, которая ей свойственна. Но, несмотря ни на что, плот был сколочен. Однако пуститься в  плавание немедленно  было  бы  большой  неосторожностью:  ночь  стала  непроницаемо темной, густые тучи повисли на  верхушках  деревьев.  Раскаты  грома  были оглушительны, и тысячи молний полосовали свинцовую воду реки; буря трепала густые заросли.
Дождь превратился в ливень - один  из  тех  ливней,  каких жители наших широт и вообразить не могут. Это было нечто такое,  как  если бы где-то наверху вылетело дно водоема площадью в пятьдесят квадратных километров. От такого притока воды река немедленно вздулась. Еще несколько минут, и ливень вызвал бы наводнение. Вода уже и так поднималась на глазах,  и  при вспышках молний было видно, что она течет все быстрей и быстрей.
Надо было поскорей двинуться вперед. Если на ходу вас  может  опрокинуть  волна,  то оставаться на месте еще опасней: каждую минуту можно погибнуть  в  потоке, который расшвыривает вырванные с корнем деревья. Илья стоял на середине плота. Рядом с, ним был Генри, как всегда, непроницаемый и мрачный. Впереди и позади находились оба индийца, вооруженные  длинными  шестами. 
Управление утлым плотом они взяли на себя. Ося, Рат и Браун  оставались  еще  на берегу и собирались тоже занять места на плоту. В это время раздался раскат грома, способный  заглушить  залп  двадцати батарей, и разогнал тучу. Необычайной силы ураган выворачивал деревья, они с шумом валились, и плот,  внезапно  оторвавшись,  полетел  стрелой  среди всяких обломков, которые уносила река.
Полицейский, который держал сплетенный из лиан канат, упал. Он  заметил при этом, что канат не порвался, а перерезан  острым  ножом.  Мистер Рат стал ругаться крепкими матросскими  словечками.  Крик  бешенства  вырвался одновременно и у Оси, который увидел, что плот уплыл и чернеет вдали  на свинцовой  поверхности  реки. 
Никаких  сомнений:  они  с  Ратом и Брауном остались на твердой земле, в то время как его друг покачивался  на  зыбких бревнах, уносимых потоком. В это время Генри быстро оглядел всех, убедился, что индийцы, занятые своим опасным делом, не заметили странного движения, которое он  сделал  в момент отплытия, спокойно сложил нож, который держал в руке, опустил его в свой карман и снова застыл в неподвижности.

                53

Странно: Илья, как будто ничего не видел. Он был равнодушен к  разгулу стихии. Он сидел на корточках, обхватив голову руками, и даже  не  замечал отсутствия трех своих спутников. Он даже не чувствовал, как  бурный  поток бросал его плот из стороны в сторону.
Генри был заинтригован этим его оцепенением  и  дотронулся  до  его плеча. Илья поднял голову, посмотрел невидящим взглядом и, как  будто,  не узнал его. Между тем молнии освещали эту странную и  драматическую  сцену.
Саран и индиец, работая шестами, внезапно заметили исчезновение трех белых. Но они  едва  могли  обменяться  хотя  бы  несколькими  словами  -  работа поглощала все их внимание. Впрочем, остановиться все  равно  невозможно  - течение слишком стремительно. Надо будет подождать  благоприятной  минуты, чтобы задержаться где-нибудь  в  подходящем  месте. 
Честные  индийцы  и  не помышляли бросить своих спутников.
- Господин Медовой, - говорит Генри, все сильней  напирая Илье на плечо.
Жалобный стон раздался  ему  в  ответ.  Илья  попытался  встать,  но, пораженный непонятной болезнью, он тяжело  упал  на  бревна,  не  проявляя никаких  других  признаков  жизни,  кроме  прерывистого  дыхания,  которое вырывалось у него со свистом.
- Так, отлично! - холодно пробормотал Генри. - Только этого не хватало! У молодца приступ злокачественной  лихорадки.  Знаю  я,  что  это такое. Девяносто шансов из ста за то, что он расстанется со своей  шкурой. Но тогда я становлюсь его наследником. Почтенное наследство,  если  только он держит при себе пресловутую карту. Тогда уж я узнаю, где они лежат, эти индийские сокровища. Но хорош же я буду, если  документа  при  нем  не окажется! Какого черта я тогда перерезал канат? Если  его  карманы  пусты, надо будет его лечить и лечить. Да еще удастся ли? Надо, чтобы он жил  и пустился на поиски своего друга и  дурачка-ученого.  Для  этого  надо догнать индийцев, которые похитили третьего русского. У меня, таким образом, получится целое войско, и эти бойкие русские сопротивляться не смогут.
В тот самый день, когда Илья  свалился  в  лихорадке  на плоту, ставшем игрушкой волн, лучи заходящего солнца  осветили  на  берегу реки Кистны драматическую сцену.
По малоезженой дороге, пролегавшей среди высохших трав, быстро катилась запряженная четверкой карета. Она была  значительно  меньше  и  легче  тех огромных фургонов, которыми обычно пользуются в Индии с тех пор, как здесь возник прииск. На левой пристяжной сидел прямой, как жердь, форейтор  в огромных сапогах и белом шлеме.
Он щелкал бичом и время от времени  дул  в медный рожок, висевший у него на ремешке через плечо. А кучер,  весь  день изнывавший от жары, с жадностью  вдыхал  воздух,  который  уже  становился прохладным.
У  обоих  висело  на  боку  по  револьверу  крупного  калибра,  и   оба настороженно смотрели по сторонам. В карете сидело всего двое путешественников: старик и молодая  женщина.
Старик, высокий, худой, с редкими седыми волосами на  голове  и  тщательно выбритый, представлял хорошо всем знакомый  тип  английского аристократа. Его  спутница  -  одна  из  тех  прелестных  златокудрых  и   голубоглазых англичанок, цвет лица которых напрашивается на устаревшее, но все же  милое сравнение с цветущей розой.
Несмотря на всю утомительность долгого путешествия, лицо это  сохраняло полную свежесть. Однако тревога  поминутно  пробегала  по  тонким  чертам, складки возникали вокруг рта, и слезы выступали  на  глазах  у  прелестной путницы.
- Отец! - грустно заметила она, когда  лошади  чуть  замедлили  бег.  - Отец, почему мы так медленно плетемся? Скоро ночь, нам  бы  уже  следовало быть на прииске.
- Анна, дорогое дитя мое, имей терпение. Мы сделали  все,  что  было  в человеческих силах. Мы скачем без передышки. Мы опережаем  почту  на двое суток.
- Да, но Илья ждет меня целый месяц. Он ранен, быть  может, его уже нет в живых, - говорила молодая женщина рыдая.
Старик отер ее слезу, и окликнул кучера:
- Дик!
- Да, мистер Смит.
- Где мы сейчас находимся?
- Примерно в десяти милях от прииска.
- До вечера доберемся?
- Если господу будет угодно, сэр. И если лошади не околеют. Мы сможем ехать при луне, когда зайдет солнце?
- Дорогу вы хорошо знаете?
- Направление я знаю хорошо, мистер Смит. Но поручиться за  то,  что дорога безопасна, я не посмею, - негромко ответил кучер. - Видите ли, если бы я не боялся напугать молодую госпожу.
- Тихо! - с тревогой перебил его старик. - Едем!  И  погоняйте!  Я  вам заплачу вдвое. И вашему товарищу! Если падут лошади,  мы  купим  на прииске других.
- Спасибо, отец! -  воскликнула  молодая  женщина,  с  нежностью  целуя старика. - Спасибо! Ты такой добрый! Я тебя благословляю за каждую минуту, которая приближает меня к Илье. Он жив, не правда ли? Мы  его  вылечим, он поправится.
 
                54

 Как видит, дьявольский замысел  Джона  вполне  удался.  После  встречи этого мерзавца с Гари и Генри,  Джон времени не терял даром. Прошло  едва  несколько  часов  после  убийства  торговца  на   прииске, как Джон выехал  в  Бомбей. 
Подталкиваемый  любовью, ненавистью  и  алчностью,  он  пустился  в путь.  На  огромном расстоянии, которое лежит между прииском и  этим  городком,  он всюду находил своих людей, в деревнях  брал  свежих  лошадей  взамен заезженных и за месяц  покрыл  тысячу километров,  которые лежали между этими двумя населенными пунктами.
Он был до такой степени измучен,  что  не смог слезть с лошади без посторонней помощи, ноги его распухли,  и,  чтобы снять с него сапоги, их пришлось разрезать.
В какой-то продажной газетенке, какие одинаково  процветают  и  в  зное колонии  и  в  грязи  метрополий,  он  напечатал   заметку   об   убийстве торговца-немца и отправил Анне Смит  написанное  Генри письмо о том, что ее любимый тяжело ранен и ждет ее на прииске. Как и следовало ожидать,  это  известие  подействовало  на  бедняжку,  как  удар молнии.
- Едем  немедленно!  -  сказала  она  своему  отцу,  который  тоже  был в городе, куда был вызван для отчета английской администрации.
Достойная дочь своего отца, привыкшая ко  всем  опасностям  и  невзгодам здешней жизни, Анна не подумала ни о расстоянии, ни о  трудностях,  ни  об опасностях такого путешествия. Мистер Смит, всегда готовый пуститься  в дальнюю дорогу, согласился беспрекословно,  на  что  был  бы  способен  не всякий житель наших европейских стран.
Он без всякого промедления  выехал  с  дочерью  по  железной  дороге  в Бенарес. Туда же вскоре прибыл и Джон, который решил следовать за ними всюду по пятам. Управляющий  хотел  избежать  медлительности,   с   какой   передвигаются колымаги, обычно перевозящие пассажиров в алмазный край.
Кроме того, он не мог допустить, чтобы его дочь путешествовала в сомнительной компании.  Поэтому он сговорился в Бенаресе с двумя возницами, которые  за  довольно  круглую сумму согласились доставить его с дочерью на прииск,  где  он  рассчитывал найти своего будущего зятя.
Половину этой второй части путешествия,  при  всей  ее  утомительности, молодая женщина перенесла спокойно и твердо.  Поддерживаемая  лихорадочной тревогой, госпожа Смит думала только об  одном  -  как  бы  поскорей добраться  до  места.  И  возницы  только  восторгались  ее  непоколебимой решимостью и неукротимой энергией.
Вот уже отъехали триста километров от Бенареса. Путники спешили и  потому избрали путь, по которому  ранее  проследовал  Джон. Лошади страшно устали, но, отчасти чтобы угодить пассажирам, отчасти из собственного желания поскорей добраться до прииска, форейтор покрикивал  на лошадей и то и дело хлестал их кнутом.
Карета отъехала километров пятьдесят и попала в густые заросли, среди  которых вилась еле заметная  тропинка,  незаслуженно  называемая  дорогой.  Солнце опускалось все ниже, тени сгущались. То  ли  от  усталости,  то  ли  боясь встречи с хищными зверями, лошади замедлили шаг.
- Вперед! - понукал их форейтор.
- Стой! - властно приказал из-за куста чей-то грубый голос.
Не обращая внимания на это требование, форейтор подобрал  поводья,  дал шпоры своему коню, а кучер тем временем  быстро  зарядил  свой  револьвер, барабан которого издал при этом сухой треск.
Лошади рванулись вперед и громко заржали.  Им  ответило  ржание  других лошадей, по-видимому, стоявших где-то в зарослях.  Затем  справа  и  слева раздалось несколько револьверных выстрелов.
Лошадь под форейтором упала  с пробитым  черепом.  Сам  он  был  отброшен  метров  на  восемь.  Он  лежал неподвижно на земле, и кровь шла у него горлом. Кучер стрелял наугад туда, где видел вспышки. Три лошади, задержанные трупом четвертой, убитой,  били друг друга ногами, и карета, казалось, вот-вот опрокинется.
Снова затрещали выстрелы, и из-за кустов появилось  несколько  человек, одетых по-европейски и в широкополых  шляпах,  надвинутых  на  глаза.  Они громко кричали "ура", а из кареты раздался крик ужаса. У кучера горло было пробито пулей, он упал на дышло, а оттуда свалился на землю,  лошадям  под копыта.
Тем временем  разбойники,  угрожая  пассажирам  оружием,  приказали  им немедленно выйти из кареты и предупредили, что застрелят их  при  малейшей попытке к сопротивлению. Сдавленные стоны доносились из кареты.
- Тысяча чертой! - проворчал один из разбойников. - Неужели мы их  всех убили?
- Гм! - так же ворчливо продолжал другой, - Там и не двигается никто.
- А ведь Джон наказывал курочку не трогать. Убейте  кучера,  убейте форейтора, убейте старика, если он  будет  вам  надоедать,  но  женщину пальцем не троньте, не то я вам головы снесу, - вот как он говорил.
- Да где он, этот верзила? Ведь  он  собирался  разыграть  здесь  целую комедию! Он должен был нас обратить  в  бегство  и  оказаться  благородным спасителем этой прелестной особы!
- Чудно все-таки, когда такой парень, как  он,  который  не  боится  ни бога, ни черта, вдруг прибегает к таким дурацким штучкам!
- Конечно! На его  месте  я  бы  долго  разговаривать  не  стал!  Я  бы подхватил красотку и умчался. Вот и все.
- Однако мы не можем торчать здесь бесконечно, как пугала на огороде.
- Эй, вы! В последний раз предупреждаем. Выходите, или мы разрубим карету топором,  - прорычал первый бандит.
Внезапно, верхом на огромной лошади, прискакал еще один человек.
- Дорогу! - кричал он. - Дорогу! Гром и молния! Дорогу, или я вас  всех выпотрошу, мерзавцы! Назад! Вон отсюда!
- Ну, вот, наконец, и Джон! Вот и он, спаситель.  Ладно,  идем,  комедия кончена!

                55
               
Бандитов точно охватил  ужас  при  виде  всадника,  и  они  поспешно скрылись в густых зарослях. Тем временем Джон, дышавший тяжело,  как  после бешеной скачки, соскочил на землю и бросился к лошадям, которые испугались его и становились на дыбы.
- Однако, - бормотал он про себя, - мои ребята поработали  на  совесть. Кучер убит. Тем хуже для него. Форейтор тоже убит! Вот  это  уж  напрасно. Теперь мне придется самому править лошадьми, вместо того чтобы ехать рядом с ней, в карете. Ничего, потом наверстаю. Но, что это? Уж не  выполнили  ли они мои приказания слишком  усердно?  Старик  должен  был  бы  орать,  как зарезанный, а я ничего не слышу! Женщина-то, вероятно,  лежит  без  чувств. Посмотрим, что там делается внутри!
Он перерезал  постромки  убитой  лошади,  отвел  в  сторону  остальных, привязал их к дереву и вошел в карету. Здесь было совершенно темно. Джон стал нащупывать руками, и, несмотря на весь его отвратительный цинизм, дрожь пробежала у него по телу,  когда  он почувствовал на пальцах что-то липкое.
- Кровь! - воскликнул он.
Схватить неподвижное тело, вынести из кареты, и положить на  землю  было для него делом одной секунды. В  последних  лучах  догоравших  сумерек  он узнал мистера Смита,  находившегося  в  бессознательном  состоянии.  На груди у него было красное пятно.
- А она? Горе им, если они ее убили.
- Отец! Где ты, отец?
Белая фигура виднелась в глубине кареты. Анна старалась выйти. Глаза ее расширились от ужаса! В это время Джон поднял  голову,  и  Анна  оцепенела, увидев его.
- Джон! - пробормотала она. - Джон!
- Ваш покорнейший слуга,  мисс,  -  сказал  тот взволнованным голосом, который никак не вязался с его обычной грубостью. - Не бойтесь ничего. Бандиты, которые на вас напали, уже  разбежались.  К несчастью, я прибыл слишком поздно.
- Что вы сделали с моим отцом?
- Он здесь. Он ранен. Надеюсь,  легко.  Сейчас  я  им  займусь.  Мы кое-что понимаем в этих делах.
Уничтоженная  новым  несчастьем,  ошеломленная  неожиданным  появлением Джона, Анна смотрела на него с содроганием. А этот гигант занялся раненым с  несвойственной ему деликатностью.
- Бедный джентльмен очень плох, - сказал  он,  качая  головой.  -  Пуля попала в грудь.
- Но он будет жить? О, скажите, что он будет жить!
- Не знаю. Надеюсь. Если вам угодно. Но, прежде всего, надо его доставить в деревню, а там увидим. Пожалуйста, сударыня, садитесь в карету.  Я  усажу джентльмена рядом с вами, и поедем.
Джон сдержал слово. После томительных четырех часов езды шагом  карета остановилась перед забором деревни. Вместо лая, каким бдительные сторожевые  псы  обычно  встречают  чужих, вместо разноголосого мычания и блеяния скота, вместо людских голосов  наши путники нашли в деревне гробовое  молчание.  Забор  был  местами  развален, хижины разрушены, или сгорели, всюду валялись обломки, которые еле освещала луна, - короче, все говорило, что  в деревне  разыгралась  катастрофа, какие, увы, слишком часто происходят в здешних местах.
У госпожи Смит сердце сжалось  при  виде  этой  ужасной  картины. Неужели ее отец так и умрет без помощи? Даже Джон, который надеялся сменить здесь лошадей, и в чьи расчеты вовсе не входило задерживаться,  не  скрывал уже своего беспокойства.
Крик радости вырвался у него, когда он увидел огромный  фургон,  вокруг которого спокойно лежало не  меньше  десяти  быков.  Покинутая деревня служила  убежищем,  каким-то  другим  проезжим,  которые,  пожалуй,   смогут чем-нибудь помочь.
-  Кто  там?  -  с  сильным  английским акцентом  воскликнул   человек, вооруженный копьем, - по-видимому, погонщик.
- Скажи своему хозяину, что раненый джентльмен и молодая дама нуждаются в немедленной помощи.
- У меня нет хозяина.
- Что же ты здесь делаешь?
- Я сопровождаю в Бенарес молодую хозяйку. Она возвращается с алмазных копей.
- Дубина! Какая мне разница - хозяин у  тебя,  или  хозяйка!  Иди,  скажи хозяйке!
- Хорошо. Иду.
В доме на колесах загорелся  свет,  и  у  входа  показалась  грациозная женщина.
- Кто бы вы ни были, - обратилась к  ней  Анна  слабым  голосом,  -  но откажите в помощи человеку, который находится при смерти. Внемлите  мольбе дочери, которая просит у вас сострадания к умирающему отцу.
- Пожалуйста, войдите и располагайтесь, - просто ответила незнакомка.
Джон, как ребенка, взял на руки  несчастного  управляющего,  поднялся  в фургон и положил раненого на циновку. Выражение глубокого  сострадания  появилось  на  лице  незнакомки.  Она протянула руку госпоже Смит, которую душили рыдания, затем  раскрыла ей объятия и прижала к груди.
- Увы, сударыня, -  сказала  она,  -  судьба,  которая  нас  столкнула, вдвойне ужасна: вашего отца ранили разбойники, моего отца убили месяц назад на прииске, и почти у меня на глазах.

                56

Услышав  эти  слова,  Джон вздрогнул   и   стал   более   внимательно разглядывать хозяйку фургона. Несмотря  на  всю  свою  наглость,  мерзавец задрожал.  Он  попал  в  тот  самый  фургон,  который  недавно  ограбил на прииске, и даже вспомнил, в каком именно углу свалился заколотый им еврей.
- Да ведь это дочка того старика! - пробормотал он, но  быстро  овладел собой. - Какого черта она здесь делает? Вот так встреча.
- Бедная вы моя! - сказала Анна, глубоко тронутая ее сочувствием.  -  И вы едете одна, куда глаза глядят?
- Я возвращаюсь в Бомбей. Я буду  работать.  Постараюсь  заработать себе на жизнь.
Она хотела сказать: - "Вы тоже скоро будете сиротой", - потому что мистер Смит все не приходил в  себя.  Он  еле  дышал,  и  губы  его  покрылись кровавой пеной, его широко раскрытые остекленевшие глаза ничего не видели, щеки запали. Он агонизировал.
Агония  была  недолгой,  но  мучительной.  Затем  наступила   последняя судорога,  умирающий  положил  руку  себе   на   грудь,   сделал   попытку приподняться и упал мертвый.
Невозможно описать отчаяние молодой женщины: она считала,  что    ее возлюбленный тоже тяжело ранен, быть может, уже умер. Таким образом, вместе с лучшим из отцов она теряла и того, кого считала своей единственной опорой в жизни.
Джон был человеком диким. Он стоял посреди  фургона,  с  глупым  видом смотрел на эту сцену отчаяния и переминался с ноги на ногу,  как  медведь, все время делая неуклюжие попытки утешить Анну, но этим лишь растравлял ее горе и усиливал тревогу.
Джон не испытывал ни тени раскаяния. Он думал  о двух убитых им стариках так же хладнокровно, как если бы речь шла  о  двух подстреленных  антилопах. 
Ему  казалось  одинаково   естественным   убить животное ради пропитания и убить человека, который  мешает  ему  в  делах. Поэтому он с нетерпением ожидал минуты, когда прах старика будет предан земле и можно будет приняться за дальнейшее осуществление планов.
Он решил не торопиться, пока находится на английской территории, и все  думал,  как бы поскорей ее покинуть. Вскоре хозяйка фургона сама предоставила ему такую возможность. Узнав, что Анна направляется к возлюбленному на прииск, она сказала ей просто  и сердечно:
- Меня зовут Сара. У меня нет семьи, я совершенно  одинока  на  свете. Будьте моей сестрой. Мне все равно, что ехать в Бомбей, что возвратиться на прииск. У меня в фургоне имеется  всего  вдоволь.  Ведь  это  был  наш магазин. Я вас отвезу туда. Вы согласны, сестра?
Анна едва смогла пробормотать несколько слов  благодарности.  Она  дала волю своим слезам, бросилась в объятия чудесной девушки и с  нежностью  ее обняла.
- Отлично! - решил Джон, потирая руки. - Править фургоном буду я, и пусть меня возьмут черти, если он попадет на прииск.  Он  поедет  туда,  куда  я захочу. А женщины даже не заметят. Затем надо  признать,  что  мой  друг Генри все-таки удачливый малый. Я искал жену,  а  нашел  двух.  Поделимся. Генри - еврейка, мне - англичанка. Что  касается  Гари,  пусть  пока подождет. Очень уж у него рожа прожарена револьвером.  Итак,  значит,  все идет хорошо. Теперь нам остается только найти индийские сокровища.

                Часть вторая - “Сокровища гробницы”.

                57

- Вы мерзавец!
- Я? Я - мерзавец?
- Да, вы! Я говорю вам это прямо в глаза, хотя в вас два метра роста  и вы похожи на носорога. И силы у вас, должно  быть,  не  меньше,  чем  у быка. А я говорю и повторяю, что вы мерзавец!
- Да я вас только один раз стукну кулаком - и вас больше нет на свете!
- Руки коротки!
- Я всажу вам пулю в лоб!
- Руки коротки!.. Вы слишком громко  орете.  Я  вас  называю  мерзавцем прямо в глаза, а вы только грозитесь и орете.  Плевать  я  хотел  на  ваши кулачищи и на ваш револьвер, свинья вы английская! Мерзавец и  задавака! Если кто-нибудь из  почтенных  джентльменов  одолжит  мне  нож,  я  берусь зарезать вас, как самую последнюю свинью.
Гигант, на которого сыпались эти оскорбления, пришел в  бешенство  и  с криком бросился на обидчика, человека ростом не больше пяти  футов,  сгреб его одной рукой, схватив  за  лохмотья,  еле  прикрывавшие  его  загорелую грудь, поднял, как ребенка, над своей головой и стал искать глазами место,  куда бы его швырнуть.
Но человек оказался храбрецом. Он использовал эти  короткие секунды раздумья своею врага и стал хлестать гиганта по лицу  -  по  одной щеке и но другой. Бац! Бац! Две увесистые оплеухи прозвенели, точно здесь били тарелки, и вызвали у многочисленных  свидетелей  этой  необычайной  картины  возгласы удивления и восторга.
А человечек  не  удовольствовался  раздачей  оплеух, которые были, пожалуй, не столь чувствительны,  сколь  обидны.  Он  уперся гиганту ногой в грудь и изо  всех  сил  толкнул  его.  В  руке  мастодонта остались одни лохмотья, а их маленький владелец  вырвался,  сделал  ловкий прыжок, вскочил на ноги как ни в чем не  бывало  и,  держась  за  бока  от смеха, воскликнул:
- Господи! А неплохо бывает иной раз одеваться в  лохмотья!  Ваше  мнение, джентльмены? Но, быть может, вам угодно поиграть всерьез? Тогда  пусть  мне дадут нож. Я принимаю на себя обязательство выпустить этому дураку все его кишки на вольный воздух. Он не знает, с кем  имеет  дело, этот мерзавец! Я ему покажу, как  связываться  с  человеком,  который  метал ножи в Сибири. Раздался взрыв смеха, и посыпались замечания:
- Он прав, этот американец.
- Он не американец, он русский.
- Все равно, он лихой парень, и Вилли получил от него по заслугам.
- А все-таки глупо. Нельзя задевать такого джентльмена, как Вилли.
- Так его же били по физиономии.
- Ну и что? Он все же молодец, этот русский.
- Ничего подобного! Надо было вызвать на дуэль и драться по всем правилам.
- Да ведь я  сам  только  этого  и  прошу,  черт  возьми!  -  отозвался незнакомец. - Неужели кто-нибудь порицает меня за  то,  что  я  дал  этому нахалу по заслугам? Но позвольте спросить, кто кого обидел? Я приехал сюда без сил и без гроша в кармане. Однако бедность  не  порок,  я  думаю?  Мне подают стакан воды, а этот мерзавец опрокидывает мой стакан и смеется  мне прямо в лицо. И все потому, что у него есть золото - несомненно,  краденое - и он может лакать ром, а у меня нет ничего! Джентльмены, да  любой  из вас охотно разбил бы ему голову. Но я буду мстить по-своему. Я проткну ему брюхо и выцежу из него стакан крови. Вот так.
Гром аплодисментов покрыл этот смелый выпад,  и  тотчас  присутствующие стали заключать пари насчет исхода предстоящей схватки.
- Дуэль! Правильно! Правильно! Браво! Я ставлю за смелого русского.
- Сто фунтов стерлингов за Вилли.
- Держу!
- Двести фунтов за русского.
- Держу!
- Вилли сделает из него котлету!
- Ничего подобного! Он зарежет Вилли, как свинью!
- Давно пора! Он здесь всем надоел, этот  Вилли!  Он  -  животное,  а  не человек!
- Смотрите, смотрите, как он играет револьвером! Малыш  повернуться  не успеет, как Вилли всадит ему пулю в череп!
- А вот и нет! Мы  не  допустим!  Надо,  чтобы  был  поединок.  Честный поединок. У нас на прииске не каждый  день  увидишь  что-нибудь  забавное. Если Вилли выйдет победителем, мы его линчуем сию же минуту.
Какой-то португалец с лицом оливкового цвета, в  широкополой  шляпе,  в короткой куртке и широких  брюках  вышел  вперед,  бросил  свою  сигарету, церемонно снял шляпу и сказал, обращаясь к русскому:
 - Не угодно ли будет  вашей  милости  сделать  мне  честь  и воспользоваться моими услугами в качестве секунданта?
- Я  буду  считать  это  за  честь  для  себя,  я  принимаю вызов с благодарностью.
- Ваша милость просили  нож.  Вот  мой дырокол. Не знаю ничего лучшего, когда надо кому-нибудь выпустить кишки.
- Вы крайне добры, ваша милость. Благодарю вас.

                58

Вмешался рыжебородый англичанин с холодным, но симпатичным лицом.
- Джентльмен, вооруженный только ножом, не может  драться  на  дуэли  с мистером Вилли, у которого в руках револьвер. Я предлагаю обоим  почтенным джентльменам помериться силами в благородном боксе.
На Вилли наседали со всех сторон. Он уже и сам не знал, чего ему желать, и заявил:
- Бокс, револьвер, нож - мне все равно, лишь бы я его убил.
- А что касается меня, - ответил русский,  -  то,  по  правилам  дуэли, выбор оружия принадлежит мне, потому что обида  была  нанесена  мне.  И  я выбираю нож. А вы берите, что вашей душе угодно. Мне все равно, лишь бы  я нацедил из вас стакан красного. Позвольте, у меня  мелькнула  мысль. Вы хотите позабавиться, джентльмены?
- Конечно! Мы за тем и пришли!
- В таком случае, вот что я предлагаю. Мы с моим противником  станем  в двадцати пяти шагах друг от друга и без права идти на сближение. Пусть  он стреляет, а я буду пользоваться только ножом.
Предложение  встретили  громким  смехом.  Оно  было  так  неожиданно  и необычайно, что заставило усомниться в умственных способностях русского.
Один   лишь   португалец,   предложивший   свой нож,   посмеивался многозначительным смешком человека, который кое-что понимает.  Но  у  тех, которые ставили на русского, физиономии вытянулись. А русский заявил звонким голосом:
- Джентльмены, я покажу вам нечто  такое,  чего  вы  еще,  пожалуй,  не видали. Я предоставляю этому человеку три раза стрелять в меня, раньше чем я пущу в ход свое оружие. Дарю ему три пули. Первую потому, что я русский; вторую потому, что он пьян; третью потому, что он боится. Будьте спокойны, он промахнется. Что касается меня, то я всажу ему нож прямо в горло, между краями расстегнутого воротника. И я сделаю это, не сходя со  своего  места. Когда вам будет угодно, джентльмены? Я готов.
Эти  последние  слова  окончательно  покорили  собравшихся.  Они  шумно выражали  свое  одобрение  на  всех  языках  мира.  Отважный  малый,   чье спокойствие так резко подчеркивало бешенство англичанина,  уже  вырастал  в героя.
- Еще одно слово! - добавил он. - Личность, которую  вы  зовете  мистер Вилли, промахнется, стреляя  в  меня,  и  перебьет  немало  посуды.  Поэтому следовало бы потребовать у него известную сумму в залог, или же  не  надо, чтобы я стоял перед буфетом, потому что  хозяин  еще  может  потребовать, чтобы ему возместили  убытки.  Но  кто  ему  заплатит,  когда  мистер Вилли испустит дух? У меня-то ведь нет ни гроша, я уже имел  честь  предупредить вас.
Такое неслыханное самообладание привело всех в восторг. Все  кричали  и топали ногами. Прогремело троекратное "ура", и секунданты  стали отмерять шаги. Большинство присутствовавших европейцев составляли англичане  и  немцы; много было португальцев, которых из родных мест выгнала  нужда,  и  несколько бельгийцев.
Были и американцы с козлиными бородками, люди  из Аргентины и китайцы с бесстрастными желтыми лицами и  длинными косами, затянутыми в тугие узлы. Все - народ не слишком щепетильный:  люди с приисков, отчаянные головы.
В Индию их привели рассказы,  быть может, правдивые, которые  они  слышали  от  людей,  недавно  побывавших  в здешних  местах.  Это  были  рассказы  о  богатых  россыпях,  начинающихся в Голконде. Говорили, будто золото и алмазы встречаются  здесь  в огромных количествах, а искатели заглядывают редко.
Этого  было  довольно, чтобы люди сбежались со всех сторон. Их не меньше  тысячи.  Они  роются  в земле - пока  без  особого  успеха  -  и  ради  утешения  превращают  свои последние деньги в самые разнообразные, но крепкие напитки. Сегодня на прииске не работают. Эти безбожники свято соблюдают закон  о воскресном отдыхе.
Не из побуждений религиозных, как  всякий  понимает,  а ради того, чтобы поиграть в азартный игры и выпить джина сколько возможно и даже больше, чем возможно. Так или иначе, а громадная прямоугольная  палатка  из  белой  парусины, являющаяся  главным  строением  прииска,  была   набита   битком.
Всевозможные   аптечные   снадобья,   которые   так   любят    англосаксы, распространяли странный запах смеси наркотиков с одеколоном; шумно хлопали пробки, вылетая из бутылок, с каким-то подозрительным шампанским синеватого цвета; вина образовывали лужицы на столах некрашеного дерева; разные  виды алкоголя, в которых вряд  ли  могла  бы  разобраться  органическая  химия, горели, распространяя чад, и все  это  более радовало  пьяниц,  чьи  разъеденные глотки уже не могли приспособиться к напиткам безобидным, или  хотя  бы  не столь обжигающим.
Только  что  описанная   ссора,   которая,   несомненно,   приведет   к смертоубийству, была вызвана именно  безмерным  поглощением  этих  опасных напитков. Повод, как мы видели, сам по себе ничтожен: просто один из  посетителей опрокинул, быть может, нечаянно, стакан воды другого  посетителя,  которого впервые видел.
                59

Но в этих разношерстных компаниях люди  всегда  возбуждены, всегда  способны  на  самые  дикие  поступки,  самые   ничтожные   пустяки разрастаются у них в большие события.
Кроме того, этот пьяница - англичанин. А всякий, кто знает  грубость  и нахальство у англичан в крови. На месте англичанина, всякий другой извинился  бы.  Но  англичанин только рассмеялся. Он, зажав между челюстями щепоть жевательного табаку  и, мыча, послал незнакомцу прямо на ноги струю черной слюны.
Мол, что это еще за бедняк, который пьет только воду! К тому же он и ростом  мал  -  не больше пяти футов, да и весит, вряд ли больше шестидесяти  кило!  Если  у человека таких габаритов нет по меньшей мере своих ста тысяч фунтов стерлингов,  он ничто, нуль, меньше нуля, он  блоха,  назойливое  насекомое,  от  которого можно избавиться щелчком.
Так поначалу думали все. Но вот  насекомое  протестует,  оно  проявляет силу и достоинство. Оно наносит обидчику оскорбления, издевается над ним и чертовски ловко хлещет  его  по  физиономии.  И  наконец,  оно  собирается ухлопать гигантское животное и предлагает ему такие условия поединка,  что к нему, насекомому,  все  проникаются  симпатией  -  все,  за  исключением нескольких задир, преданных англичанину, потому что он одинаково щедро всех угощает ромом и тумаками.
Сторонники маленького русского наперебой подносят ему выпивку, закуску, стараются подкрепить его, поддержать; они хотят, чтобы он  выстоял  против англичанина: они боятся проиграть свое пари. А он  вежливо  благодарит,  но твердо все  отклоняет. 
Затем  берет  только  сигарету  у  португальца,  жадно затягивается и смотрит холодными глазами  на  хозяина  заведения,  который протягивает внутри палатки веревки вдоль стен:  зрители  будут  стоять  за веревками.
Покуда англичанин вливал ром в раскрытый кратер своей  глотки,  покуда шли приготовления к дуэли, возобновилась прерванная ссорой беседа.
- Вы знаете? - сказал некий  оборванец китайцу, бронзовому, как ворота храма. - Вы знаете, Джон здесь.
Это имя, произнесенное  шепотом  и  чуть  ли  не  со  страхом,  вызвало удивление и любопытство.
- Джон?
- Он самый, дружище! Император грабителей, монарх темного мира, великий князь негодяев, которые обирают нас как липку, когда мы находим что-нибудь интересное.
- Тихо! Молчите! Опасно так говорить о Джоне - у него тысячи ушей!
- А вы его видели? Откуда вы знаете, что он здесь?
- Господи, да он всегда  бывает  там,  где  только можно  сделать  дельце!  Он обобрал соседний прииск, потом он остановил дилижанс,  который  увозил  добычу  из Голконды, потом  его  видели  на прииске.  Говорят,  он  там зарезал какого-то еврейского торговца.
- Он силен, как слон.
- Он жаден, как ростовщик.
- Короче, он хуже всех.
- Откуда он? Кто он?
- О нем рассказывают странные вещи. Якобы он долго был  главарем  шайки грабителем в Америке. У него было свыше пятисот человек, и он не  боялся ни  бога,  ни  черта.  Богат  он  был  прямо-таки   непостижимо.   Лорд генерал-губернатор со всем своим жалованьем был против него бедняк.  Но,  к несчастью, дела у него пошатнулись.
- Вы сказали - к несчастью?
- Я так выразился  с  точки  зрения  искусства  обирать  ближнего.  Джон увидел, что в этой отрасли деятельности, в  которой  он  подвизался,  очень скоро может наступить безработица.  Он  заметил  также,  что  в  Америке  растут  на деревьях хорошо намыленные пеньковые веревки. Тогда он  решил  податься  в Индию и приняться за разработку алмазных и золотых приисков.
Рассказчик влил в себя огромную порцию спиртного,  точно  ему  хотелось прогнать воспоминания об этом неприятном приключении.
Громкое "ура" помешало услышать ответ. Это дуэлянты  заняли  места.  Их разделяло двадцать пять метров, строго отмеренных секундантами. В это время в палатку вошел новый посетитель. Это был человек  среднего роста. Он был оборван, на  лице  его  лежали  следы  недавно  перенесенных испытаний.
Незнакомец  сел  на  один  из  многих  освободившихся  стульев, поставил локти на залитый вином стол, обхватил голову руками  и  застыл  в неподвижности, точно пригвожденный к месту усталостью или болезнью.
Однако начало дуэли сопровождалось таким шумом, что  его  появления  никто  и  не заметил. Англичанин Вилли принял несколько капель нашатыря, и это его протрезвило. Теперь он твердо занял позицию, осмотрел свой револьвер и ждал сигнала.  А на другом конце стоял бесстрашный русский с ножом в руке. Воцарилась тишина, было слышно, как прерывисто дышат несколько наиболее впечатлительных зрителей.
- Угодно вам начать? - холодно сказал русский, кладя свой  длинный  нож плашмя на ладонь, острием в сторону локтя.
- Хорошо, - ответил англичанин.
Секунданты быстро отошли в сторону. Один из  них,  соблюдая  правильные интервалы, хлопнул в ладоши три раза. Вили поднял револьвер и выстрелил. Мгновенно послышался грохот,  звон  и треск битой посуды и веселый смех русского.
- Вы взяли выше на целый фут, мистер, -  сказал  он  насмешливо.  - Ваша пуля попала в бутылки.
Со всех сторон послышались  возгласы  "браво"  и  "тише".  Вилли  глубоко вздохнул, тщательно прицелился и нажал собачку второй раз.  Он  побледнел, когда увидел сквозь рассеявшийся дым, что его противник стоит на  месте  и смеется пуще прежнего.
- Да этак вы все перебьете. Кроме моей головы, конечно.  Вот  вы  уже наколотили фунтов на двадцать,  не  считая  моей  шляпы,  в  которой  вы сделали дырочку. Но это не важно! Одной  дыркой  больше,  одной  меньше  - какое это имеет значение? Но берегитесь, теперь вам  остается  всего  один выстрел. А мой нож остр, как бритва.

                60

Человек, который сидел за столом, обхватив  голову  руками,  вздрогнул, услышав этот издевательский голос. Англичанин был бледен, как полотно, но жилы на его бычьей шее  вздулись и стали похожи  на  веревки.  Он  крепко  выругался,  выплюнул  весь  свой жевательный табак и два раза  сильно  топнул  ногой. 
Сделав  последнее  и энергичное усилие, чтобы взять себя в руки, он быстро  опустил  револьвер, снова медленно взвел его, выискивая точку прицела снизу вверх. Все это  он делал с медлительностью, которая должна была обеспечить меткость  выстрела и одновременно усилить тревогу противника.
Рука на секунду застыла,  затем курок стал опускаться, и прогремел выстрел. Русский зарычал, сделал резкое движение и упал, и многие решили даже,  что  он  смертельно  ранен;  затем сверкнула молния, и послышался резкий свист. Глухой рев, точно идущий из  глотки  медведя,  вырвался  у  англичанина.
Вскинув руками,  он  грохнулся  наземь,  обливаясь  кровью,  и  забился  в судорогах. Нож, пущенный недрогнувшей рукой его  противника,  попал  в горло, рассек кадык и прошел насквозь. Победитель этого свирепого  поединка  встал  и  с  гордостью  дал  всем осмотреть царапину, которую у него на голове оставила пуля англичанина.
- Как говорится, ежели бы да кабы. Ежели бы мистер Вилли взял  на  один сантиметр ниже, то копытами кверху лежал бы теперь я. Но  я  потерял  клок волос и отделался царапиной.
Прогремело "ура".  Оцепенение,  в  котором  все  находились,  сменилось неистовым и бурным весельем. Бесстрашного русского обнимали,  поздравляли, целовали даже те,  кто  проиграл  пари.  Но  когда  безумствующая  публика подняла его высоко над головами, он увидел новоприбывшего, который смотрел на него как окаменелый, видимо не веря своим глазам.
- Илья! - воскликнул русский.
- Ося! Славный ты мой, - пробормотал тот, с трудом поднимаясь.
Но ко всем неожиданностям этой драматической сцены  вскоре  прибавилась еще одна. Полог  палатки  раскрылся,  и  твердой  походкой  вошел  мужчина высокого роста, в белом шлеме и с карабином через плечо. Он с любопытством стал осматривать публику, находившуюся точно в бреду.
Три возгласа прозвучали одновременно. Один вырвался  из  груди  Оси, другой издал Илья, третий шел из публики.
- Егор?
Шум еще не улегся, когда труп Вилли выволокли из палатки за  руки  и  за  ноги  на пустырь. При этом португалец спокойно извлек свой нож из ужасной раны, откуда хлестала кровь, вытер клинок и, восторженно покачивая головой, сказал:
- Великолепный удар! Прямо-таки красота!  Этот  мистер  -  проворный малый, и мне лестно, что я был у него секундантом. Человек, который в эту минуту входил, метнулся в сторону, чтобы не быть забрызганным кровью.
- Это что такое? - звучным голосом спросил он. - Здесь убивают?
- Да, мистер, - с живостью ответил португалец. -  Здесь  убивают, но честно. Великолепная дуэль! Можете пожалеть, что пришли так поздно.
Победа высоко вознесла нашего Осю и посадила его на плечи какому-то могучему, но пьяному искателю  алмазов.  В утомленном  путешественнике  он  внезапно  узнал  своего  друга Илью, а в посетителе, который входил именно в эту минуту, - Егора и стал изо всех сил отбиваться от окружавшей его  публики, чтобы поскорей обняться с друзьями. Этим он привлек к ним внимание  толпы.
Егор не обратил внимания на то, что все перед ним расступаются. Он увидел и услышал Осю и был немало удивлен, впрочем  не  без  оснований.
Илью он еще не заметил,  но,  услышав  его  голос,  затрясся,  быстрыми шагами направился к нему и стал его обнимать:
- Илья! Дорогой мой! Наконец-то я тебя  нашел!  Какой  у  тебя замученный вид! Но ничего - ты жив, это самое главное.
- Верно, дорогой Егор,  я  жив, еле  жив, -  пробормотал  Илья слабым голосом. - Я на  три  четверти  покойник.  Слишком  уж  я измучен.
- Гром и молния! -  воскликнул  Егор.  -  Тебе  дают  погибать  от голода? Ося. Где Ося? Кажется, я его видел. И слышал его голос.
- Вот я, Егор! - кричал Ося,  вырвавшийся  наконец-то  из рук фанатиков, которые ни  за  что  не  хотели  его  отпустить. 
- Что же это такое! Вы не видите, что Илья еле жив? -  сердился Егор. Стукнув кулаком по столу так, что стол затрясся, он  заорал:  -  Эй, есть здесь какой-нибудь хозяин? Пусть придет! И живей, не то я сам за  ним пойду!
Хозяин пришел. Он снял  шляпу, вел  себя  покорно  и угодливо.
- Чем прикажете служить вашему превосходительству?
- Мое превосходительство  хочет,  чтобы  ты  накормил  и  напоил  этого джентльмена. Ты слышал и ты понял. Неси все, что у тебя  есть  лучшего.  Я плачу за все.
Егор привык всюду чувствовать себя, как дома. В  данный  момент  он был всецело поглощен заботами о своем друге.
- Врешь, мошенник! - прорычал из глубины палатки чей-то грубый голос. - И даже не пытайся обманывать этих почтенных  джентльменов.  Мы  знаем  все твои клички. Может быть, ты и выдаешь себя за русского, когда  тебе  надо, но судья Линч все равно разделается с тобой, как с вором и убийцей! Ты меня слышишь, Джон?

                61

Егор остолбенел. Но ненадолго. Он быстро овладел собой. И  вот  он яростно закричал,  вскочил,  как  тигр,  растолкал  оторопевших  зрителей, пробился туда, откуда раздался голос, и оказался  лицом  к  лицу  с  двумя гигантами, сидевшими за столиком в углу.
У обоих лица были покрыты шрамами и рубцами, оба были вооружены до зубов,  оба  являлись  воплощением  самой грубой силы. Тот, который произнес приведенные выше слова,  видимо,  более привык объезжать диких жеребцов, или править фургоном, чем говорить связно.
Чтобы обрести дар речи, он предварительно выпил целую бутылку  рома. Одного глаза у него не было.  Место,  где  когда-то  был  глаз,  пересекал безобразный рубец, отчего мышцы вздулись на лбу и на  щеке  и  беспрерывно дергались. Это усиливало впечатление свирепости.
У его товарища через всю голову проходил рубец, который делил  шевелюру на две почти равные части, как пробор. Сразу  было  видно,  что  это  след хорошего ножевого удара. Гигант тоже пил, как лошадь и подкреплял  каждое слово своего собутыльника одобрительными кивками.
Никто не смог бы сказать, откуда появились эти двое и как они вошли,  - кроме, пожалуй, хозяина, который тайком впустил их  через  черный  ход,  в задней части палатки.
- Эге! - негромко сказал один из  гостей,  увидев  их.  -  Да  это  Джон и Гари.
И со всех сторон  послышались  шепотом  произносимые  слова: 
- Да это бандиты, Джон и Гари.
Увидев налетавшего на них русского, оба гиганта выхватили ножи и  стали в оборонительную позицию.
- Кто посмел возвести на меня гнусное обвинение в убийстве и грабеже?
- Я! - ответил одноглазый Гари.
- А я готов повторить, - прибавил Джон.
Егор, еще более бледный,  чем  раньше,  быстро  нагнулся,  схватил тяжелый  табурет  и  с  размаху  бросил  его  в   обоих   братцев,   крича пронзительным голосом:
- Врете, мерзавцы! Я не хочу пачкать руку о ваши  разбойничьи  морды  - вот вам вместо пощечины.
Тяжелый табурет упал на стол и  разломался.  Куски  полетели  на  обоих гигантов, и те, несмотря на свой внушительный вид, вздрогнули.    Поднялся неописуемый шум.  Несколько  человек  -  правда,  их  было  не слишком много - сразу сгрудились вокруг Егора, другие стали проявлять к нему неблагожелательное любопытство, которое с  минуты  на  минуту грозило принять открыто враждебную форму.
Среди первых был и португалец - тот, который дал  Осе свой нож; был там и ирландец - виновник всей этой необъяснимой ошибки. Ося  где-то раздобыл огромный топор и теперь стоял  рядом  со  своим  другом.  И  даже Илья, несмотря на всю свою слабость, и тот был здесь.
Странное дело - его  появление  произвело  на  обоих  буров  неизмеримо большее впечатление, чем табурет Егора.
- Илья! - пробормотал Джон.
- Он самый! - подтвердил ошеломленный Гари.
- Мужайся, его послал сам дьявол!
- Правильно, Гари. Он не должен уйти отсюда живым.
Оба гиганта  преодолели  непостижимый  страх,  который  у  них  вызвало появление этого человека, еле державшегося на ногах.
- Друзья! - вскричал Джон. - Я сказал, и я повторяю: этот человек – убийца. Тот, которого вы  так  чествовали, как победителя, - его сообщник. А этот третий - их хозяин. Хоть на вид  он еле живой, но они ему преданы, как проклятые. Друзья! Вам  представляется, быть может, неповторимый случай: вы можете избавить не только ваш  прииск, но и все прочие прииски от  этих  грабителей!  Почему  они  забирают  себе львиную долю того, что вы добываете с таким трудом? А ну-ка, давайте!  Не так уж они страшны! Надо их взять и повесить! А веревку я дам!
- А я тебе тоже кое-что дам, мерзавец, - воскликнул Егор и  быстро зарядил свой карабин.
Но в эту минуту несколько человек с яростью ринулись на Егора.  Он окинул их взглядом и сразу увидел, насколько опасно  его  положение.  Если только он и его друзья попадутся,  с  ними  будет  покончено.  Нелепому  и гнусному обвинению все поверят. А здесь достаточно и простого  подозрения, чтобы немедленно подвергнуться линчеванию.
Он быстро обернулся и увидел, что отступление пока еще возможно.  Делом одной минуты было схватить огромный стол, ножки которого  были  вкопаны  в землю,  вырвать  его  и  опрокинуть  вместе  со  всеми  стоявшими  на  нем бутылками. Битое стекло рассыпалось по полу впереди этой импровизированной баррикады.
Ирландец подошел и быстро сказал:
- Джентльмен! В общем, вы мне спасли жизнь. Я не могу допустить,  чтобы вас, этак вот убили. Бегите в конюшню. Сто шагов позади  палатки.  Там  есть лошади. Вот мой револьвер. Передайте его вашему  товарищу  -  у  него  нет никакого оружия. Прощайте, джентльмен. Теперь мы с вами квиты.
Егор пожал  плечами,  взял  револьвер,  передал  его  Илье и проговорил вполголоса:
- Опять я наказан за добрый поступок! Если бы я оставил этого чудака  в овраге, меня бы не считали разбойником с большой дороги и я не увяз  бы  в таком грязном деле. Ладно, друзья, отступаем! Мы еще сведем счеты с  этими молодчиками. До следующего раза!
Нападавших на минуту задержал опрокинутый  стол,  но  скоро  они  снова перешли в наступление. Оба гиганта предводительствовали и неистово  орали.

                62

Со всех сторон сверкали ножи и щелкали заряжаемые револьверы.  Сейчас  трое русских будут зарезаны и расстреляны. На них смотрели  двадцать  стволов, надо было торопиться.
Португалец стоял у самой стенки. В руках у  него  сверкал нож.  Он сделал широкий разрез в парусине.
- Сюда, друзья! Сюда!
Илья и Ося устремились в столь своевременно открывшееся отверстие.    Что касается Егора, то, по мере  того  как  возрастала  опасность, возрастало и его самообладание, и он внезапно увидел возможность  выиграть несколько минут. Но дело опасное: надо было выдержать еще град пуль. Но это ничего не значит. Егор пошел на это.
Палатку поддерживали две длинные подпорки, вкопанные в землю, а наверху их скрепляли дужки, напоминавшие спицы гигантского зонтика.  Если  удастся свалить подпорки, он спасен.
Егор быстро вскидывает ружье и со спокойствием  охотника,  который стреляет куропаток, делает два выстрела. Но стрелял он в подпорки и к тому же разрывными пулями. Подпорки были  разбиты  в  щепки.  Огромное  полотно упало  на  нападающих,  как  ястреб  на  выводок  цыплят,  и  накрыло  их, предоставив им барахтаться в поисках выхода.
Хлопнуло несколько револьверных выстрелов,  но  они  не  имели  никаких последствий, кроме шума и дыма. Конюшня, как сказал ирландец, действительно лежал метрах  в  ста  позади палатки. Покуда их враги кричали, рычали и не знали, как вырваться  из-под брезента, который они уже весь истыкали ножами, наши три друга побежали под надежную защиту конюшни.
Как ни серьезно  было  их  положение,  они  не могли удержаться от смеха, видя, что делается с  палаткой,  верней  -  под палаткой: люди, пьяные от  алкоголя  и  осатаневшие  от  ярости,  все  еще барахтались и работали ножами. Они изрезали брезент в клочья, а  выбраться не могли.
Конюшня была открыта. Русские  ворвались,  как  раз  в  ту  минуту,  когда радостный вой  возвестил,  что  враги  наконец  освободились  из  ловушки, упавшей им на голову.  Конюшня была сложена из толстых бревен -  настоящая  крепость.  Здесь  можно  выдержать осаду. Двенадцать сильных  лошадей,  и  среди  них  две  особенно  крупные спокойно жевали доброе зерно. На их крепких спинах  ездили,  должно  быть, двуногие мастодонты Джон и Гари.
- Ну, здесь мы будем в безопасности, - заметил  Егор,  к  которому уже вернулось обычное хорошее настроение.
Затем он обратился  к  своим  товарищам,  которые  не  успели  и  слова выговорить, пока шла эта быстрая и необычная смена событий.
- Однако откуда вы взялись?  Ты,  Илья,  совершенно  отощал.  Это  не делает чести твоему повару. А вы, Ося? Я вас увидел в ту  самую минуту,  когда вы очень мило спроваживали на  тот  свет  одного  английского  грубияна. Ловко это у вас получилось!
- А я все время тебя искал, Егор.
- А мы тебя искали.
- Значит, мы все трое  гонялись  друг  за  другом.  Я  сейчас  прямо  с реки.
- А я, - сказал Ося, - я пересек,  сам  но  знаю  как,  все плато, гоняясь за вами по следам.
- А ты, Илья? Ты молчишь? Ну-ка, веселей!
- Меня измучила лихорадка. Я еще и сейчас не совсем оправился.  Если  я жив и нахожусь здесь, то этим я обязан нашему проводнику Сарану  и  славному индийцу. Они меня подобрали на берегу какой-то речки. Я был полумертв.
- А наши англичане?
- Не знаю, что с ними. Ничего не знаю.
- А наши индийцы?
- Они должны быть где-то здесь, поблизости.
- Вот и хорошо. Они помогут нам выбраться из этого осиного  гнезда.  Но пока довольно разговаривать.
В это время у ворот конюшни поднялся отчаянный шум:
- Смерть убийце. Смерть грабителю. Линчевать его.
- Они не хотят успокоиться. Выходит, что я  -  отъявленный  негодяй:  я забираю у тружеников их добычу!
- Тут какая-то пакость со стороны Джона, по-моему.
- И я так думаю. Ты слыхал, в чем они меня обвиняют?
- Не совсем. Я так ослабел, что даже не все мог разобрать.
- Смерть! Смерть! - кричали за воротами.
- Ну, - сказал Егор, - кажется,  погода  портится.  Придется  этих чудаков пощекотать, благо свинца у меня достаточно. Не  собираюсь  убивать их насмерть, но немного дроби крупного калибра - и они начнут приходить  в себя. А пули надо поберечь на случай,  если  нам  придется  защищать  свою жизнь. Это не исключено.

                63

Егор приоткрыл  дверь  конюшни,  просунул  краешек  ствола  своего карабина и выстрелил. Шум прекратился, как  по  волшебству,  и  нападающие разлетелись подобно стае воробьев. Но вскоре раздался ответный выстрел,  и пуля крупного калибра с сухим треском врезалась в бревно - как  раз  в  то место, где на секунду раньше находилась голова Егора.
- Эге! - сказал он скорей с удивлением, чем с  испугом.  -  Вот  они  и откликаются. Они хотят подавить огонь нашей батареи! Узнаю этот выстрел  и узнаю калибр. Это один из наших друзей бандитов. Он хочет,  чтобы  я  тоже  окривел. Значит, борьба не на жизнь, а на смерть! Но они еще нас  не  взяли.  Через четыре часа мы будем далеко отсюда. Но чего они хотят? Правда, мы были  бы для них неплохой добычей. Они бы вполне могли закатить такую оргию,  какая им и не снилась!
- Что ты имеешь в виду?
- А то, что они не побрезгали бы  алмазами,  которые  лежат  у  меня  в кармане. Их там у меня тысяч на триста.
- Триста тысяч фунтов стерлингов? - воскликнул Ося подскакивая. - Что  ж  вы  с ними сделаете?
- Я? Ровно ничего. Эти драгоценные булыжники нужны мне, как  собаке пятая нога.
- Уж не нашел ли ты сокровище раджи?
- А что ты думаешь? Вполне возможно.
- Вот здорово! - заметил Ося.
-  У тебя револьвер есть?
- И заряженный, - ответил Илья.
- Отлично! А у тебя, Ося?
- У меня только этот топор.
- Пока довольно. Эге, дело плохо! Ося, смотрите в оба!
Наружный забор поддался натиску,  и  нападающие,  победоносно  крича  и рыча, ворвались во двор, в глубине которого стояла конюшня.
- Ну, воевать так воевать, - непринужденно сказал Егор. -  Илья, ты сейчас не очень крепок. Ты будешь прикрывать наш отход.
- Мы, стало быть, попытаемся уйти?
- И уйдем. Или ты имел в виду поселиться здесь навсегда?
- Ничуть.
- Значит, слушай меня! Сделай-ка предупреждение вот этому молодчику.
Илья выстрелил. Один из нападавших свалился:  пуля  попала ему в ногу.
- Убедительно!
- И возражений пока не слышно.
- Верно. Значит, они заколебались. Продолжай переговоры в том же  духе.
А мы с Осей пока проложим дорогу. Не убивай их слишком много. И  береги пули. Помин, эти люди уверены, что делают доброе дело. Им кажется, что они освобождают землю от злодея.
- Мне бы хоть одним глазом увидеть этих проклятых бандитов.
- Они, видимо, больше не хотят иметь дела  с  тобой.  Попробовали,  и довольно! Теперь они будут осторожны.
Егор поддерживал этот добродушный разговор, но  вместе  с  тем  не оставался  без  дела.  Он  быстро  оседлал  обоих  рослых  коней,  которые действительно принадлежали бандитам.
- Эти звери должны быть чертовски выносливы, - сказал он. -  Ты  сядешь на одного, я  -  на  другого.  Таким  образом,  Джон и Гари  смогут преследовать нас только на слабых клячах, которые  скоро  сдадут.  Двойная выгода для нас, и мы должны ее использовать. Что касается вас,  Ося,  вы сядете на этого большого гнедого коня. По-моему, он  должен  мчаться,  как ветер. Что нового, Илья?
- Ничего! Крикуны заколебались. Они размахивают кулаками и горланят, но подойти близко никто не решается.
- Хорошо. Остается девять лошадей. Они нам  и  проложат  дорогу,  когда надо будет. Увидите картинку! А пока, Ося, мы с вами  немножко  займемся саперными работами. Вы в саперах служили?
- Нет.
- Ничего. Это не так трудно, сейчас увидите.  Смотрите,  сколько  здесь всякого инструмента: лопаты, кирки, топоры, даже пилы. Хватит на пятьдесят человек. Кстати, ведь у вас у обоих нет ни гроша за душой.  А  никто  но знает, что может случиться. Сделайте мне  удовольствие,  возьмите  у  меня хоть по пригоршне этих камней,  которые  обрывают  мне  карман.  В  случае надобности их всегда  можно  обратить  в  мясо,  хлеб  и  вино.  И  без церемоний, пожалуйста. Это наше общее. Вот так. А теперь мы с вами, Ося, разошьем несколько бревен, из которых сложены эти  стены,  но  оставим  их пока на месте. Будет достаточно легкого толчка, и они повалятся.
- Понимаю, Егор. Если эти сволочи  подойдут  близко,  мы  им обрушим стенку на головы, а сами - на коней и вскачь.
- Вот именно! Вы  прирожденный  сапер  и  хорошо  понимаете  в  военном деле. Итак, за работу.
Покуда Ося, ловко работая топором, подрубал вкопанные в землю столбы, Егор, вооружившись пилой, осторожно распиливал венцы. Ширина  проема должна была равняться трем метрам. Но вся  подрезанная  часть  стены должна была в нужную минуту рухнуть сразу.
Илья давно знал удивительную физическую силу своего друга, но ему все же казалось непостижимой огромная работа, которую проделывал Егор,  и он это сказал.
- Еще бы! - заметил тот. -  За  последнее  время  я  здорово  привык  к тяжелому труду. Но пока оставим это. Я вам расскажу подробно  в другой раз. Кажется, неприятель переменил тактику!
- Верно! Раньше они лезли открыто,  а  теперь  прикрываются  фашинами  из хвороста.
- Да, вижу! Эти чучела хотят  сложить  весь  свой  хворост  у  нас  под стенками и поджечь. Они мечтают зажарить нас. Нет, ребята, погодите! Мы  и сами с усами! У вас все готово, Ося?
- Готово, Егор. Только пальчиком толкнуть.
- Слушай, - сказал Илья, - у  меня  руки  чешутся  пострелять.  Я  бы все-таки уложил хоть несколько человек!
- Зачем? Пусть их. Через несколько минут они все равно  будут  считать, сколько у них переломано ребер.

                64

Раззадоренные молчанием маленького гарнизона, наступающие стали смелее; более храбрые увлекали колеблющихся. Потрясая в воздухе охапками хвороста, довольно значительная группа подошла к деревянной стене, как  раз  к  тому месту, где  был  подготовлен  пролом.  Они  приближались  потихоньку. 
Тем временем другая группа  подходила  с  противоположной  стороны  и  страшно шумела, желая, по-видимому, отвлечь внимание осажденных.    Затем  они  без  всякого  предупреждения  подожгли  хворост.  Заставить задохнуться в дыму и сгореть живыми  трех  человек,  которым  нельзя  было предъявить никакого обвинения, было для них делом  самым  обыкновенным.
Дым уже стал пробиваться сквозь щели. Лошади пришли в беспокойство.
- Ну вот! - сказал Егор.
- Мы готовы! - одновременно отозвались Илья и Ося.
- Теперь берите каждый по коню. Привяжите их друг к дружке веревкой  подлинней и поставьте перед проломом.
- Готово.
Егор тоже соединил пару лошадей и поставил их позади лошадей своих товарищей. Затем он высек огонь, зажег трут, отрезал от него четыре  куска длиной сантиметра в два каждый и,  когда  они  загорелись,  дал  по  куску Илье и Осе.
- Слушайте меня и точно выполняйте  то,  что  я  прикажу.  По  команде вперед, вы крепко хватаете коней за морды и суете им в  ухо  по  куску горящей пакли. Тем временем я опрокидываю  стенку,  и  тогда  вы  пускаете лошадей. Поняли?
- Поняли!
- Вперед!
Под могучим  напором  Егора  тяжелая  рубленая  стена  зашаталась, треснула и с грохотом свалилась на тлевший хворост  и  на  людей,  которые пытались раздуть огонь. Крики бешенства и боли  смешались  с  проклятиями.
Лошади испуганно ржали. Они обезумели от боли, которую им причинял огонь в ухе, и ринулись прямо на людей - на тех, кто еще держался на  ногах  после падения стены. Несчастные животные рвались каждое в свою сторону,  но  они были привязаны одно к другому и потому вертелись на  месте,  топча  ногами убитых и раненых и опутывая тех, кто еще не валялся на земле  и  не  успел бежать.
- По коням!
Егор  был  бледен,  лицо  его  стало  совершенно  бескровным,   но командовал он твердо и спокойно. Лошади фыркали от нетерпения и страха. Ося на своем гнедом  был готов вырваться первым.
- Легче! - сказал Егор. - Наш план осуществляется очень хорошо,  и мы не будем останавливаться на  полдороге.  Полюбуйтесь,  сколько  мы  тут народу накрошили.
- Кто ж виноват, если не они сами? - сказал Илья.
Он быстро нагнулся, тоже сунул два клочка дымящейся пакли лошадям в уши и пустил их. Нападавшие уже  стали  оправляться  от  первого  испуга. 
Они поняли, что трое осажденных вот-вот уйдут от них, и только думали, как  бы перейти в  наступление.  Но  не  успели.  Лошади  налетели  на  них ураганом, и это вызвало неописуемую панику.  Началось  нечто  худшее,  чем бегство. Это была паника, каждый думал об одном - как бы спастись.
Трое русских пригнулись к гривам своих  копей,  беспощадно  вонзили  им шпоры в бока и понеслись во весь опор по дорожке, которую им  прокладывали лошади с горящей паклей в ушах.
Илья с револьвером в руке,  и Егор  с  карабином  были  готовы пристрелить всякого, кто попытался бы их остановить. Ворота двора оказались открытыми. Все три всадника проскочили и быстро скрылись из виду, провожаемые бешеными криками.
- Прямо на реку, - крикнул Егор, спустя несколько минут, показывая на тучи, собиравшиеся на севере.
- Да, по за нами будет погоня, - не без оснований возразил Илья.
- Несомненно.
- Если мы окажемся на реке, а те пойдут за нами по пятам, мы попадем в западню.
- Не понимаю! Объясни, пожалуйста.
- Очень просто. Рядом с индийскими реками наши самые большие европейские реки - не больше чем ручьи. Если мы дадим себя припереть  к  реке,  мы потеряем то, что в тактике называется линией отступления.
- Ты уверен?
- Разве только ты, как опытный полководец, все  предвидел  и  обеспечил переправу.
- Видишь ли, я уже не  думал,  что  снова  найду  вас  обоих,  и  я  не предвидел такой глупой и ужасной свалки. Поэтому, должен сознаться,  я  не принял никаких мер.
- Значит, мы будем окружены. Пойми это!
- Легче, дорогой Илья.  Легче!  Не  суди  своего  друга  опрометчиво, раньше выслушай его!
- Да говори же, изверг! Не мучь! Я умираю!
- Не умирай и слушай! Я действительно многого не  предвидел,  но  я  не сказал, что у нас нет возможностей спасения. Они есть, и приготовил их  я, но совершенно другими способами.
- А именно?
- Если бы наши уважаемые спутники мистеры англичане  были сейчас здесь, я бы тебе не ответил. Но так как их нет, я открою тебе,  что организовал небольшую лодочную переправу  на  тот  берег,  где  находятся сокровища.
- Тише!
- Видите маленький  островок,  который  прицепился  к подводным камням на самой середине реки? Туда я переправил трех англичан - наших товарищей.
- Наших товарищей?
- Да. Лодка стоит в ста шагах отсюда, позади того куста, видите? Весла воткнуты в ил. Илья, Ося, слезайте,  -  сказал  Егор,  заряжая  карабин.  - Бегите туда. Если лодка на месте и в исправности, крикните мне.
Вскоре послышались два радостных голоса:
   - Лодка! Есть лодка. И весла.

                65

С шумом приближались преследователи.  Медлить  было нельзя. Перед путешественником, который отважится спуститься в лодке хотя бы на три, или  четыре  километра  вниз  по  течению реки Кистны,  откроется  великолепная  и волнующая картина.
Он тихо поплывет среди множества островов  и  островков разных   размеров.   Это   бесчисленные   цветники,   украшенные    самыми восхитительными  представителями  тропической  флоры.  Они  покрывают  всю поверхность реки, во все полторы тысячи метров ее  ширины. 
Исполинские смоковницы, каждая ветка которых представляет собой отдельное дерево;  темные железные деревья, усыпанные ярко-красными плодами; стройные пальмы с пучком листьев на вершине; сребролистые тополя, хрупкие мимозы, -  все  переплелось  на этой фантастически плодородной почве, все тянется к  солнцу,  все  напоено благотворной росой.
Смелый лодочник, медленно проберется между подводными камнями и  водоворотами,  которые  не очень опасны, когда  вода  невысока.  Несколько  ударов  веслами  -  и  он достигнет острова, прилепившегося к порогам.
Этот центральный  остров Егор назвал  цветущим островом. Он расположен посреди реки и делит ее на две части. Когда путешественник взглянет влево, он  сможет  более  легко  заметить движение пенящейся массы: она стремится к холмам, стоящим по  обе  стороны бурлящего водного  потока. 
Наблюдатель  может  измерить  взглядом  высоту скалы,  мимо которой река протекает.  Обе  стенки  ущелья  обрывисты  и  прямо перпендикулярны.  В  результате  многовекового  действия  воды  внутренняя стенка иззубрена, как пила, в то  время  как  другая  совершенно  гладкая. Сделав еще несколько шагов, можно увидеть темные скалы, размытые  водой  в периоды приливов и отмеченные светлой линией в трех  метрах  выше  уровня.
В скале  имеется  естественное  углубление,  в  котором  наблюдатель   может расположиться, как на балконе, если только он  не  боится  промокнуть  под мельчайшим дождем. Впрочем, солнце такое, что он быстро обсохнет. Чудесное зрелище вполне вознаградит его за перенесенные трудности и  за  опасности, которым он подвергался.
С высоты своего наблюдательного  пункта  путешественник  может  увидеть внезапное и полное изменение характера почвы. В нескольких метрах позади себя, на островах,  он  увидит  великолепные образцы  тропической  флоры,  среди   которой   резвятся   длинноклювые нежно-голубые  цапли,  подвижные  колибри,  подобные  ожившим  драгоценным камням, и болтливые попугаи.
А  внизу  земля  обезображена  геологическими процессами  и  совершенно  бесплодна.  Река  ревет,  стиснутая   зубчатыми скалами. Ничего здесь нет  -  одни  лишь  красные  пески,  темные  валуны, нагромождения шлаков и  кварц,  играющий  на  солнце  зелеными,  белыми  и красными жилками.
Нет больше зелени, нет цветов, одни  молочаи,  утыканные колючками, пыльные  алоэ,  кактусы,  похожие  на  заградительные  рогатки.    Безрадостная земля. Путник обратит на нее внимание только  потому,  что очень уж земля не похожа на соседние края. Но другой, безошибочный глаз очень быстро  разглядел  здесь  богатства, скрытые в недрах.
Егор вел легкое суденышко не менее умело, чем самый  искушенный  в гребле туземец, и оно тихо скользило  по  волнам.  Длинную  лопату,  какой обычно пользуются индийцы, он заменил парой легких весел и  работал  ими  со всем мастерством матроса.  Лодочка  проворно  шныряла  между многочисленными тропическими цветниками, разбросанными  в  виде  островков тут и там по течению реки. Илья и Ося поражались открывающимся видам.
- Эге! - воскликнул Илья. - Да ты на все руки мастер!
- Тише! Не расхваливай мои таланты - как бы не сглазить.
- Ну, вот еще!
   - Не веришь? А ты слышишь, как свистят пули?
- Верно, черт возьми! - заметил Ося. -  Я  их  голоса  отлично  знаю.
Сейчас они вырвались из  револьвера  системы  "Смит  и  Вессон".  Неплохое оружие. Но эти скоты не умеют с ним обращаться.
- Вы об этом сожалеете?
- Напротив, Егор. Если бы у англичанина, с которым  я  дрался на дуэли, был немного лучший глазомер, моя голова давно разлетелась бы  на куски, как тыква.
- Вот видите, а так у вас голова при себе, прямо под шапкой.
- Да. Этот болван опрокинул мой стакан воды.  Умышленно  к  тому же. Я ему ничего худого не сделал. А затем он смеялся надо мной, да  еще прямо мне в глаза!
- Надо, однако, признать, что вы заставили его дорого заплатить за этот непочтительный поступок.
- Возможно. Я, видите ли, никогда не забываю ни обиды, ни услуги.
- Ладно, - сказал Илья, к которому после чудесного спасения из конюшни уже стали возвращаться силы и энергия. - Лучше  расскажи  нам,  Егор, откуда ты взялся так кстати.
- Потом. Ты, видно, даже не  подозреваешь,  что  мы  сейчас  пересекаем Кистну в каких-нибудь трехстах метрах от скалы. Это просто-таки фокус. К счастью, вода упала, иначе малейший толчок - и нас бросило  бы  в  узкие протоки между островками. Тогда мы  погибли  бы.  Я  не  смог  бы  править лодкой.
- Ты, оказывается, уже успел изучить историю этого края?  Нет,  что  ни говори, а ты из того теста, из какого делают настоящих путешественников.
- Ну, это ты преувеличиваешь! Правда, я немножко знаю историю  Индии. Но мои знания не идут ни в какое сравнение со знаниями мистера Брауна, вот кому я завидую.
- В чем дело?
- Мы сели на мель. Спокойно! Это не опасно.  Правда,  у  нашей  лодочки осадка не больше двадцати пяти сантиметров, но вода стоит так  низко,  что мы все время тремся дном о скалы и гравий.

                66

Егор налег на весло, пытаясь снять лодку. Илья удержал его:
- Подожди хоть несколько минут. Дай полюбоваться этой красотой. Сколько я ни шатаюсь по белому свету, я еще не видал ничего подобного.
- Любуйся сколько угодно, дорогой Илья. Я вижу это чудо  в  десятый раз, но и меня оно волнует. Мы вознаграждены за все мерзости, которые  нам только что пришлось пережить. Здесь мы не боимся погони,  и  никакие  пули сюда не долетят. Можешь спокойно наслаждаться.
Илья и Ося были потрясены величием зрелища, которое открылось перед ними.
- Позвольте, однако, обратить ваше внимание на одну вещь.  Она  скромна на вид, но достойна удивления, - сказал Александр.
- А именно?
- Смотри хорошенько, куда я показываю веслом. Что ты видишь?
- Два стройных дерева. Метров сто от того места, которое мы только  что оставили на этом негостеприимном берегу.
- А ты знаешь, что это за деревья?
- Нет.
- Акации.
- Не возражаю.
- Я  тоже  не  возражаю.  Теперь  повернись  в  мою  сторону  и  смотри внимательно на другой конец моего весла. И постарайся мысленно  продолжить его линию. Что ты видишь?
- Черную скалу. Она прямая, как обелиск, и внизу немного размыта водой.
- Прекрасно. А между этими двумя точками?
- Я вижу зеленый остров. Он прилепился к отмели.
- Вот и отлично! А эти три точки не наводят тебя ни на какие мысли?
- Нет!
- Ну и память же у тебя. Позволь,  я  тебе  кое-что  расскажу.  Может быть, ты тогда вспомнишь. Это было в довольно далекие времена. Но память о них сохранилась, и мне даже посчастливилось  встретить  одного  старика, который все помнит.
- Никто из непосвященных не смел приближаться  к этому островку  под  страхом  смерти.  Место  считалось  священным,  и  до нас сюда не ступала нога европейца. Я в этом  уверен.  Так  что,  Илья,  эти  акации,  эта остроконечная скала, которая одиноко  возвышается  над  водой,  весь  этот островок, тебе это ничего не говорит?
- Сокровища раджи.
-  Так  что  можно  почти  с уверенностью сказать, что мы находимся именно там, где зарыты неисчислимые сокровища раджи, если только  верна  карта  местности  твоего  предка, которую он составил по указаниям индийца Лари.
- Но он там написано только о трех акациях!
- Еще неделю назад их и было три. Одну я свалил. На всякий  случай.  Не исключено, что и кроме нас есть искатели. Пусть они не нападут на след.
-   Браво,   дружище!   Нельзя   не    похвалить    тебя    за    такую предусмотрительность. Но раз уж мы здесь, то не проверить ли нам местность по карте?
- Пожалуйста, хотя я в этом по вижу  надобности.  Ося,  вы  сохранили документ?
- Я его храню, как зеницу ока, Егор, - ответил Ося, торопливо роясь во внутреннем кармане своей охотничьей куртки.
- Дайте, пожалуйста.
Мертвенная бледность разлилась по лицу молодого человека, и он  крикнул сдавленным голосом:
- Я, меня обокрали, вчера еще она была при мне. Ее у меня вытащили  сейчас  же  после  дуэли  с англичанином. Это кто-нибудь из тех бандитов, которые носили меня на руках.
- Ну что ж, - философски заметил  Егор,  -  теперь  уж  ничего  не поделаешь. Теперь мы должны действовать, и как можно скорей, потому что не мы одни знаем тайну. И тот, кто выкрал карту, должен  был  знать,  что  он делает, какова ценность этого документа.
- Бандиты! - в ярости воскликнул Илья. - Никто, как эти бандиты.
Мощный толчок - и лодка снялась с мели.
- Мне надоели наши англичане. Я  не  вижу причин, почему мы должны всюду тащить за собой этих сомнительных англичан. Они пристали к нам, как репей.
- Мистер Браун еще куда ни шло - он по крайней мере  преследует  почтенные цели, - а эти бродяги, которые ищут неизвестно  чего,  выводят меня из себя. Почему бы им не пойти  работать  на  прииске,  например?  А теперь нам придется терпеть  их  присутствие  еще  и  на  этом  крохотном островке! Мы не сможем быть ни минуты одни, чтобы хоть перекинуться  парой слов.
- Ну, этой беде вполне можно помочь. Вместо того чтобы грести прямо  на остров,  мы  можем  высадиться  на  любом  из  этих  красивых  цветущих островов. Посмотри, сколько их здесь.
- Идет! Нам надо поговорить наедине.
- Значит до завтра будем отдыхать, а завтра  переправимся  на  остров. Наше присутствие там станет очень скоро необходимым.
- А ты не опасаешься, что нас там настигнет погоня?
- Насколько я знаю, на берегу нет лодок.  Разве  только  у  индийцев.  Но они достаточно натерпелись от наших искателей алмазов. Индиец не посадит к себе в лодку человека с приисков, разве только чтобы утопить его.  И  еще: переправляться ночью никто не решится. А если они захотят пожаловать днем, мы постараемся отбить у них охоту.
- Прекрасно! Знаешь что? Давай пристанем здесь, вытащим лодку на  берег и устроимся под  этим  деревом.  Птицы  здесь  много,  несколько  штук  ты подстрелишь, Ося их ощиплет, а я насажу их на  вертел.  Пока  они  будут жариться, мы поговорим.

                67

Прошло каких-нибудь четверть часа, и три серых попугая лежали на земле. Потрескивал веселый огонь, а Ося ощипывал птиц.
- Итак, - начал Илья, - после того, как ты бежал от бандитов, где ты был.
- Дай мне собраться с мыслями. У меня было столько приключений. Ведь мы потеряли друг друга из виду в тот день,  когда  я  пустился  по  следам раненой антилопы. Я поступил безрассудно, как мальчишка, который впервые в жизни попал в зайца. С тех пор прошло самое большее месяца два.
- Вот именно. Мы еще смотрели бойню, которую индийцы называют охотой.
- Меня предательски схватили  бандиты.  И  как  раз  в ту минуту, когда я был обезоружен крокодилом.
- Это мы знаем. Мы даже нашли твой карабин. И мы страшно испугались  за тебя.
- Я об этом догадывался!
- Что нам  оставалось  думать,  когда  мы  увидели  на  прикладе  следы крокодиловых зубов.
- Но постой-ка! Мы этот карабин давно потеряли. Как он попал к  тебе  в руки?
- Сейчас узнаешь. Я буду краток. Пропускаю охоту, пропускаю мучителей, которые хлестали меня и мою лошадь кнутом, пропускаю побег и то, как  за мной охотилась целая стая крокодилов. Не стану описывать по  крайней  мере сегодня  мои  приключения  в  лесу,  гибель   коня,   наповал   сраженного отравленным копьем, и так далее и так далее.
- Перехожу сразу к главному.  Я искал дорогу в деревню,  и,  утомившись,  прилег  поспать,  а,  проснувшись, увидел целую ораву индийцев и сразу узнал их. Эти мошенники связали  мне руки и ноги, так что я и шевельнуться не мог.
- Кто же они были?
- Те, кто гнал из деревни мистера Брауна.
- Так это они?
-  Вот  именно.  Неплохие  у   него   приятели.   Мерзавцы,   сообщники
бандитов.  Они  знали,  что  я   принимал   участие   в   оказании помощи индийцам.  Затем  меня  посадили  в лодку и пустили вниз по неизвестной реке. Река течет на север.
- Так, а дальше?
- В деревне меня продержали дней десять. Мне это здорово надоело. И вот в одно  прекрасное  утро, когда я пришел на реку набрать воды, я почувствовал какой-то  тошнотворный запах - смесь мускуса и гниения - и сразу догадался, что где-то поблизости должен находиться дохлый крокодил. Но вместо того  чтобы  пуститься  без  оглядки наутек, я стал соображать, куда бы тут укрыться.
- Хорошо, что  я  сразу  не удрал, потому что на мокром песке лежал  огромный  мертвый  крокодил.  Он, видимо, подох давно и  почти  совершенно  разложился.  И  тут  я  не  смог удержаться от смеха: в  пасти  этого  чудовища  торчал  какой-то  тючок  и распяливал ему челюсти.  Тогда  я  сразу  узнал  этого  крокодила:  старый знакомый.
- Бандиты  привязали  к  хвосту  моей  лошади  охапку  колючек, а я завернул колючки в куртку и швырнул крокодилу прямо в пасть, когда он собрался попробовать, каков я на вкус.
- Молодец! И конечно, колючки застряли у него в глотке, и он погиб.
- Вот именно! Но самое интересное то, что на солнце он разлагался очень быстро, а от этого образовались газы, так что он держался  на  поверхности воды, как шар. Вместо того чтобы утонуть, он тихонько плыл по течению  и, по счастью, оказался вблизи деревни, в которой я погибал.
- Я только не вижу, в чем тут счастье.
- Терпение! Я ведь сказал  тебе,  что  колючки  были  завернуты  в  мою охотничью куртку.
- Воображаю, какой вид она имела.
- Вид, как вид. Куртка первого сорта.  Приедем  в  Бомбей, и я тебе дам адрес портного. Правда, она была вся в дырках, но это значения не имело. Карманы были  целы,  это  самое  главное.  И  я  сразу  бросился  к карманам. Прежде всего, я  нашел  огниво  и  трут.
- Конечно,  трут  здорово промок, но просушить его на здешнем солнце было нетрудно.  Затем  я  нашел свою небольшую лупу, которая  тоже  в  случае  надобности  может  заменить кремень и огниво. В правом наружном кармане оказалось десять  латунных патронов  с  разрывными  пулями.  Эти  латунные   гильзы   можно использовать бесконечное число раз.

                68

- Дорогой мой, но ведь порох, должно быть, промок и обратился в кашу.
- Глубокая ошибка, дорогой Илья. Перед отъездом из России  я  смазал донышки  патронов  и  фитили  раствором  каучука  с  сернистым  углеродом. Испарение этого вещества оставило тонкую пленку каучука на частях, могущих отсыреть, и таким образом, мои патроны  оказались  так  же  недоступны  для влаги, как банки с притертой пробкой. Я использовал  этот  способ,  и  мои патроны сохранились в Сибири  под  проливным  дождем  и  не  пострадали, пролежав целую неделю на дне реки.
- Хорошо, допустим. А фитили? Насколько я знаю, они на деревьях не растут.
- У тебя плохая память. А Ося, тот, вероятно, помнит, что у меня  был еще и левый карман из каучука, и он закрывался, как кожаные  бутылки у нас в Сибири. Так вот, в этом карманчике у  меня  лежало  три  сотни  непромокаемых фитильков. И, кроме того, формочка для пуль, прибор для  набивки  гильз  и пробойник восьмого калибра.
- Пробойник для нарезки пыжей? Но из чего?
- Ах, Илья, хоть ты и заядлый путешественник,  но  ты не очень изобретателен. Из чего я делал пыжи? Из древесной коры, из  кожи, из чего угодно! А порох и свинец везде найдутся. Фургонщики  снабжают  всю Индию.
- Все это верно, не спорю. Но что  толку  в  этих  разрывных  пулях,  в латунных гильзах, во всех этих твоих приборах, если  у  тебя  нет  оружия, хотя бы самого плохонького пистолетика?
- А вот представь себе, что я едва просидел в деревне пять дней, как кто-то притащил целую кучу европейского оружия. Я  взглянул  и весь затрясся. Я увидел три больших карабина восьмого калибра и  сразу  их узнал.
- Должно быть, это наши, черт возьми!  Они  лежали  на  плоту,  который куда-то уносил меня, - сам не знаю куда, потому что у меня  был  отчаянный приступ лихорадки.
- Плот опрокинулся. Но понимаю,  как  ты  спасся.  Ты  мне  сейчас расскажешь. Во всяком случае, обломки вашего крушения попали в руки к индийцам. А когда я увидел свой любимый карабин рядом с вашими,  я  понял, что вы напали на мой след. Индийцев  чрезвычайно  заинтересовало  устройство карабина. Они едва знакомы  с  кремневым  ружьем,  а  центрального  боя  и собачки они никогда не видали.
- Они вертели карабины и так и этак, заряжали и перезаряжали, а как стрелять - не догадывались. И кончилось тем, что они их обменяли на несколько плетенок пива. Само собой понятно, новые владельцы тоже не знали, что с ними делать и, в конце концов, забросили  их, быть может рассчитывая сделать из них наконечники для стрел и копий.
- И как раз мой карабин достался при дележке  одному  индийцу. Ты  сам  понимаешь,  с  какой  завистью посматривал я на это великолепное ружье. Да будь оно у меня в руках  -  и, конечно, патроны, - я мог бы держать в страхе всю деревню.
- Догадываюсь! Ты  нашел  целый  арсенал  в  карманах  своей  куртки  и собирался твердо потребовать освобождения! Ты родился в  сорочке,  дорогой Егор.
- Я этого не думаю. Мне еще пришлось немало  натерпеться.  Но  уж  если подвернулась удача, надо было ее использовать  без  промедления.  Когда  я убедился, что мои патроны в хорошем  состоянии,  я  утащил  свой  карабин, освободил стволы от всякой всячины,  которую  эти  дураки  туда  напихали, зарядил и сказал сам себе: "Ну, была не  была!"  Затем  я  улучил  минуту, когда вся деревня спала,  и  спокойно  ушел,  взяв направление на юг. Стояла ночь, но луна светила великолепно.
- При благосклонном молчании безмолвной луны, - вставил Илья.
- Ну, это как сказать. Лягушки и  цапли  орали  отчаянно.  Но  все-таки спасибо за цитату. Классики были бы  польщены,  если  бы  узнали,  что  их вспоминают в Индии. Итак, я шагал  с  ожесточением  человека,  которому надоело сидеть.
- Несмотря на всю мою осторожность, случилось то, чего  я  описался.  Прошло каких-нибудь три часа после  восхода  солнца,  и  вдруг  человек  двадцать вооруженных туземцев показываются у меня в тылу. Я прислоняюсь к дереву  и решаю, что уж если продам свою шкуру, то возьму дорого.
- А те орут, вопят и бегут прямо на меня. Я прицеливаюсь и думаю:  авось  они  остановятся.  Но ведь те олухи считали, что карабин не стреляет, бояться нечего. И вот  они уже в двадцати шагах от меня и кричат, и  извиваются,  и  гримасничают,  и потрясают копьями.
- Ну,  уж  тут  размышлять  больше  времени  не  было.  Я выстрелил. Дружище, это был выстрел, как  из  пушки.  Подумай:  семнадцать граммов чистого пороха. Три человека свалились замертво. Страшно  было смотреть, что натворила разрывная пуля.
- Я думаю! Такой пулькой можно убить слона!
- На собственную беду, они стояли один позади другого.
- Ну что ж?
- Бедняги. Больше стрелять мне не надо  было  -  я  остался  хозяином положения. Они побежали, как стадо антилоп, и скрылись из глаз. Я  получил свободу.
Рассказчик остановился,  чтобы  повернуть  вертел  с  ароматной  дичью, которая шипела над жаровней.
                69

- Перехожу прямо ко второму акту пьесы. После драмы - комедия.  К  тому же уморительная. Я шагал и шагал, сам не знаю сколько дней и вдруг  в  один прекрасный вечер натолкнулся на охоту за  грандиозным  слоном.  Не  меньше сотни индийцев. Слон был утыкан  копьями,  как  подушечка  для булавок. Казалось, он вот-вот свалится.
- Охотники кричали от радости, глядя на эту гору мяса. Меня скрывал густой кустарник. Я не знал, какое  участие мне придется принять в этом деле, и ожидал  развязки,  лежа  на  земле.  У слона началась агония, непродолжительная, но ужасная.
- Он сделал последнее, но могучее усилие,  поднял  уши,  вытянул  хобот,  протрубил  так,  что  я затрясся, как осиновый лист, и ринулся на группу охотников, среди  которых красовался индиец в ярко-красном  английском мундире. Растоптать этих бедняг, которые выпустили в него еще один рой копий, было для слона делом одного мгновения.
- Только английский мундир еще кое-как держался на  ногах.  Но  хобот  упал  на  него,  обвил  и  прижал. Несчастный  был  беспомощен,  как  цыпленок.  Тогда  настала  моя  очередь вмешаться. Я вскинул карабин и нажал собачку.  Раздался  выстрел,  и  пуля попала слону как раз между глазом и ухом - избранное  место  охотников  за слоновой костью. Черепная коробка развалилась, как тыква.
- Слон поднялся на задние ноги,  предварительно,  впрочем,  разжав  хобот,  что  было  крайне любезно с его стороны. Затем он тяжело повалился на бок, а в это время мой военный уползал,  ело  живой,  взывая  ко  всем  индийским богам. Тут я показался и прошел вперед со всем величием, какое подобает человеку, сыгравшему роль божественного провидения.
- Из моего ружьишка  еще вился дымок, и, когда военный меня увидел, ему было нетрудно  догадаться, кому он обязан своим спасением. Он быстро  оправил  свой  мундир,  который изрядно пострадал от объятий слона, протянул  мне руку и стал выражать горячую  благодарность  на  еле  понятном  английском языке.
- Впрочем, его мимика, была более выразительна, чем  слова.  Лед  был сломан. Часть слоновой туши поделили тут  же,  а  меня  с  большой  помпой отвели в деревню, старостой которой был мой новый  знакомый.
- Опускаю подробности нашего шествия и энтузиазм, с которым нас встречали по пути следования. В глазах этих наивных детей природы его величество еще пользуется всем своим престижем, и счастливый  смертный,  который  не  дал брамину  преждевременно   окочуриться,   стал   для   толпы   предметом благословений.
- Так мы пришли в деревню, в центре которой стояла хижина  брамина. Настоящий дворец. Я был  потрясен,  увидев  обстановку. Несколько успокоившись, брамин величественно проследовал  в  тронный  зал. Настоящий зал и настоящий трон.
- Да ты шутишь! - воскликнул Илья.
Этот красочный рассказ забавлял его, как ребенка.
-  Королевское  сиденье,   на   котором   поместился   сам   властелин, представляет собой прекрасное кресло, обитое бархатом гранатового цвета  с помощью желтых гвоздиков, сверкавших, как  звезды.  На  земле  -  красивые циновки,  а  на  циновках  расставлены  в  живописном   беспорядке   самые разнообразные  предметы,  так  что   мне   трудно   было   удержаться   от непочтительного смеха: тут можно было  видеть  серебряный  чайный  сервиз, библию,  большой,  совершенно  новый английский  чемодан,  несколько стеклянных  флаконов  с  притертыми  пробками  и  многие  другие подобные предметы.
   Индийцы гостеприимны, а их добродушная простота нередко идет вразрез с правилами этикета.  Посидев  минутку  в  своем  кресле, он  молча встал, как человек, который принял серьезное решение и  хочет излить  потоки  своей  щедрости  на  того,  чьим  должником  его   сделали превратности судьбы. Он выпрямился во  весь  свой  высокий  рост,  открыл чемодан и благоговейно извлек из него... Нет, сам угадай.
- Орден Золотого Руна?
- Нет! Бутылку.
Илья и Ося тряслись от неудержимого смеха.
- Бутылка, - торжественно продолжал Егор. - В оправе  из  накладного серебра. В ней была жидкость темно-янтарного цвета.  Высшие  сановники  двора  простерлись   в благоговейном молчании и ждали, когда кончится эта церемония. Но для  меня она оказалась не лишенной интереса.
- Брамин оказал мне почести. Он открыл  бутылку  с  рубиновой  жидкостью, налил в чайную чашку и учтиво  предложил  мне.  Увидев,  что  я  несколько колеблюсь, он сам отпил половину, щелкнул языком  и  снова  протянул  мне. Этот опыт успокоил меня, и я не спеша выпил.
- Не хочу долго вас интриговать - я вижу, вам  не  терпится  знать,  что  было  дальше.  Напиток  оказался прекрасным греческим вином. Его  сюда  завезли  путешественники.  Желая завоевать милость брамина, они подарили ему то, что могло соблазнить этого наивного человека.
- Я  благосклонно принял его  угощение.  Наконец он благоговейно заткнул бутылку пробкой и  поставил  ее обратно в чемодан. Невольно я туда заглянул и был ослеплен.  Я  почти  год проработал на алмазном прииске, но такой великолепной коллекции  камней  я не видел. Брамин заметил движение, которое  я  невольно  сделал.  Он  взял пригоршню сверкающих камней и спросил на своем наречии:
- Белые люди знают этот булыжник?
- Да, - ответил я. - И высоко его ценят.
- Тогда возьми, - сказал он, - потому что ты друг.
Но я не хотел воспользоваться  его  темнотой  и  принять  такой  ценный подарок. Я отказался. А он спросил:
- Белым людям, вероятно,  нужно  много  этих  огненных  камешков,  чтобы складывать в свои гробницы? А с нас хватает и нескольких штук.

                70

- Да нет же, - все отказывался я, но зная,  как  ему  объяснить,  что  в цивилизованном мире алмаз - большая ценность. - Вот что, - сказал я,  -  в обмен на эти камни ты смог бы получить столько  выпивки,  что  хватило  бы наполнить озеро, да еще такое широкое и такое глубокое, что в нем могло бы купаться пятьсот слонов.
- Тогда он занялся долгим и трудным подсчетом, но вскоре тряхнул  головой с видом человека, мозги которого отказываются от  непосильного  труда.  Он открыл чемодан, и я ничего с ним поделать не мог: он насыпал мне алмазов полные карманы и сказал:
- Я хочу, чтобы ты взял эти камни. Когда ты вернешься  в  страну  белых, еще пришлешь мне это вино.
Наступила короткая передышка, во время которой три друга, встретившиеся снова и столь чудесным образом, с аппетитом  поели.  Илья  обглодал  все косточки. Обычно на этих простых и случайных привалах  люди едят быстро и  молча.  Ничто  не  побуждает  к  излишней  разговорчивости: обстановка  неудобна,  кухня  зачастую  самая  дикая,  приправ  нет,  вина никакого. За редкими исключениями, люди едят по необходимости, а  не  ради удовольствия. В экспедициях не едят, а питаются. И побыстрей.
- Твой повелитель брамин, - сказал Илья,  вытягиваясь  на  траве,  - представляется мне порядочным чудаком.
- Он, во всяком случае, славный малый, - ответил Егор, - и я очень жалею, что его нет с нами.
- С ним что-нибудь случилось? Какое-нибудь несчастье?
- Боюсь, что да. Излишне говорить, что я стал не только  гостем,  но  и другом этого брамина. Он очень скоро убедился, что я питаю глубокую симпатию к людям его расы. Он узнал - не понимаю, каким образом, - историю с мальчиком, которого укусила кобра.
- А ведь между их землями  лежит огромное расстояние. Я думаю, больше семи градусов, то есть примерно километров восемьсот. Так вот, несмотря на  дальность  и  на  все трудности связи, наша история перелетела плато и дошла до здешних мест.
- Да, - прервал его Илья, - в Индии любят посплетничать.
Егор громко и весело рассмеялся.
- Посплетничать! Неплохо сказано об этих славных ребятах.
- Я имею в виду не одних только местных уроженцев.
- Кого же еще?
- Сейчас скажу. Если о том, что с нами было на плато, слыхали  индийцы и их брамин, это еще куда ни шло. Но, кто мы, откуда  мы, куда и зачем идем. Вот этого я не понимаю.
- Правильно.
- Думаю, они также знают о  существовании  сокровищ  раджи. По-моему, не исключено.
А если бандиты пронюхает, что лежит в чемодане у твоего друга брамина, то...
- Вот именно я и хотел тебе сказать, что  брамин  исчез. Как я уже сказал, индийцы, зная мои симпатии к  ним,  привязались  ко  мне, полюбили,  считали  своим.  Брамин  чувствовал  себя  все  более  и  более обязанным мне и посвятил меня в страшные тайны индийских браминов.  Мне  предоставили почетное право присутствовать на торжественном празднике.
- Оно происходило, как раз на том самом островке, на который мы  едем.  Мне  дали  эту  пирогу  и позволили свободно плавать по реке вверх и вниз, чем я  и  воспользовался, чтобы  тщательно  изучить  местность. 
- Именно  во  время  одной  из   этих ежедневных прогулок я и заметил одинокую базальтовую стрелку на  островке, три акации и их взаимоположение. Таким образом, мне сразу стало ясно,  что карта, которую твой родственник составил на основании данных индийца Лари, верна.
- Но, чтобы хорошенько изучить местность, мне нужно  было  время  и  большая осмотрительность. Я не хотел  посвящать  брамина  и  ждал  вас.  Я  ждал  с нетерпением, но в полной уверенности, что мы встретимся.
- Неужели? Ты не сомневался?
- Ни минуты.
- А мы едва не погибли.
- Всякое бывает. Но  разве  мыслимо,  чтобы  мы  потерпели  неудачу?  И, наконец, уверенность есть уверенность. И, как видишь, я не ошибался – ведь мы действительно нашли друг друга.
- Ты, я вижу, фаталист.
-  Этот  фатализм  -  вера  в  себя  и  в  вас.  В  этом  сила  всякого исследователя,  основа  его  успехов.  Мы  хотели  добраться  до  острова, и мы добрались, несмотря ни на что. И ничего сверхъестественного в  этом  нет,  потому  что  воля  человеческая  может  творить   чудеса. Возвращаюсь к брамину. Мои усердные поиски сначала, как будто удивляли  его.
- Но вскоре, как мне показалось, он перестал обращать внимание на мои частые разъезды. Неделю назад он отвел меня в сторону и  сообщил,  что  предстоит новое принесение жертв богине Парвати, и, если эта богиня проявляет  к нам благосклонность, он откроет мне одну весьма для меня интересную тайну.
- Я подумал, уж не скрывает ли  этот  человек  тонкую  хитрость  под  маской благодушия и беспечности и уж не догадывается ли он о цели моих  прогулок. Не знаю. Но в тот день, на который  были  назначены  торжества,  прибежали запыхавшиеся воины и сообщили, что многочисленное войско другого племени приближается быстрым маршем и  собирается  напасть  на  их землю. 
- А они даже не подумали оказать своим  вековым  врагам  хоть  какое-нибудь сопротивление.  Они  поспешно  свалили  наиболее  ценные  вещи  в  лодки, подожгли свои хижины и все,  что  не  могли  унести,  переправились  через реку и исчезли. Брамин попрощался со мной и  пообещал  вернуться  через пять лун, если только уйдут  враги. 
                71

- Кроме  того,  он  посоветовал  мне оставаться поблизости  от  реки,  уверяя,  что  никакой  опасности  мне не грозит. Его  предсказания  сбылись.  Пришлые индийцы обходились со мной весьма почтительно.  Я  мог  всецело  отдаваться  моему делу, то есть продолжать поиски. 
- Я  терпеливо  ожидал  их ухода и следил за движением луны, рассчитывая, что брамин вернется, едва уйдут  их враги. Именно в этот период моя счастливая звезда привела меня на  прииск, где я вас встретил. Вот и все.
-  Поразительно!  Твое  похищение,  дорогой  Егор,  плен,   побег, спасение брамина, его лавка старьевщика в  тронном  зале,  его богатство и то, как мы нашли  друг  друга - все это поразительно.
- А теперь, - продолжал Егор, - ты и Илья должны рассказать  мне, что было с вами, и как вы попали на прииск. Только  поподробней!  Меня  все интересует. Мы здесь отдохнем  еще  часок,  и  никто  нас  не  потревожит.
- Дорогой Ося, взгляните-ка на неприятельский берег. Оттуда ничего  больше не слышно. Неужели они отказались от преследования? Я бы не возражал.
- Все спокойно, Егор,  -  ответил  Ося,  быстрым  взглядом окинув реку, катившую в невидимую даль свои желтые воды.
- Отлично. Илья, предоставляю тебе слово.
- Самое удивительное в моей истории, - начал Илья,  -  это ее простота и полное отсутствие хоть каких-нибудь  особенных  событий,  или случайностей на всем огромном протяжении моего пути. Когда ты исчез, мы  с Осей, Сараном и индийцем бросились искать тебя. Генри, Рат и Браун  присоединились к нам, это само собой понятно, хотя я должен отдать им справедливость - они оба вели себя чрезвычайно корректно.
- И вот однажды мы неслись на плоту по разбушевавшейся реке. Шел проливной дождь, и наш  плот швыряло, как щепку. И тут со мной сделался приступ  лихорадки.  Я  потерял сознание и не знаю, сколько времени  болел.  Очнувшись,  я  увидел  нашего проводника и индийца. От плота ничего не осталось. Ося и англичане  исчезли. А я не держался на ногах. Малейшее движение  вызывало у меня невероятную слабость.
- Кроме того, я испытывал  страшные  боли,  они начинались в затылке и расходились по всей спине. К физическим  страданиям прибавлялась тревога за вас. Так что положение было отчаянное. Мои славные индийцы кое-как объяснили мне, что я провел в буйном бреду неделю.
- Потом  они  смастерили  носилки,  уложили  меня  и  понесли  в надежде, что мне  помогут  какие-нибудь  кочевники,  если  только  удастся повстречать их в на плато. Вы  уже,  вероятно,  заметили,  что  Саран  очень толковый и очень сердечный малый.
- Он ухаживал за мной  самым  лучшим образом. А в это время индиец лечил меня своими методами. Он построил крохотный шалашик из ветвей, плотно закрыл его широкими листьями, придав этому несложному строению форму  улья,  и  оставил  в  нем  боковое отверстие, через которое я мог просунуть голову.
- Когда все было готово, он меня раздел донага и ввел в шалашик. А  там  тлели  сухие  ветви  и  куски какого-то ароматного дерева, стоял густой  дым.  Если  бы  я  не  высунул голову, я бы сию же минуту задохнулся. Я отделался длительным копчением, в результате чего сильно пропотел - пот лил с меня прямо-таки ручьем. Едва я вышел из этой парильни, как Саран накинул  на  меня  мою  сорочку,  которую предварительно намочил в ледяной воде. Я сразу лишился чувств!
- Да так они могли тебя просто убить!
- Именно это я и позволил себе заметить ему. Но  тот возразил: - "Не бойся, белый. Это прекрасное лечение: так лечился сам  Будда, когда у него была лихорадка. Прекрасное лечение!" Мне только и оставалось, что  склониться  пред  авторитетом  Будды  и  дать   себя   коптить, массировать, растирать и обливать водой.  Но  три  дня  этого  варварского лечения, и я был совершенно здоров. Что еще  сказать  вам?  Я  пустился  в путь, едва мне позволили  силы.  И  я  направился  на  север.  Мои  добрые
спутники поддерживали меня, их преданность не ослабевала ни на  минуту.  К несчастью, у меня не было оружия - оно пошло ко дну,  когда  на  одном  из поворотов реки разбился наш плот. Но Саран  и индиец добывали для меня пищу. Мы питались корнями, дикими ягодами, почками и даже насекомыми.
- Тьфу! - брезгливо воскликнул Егор.
А Илья возразил:
- Что бы мы ни думали  и  ни  говорили  о  ящерице  раньше,  но  она  - подлинный друг человека. В этом я  убедился  на  опыте.  Затем,  время  от времени мы закатывали себе пиры, - когда находили гнезда птиц.
- Это уже лучше.
- Я тоже так думаю. Яйца птиц, правда, не такое уж тонкое лакомство, но мы до того настрадались от голода, что нам  и  они  казались  вкусными. Затем мы попали в места, более богатые дичью, и удачно охотились. Это меня и спасло. И так дни шли  за  днями.  Мы  все-таки  продвигались  вперед  и вперед, и в один прекрасный день я услышал шум большой реки. Так  что для  меня  все  это  громадное  путешествие  сводится  к  трем  ощущениям: лихорадка, голод и ходьба.
- И это все?
- Все.
- А твои спутники?
- Они должны находиться где-нибудь недалеко от прииска.  За  них  я  не тревожусь. Они не пропадут, и мы их еще увидим. Я не думал,  что  в  таком глухом месте я найду прииск и белых.  Поэтому  я  отправился  на  разведку один, а индийцам наказал не беспокоиться, если меня долго не будет. Когда  я вошел в палатку, там стоял страшный шум: это наш Ося сражался с  кем-то, как настоящий дьявол.

                72

- Отлично, дорогой  Илья.  Можно  сказать,  все  хорошо,  что  хорошо кончается. А вы, Ося, - что вы можете нам рассказать?
- А у меня и рассказывать нечего, Егор.
- Как это - рассказывать нечего? Вы, однако,  не  упали  с  неба  и  не вывалились из воздушного шара?
- Нет, я приехал верхом на лошади.
- Вот как?
- Да, Егор, на лошади, на дикой лошади. Она бегает очень быстро.
- Как же вы себе раздобыли такую лошадку?
- Я убил змею, которая хотела  ее  съесть.  Змея  имела  больше  восьми метров в длину.
- Что же вы с ней сделали?
- Я содрал с нее кожу и сделал упряжь для лошади.
- Подождите,  Ося,  дорогой.  Мне  что-то  не  все  ясно.  Расскажите подробно и не выматывайте душу.
- Да ведь я рассказываю, Егор. Дикая лошадь - это вам  не  простая лошадка. Приручить ее - это большое дело. Она вила  ногами,  подымалась на дыбы, ложилась на землю,  пыталась  кусаться. Но я  с  ней поговорил, с чертовкой, и она меня поняла.
Илья рассмеялся, и рассказчика это несколько смутило.
- Видишь ли, - сказал Илья,  -  наш  Ося  не  бог  весть,  какой оратор.
- Ничего, продолжай, Ося, - мягко предложил Егор. – Вы прекрасно знаете, что мы шутим.
- Вот я и говорю! - продолжал тогда Ося. - Когда Илья  уехал на плоту, я остался один. Мистер Рат тоже остался и  стал  ругаться,  как извозчик. Они ушли направо, я - налево. Так мы и  потеряли  друг  друга  из виду. На  другой  день  я  вдруг  вижу здоровенную змею, питона. Она уцепилась хвостом за дерево и обвила кольцами бедную лошадь. Одним выстрелом я  прикончил  эту  гадину  и  быстро  связал  лошадь лианой. Она тяжело дышала и отдувалась, как тюлень, а я  связал  ей  все четыре ноги. "Так, - думаю, - хорошо! Ты будешь  иметь  честь  понести  на спине одного славного малого из России". Да не тут-то было!
- Только я захотел взобраться ей на спину,  мерзавка  стала  брыкаться.  Ах, бедная ты моя головушка! Что ж тут делать? Вот я и подумал, что из змеиной кожи можно было бы  сделать  подходящие  поводья,  и  стал  раздевать  эту змеюку! Сделал поводья, надел на лошадь и давай рысью. И лошадь пошла у меня не хуже, чем домашняя. Право же, она даже могла бы  обогнать  домашнюю лошадь.
- Так просто? Вы меня удивляете.
- А я все сказал. Вот только забыл добавить, что я снял с себя  рубашку и завязал моей лошади глаза. И еще я  сделал  ей  ножом  дырку  в  храпе  и пропустил через храп ремень из змеиной кожи.
- Ну, вот!
- А это очень хорошее средство. Я не знаю ни одного мула, который мог бы сопротивляться, когда ему  прокалывают  храп  и  пропускают ремень.
- Я думаю!
- Моя лошадь несла меня, как миленькая. Я  только  натягивал  поводья  то вправо, то влево. Как удила, которых она не могла грызть.
- Конечно. Я часто встречал индийцев и спрашивал - очень вежливо,   как проехать к реке Кистне, а они ни за  что  не  хотели  отвечать.  Они смотрели на меня так, как если бы я свалился с облаков, и понимали меня не лучше, чем если бы я говорил по-испански с поляком. Тогда я решил держать курс по солнцу. И такк я ехал  и ехал, покуда не добрался до трактира, где мы и повстречались.
- И это все?
- Все, Егор. Вот разве только еще одна  мелочь.  Я  не  могу нахвалиться нашими индийцами, но что касается белых. Дело было дня за  три - четыре до моего прибытия в этот алмазный край. Я страшно устал и еле  волочил ноги.
- А лошадь где была?
- Лошадь околела еще за тридцать шесть часов  до  этого.  Она  перестала есть, бедняжка. Затем рана в носу стала у нее  гноиться.  Это  было  после того, как мы целую ночь проскакали по степному пожару.
- Вы попали в огонь?
- Но я себе даже волос не обжег.  Моя  лошадка  неслась  среди  антилоп, тигров и обезьян, как ветер. Уйма была всякого зверя. Наконец она  свалилась. От голода, или от смерти,  или,  быть  может,  по  другой причине. 
- Я  продолжал  дорогу  пешком  и  повстречал   огромный   фургон, запряженный быками. Я хотел купить  поесть  и  предложил  фунт  стерлингов золотом. Из тех денег, которые вы мне поручили  нести.  Они  были  при мне.
- А тот чудак, который правил  быками,  грубо  послал  меня  ко  всем чертям и швырнул мне мои золотой прямо в лицо. Не был  бы  я  так утомлен, я бы с ним расправился не хуже, чем с сегодняшним  англичанином. Я попросил показать мне дорогу до реки. Что касается дороги на реку, то меня подвезли, а за дорогу с меня попросили  двадцать тысяч  фунтов стерлингов под дулом карабина. А я был безоружен, так что пришлось подчиниться.
- А твой карабин? - спросил Илья.
-  Карабин  украли в дороге.
- И после этого вы говорите, что у вас не было никаких  приключений!  - смеясь, воскликнул Егор.
-  Можете  смеяться  сколько  угодно,  Егор.  Мне  пришлось подчиниться. Я обошелся  вам  в  двадцать  тысяч  фунтов стерлингов.  Это  чертовски дорого.
- Ах, оставьте. По-моему, это даром. Да,  наконец,  мы  еще  с ними посчитаемся.
- Черт меня возьми, да  ведь  это  книга!  В  таком  месте.  Индийцы неграмотны, а здешние белые не тратят времени на чтение. Странная находка. Ни индийцы, ни люди с прииска  не  могли  бы  оставить  ее  здесь,  под деревом. Надо посмотреть. Может быть, она пригодится для пыжей?

                73

Одинокий всадник, который рассуждал таким образом,  легко  соскочил  на землю и поднял книгу.
- Ишь ты! - сказал  он  насмешливо.  -  Библия!  Не  иначе,  как  здесь проходил какой-нибудь миссионер. Возможно, святой человек сидел, как раз  в том фургоне, следы которого я только что видел. В таком случае, я  даром теряю время. Миссионеры обычно бедны, как нищие, и, если я нападу  на его фургон, мне ничего не достанется, кроме душеспасительной проповеди. И это была бы вторая за три дня! А я предпочел бы  несколько  унций  золота, даже если бы за пего пришлось отдать немного свинца  в  виде  круглых, или цилиндрических пуль.
Раздосадованный, он снова вскочил на  своего  огромного  коня,  который нетерпеливо грыз покрытые белой пеной удила.
- Ничего не поделаешь! Ничего  не  поделаешь!  -  бормотал  незнакомец, машинально листая книгу.
- Ах, позвольте! - воскликнул он внезапно. -  Тут  на  первой  странице что-то написано. Какие-то каракули. Как будто рука дрожала. К тому  же и чернила красные. Или розоватые. Все это имеет довольно зловещий вид. Уж не кровь ли это? Кровь! Никаких сомнений. Заинтригованный, он медленно прочитал:
- Кто бы вы ни были,  но,  если  вы  нашли  эту  книгу,  пожалейте  двух несчастных женщин, которых держит в плену бандит. У  вас  есть  мать,  или сестра, или невеста.
- Не знаю,  не  знаю,  -  сказал  путник  в  сторону.  -  Что  касается кормилицы, то я помню только Тэда, который был шкипером  у  нас  на судне, когда я служил юнгой в британском флоте. Помню, как здорово  он выбивал из меня пыль линьком. Жены у меня нет, я закоренелый холостяк. А что касается невесты - это  другое  дело.  Невеста  у  меня  есть:  добрая пеньковая веревка. Раньшо, или позже,  а  мы  с  ней  соединимся. Однако посмотрим, что там написано дальше.
- или  невеста.  Во  имя  чувств,  которые  вас  к  ним  привязывают, снизойдите к жестоким и незаслуженным страданиям. Придите на  помощь  двум женщинам, которые не могут найти убежища даже в смерти.
Анна Смит.
- А мне-то какое дело  до  всего  этого?  -  грубо  сказал  незнакомец, захлопывая книгу. - Какая-то женщина шатается по просторам Индии. А  я тут при  чем?  Искательница  приключений.  Но  путешествие-то  у  нее, видимо, не из приятных, если судить по этим строкам! Э, да что это, уж  не расчувствовался ли я? Как глупо! Я слыхал  о  некоем  Дон-Кихоте,  который воевал с ветряными мельницами.
- О нем рассказывал у нас на фрегате  командир. Ну и смеялись наши  ребята!  Не  будем  разыгрывать  Дон-Кихота.  А все-таки  книга,  брошенная  так  вот  среди  пустыни,  чем-то  напоминает бутылку, брошенную в море.  Она  несется  по  бушующим  волнам,  а  в  ней записка, а в записке - быть может,  последняя  воля  моряка,  потерпевшего крушение.
- Священная вещь - такая  записка.  Не  был  ли  я  и  сам  спасен благодаря такой бутылке? Правда, моими спасителями  оказались  отъявленные негодяи, я прошел у них школу и сам стал не  лучше.  Но  что  из  того? Раньше, чем стать бандитом, я  все-таки  был  честным  моряком. Конечно, бывают дни, когда  разница  между  добром  и  злом  не  так  ощутима.
- А по-моему, эта записка написана англичанкой. Сама подпись говорит об этом. Англичане не раз  оказывали  мне  услуги  в  жизни,  за  которые  я  их  не поблагодарил. Только потому, что случая не было. Ибо хоть я и совершил в жизни кое-какие злодейства, но неблагодарным я никогда не был.
- А  вот  и благоприятный случай. Тем более, что в делах сейчас застой и в настоящее время я не больше занят, чем адмирал в отставке. Итак, жребий брошен.  Я пускаюсь на поиски этих двух женщин. Никто никогда,  впрочем,  не  узнает, что Артур Смит разыграл Дон-Кихота. Вот  следы  фургона,  из  которого  было выброшено это послание, полное отчаяния. Вперед!
Опередим на несколько километров грабителя, который на  время  забросил свое преступное ремесло, и  догоним  фургон,  медленно тащили  усталые быки.
Это тот самый фургон, который  через  несколько  часов  после  убийства мистера Смита Джон застал в  покинутом  доме. Белый дикарь, нечувствительный к палящему зною, тяжело  шагает  впереди фургона, рядом с козлами. Его широкополая шляпа, нахлобученная  на  глаза, позволяет  видеть  только  белокурую,  скорей  рыжеватую   бороду,   точно приклеенную к кирпичного цвета лицу.
Рука сжимает непомерной длины кнут, который время от  времени  взвивается  с  головокружительной  быстротой  в воздух и с  треском,  похожим  на  пистолетный  выстрел,  обрушивается  на исхудалые спины быков.
Джон кажется озабоченным. Он все повторяет обрывки фраз,  изобличающих тайную тревогу и глубокое недовольство.
- Чертово ремесло! - ворчит он. - Вот уже два  месяца,  как  я  караулю двух голубок, которые только о том и мечтают, как  бы  вырваться  из  этой тюрьмы на колесах. Дни идут за днями, а я не  вижу,  когда  это  кончится. Генри и Гари, видимо, себе и в ус не дуют. Они распоряжаются мной, как если бы я не был главным. Они уже давно извещены, что  дело  удалось, что у меня в руках женщина, которая знает, где  закопан  клад. 

                74

- Но  вместо того  чтобы  примчаться  самим,  они  назначают  мне  встречу  у  реки Кистны. Какого черта они там делают? Говорят, там найдены новые прииски. Но при чем тут мы? Разве это дело для таких слонов, как мы, - работать на приисках?  И,  наконец,  мне  просто  скучно.  Я  думал,  эта  бабенка  мне достанется легко, и будет ходить по струнке. Не тут-то  было.
- Это  она мной повелевает, как рабом. Да еще вряд ли говорила бы она с  рабом  таким презрительным тоном. А я околдован. Я  даже  не  смею  возражать.  Я  едва позволяю себе взглянуть на  нее.  И  как  только  она  уставится  на  меня своими глазами, точно пистолет наводит, я мгновенно удираю, и мне  хочется  выть, как воет шакал, увидевший тигра. Глаза у нее сверкают, как сталь,  и  мне делается прямо-таки больно.
- А та, вторая, еврейка!  Лучше  бы  мне  велели приручить черную пантеру! Как это в Европе мужчины все-таки умеют  подойти к подобным созданиям? Глядеть не на что - пигалица,  тростиночка,  а  ведь вот берет такого мужчину, как я, и делает с ним что  хочет!  Нет,  с  этим надо покончить!.. Но как? Эй, сударыня, спрячьте голову!
- Вы, кажется, смеете мне приказывать? -  отозвался  тотчас  мелодичный женский голос, в котором, однако, слышалась непреклонная твердость.
- Нет, я не приказываю, - защищался Джон. - Я прошу.
- Мне все равно. Уж не хотите ли вы, чтобы мы задохнулись в фургоне?
- Но ведь посмотрите, как солнце жарит! Это опасно. Я боюсь за вас.
- Какое вам дело до меня?
- Как - какое мне дело? Вы хотите знать, какое мне дело?
- Нет. Я хочу воздуха.
- Сударыня,  сейчас  это  невозможно.  Сейчас,  в  полдень,  на  солнце смертельно опасно. А ваша жизнь мне слишком дорога.
Взрыв презрительного смеха прервал тираду  Джона,  и  лицо  его  стало пунцовым от гнева, быть может, от стыда.
- Моя  жизнь.  Ха-ха!  Как  вы  это  хорошо  сказали,  мистер Джон. Признайтесь лучше,  что  вы  надеетесь  получить  за  меня  выкуп  в  виде сокровища индийского раджи.
- Что верно, то верно, сударыня. Я жаден, как дикарь. Но жадность -  это единственная моя страсть. Вблизи вас я понял,  что  могут  быть  и  другие страсти. И более сильные.
- Молчите, мужлан!
- Ну, знаете, это уж чересчур, в конце концов! И, наконец, пусть так.  Я мужлан. До сих пор я был покорен, как собака. Я  хотел  быть  джентльменом вроде ваших европейских паяцев, а теперь кончено!  Теперь  говорит  грубое животное, которому ничто сопротивляться не может.
Крик ужаса раздался внутри фургона:
- Анна, сестра моя, что  вы  наделали?  Вы  до  сих  пор  укрощали  это чудовище своим спокойствием, а теперь вы его вывели из себя.
- Не бойтесь ничего, Сара, дитя мое. Раньше или позже, но  это  должно было случиться. Чем раньше, тем лучше! Вы готовы?
- На все готова, дорогая Анна. Вы это знаете.
- Тогда предоставьте мне действовать.
Джон вне себя от бешенства бросил на землю свой кнут и пронзительным криком остановил быков. Он побежал к задней двери фургона и достиг ее в ту минуту, когда обе женщины умолкли. Он ожидал, что дверь окажется на запоре, и решил навалиться на нее всей своей тяжестью.
Но засовы, на которые она  была  закрыта  изнутри,  быстро упали, оставляя проход широко открытым. Если бы Джон встретил  препятствие,  его  ярость  разгорелась  бы  еще больше, его силы удесятерились бы. Но  это  подобие  безоговорочной  сдачи ошеломило его. Он остановился, как вкопанный. Будучи осторожен, как  всякий дикарь, он почуял ловушку и оглядел фургон  беспокойным  и  подозрительным взглядом.
Обе женщины, великолепные в своем мужестве и неустрашимости,  стояли  в темном проеме дверей, освещенные яркими лучами солнца.  Сара  была  менее решительна и опиралась на плечо Анны Смит,  нежное  лицо  которой, искаженное негодованием и непоколебимой решимостью, стало неузнаваемым.
- Потрудитесь войти, мистер Джон, - сказала она с ироническим смехом.
Этот смех хлестнул бандита, как удар кнутом, и  совсем  уж  выбил  его  из колеи: Джон рассчитывал, что женщины испугаются,  что  они  будут  робки. Однако его колебания были непродолжительны. Он зашел слишком далеко, чтобы сразу отступить. Кроме того, гнев нарастал в  нем  медленно,  как  у  всех животных с холодной кровью, и мог спадать тоже только медленно.
- Ладно! - сказал он глухим голосом. - Я повинуюсь вам. Но,  черт  меня возьми, хорошо будет смеяться тот, кто будет смеяться последним!
- Я должна, однако, предупредить вас, мистер Джон, что  вы  не  уйдете слишком далеко, и что эта наша встреча будет последней.
- Это  мы  посмотрим,  -  ответил  Джон,  поднимаясь  на  ступеньку  и собираясь пройти в фургон.
Госпожа Смит отступила на шаг,  и  тогда  Джон  увидел  стоявший позади нее бочонок вместимостью литров в двадцать.  Она  протянула  правую руку, и в руке что-то сверкнуло. Бандит затрясся, но вскоре замер.
- Что ж это? - бесстрашно сказала молодая женщина. -  Вы  остановились? Уж лучше признайтесь, что вам страшно взорваться вместе с нами.
- Да, сударыня, мне страшно, признаю это.  Мне  страшно  за  вас, потому что я хочу, чтобы вы жили.
- Вы отлично видите, что мы решились на все и  теперь  мы  ваших  угроз больше не боимся. Еще вчера мы всего могли ждать от вашей животной ярости. Я обезумела от страха  и  написала:  - "Придите  на  помощь  двум  женщинам, которые не могут найти убежища даже в смерти".  Но  сегодня, у меня есть оружие. Этот револьвер я случайно нашла в ящике, на который вы не обратили внимания, и я могу разрядить его в этот бочонок с порохом. Это ваш бочонок, должно быть. Так вот, мистер Джон, мы вас не боимся.  Можете войти, можете выйти, как вам будет угодно.

                75

- Вы писали? – с сомнением сказал Джон.
Эти слова госпожи Смит обеспокоили его больше, чем все ее угрозы.
- Я буду снисходительна и отвечу вам. Да, вчера я своей кровью написала последний призыв. Я написала его на страничке книги и выбросила  книгу  на дорогу. Я сделала это в надежде, что книгу найдет какой-нибудь  человек  с добрым сердцем и придет нам на помощь.
- Хотя вы и держите нас в заточении,  я  все же заметила на дороге много следов, и это меня убедило, что мы находимся в местности все-таки обжитой. Да вот смотрите! Ведь это не обман зрения.  Вы можете не хуже нас увидеть вдали облако  пыли.  Кто-то  скачет  верхом  на лошади. Берегитесь, мистер Джон. Быть может, это и есть мститель.
   Джон зарычал от бешенства. Он выскочил, резко хлопнул дверью и  бросился к передку фургона, где лежало его длинное однозарядное ружье.
- Гром и молния! - воскликнул он. - Теперь я,  по  крайней  мере,  буду иметь дело с мужчиной. И если он не ответит мне за все, то пусть уж  лучше меня заберут черти.
Госпожа Смит не ошибалась. Не  прошло  и  нескольких  минут,  как всадник стал виден совершенно отчетливо.  Будучи  человеком  осторожным  и рассчитывая  на  плохой  прием,  он  соскочил  на  землю  на   расстоянии, недостижимом для ружейного выстрела,  и  медленно  направился  к  фургону, шагая позади  своей  лошади,  которая  служила  ему  живым  укрытием. 
Эта предосторожность спасла ему жизнь, ибо взбешенный  Джон  поджидал  его  с ружьем в руках и несомненно выстрелил бы, не вступая ни в какие разговоры. Прибавим, что Джон был искусный стрелок. Для него было  сущим пустяком  попасть на расстоянии ста метров в донышко бутылки. Но и незнакомец  отлично  знал хитрости бандитов. Поэтому он держался позади лошади так, что Джон не мог прицелиться, и только мысленно осыпал его проклятиями, хотя и воздавал должное его умению маскироваться.
- Здорово! Молодец! - ворчал Джон, как  игрушку  держа  в  руках  свое огромное ружье. - Все-таки приятно нарваться  на  такого  противника.  Но ничего, дружище, скоро ты покажешься. И пусть я только  увижу,  куда  тебе всадить кусочек свинца, как ты его получишь.
Расстояние медленно сокращалось. В брезенте, которым был покрыт фургон, имелась  небольшая  дырочка,  и, прильнув к ней, обе молодые женщины, задыхаясь  от  волнения,  следили  за нарастанием событий.
Анна догадывалась, что незнакомец нашел брошенную  ею  книгу,  ибо  он, видимо, знал, с кем ему придется иметь дело. Иначе он не принимал  бы  мер предосторожности. Анна уже  пожалела,  что  в  минуту  отчаяния  совершила поступок, который теперь подвергал смертельной опасности жизнь незнакомого человека.
Застыв от ужаса, она ждала выстрела и свиста пули, но, к ее  изумлению, Джон воскликнул что-то самым веселым голосом. Дело в том,  что  он  узнал огромного коня незнакомца.
- Черт возьми, да ведь это пегая лошадка моего Гари. Второй  такой нет во всей Индии. Шевелись же, чудак ты этакий! Нечего прятаться. Это  я, Джон.
Незнакомец ускорил шаг и вскоре был совсем  близко.  А  Джон  отставил ружье и улыбался во весь рот, ширине которого мог бы позавидовать кайман. Но его радость и веселье были  кратковременны.  Джон  оцепенел,  когда незнакомец стал виден во весь рост.
Вместо  своего  тяжеловесного  друга бандита Джон увидел   человека высокого роста  и  могучего  сложения,  но  изящного,  тонкие  черты  лица которого не имели ничего общего со скотской физиономией Гари.
- Негодяй! - зарычал Джон, охваченный  бешенством.  -  У  тебя  лошадь моего друга. Значит, ты его убил?! Умри же!
И  с  ловкостью,  какой  даже  и  ожидать  нельзя  было  от   человека, наделенного телосложением носорога, он бросился к незнакомцу, приставил ему свое ружье прямо к груди и спустил курок. Но раздался только сухой треск, произошла осечка.
Яростные крики  послышались  в  это  время  издали:  с  противоположной стороны  дороги  скакали  верховые.  Они  охватывали   фургон   угрожающим полукругом, крича:
   - Смерть Артуру Смиту! Смерть! Смерть вору.
  Артур Смит - читатель давно его узнал - и бровью  не  пошевелил.  Горькая улыбка пробежала по его лицу,  только  когда  он  услышал  яростные  крики приближавшихся всадников. Затем, видя, что его вот-вот окружат,  он  одним прыжком вскочил в седло и скрылся, как вихрь, бормоча:
- Не легко бывает сделать доброе дело. В кои веки пришла мне  в  голову такая фантазия, и я едва не заплатил за нее слишком дорого.
Увидев, что рухнула единственная надежда на спасение, Анна  побледнела. Ее заставили обернуться душераздирающие рыдания подруги.
- Не надо, не надо, девочка! Мужайся!
- Ах, этот человек. Да ведь это он!
- Кто?
- Русский, который продал свой участок моему отцу. Это он сделал меня сиротой. Он убийца!
Читатель   помнит   совещание   бандитов   в   шалаше   неподалеку   от прииска Голконда и гнусную комедию, которую тогда задумал Джон.  Бандиты пронюхали о существовании индийских сокровищ и решили во что бы  то ни стало завладеть  ими.  Но  они  не  знали,  где  именно  эти  сокровища находятся. Поэтому они разработали дьявольский план,  который  должен  был привести их к цели без всяких трудностей.

                76

На первый взгляд план казался страшно сложным,  а,  в  сущности,  он  был очень  прост,  если  принять  во  внимание  ловкость  и  энергию   опасной бандитской тройки. Прежде всего, надо было использовать кратковременное пребывание  Ильи на прииске, чтобы возбудить против него подозрение  и  сделать невозможным его пребывание не только на прииске,  но  и  на  всей территории английской колонии.
Убийство торговца, совершенное за несколько часов до внезапного отъезда  Ильи и  Егора,  продажа  Егором своего участка этому торговцу и разные догадки  и  слухи,  довольно  ловко пущенные доверенными людьми трех бандитов, - все это  обеспечило  успех первой части бандитского замысла.
В виновности русских были убеждены не только незадачливый полицейский мистер Рат, но и большая часть населения прииска. Далее двум бандитам и их достойному сообщнику надо было, как  можно  скорей подсунуть русским своего человека, который сопровождал бы их, как  тень, вплоть  до  таинственного  места,  где  хранились  вожделенные  сокровища.
Читатель видел, как ловко справился Генри этой деликатной задачей: он сумел расположить к себе трех бесстрашных путешественников и  если  еще не вошел у них в полное доверие, то, во всяком случае,  был  принят  и  их среду. Наконец, уже известно, что Джон питал еще и бешеную страсть к  госпоже Смит, руки которой он добивался.
Мысль  о  сокровищах  владела  Джоном,  как   наваждение.   Однако   и воспоминание о молодой англичанке тоже было неизгладимо. Ему хотелось во что бы то ни стало увидеть ее снова, оторвать от  любимого, сделать так, чтобы возлюбленный исчез, чтобы его не стало, а  затем  разбогатеть  и увести молодую женщину на родину.
Он был самоуверен и  не  сомневался, что сумеет утешить женщину, которую ему хотелось поскорей увидеть  одинокой. Он рассчитывал стать ее мужем. Но в то время как  Илья отправился  на  берега  Кистны отыскивать закопанные там сокровища, его любимая оставалась  на прииске Голконда  и жила там со своим отцом.
Трудно было заставить ее покинуть это убежище,  и вряд ли можно было завлечь Анну в  дикие  моста,  где  ее  легко  было  бы похитить. И  в   этом   деле   мерзавцу  Джону   тоже   помогла   его   дерзкая изобретательность. Влюбленность и жадность сделали его тонким дипломатом - что, на первый взгляд, казалось несовместимым с его грубой внешностью, - и он нашел верный способ вытащить Анну из дому.
Надо было только заставить ее  поверить,  что  Илья  тяжело  ранен  и умоляет   приехать.   Эта   выдумка   должна   была   показаться    вполне правдоподобной, если принять во  внимание  бурный  темперамент  Ильи  и бесчисленные опасности, с которыми была сопряжена его жизнь в  этих  диких местах. 
Генри,  который  был  единственным  грамотным  во  всей этой компании, немедленно написал записку. А  сам  Джон,  после  длительной  и безостановочной бешеной скачки, доставил ее на прииск.
Анна Смит, потрясенная зловещим посланием, выехала  немедленно из Бомбея вместе со  своим  отцом.  Джон  следовал  за  обоими  этими  беззащитными существами по пятам в  ожидании  благоприятной  минуты,  когда  без  труда сможет их похитить. Читатель помнит, как произошло это похищение: им  заканчивается  первая часть нашего романа.
Джонс любил эффекты. Он нанял целую шайку бродяг, приказал  им  напасть на карету, в которой ехали Анна и  ее  отец,  сделать  это  с большим шумом, убить лошадей, а в случае малейшего  сопротивления  уложить также  форейтора  и  кучера.  Было   условлено,   что   тут,   как   некий ангел-спаситель, появится он, Джон. Он прогонит разбойников  и  освободит рыдающую красавицу, совсем как герой романа.
Бандитов все это симулированное нападение забавляло,  как  любительский спектакль, но они сделали  свое  дело  с  неслыханной  грубостью.  Комедия завершилась драмой, и берега реки окрасились кровью трех убитых. Так Анна оказалась во власти своего похитителя.
Этот неотесанный мужлан всячески пытался ее утешить, а чудесный  случаи захотел, чтобы в деревне он нашел Сару, дочь того самого  торговца, которого он заколол, чтобы было  в  чем  обвинить  Илью и Егора.
Общность жестокой судьбы объединила молодых женщин. Сара  возвращалась  в Бомбей. С  сердечностью  родной  сестры  она  предложила   Анне в фургоне и согласилась повернуть обратно, чтобы доставить ее на прииск.    Нечего и говорить, что Джон, наконец-то захвативший Анну в свои  руки, и не подумал направиться на прииск.
Однако он был слишком  хитер, чтобы выдать свои намерения.  Он  предпочел  сохранить  роль  благодетеля, спасителя. Правда, он пытался ухаживать и  быть  любезным,  но  делал  это неловко, неуклюже. Впрочем, его грубая неотесанность и  отсутствие  какого бы то ни было воспитания заставляли Анну относиться к нему снисходительно.
Госпожа Смит жила во власти смертельной тревоги и  находила,  что время тянется страшно медленно. Быки еле двигались,  хотя,  казалось,  бандит всячески их понукал. Молодая женщина полагала, что он уже забыл  про  свое неудачное сватовство,  и  смотрела  на  него  только  как  на  услужливого спутника, который ради нее не щадит ни своего времени, ни труда.
Сначала Джон намеревался отвезти своих пленниц на  земельный  участок, который он арендовал вместе со своим другом Гари.  Он  имел  в  виду  обойти прииск слева и повернуть прямо на восток, когда некий  посланец, направленный  к  нему  Гари  по  поручению  Генри,   приказал повернуть во что бы то ни стало  и  без  всякого  промедления  к  реке Кистне.

                77

Генри не терял связи с ними. Через кочевников, которые шли  по следам   европейцев,   он   довольно   часто   извещал   бандитов   о   своем местонахождении. Джон понял,  что  приближается  решительная  минута.  Он изменил маршрут и стал торопиться к своим сообщникам.
Именно в это  время  фургон  покинул  территорию,  недавно  захваченную англичанами и на которой  английское  правительство  уже  установило  свою власть. Госпожа  Смит  и  ее  подруга,  давно  привыкшие  к   длительным путешествиям, были весьма удивлены переменой направления и заявили об этом погонщику. Тот ничуть не смутился.
- Несколько дней назад я послал нарочного на прииск  узнать  о вашем любимом, - угрюмо ответил он.
Анна почувствовала, что все ее недоверие к этому человеку рассеивается, и поблагодарила. Белый дикарь умел быть внимательным, как  человек  вполне цивилизованный.
- Нарочный вернулся.
- И что он сообщает? О, говорите, умоляю вас!
- Что ж, Илье  лучше.  Рана  оказалась  менее  серьезной,  чем  думали раньше. Он находится недалеко от реки Кистны. Вот и все.
Несколько слов, которые бандит выдавил из  себя  как  бы  нехотя,  молодая женщина слушала, как небесную музыку. Это была первая радость,  какую  она пережила с той минуты, как до нее  дошло  роковое  известие.  Сколько  мук пережила она с тех пор, сколько рыданий подавила,  сколько  пролила  слез.
Увы, было суждено, чтобы ее отец заплатил жизнью за попытку найти Илью, и счастливое известие о том, что Илья жив, уже не застало его в живых. Благодарность Анны взволновала  Джона  не  больше,  чем  воспоминания  о злодействах, которые он совершил, чтобы  добиться  своей  цели.  Джон  до такой степени вошел в свою роль, что еще немного  -  и  он,  в  самом  деле, считал бы себя благодетелем Анны Смит. Он сказал со своей непроницаемой медлительностью:
- Раз уж вы ехали так далеко, чтобы увидеть раненого, я подумал, что вы согласитесь проехать еще немного, чтобы увидеть его  здоровым.  Поэтому  я переменил  направление  и  повернул  на  Кистну.  Если  только   вы   не возражаете, - прибавил он с двусмысленной улыбкой.
Анна знала, что ее любимый имел в виду добраться именно до этих  отдаленных мест, и потому ни на минуту не усомнилась в том, что бандит  говорит  правду. Однако, боясь стеснить свою любезную спутницу,  она  обернулась  к  Саре, чтобы спросить ее согласия.
- Я поеду, куда вам угодно, - мягко ответила девушка. - Я полюбила  вас, как родную сестру. Теперь вы мне заменяете мою семью. Едем.
Дни  следовали  за  днями  со  всем  тягостным  однообразием,  присущим длительным передвижениям по этим безлюдным местам. Уже  было  недалеко  до вожделенной  цели,  когда  пустяковый  случай  неожиданно  раскрыл   обеим путницам весь ужас их положения.    Однажды вечером, когда все спали - и  люди  и  утомленные  животные,  - Джон забрался под фургон и положил рядом с собой нож и ружье.
Правда,  он храпел, как кузнечные мехи, но это ничего не значило,  он  не  спал  -  он прислушивался. Вот в нескольких шагах раздался тонкий металлический свист, какой издает кобра, когда разозлится. Бандит  услышал  эти  необычные звуки. С неслыханным хладнокровием, не меняя  положения  и  не  переставая храпеть, он еле заметным движением схватил нож.
Напрягая весь  свой  слух, он приложил ухо к земле. Слышалось легкое шуршание, точно по песку передвигалась змея. Однако звук не  был  непрерывным,  это  была  не змея. Он прерывался через правильные промежутки,  как  если  бы  по  песку босиком ходил человек.
Джон усмехнулся и, со своей стороны, издал такой  же  свист,  но  чуть более мягко. Песок зашуршал громче, и очень скоро подошла  черная  фигура. При свете звезд Джон увидел  совершенно  обнаженного индийца,  опиравшегося  на копье.
- Кто ты? - тихо спросил Джон.
- Тари, - их племени отверженных.
- Кто тебя послал?
- Одноглазый Бык и Кобра.
- Это мои люди. Где они?
- Недалеко у реки Кистны.
- Это я знаю.
- Зачем же ты спрашиваешь?
- Чтобы убедиться, что ты послан действительно ими.
- А разве я не подал сигнала? Разве кобра свистит не для нас одних?
- Правильно! Тари - великий воин. Чего хотят мои друзья?
- Одноглазый Бык требует черноволосую белую женщину.
- Моему славному Гари тоже не терпится, - ответил Джон с громким  смехом.
- Пусть он мне, по крайней мере, даст доехать до места, черт побери!
- Дни коротки и что будет завтра, того никто не знает, потому что скоро произойдет  большая  битва,  и  Одноглазый Бык  хочет  поскорей  стать супругом белой женщины, - пояснил Тари.
- Ты говоришь о битве? Что-нибудь грозит им?
- Кто знает?
- Ну-ка, объясни. Ты видел Генри?
- Да.
- Что он тебе сказал?
- Что трое белых из России покинули алмазную землю и скоро  прибудут  на реку Кистну.
- Трос белых из России? Ты имеешь  в  виду  того,  которого  они  зовут Егор.

                78

- Именно Егор, который проломил  башку  тебе  и  вышиб  глаз Быку. Он скоро догонит тех двух. Сейчас  они  уже,  должно  быть,  снова вместе.
- Откуда ты это знаешь?
- Вместе с моими людьми я следовал за ними по пятам с того самого  дня, как они оставили россыпи.
- Приказывал ли вам Генри захватить их, убить и  принести  ему все, что при них окажется?
- Приказывал. Но потом он раздумал. Жаль - Тари и его  братья  хорошо бы повеселились.
- Что произошло с белыми за это время?
- Они жили в гостях у индийцев на плато. Потом мы захватили  одного  из них, самого большого.
- Очень хорошо!
- Но он удрал.
- Эх вы, дурачье!
- Потом он стал другом другого племени браминов. А  тот,  которого ты называешь Илья, чуть не умер от лихорадки, но проводники спасли ему жизнь. Берегись его, он страшный человек. Если он узнает,  что  у  тебя  в плену находится его любимая, что ты хочешь ее сделать хозяйкой твоего дома, что ты убил...
В  это  мгновение  внутри  фургона  послышался  глухой  стон.  Бледная, задыхающаяся, обезумевшая от волнения Анна слышала сквозь щель  весь  этот разговор. Он велся на ломаном английском языке. Оба  сообщника  вполне   могли рассчитывать, что никто их не поймет. Но  госпожа  Смит постоянно сопровождавшая отца в его разъездах, отлично знала местные наречия. Она не упустила ни одного слова из того, что говорили злодеи.
Таким образом неожиданный случай раскрыл перед ней все замыслы  Джона, который оказался далеко не благодетелем. Он предстал  перед  глазами  Анны, как мерзавец, страсти которого не знают никаких преград и для которого все средства хороши. Ранение Ильи, попытки найти его, сведения о его  новом местонахождении - все обман!
Заступничество во время нападения разбойников - обман! Все обман, кроме неумолимых и зловещих результатов: утрата отца и пленение. Индиец услышал стон, раздавшийся в фургоне, и умолк.
- Нас слышат! - шепотом сказал он после паузы.
- Да, но не понимают. Иди. Скажи моим друзьям,  что  все  идет  хорошо. Одноглазый Бык скоро получит женщину с черными волосами.  Что  касается вас, продолжайте хорошо служить нам. Будьте верны, и  скоро  у  вас  будет столько рома, сколько воды в Кистне. Ты меня слышишь, Тари?
- Слышу, - ответил индиец, и голос его задрожал от жадности.
- Когда мы найдем булыжник, который индийцы опускают в гробницы раджей, вы будете на всю жизнь обеспечены огненной водой белых людей, - повторил бандит.
- Огненной водой и ружьями.
- Обещаю.
- А если мы захватим Илью и тех двух русских, можно ли нам будет принести их кровь в жертву богине Парвати?
- Нет. Индийцы отдадут их нам живыми. Надо предварительно снять  с  них всю одежду и тоже отдать нам.
- Зачем?
- Так я хочу. А ты исполняй! Иначе не будет ни ружей, ни рома.
- Хорошо. Даю тебе слово.
- Прощай.
Дрожа от негодования и горя, госпожа Смит  все  рассказала  своей спутнице, которая пришла в ужас, и всю ночь обе они потратили на  то,  что строили смелые, но, увы, неосуществимые  планы  спасения.  Они  ничего  не могли предпринять, даже побега, в особенности побега.
Вместе с тем, как ни были ужасны ночные разоблачения, они имели и  свою хорошую сторону: из них явствовало,  что  Илья  жив,  что  он  находится где-то поблизости, что Джон знает его смелый замысел и тоже  направляется к реке.
Правда, обе женщины утратили обманчивое чувство  безопасности, но теперь они смогут вступить с бандитом в борьбу, или,  по  крайней  мере, защищаться и в случае безвыходности положения искать спасения в смерти.    Как ни был велик ужас, который внушал им Джон, они себя  сдерживали  и были с ним  только  более  холодны,  чем  обычно,  когда  утром  он  зашел поздороваться.
Джон считал себя любезным кавалером. С некоторых  пор  ему даже стало казаться, что он приобретает светский лоск. Поэтому, увидев оказанный ему прием, он  угрюмо  взобрался  на  передок фургона и стал стегать быков кнутом: на них изливал он  свой  бессильный гнев.
Именно тогда госпожа Смит сильно  уколола  себя  в  палец,  чтобы кровью написать на чистом листке библии те несколько слов,  которые  нашел Артур Смит. Затем обе женщины, убежденные, что если хорошо поискать, то  в  фургоне можно будет найти хоть какое-нибудь оружие, провели в поисках  весь  день.
Тюремщик дулся на них, но это позволяло им делать свое дело без  помех.  И случай великолепно им помог. Позади банок с консервами они нашли бочонок с порохом,  а  среди  бумаг  убитого  хозяина  фургона  оказался  заряженный револьвер в кобуре.
Нож в руках Анны произвел бы на  Джона  не  большее  впечатление,  чем иголка. Но огнестрельное оружие - вещь опасная, независимо  от  того,  чья рука его держит. Кроме того, если пуля, выпущенная наугад, могла в него  и не попасть, то уж при взрыве бочонка с порохом он погиб бы обязательно.
                79

Таково  было  положение,  когда  Артур  Смит  увидел  разъяренных  люден, мчавшихся к нему со всех сторон с криками:
- Смерть Смиту! Смерть! Смерть вору!
Хорошо  подкрепившись  и  рассказав  друг  другу  пережитые  испытания, Егор, Илья и Ося решили переправиться на островок,  расположенный в верхней части реки, то есть  туда,  где  должны  были  томиться  Генри и мистер Рат.
- Едем, - с шутливой решимостью сказал Егор, берясь  за  весла.  - Едем к нашим двум нахалам.
- Приходится, - улыбаясь, добавил Илья. - Ничего не поделаешь.
- Что ж, едем!
Переправа велась с бесконечными предосторожностями  и  очень  медленно. Надо было пробираться между огромными деревьями, которые река в живописном беспорядке относила к острову. Деревья громоздились одно на другое, и  это было  опасно. 
Иногда  утлый   челнок   вплотную   касался   серых   скал, отполированных водой и солнцем, и  легко  скользил  по  протокам,  которые Егор, по-видимому, прекрасно изучил. Илья уже готов  был  высказать ему свой восторг, когда резкий  толчок  одновременно  остановил  и  его  и суденышко.
- Тысяча чертей! - воскликнул Егор. - Или я  совершенно  поглупел, или скалы вырастают здесь за сутки. Они закрыли проход,  который  я  знаю, как свой карман!
Ося от толчка  повалился  навзничь,  но  поднялся  и  ворчал,  покуда Илья, упавший спиной на киль, тщетно пытался встать на ноги.
- Черт! - ругался Ося. - Я ударился грудью. Счастье, что  она  у меня крепкая, как барабан!
- Да и пирога крепкая! - заметил Илья, наконец, нашедший равновесие.    Оно не было слишком устойчиво, потому  что  пирогу  потряс  второй,  не менее сильный удар.
- Эх ты, горе-лодочник! - подшутил Егор над самим собой,  несмотря на всю  серьезность  положения.  -  Ты,  видно,  забыл  очистить  русло  у пристани? Или брамины за одни сутки изменили течение воды?
- Черт возьми! - воскликнул Ося.  -  Смотрите,  Илья, Егор: скалы...
- Что - скалы?
- Они ходят.
Из-под  воды  послышался  мощный  рев,  какой  могло  бы  издать  стадо разъяренных буйволов, и одновременно под самым носом  у  Оси  вынырнула противная голова.
- У, противный зверь! - воскликнул Ося,  увидев  огромную  пасть, утыканную острыми зубами, и широко раскрытые ноздри, из которых вырывался прерывистый храп.
- Так! - спокойно сказал Егор.  -  Стало  быть,  это  не  плавучая скала, а просто-напросто большой крокодил. Спокойствие,  друзья,  спокойствие.
Возьми свой карабин, Илья, и стреляй ему прямо в пасть, иначе...
Он  не  закончил  фразы.  Его  друг  еще  не  успел  схватить  ружье  и прицелиться, как чудовище вынырнуло, открывая хищное тело.
Крокодил глубоко вдохнул свежий воздух, уставил на трех  друзей  свои маленькие хищные глазки, а затем, вцепившись зубами в борт суденышка, стал раскачивать его так  бешено,  что оно вмиг набрало воды и едва не опрокинулось вверх дном.
Этот случай  чуть не погубил трех друзей, но он же оказался и залогом их спасения. Набрав воды, лодка отяжелела, и это сразу придало ей устойчивость.
Крокодил хотел повторить атаку.  Он  немного  отступил  назад,  чтобы погрузиться, подплыть под лодку и поднять ее могучей своей спиной. Если бы он промахнулся, у него бы еще оставалась  возможность  навалиться  на  нее всей своей огромной тяжестью и раздавить.
- Да стреляй же! - кричал Егор.
Илья использовал минуту и выстрелил. Отчетливо был слышен сухой удар: пуля пробила морду крокодила; кровь ударила и смешалась с водой.
- Он ранен! - воскликнул стрелок. - Он пойдет ко дну.
Неподвижная туша поднялась из воды позади пироги  и  поплыла,  уносимая течением.
-  Ну,  мы  счастливо  отделались!  -  сказал  Егор   со   вздохом облегчения.
- Ты считаешь, что всякая опасность миновала?
- Бесспорно! И только благодаря нашей счастливой звезде.
Туша крокодила чернела  в  нескольких  метрах  ниже по течению. 
-  И  черт  его возьми!  -  воскликнул  Ося,  почувствовавший   себя отмщенным.
- Милостивые государи,  благоволите  высадиться,  -  пригласил всех Егор. - Мы прибыли.
Два человека бросились к  ним,  путаясь  в  лианах  и  спотыкаясь.  Оба промокли до костей, у обоих вода текла по волосам и бородам, как  если  бы они только что вышли из бани.
- Мистер Рат , мистер Генри.
- Да, да, это мы, господа! И мы счастливы, что, наконец-то,  видим  вас!  Мы слышали ваш выстрел и видели, как вы боролись с  этим  чудовищем.  Ну  и  наволновались  же  мы!   Надо благодарить провидение за то, что оно избавило вас от такой опасности.
- Вы очень добры,  -  ответил  Егор  довольно-таки  неопределенным тоном и тут же спросил: - А где мистер Браун?
- Он здесь, опять наверное увлекся своими манускриптами, -  мрачно  ответил  мистер Рат.
- А где мой двойник?

                80

- Спокойно,  брат  мой,  -  гнусавя,  перебил  его  Генри.  -  Это заблудшая овца. К тому же он оказал нам услугу.
- Хороша овца и хороша услуга! - кисло заметил мистер Рат. - Он  начал с того, что потребовал у нас кошелек, или жизнь.
- Но так как у вас не было ничего в карманах, он подал вам милостыню?
- Нет. Но он оказал нам услугу тем, что перевез нас сюда. Я только не знаю,  где он украл лодку.
- Но почему он доставил вас именно на этот остров, а не на какой-нибудь другой?
- Так захотел мистер Генри,  -  пояснил  мистер Рат.  Он  прочитал бандиту проповедь о необходимости уважать  чужую  собственность,  а  потом попросил перевезти нас.
- Мистер Рат начинает прозревать, - шепнул Илья на ухо Егору.
- Однако,  друг мой,  -  снова  и  еще  более  гнусавя  заговорил  Генри, - никто не мешает вам уехать на прииск мистер Рат.  Вы  вполне  могли  бы найти там применение для вашей силы и энергии.
- Так его! - сказал Егор в сторону.
- А что касается меня, - заявил Генри, - то  я  хотел  попасть именно сюда по многим причинам. Как вы, вероятно,  знаете,  этот  островок еще никто не посещал. Вот мне и захотелось совершить поездку в эти  места. 
- Вполне естественно, мистер Генри.
- Наконец-то, после стольких жестоких злоключений, я добрался  до  цели своего путешествия! Я хочу осмотреть местное  население, положить  конец  братоубийственным   войнам,   которые   опустошают   этот богатейший край. Я хочу дать просвещение индийцам.
- Это верно, - сказали одновременно  Егор  и  Илья,  принимавшие всерьез гнусные кривлянья своего спутника.
- Но я так обрадовался вашему возвращению, на которое  больше  не  смел рассчитывать, что забыл спросить о вас самих. Простите меня, я был слишком потрясен. Итак, что же было с вами за это время?
Илья хотел было поблагодарить его в нескольких  словах,  когда  из-за перевитых  лианами  деревьев,   стоявших   плотной   стеной,   послышались душераздирающие  крики.  Все  пять  европейцев  бросились  туда  и   через несколько минут добрались до места.
Два индийца судорожно вцепились в бревна, бывшие, по-видимому,  обломками плота, и исступленно звали на помощь. Положение несчастных  становилось  с каждой минутой все более угрожающим. Оно должно было с  минуты  на  минуту стать безнадежным: индийцам предстояло либо разбиться  о  скалы,  либо  быть унесенными в бездну.
Егор спокойно все взвесил и  голосом,  покрывавшим  шум  реки, крикнул:
- Надо их спасти!
Когда  Егор,  увидев  двух  индийцев,  которым  грозила  гибель, воскликнул: "Надо их спасти!", у каждого из присутствующих сложилось  свое отношение к этому делу. Илья и Ося, люди с золотым сердцем, бесстрашные и великодушные, оба мгновенно разделись и приготовились броситься в воду.
Мистер Генри, вопреки  напыщенным  тирадам,  которые  он  только  что произнес, осторожно отошел подальше от берега. Что касается мастера  Рата, то он незаметно пожал плечами и пробормотал сквозь зубы:
- Надо быть русским, чтобы так  глупо  рисковать  своей  шкурой  ради каких-то индийцев!
 Ося слышал гнусное замечание полицейского и побледнел от негодования. Однако надо было торопиться, и он не счел нужным удостоить ответом мистера Рата тут же, на месте, но сохранил его слова в памяти.
-  Друзья,  -  сказал  Егор,  -  только   не   будем   действовать необдуманно. Это значило бы идти на верную, но бесполезную гибель.  Вы  не проплывете  и  десяти  шагов,  как  вас  завертит  течением  и  унесет   к океану.
- Что же делать? – с тревогой воскликнул Илья. -  Не  будем  же  мы спокойно любоваться пока они утонут.
- Слушайте меня. Без лишних слов. Илья, беги посмотри, цела  ли  наша лодка. А вы, Ося, можете вы быстро, в  два  счета,  взобраться  на  это дерево, с которого свисают лианы?
- Могу. Что еще?
- Вот вам мой нож. Доберитесь  до  вершины,  срежьте  две-три  лианы  и немедленно спускайтесь вниз.
- Лезу.
Несколько секунд - и он исчез в густой листве.
- Мужайтесь, ребята! - крикнул Егор индийцам по-английски. -  Сейчас мы вам поможем!
Три срезанные Осей лианы, тонкие, но крепкие, как канаты,  извиваясь упали на землю. Тут бегом вернулся Илья. Он был в отчаянии.
- Лодка выбыла из строя! - кричал он издали,  -  Крокодил  перекусил борт. Открылась течь в двух местах.
- Я так и думал, - хладнокровно ответил Егор.  -  Поэтому-то  я  и приказал Осе поискать на всякий случай канат. Эй, Ося, слезайте, друг мой!
- Есть, Егор, - ответил Ося, соскальзывая  вниз  между лианами, как марсовой между снастями на корабле.
- Ну вот! А теперь моя  очередь  действовать.  Ты,  Илья,  обвяжи меня покрепче под мышками одной из этих лиан. Затем, по мере того как я буду отплывать от берега, потихоньку  разматывай  их.  Когда  первая  кончится, привяжи к ней вторую. Вы, мистер Рат, возьмите карабин и смотрите в  оба.
Не исключено, что я опять напорюсь на крокодила. Тогда вы стреляете.
- Ну, нет, Егор, - горячо перебил его Ося, - не  допущу  я, чтобы вы тут изображали водолаза. Я сам вытащу индийцев.

                81

- А я? - сказал Илья. - Неужели ты думаешь, я буду  сидеть  и  плести веревки, когда ты рискуешь переломать себе все кости?
- Оставь, Илья.
- Да ни в коем случае!
- Давайте я вас помирю, господа, - вставил Ося. - Вы,  Илья, должны себя сохранить ради мадам Анны. У вас, Егор, есть  сестра. А у меня нет никого. Я  уже  рисковал  своими  костями  по  менее  важному поводу, и не позже как сегодня утром. Так что нечего тут решать - я ныряю.
-  Ладно!  -  сказал  Егор.  -  Если  мы   слишком   долго   будем соревноваться в великодушии, это  кончится  плохо  для  тех  двух  бедняг. Идите, Ося. Это добрый поступок, и я буду у вас в долгу.
- Егор, я вам верю. Раз, два.
Смелый Ося бросился в волны, и они разбились в  сверкающую  пыль. Затем он стал сильно грести руками и поплыл к тому месту,  где  выбивались из сил истощенные борьбой индийцы. А течение все ломало и ломало обломки  их плота. Несмотря на прилив энергии, которую им теперь подавала  надежда  на спасение, они уже с трудом держались.
Крик ужаса вырвался у Ильи и Егора,  когда  они  увидели,  что последний обломок плота разбился о  скалу.  Вся  самоотверженность  Оси становилась излишней.  Но  нет.  К  счастью,  два  бревна  задержались,  и утопающие смогли за них ухватиться. Тут-то и подоспел Ося. Он уже дышал тяжело, как уставшая собака.
-  Ничего,  ребята!  Смелей!  -  весело  кричал  он.  -  Еще   капельку продержитесь! Только за меня не хвататься, а то будет плохо. Постой-ка, да они не отвечают! Уж не умерли ли они?  Да  они  стали  пепельного цвета. Это у них со страху. Ну, давайте.
Он схватил их обоих за волосы и поплыл  обратно.  По  счастью,  течение благоприятствовало ему. Если бы надо было плыть вверх, то, несмотря на всю свою  смелость  и  ловкость,  Ося  пошел  бы  ко  дну  вместе  с  обоими спасенными. А теперь его несло к  островку,  да  еще  Илья  и  Егор крепко держали в руках лианы на случай,  если  бы  его  стало  относить  в сторону.
Трудно было, однако, держаться на воде, и Ося  не  без  тревоги думал, как ему быть с  обоими  индийцами:  они  стали  беспомощны,  как  два покойника. Грохот реки мешал ему слышать советы Егора и Ильи, а те  не знали, что индийцы лишились чувств, и все кричали им, чтобы  они  обвязались лианой. Одно из двух бревен,  уцелевших  от  плота,  давно  унесло  водой.
Осталось еще одно, последнее. К счастью, дерево было очень пористое.    Не найдя другого выхода, Ося крепко обхватил бревно ногами и  поплыл, не выпуская из рук густые волосы индийцев.
Илья и Егор, не зная, насколько прочна лиана, с ужасом наблюдали этот маневр. Если лиана оборвется, все трое неминуемо погибнут. Но такой героизм не мог не быть вознагражден. Три человека неслись,  их бросало и кружило, но лиана  держала  крепко,  и  в  конце  концов  Ося, изнуренный и задыхающийся, подплыл к берегу вместе  с  двумя  спасенными индийцами, все еще находившимися в глубоком обмороке.
Но тут он и сам лишился чувств. Индийцы были не  из  тех  слабеньких  существ,  которые  часто  падают  в обморок.  Когда  они  перестали  захлебываться  и  Илья с Егором принялись их растирать, они вскоре начали шевелить руками и ногами, широко раскрыли свои темные глаза и  оба  одновременно  громко  чихнули,  что доказывало вполне благополучное состояние всех их органов.
- Будьте здоровы! - невозмутимо поздравил их Ося. Он и сам чихнул  не менее звучно и приветствовал самого себя: - И ты тоже  будь  здоров,  друг Ося. Потом он воскликнул:
- Черт возьми, я все-таки доволен! Не так ли, Егор?  Вовремя я подоспел! Еще минутка - и они бы утонули самым тривиальным образом.
- Ах, Ося, Ося. И нагнал же ты на нас страху! - сказал Илья,  все еще дрожавший при мысли об опасности, какой подвергал  себя  его  друг. - Но ты цел и невредим?
- Как предок Давид.
- Ну, вот и отлично! А что касается индийцев,  то,  по-моему,  у  них  со страху мозги немного съехали набок. Смотри, Егор,  как  они  на  тебя уставились.
- Да ведь, черт возьми, это мои старые знакомые. Неожиданная и приятная встреча!
Но индийцы, два прекрасных атлетически  сложенных  молодых человека, не могли выговорить ни слова, так они дрожали,  так  у  них стучали зубы. Разве только встреча с  божествами реки могла бы до такой степени ошеломить их.
- Ну, что вы, дети мои?! - мягко сказал им  Егор.  -  Успокойтесь. Ведь вы меня знаете. Вам больше не грозит опасность. Вы оба  живы,  а  я ваш друг.
- Белый, белый, - с трудом пробормотал один, а другой, видимо, был готов броситься назад в реку, чтобы  только  не  глядеть  на  существо, которое ему казалось сверхъестественным.
Егор сделал  шаг  вперед  и  дружески  подал  одному индийцу руку,  но  тот отскочил, как если бы ему протянули кусок раскаленного железа.
- Ничего не понимаю! - сказал Егор. - Да они просто сошли с ума!
- Это ты, белый, - наконец выжал из себя один из них.
- Да! Это наш друг! - подтвердил другой и громко расхохотался.
- Значит, ты не с ними, белый?
 - Как видишь.
 - Я это вижу. Конечно. Но я не уверен.
 - Объяснись, мой мальчик!
 - Да ведь сегодня утром мы тебя оставили там, - он показал на север. -  Ты был вместе с моим отцом.
                82

- Ошибаешься, парень.
- Нет, белый. Ты поддерживал наше племя,  и  твой  карабин,  который  убил слона, дышал огнем на врагов.
- Как, ваше племя дралось?
- Дрались, белый. Была большая битва.
- С кем?
- С белыми, у которых длинные бороды.
- И я был среди них?
- Ты был с нами. Правда, нас было больше,  но  белые  имели  ружья. Индийцы отошли без потерь. А ты остался с моим отцом.
- Белый остался  с  его отцом,  -  подтвердил  другой спасенный индиец,  которому  тоже хотелось вставить свое слово.
- А потом отец направил нас сюда  -  узнать,  ушло  ли  другое племя.  Мы считаемся самыми быстроногими бегунами во всем племени. И нам было  ведено обратиться к  браминам и добиться,  чтобы  они  покровительствовали  успеху нашего оружия. Потому что мы оба знаем, как надо разговаривать с браминами, - не без гордости заявил юноша.
- Я все понял, кроме одного: как это ты мог меня видеть  сегодня  утром рядом с вашим племенем?
- Это правда, мы тебя видели. Ты разговаривал с нами. Посуди  сам,  как мы удивились, увидев тебя здесь, если нет ни белого, ни индийца, который мог бы состязаться с нами в беге. А ты попал сюда раньше  нас! Значит, ты существуешь одновременно в двух местах?
- Белый вождь существует везде. Он друг. Возможно, он  и  сам брамин,  -  перебил  юноша,  который  был  счастлив  найти  объяснение  этой удивительной  вездесущности,  тем  более  что  оно  совпадало  с  наивными верованиями его предков.
- Тут какая-то чертовщина, но  я  не  знаю  какая,  -  негромко  сказал Егор своим друзьям. - Одно ясно: индийцы дрались с белыми. А не те  ли это приисковые молодчики, с которыми и у нас была стычка? Позвольте! А эта личность, которая находится у индийцев и благодаря которой мне приписывается божественная вездесущность? Да ведь это может быть  только  мой  двойник, подлец Артур Смит. Ах, черт возьми, они,  вероятно,  принимают  его  за меня! Этак, он нам испортит наши добрые отношения с индийцами.
- Дело серьезное, - заметил Илья. - Смит  быстро  поймет,  насколько ему выгодно, чтобы его принимали за тебя. Ведь индейцы  собирались  раскрыть тебе все тайны, что касается клада.
- Верно. Но раз так, нельзя терять времени! Надо поскорей отправиться к индийцам, а мистер  Смит  пусть  занимается  своими  делами.  Господа!  - продолжал он, обращаясь  к  англичанам, которые  с  молчаливым любопытством наблюдали всю описанную сцену. - Мы  сейчас  возвращаемся  на берег реки. Хотите ли вы поехать с нами, или предпочитаете остаться здесь?
- Нет, нет! - одновременно  ответили  англичанина.  -  Мы  едем  с вами.
Егору захотелось отметить не без  иронии,  как  противоречит  этот ответ Генри тем елейным речам, которые он держал еще так недавно.
Но русский вспомнил о другом.
- А лодка? - воскликнул он. - Ведь крокодил ее изломал. Как же  мы переправимся?
- За этим дело не станет, - сказал Илья. - Индийцы мне помогут,  и  за час я ее починю. Если бы нам удалось найти кусок кожи,  было бы лучше всего. Впрочем, можно взять кусок древесной коры и прикрепить его шипами колючки.
- Но деревья здесь очень сырые, и кора на  них  толстая.  Боюсь,  будет трудно приладить их  так,  чтобы  лодка  не  пропускала  воду,  -  заметил Егор.
- А я и не намереваюсь использовать наружную кору. Она вся потрескалась от влаги и солнца. Я возьму  лишь  внутреннюю  пленку,  которая  покрывает древесину. Она тонкая и прочная, как пергамент.
- Чудесно! Стало быть, за работу! Надо поскорей ободрать деревья.
Илья  заимствовал  этот  способ  починки  судов  у  сибиряков. Как он и предвидел,  вся  работа  отняла  не  больше  часа,  и переправа прошла вполне благополучно. Но, едва ступив  на  твердую  землю, Егор отвел в сторону обоих молодых индийцев и поделился с ними планом, который  сложился  у  него  в  голове  во  время  их переправы.  Те немедленно согласились, хотя это было им весьма не по душе.
А тем временем мистер Рат и мистер Генри сообразили,  что  если  они  и сейчас не отвяжутся от русских, то это может показаться  подозрительным. Поэтому они заявили, что отправляются на прииск. Прощание было холодным.
- Наконец-то мы одни! - сказал Илья. - Что ты думаешь делать?
- Вот что я решил, - заявил  Егор.  -  Ни  в  коем  случае  нельзя допустить, чтобы продолжалась братоубийственная  война  между  индийцами. Она неизбежно кончится их взаимным истреблением. Правда, я пользуюсь у них известным престижем после того,  как  оказал  услугу  их  племени,  но вместе с тем я и у отверженных встретил живую симпатию.
- Это, вероятно, отклик тех отношений, которые у них были в свое время с хорошими белыми. Надо, как можно скорей помирить их, установить среди них прочный и длительный мир.
- Поэтому, я думаю, хорошо было  бы  направить сына одного старейшины в качестве посла  к  другому старейшине.  В  этом  звании  он  не подвергается никакой опасности: у индийцев оно священно. Самое  большее, чем он рискует, - это неудача переговоров.
- Очень хорошо. Но почему бы тебе самому не выполнить это  дело?  Зачем возлагать его на неопытного молодого человека, почти мальчика?

                83

- Не беспокойся. Говорить буду я. Он только должен подтвердить, что  у его племени вполне  честные  намерения.  Кроме  того,  своим  присутствием  он придаст  этой  дипломатической  конференции  официальный  характер.  Индийцы страшно любят соблюдение всяческих форм. Я надеюсь, что  такое  проявление доверия самым лучшим образом  отразится  на  последующих  взаимоотношениях обоих племен. Ну как, парень, ты готов? И ты не боишься?
- Я готов следовать за тобой, белый, и я не боюсь ничего.
- Хорошо. Через несколько минут ты предстанешь перед племенем отверженных.
Тебе известно, что ты должен сказать их старосте?
- Да. Я помню все твои слова.
- Возьми этот нож и эту зеленую ветвь. Вот, кроме того, в зеленом листе порох и свинец. Держи все это на виду. А ты, Илья, и  вы,  Ося,  идите рядом со вторым парнем. Я пойду вперед с первым. Ну вот,  церемониал  выработан,  а теперь - вперед.
Так они и пошли берегом вверх по течению Кистны и меньше чем через час встретили индийца из племени отверженных, которого осторожный старейшина выслал  в разведку. Александр назвал себя, сообщил, что с  ним  еще  двое  белых  из России, и наказал разведчику  доложить  старейшине,  что  к  нему  идет посол из племени воинов.
Разведчик церемонно поклонился и сказал, что это хорошо.  Потом  он прибавил:
- Добро пожаловать посланцу племени воинов. Белые будут приняты,  как  сыновья Будды. Пусть белый, друг индийцев, подождет моего  возвращения.
- К стати, доктор Браун, не могли бы вы разъяснить нам, что это за племенные различия.
Мистер Браун охотно пояснил, что религия индуизма сформировалась в древ¬ней Индии в первом тысячелетии нашей эры.  Ее основой является учение о перевоплощении душ (сансара),  которое происходит в соответствии с законом  воздаяния (карма) за добродетельное, или дурное поведение. 
Неуклонное следование добродетели должно в конечном счете привести к (мокше) - спасению  души. Это  учение  нашло  отражение в священных книгах индуизма,  и в первую оче¬редь в Бхагават-гите.
В рели¬гии индуизма много богов,  но среди них выделяются  три  главных.  Это Брахма - бог-создатель, творец Вселенной, людей и вообще всего сущего.
Культ Брахмы в индуизме практически отсутствует, в его честь во всей Индии воздвигнуто лишь несколько храмов. Сам Брахма обычно изображается четырёхликим, четырёхруким, сидящем на лебеде.
Далее, это Вишну - великий бог-охранитель, который представляется обычно в благожелательной к людям форме. Он изображается в одном из своих десяти воплощений, которые принимал, спускаясь на землю.
Самое распространённое из них образцы царевича Рамы (отсюда - "Рамаяна") и пастуха Кришны. Передвигается Вишну верхом на Гаруде - получеловеке, полуорле.
Вишнуизм образует первое течение в индуизме, распространённое главным образом в храмы, посвящённые ему. Наиболее известны из них храмы в Матхуре и Джайпуре.
Наконец, это Шива - по происхождению доарийский бог, "хозяин животных". Изображается обычно в грозном виде, часто в священной пляске, с третьим глазом посреди лба.
Ездит Шива верхом на быке и вооружён трезубцем. Шиваизм образует второе течение в индуизме, распространённое преимущественно в южной и восточных частях Индии.
Из шиваистских храмов особенно славятся храмы в Варанаси (Бенаресе), Амарнатхе, и ряд других. Впрочем культовые обряды индуисты совершают не только в храмах, но и у местных и домашних алтарей, в священных местах.
Среди основных догматов индуизма - почитание священными ряда  живот¬ных,  в первую очередь коров, быков, змей. Именно поэтому коров не забивают и говядину не употребляют в пищу.
Священ¬ными считаются  и некоторые растения,  например лотос.  Священна также река Ганг, в водах которой миллионы паломников со всей страны совершают обряд очище¬ния - омовение. Особенно много паломников привлекает Варанаси, где бе¬рега Ганга облицо¬ваны каменными ступенями, заполненными прибывшими для очи¬щения.
Тела умерших индусов обычно сжигают на погребальных кострах, но в отдельных случаях хоронят и в водах Ганга.  Быть  похороненным  в водах этой реки - заветная мечта каждого право¬верного индуса. 
Индуизм запрещает разводы и вторичные браки вдов,  даже если они еще очень мо¬лоды.  Хотя эти запреты офици¬ально отменены,  большая часть населения продолжает их соблю¬дать. 
Принадлеж¬ность к касте определяет  все обычаи: члены касты рождаются, воспитываются, вступают в брак, дают име¬на своим детям,  обу¬чают их, сообщают им специальные знания, отправляют все риту¬альные церемонии и,  наконец, после смерти бывают преданы сож¬жению (а некоторые - погребению) - все это происходит и произ¬водится в соответствии с теми правилами, которые предписаны каждой касте древним религиозным законом. 
Каждая каста живет в соответствии со своей дхармой - с тем сводом предписаний и за¬претов, создание которого предписывает¬ся богам,  божественному откровению. Дхарма определяет нормы поведения членов  каждой касты регулирует их поступки и даже чувства. 

                84

С детских лет чело¬век вырастает в сознании абсолютной нерушимости законов  дхар¬мы, их неизбежности. Например, дхарма каждой касты диктует ей внутриб¬рачие - только девушка из твоей касты воспитана в такой же дхарме,  как ты,  поэтому  только  она может стать твоей женой и матерью твоих детей. Межкастовые браки в Индии - большая  ред¬кость. 
Согласно  индуизму,  бог Брахма  сначала создал четыре касты.  Из своей головы он произвел касту брахманов (жрецов) - высшее сословие (варну) общества.  К  этой  касте относились также крупные и средние феодалы - словом,  верхушка общест¬ва. 
Из своих рук и плеч бог Брахма создал кшатриев, или воинов, кото¬рые  должны были защищать общество,  из бедер - касту вайшьев (торгов¬цев,  ремесленников и земледельцев),  которым вменялось в  обязанность снабжать и кормить людей.
И наконец, из ног он соз¬дал низшую касту шудра - касту рабов и слуг. Нетрудно заметить, что касту с самого начала оп¬ределяла прежде всего профессия,  которая,  как правило, переходила от отца к сыну,  зачастую не из¬меняясь на протяжении жизни десятков поко¬лений. 
Со  временем увеличивалось число профессий и,  соответственно, каст. Перед второй мировой войной в стране насчитывалось 3,5 тыс. раз¬личных  каст и подкаст. 
После войны  ни одна перепись населения этот во¬прос не включала. Поэтому в наши дни их число в различных ис¬точниках оценивается от 2 до 5 тысяч.
В сословно-кастовой сис¬теме индуизма есть еще одна,  самая низкая категория - неприка¬саемых, или париев, к кото¬рой  относится  наиболее отверженная и бесправная часть населения. 
По преданию,  все,  что не подошло для создания четырех каст,  бог Брахма отбросил в сторону, в не¬ведомую темноту. Из этих остатков и вышли неп¬рикасаемые,  кото¬рым предназначались профессии, считающиеся в индуизме нечис¬тыми - обработка кожи, уборка мусора и нечистот.
После столь ободряющего вступления  показалось  многочисленное  войско. Оно приближалось медленно, издавая нестройные крики, которые подействовали на юных индийцев весьма успокоительно, хотя русские не поняли,  содержат ли они приветствие, или угрозу.
Шагах в ста воины остановились и воткнули копья в землю.  Затем  старик высокого роста сделал знак  четырем женщинам и те подали прохладительные напитки. Этот старик был предсказателем племени отверженных.  Он  нес  свою должность с далеких времен, но чувствовал  себя  не  совсем  уверенно всякий раз, когда ему приходилось выполнять служебные обязанности.
Однако он был непреклонен во всем, что касалось этикета и  церемониала, и ни за что не хотел допустить самого малейшего их нарушения.
Поэтому, еще находясь на таком расстоянии, которое едва  позволяло  его слышать, он стал зычным голосом провозглашать:
- Господи! Взгляни на этих белых людей.  Взгляни  на братьев  племени  воинов. Могучие   воины,   они протягивают руку своим противникам,  сыновьям  племени отверженных.  Господи!  Мы хотим мира! Ниспошли мир детям твоим!
- Прекрасное начало, -  шепотом  сказал  Илья Егору  который  с грехом пополам переводил ему эти приветствия.
- Конечно. Только бы какая-нибудь неожиданность не сорвала нам все дело в последнюю минуту.
То ли он и сам устал от войны, то  ли  ему  просто  хотелось угодить белым, оказывая достойный прием,  но  старейшина племени отверженных,  как говорится, просто из кожи лез, чтобы  принять  гостей  достойным  образом.
Новый отряд, состоявший из лучших воинов, одетых в полную парадную  форму, вышел им навстречу. Железные наконечники копий, начищенные красным песком, сверкали, как штыки у  английских  солдат,  а  древки  были  отполированы кварцем. Широкие пояса из манчестерской хлопчатобумажной ткани  опоясывали талию и бедра воинов; браслеты из латуни были надеты у них на  руки  и на ноги  и  сверкали,  как  золото;  волосы,  смазанные  смолой  акации, смешанной с красной  глиной,  высоко  вздымались  над  головой,  напоминая меховые шапки наполеоновских  гренадеров,  и,  наконец,  у  каждого  воина перемычка между ноздрями была  проколота  щетиной  дикобраза,  что  издали походило на лихие усы.
Оркестр, выступавший впереди этой королевской гвардии, состоял всего из четырех исполнителей. Но какие это были виртуозы! Осю  сначала  поразил великолепный красный цвет их волос,  и  он  не  мог  не  обратить  на  это внимания Егора.
- Посмотрите! - сказал он. - Они носят красные конские  хвосты,  как у нас в России драгуны и кирасиры.
- Вот вам доказательство того, дорогой Ося, что  ничто  не  ново  под луной.
- С вашего позволения, дорогой Егор, - а барабаны?
- Уступаю вам охотно барабаны и их  манеру  бить  в  эти барабаны только одной палочкой.
-  А  трубы? Они  вставляют  их  себе  в  нос.  Видели   вы когда-нибудь, чтобы горнист играл носом?
Действительно, ново и оригинально.
Да у них кровь должна идти носом.
- Это их  дело!  Но  поглядите,  что  вытворяет  капельмейстер.  А  это переносное  пианино.  Напоминает нашу гармонь. Какой  невиданный   музыкальный   инструмент.
И действительно, если странные  барабаны  из  дуплистого  ствола, туго перетянутого двумя просушенными на огне кожами, производили  адский шум, если паутина, затягивающая небольшую дырочку сбоку, служила для того, чтобы звуки получались надтреснутыми, то инструмент, который Илья назвал переносным пианино, казался еще необычнее и по виду и по звучанию.

                85

Он состоит из двух параллельных  брусков. Поперек на расстоянии сантиметров  десяти один  от другого положено пятнадцать деревянных клавишей длиной сантиметров в двадцать.  Бруски прикреплены к мехам, которые периодически качают, издавая разные звуки.
По тарелкам бьют двумя маленькими барабанными палочками. Звук они издают мягкий, довольно приятный, и исполнитель нередко  достигает  виртуозности. Сейчас на них играл музыкант, красная шевелюра  которого  пылала,  как костер. Он закончил свою серенаду головокружительной трелью и сразу перешел к мелодии, в которой Илья и Егор не без глубокого удивления узнали английский государственный гимн “Боже, храни королеву".
Русские  едва  успели  обменяться  двумя  словами  по   поводу   этой довольно-таки  неожиданной  музыкальной  фантазии,  потому   что   женщины принесли новые напитки и  раздавали  их  в  изобилии,  как  всегда  делают индийцы.
Дородность женщин позволяла легко догадаться,  что  они  принадлежат  к верхам местной знати. Это были настоящие дамы. Их  тонкие  руки  не  знали грубого труда женщин из простого народа. Они  носили  короткие  штаны  из бычьей кожи, которая была, однако, не толще сукна, и  небольшие  мантильи, переброшенные через плечо. Наряд делал их привлекательными. Руки  и  ноги, густо смазанные коровьим маслом и  блестевшие,  как  эбеновое  дерево,  были почти целиком прикрыты множеством браслетов из латуни  и  слоновой  кости.
Некоторые надели на себя такое количество этих  украшений,  что  натерли себе запястья и щиколотки. Но уж такова мода! А мода, что в Индии,  что в России -  беспощадно  требовательна жертв,  и  эти   наивные   жертвы   варварской элегантности платили за нее кровью. Неудивительно, что,  когда  они  появились  с  корзинками  пива,  их встретили одобрительным шепотом.
- Как они красивы! Как  у  них  блестит  кожа!  Как  красива  кровь  на слоновой кости! - шептали восторженные зрители.
Женщины шагали тяжелой походкой перекормленных уток.    Тропические богини потчевали Егора, и он пил, не  моргнув глазом,  мутное пиво, которую могли прозвать  пивом  только  люди,  измученные  жаждой  и свободные от предрассудков. Это пиво,  приготовляемое  из  сорго, содержит много муки. Оно весьма питательно, но не  освежает и приводит к ожирению, которое считается  здесь  у  женского  пола  верхом элегантности.
Однако, чтобы пить это "пиво", нужно иметь крепкую глотку. Илья и в особенности Ося не смогли сдержать гримасу разочарования.
- Черт, - пробормотал Ося.  -  Это  отруби!  Правда,  Илья?
- Да, - буркнул Илья, у которого рот был полон муки. -  Я  бы  скорей сказал, что это похоже на болтушку из картошки, какую у нас дают животным для откорма.
- То-то все эти дамочки похожи на коров.
"Дамочки" не понимали непочтительных замечаний  Оси.  Одна  из  них, видя его нерешительность, взяла у  него  его  плетенку  и  с  самой  милой бесцеремонностью стала пить из нее. Однако,  несмотря  на  все  эти  предварительные  знаки   расположения, Егор лишь с большой  осмотрительностью  продвигался  вперед,  к  тому месту, где его ждал старейшина, окруженный  высшими  сановниками. 
Хорошо  зная обычаи, он  даже  испытывал  некоторую  тревогу,  когда  заметил,  что  не возвращается предсказатель, несколько  времени  тому  назад  ушедший  к  своему старосте. Между этим слишком усердным чиновником и его  властелином  шло долгое  совещание,  потом  начались  бесконечные  взаимные  приветствия  и благопожелания.
Наконец старейшина поднялся, подал  знак,  взмахнул  три  раза рукой и издал пронзительный крик, после чего сразу вступили все шумные инструменты оркестра. Егор вздохнул с облегчением и пробормотал:
- Наконец-то! Я уже начал беспокоиться.
- Ты опасался предательства? - спросил Илья.
- Да ведь всего можно ждать. Нам-то никакая опасность  не  грозила,  но наших двух полномочных послов могли прогнать, или взять в плен.
- А теперь?
- Теперь им дадут пропуск.
- Интересно посмотреть, как выдаются такие документы.
- Сейчас увидишь. Вот идет прорицатель. Он шагает так, будто ему  завязали глаза, а по земле рассыпаны яйца.
- За ним следуют двое с корзинами в руках.
- Опять эта отвратительная бурда?
- Нет. Вероятно, в одной корзине мука, а во  второй  сушеная рыба. Этим как бы дается знать Будде, что  земля  и  вода  отдаются  в  его распоряжение.
- Хорошо. Символ красивый сам по себе.  Но  какую  реликвию  несет  так благоговейно наш верховный жрец?
- Ах, черт возьми, - воскликнул Егор. - Да ведь он принимает нас,  как  равных!  Если  бы  прибыла  его  августейшая  кузина, королева Англии, императрица Индии, он не должен был бы оказать ей больших почестей. Смотри! Корова.
- Эта шкура на палке?
- Вот именно, дерзкий молодой человек! Шкура животного,  которое  здесь считается священным, как в Сиаме - белый слон. Это знамя, это святыня, это реликвия, это главный фетиш! Его выносят только в исключительных  случаях, например во время засухи, когда нужно вымолить дождь.
- Или во время дождей, когда надо выпросить солнце?
                86

- Разумеется. Но это еще не все.  Корова  обеспечивает  удачную  охоту, обильную рыбную ловлю, она исцеляет от болезней и приносит победу.
- В общем, корова делает все, что полагается делать фетишу.
-  И  обеспечивает  полную  неприкосновенность  счастливому  смертному, который держит ее в руках.
- Если я не ошибаюсь, это просто-напросто коровья шкура.
- Да.
- В таком случае, неудивительно, что его несут с таким благоговением.
- А наши юноши индийцы.  Посмотри  на  одного.  Он  весь  замер.  Он  точно  онемел!  Он преклоняет колено, он бьет земные поклоны. Вот он медленно подымается. Объятия.
- Можно подумать, что его награждают орденом Золотого Руна.
- Готово! Теперь нам можно идти  смело  - мы, как дома. Старейшина скорее перебьет все свое племя, но не допустит,  чтобы хоть один волос упал с головы наших двух юношей.
- Внимание! Мы входим в деревню. У здешних жителей это то же, что  форум у римлян и агора у древних греков.
Деревня занимала площадь около ста  квадратных  метров  и  была  обнесена забором. Земля прибита, как на току. На противоположных сторонах стоят две роскошных смоковницы с густой  листвой,  а  под  каждым  из  них  -  небольшое возвышение, нечто вроде эстрады,  покрытое  шкурами  тигров. 
Вблизи эстрады сидят три  молодых  человека.  Каждый  держит  на  плече связку стрел, перед каждым лежит  на  земле  лук.  Когда  прорицатель  вводит послов, юноши перерезают тетиву. Едва послы показываются, старейшина встает, делает  знак,  и  ему  приносят золу на широком медном блюде. Он натирает себе золой грудь  и  руки  и передает блюдо русским и обоим послам,  которые  тоже  натирают  себе золой грудь и руки.
И тут без всяких предупреждений появляются со всех  сторон  вооруженные до  зубов  воины.  Они  заполняют  всю  деревню  и  свирепо   кричат,   что, по-видимому,  имеет   целью   подчеркнуть   могущество   старейшины. Вдоволь накричавшись, воины успокаиваются, все садятся, и  начинаются  бесконечные спортивные упражнения, а о деле ни слова.
Таков обычай: встречи  индийских старейшин,  или  их  представителей имеют  ту  особенность,  что  деловая  сторона  как  будто  играет   самую незначительную роль. Едва сойдясь, они думают только о выпивке, об играх и забавах.
Они  как  дети:  еще  вчера  их  разделяла  непримиримая  вражда, возникшая из-за пустяков, а сегодня  они  легко  ее  забывают.  Главное  - заставить их  встретиться,  а  уж  если  начались  развлечения,  то  успех переговоров обеспечен, как бы ни был серьезен причиненный ранее ущерб.
Зная это, Егор успокоился  и  стал  посвящать  в  эти  причудливые обычаи своих друзей, и те с интересом созерцали  картину,  которую  видели только редкие европейцы. Тут были и примерные боевые схватки, и состязания в беге, в  борьбе,  в стрельбе, были пантомимы, пляски и разные другие упражнения, в которых эти дети природы большие мастера.
Все  закончилось  необычайной  пляской  самого  старейшины.  Ему   принесли огромную  тыкву,  выкрашенную  в  белый  цвет,  на  которой   незатейливые художники нарисовали, как сумели черной краской  нос,  глаза,  рот  и  уши. Он надел этот уродливый сосуд на голову, а туловище  втиснул  в  некое подобие бочки, сплетенной из гибких ветвей. Наружу торчали только  руки  и ноги.
Бочка тоже была размалевана белой и черной красками, кроме того, она была увешана бычьими хвостами.  Ее  также  украшала положенная наискось широкая полоса красной саржи. Воины построились в ряд и затянули  монотонную  песню,  сопровождая  ее хлопаньем  в  ладоши. 
Старейшина  стал  шагах  в  тридцати  от  них  и  начал необыкновенное представление: он разыгрывал разъяренного  дикого  зверя  - прыгал,  размахивал  руками,  скакал,  а  восторженные  аплодисменты  лишь усиливали его хореографическое рвение. Так  продолжалось  добрых  полчаса. Наконец старик выбился из сил. Он скрылся, но мгновенно снова  вернулся  в своем обычном одеянии.
- Вот уж действительно, - сказал Илья, - ничего подобного я и во  сне не видал. Нужно покинуть наши цивилизованные страны и приехать  в  Индию, чтобы увидеть такое необыкновенное зрелище.
- Я но разделяю  твоего  мнения,  -  ответил  Егор  своим  обычным насмешливым  тоном.  -  У  нас  в России  на  светских  вечерах  и   на провинциальных танцульках современные Терпсихоры  тоже  выкидывают  немало знатных штучек.
- Ты смеешься!
- Нисколько. Вспомни наши светские котильоны,  когда  танцоры  надевают ослиные головы, свиные рыла и еще многое другое и вертятся не менее глупо, чем этот почтенный старик, но несравненно менее ловко.
- Пожалуй, это верно.
- Заметь, кроме того, что  здесь  на  таких  торжествах  тоже  подается шампанское.
- Шампанское? Здесь? Ну, знаешь, это было бы уж чересчур неожиданно.
- А ты слышишь, как оно стреляет? Ты видишь, как оно пенится в  бокалах из тыквы? Не бойся, попробуй! Здесь нет химии, это вино не отравлено. На, пей!
Мальчик поднес Егору бутылочку, представлявшую собой не что  иное, как колено бамбука. Пробка вылетела с треском.
- Великолепное вино! Не  уступает  шампанскому,  -  воскликнул  Илья. 
Началась речь старейшины.
- Белые люди добры, у них честные сердца.  У  индийцев  добрые  сердца. Мы никогда и никому не сделали зла. Раз  белый  вождь  -  друг  индийцев, то пусть они объединятся, как братья. Я все сказал.

                87

Затем он принес железную лопатку, довольно искусно выкованную  местными кузнецами, и стал копать глубокую яму. Затем взял связку копий, обломал наконечники и молча бросил их в яму. Поднялся наш юноша, тоже подошел к яме и бросил в нее порох, пули и  нож, которые ему дал Егор.
Прорицатель засыпал яму, воткнул в нее зеленую ветку, поданную  юношей,  и воскликнул:
- Скорее порох, пули и ножи вырастут на этом дереве, чем будет нарушена дружба, которая отныне связывает наши племена.  Его  листья  скорей обратятся в пики и наконечники, чем мы станем врагами.
Тут старейшина протянул руку юноше, прижал его к груди и назвал своим сыном. Во время  этой  трогательной  церемонии,  когда  в  столь  полной  мере осуществлялись все желания русских, Егор,  которому  высокий  рост позволял  видеть  все,  что  происходило  далеко  по  ту  сторону  забора, окружавшего деревню, заметил нечто такое, что вызвало у него удивление.
Несколько человек из племени отверженных бежали со всех ног и  кричали  от ужаса,  потому  что  приближалось  большое войско,   ведомое человеком, в котором нетрудно было узнать европейца.
Намерения наступавших были явно враждебны, и Егор поделился  своей тревогой с Ильей и Осей.
- Недурное завершение мирных переговоров, - воскликнул Егор. – Это идет племя воинов. Сейчас тут такое начнется. Нельзя  этого  допустить.  Надо поспешить к ним и предупредить непоправимую катастрофу.
С некоторого времени Артура Смита  преследовали  неудачи.  Читатель  уже знает,  что  бандит  был  вынужден   покинуть   Америку:   длинный   ряд преступлений, от которых он ждал обогащения, принес ему только громкую, но опасную славу. В Индию он приехал в надежде, что  здесь  промышлять будет легче.
Сначала счастье как будто ему улыбнулось. На приисках искатели алмазов были так напуганы его смелостью, что он легко смог обложить их данью, и они платили беспрекословно. Но вскоре  это им надоело. Надоела  и  беспомощность  полиции,  которая  никак  не  могла положить  конец  подвигам  неуловимого  негодяя.
Они  решили,  что   надо защищаться самим, и организовали своего рода союз для  борьбы  с  разбоем. Тогда первым делом прекратили свою деятельность мелкие жулики, потому  что на приисках ввели грозный суд Линча  и  стали  без  разговоров  вешать  не только виновных,  но  и  подозреваемых. 
Правда,  тут  и  там  на  мимозах болтались несколько ни в чем не повинных, это верно,  но  урок  не  пропал даром, и пошатнувшаяся нравственность укрепилась очень быстро. Смиту удавалось легко обходить сети, расставленные ему на  каждом  шагу, но для этого уже требовалась исключительная осторожность,  и  нападать  он мог только на людей совершенно одиноких.
Между тем Смит был не  только смельчак, но еще и человек с причудами. И когда обстоятельства низвели его до положения простого грабителя с большой дороги, он потускнел, он утратил блеск, который сделал его имя легендарным в Америке.
Вместо того чтобы вести широкую жизнь,  о  которой  он  всегда  мечтал, вместо того чтобы повсюду находить сообщников  среди  людей  с  податливой совестью, которым он щедро расточал награбленные деньги, вместо того чтобы быть разбойником пышным и оригинальным, внушающим страх и  восхищение,  он принужден был влачить жалкое существование, лишенное величия и надежды.
Поэтому он решил оставить слишком хорошо охраняемые прииски и  поискать места поспокойней. Его старая звезда снова засверкала, когда были  найдены алмазные россыпи на правом берегу реки Кистны. Ему удалось совершить несколько набегов и скрыть в  весьма  укромном  местечке чудесную добычу, которую он рассчитывал продать  либо  в  Бомбее,  либо даже в Европе, а затем забросить дела и окончательно  уйти  на  покой. 
Он встретил на алмазных приисках несколько человек, с которыми имел дело  еще в Америке. Они не отделались от ужаса, который он им  внушал  раньше,  и безропотно дали себя ограбить. Но другие,  узнав  об  этом,  ругали  их  и издевались  над  ними.  Чтобы  как-нибудь  оправдать   свое   ротозейство, ограбленные стали  раздувать  страшную  славу  бандита. 
Они  сами  быстро восстановили его престиж, и Смит мог извлекать из него выгоду. Но не суждено ему было торжествовать слишком долго. На прииске Кистна - так называлось новое месторождение - искатели слишком уж  обозлились  на человека, который держал их всех в страхе. Они тоже объединились,  как  их товарищи на юге, и решили покончить с ним, и поскорей.
Доступ  в  алмазный край снова оказался закрыт для Смита, и он положительно не знал, куда ему еще податься.  Читатель  помнит,  что  его  последней  проделкой  было ограбление  Оси,  у  которого  он   отнял   двадцать   тысяч   фунтов стерлингов, принадлежавших Егору. Дельце было прибыльное,  но  не  опасное,  если принять во внимание состояние здоровья русского.  Если  бы  не  это,  все кончилось бы  иначе.  Напомним  также  попытку  Смита  ограбить  мистера Генри и мистера Рата.
Напасть на мистера Генри, который сам  оказался  бандитом,  и  потребовать кошелек у полицейского, который не имел ни гроша, было  не  только  верхом неудачи, но и насмешкой судьбы.
Однако Смит не питал никакой злобы  к  виновникам  своего  двойного провала. Этот чудак  имел  обыкновение,  хорошенько  обобрав  кого-нибудь, оставить кое-что и самой жертве -  пусть  человек  не  теряет  возможности продолжать работу.
                88

Когда же он натыкался на людей,  которые  сами  были  в нужде, он охотно кормил их, а иной  раз  отсчитывал  им  довольно  круглые суммы. У Генри и Рата, не было ни  гроша.  Не  имея возможности подать им свою обычную милостыню, он только  осведомился,  чем мог бы им быть полезен.
Генри просил  доставить  их  на  цветущий остров. А Смит, который уже несколько дней  шатался  в  окрестностях  реки Кистны, обратил внимание на Егора, который то  появлялся,  то  исчезал. 
Смит заметил также, где Егор прячет свою лодку. В  случае  опасности  это утлое суденышко могло помочь грабителю переправиться на другой берег,  ибо коня он потерял и был вынужден ходить пешком, а когда удастся найти нового четвероногого друга - неизвестно.
В Америке, где на каждой станции можно купить сотню и  даже  тысячу лошадей, Смиту не пришлось бы долго бить ноги о  камни.  В  Америке всякий умеет увести лошадь;  но  на  берегах  Кистны  лошади  встречаются крайне редко. Так  что  Смит  охотно  переправил  обоих  путников  на островок и оставил их там.
Однако это их желание уединиться показалось ему странным.    Возвращаясь с  острова,  он  заметил  Егора,  Илью  и Осю, которые сломя голову удирали от разъяренной толпы.
- Как бы мне пригодилась эта лошадка! - подумал  Смит,  скрывавшийся  за выступом  скалы,  когда  увидел  гигантского  коня,  на   котором   скакал Егор. - Ах, да ведь это хозяин пироги! Отлично! Он  бежит  со  своими дружками к реке. Туда, где должна была бы находиться пирога. Но ее там нет, дорогие мои! Если им нужна лодка, то мне нужна лошадь. Расскажу  им какую-нибудь небылицу. Они слишком торопятся и разбираться не станут.
И действительно, мошенник с  обычной  своей  самоуверенностью  разыграл комедию, которую мы уже описали,  и  получил  лошадь Гари.
Сидя верхом на  этом  несравненном  скакуне,  который  мог  не  бояться никакой погони, Смит еще решил потешиться над преследователями: те приняли его  за  Егора и  попытались,  но  тщетно,  отрезать  ему   путь   к отступлению.
Спустя несколько минут, он увидел следы фургона, который увозил Джона и двух женщин, и нашел книгу, содержавшую полный отчаяния призыв госпожи  Смит. Преследователи  были  сбиты  с   толку   сначала   исчезновением   трех русских, а потом и маневром Смита. Но вскоре они опомнились.  В  конюшне еще были и другие лошади. Оседлать их было делом одной  минуты,  и  тотчас началась бешеная погоня.
Ею руководил Гари. По следам беглеца несся целый эскадрон. Гари был уверен,  что  имеет  дело  со  своим  врагом,  и поклялся взять его живым, или мертвым. А в его устах такая угроза  не  была пустым бахвальством, он был способен на все. Этот забияка и драчун мог бы преследовать свою жертву хоть до самого Бомбея.
А у Смита был, по-видимому, один из его удачных дней. Разбойник даже не подозревал, какая гроза собралась над его  головой  в  тот  момент,  когда Джон оказал ему такой грубый прием. Но тут он услышал крики.
- Смерть Артуру Смиту! Смерть грабителю!
Он сообразил, насколько  серьезно  его  положение,  дал  шпоры  коню  и полетел в сторону леса, который начинался километрах в двух к северу.    Преследователи боялись, что  беглец  скроется,  и  сразу  удвоили  свои усилия, понукая своих лошадей голосом и  шпорами.  Погоня  вскоре  приняла такой характер, что всякий европейский любитель бегов и скачек пришел бы в восхищение.
И в самом деле: если наши современные спортсмены находят нечто притягательное в том, чтобы гнаться за животным, которое уже еле  дышит  и вот-вот будет взято, то как же должна быть захватывающа охота на человека!
Скачка с препятствиями и повешение у финиша. Как истый англичанин, у которого бьется сердце  от  одних  только  слов скачки,  Артур  Смит  почти  совершенно забыл, что в данном случае он находится на положении дичи и что ему нельзя дать себя обогнать, иначе к столбу финиша  действительно  будет  прилажена намыленная веревка. Он наслаждался скачкой, как знаток и любитель.
-  Гип-гип,  ура!  -  кричал  он,  покусывая  рыжеватые   усы,   покуда разъяренные охотники, которые его преследовали, вопили:
- Смерть! Смерть.
Большая лошадь, умело ведомая всадником, еще была в полной силе, и Смит должен был вот-вот достичь леса. Еще несколько секунд - и он  был  бы  вне опасности. Он уже перескочил через  полосу  низкорослого  кустарника,  как вдруг - резкий бросок, и всадник едва не вылетел из  седла.  Понимая,  что лошадь, давно привыкшая ко всяким случайностям, вряд ли станет  нервничать без причины, Сэм не  стал  ее  наказывать,  что  было  бы  с  его  стороны непростительной ошибкой.
Он  ее  огладил,  успокоил  и  старался  добром сломить ее  упорство.  Напрасный  труд!  Лошадь  уперлась  всеми  четырьмя йогами, опустила голову и стала храпеть и фыркать. Исступленные крики преследователей приближались. Смиту показалось,  что его подстерегает новая опасность, и так как он не знал, какая  именно,  то она казалась особенно грозной.
Однако хладнокровие  не  покидало  его.  Он зарядил карабин и уже собрался соскочить на землю, чтобы посмотреть,  чего испугалась лошадь,  когда  кусты,  на  которые  она  уставилась,  медленно раздвинулись и перед  удивленными  глазами  беглеца  предстал  индиец, вооруженный луком, стрелами и большой  связкой  копий. 
Затем  раздвинулся соседний куст, затем следующий,  затем  еще  один,  и  потрясенный  бандит увидел,  что  из  зарослей  выходит  целый  отряд  вооруженных  до   зубов индийцев  численностью  в   триста   -   четыреста   человек.   Какая-то фантасмагория! Удивление Смита было особенно велико еще и вследствие того, что сама местность, казалось, исключала возможность устроить здесь  засаду, или укрытие.
                89

Смит был человек  искушенный,  он  видал  виды,  он  умел  на примятой траве заметить еле уловимый след антилопы, но ему и в  голову  не приходило,  что  здесь  укрывается  столь  многочисленное  войско.   Чтобы обнаружить скрытых воинов,  нужен  был  инстинкт  лошади,  которую  прежний владелец приучил к охоте за беглыми рабочими.
Сворачивать  в  сторону  было   поздно,   потому   что   воины   быстро сманеврировали, и всякая возможность отступления была для Смита  отрезана. Все делалось в полном молчании.
Смит был не робкого десятка, но и он  затрясся,  когда  увидел  быстрые движения этих людей, это  множество  пик,  эти  бесстрастные  лица,  глаза словно из белого фарфора, сверкающие зубы.
- Ну, вот я и попался! - пробормотал он с философским  спокойствием.  - Это было неизбежно. Либо меня повесят одни, либо меня прикончат другие, -  но я человек конченый. Однако добрая веревка  все-таки  лучше,  чем  тот  вид смерти, который мне предложат индийцы. Быть повешенным еще куда ни шло.  С этим порядочный человек может  примириться  если  у  него  не  остается ничего  иного.  А  вот,  например,  быть  разорванным  на  куски,   или быть погребенным в старой шахте - нет, это конец недостойный. Так, мне сдаемся!
- Смерть! Смерть! - рычали приближавшиеся искатели алмазов.
- Вот, джентльмены! Вот! - воскликнул Смит и быстро повернул коня.
Но один из индийцев, в котором нетрудно было узнать предводителя, потому что на нем был красный мундир английского  офицера,  поднял на пике связку бычьих хвостов и стал громко кричать. Отряд снялся, как один человек, с четкостью движений, которая могла  бы порадовать любого сержанта-инструктора  королевской  шотландской  гвардии.
Действуя с быстротой мысли, индийцы бросились  к  бандиту,  построились перед ним в два ряда, сделали  полуоборот,  и  преследователи  Артура  Смита увидели  перед  собой  ощетинившиеся  грозные  пики.   Не   понимая,   что происходит, Смит оказался в  центре  каре,  рядом  с  предводителем,  который  не переставал потрясать своим знаменем.
- Слезай с коня, - сказал он на ломаном английском языке.
Приглашение  было  тем  более  своевременным,   что,   сидя   на   этом огромном коне, Смит был намного выше своих спасителей, счастливого вмешательства которых он все-таки никак понять не мог.
Приглашение было своевременным еще и потому, что в тот же миг прогремел выстрел, и всадник свалился с  седла,  ругаясь  так,  как  умеют  ругаться только матросы, да и то в минуту ярости.
- Ну, ничего! - ворчал он, легко поднимаясь и вытирая кровь с  лица.  - Эти подлецы отстрелили мне кусок уха. Но они дорого  заплатят  за  такое повреждение моей физиономии.
Не успел он закончить, как  выстрелы  затрещали  уже  со  всех  сторон; впрочем, их единственным результатом был густой дым и оглушительный шум. Смит смеялся, слыша, как свистят пули.
- Эти дураки, - сказал он в сторону, -  еще  разгорячены  скачкой.  Они даже не сочли нужным спешиться. К тому же стреляют  они,  прости  господи, как крестьяне. Ну-ка, покажем им, что  может  сделать  хорошее  ружье  в хороших руках.
Он быстро вскинул свою двустволку и выстрелил  из  обоих  стволов.  Два человека сразу упали. Вопль  бешенства  сопровождал  это  падение.  Индийцы ответили продолжительным победным  воем  и  стали  забрасывать  нападавших копьями. Но тут предводитель издал пронзительный свист, который  для  воинов  был сигналом к отступлению. Отряд медленно и в полном порядке отступил в самую гущу зарослей.
Неожиданный поворот судьбы привел Смита в хорошее настроение, он  снова стал ощущать радость жизни со  всем  опьянением  человека,  который  чудом спасся от веревки и пули. Он  еще  не  мог  объяснить  самому  себе, почему именно освободители бросились между ним и его  врагами,  и  ожидал, что  скоро  все   объяснится.   А   пока   что   он   расстреливал   своих преследователей, как уток, со всем умением заправского охотника.
А преследователи по вполне понятной причине не решались  углубляться  в заросли джунглей. Беспощадно истыканные стрелами и копьями, израненные пулями,  они были вынуждены начать отступление, которое закончилось бегством.
Индийский предводитель, счастливый этим успехом пыжился и вертелся в  своем пунцовом мундире,  по-видимому,  ожидая,  что  европеец скажет ему что-нибудь приятное. А Смит догадывался, что обязан своей жизнью какому-то недоразумению. Он молча стоял под перекрестными взглядами своих освободителей и не знал, как быть.
- Что же это, - сказал наконец предводитель индийской когорты,  -  белый  уже  не узнает племя воинов? Неужели он забыл  своего  друга.  А я   хорошо помню белого, который спас ему жизнь,  застрелив слона. Я держу свою память в своих глазах  и  в  своем  сердце,  ибо благодарность - добродетель индийцев.
Смит почувствовал, что спасти его может только смелость. За  то  время, что он слонялся по лесам и долинам, разбойник успел достаточно освоиться с разными наречиями, чтобы понять все, что сказал предводитель.
- Похоже, - подумал он, - что я  ухлопал  слона  и  спас  этого  доброго человека от смерти. Но не будем углубляться в лишние подробности и  не  будем многословны.
   - Да, вождь, - сказал он, -  я  тебя  узнаю,  ибо  я  сохранил  о  тебе воспоминание, как о человеке неустрашимом и добром. Тебе угодно  вспомнить, что я спас тебе жизнь - что ж, благодарю  за  это.  Но  недостойно  белого человека напоминать об услуге, которую он оказал. К тому же ты вполне меня вознаградил, и я - твой  должник.  Ты  -  великий  воин,  а  твои люди - храбрецы.
                90

Этот  набор  общих  фраз  был  встречен   рокотом   одобрения.   Индийцы утвердились в уверенности, что перед ними Егор. Они  не  подозревали, что имеют дело с его двойником. Впрочем, предводитель, сам того не подозревая,  простодушно  подсказывал  ему ответы на все свои вопросы. Любой выпутался бы из затруднения. А Смиту  не понадобилось слишком много времени, чтобы сообразить, что его принимают за Егора.
Несколько слов, вырвавшихся у Генри и Рата во  время переправы на цветущий остров, помогли ему разыгрывать роль своего двойника. Его могли бы выдать только голос и английский акцент, но в этом  индийцы не очень-то разбирались. Так что предводитель, обрадовавшись неожиданному  прибытию своего  друга,  белого  друга,  стал  посвящать  его  в  события,  которые произошли с тех пор, как он поспешно отступил перед племенем отверженных.
Он рассказал о бегстве своих людей: о том, как они скитались по  мрачным  и безлюдным местам на реке Кистне; о том, как они  не  хотели  отдаляться  от островка, посещаемого браминами, и о том, что  на  этом  островке  в гробнице хранятся камни, так высоко ценимые белыми людьми.
Тут Артур Смит начал прозревать. Он уже тоже слышал легенду  о  несметных индийских сокровищах. Теперь он сообразил,  что  счастливая  звезда свела его с хранителем тайны. Он сумел, однако, сдержаться и подавить охватившее его волнение.
- Ах да, камни  в гробнице,  -  сказал  он  равнодушно  и непринужденно.
- В обмен на те, которые  я  тебе  уже  дал,  ты  обещал  мне  прислать огненную воду белых людей, - напомнил предводитель с жадностью.
- Ах, вот как? - подумал бандит. - По-видимому, русский, за которого  он меня принимает, торгует спиртными напитками.
- Ты скоро получишь все, что оставили мои предки.
- Что нужно сделать для этого? - спросил Смит с  поспешностью,  которая никак не вязалась с его показным равнодушием.
- Надо, чтобы брамины были благосклонны и чтобы племя отверженных  ушло  с  нашей земли. Мой сын сейчас отправится на  реку.  Его  сопровождает сын моего брата. Они знают священные слова, которые надо  произнести перед рекой. Молитва юных вождей будет приятна божествам  реки. А что касается племени отверженных?
- Да мы их просто-напросто прогоним! - резко перебил Смит.
- Их много, и они сильны.
- Но твое племя – это самые храбрые воины. Разве они не обратили только что в бегство белых воинов, у которых были  ружья  и  лошади?  Если вы смогли побить белых, то  уж  никакое  племя  не  сможет  вам противостоять.
- Это верно, - признал предводитель, пораженный очевидной правильностью этого суждения. - Однако надо было бы, чтобы ты вступил в  наши  ряды  и  убивал тех людей из ружья, как ты только что убивал белых людей.
- Конечно. Именно так я и намерен поступить.
- А ты знаешь, что  Будда  запрещал  белым  людям  пользоваться  оружием индийцев?
- Это верно. Но когда индийцы бьются за правое дело, как, например, вы, когда жестокие люди, как отверженные, хотят их истребить, белые  люди должны прийти им на помощь. Идем со мной. И не  бойся  ничего!  Будда  будет охранять нас и пошлет нам победу.
- Спасибо! Ты храбр. Мы выступим завтра же, и мы победим.
- А я заберу сокровища гробницы, - сказал про себя Смит.

                91

Тяжелый фургон, в котором путешествовали две молодые женщины  и  Джон, остановился в нескольких сотнях метров от  Кистны,  на  берегу  небольшой речушки, которая перед впадением в гигантский поток образует лиман. Журча, бежит прозрачная вода между скалами, оставляя на них клочья  перламутровой пены.
Речушка  неглубока,  однако  многочисленные  оползни,  нагромождение валунов,   причудливо   сбившихся   в   островки,   плодородные   участки, разбросанные тут и там, - все это  говорит  человеку  хоть  сколько-нибудь опытному, что в иные  минуты  скромный  ручеек  превращается  в  бурный  и неукротимый поток.
Путешественник осторожный не доверился бы  этой  зыбкой почве; он бы остановился на привал где-нибудь подальше и повыше. Но  Джон расположился именно здесь, в местности, не защищенной  от  затопления,  на самом берегу ручья, который разбухает от  неожиданных  грозовых  ливней  и широко разливается.
Либо у Джона  были  какие-то  серьезные  соображения, либо он проявил непостижимую беспечность. Он поставил фургон  на  открытом  месте,  прямо  под  палящими  лучами солнца, так что  духота  должна  была  там  быть  совершенно  невыносимая.
Правда, на брезентовую  крышу  фургона  он  положил  густой  слой  зеленых листьев. Но они быстро пересохли. К мерам защиты от солнца  присоединялась целая система укреплений, которые должны были оградить фургон если  не  от воды, то по крайней мере от нападения диких зверей, а также от  общения  с людьми: мы имеем в виду забор из  кольев  и  бревен  и  камни,  наваленные позади забора.
Видимо, Джон боялся каких-то очень опасных врагов. Что же побудило белого дикаря добровольно отказаться от лежавшего всего в нескольких шагах великолепного местечка, которое  пышная  растительность делала похожим на райский сад?
Здесь растут огромные заросли бамбука, сжатые у основания и  развевающиеся вверху, как огромные султаны. Их твердые, правильной цилиндрической  формы коленчатые  стволы,  покрытые  нежно-зеленой  листвой,  раскачиваются  при малейшем дыхании ветерка, и тот, кто однажды  слышал  их  странный  шепот, никогда его  не  забудет. 
То  тут,  то  там  среди  этого  зеленого  моря возвышается одинокая пальма. Древовидный папоротник переплел свою причудливую листву с  листвой дикой финиковой пальмы.  Смоковницы,  у  которых  нижняя  часть  листа светлая, а верхняя усыпана темными пятнами, похожими на запекшуюся  кровь, мрачно возвышаются рядом с инжирным деревом,  у  которого  ветви  отягчены широкими, гладкими листьями, твердыми, как металлические пластинки. 
Затем для очаровательного контраста над  этим  цветником  сплетается  в  кружево нежная  листва  стручковых:   акация-жираф,   дерево,   стручки   которого питательны; акация колючая,  вся  утыканная  опасными  шипами;  гигантская мимоза, которая сворачивается, едва к ней прикасается  хоботок  насекомого, или крыло бабочки; мимоза с опьяняющим  запахом.
Тут и там возвышается одинокий зеленый купол баньяна. Никакое дерево не может расти в тени этого гиганта тропических  лесов,  бесчисленные  стволы которого высасывают из почвы всю ее влагу.  Под  ним  может  расположиться целое племя.
Необозримым  ковром  раскинулись  густые  и  сочные  травы,  украшенные ослепительно яркими цветами.  Обращает  на  себя внимание цветок чистой белизны, каждое утро покрывающий землю благоуханным снегом. Он живет лишь один день. Его лепестки, распустившись, привлекают рои бабочек, похожих на ожившие драгоценные камни, которые высыпались из волшебной шкатулки феи цветов. А  бабочек  подстерегают  быстрые  кузнечики,  деловитые  муравьи, шумливые стрекозы.
На больших и малых деревьях, на стеблях и на ветвях,  на  травах  и  на цветах, на скалах, на камнях, торчащих из ручьев, и на болотах  двигается, прыгает,  летает,  охотится,  ловит  рыбу  целый  мир  птиц,   еще   более разнообразных, чем растения.
Красивые стрекозы, у которых изумрудные крылья  окаймлены  сапфиром,  с веселым шумом гоняются друг  за  дружкой  и  при  малейшем  подозрительном шорохе прячутся в ямках, которые они себе вырыли на берегу реки и  которые служат им гнездами.
Голубые  и  оранжевые  зимородки  ныряют  быстро,  как стрелы, ловя свою добычу;  большие  пеликаны,  объединяющиеся  в  стаи  до пятисот  голов,  взлетают  и  спускаются  где-то  в  отдалении,   описывая правильные  симметричные  круги.  Суетливая  и  крикливая  ржанка,   вечно сердитая, злобная, как моська, но  храбрая,  как  львенок,  старается,  по одной только своей сердечной доброте, восстановить порядок среди пернатых.
Она смело преследует больших, поддерживает малых и  предупреждает  стычки. Но сколько хлопот и забот, сколько крику! Маленькие зеленые попугаи, самые неугомонные болтуны здешних мест, вынуждены замолчать, равно, как и  черные ткачи, которые не менее любят поболтать, чем их родичи-дрозды.
                92

Короче - повсюду вокруг торжествует природа, жизнь бьет ключом  в  этом перелеске. А в доме на колесах жильцы  заперлись  наглухо,  точно  они  не хотят видеть это великолепное зрелище и не боятся духоты.
Но что это за паника внезапно охватила жителей тропического  леса?  Они, как будто привыкли к виду фургона. Это соседство до сих пор  нисколько  не угрожало их жизни и свободе. Но вот  они  стремглав  улетают,  исступленно крича.
Причина этого внезапного и поспешного бегства  скоро  станет  понятной. Послышались человеческие голоса, приглушенный топот лошадей, и  на  опушке показывается многочисленная группа всадников в грязных одеждах, с помятыми лицами и всклокоченными бородами.
Гигант выступает  впереди.  Он  командует  "стоп"  и  подходит  к забору, которым окружен фургон. Дверь  тихо  открывается,  и  высовывается угрюмое лицо Джона. Он бросает мрачный и подозрительный взгляд  на  новоприбывших,  которые стоят под деревом, затем с решительным видом выходит, держа наготове  свое длинное английское ружье.
- Это ты Гари, - ворчит он. - Что тебе надо?
- Друг мой Джон, - насмешливым тоном отвечает Гари, - человек с  рубцом через всю голову, вы не очень-то любезны.
- И у тебя короткая память, одноглазый Гари.
- Пусть меня унесут черти и пусть они  свернут  вам  шеи!  У  меня  нет времени любезничать, в особенности с тобой.
-  Конечно.  Вы  приберегаете  всю  вашу  любезность  для  этих  двух голубиц.
- Молчать. Что тебе нужно?
- Очень просто. Вы разработали довольно хитрый план и сообщили его нам, если мне не изменяет память,  в  шалаше,  в  окрестностях прииска Голконда.
- Дальше.
- Вы говорили, что мы можем легко овладеть кладом  и  будем  богаты  не менее, чем королева Англии. С тех пор у нас текут слюни. А  теперь,  когда мы у самой цели, в вас заговорила совесть и к  тому  же  голосом,  который напоминает голос измены!
- Дальше! - снова буркнул Джон, которому уже  стала  ударять  кровь  в голову.
- Вы говорили, что мы все разбогатеем, а себе вы вдобавок возьмете в жены любовь нашего врага. Нас  это  устраивало  вдвойне,  потому  что  месть  -  штука приятная. Но сокровища гробницы. - На лице бандита  отразилась жадность.
- Кроме того, это  не слишком уважительно с вашей стороны разговаривать с нами  здесь,  даже  не приглашая нас войти?
- И так хороши будете! - оборвал Джон. - Я никому верить  не  могу.  И вам меньше, чем кому бы то ни было.
Гари грубо расхохотался. В его хохоте  были  и  насмешка  и угроза.
- Ладно, Джон, мы знаем, что нам остается делать.  Вы  хотите  забрать себе и клад и бабенку. Это уж чересчур, дружище! Вы слишком жадны! Как  бы не пришлось пожалеть. Во всяком случае, мы-то пришли к  вам  со  словами мира. Обдумайте их до завтра. Когда  солнце  пройдет  треть  своего  пути, будет поздно.
- Чего же вы, собственно, хотите? - воскликнул Джон, которого все-таки встревожила угроза своего друга.
- Сейчас скажу. Мы знаем, что клад закопан где-то здесь, поблизости. Но не мы одни это знаем. По-видимому, тайну  плохо  берегли,  потому  что  ее знает масса народа  на  прииске.  Люди  покинули  свои  участки, организовались и против нашей воли поставили  нас  во  главе  всего  дела.
Теперь они хотят взяться за поиски вместе с нами. К тому же они, бедняжки, торопятся. А вы сами знаете, что  жадность  -  плохой  советчик.  Если  вы запретесь у себя в фургоне, то можно биться об заклад, что на вас  нападут и обе ваши птички достанутся нашим ребятам.
- Пусть тронут хоть один волос с их головы! Убью!
- Возможно. Одного, двух, десять, если хотите. Но какой бы вы  ни  были герой, не надеетесь же вы все-таки удержать целую ораву людей, которые  не боятся ни бога, ни черта и только хотят дорваться до клада?
- Клад - другое дело. А женщины при чем?
- Дорогой друг, вы удивительно непонятливы! До сих  пор  я  считал  вас самым умным в банде, но я вижу, что ошибался. Что  же,  выходит  -  возлюбленная этого проклятого русского не знает, где лежат алмазы?
- Знает! Но она не скажет.
- Вы не умеете ее заставить. Вы не умеете разговаривать с  женщинами. Неужели вы здесь не хозяин? Не полный хозяин, перед которым все трепещет и которому все повинуется?
- Вам какое дело?
- А такое дело, что если вы не знаете, как взяться, то я  вас  научу. Способов много! Например, не  давать  им  ни  есть,  ни  пить.  Не  давать спать. Подпалить пальчики. Мало ли что можно попробовать.
- Нет! - решительно возразил Джон.
- Как хотите. Я вижу, она вас околдовала.  Ваше  дело.  Мне  остается только предупредить вас, что двух дней не  пройдет,  а  красотка  будет  в наших руках и тогда уж она заговорит. А теперь прощайте или,  верней,  - до свидания.
Джон пожал плечами,  молча  поигрывая  ружьем,  повернулся  к  другу спиной и, как собака, забрался под фургон. Бандиты удалились. Они пошли к своим дружкам  сообщить  о  неудаче.  Те встретили их отчаянной бранью. Потребовался весь  авторитет  бандита и его сила, чтобы отговорить банду от немедленного нападения на фургон.
- Ладно, - ворчал Джон, - орите сколько угодно! У меня еще целая  ночь впереди. За двенадцать часов, да еще в  темноте,  такой  человек,  как  я, может многое успеть.
                93

Тут он заметил, что  к  фургону  приближается  несколько  человек.  Они потрясали оружием и громко кричали.
- Вот как? - сказал он. - Уж не собираются ли они  нарушить  перемирие?  Это  бы  меня  очень удивило.  Мой друг отъявленный мерзавец, но они люди слова. Эй, там! Стой, буду стрелять!
Но те продолжали приближаться, и Джон выстрелил. Один упал,  остальные застыли на мосте, хотя кричать не перестали.
- Клад! Сокровища! Мы хотим сокровища раджи! - орали они в ярости.
- Сокровища? Ладно. Подождите до  завтра.  Будут  вам  сокровища.  Вы таких и не ждали!
В то время, как свидание  двух друзей  заканчивалось  этими  кровавыми событиями, госпожа Смит и Сара, которые слышали до последнего слова всю их циничную беседу, бледные, но полные решимости,  находились  на  той половине фургона, которая была им отведена для жилья. С тех  пор  как  они узнали, что Илья находится где-то неподалеку, их воля еще более окрепла.
Уверенные в том, что скоро придет помощь, если только смерть но избавит их от долгого заточения, они  сохраняли  ясное  спокойствие  духа,  какое  не всякий закаленный мужчина смог бы сохранить при подобных обстоятельствах. Их  непреклонная  твердость  торжествовала  над  всеми  поползновениями Джона, который боялся потерять одновременно и женщину  и  клад  и  потому держался скорей, как преданный слуга, чем как неумолимый тюремщик. 
Правда, он знал, что госпожа  Смит  способна  привести  в  исполнение  свою страшную угрозу и взорвать фургон. Это сознание сильно  сдерживало  его  с того самого дня, когда появился Артур Смит.
- Вы не боитесь, Сара, не правда ли? -  сказала  Анна  своей  подруге, которую выстрел заставил вздрогнуть.
- Нет, сестра. Я ничего не боюсь, и я надеюсь.
- О, я тоже! Я горячо верю, что скоро придет Илья, и моя  уверенность дает мне сверхчеловеческие  силы.  Он  придет,  я  это  чувствую,  и  наши страдания  кончатся.  Вы  увидите,  Сара,  как   эти   свирепые   бандиты разбегутся, едва он появится. Он храбр и силен, и никто из них не выдержит его страшного взгляда. Если бы вы  только  знали,  как  эти  бандиты боятся его.
- Повторяю вам: я надеюсь. Хотя нам остается так  мало  времени.  Нужно чудо и Илья его совершит.
- Если бы эти негодяи искали только клад! Но, увы! Вот уже  неделя,  как наш тюремщик держит нас взаперти, но они знают, что мы находимся здесь. Вы видели, как они настойчиво рассматривали наш фургон, когда упустили из рук того человека, из-за которого я  осталась  сиротой?  Я  долго  жила  среди золотоискателей. Я знаю, на что  способны  эти  люди.  Их  ведь  ничто  не удержит.
- Ну что ж, мы умрем, но позора не примем.
Тем временем друзья Гари, видимо, несколько успокоились и в надежде на скорое разрешение всего  дела  стали  петь  песни.  Несколько человек подняли труп того, которого подстрелил Джон, и стащили  в  речку.
Другие сопровождали эту мрачную похоронную процессию,  бешено выплясывая и крича:
- Индийские сокровища.
Этот крик, повторенный  тысячу  раз,  прокатывался  по  лесу  до  самых берегов Кистны.
В ожидании, когда наступит ночь, под  прикрытием  которой  он  надеялся избавиться от  своих  врагов,  Джон  сидел,  уставившись  взглядом  в  ту сторону, откуда доносилось пение, и мучительно думал.  Отбросив  несколько планов, как неосуществимые, он с настойчивостью дикаря перебирал все новые и новые, один смелей другого, но пришлось отказаться и от них: они были не под силу одному человеку, да и времени было мало.
Солнце уходило на  запад очень  быстро,  и  Джон  стал  считать  минуты   с   чувством   человека, приговоренного к смерти. Он  был  близок  к  отчаянию,  когда  взгляд  его внезапно упал на скалы, доходившие до самой реки.
Странная растительность покрывала  эти  светлые  гранитные  глыбы.  Она прилепилась ко всем извилинам, торчала из всех щелей.  Это  были  твердые, бледно-зеленого цвета стволы, ровные, как свеча, и лишенные какой бы то ни было листвы.
Трудно представить  себе  что-нибудь  более  унылое  и  более нарушающее приветливость окружающего леса. Ничего не  может  быть  мрачней этих прутьев, похожих на бронзовых змей, воткнутых в стоячем виде в скалу.
Вздох облегчения, который  можно  было  бы  принять  за  вздох  бизона, вырвался из груди Джона. Бандит улыбнулся и, подобно  великому  греческому математику, воскликнул:
- Эврика!
Он узнал  молочай,  опасное  растение  с  острыми  колючками, которое дает одновременно и  масло  и  сок,  таящие  смерть  для  людей  и животных. Он внимательно всмотрелся в скалы, измерил на  глаз  расстояние, сделал чуть недовольную гримасу, заметив, что  оттуда  слишком  близко  до расположения его врагов, затем  со  свойственной  ему  беспечностью  пожал плечами, как бы говоря: - "Все устроится. Посмотрим".
Затем он вернулся в переднюю часть фургона, которая служила ему жильем. Он  вышел  оттуда  через  несколько  минут,  держа  в   одной   руке   два крупнокалиберных револьвера, а в  другой  -  бурдюк  с  буйволовым  жиром.
Хорошенько осмотрев оба револьвера и  патроны,  он  убедился,  что  все  в порядке, однако пробормотал:
- Не люблю я эти  игрушки!  Их  почти  не  чувствуешь  в  руке.  Хорошо стрелять из них невозможно. Кроме того, не люблю я эти пули - они не толще мундштука. Глубоко они не входят. Они расплющиваются, как монета, а выбить человека из строя они не  могут. То  ли  дело  доброе  ружье  и  пульки восьмого калибра, да еще если к ним подбавлено немножко олова. Вот когда можно поработать! Но ведь  у  меня  выбора  нет,  ничего  не  поделаешь. Сегодня ночью мне мое верное ружье служить не может. А эти бараньи ножки - это, как-никак, двенадцать выстрелов. Ладно,  довольно  болтать.  Вот  и солнце заходит. Приготовимся.

                94

Он закрыл заднюю дверь фургона на засов и через деревянную  перегородку обратился к обеим женщинам:
- Если вы услышите кое-какой шум, не  пугайтесь.  Я  попытаюсь  сделать все, чтобы вырваться отсюда.
Никакого ответа.
- Вы меня слышите, сударыня? Не бойтесь: вам ничто не грозит.
Обе пленницы хранили презрительное молчание.
- Ладно, ладно! - проворчал Джон и ушел. - Потом посчитаемся. Клянусь, Гари был прав! Черт меня побери, если  я  не  заставлю  себя слушать! Надо было  опрокинуть  фургон  в  речку  и  подмочить  бочонок  с порохом, хотя бы даже погибли эти две тигрицы.
Ночь наступила сразу, без сумерек. Она, как черное покрывало, свалилась на реку, на долину, на джунгли. Джон снял с себя  кожаную  куртку,  шерстяную рубашку, разулся. На нем остались одни  только  узкие  рейтузы.  Тогда  он вскрыл бурдюк, набрал полные пригоршни жира и обильно  смазал  себе  лицо, туловище, руки и ноги и даже единственное свое одеяние.
- Вот так! - сказал он. - Хорошо! Теперь, если я даже попаду в  засаду, черта с два им удастся схватить меня. Я  выскользну  у  них  из  рук,  как угорь, и никакая сила меня не удержит.
Он заткнул оба револьвера себе за пояс и прихватил кривой нож,  похожий на мексиканское мачете. Затем с легкостью, какой нельзя было и ожидать  от такого громилы, он перескочил через  забор  и  исчез,  оставив  фургон  на милость божью.
По мере того, как он приближался к месту  расположения  врагов,  которые при фантастическом свете костров готовили себе ужин, шаг  его  замедлялся. Джон взял свой нож в зубы, растянулся на траве и пополз с гибкостью кота, не дыша и производя не больше шума, чем змея, устремляющаяся в засаду.  Он прокладывал себе дорогу руками среди сухой травы так, что не слышно  было, как ломался сухой стебелек; он скользил по тропинкам,  которые  протоптали дикие  звери,  использовал  всю  свою  ловкость  сына  природы  и,  наконец, добрался-таки до своих врагов.
Одни лежали, другие сидели во круг костра и жарили мясо, покуривая отвратительный табак, который здесь на вес золота. Разговор  шел  оживленный,  и  говорили,  разумеется,   о   создавшемся положении и о событиях, которых можно было ожидать назавтра.
- Нет, вы только подумайте, - сказал  один,  -  этот  чурбан  хотел  бы забрать себе весь клад.
- Клад? А вы уверены, что он действительно  существует,  этот  клад?  - спросил какой-то скептик.
- Да вы с ума сошли! - загремел хор оптимистов. - Все  только  об  этом кладе и говорят! Такое богатство! Можно было бы купить всю колонию.
 - А женщины?.. Там есть женщины, в  фургоне.  Когда  повесим  Джона,  мы женщин разыграем. На ножах.
- Я предпочитаю добрую пригоршню алмазов.
- А кто сказал, что эта скотина развозит  настоящих  женщин?  Вероятно, это какие-нибудь китайские посудомойки.
- Еще чего. Это чистокровные англичанки, друг мой. Настоящие леди. Вы видели, как он оберегал фургон, когда мы гонялись за Смитом?
- Это верно.
- Вы их не видали?
- Нет, но мне говорил Гари.
- Это его друг?
- Друг. Но он страшно зол на него.
- Ничего себе друзья! Готовы убить один другого!
- А вам-то что? Поделим их наследство!
- Смотрите на Гари. Вот он о  чем-то  горячо  беседуют  с  мистером Генри, который свалился к нам на прииск несколько дней назад. По-моему,  зловещая птичка.
Джон, который невозмутимо слушал весь этот  разговор,  не  оставлявший никаких  иллюзий  насчет  намерений  его   врагов,   повернул   голову   и действительно увидел Генри и Гари.
Вот они  медленно  отошли  в  сторону  и  остановились  в  самом  конце освещенной кострами поляны. Джон не потерял ни одного мгновения. Тем, кто только что выкладывал свои планы, он предоставил тешиться надеждой, хотя и придерживался особых взглядов на их осуществимость, а сам пробрался к тому месту, где совещались два мерзавца. Он не слышал первой части беседы, но вторая оказалась в высшей  степени интересной.
- Что касается Джона, - сказал Генри своим трескучим голосом, напоминающим завывание шакала, - то от него нам надо избавиться.
- Нет! - грубо возразил Гари. - Я не  хочу,  чтобы  его  убили.  Он мой друг, он всегда был нам хорошим товарищем.
- Да бросьте! - перебил его Генри. - Вы тоже  начинаете  заводить  себе предрассудки. А я такой человек: если мне мешают, я  не  смотрю, друг это, или чужой человек. Бац! - и  готово,  его  нет!  По-моему, лучшего и придумать нельзя.
- Но Джон вам не мешает.
- Он захочет четвертую часть клада. А я считаю, что лучше делить на две части, чем на три.
                95

- Генри, вы сошли с ума! Вы говорите о двух частях, а вся эта  орава, которая нас сопровождает?
Генри рассмеялся:
- Честное слово, я еще не видал такого дурака, как вы Гари!
- Послушайте, старая английская свинья, вам хочется, чтобы я сделал из вас котлету?
- Ну-ка, попробуйте, идиот! Скотина!  Я  вас  не  боюсь!  Попробуйте-ка поднять на меня руку!
- А кто мне помешает?
- Вот это!
И Генри извлек из внутреннего  кармана  своего  сюртука  измятую грязную тряпку, отдаленно напоминавшую платок.
- Вы смеетесь?! - обиделся Гари.
- Вообще говоря, да. Но в данный момент я вполне серьезен, как человек, знающий местонахождение  клада,  который  одинаково  сводит  с  ума  таких дикарей, как вы, и даже людей цивилизованных вроде меня.
- Неужели эта тряпка?
- Эта  тряпка  -  карта  местности,  где  спрятаны индийские   сокровища.
Джон, притаившегося за деревьями, подбросило, точно он получил  заряд дроби в бок.
- Карта? Вы имеете карту? - задыхаясь, спросил Гари.
- Тише, животное! Вы хотите, чтобы нас  услышали?  Я  не  имею  в  виду делиться с ними.
-  Но позвольте-ка, вы надеетесь при помощи этой тряпки найти...
- Я не надеюсь - я уверен.
- Тогда я, конечно, понимаю, что вам не хочется делиться  с  Джоном  и другими.
- Но как же вы ее раздобыли, эту тряпку?
- Благодаря великодушию Джона.
- Нет, право же, он сошел с ума.
- Позвольте! Дайте мне объясниться. Эту карту раздобыл для меня  Джон, но он этого и не подозревает.
- Расскажите по порядку.
- Вот вам все в двух словах. Джон только что убил  наповал  одного  из тех крикунов, которые хотели напасть на фургон. Вы видели, как я  бросился к этому человеку, якобы для оказания помощи.
- Но он в ней не нуждался, потому что Джон стреляет метко.
- Верно. Бедняга и вздохнуть  не  успел,  как  был  убит.  А  я  достиг известного искусства в извлечении из карманов ближнего всего мне необходимого.  Я  использовал это умение и на сей  раз, в  один  миг  взял  на  учет  все  наследство покойного. И в следующий миг я переложил содержимое  его  карманов  в  свои собственные. Я старался не пренебречь ничем, потому что у этих людей  есть милая манера держать целые состояния в  самых  грязных  тряпках. 
- И  я  не ошибся. Я с первого же взгляда узнал эту карту местности. Ведь  ради  нее, только ради того, чтобы завладеть  ею,  я  целых  три  месяца  тащился  за русскими. Не знаю, как она попала к тому чудаку, которого ухлопал Джон. Важно, что сейчас она у меня.
- Если я не ошибаюсь, - заметил после минутного размышления Гари, - покойник, которого вы так своевременно обворовали, сам  украл  ее  у  того человечка, который пришил Вилли.  Я  очень  хорошо  помню,  что, когда его носили на руках, один субъект шарил у него по карманам.
- Что из этого? Для нас сейчас самое главное -  раскланяться  с  нашими скотами и, не задерживаясь, поспешить в те места,  которые  обозначены  на карте.
- Скажите, - довольно наивно перебил его Гари, - а если бы нам взбрела в голову фантазия не допустить вас к участию в дележе?
Генри медленно поднял свои усталые веки и  уставился  на  Гари пронзительным взором укротителя.
- Ты этого не сделаешь по двум причинам. Во-первых, ты неграмотен и без меня в этой карте не разберешься.
- А во-вторых?
- Во-вторых, в одном из карманов  убитого  лежал  заряженный  револьвер системы "Смит-энд-Вессон". Когда мы откопаем клад, и ты попытаешься  надуть  меня при дележке, я тебя просто пристрелю.
- Руку, Генри. Вы - мужчина!
- Итак, все ясно. Мы сию же минуту уходим отсюда,  и  пусть  Джон  сам возится с этой оравой, когда кончится срок перемирия. Завтра  на  рассвете мы будем у реки, то есть в нескольких шагах от цели.
Когда Джон услышал этот откровенный разговор, его охватило  бешенство. У таких медлительных людей, как он, бешенство особенно опасно, потому  что оно удесятеряет их силы. Была  минута,  когда  ему  хотелось  броситься  на  двух  мерзавцев и размозжить им головы раньше,  чем  они  опомнятся. 
Но  это  привлекло  бы внимание всех остальных. Не лучше ли будет следовать за ними по пятам, шаг за шагом, и, внезапно появившись в момент дележки,  потребовать  свою долю? Но для этого пришлось бы оставить обеих пленниц в фургоне, то  есть на милость той банды. Тяжелая  борьба  происходила  у  Джона  в  мозгу. Жадность была побеждена. Джон  сделал  над  собой  энергичное  усилие,  подавил   свою   злобу, успокоился и негромко пробормотал:
- Ладно. Ступайте вперед. Проложите мне дорогу, а я приду, когда  будет нужно.
Он медленно обогнул поляну и бивуак своих врагов и  вскоре  очутился  у подножия скал, поросших молочаем. Ночь была темная, но сияли звезды, и этого было  достаточно,  чтобы  он мог взяться за работу.

                96

У его ног дремал ручеек. Тихие воды едва текли  по  каменистому  руслу. Джон опытной рукой подрезал молочай,  всячески  остерегаясь  уколоться  о его шипы, или прикоснуться к ядовитому соку, который лился из каждого  надреза. Стебли  падали,  скользили  по  скалам  и  сваливались  в  речку,  обильно примешивая к воде свои ядовитые соки.
Почти вся ночь ушла на эту мрачную работу. Оставался  какой-нибудь  час до рассвета, когда Джон благополучно вернулся в фургон. Веря в успех своего замысла, он терпеливо ожидал развязки.
Когда люди ведут жизнь, полную приключений, они  не  имеют  обыкновения долго предаваться усладам сна. В пустыне встают рано; там  не  знают,  что такое борьба с подушкой, хотя бы потому, что подушкой обычно служит охапка травы, или полено. 
Веселые  крики  приветствовали  появление солнца  из-за  холмов.  На  бивуаке  все  стали  встряхивать  друг  друга, расталкивать спящих,  и  через  минуту  вся  поляна  наполнилась  шумом голосов, песнями, бранью.
Всюду, где преобладают  англичане,  -  в  Америке, Канаде,  или в  Индии -  люди  перенимают  у  граждан  Соединенного Королевства их правила гигиены. Если поблизости есть вода, день непременно начинается с общего купания.
Так было и на сей раз. Но надо  было  торопиться.  Все  быстро  разделись, сложили одежду на прибрежном песке и,  порезвившись  немного,  ринулись  в воду. Тут были все без исключения, и не без причины. Каждый боится воровства, и никто не хочет, чтобы рылись в его вещах. Поэтому вошло в обычай,  чтобы никто не оставался на берегу, когда решено купаться.
Зловещая тишина внезапно сменила веселые крики и шутки, затем  раздался страшный вопль и вой бешенства. Купальщики почувствовали страшную боль Они прыгали и корчились от боли, они подносили руки к внезапно  ослепшим  глазам  и,  шатаясь  как  пьяные, искали берега.
Дьявольская  выходка  Джона  имела  страшные  последствия.  Он   успел вырубить за ночь столько молочая, что буквально вся речка была отравлена. Опытный глаз заметил бы на поверхности воды зеленоватый налет, который  не растворяется благодаря своей маслянистости.
Когда этот разъедающий сок попадает хотя бы только на  кожу,  наступает распад тканей. Для слизистой оболочки глаз он  особенно  опасен,  так  как вызывает почти неизлечимое воспаление.
Таким образом, Джону нечего было больше опасаться: его  несчастные  враги, лишенные всякой помощи, были люди обреченные. Их могло спасти только чудо. Неистовыми воплями они как  бы  давали  знать  Джону,  что  их  положение безвыходно. Бандит потирал руки, бормоча:
- Ну что, господа европейцы, влипли? Будете в другой раз  знать, где купаться? А теперь вперед! День начался хорошо. Надо поскорей  уйти из этого проклятого места и пуститься  по  следам  Генри и Гари.
Джон пошел запрягать быков, но тут у него самого вырвался крик  ярости и отчаяния, не менее страшный, чем крики его врагов: все  быки  лежали  на земле раздувшиеся, как мехи, с угасшими глазами, с высунутыми  посиневшими языками. Одни были мертвы, другие бились в предсмертных судорогах. Подстилкой им служили кучи зеленых веток, на которых не  оставалось  ни одного листика. Джон сразу узнал эти обглоданные ветки.
- Отравили моих быков! - взвыл он, колотя себя кулаками  по  голове.  - Пока меня не было, им подбросили ветви дерева содержащего яд, убивающий быков, но на лошадей  этот  яд  не  действует. Ну, я найду виновного! И клянусь, что вырву  у него сердце  из груди.
Раскат грома прервал поток его проклятий. Огромная, черная, как  смола, туча, окаймленная зловещей медной полоской, поднималась на горизонте и все больше и больше приближалась. Ее несла на  своих  крыльях  буря.  Валились деревья, ломались ветви, рвались лианы. Вскоре тяжелые капли  дождя  стали пронизывать воздух и с плеском падать  в  ручей,  на  котором  поднимались тысячи пузырьков.
Раскаты грома слились в один сплошной гул. Молнии сверкали непрестанно, образуя ослепительное пламя. Казалось, все кругом горит.    Джон затрепетал при мысли о возможных последствиях грозы. Ничто ее  не предвещало, она разразилась с предательской внезапностью,  как  это  часто бывает в тропиках. Разверзлись  хляби небесные и  пролились  на  землю  воды в  изобилии, которое ни с чем сравнить нельзя.
Скоро речушка раздуется, она  превратится  в  грозную  и  стремительную реку. Опасность возрастала с каждой минутой.  А  фургон  неподвижно  стоял  в таком месте, которому неизбежно грозило быть затопленным, и  вывезти  его, было невозможно. Беспомощность  довела  Джона  до  отчаяния,  он  потрясал  кулаками  и ругался.
Когда жители глубинной Индии видят белого впервые,  они  испытывают  страх.  Это подтверждают путешественники, наиболее заслуживающие доверия. Характерно, что этот страх разделяют домашние животные.  Когда белый показывается у деревни, собаки  встречают  его  неистовым лаем.  Они пугаются так, как если бы увидели призрак, и  бегут,  опрокидывая  все  на своем пути.
Даже в тех случаях, когда благодаря частым встречам с путешественниками то, или иное племя уже привыкло к  виду  белых,  неожиданное  появление европейца всегда и неизменно вызывает у них какое-то  необычное  смущение. Нужно много времени и длительное общение, чтобы индиец свыкся с белым, стал посвящать его в свою жизнь, в свои  привычки. 
Да  и  то  он испытывает к белому сложное чувство, в котором смешаны и  былой  страх,  и какая-то робость, и уважение, доходящее до преклонения. Обычно путешественники-европейцы не вмешиваются в  междоусобные  распри отдельных племен, хотя местные раджи  настойчиво  их  об  этом  просят,  а иногда позволяют себе даже требовать, желая обратить в свою  пользу  страх перед белыми и в особенности перед их огнестрельным оружием.

                97

Старейшина племени воинов,  тоже  хотел  заручиться  содействием белого, чтобы напасть на племя отверженных, вековых врагов своего племени, и не раз обращался к Егору. Но тот осторожно отклонял эти просьбы, несмотря на то что хитрый старейшина, обещавший отдать ему сокровища гробницы,  в конце концов поставил ему условие: участвовать в войне с отверженными.
А Артур Смит смотрел на вещи по-иному. Войдя в доверие к воинам,  широко используя свое сходство с Егором, он разыгрывал роль своего  двойника уверенно и успешно. Он быстро догадался,  что,  как  говорится,  напал  на золотую жилу, и решил соглашаться на все условия старейшины.
Вопрос  о походе против отверженных решился сразу, как знает читатель, и войско  должно было выступить без промедления. Старейшина, вообще говоря, чувствовал  себя  не  слишком  уверенно,  но  не сомневался, что победит, если рядом с ним будет европеец.
А Смит был человек иного склада. Он видел во всей этой войне только возможность набить себе карманы алмазами. Старейшина  считал,  что  если  белый не  отказывает  ему  в  своем содействии, значит, боги были благосклонны к его двум посыльным.  Поэтому  он поторопился выступить в поход. Читатель помнит, как неожиданно встретились обе стороны в тот момент, когда, с соблюдением всех местных  обычаев,  был утвержден мирный договор, разработанный и подготовленный Егором.
Старейшина отверженных еще пожимал руку сыну старейшины племени воинов, стоя возле ямы, в  которую  были  свалены стрелы и патроны, а старец испустил крик ярости, увидев нападающих.
- Белый! -  взвыл  он,  грозя  Егору  копьем.  -  Белый,  ты  меня предал.
Илья и Ося, видя, какой опасности подвергается их  друг,  бросились ему на помощь. Но Егор невозмутимо отвел их в сторону.
- Спокойствие, - сказал он. -  Я,  кажется,  догадываюсь,  в  чем  тут дело. Надеюсь, все обойдется без кровопролития.
- Надо торопиться! - воскликнули Илья и Ося.
- Вы, по-видимому, не  узнаете  европейца,  который  выступает  впереди воинов?
- Черт! - закричал Ося.  -  Он  грабитель!  Это  он  забрал  у  меня двадцать тысяч фунтов стерлингов. Ах, мерзавец! Пожалуйста, Егор,  дайте мне на минуту ваш карабин, я только один раз выстрелю этому  негодяю в голову!
- Нет, Ося, не стреляйте в мое изображение.
- Не понимаю.
- Неужели вы  не  догадываетесь,  что  этот  мерзавец  Смит  обманывает племя воинов, выдавая себя за меня? Довольно курьезное  недоразумение,  и  надо его использовать. Предоставьте это дело мне.
Когда воины увидели, что среди отверженных  находятся  не  только  оба юноши из племени воинов, но еще и трое русских, в том числе хорошо им  известный Егор, они остолбенели. Да и отверженные, со своей стороны, не хотели  верить  своим глазам, увидев такое поразительное сходство между бандитом-американцем  и русским путешественником.
Два Егора! Который же настоящий, который поддельный? И  нет  ли  здесь  раздвоения одной и той же личности? Индийцы были так озадачены, что даже забыли  начать военные действия. Не менее был озадачен и Артур Смит: он чувствовал, что сейчас рушится вся его  популярность,  и  что  результаты  затеянной  им  финансовой  операции придется списать по счету убытков.
- Выслушай  меня,  старейшина,  -  сказал  наконец  Егор,  обращаясь  к ошеломленным воинам отверженных. - Мы  заключили  перемирие  самым  честным  образом, потому-то сын и племянник  твоего противника находятся  среди  воинов племени отверженных. Перемирие  будет  нарушено,  только  если  ты  этого  пожелаешь.  Дай  мне переговорить с племенем воинов. Они меня любят, и ты увидишь,  что  через  минуту они сложат оружие.
- Хорошо. Я тебе верю. Иди!
- А вы, Илья с Осей, идите со мной. Надо поскорей  перехитрить Смита, иначе не миновать беды! Используем его жадность.
Оба отряда находились на таком расстоянии один от  другого,  что  могли все слышать. Трое русских сделали еще  несколько  шагов  и  остановились.  Несколько шагов сделал Артур Смит и тоже остановился.
- Право же, господа, - сказал он со своей  обычной  наглостью,  -  надо признать, что случай устраивает иногда довольно неожиданные встречи.
- Это верно, мистер Смит, - заметил Егор. - Но времени у нас мало, так что бросим праздные разговоры, если вы не возражаете.
-  Я  весь  к  вашим   услугам,   господа.   Позвольте   мне,   однако, предварительно заявить вам, что ваше присутствие среди врагов  моих  новых друзей причиняет мне чувствительный ущерб.
- Мы очень об этом сожалеем, мистер Смит, и хотели бы вступить с вами в переговоры.
- Знаете, сударь, - резко перебил его бандит, -  благодаря  сходству  с одним из вас я узнал некую  тайну.  Она  слишком  значительна,  и  мне  бы хотелось воспользоваться ею в самом широком смысле. Вы  знаете,  о  чем  я говорю. О сокровищах индийской гробницы. Так вот, я хочу все, или  ничего. Это единственная форма соглашения, какую я могу вам предложить. Либо  все, если вы не будете мне мешать, либо ничего, ибо тогда вам достанется только моя шкура. Это мое последнее слово.
- Сейчас я этому нахалу заткну  глотку  куском  свинца!  -  пробормотал Илья.

                98

- Знаете, господа, - продолжал бандит, - я буду откровенен. Все то, что вы делаете ради славы, или каких-нибудь других, неизвестных мне целей, то я делаю ради денег и не задумываюсь над средствами. Вы бескорыстны, я жаден. Что вам до индийцев этой страны и до их междоусобиц? Что для вас несколько горсточек камней, из-за которых сейчас  прольется  кровь,  когда неподалеку отсюда есть люди, находящиеся в беде, да в какой беде. Будь у меня сердце, так оно бы  разорвалось на части.
- Что вы имеете в виду? -  спросили  одновременно  все  три  друга,  на великодушие которых мог рассчитывать всякий.
- Меньше чем в двух днях  ходьбы,  если  идти  на  север,  вы  найдете фургон, запряженный быками, и одного мерзавца.
- Дальше.
- Этот фургон - тюрьма  на  колесах.  В  ней  содержатся  две  женщины, которым, по-моему, приходится туго от этого мерзавца, если судить по тому, как тщательно он их держит  взаперти,  и  если  верить  одному  документу, который случайно попал в мои руки.
- Две женщины?.. Вы  сказали  две?  -  переспросил  Илья,  охваченный странной тревогой.
- Да.
- Вы помните ее имя?
- Право, у меня плохая память на имена. Но  если  это  вас  интересует, прочитайте несколько слов на первой странице  этой  книги.  Сам  не  знаю, зачем я ее сохранил. Могу ее отдать вам. Она мне ничего не стоила.
Бандит передал Илье известную читателю книгу. Илья раскрыл ее дрожащими  руками  и  увидел  строки,  написанные кровью. Дрожь пробежала у него по всему телу. Его расширившиеся  от  ужаса глаза уже  больше  ничего  не  видели,  у  него  перехватило  дыхание. Ося обнял друга. Еще  ничего  не  зная, Егор почувствовал, что произошло нечто страшное. Илья сделал огромное усилие, овладел собой  и,  протягивая  книгу Егору, простонал.
- На! Читай!
Егор, которого никогда не покидало спокойствие, прочел  вполголоса строки, полные отчаяния, а Ося, слушая  его,  был  похож  на  воплощение отчаяния. Если бы не дрожь в голосе Егора и не бледность, разлившаяся по его лицу,  мистер  Смит,  единственный  посторонний,  подумал  бы,  что Егору вся эта история так же  безразлична,  как  и ему  самому.  Ярость Оси прорвалась наружу в  свирепом  рычанье,  когда  Егор  прочитал  вслух подпись: Анна Смит.
- Это мисс Анна. Любовь моего друга,  которого  я люблю больше всех на свете! Она в плену. Здесь, в двух шагах  от  нас. Горе тем, кто ее похитил! Я придумаю для них такие пытки! Ах,  бандиты! Они мне заплатят кровью за каждую ее слезинку. По куску мяса я  у  них вырежу за каждый ее вздох огорчения. Да еще и этого мало.
- Идем! - сказал хриплым голосом Илья. - Этот человек говорит  -  два дня ходьбы? Мы доберемся за  двенадцать  часов. Мы  будем  бежать  до изнеможения. Но мы добежим. А уж тогда, правильно ты сказал, Ося,  - горе тому, кто ее похитил.
- Идем! - в один голос отозвались Егор и Ося.
- Однако, - прибавил Егор, никогда не терявший присутствия духа, - нам нужно иметь более точные указания. Мы ведь не можем пуститься  в  путь очертя голову.
- Я сказал - на восток, - ответил Артур Смит. Он  и  не  думал,  что  так легко избавится от соперников. Их быстрый уход был ему весьма удобен, хотя причины  все-таки  его  заинтриговали.  -  Идите  все  время   в   сторону севера, и вскоре вы увидите на земле следы фургона.
У трех друзей только и было оружия, что ножи и единственный карабин,  и Егор не без зависти посматривал на ружье Смита.
- Сударь, - сказал он, - мы не знаем, что вас заставило рассказать  нам все, что вы нам рассказали. Вы видите сами, однако,  как  мы  взволнованы.
Времени мало. Мы должны отправиться в дальний  путь,  но  мы  к  этому  не готовы. Нам не хватает оружия. Не  согласитесь  ли  вы  уступить  нам  ваш карабин?
- Помилуйте, с величайшим удовольствием, - насмешливо ответил бандит. - Конечно, если вы только можете сейчас же уплатить мне  за  него  пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. Ибо я оцениваю его именно в эту сумму.
- Я плачу сто  тысяч,  если  вы  дадите  патроны,  -  спокойно  ответил Егор.
Бандит был потрясен.
- Идет! -  сказал  он,  протягивая  Егору  ружье  и  переполненный патронташ.
- Получите! - ответил Егор, пересыпая алмазы из своих  карманов  в шлем бандита,  у  которого  дрожали  руки,  настолько  он  был  взволнован выгодной сделкой. - А теперь прощайте! Благодарю вас,  я  ваш  должник.  И разрешите мне по этому случаю дать вам один совет. Эти племена только  о том и мечтают, чтобы  жить  в  мире.  Не  толкайте  их  на  кровопролитие. Оставайтесь с ними. Добром вы от них получите все, что вы хотите. Вы  меня поняли? Я все сказал. Помните, все, что вы хотите.
- А теперь ответьте вы мне, - сказал бандит. - Скажите мне  имя  вашего друга, которому я отдал книгу.
- Илья Медовой.
- Ах, черт возьми, вот оно что. Теперь я думаю, что  болван,  который похитил его возлюбленную, наживет себе кое-какие неприятности в самое ближайшее время. Впрочем, это  его дело, и он получит только то, что заслужил. Что касается меня, то я сделал прекрасное  дельце.  Вы  были  так  щедры.  Постойте-ка,  куда  же   они подевались?
Илья, Егор и Ося предоставили бандиту заканчивать свой монолог в их отсутствие. Они углубились в джунгли и вскоре скрылись  в  зарослях,  чем очень удивили воинов обоих племен. И те, и другие были рады,  что  удалось избежать кровопролития, и собирались пышно отпраздновать заключение мира.

                99

Три друга, не щадя своих  сил,  шагали  и  шагали  -  правильной  будет сказать, что они летели. Ни слова не было произнесено. Вся  жизнь  свелась для них только к одному: поскорей добраться до места.
Что для них трясины, в которые они проваливаются, пни,  о  которые  они спотыкаются, колючки,  которые  до  крови  раздирают  им тело?  Что  им  тучи насекомых, или  стоящая  в  джунглях  температура  парника?  Что  им,  наконец, усталость, жажда и голод?
Они преодолевают все препятствия: пробираются меж поваленных  деревьев, под которыми дремлют змеи, прокладывают себе дорогу сквозь заросли,  перед которыми отступили бы дикие звери, переплывают  опасные  реки,  но  держат путь на север, все на север.
 То один, то другой идет впереди, то один, то другой падает, оступается, застревает в зарослях. Никто и не  думает  об  отдыхе.  Свисток,  ауканье, поломанная ветка помогут найти дорогу тому, кто случайно отстал, но  скоро обгонит своих товарищей. Братское соревнование ведет их к единой цели. Они чувствуют, кроме того, что их беспорядочное движение нельзя останавливать, ибо  его  было  бы  невозможно  возобновить. 
Они  черпают  силы  в  своей смертельной тревоге, и все идут и идут - молча,  тяжело  дыша,  с  безумным взглядом, страшные в своем гневе и своей тревоге. Только ночь смогла остановить их исступленный  бег. 
Поневоле  пришлось остановиться - слишком много неумолимых опасностей  подстерегает  путников ночью. Все трое тяжело свалились под одиноким деревом и заснули свинцовым сном,  какой  всегда  наступает  после  изнурительных  усилий  и  душевных потрясений и почти всегда сопровождается мрачными кошмарами.
Их разбудил могучий раскат грома. Скоро должен был начаться рассвет. Но пернатые хозяева леса  не  приветствовали  возвращение  утреннего  светила своей обычной музыкой. Все в  испуге  молчали.  Заря,  омраченная  тучами, заставила людей вздрогнуть, как пушечный выстрел заставляет вздрогнуть две встретившиеся армии, возвещая приближение роковой минуты,  когда  начнется кровавый бой. К ним вернулось ощущение реальности,  они  молча  пожали  друг  другу руки, и Егор произнес всего одно слово:
- Вперед!
Первые шаги давались ужасно трудно, и три друга, у  которых  свело  все члены и которых терзал голод, не знали, смогут ли  продолжать  свой  путь. Крупные капли дождя  забарабанили  по  листьям,  и  благодетельная  влага, освежая раскаленный воздух, вернула им силы и легкость.  Затем  над  лесом разразился ливень, и все скрылось под водой - трава, ветви деревьев и сами деревья.
- Какое-то проклятье висит над  нами!  -  воскликнул  Илья.
- Вперед! - сказал Егор между двумя порывами ветра. -  Даже  если мы не сможем пройти больше ста шагов.
- Вперед! – отчаянно повторял Ося.
И все трое, прекрасные силой своей  воли,  бесстрашные  перед  разгулом стихии, продолжали идти, - слабые люди, затерянные среди океана джунглей. Они наталкивались на гигантские деревья, вырванные с корнем,  запутывались в лианах, падали и снова вставали,  как  будто  становясь  еще  сильней  и смелей.
Мало-помалу в джунглях  стало  светлеть.  Мягкий  песок,  прибитый  дождем, пришел на смену  неровностям  лесной  почвы.  Ураган  успокоился,  стихли раскаты грома. Вскоре солнце разогнало тучи, пробило мутную завесу  тумана и пролило на  землю  свои живительные  потоки.  Друзья  вышли  на  просторную  и совершенно открытую поляну. У  их  ног  речка,  раздувшаяся  после  ливня, катила насыщенные песком желтые  воды,  на  которых  плавали  и  кружились всякого рода обломки.
Поток имел в ширину метров двести, но в обычное время был, по-видимому, всего лишь скромным ручейком. По ту сторону стоял тяжелый фургон.  Он  был наполовину затоплен и торчал посреди воды, как скала из дерева и брезента. Положение  его  было  критическое.  Тем,  кто   там   находился,   грозила непосредственная опасность, если только они не успели уйти до наводнения.
Необычайное впечатление произвел  на Илью  вид  этого  фургона.  Его охватило  непостижимое,  хотя  как  будто  ничем  не  оправданное предчувствие, которому  разум  не  может  сопротивляться.  Бессознательным движением руки он показал  на  фургон  Егору,  но  тот  лишь  покачал головой и пробормотал:
- Все фургоны похожи один на другой. Почему ты думаешь, что это  именно тот самый?
- Почему бы нет?
- Надо подождать, когда спадет вода. Тогда увидим.
- Я ждать не могу.
- Пуститься вплавь - значит идти  на  верную  смерть.  Через  несколько часов река войдет в свое русло.
- А не поискать ли нам более узкое место, где-нибудь вверх по течению?
- С удовольствием. По только без спешки. Тем более,  что,  по-моему,  в фургоне никого нет.
Воздух, промытый дождем, стал так прозрачен, что можно  было  различить мельчайшие подробности, как если бы расстояние уменьшилось  наполовину.  И все трое были  изумлены,  когда  отчетливо  увидели  человеческую  фигуру, которая вылезла из воды и взобралась на передок фургона.
- Смотри! Смотри! - воскликнул Илья задыхаясь.

                100

Затем над водой пронесся полный  отчаяния  крик  женщины,  взывавшей  о помощи. Дрожь охватила всех троих. Человек, который вылез из воды, выпрямился во  весь  рост.  Тут  Илья зарычал от ярости: он узнал неуклюжую фигуру.
- Джон! Я так и думал!
От дикого способа самозащиты, который придумал  Джон,  пострадали  все купавшиеся  в  отравленном  ручье,  однако  на   некоторых   сок   молочая подействовал не так сильно. Несмотря на жгучую  боль,  они  все  же  могли кое-как помочь тем, кто совершенно потерял зрение. Если бы не эта  помощь, ослепшие неминуемо погибли бы во время наводнения. Последний  из  них  был выведен на берег как раз в ту минуту, когда прокатился первый  гром,  лишь на несколько минут опередивший неожиданное бешенство стихии.
 Было бы невозможно и вместе с тем  излишне  описывать  поляну,  которая только что была полна веселья. Теперь здесь раздавались проклятия на  всех известных языках, вой злобы и отчаяния смешивался со стонами. 
Жестоко  пострадавшие люди   не   знали,   какой   таинственной   причине   приписать   внезапно приключившееся  с   ними   несчастье.   Они   примешивали   к   проклятиям душераздирающие мольбы о помощи, но никто не знал, как им помочь.
Однако первые капли дождя, падая на искаженные страданием лица, промыли изъязвленные веки, и  это  принесло  им некоторое  облегчение.  Но  оно  было недостаточным  и  кратковременным.  Если   не   применить   энергичное   и действенное лечение, то большинство пострадавших останутся слепыми на  всю жизнь.
Именно в это время прибежали на крики два человека, бродивших в лесу, - два индийца. Вся их одежда  состояла  из  куска  синеватой  бумажной  ткани, обмотанной вокруг бедер. У каждого был лук, колчан  из  шкуры  леопарда  и связка копий. Один из них - индиец могучего сложения,  стройный  красавец  с умным лицом. Второй ростом меньше. У него кривые ноги,  длинные  руки,  он коренаст и, должно быть, обладает атлетической силой. Его темное лицо кажется свирепым, но оно выражает только сострадание.
Индиец обращается  к  своему  товарищу  и  гортанным  голосом  произносит длинную фразу. А тот отвечает жестом,  который  у  всех  народов  означает сомнение: "не знаю". Тогда  первый  подходит  к  одному  из  пострадавших, осматривает его глаза, потом переходит  к  другому,  к  третьему  и  видит тождественность  симптомов. 
Он  многозначительно  покачивает  головой   и обращается к одному из тех, кто наименее пострадал. Тот скорее  угадывает, чем понимает, о чем его спрашивают.  Ему  известно,  что  туземцы  нередко знают прекрасные средства против некоторых местных болезней. Он показывает на реку и знаками объясняет, что все пострадали от купания  в  реке. 
Индиец улыбается, быстро оглядывает речку, по которой хлещет дождь,  погружает  в нее палец и пробует на язык. "Я не ошибся", - как будто говорит он  своему  товарищу,  который  тоже окунул палец в воду и, поднеся его к лицу, тоже  делает  многозначительную гримасу.
Они  быстро  обмениваются  несколькими  словами,  среди  которых  часто слышится незнакомое слово. Затем оба бегом  пускаются  в  лес,  но  оставляют оружие на месте, как бы желая сказать: "Мы вернемся". Тот, к кому обращены эти  слова,  сразу  успокаивается  и  обнадеживает товарищей.  Отсутствие  индийцев   крайне   непродолжительно.   Они   быстро возвращаются,  и  каждый  несет  огромную  охапку  веток,  густо  покрытых листьями.
В эту минуту начинается  ливень.  Однако на разгул стихии индийцы не обращают никакого внимания. Они набивают  себе  рот листьями и быстро их жуют. Затем,  когда  изо  рта  у  них  начинает  течь зеленая слюна, они обращают внимание на заполненные дождевой водой  миски, очевидно принадлежащие больным, и энергично выплевывают в них свою зеленую жвачку, уже обратившуюся в кашицу, и еще интенсивнее  разминают  ее  между пальцами.
Первый, к кому они обратились, нетерпеливо следит за их работой, понимая, что индийцы приготовляют целебное снадобье. Он  отрывает  от  своей сорочки кусок полотна, обмакивает его в этот  несложный  продукт  туземной фармакопеи и, полный надежды, прикладывает к  глазам.  У  него  вырывается крик облегчения. Он чувствует острую, колющую боль, которая отдает в  мозгу.  Но  это продолжается не больше минуты, затем боль стихает, как по  волшебству. 
Он снимает тряпочку и не может сдержать радость:  к  нему  вернулось  зрение. Если не считать неприятного  ощущения,  похожего  на  то,  какое  вызывает песчинка или волосок, попавший в глаз, он здоров.
- Мужайтесь, друзья! - кричит он голосом, который  перекрывает  раскаты грома. - Мужайтесь, мы спасены. Все работоспособные - за  работу.  Идите помогите этим славным неграм, они одни не управятся. И торопитесь!
Эти слова воодушевляют больных. Надежда как  будто  возрождается.  Всем раздают пригоршни листьев. Люди жуют изо всех сил. Им до того не  терпится получить облегчение, что они уже не  растворяют  свою  жвачку  в  дождевой воде, а прямо прикладывают к глазам. Ничего, впрочем, не меняется,  потому что  дождь  все  равно  льет,  как  из  ведра;  он  проникает  в  глаза  и способствует попаданию целебного сока во все складки разъеденной слизистой оболочки.
Индийцы разрываются на части, они бегают от одного  больного  к  другому, раздают листву, меняют примочки  и  под  проливным  дождем  смеются  своим добрым и заразительным смехом.
На смену  недавнему  бешеному  рыданию  приходят  счастливые  вздохи  - подлинный благодарственный молебен. Не ко всем вернулось зрение, но стихли боли, и все позволяет надеяться, что полное  исцеление  не  заставит  себя ждать.  Тот,  кто  был  первым  пациентом  этих  доморощенных  врачей,   с любопытством осматривает целебное растение и как будто узнает его.

                101

- Но, если я не ошибаюсь, он убивает быков? Да, конечно.  Вот  здорово! Ведь это те самые листья, которыми Генри и Гари отравили быков  Джона. Я отлично слышал, как Одноглазый наказывал этому  Генри набросать возле фургона этих веток для быков! Ну и грязную штучку сыграли они с мистером Джоном!  Теперь  он застрял в низине, выехать у него не на чем, а вода прибывает и  прибывает. Он вполне может утонуть. Но, в конце концов, это его дело! Джентльмен не заслуживает сочувствия! Почему он не захотел честно  войти  в  компанию  с нами? Почему он заперся, как дурак, в этом доме на колесах и говорил,  что весь клад заберет себе? Если он утонет, тем хуже для него, а мы  избавимся от лишнего конкурента. Но все-таки интересно знать, что же это  с  нами-то приключилось? Уж, нет ли и тут чьей-нибудь  дьявольской  проделки?  Кстати, куда девались Генри и Гари? Уж не предали ли нас  эти  мошенники? Не перешли ли они к Джону?
Читатель видит, что этот человек не так уж ошибался: Генри Гари действительно совершили черную измену в отношении  всей  их компании. Но жулики не перешли на сторону Джона у них было другое на уме. А  Джон, увидев, что надвигается потоп, решил было вывести  из  фургона Сару и госпожу Смит и тем избавить их от неминуемой смерти. Но вода подымалась так быстро, что  он  просто  не  успел. 
Все  менялось  в  этой открытой низменной местности на глазах, все преображалось.  Тысячи  мелких потоков прибывали со всех сторон, и вода сразу поднялась до осей  фургона. Джон ругался, увидев, что берега удаляются и  удаляются  и  что  спастись вплавь он не может, ибо всей его атлетической силы не хватит на  борьбу  с таким стремительным разливом.
Через несколько минут произошел сильный толчок - нечто  вроде  седьмого вала, которого так боятся мореплаватели. Волна ударилась в стенки фургона, и они жалобно застонали.  Крик  ужаса  вырвался  у  несчастных  узниц.  Их положение было тем более ужасно, что они сидели почти в полной темноте. По необъяснимой случайности фургон не опрокинулся и не  рассыпался  под напором воды, он только медленно покачивался, как  суденышко,  оставленное на прибрежном песке и поднимаемое приливом. 
Никакого  сомнения  -  фургон поплыл. Правда, плавал он тяжело, но ему уже не грозила опасность утонуть. И осадка у него была прекрасная, благодаря весу, в  особенности  благодаря осям и колесам, которые служили естественным балластом.
Джон удивлялся, как мог  бы  удивляться  только  повешенный,  если  бы оборвалась веревка, на которой он болтался. Бандит вошел в  свой  закуток, неожиданно ставший баком, после того, как фургон стал кораблем, и  принялся изучать  этот  корабль.  Сооружение  было  сколочено  на  вид  грубо,   но удивительно  прочно,  что  делало  честь   предусмотрительности   прежнего владельца.
Остов из легких, но  крепких  досок  был  изнутри  обит  тонкой жестью, поверх которой были  натянуты  плетеные  циновки.  Две  продольные балки образовывали, как бы пояс судна и придавали  ему  устойчивость.  Были приняты все меры к тому, чтобы обеспечить и полную водонепроницаемость,  - все щели были хорошо законопачены. Как истинный дикарь,  Джон  раньше  не замечал,   что    предусмотрительное    устройство    фургона    ограждает путешественников от опасности столь  часто  здесь  происходящих  гибельных наводнений.
Джон видел только фургон, как фургон - такой,  в  каких  здесь разъезжают с первых дней колонизации.
- Ах, черт возьми, - воскликнул он, сразу успокоившись, - надо  признаться, что мне все-таки везет в жизни! Люди,  которые  дали  себе  труд  отравить быков, конечно, не предвидели,  что  фургон  снимется  с  места. Бедные мои быки! Вот их уносит течением. Какая радость для крокодилов! Да, а что с вояками, которых привели мои друзья? Я  не  слышу  криков.  Уж  не утонули ли они? Удивительная тишина!.. Впрочем, черт с ними.  А  я  должен отсюда выбраться. Гроза успокаивается, дождь проходит,  солнце  начинает пригревать - вот как раз и подходящая  минута,  чтобы  тронуться  в  путь.
- Правда, я не имею опыта, но раз уж я стал капитаном этого чудного корабля, то приведу его в тихую  пристань.  Надо  только  действовать  энергично  и осторожно. И, прежде всего, нужно иметь чем грести. Да вот хотя бы этим.
К наполовину разрушенному забору течением прибивало вывороченные  бурей деревья. Джон только оставалось выбрать  достаточно  ровную,  длинную  и крепкую ветвь. Отрубить ее и освободить  от  листьев  было  делом одной минуты. Лопастью послужила крышка ящика. Гвозди и молоток нашлись. Вода все еще прибывала, хотя буря  кончилась.  Еще  немножко  и  фургон поднимется выше забора. Джон решил дождаться этой минуты, а пока принялся за еду, в чем его крепкий организм весьма нуждался.
А в это время  разбитые  усталостью,  измученные  голодом,  истерзанные тревогой Илья, Егор и Ося добежали до тех самых скал,  где  Джон нарезал молочай. Ручей обратился в бурный поток, но место здесь неширокое, хотя быстрота течения и опасна.
- Вот где нам надо переправиться, - сказал Егор, -  либо  подождать, когда спадет вода.
- Переправимся сейчас, -  предложил  Илья,  у  которого  от  волнения стучали зубы. - И надо не промочить патроны: они могут нам пригодиться.
- Я иду первым.
- Я за тобой.
- Подожди минуту. Видишь,  плывет  дерево,  вырванное  бурей?  Оно  все опутано лианами. Надо его поймать.
                102

Егор бросился в воду, пырнул, чтобы попасть в более тихое течение, и снова появился метрах в тридцати. Он увидел, что  дерево  зацепилось  за скалу, и вскрикнул от радости. Желая облегчить переправу своим товарищам и помочь им сохранить сухими их ружья и заряды,  он  вернулся,  гребя  одной рукой и  держа  в  другой  руке  лиану,  при  помощи  которой  рассчитывал установить сообщение с противоположным берегом.
Конец лианы  был  привязан достаточно крепко. Илья и Ося, разгадав остроумную мысль своего друга, заблаговременно укрепили у себя на плечах карабины и патроны, и перешли  на противоположный берег, держась за импровизированный трос. Вода лила с них ручьем, когда они пришли на бивуак,  расположенный,  как раз позади тех скал, где еще недавно рос молочай. Тут они попали  в  самую гущу слепцов, которые  прозрели  благодаря  вмешательству  двух  индийцев и теперь возносили благодарственное  молебствие.  А  индийцы  тотчас  заметили новоприбывших и испустили  громкий  и  веселый  крик,  на  который  тотчас ответили три крика радости.
- Белые друзья.
- Саран! Ты? Славные наши товарищи.
Они   обменялись   крепкими   и   сердечными    рукопожатиями,    более выразительными, чем всякие долгие речи. Неожиданное появление двух помощников, силу и непоколебимую преданность которых они уже давно оценили, было для русских огромной поддержкой. Нескольких слов русским было достаточно,  чтобы  посвятить  индийцев  в свои дела, и вот все устремляются к фургону, который мерно покачивается на воде.
Внезапно в нескольких шагах раздаются крики.  Потрясая  оружием,  бежит группа европейцев, - человек пятьдесят, одетых,  как  обычно  одеваются  на алмазных приисках. Во главе выступает человек, в котором  французы  тотчас узнают мистера Рата.
Но русские слишком  озабочены  своими  делами  и  не замечают, что их бывший спутник держится как-то  странно.  Они  не  успели оглянуться, как их окружили люди,  вид  которых  не  внушал  ни  малейшего доверия.
- Мистер Рат,  -  воскликнул  Илья,  -  мы  оказали  вам  кое-какие услуги. Вы нам обязаны жизнью.  Я  обращаюсь  к  вашим  чувствам, к вашему сердцу. Моя невеста похищена  бандитом.  Она  в  нескольких  шагах отсюда.  В  этом  фургоне.  Помогите  нам  спасти  ее   от   смертельной опасности, вырвать  из  рук  мерзавца,  который  держит  ее  в  плену. Помогите, мистер Рат.
Полицейский кивает своему отряду, вытаскивает из-за пояса  револьвер  и спокойно процеживает сквозь зубы:
- Арестуйте этих трех человек!
Илья, Егор и Ося  ошеломлены,  они  окаменели,  они  не  могут верить ни своим ушам, ни глазам.  Грубое  прикосновение  возвращает  их  к действительности. Никаких сомнений:  презренный  полицейский  пес  изменил им. Но почему? С какой целью?
Но не такие  они  люди,  чтобы  этак  вот  дать  себя  арестовать,  как каких-нибудь жуликов, и не оказать сопротивления. Они  бешено  отбиваются, они катаются по земле, увлекая за собой каждый  по  нескольку  человек,  и пытаются, хотя и тщетно, вырваться. Напрасные усилия. Их связывают,  грубо бросают на землю и лишают возможности сделать малейшее движение.
У Ильи глаза наливаются кровью, пена  выступает  на  губах,  он  рычит  и  кусает веревки, которые до крови стягивают ему руки. Ценой огромного  усилия  ему удается встать. Он бросает полубезумный взгляд в сторону реки и видит, что фургон медленно скользит  по  бурным  волнам.
- Послушайте-ка, мерзавец, - кричит Рату Егор, -  что  это за гнусное злоупотребление властью?  Почему  вы  нас  арестовали?  Кто  вы такой? В чем вы нас обвиняете?
- Я служу в колониальной полиции и назначен начальником полиции  прииска Голконда. Я все время следил за вами. Никакого злоупотребления  властью  здесь  нет, ибо мы находимся  на  земле  ее  величества  королевы.  Вы  обвиняетесь  в убийстве и грабеже, а эти двое - ваши  сообщники.  Вы  ответите  за  это двойное преступление перед представителями британского  правосудия.  И  по закону.
Егор хочет энергично протестовать, когда к  Осе,  как  бы  для оказания ему помощи, подходит  человек,  одетый  по-португальски.  Это  тот самый, который помог  Осе  в  его  поединке  с  англичанином Вилли.  Он дотрагивается до Оси и тихо говорит  ему  несколько  слов.
Ося вздрагивает и застывает в  неподвижности.  Но  когда  португалец снова склоняется над Ильей,  все  еще  лежащим  неподвижно,  Ося,  у которого неожиданный союзник перерезал веревки, быстро вскакивает, сбивает с ног людей Рата, стоящих у него поперек дороги, и бегом пускается в лес.
- Ко мне, Саран! - громко кричит он. - Егор, я свободен! Подожди ты у меня, английская собака, я еще с тебя шкуру  спущу. А мисс Анна будет спасена.

                Часть третья – “Бой в гробнице”.

                103

- Поправьте огонь, Гари. Я продрог до костей.
- Да, после бури и наводнения стало в самом деле свежо.
- Брр! Говорят, на родине наших предков, в Англии, такая температура стоит шесть месяцев в году.  Если  это  верно,  я  сто  раз  предпочитаю колонию.
-  Правильно,  Генри.  Ох,  и  выпил  бы  я  сейчас  рому.
Гари заворчал,  закашлял,  как  бык,  страдающий  воспалением  легких, поднялся, взял из приготовленного на ночь хвороста большую охапку и бросил в огонь. Смолистые ветки шумно затрещали, в темноте  стали  плясать  языки пламени.
-  Вы,  по-видимому,  хотите  привлечь  сюда  всех   белых   и   индийских висельников,  которые  бродят  поблизости!  -   сердито   воскликнул   Генри.
Он был в одном  своем  узком  сюртуке  и  все  же  казался  совершенно нечувствительным к промозглой сырости, которая окутывала их,  как  ледяной саван.
- Хотел бы я знать, кто может напасть на  нас,  и  с  какой  стороны?  - угрюмо  отозвался  Гари.  -  Но  все  же  мы  дорого  платим  за  свою безопасность. И все из-за вас! Мы попали  в  гнусное  положение.  Мы,  как дураки, поплелись за вами на эту узкую косу, потому что вы  обещали  найти какую-то точку, якобы отмеченную на  вашей  хваленой  карте.  А  вы  ровно ничего не нашли! Зато мы отрезаны от берега реки и будем здесь торчать, пока не кончится наводнение.
- Я, что ли, виноват, если из трех акаций, обозначенных на карте,  одна исчезла! Вы, я вижу, от жадности поглупели. Вместо того чтобы хныкать,  вы бы лучше пораскинули мозгами, как нам  отсюда  выбраться  и  начать  новые поиски, когда взойдет солнце.
- Довольно, Генри. Какое право вы имеете давать мне советы  и делать упреки? И нечего лазить в карман за револьвером!  Вы  и пикнуть не успеете, как попадете к крокодилам. Вот они плещутся! Об  этом  я  сам позабочусь. Так и знайте!
- Вы?
- Да, я, черт вас возьми! Не знаю, что меня удерживает  до  сих  пор! Как подумаю, что я имел глупость верить всем вашим небылицам,  всему,  что вы брехали об этой вашей грязной тряпке!.. Вы  ее  прячете,  как  святыню, будто по ней, в самом деле, можно найти клад, за которым мы гоняемся!
- Взять хотя бы Джона. Вот кто понимает толк в жизни. И вместо того чтобы настраивать меня против  него,  сеять  среди  нас раздоры и распылять наши силы, разве не было  бы  умней  действовать  всем сообща?
Генри  выслушивал  упреки  с  полнейшей  невозмутимостью. Он уставился на Гари своими стальными глазами, и  как  будто  собирался дать резкую отповедь. Но позади него внезапно раздался взрыв смеха,  и  слова,  которыми  он рассчитывал испепелить бунтовщика, застряли у него в горле.
Как если бы внезапно появился вооруженный отряд  индийцев,  или  напали  дикие звери, два бандита не были бы так захвачены врасплох, они сумели бы защищаться.

Но раскат веселого смеха здесь, в этом месте и в это время,  привел  их  в состояние, близкое  к  столбняку. В  особенности  был  ошеломлен Гари.
Ему сразу  померещилось,  что  дело  не  обошлось  без  вмешательства сверхъестественной силы. Что касается Генри, то он был чужд таких ребяческих слабостей, однако даже его охватило какое-то зловещее предчувствие,  и,  быть  может, впервые в жизни он испытал страх.
Побороть этот страх он не успел - времени не хватило. Под чьими-то резкими шагами захрустели ветки, и в полосе света возникла фигура  человека  высокого  роста,  одетого  по-европейски  и  с   тяжелым карабином за спиной. Едва увидев, что призрак имеет облик живого человека, они вскочили, точно  их  подбросило  пружиной. 
Но,  заметив,  что человек этот один, они не сочли  нужным  взяться  за  оружие.  Просто  Гари опустил ему на плечи свои тяжелые руки, видимо ожидая, что,  несмотря  на свое атлетическое сложение, он согнется, как тростник. Правда,  Гари  умел  повалить  быка,  но незнакомец оказался крепок, как железный столб. Гари был изумлен и снова подумал, нет ли здесь все-таки сверхъестественной силы.
 Однако человек, который стоял перед ними, явно был сделан из  костей  и плоти. Генри и Гари очень  скоро  в  этом  убедились.  Незнакомец  без видимых усилий высвободился,  сложил  руки  на  груди,  моментально  занял безупречную позицию для бокса, и тотчас его кулаки, выбрасываемые вперед с большим умением и непреодолимой силой, стали обрушиваться на  Гари, как молоты.
Он получив сильный удар  в  живот,  простонал  "ах!",  всплеснул руками, шлепнулся, как туша, и растянулся во весь свой рост.
- Он и так одноглазый, не надо выбивать ему второй глаз, -  пробормотал боксер.
Генри хотел сделать быстрый бросок в сторону, но не успел - он  получил такой удар по лбу, точно его хватили дубиной.  У  него  сразу  подкосились ноги, он вскрикнул и свалился на своего друга, который все еще не мог очнуться. А сам боксер оглядел эту живописную картинку и сказал:
- Прекрасный двойной удар! Мой первый учитель Олти был  бы вполне доволен.
Услышав имя Олти, Генри вскочил, как  если  бы  у него над самым ухом выстрелили из револьвера.
- Вы сказали Олти.
-  Молчать,  мошенник!  -  строго  оборвал  его  незнакомец.  -  Будешь говорить, когда тебя спросят. Отдай оружие. Да поживее.
Генри совсем обезумел от страха и отдал свой револьвер.
- Так. Это не все. Мне нужна карта местности, о которой вы  только  что говорили.
- Но...
Генри пытался протестовать, однако все его нахальство  мгновенно улетучилось - оно уступило место силе.
- Живей, говорю! - понукал незнакомец. - Я никогда  не  повторяю  своих приказаний два раза.
Генри, трясясь всем телом, моментально отдал карту.
                104

- Так. Пока довольно, - сказал незнакомец. И видя,  что  Гари  все  еще лежит неподвижно, прибавил: - Надо привести  его  в  чувство.  Чего  он разлегся, как теленок?
Но Генри был слишком ошеломлен и не понял, чего от него хотят.
- Ну-ка, нечего ломаться! - крикнул незнакомец. - Ты ведь  знаешь,  как действуют в таких случаях на золотых приисках. Чем проще, тем лучше.  Не бойся, он жив! Я убиваю кулаком, только когда хочу этого.  Расстегни  ему куртку. И рубашку. Раскрой грудь, а теперь возьми головню  и  прижги, да крепче, так, чтобы ему  прожгло шкуру.
Раздалось шипение, послышался тошнотворный запах обожженного  мяса,  но Гари этот лечебный прием быстро вернул к жизни, и он стал выть  и рычать как одержимый.
- Вот и хорошо! - с саркастическим смехом сказал  боксер.  -  А  теперь встать! И избавьте меня  от  вашего  пения!  Иначе  я  вам  быстро  заткну тебе глотку.
Гари был подавлен, укрощен и, превозмогая страшную  боль от ожога, сразу покорно замолчал. События развернулись с такой быстротой, удары, которые посыпались на него, были до такой  степени  сильны,  что его мозги  уже не работали, да и дышать ему  было трудно. Он мутными глазами взглянул на костер и тяжело, как пьяный, сел на место.
- Даю честное слово, - ворчал Гари, - у меня такое ощущение,  точно меня лягнул копытом мой любимый конек.
- Между тем вы  получили  только  по  одному  разу  кулаком  от  вашего покорного слуги, - насмешливо и вызывающе заявил грозный незнакомец. -  Ну ладно, будет, вставайте! Нам надо поговорить.  И  главное,  пусть  вам  не вздумается протянуть лапы к вашим уважаемым  ружьям,  иначе  вам  придется проглотить то, что лежит у меня в карабине, в обоих стволах.
Друзья по несчастью  были  унижены  и  еще  больше  огорошены  той   самоуверенностью незнакомца, которую подкрепляла столь внушительная  физическая  сила.  Они встали, и движения их были  подобны  неловким  движениям  лошади,  которую впервые загнали в оглобли.
- А теперь слушайте меня внимательно, - сказал незнакомец. - Само собой разумеется, отныне вы находитесь в полном моем подчинении. Я вам кое-что показал.  Это был лишь  слабый  образец.  Признаю,  я  был  немного  резок,  но  иначе невозможно. И, наконец, так мне захотелось. К тому же для ваших мозгов  это было более понятно, чем длинные речи.
Друзья издали ворчание, которое в крайнем случае могло  сойти за выражение согласия.
- Я буду приказывать, а вы будете беспрекословно исполнять. Потому  что я сильней. А также умней. Вы будете  мне  принадлежать  телом  и  душой в течение некоторого времени. Надеюсь, оно не будет продолжительным. Залогом вашей преданности будет ваша жизнь  и  в  еще  большей  мере  ваша  личная заинтересованность.
Обе скотские физиономии несколько прояснились,  а  Гари,  несмотря  на синеватое вздутие, которое  появилось  у  него  на  лице,  даже  попытался улыбнуться.
- Договоримся, джентльмен, сказал он. - Правда, рука у вас тяжелая,  но ваши речи золото.
- Алмазы, хотите вы сказать, приятель.
- Простите мое любопытство: вы тоже думаете найти сокровища  раджи?
 Ораторский  прием  Гари,  осторожность,   с   которой   он   задал интересовавший его вопрос, доказывали, что неотесанный чурбан  стал  менее грубым. А незнакомец ответил со снисходительным высокомерием:
- Я не только думаю, но беру вас обоих в помощники. Добычу я  поделю  с вами по вашим заслугам  и  по  своему  усмотрению.  Но  вы  вполне  можете положиться на мою щедрость.
- Идет! По рукам! - воскликнули оба друга и протянули руки.
- Прочь лапы, ребята!  -  резко  оборвал  их  незнакомец.  -  Не  люблю фамильярностей!
Позади  легкой зеленой изгороди,  которая  их  окружала,   послышался какой-то плеск. Незнакомец напряг слух, стараясь определить источник  этих  неожиданных звуков.
- Это вас зовут Гари? - обратился он к тому из двух друзей, у  которого не было глаза.
- Да, джентльмен.
- Возьмите ваше ружье, дойдите до реки и тщательно осмотрите местность. Если   увидите   что-нибудь   подозрительное,   стреляйте   и   немедленно возвращайтесь. Было бы, право, слишком глупо с  нашей  стороны  дать  себя застигнуть врасплох, как я вас  застиг  только  что.  Кстати,  пирога,  на которой я прибыл, привязана к коряге по ту сторону  островка.  Посмотрите, на месте ли она. Ступайте!
Гари схватил ружье и скрылся в зарослях. Он вернулся примерно через четверть часа. Генри стоял перед их новым хозяином навытяжку и смотрел по сторонам,  как  волк, попавший в капкан.
- Все спокойно, джентльмен, - доложил Гари. -  Пирога  на  месте.  Что касается шума, который мы слышали, то я думаю, что виноваты  два  крокодила, попавшие на отмель. Они скрылись, когда увидели меня.
- Так. Они, однако, любопытны, эти крокодилы. Надо будет  понаблюдать  за ними. Я только что сказал вам, что скоро мы завладеем  кладом  и  разделим его на две части.
- Ваша милость хотела сказать на три.
- Моя милость хотела сказать на две. Так она и сказала. Группа  состоит из двух человек. Кое-кто из здесь присутствующих в дележе  участвовать  не будет.
Генри быстро поднял голову.
                105

- Я имею в виду, - пояснил  незнакомец,  -  эту  личность,  которую  вы зовете мистер Генри. У него есть другое имя. Не так ли, Джойс?
- Пощади! Смилуйся, Артур, не убивай меня!
- Молчать, когда я говорю! Ты меня не узнал, когда я перевозил  тебя  и твоего дружка на островок у реки? Правда, я  сам  позаботился об этом, я не закрыл себе лицо.  Была  минута,  мне  хотелось  раскроить  тебе череп.  Но  я  решил  отложить  это  до  другого  раза.  Я  надеялся   еще повстречаться с тобой. И хорошо сделал, потому что вот  я  забрал  у  тебя карту, которую ты так тщательно прятал. А уж с картой  в  руках  я  разыщу клад непременно.
- Как? Карта у вас, джентльмен? - с удивлением воскликнул  Гари  - Стало быть, ваша милость грамотны?
Гари, вы задаете слишком много вопросов. Я этого не люблю. У  вас всего один глаз, но вы еще сохранили оба  уха.  Раскройте  их  и  слушайте хорошенько все, что я говорю. Да, черт возьми, карта  местности,  составленная русским монахом, у меня. Не так уж трудно было догадаться, что этот жулик держит ее у себя в кармане: вы сами орали об этом,  как  лягушки.  Так вот, ребята, слушайте меня внимательно и не перебивайте.
Он обратился к Генри:
- Теперь займемся тобой, Джойс. Мы-то ведь старые знакомые, не так  ли? Ты отлично помнишь тот день, когда мы встретились впервые. Я был  матросом на корабле, который  разбился  о  подводные  скалы  в  проливе Дрейка.
- Судно,  шедшее  под  английским флагом,  сняло  со  скалы  трех оставшихся в живых. Они умирали от голода. Я  был  один  из  них.  Не  раз приходило мне в голову, что уже лучше бы  мои  кости  высохли  и  валялись где-нибудь среди камней, чем вести страшную жизнь, какую я веду с тех пор.
- Но  что  сделано,  то  сделано.  Люди,  которые  нас   спасли,   оказались просто-напросто пиратами. Они  грабили  американское  побережье.  Ты  это отлично знаешь, потому что ты был одним из хозяев предприятия. Я нисколько не упрекаю тебя в том, что ты заставил меня наняться к твоим  головорезам. Я мог не соглашаться и не слезать со скалы.
- Но я был молод,  мне  хотелось жить. И наконец, было во мне, вероятно, что-то и от рождения,  благодаря чему я стал Артуром Смитом.    Едва было названо это грозное имя, как Гари затрясся от страха.
- Только одно слово, джентльмен, - почти робко попросил он.
Смит кивнул головой, как бы разрешая ему говорить.
- Мы знаем ваше имя и вашу славу и должны вам  покаяться:  у  нас  есть враг, он русский, и однажды мы пытались взвалить на  него  ответственность за ваши дела.
- Да. Я знаю. Наше удивительное  сходство  не  раз  навлекало  на  него неприятности.
- Джентльмен, нам больше не о чем говорить. Для нас ваше имя  -  лучшая гарантия. Располагайте нами. Мы вам  принадлежим  телом  и  душой.  Верно, Генри?
- Верно, - ответил тот.
- Джентльмену незачем было убивать нас. Достаточно  было  назвать  свое имя.
- Ладно. Давайте дальше, - нетерпеливо перебил  его  Смит.  -  Ты  меня слышишь, я надеюсь, Джойс? В твоем приятном кругу я снова  встретил моего бывшего капитана. У вас он был возведен в  ранг  помощника  капитана. Генри без труда заставил меня отбросить последние колебания.  Я  следовал твоему примеру и  слушался  твоих  советов.  Благодаря  этому  я  скоро  стал законченным негодяем.
- Однако наша компания распалась. Вышла  неприятность, какие часто случаются; одни были перебиты в горячей  схватке  с  матросами какого-то корвета, других повесили, остальных  угнали   на  каторгу.  Что касается меня, то я успел бежать. С тех пор я делал  в  жизни  все,  кроме добра.  Бывший  пират  стал  грабителем. 
- Несколько  лет  я   был   грозой золотоискателей в Америке. Но меня загребла полиция, и мы с тобой вновь повстречались на каторге. Однако люди нашего склада не умеют долго оставаться под охраной тюремщиков. Мы решили бежать. Ты был душой заговора. Все было подготовлено. Нам предстояло вот-вот вырваться на свободу.
- Но, какой-то  мерзавец,  нас  выдал.  Я  получил  пятьдесят  ударов кнутом. Должно быть, я живуч, если уцелел, потому что палач меня не щадил. Но всякий раз, как кнут вырывал у меня кусок мяса,  я  клялся  найти  того гнусного мерзавца, из-за которого мне пришлось вернуться на каторгу да еще вынести эту страшную порку.
- Предателя сначала перевели в другую  тюрьму, а затем помиловали. Это его и разоблачило в глазах  всех  его  жертв.  Два года я прожил за решеткой,  но  жил  я  только  ради  мести.  Наконец  мне все-таки удалось бежать. Очень трудно удержать в клетке таких зверей,  как я. Я обошел всю Америку, всю Австралию, всю Южную Африку и всюду я сеял ужас: я искал моего врага, я  искал его со всем упрямством  неутоленной  ненависти. 
- Но  тщетно!  Жулик  точно сквозь землю провалился. Прошли годы, я вернулся в Европу и  обшарил  весь уголовный мир, всех подонков. Опять тщетно. Я так и  вернулся  в  Америку, ничего не добившись. Я уже стал отчаиваться. Мне даже приходило в  голову, что эта личность отдала наконец душу черту,  как  вдруг  я  нашел  след  в Индийской колонии. Меня, знаете, трудно удивить, но,  увидев  его  в  облике полицейского, я остолбенел. Однако я не ошибался, это  был  он. Это был ты, Джойс.
- Пощади, -  заикаясь,  бормотал  Генри,  совершенно обезумев от страха.
А Смит невозмутимо продолжал свою речь. Его волнение проявлялось  разве только в том, что он подчеркивал некоторые отдельные слова:
- Теперь ты умрешь, медленно, в  одиночестве, от  жажды, от голода. Насекомые  перегрызут  твою  шкуру.  Черви  будут  жрать  тебя живьем. Солнце выжжет тебе  глаза, а мозги  будут  вариться  у  тебя  в черепе; ты будешь звать смерть, по она не  станет  торопиться.  Ты  ведь знаешь, Джойс, как слон мстит своему вечному и беспощадному врагу - крокодилу.  Он  хватает  его  хоботом,  уносит  в   уединенное   место   и крепко-накрепко втыкает его между двух половинок треснувшего дерева. Потом он спокойно уходит, предоставив своему  врагу  медленно  погибать.  Именно такую пытку я приберег для тебя.

                106

С этими словами Смит спокойно размотал свой  длинный  пояс  из  красной шерсти, разорвал на три куска и сказал Гари:
- Возьми этого мерзавца. И смотри, как бы он вас не оцарапал  и  не искусал. Это животное чрезвычайно ядовито.
Рука Смита заткнули миссионеру рот, и, как тот  ни  дергался, ни рвался и ни брыкался, все-таки он потерял возможность сделать  малейшее движение. Смит очень ловко и быстро связал ему руки и ноги и воткнул в рот кляп,  который  позволял  дышать,  по  заглушал  крики. 
Затем  он  поднял Генри с такой легкостью, как если бы это был ребенок, взгромоздил  на расколотое дерево, стоявшее неподалеку от костра, и плотно  втиснул  между двумя половинками ствола.
- Прощай, Джойс! - с насмешкой сказал он напоследок. -  Покайся, если можешь. А мы, дружок, займемся нашими делами. Идем!
Каким бы ни был скотом Гари, но и на него эта свирепая расправа произвела сильное впечатление.  Он  уже собирался  покорно  пойти  за  своим грозным начальником, но тот круто остановился.
- Опять этот странный плеск! Подозрительно! За  нами  следят.  И  не крокодилы. Разве только они почуяли свежее мясо. Идем!
Оба прошли  к  берегу  и  отчетливо  увидели  две  черные  полосы, покачивавшиеся  в  воде  на   лунной   дорожке.   Полосы   были   гладкие, отполированные, как зеркало, и имели метра три в длину каждая.  Это  могли быть два древесных ствола, это могли быть и спины крупных земноводных.
Смит быстро вскинул ружье и выстрелил. Пуля попала в один из загадочных предметов, раздался сухой звук, и даже опытное ухо не могло бы определить, ударилась ли пуля в бревно, или в роговое вещество, из которого состоит спина крокодила.
Смит и его спутник были на мгновение  ослеплены  вспышкой  и  окружены густым дымом, так что больше стрелять пока не могли.  Странное  дело:  оба плававших предмета быстро  отступили  с  характерным  шумом,  напоминающим всплески весла, какой производят перепончатые лапы крокодила. Они  мгновенно скрылись в тени деревьев, окаймлявших берег.
- Крокодилы, - тихо сказал Гари, когда снова воцарилась тишина.
- Они не нырнули, - заметил Смит и, несмотря на все свое самообладание, не смог скрыть известную тревогу.
- Но если они не нырнули, - сказал Гари, - значит, они бегут  прямо на берег. У вас есть лодка, джентльмен, - давайте поторопимся. Быть может, мы еще поспеем вовремя.
- Вы правы!
Они быстро пробежали мимо Генри, который хрипел от  бешенства, и даже не удостоили его взглядом. Смит  взял  в  руки  лиану,  которой лодка была  привязана  к  коряге,  потянул  и  отчаянно  выругался:  лиана поддавалась слишком легко. Пирога  исчезла.  В  руке  Смита  остался  лишь небольшой обрывок. Несмотря на всю опытность, ни Смит, ни Гари и догадаться не могли, чему следует приписать этот загадочный случай, который лишал  их  единственного средства передвижения и заставлял сидеть на острове, пока не спадет вода.
- Позвольте, все это надо установить точно. Кто он, этот  человек:  вор, или просто убийца?
- Я без колебаний обвиняю его и в том и в другом.
- Какие у вас  доказательства?  На  основании  чего  строите  вы  такое предположение?
- Не предположение, а уверенность.
- Посмотрим. Разберемся. Мы судьи, а не враги, и мы  хотим  рассмотреть доводы обвинения и доводы защиты  без  всякой  предвзятости.  Приговор  мы выносим страшный, обжалованию он не подлежит, осужденного казнят  тут  же, сию же минуту. Вот мы и хотим все знать, чтобы  решать  дело  по  чести  и совести. Людей, которые судят по закону судьи Линча,  слишком  часто  и  - признаю это - не без оснований обвиняют в том, что  они  бывают  ослеплены страстью, что они злоупотребляют своим положением и,  осуждая  невиновных, совершают   непоправимые   ошибки.   Мы,   конечно,   имеем   право   быть непреклонными,  но  лишь  тогда,  когда  мы  справедливы.   Не   так   ли, джентльмены?
Рокот одобрения встретил эти мудрые слова, раздались рукоплескания.
- Вы все единогласно доверили мне роль председателя суда. Я  хочу  быть на высоте этой трудной задачи и выполнить ее без малодушия и не поддаваясь страстям. Скажите же мне, обвинитель, на чем основана ваша  уверенность  в виновности обвиняемого?
- Я должен сделать одно замечание, джентльмены. И весьма серьезное.  Мы находимся  на  территории  ее   величества   королевы.   Британский   флаг развевается над нами.
- К чему вы клоните?
- А вот к чему: я должностное лицо, назначенное лордом губернатором,  и не могу признать законности вашего так называемого суда.
- Неужели?
- Конечно. Большинство из  вас  работает  на  алмазном  прииске;  иными словами, вы простые граждане и, стало быть,  не  можете  сами,  по  одному своему желанию, выполнять обязанности судей.

                107

- Продолжайте, - холодно сказал председатель.
- Именем закона я требую передачи обвиняемого и его сообщника мне, дабы они были препровождены в ближайший город  и  там  предстали  перед  судом, который разберет их дело по закону.
Это требование вызвало целую бурю. Поднялись крики и проклятия, со всех сторон послышались протесты, и к  тому  же  на  языке,  далеком  от  языка Евангелия. Председатель дал буре улечься и, не теряя спокойствия, заявил:
- Вы требуете именем закона передачи вам обоих  арестованных?  В  таком случае надо было вам самому поймать их именем закона  и  не  обращаться  к нам. В настоящий момент они вам больше не принадлежат. Ибо одно  из  двух: либо они виновны и, стало быть, представляют опасность для нашего прииска, тогда надо от них избавиться. Либо они невиновны, и нам нечего их  бояться. В этом случае каждый братски протянет им руку, вместо того  чтобы  поднять ее за их повешение.
- Но неужели вы не знаете, что, едва убийство раскрылось, я пустился за этими людьми по пятам? В течение долгого времени я пренебрегал усталостью, жарой, жаждой, голодом, и все это - чтобы не отставать от них ни  на  шаг, следить за ними всюду и в конце концов заставить их искупить свою вину.
- Все это доказывает, что вы дельный и усердный сыщик. Но  вам  за  это и платят жалованье. Вы только выполнили ваш долг. Чего  же  вы  еще  хотите? Дайте, я сам скажу. Вы человек честолюбивый, и вам хочется продвинуться по службе. А для этого вы думаете использовать совершившееся преступление, то есть кровь, пролитую каким-то  негодяем. 
- Я  вас  хорошенько  раскусил, господин полицейский! И тем хуже для  вас.  Мы  не  можем  входить  в  рассмотрение мелочных вопросов личного порядка. Мы сами,  по  собственной  своей  воле, назначили суд, и дело это мы  сами  разберем.  Уж  как  вам  угодно! 
- Если виновность обвиняемых будет  доказана,  вы  будете  вполне  вознаграждены. Всякий труд достоин награды. Если, наоборот, они сумеют  оправдаться,  вам всыплют тридцать штук кнутом,  потому  что  нельзя  безнаказанно  морочить голову таким занятым людям, как мы. Слава богу, у нас есть что делать.
- Ладно, - в бешенстве сказал полицейский, - больше я говорить не буду. Категорически отказываюсь участвовать в судебных прениях.
- Чудесно! Но так как никто не имеет нрава насмехаться над судом Линча, то я начну с того, что прикажу пороть вас кнутом до тех самых пор, пока вы сочтете возможным нарушить свой обет молчания. Если ваш язык  все  еще  не развяжется,  то  это  кончится  для  вас  плохо:  вы  будете  повешены. 
- Я прикажу. А вы, господа, извольте сесть. Пока вы только  обвиняемые,  но, быть может, вы ни в чем не виноваты.
Эти слова, одновременно вежливые и твердые, произвели на присутствующих гораздо более сильное впечатление, чем громкие окрики и  трескучие  фразы, обычно раздающиеся в залах судебных заседаний  у  цивилизованных  народов.
Кроме  того,  время,  место,  сама  внешность  председателя,  присяжных  и обвиняемых - все делало эту картину необычной и дикой.    Темная ночь. Штук двадцать факелов,  поставленных  полукругом,  бросали красные блики и освещали фантастическим светом нижние  ветви  исполинской смоковницы, похожие на крепления зеленого купола.
Обнажив головы, стояли люди с прииска Голконда  в  живописных  рабочих  лохмотьях:  неописуемая  смесь пледов, красных рубашек, пончо  и  курток.  Лица  были  обожжены  солнцем, мускулы, как  канаты,  загорелые  груди.  Англичане,  немцы, ирландцы,  американцы, австралийцы,  испанцы,  даже  китайцы братски смешались в общей  массе. 
Забыв  на  минуту  всякое  национальное соперничество, всякую  личную  конкуренцию,  забыв  жадность,  которая  их снедает, забыв свой тяжкий труд, они все слушали строгую речь председателя и понимали - быть  может,  впервые  в  жизни,  -  что  несложная  судебная процедура, установленная судьей Джоном Линчем, не всегда является кровавым пиршеством,  бешеной  жаждой  смертоубийства,   веселой   пляской   вокруг виселицы.
Энергичные лица, на которые наложили  свою  печать  лишения  и  тяжелый труд, отражали самые разнообразные переживания; глаза,  изъеденные  тонкой приисковой пылью, останавливались то на подсудимых, то на председателе.  А председатель сидел прямо против них на огромном пне, прислонившись  спиной к стволу смоковницы.
Это был мужчина лет сорока, с высоким лбом;  его  помятое,  но  все  же красивое лицо заросло густой черной бородой, в которой серебрилась седина. Никто не знает его имени.
Его зовут  инженер,  вероятно,  потому,  что  он человек широко образованный и на  своем  участке  проявил  большое  знание техники. Должно быть, он пользуется  большим  доверием,  раз  товарищи  по работе возложили  на  него  такие  опасные  обязанности,  с  которыми  он, впрочем, справляется тактично, но твердо.
Справа от него стоял мистер Рат, -  читатель  его  узнал.  Рат  стоял вытянувшись во весь свой высокий рост и храбрился, несмотря на  полученную головомойку и на страшную опасность, которая над ним нависла. Наконец, слева стояли Илья и Егор.  Несмотря  на все, чем этот подлец Рат был им обязан, он смеет возводить на них  ложное обвинение.
Они  грустны,  но  держатся  гордо,  без  вызова,  но  и   без приниженности, и  производят  самое  выгодное  впечатление  на  всех  этих деклассированных людей, видавших виды и знающих, что такое мужество.
Илья, снедаемый тревогой, кажется безучастным к тому, что  происходит вокруг. Мысленно он рядом со  своей  любимой,  с  которой  неумолимый  рок разлучил его именно тогда, когда она особенно нуждалась в защите.
                108

Однако он не теряет надежды. Он помнит, что Ося  свободен,  - на его ловкость и преданность он вполне полагается. Главное  - вырваться. Он делает над собой усилие, и ему кое-как удается совладать  со своей тревогой.
К счастью, тут Егор, который чувствует себя так же  свободно,  как если бы находился в Москве,  в  каком-нибудь  салоне.  Он  скорее  кажется зрителем,  чем  действующим  лицом,  для  которого  развязка  драмы  может оказаться роковой, и спокойно ожидает  возможности  отвечать  на  вопросы.
Положение нисколько не кажется ему безвыходным.  Напротив,  публика  ведет себя пристойно, что случается редко. Совершенно необычно,  чтобы  судебное разбирательство  обходилось  без  криков,  без  брани  и  без  драк  между сторонниками и противниками обвиняемых. Это  тем  более  удивительно,  что народ-то все собрался отчаянный.
- Я спросил только что, - строгим  голосом  продолжал  председатель,  - имеем ли мы дело с кражей, или просто с убийством. Сейчас я объяснюсь.  Наш городок только еще организуется, и все мы стараемся  прежде  всего  оградить право  собственности,  даже  если  для  этого  придется   применять   меры совершенно исключительные. Мы приговариваем к смерти за воровство,  однако нам пока нечего заниматься убийствами, которые, к сожалению, слишком часто происходят в драках.
- Этого еще не хватало!  -  заметил  с издевкой какой-то  янки,  который  сидел  и обстругивал кусок ветки.  -  Разве  дуэль  не  существует  у  большинства цивилизованных  народов?  Мы  затеваем  драки  во  время  игры,  или  когда напиваемся, то есть каждый день. Мы никому не причиняем  никакого  зла,  а что касается наших собственных шкур, то мы вправе протыкать их сколько нам угодно. Не так ли, джентльмены?
Циничный  выпад  был  покрыт  взрывом  смеха,  который  ясно  показывал умонастроение публики.
- Я отлично вижу, - продолжал янки, - куда гнет уважаемый председатель. Может случиться, что  кто-нибудь  из  нас  вздумает  упрекнуть  этих  двух джентльменов в  том,  что  они  в  свое  время  покинули  прииск  немножко неожиданно, я бы сказал - немножко внезапно. Черт побери! У нас еще  не  у всех зажили рубцы, которые мы от них получили.  Я  уж  не  говорю  о  моем компаньоне, о покойном Вилли, который получил такой миленький удар ножом.
- Что ж, ничего не скажешь, игра была честная. Они палили в  нас  из  ружья, они обрушили на нас стенку конюшни, они выпустили  на  нас  табун взбесившихся лошадей и топтали нас копытами. Но, я повторяю, все это  была честная игра. Как они отступали! Я бы отдал мой алмазный участок за  то, чтобы быть с ними! Тем более  что  ведь  все  мы  ошибались.  Как  это  мы оказались такими дураками? Как мы могли поверить этим  неотесанным  бандитам, которые из кожи лезли, чтобы заставить нас принять  этого  джентльмена  за Смита?
- Верно! Верно! -  воскликнуло  не  менее  двадцати  голосов  на  самых разнообразных языках.
- Мы потом видели Артура  Смита  и  признаем  свою  ошибку. Джентльмен спасся чудом. Это нас научит быть в другой раз поосторожнее.
- Вы правы, - с ненавистью заметил  мистер Рат.  Он  вспомнил  угрозу председателя и нарушил, наконец-то, свое молчание.  -  Но  одно  дело  -  всеми средствами защищать свою жизнь, и совсем другое дело - подло  убить  ночью безобидного старика, чтобы забрать у него его добро.
Егор пожал плечами и презрительно улыбнулся.
- Джентльмены, - продолжал полицейский, - многие из вас  находились  на прииске Голконда, когда  произошло  это  ужасное  преступление. Убитый провел там всего несколько дней, когда неизвестно откуда  появились двое русских. Один из них удрал,  второй  сидит  сейчас  рядом  с  главным обвиняемым. А этот главный обвиняемый работал на прииске, и, когда мы  его арестовали, все его узнали. У него, была довольно  долгая  беседа  с  теми двумя русскими, а затем, когда стемнело, они отправились  к  торговцу еврею в фургон, в котором тот проживал со  своей  дочерью.  Поводом  была  продажа участка. Покупатель уплатил деньги, и  трое русских  тотчас  скрылись.  А наутро торговец был найден плавающим в луже крови. Касса была взломана, а все товары валялись в беспорядке.
Ни Илья, ни Егор не поддерживали  с  прииском  никакой связи после своего отъезда и, естественно, ничего не  знали  об  убийстве. Когда их схватили люди, которыми руководил мистер Рат, и выяснилось,  что он - полицейский и что он обвиняет их в убийстве  и  грабеже,  Егор подумал, что ему придется отвечать за злодейства Артура Смита.
Когда же  его личность была установлена людьми, которые его знали,  он  надеялся  быстро распутать недоразумение и доказать, что его еще раз приняли за Смита. Но полицейский уверенно говорил о преступлении, которое было совершено, когда Смита в алмазном крае не было.  Дело  чрезвычайно  осложнялось.  Над Егором нависла страшная опасность.
Несмотря на  все  свое  обычное  самообладание,  Егор  затрясся  и воскликнул сдавленным голосом:
- Убит?! Торговец с прииска Голконда?
- Да, господин русский! Убит за несколько часов до  того,  как  вы  так поспешно скрылись с обоими вашими приятелями. Вы  поступили  довольно-таки неумно. Надо было по крайней мере переждать несколько дней, тогда  на  вас не пало бы подозрение. Но  из  всего  населения  прииска  только  вы  одни скрылись и  пытались  замести  следы.  Должно  быть,  вы  имели  серьезные основания.
Егор и Илья были ошеломлены и не  знали,  что  ответить.  Но  их молчание, их тревога произвели неблагоприятное впечатление на собравшихся, которые до сих пор были расположены в их пользу.
- Но это еще не все! - с торжествующим видом провозгласил мистер Рат. - Как преступники ни хитры, а обо всем они  подумать  не  могут.  И  часто бывает,  что,  поспешно  покидая   место   преступления,   они   оставляют неопровержимые улики. Вот, господин  председатель,  возьмите  эту  вещицу. Предъявите ее этим двум джентльменам  и  спросите  их,  не  знают  ли  они случайно ее происхождения.

                109

С этими словами Рат передал председателю золотой медальон, на  котором еще висели два кусочка оборвавшейся золотой цепочки. Илья  не  мог  сдержать  возгласа  изумления.  Он  схватил  медальон, торопливо раскрыл его и крикнул:
- Это мой медальон!
Затем он стал рассматривать дорогое его сердцу  изображение.  Несколько слов мистера вернули его к  действительности.  На  лице  полицейского играла злорадная улыбка.
- Итак, - обратился он  к  председателю,  -  джентльмен  признает,  что медальон принадлежит ему. Он даже знает секретный замочек, и  ему  знакомо лицо особы, которое здесь изображено. Так вот, знаете ли вы, где и когда я нашел этот медальон? Наутро после убийства, в нескольких дюймах от  трупа. Вам хотелось доказательств? Вот они! Теперь судите этих людей  и  вынесите им приговор по совести и разумению.
Ловкий ход мистера Рата произвел впечатление. Как ни были шатки  улики, виновность обвиняемых уже не представляла для публики никакого сомнения.
- Тише, джентльмены, - сказал председатель.
Он был подавлен этой сценой, но, как человек более устойчивый, чем  все остальные, еще не считал, что обвиняемые виновны.
- Что ж, господа, защищайтесь! -  воскликнул  он,  поворачиваясь  в  их сторону.  -  Вы  принадлежите  к  народу  великодушному.   Такие   гнусные преступления не в русском нраве. Я люблю и уважаю русских, я  знаю Россию, я преданно служил ей в мрачные годы войны 1812 года. Я видел, как русские защищали  свое отечество. Я видел, с каким мужеством русские  дрались, и с какой гордостью они переносили свое печальное поражение. Нет, честность всегда скажется!
- Еще раз говорю вам - защищайтесь, господа. Вас просит об  этом  собрат  по оружию, ирландец, потерявший свою родину.
- Да посмотрите мне хорошенько в лицо! - воскликнул Егор  дрожащим от негодования голосом. - Все  вы  кричите:  "Смерть!  Смерть!"  Вы  слепо верите этому презренному полицейскому. А мы  его  кормили,  помогали  ему, несколько раз спасали его от смерти. Похож я на грабителя и убийцу? 
- Мы  с вами  были  товарищами  по  работе.  Заметили  ли   вы   хоть   что-нибудь предосудительное в моем поведении, когда я жил среди вас? Разве я  не  был добрым товарищем? Разве сами вы не признавали этого вслух? Разве человек с безупречным прошлым, как я, может этак вот, ни с  того  ни  с  сего  стать грабителем и убийцей?
- И наконец, разве мои слова стоят меньше,  чем  слова этой подозрительной личности, которая  якобы  принадлежит  к  колониальной полиции, но пока еще ничем этого не доказала?
- Почему мы должны верить, что этот медальон, принадлежащий моему другу, действительно был найден рядом с жертвой загадочного преступления? А разве вы не могли его  украсть  у  нас, или по крайней мере найти, когда вы жили с нами?
Публика с лихорадочным любопытством ждала, что ответит мистер Рат на эти горячие слова. И тот заговорил своим фальшивым голосом:
- Обвиняемый сказал вам: - “Разве я похож на грабителя и убийцу?”. На этот ребяческий довод я отвечаю: да! Разве вы  сами  не  приняли  его  за  Артура Смита, за грабителя, одно имя  которого  наводит  ужас  в  Америке?  А  что  касается  моей  личности,  которую   обвиняемый   считает подозрительной, то всякий, кто помнит его по прииску Голконда,  помнит  и меня,  потому  что  все  меня  видели  за   исполнением   моих   служебных обязанностей.
- Верно! - воскликнул американец. - Я тем более хорошо вас  помню,  что однажды вам вздумалось захватить и меня, как  какого-нибудь  жулика,  и  я очень мило вышиб вам зуб.
- Нет худа без добра, - философски ответил мистер Рат, - ибо благодаря этой неприятности нельзя больше  говорить,  что  я  кого-нибудь  обманываю насчет моего служебного положения!
- Ничего себе положение! - буркнул янки.
- Я не поменяюсь местами с этими двумя русскими.
- Да и я не поменяюсь. От них чертовски пахнет веревкой.
- Но вы все-таки не  думаете  совершить  подобную  несправедливость!  - снова воскликнул Егор. - Во всякое другое время мы бы пошли на смерть без сожаления, но сегодня нам надо жить!
- Да! - зарычал Илья. - Жить! Еще несколько дней, хотя  бы  несколько часов.
- Позвольте мне, джентльмены, обратиться  к  вашей  совести,  -  сказал Егор. - Мой друг очень тяжело пострадал. У него похитили невесту, и  она молит его о помощи. Дайте нам отсрочку. Несколько дней. А потом, когда  мы отомстим за нее и несчастная  молодая  женщина  получит  свободу,  мы  сами придем к вам и отдадим себя в ваши руки. Быть может, мы будем  располагать какими-нибудь доказательствами нашей невиновности. Даю вам слово  русского дворянина.
Несколько человек  были  тронуты,  послышались  возгласы:  “Браво!”.  Но подавляющее  большинство  разразилось  грубым  хохотом:  люди  не  поняли, сколько величия и самоотверженности было в  предложении  Егора.
Кроме того, вообще взяла верх обычная жестокая  грубость  этих  людей:  им хотелось видеть повешение.  Им  было  вполне  безразлично,  кого  повесят: полицейского, или русских.  Но  раз  уж  полицейскому  удалось  выдернуть голову из петли, то доставить публике развлечение должны русские.

                110

Председатель был убежден в невиновности Ильи и Егора,  но  ясно видел, что их дело плохо. Однако он попытался добиться для  них  отсрочки, хотя бы самой непродолжительной: в душе инженер надеялся,  что  произойдет какое-нибудь неожиданное событие, которое переменит обстановку.
- Джентльмены, - сказал он,  когда  ему  удалось  водворить  тишину,  - позвольте мне сказать кое-что. Я хочу  кратко  подвести  итоги.  По-моему, дело нуждается в дополнительном расследовании. Вы не можете составить себе полное и твердое убеждение.
- Можем! Русские виновны! Пусть их повесят! Сейчас же!
- Завтра!
Неизвестно, что будет завтра!
- Сию минуту!
- Веревка! У вас есть веревка?
- Да, да, веревка!
 - Кто полезет на дерево? Вот готовая виселица.
- Я! Я полезу!
- Нет, я!
Несколько  человек  бросились  к  дереву,  расталкивая  председателя  и присяжных. Американец подставил спину, чтобы один из его приятелей смог взобраться  на дерево. А другие тем временем схватили Илью и Егора. Те  отбивались  со всей силой отчаяния, и каждый раз отшвыривали по нескольку человек, которые яростно орали и вопили. Но линчевателей  было  много,  а  русских  всего двое.
- Давайте веревку! - кричал молодец, взобравшийся на дерево.  Он  очень добивался чести приготовить виселицу.
- Держи! - кричали ему снизу.
Тот уже протянул руку, чтобы поймать веревку, когда все увидели, что он внезапно схватился за горло. Он кричал и делал усилия,  чтобы  удержаться, но завертелся и тяжело грохнулся на землю.
Крик ужаса вырвался у  его  товарищей,  когда  они  увидели,  что одна из самых ядовитых змей - ленточный крайт, или пама, огромная змея до двух метров длиной, покрытая на черно-голубом фоне желтыми кольцами черного цвета обвивает  его  своими  кольцами,  как  металлическим тросом, и впивается в него  всей  своей  отвратительной  широко  раскрытой пастью. И в ту  же  минуту  из  листвы  огромного  дерева  послышалось  шипение разъяренных пам.
Голова черно-голубая, морда бурая, полоска, которая начинается на середине затылочного щитка и идет по обеим сторонам в виде ошейника назад и вниз, желтая.
Остальное тело покрыто 25-35 черно-голубыми и желтыми кольцами приблизительно одинаковой ширины и почти на равном расстоянии друг от друга.
Кроме сильно расширенных брюшных щитков и однорядных хвостовых щитков, которые свойственны и следующему виду, ленточный крайт отличается явственным килем на спине и замечательно тупо закругленным концом хвоста.
Ленточный крайт распространен по Ост-Индии, Индокитаю и соседним островам; его находили во всей Ост-Индии, Ассаме, Бирме, Сиаме, южном Китае и на Яве и Суматре.
Змея выбирает для житья сухие местности и охотится здесь за мелкими млекопитающими и пресмыкающимся, особенно за другими змеями и ящерицами.

При нападении на них они, подобно гадюкам и кобрам, далеко отодвигают голову назад и затем выбрасывают в косом направлении вперед половину тела и стараются вонзить зубы в своего врага.
Индийцы уверяют, что укусы их смертельны и от них нет спасения, поэтому очень боятся их, особенно весьма обыкновенного индийского край-та, или голубого бунгаруса.
Когда из листвы смоковницы послышалось шипение  грозного  индийского пресмыкающегося,    люди,    бросившиеся    на    помощь     незадачливому палачу-любителю,  благоразумно  отступили  назад.  Все  знали,  что   укус ленточного крайта равносилен смертному приговору.
Ни у кого не было  мужества  хотя бы близко подойти к змее, которая  впилась  умирающему  в  горло  и  жадно насыщалась его кровью. А тут послышалось  новое  шипение.  Видимо,  в  густой  листве  смоковницы копошилось целое племя  змей. 
Среди  линчевателей  уже  никто  больше  не вызывался  полезть  на  дерево,  чтобы   приготовить   виселицу.   Падение палача-любителя, с живым  галстуком  на  шее  имело  то  последствие,  что председатель, мистер Рат и русские оказались изолированными, потому  что в минуту вполне понятной растерянности  они  все  четверо  прислонились  к дереву.
Бешеным крикам, которые только что наполняли поляну, внезапно пришла на смену мертвая тишина. Все  боялись,  что  выползут  новые  гады,  и  стали отступать  все  дальше  и  дальше,  образуя  полукруг,  который   медленно расширялся позади факелов.
Пламя этих несложных светильников действительно могло привлечь змей, которые по ветвям и корням смоковницы  могли  переползти на землю.    Внезапно со стороны реки раздался выстрел.  Он  прокатился  громом  над водой, которая тихо плескалась в нескольких шагах,  и  был  как  бы  неким сигналом для всех злых духов, потревоженных вторжением  человека. 
Шипение все усиливалось, и вскоре показался авангард: медленно извиваясь  и  шурша чешуей, змеи скользили по лианам и спускались с дерева вниз. Они лениво  и медлительно свертывали и распускали свои кольца;  им,  видимо,  доставляло наслаждение поворачивать направо и налево свои изящные головы  и  капризно изгибать  шеи,  отчего  их  черная  кожа  отливала  самыми   неожиданными красками.
Они не спеша тянулись одна за другой, смотрели холодными и неподвижными глазами на факелы,  со  странной  быстротой  двигали  своими  раздвоенными язычками и время от времени  останавливались,  сворачивались  в  клубок  и снова растягивались во всю свою огромную длину. Шум под деревом, которое они облюбовали, сначала  испугал  их,  но,  завороженные  огнем  факелов,  они  постепенно становились смелей.
Несколько штук уже достигли земли. Высоко подняв головы, они ползли  по направлению к факелам, не переставая шипеть, точно скликали всю родню. Публика судебного заседания продолжала  отступать  перед  этим  грозным нашествием;  люди  уже,  как  будто  забыли,  зачем  пришли.  Многие   даже высказывались  за  то,  чтобы  всем  убраться  и  закончить   драматически прерванное судебное заседание в другой раз.
Однако новое событие  ускорило это отступление и превратило его в беспорядочное бегство: со стороны реки, позади линчевателей, внезапно послышались жалобные крики, похожие на  плач новорожденного. Вода плескалась, как во  время  прибоя,  или  как  будто  к берегу пристала целая флотилия пирог.
Этот детский плач, эти жалобные  крики,  которые  не  забудет  человек, слышавший их хотя бы однажды, издают крокодилы, самые страшные на всем индийском континенте.
Каждый узнал эти звуки, каждому известно их  значение:  хищники  слышат запах человека. Они сбегаются из всех глубин гигантской реки.  Несомненно, обоняние подсказало им, что поблизости находится пожива.
Какими бы страстными любителями повешения ни были эти люди, нет  такого любопытства, которое оказалось бы сильней, чем страх очутиться в желудке у крокодила, или погибнуть от укуса кобры. Раздался протяжный крик:
- Крокодилы! Крокодилы! Спасайтесь!

                111

И каждый храбро повернулся на каблуках и пустился бегом  на  дорогу,  к прииску. Только четыре человека остались под деревом,  с  которого  каждый  раз сваливалась новая змея. Мистер Рат, охваченный ужасом, стучал  зубами,  - казалось,  он  вот-вот  упадет  в  обморок.  А  русские  и   инженер   не растерялись.
- Право же, господа, - негромко сказал инженер, - я и не рассчитывал на такую  счастливую  развязку.  Вы  пока  ограждены   от   людской   ярости, постарайтесь же не быть укушенными ядовитой змеей.  Опасность  нам  грозит весьма серьезная. Но если действовать осторожно, то у нас еще  есть  шансы спастись. Поддаваясь порыву, Егор и Илья протянули честному ирландцу руку, и тот ее сердечно пожал.
-  Вы-то,  по  крайней  мере,  верите,  что  мы  невиновны?  -  прошептал Егор.
- Еще бы! Вы могли это заметить по тому, как я вел судебное  заседание. Но перейдем к делу. Я сейчас срежу  три  тонких,  гибких  прута  -  лучшее оружие против этой дряни. Что касается крокодилов, то они утихли. Не  думаю, чтобы они смогли много пройти по суше. Стойте  спокойно,  я  сейчас  срежу прутья.
- Нет, не надо прут для памы,  -  внезапно  сказал  кто-то  на плохом английском языке. Гортанный голос шел из высокой травы. Говорившего не было видно. Все три европейца вздрогнули.
- Не двигайся. Моя идет.
Трава заколыхалась, и голос повторил:
- Моя вот, белый.
Показалась черная голова. Она сидела  на  непомерно  широком  туловище, которое передвигалось на кривых ногах. Илья и Егор были удивлены до предела, узнав своего друга индийца.
Славный малый сиял. Широкая улыбка расплылась у  него  до  ушей,  а живые глаза с любопытством осматривали поляну.
- Хорошо! - сказал он на плохом английском. - Памы все еще здесь. Белые люди ушли. Змеи покинули свои логова из-за  наводнения.  Они  спаслись  на дереве. Я все видел. Я был здесь, когда кобра укусила белого человека. Идите смело за мной. Они нас не тронут. Я знаю траву, которой они боятся.
- А крокодилы?
-  Ну,  их  бояться  нечего.  Идите  смело,  Егор,  - воскликнул в нескольких шагах по-русски хорошо знакомый голос.
- Ося!
- Собственной персоной и весь к вашим  услугам!  Вместе  с  Сараном!  Эй, Саран, дружище!
- Дорогой ты мой Ося! Откуда  ты  взялся?  Каким  чудом  ты  оказался здесь? Что ты здесь делаешь?
- Я взялся оттуда? - ответил Ося, показывая в сторону реки.  - Вы спрашиваете, каким чудом я оказался здесь? Никакого чуда. Просто мы вас искали. Какой замечательный сыщик этот Саран! Вы спрашиваете, что я  делаю?
С сегодняшнего утра я учусь на крокодила.
- Да ты с ума сошел.
- Верно! Как же мне не сойти с ума от счастья, если я вас  вижу  вновь.
- В чем дело?
- Змеи. Шутки в сторону. Они кусаются,  эти  мерзавки! Постойте,  да ведь вот наш англичанин! Погоди ты у меня, я тебя сейчас  зарежу.  Я  тебе обещал, что зарежу, - значит, я обязан сдержать слово.
- Оставь его, Ося! Смотри, в каком он виде.  Это  он со  страху.  Он  испугался змей. Он точно заворожен. Он не может двигаться. Он не способен произнести ни звука. Как бы он не свалился среди змей.
- Дорогой Егор! Из человеколюбия и также для того, чтобы этот подлец больше нам не попадался, позвольте мне просунуть ножик ему в  ребрышки, настаивал мстительный Ося.
- Уйдем, господа, уйдем, - вставил и инженер. - Надо торопиться.
В это время индиец дал каждому  по  пригоршне  бледно-зеленых  листьев, похожих на листья ивы, и знаками посоветовал сильно натереть себе  лицо  и руки. Факелы догорали.
При свете последних вспышек все двинулись  в  путь,  в сторону, противоположную той, куда ушли  линчеватели.  Ося  обернулся  в последний раз  и  бросил  на  окаменевшего  мистера Рата  взгляд,  полный ненависти.
- Что же это? Он так и не подохнет, этот  поганый мистер?  Ах,  нет,  подохнет! Наконец-то он свалился. Жалко змей, которые будут его кусать.    Полицейский глухо застонал и упал навзничь, не  то  от  страха,  не  то сраженный укусом змеи.
- А теперь куда мы пойдем? - спросил Илья.
- На реку! Куда же еще? Сядем в лодку и поедем куда надо!
- Как, у тебя есть лодка?
-  И  еще  кое-что,  кроме  лодки.  Мы  сегодня   с   Сараном   здорово поработали.
- Я понимаю, дорогой мой друг, - ответил Егор, пожимая  ему  руку.
Затем он обратился к инженеру.
- Не знаю, каковы в настоящее  время ваши виды и возможности на прииске.  В  отношении  нас  вы  себя  проявили джентльменом и человеком сердца. Вы сказали, что  надо  торопиться.  Стало быть, сейчас не время произносить речи.
- Хотите вместе с нами участвовать в добром дело,  а  затем  по-братски  разделить  с  нами  доходы  от  одного предприятия, с которым тоже надо спешить?
- Но если у вас там,  на  прииске, есть дела,  которые  требуют  вашего  присутствия,  то  я  говорю  вам  не прощайте, а до свидания. Где бы вы ни находились, помните, что  имеете твердые права на нашу благодарность, и  что  мы  вам  принадлежим  телом  и душой.

                112

- Вы не поверите, господа, - неторопливо и серьезно  ответил  Инженер,  - как меня трогают ваши теплые слова. Но,  к  большому  моему  сожалению,  я сегодня присоединиться к вам не могу. Мне нужно  вернуться  на  прииск  по двум причинам, и это в ваших же интересах. Во-первых, я должен в меру моих возможностей установить истину и доказать вашу невиновность. Вы не  можете жить в состоянии постоянной вражды со здешним народом, в особенности  если вам почему-нибудь надо находиться в алмазном районе.
- Во-вторых, у вас  нет оружия. Я вам раздобуду оружие, во что бы то  ни  стало.  Завтра  ночью  вы найдете под этим деревом три полных комплекта вооружения. Я сам их  здесь положу. Не благодарите меня. Я еще сам  обращусь  к  вам  за  услугой,  но потом. Вашу руку, господа, и до свидания.
Он быстро огляделся и пошел берегом, вниз по течению, - то есть  в  том же направлении, куда ушли люди, пришедшие поглазеть на повешение.
- А теперь, господа, за дело! - сказал Ося после минутного  молчания. - Вот наша лодка. Садитесь. Я только привяжу наших крокодилов  к  корме  и сяду с вами. Саран, весла!
- Вот они.
- Хорошо. Вы готовы?
- Готовы.
- Пошли!
Легкое  суденышко,  подталкиваемое  мощными  руками  индийцев, медленно соскользнуло с влажного песка в воду  и  стало  тихо  подниматься вверх. Держась все время поближе к берегу, где течение менее  быстро,  оно не выходило из мрака, образуемого густой прибрежной растительностью.
- Что с Анной?  -  спросил  Илья,  которого  не  переставала  терзать тревога. - Какие у тебя известия?
- Ни хороших, ни плохих, Илья.  Фургон,  который  мы  заметили, когда мошенник-англичанин вас арестовал, продолжает плавать,  как  шлюпка. Мы с Сараном видели его сегодня утром. Нам нельзя было открыто пуститься  за ним, чтобы не возбудить подозрения той скотины, которая им правит.  Но  он не мог уйти далеко. Я надеюсь, мы его скоро  найдем.  Кроме  того,  мы  не хотели все-таки уходить слишком далеко  от  вас.  Мы  решили  сделать  все возможное, чтобы спасти  вас,  или  умереть  вместе  с  вами.  Конечно,  мы заставили бы дорого заплатить за это.
- Мой  добрый  Ося.  Это  так  благородно  с  твоей  стороны,  но  ты сумасшедший.
- Не знаю, благородно ли, а уж насчет того, что я сумасшедший, это  еще, как сказать! Правда, Саран?
Не переставая работать веслом, индиец что-то буркнул. Было похоже, что он поддерживает Осю.
- Но что бы вы могли сделать? - спросил Егор,  которого  отвага  и решимость Оси восхищали, но не удивляли нисколько.
- Я вам охотно все расскажу, потому что  нам  пока  делать  нечего.  Вы знаете, что наш Саран хитрей, чем все  одесские  контрабандисты,  вместе взятые. Вот он и стал учить меня на крокодила.
- Это еще что за чертовщина?
- Очень просто. Наш  Саран  прекрасно  умеет  подражать  голосу  и  всем повадкам крокодила. Он даже  использовал  свой  талант,  чтобы  произвести небольшую разведку на реке. Он поразительный малый. Сейчас увидите. Да  вы и сами скоро будете первоклассными крокодилами.
- Да, на чем  это  я,  бишь, остановился? Я сказал, что Саран привел меня в  такое  местечко,  где  вода образует заводь и вся сплошь покрыта водяными растениями, так что  воды  и не видно. И тут Саран разгреб траву, и я  увидел  несколько  лиан,  которые одним концом привязаны к корягам, а сами уходят в воду.
- Саран сделал  очень милую гримасу в знак удовлетворения.  А  я  подумал:  - "Это,  должно  быть, какие-нибудь глубинные удочки. Не иначе, как мой славный  Саран  собирается угостить меня ухой". Но хоть мне и было  любопытно,  я  все  же  решил  не расспрашивать. Я давно убедился, что лучше видеть все  своими  глазами,  в особенности здесь. Саран стал тянуть одну лиану. Я взялся за другую. Вижу - тяжело! Ну,  думаю,  и  рыбка!  Тяну,  тяну,  вдруг,  что  я  вижу?  Нет, угадайте?
- Крокодил? - смеясь, сказал Егор.
- Я и сам так подумал.  Но  я  быстро  успокоился,  потому  что  вместо настоящего  крокодила  я  увидел  узенькую  лодочку,  только  похожую   на крокодила.
- Быть не может!
- Даю вам честное слово. На носу - довольно искусно  вырезанная  голова крокодила, а корма нагружена глиной, так что лодка имеет низкую посадку.
- Здорово придумано!
- Это еще не все. Главное впереди.
- Я слушаю.
- Вы все хорошо поймете, потому что  сами  будете  крокодилом.  Правда, Саран?
- Правда.
- Наш друг великий мастер в  этом  деле,  но,  прямо  вам  скажу,  дело нелегкое. Прежде всего, надо лечь в  эту  душегубку  ничком  и  собственной своей спиной изображать спину каймана.
- Да ведь у нас белая кожа. Она для этого не подходит.
- Ничего, Саран обмазал меня густой черной  грязью.  Я  еще  долго  буду отмываться.
- Здорово!
                113

- Так вот, человек-крокодил смазывает себя грязью, ложится в лодку, берет в руки весло, погружает его в воду и потихоньку гребет,  почти  не  двигая руками,  а  только  пальцами.  Это  очень  трудно.  Тем  более  что  весло высовывается впереди резной головы и не имеет никакого упора, кроме ладони гребца. Рука скоро начинает болеть, но зато цель достигается.
- Не сомневаюсь, дорогой Ося. Прием остроумен, но не нов.  Точно  так же  делают  некоторые  племена  краснокожих  на  берегах   Амазонки.   Они пользуются для этого легкими челночками – и тоже придают им вид кайманов.
- Что ж, из всех  способов  разведки  на  реке  этот,  по-моему,  самый лучший. Вы можете пробраться в самую гущу ваших врагов, а они и  знать  не будут. Так, например, когда мы пытались высадиться на  берег  недалеко  от того места, где эти злодеи хотели вас повесить, мы видели  обоих  бандитов в компании с Артуром Смитом.
- С мистером Генри? Вы ошибаетесь, Ося.
- Прошу прощения, Егор, я его видел, и видел ясно, и никакой ошибки тут быть не могло. Они, по-моему,  отлично  спелись  и  друг  друга стоят.
- Смит и бандит Гари, пожалуй, но мистер Генри?
- По-моему, он отъявленный мерзавец.  Вроде  мерзавца,  известного  под именем мистера Рата, которому я  хотел  обработать  шкуру,  а  вы  мне  не дали. К несчастью, мы не имели возможности пробраться к  ним  достаточно близко, чтобы послушать, о чем они говорят. Они были очень осторожны,  эти плуты. Один из них даже послал мне  кусок  свинца,  который,  по  счастью, попал в корму моей душегубки, иначе я бы мог остаться без ног. Так  как  у меня были основания предполагать, что лодочка, в которой мы сейчас  сидим, принадлежит Сэму Смиту, то я счел себя вправе одолжить ее.
- В счет двадцати тысяч фунтов стерлингов, которые он у меня забрал. Нашей целью было отыскать вас. Мы взяли курс прямо на  факелы.  И  тут  Саран, который  получил  законченное крокодиловое образование, решил сопровождать нашу высадку музыкой. Как она подействовала, вы видели. Я теперь учусь у него, но  мне  еще  многого  не хватает. Ничего, научусь.
- Какая досада, -  задумчиво  сказал Егор,  -  что  мы  не  можем проехать к этим негодяям. Хотелось бы расспросить их кое о чем.
- Это верно, Егор, но у нас времени нет.
- А куда вы нас, собственно, везете?
- О, не беспокойтесь. Саран отлично знает,  что  делает.  Он  везет  нас туда, где затоплены запасные лодки. У него их, кажется, две, или три штуки. Вместе с теми, которые мы сейчас ведем на  буксире,  получится  порядочная флотилия.
- Хорошо. А дальше?
- Мы немедленно пустимся на  поиски  злосчастного  фургона,  в  котором томится мисс Анна!
- Давайте  спешить,  друзья  мои!  Давайте  спешить!  -  воскликнул  Илья.
Последние слова Оси оторвали  Илью  от  мрачных  мыслей,  которые преследовали его, как мучительный кошмар.
Много народа бросилось на поиски легендарных сокровищ раджи, но результатом были только разочарование и многочисленные жертвы.  Однако, несмотря на трудности, возникавшие на каждом шагу, несмотря на  опасности, число которых только возрастало, жадность искателей становилась лишь более яростной.  Тайна,  которую  так  оберегали  немногие  посвященные,   стала достоянием людей без  роду,  без  племени,  и  поиски  клада  они  сделали единственным смыслом своего существования.
О  предстоящем  нахождении  клада  говорили, как о событии,   которое произойдет пусть через неопределенное  время,  но  произойдет, безусловно.
Даже люди, которые не бросали своей ежедневной работы, не выпускали из рук кирки, или лопаты и с тревогой и  надеждой  просматривали  каждый  комочек, каждое зернышко разработанной ими земли, расспрашивали каждого  встречного и поперечного, что слышно о большом деле.
Это мудрецы, но  их,  конечно, мало. Другие забросили все. К чему рыться, подобно  кротам,  в  обожженных солнцем ямах, наполненных удушливой  пылью,  поминутно  грозящих  обвалом?
Вот-вот придет богатство! Разве не лучше петь, пить и драться  в  ожидании этой  счастливой  минуты?  Кабатчик   оказывал   кредит.   Будущие   блага учитываются. Еще  немного  -  и  шансы  будут  продаваться,  как  биржевые ценности. Досужие статистики - их везде хватает - вычисляли, сколько может прийтись на долю каждого участника дела. Цифры получались  фантастические.
Они сводили с ума людей,  у  которых  мозги  и  без  того  были  расшатаны алкоголем. Никто не думал о том, как будет производиться дележ и кто будет его производить. Вероятно, в  ход  будут  пущены  ножи  и  револьверы.  Не обойдется без жертв, но это никого не  трогает.  Доля  погибших  пойдет  в дележку.
А ищут плохо. Как будто  клад  должен  отыскаться  сам  собой.  Короче, нездоровый ветер носится над прииском. Никто не знает, кто первым пустил этот тревожный слух. Достаточно  было каких-нибудь нескольких часов, чтобы  он  всех  взбудоражил.  Однако  есть основания предполагать, что слишком много болтали пьяные бандиты, и как раз во время событий, которые последовали за необычным поединком между Осей и англичанином.
Но если верно, что у бандитов оказались  слишком  длинные  языки,  то  им пришлось, прежде всего, горько пожалеть о своем пристрастии к  вину,  потому что, разбудив людскую жадность, они уже не смогли  исправить  свою  ошибку никакими отговорками.
Тут же, не сходя с места, все решили отправиться  на розыски клада целой экспедицией, и во главе  были  поставлены  Гари и Генри. Отказаться было невозможно: бандитов так  запугали,  что  им  поневоле пришлось  принять  эту  честь,  которая  была  в  равной  мере  опасной  и бессмысленной. Как,  в  самом  деле,  спорить  с  людьми,  у  которых  вся способность мыслить и рассуждать сводится к петле, или револьверу?

                114

Будучи, таким образом, вынужденными подчиниться, оба бандита  делали вид, что, в самом деле, намерены оставаться верными своим непрошеным компаньонам. Они  поставили  на  ноги  весь  сброд,  всех,  кому  случайности   опасной экспедиции более по душе, чем упорный труд на прииске. Все поклялись  друг другу во взаимной верности, шумно попраздновали и отправились. Разумеется, бандиты только о том  и  помышляли,  как  бы  поскорей  отделаться  от  своих назойливых сотоварищей.
Спустя двенадцать часов после отъезда с прииска они  встретили  Джона. Тот пригнал своих истощенных быков к месту  встречи,  которое  ему  указал Генри. Мы уже рассказали выше, чем закончилось первое свидание бандит и, как Джон  и слышать не пожелал о каком-либо  соглашении.  Читатель  помнит также, какие  дьявольские  меры  принял Джон, чтобы  оградить  себя  от возможного нападения, которое могло сразу развеять все его самые  заветные мечты.
Но одновременно он,  помимо  своей  воли,  открыл бандитам   возможность расстаться с их жадными компаньонами. Благодаря неожиданному случаю им в руки попала карта, составленная русским монахом, и они сбежали всего за несколько часов, до  того,  как  Джон  отравил  воду  в  ручье.  Конечно, обманутые ими люди с яростью пустились бы в погоню, если бы их не поразила слепота. Несчастные, вероятно, погибли бы, если бы не Саран и индиец.
Гари и Генри находили дорогу благодаря карте. Оба отошли уже довольно далеко, и поклялись, что, что не  скоро  еще вернутся в цивилизованные места, где кабатчики торгуют такими  снадобьями, против которых нет сил устоять, и где нескромные уши  подхватывают  каждое слово, вылетевшее из уст вместе с винными парами.
Не сидел сложа руки и мистер Рат. Он провел несколько дней на прииске, но, оставался совершенно в стороне от описанной выше  экспедиции.  Ему  не было никакого дела до всех алмазов мира. Его интересовали только виновники убийства на прииске. Он страстно любил то,  что  называл своим искусством, и был человеком в известном смысле бескорыстным. Но  его ослепляло честолюбие, и ему не хватало чутья, которое для сыщика  является природным даром и нигде не приобретается.
Сыск  представляет  собой  искусство,  целиком  построенное  на  чутье, которому трудно дать точное определение. Этому  искусству  вряд  ли  можно научиться по одним только книгам, и требует оно столько же такта,  сколько ума.
Но мистер Рат  забил  себе  голову  полицейскими  романами   и   был непоколебимо убежден, что он сам - один из тех чудесных  сыщиков,  подвиги которых так увлекательно расписывают романисты. Его взгляд  на  загадочное убийство торговца нисколько не  переменился.  Напротив,  попав  на  ложный след, он стал его держаться со всем упрямством, которое свойственно  людям ограниченным, и  утвердился  в  мысли,  что  убийцами  являются Илья и Егор.
Не спрашивайте его, почему и отчего. Этого он и сам не знает.  В своей наивной и ничем не оправданной гордости  он  еще  считает,  что  эта мысль является одним из проявлений его гениальности. Предположив, не без  оснований,  что трое русских  должны  находиться где-то неподалеку от  прииска,  он  решает  играть  ва-банк.  Он подговаривает людей, которые не соблазнились  экспедицией  и  остались  на работе, раскрывает им свое звание, изображает себя, как  человека  важного, как освободителя, говорит об общественной безопасности, которая поставлена под угрозу, и в конце концов ему удается сколотить  целый  добровольческий отряд по борьбе с грабежами.
Мистеру Рату весьма помогло то обстоятельство, что где-то неподалеку от прииска видели Смита. Добровольцы-полицейские обязались отдавать делу по нескольку часов в неделю, днем и  ночью,  и  в  течение  этого  времени находиться в  распоряжении мистера Рата,  который  присвоил  себе  права главного начальника прииска. Подготовка отняла несколько  дней.  Люди  были  полны энтузиазма и жаждали действий.
Долго ждать не пришлось. Мистер Рат,  который  заставил  своих  людей обшарить все углы, нечаянно наткнулся на бивуак, разбитый людьми Гари и Генри.  Он  уже  собирался  отвести  их  домой,   когда   добровольные полицейские, которые в это время оказывали помощь жертвам Джона, заметили трех русских. Мы уже рассказали, как мистер Рат, который был  им  столь многим обязан, схватил их, точно они были какие-нибудь разбойники.
Ося сбежал, Саран пустился за ним; в суматохе никто  не  заметил,  как скрылся индиец; Илью и Егора схватили и привели на прииск.  Следствие  по  делу провели быстро и, чтобы не терять  времени,  назначили  суд  на  ближайшую ночь.
А чтобы судьи, по крайней мере во  время  исполнения  обязанностей,  не подпали под опасное влияние алкоголя, для разбирательства  выбрали  место, достаточно отдаленное от  палатки,  в  которой  кабатчик  торговал  своими огненными микстурами. И в минуту, когда, казалось, все было  потеряно  для  друзей,  начались драматические события, которым они обязаны своим спасением.
Несмотря на темноту, лодка, которой  правили  сильные  руки  индийца  и Сарана, быстро шла вниз по реке.  Легкое  суденышко  тащило  на буксире чудные пироги и, как мы уже сказали, держалось поближе  к  берегу, не выходя из зоны мертвой воды, то есть в стороне от течения. Ося сидел на корточках в  носовой  части  и  правил.  Пользуясь  длинным  бамбуковым шестом, он не давал суденышку врезаться в  извилины  берега  и  запутаться среди лиан и деревьев.

                115

Плавание протекало в полной тишине, как вдруг Ося издал негромкий переливчатый свист.  Индийцы  остановили  лодку  в зарослях, которые  немного  выдавались  вперед  и  могли  служить  удобным укрытием.
Горизонт стал светлеть; над водой, которую еще пронизывали звезды своим трепещущим светом, подымались легкие испарения; залопотали попугаи,  чайки носились с резкими криками, наевшиеся  крокодилы  тяжело  опускались  на самое дно реки. Скоро наступит рассвет.
- Ну, как? - шепотом спросил Илья, даже не замечавший,  что  все  его лицо и платье стали мокрыми от росы. - Мы приближаемся?
- Дальше идти невозможно, Илья, - ответил Ося.
- Почему?
- Да потому, что тот бандит тоже не дремлет у себя  в  фургоне.  Этак, можно и на пулю нарваться.
- Но ты хоть уверен, что это здесь?
- Я здесь был вчера. Да вот, смотрите, - вот вам доказательство: видите этот узел на лиане? Это я его сделал.
- И фургон был недалеко отсюда?
- В пятистах метрах.
- Каких-нибудь пятьсот метров, а я бессилен предпринять что  бы  то  ни было! Потерять целые сутки из-за этого  подлеца-полицейского  и  не  иметь оружия!
- Спокойствие, дорогой Илья, - перебил  его  Егор.  -  Мы  чудом спаслись от смерти, мы приближаемся к цели, и, пожалуйста, возьми  себя  в руки. Отдохни несколько минут - вероятно, нам скоро понадобятся  все  наши силы.
- Ах, меня именно неподвижность и убивает! Я измучен.
- Бедный ты мой дружище, да неужели мы не  разделяем  твоих  тревог?  И разве твоя беда - не наша беда?
- В конце концов, нас пятеро, а тот мерзавец, вероятно, один.
- Нас пятеро, это верно, но у нас нет никакого оружия. А что  мы  можем сделать голыми руками  против  этой  крепости?  Враг  перестрелял  бы  нас раньше, чем мы успели бы пройти половину дороги.
- И тогда больше некому было бы освободить мисс Анну, -  рассудительно вставил Ося.
- А так мы за день хорошо  изучим  местность,  подробно  обдумаем  план действий и ночью сможем  что-нибудь  предпринять.  Наш  новый  друг  судья обещал нам оружие. Немного раньше полуночи Саран сможет туда отправиться  в своей пироге. Он быстро обернется. А мы будем его ждать вблизи того места, откуда решили предпринять атаку.
- Черт, - воскликнул Ося. – Победить, или умереть - для  меня  ничего другого быть не может! И для вас тоже. Не так ли? Пусть  я  только  поймаю этого бандита! Я откушу у него кусок мяса, хоть бы мне потом пришлось умереть от бешенства. Смотрите, вот и солнце! Здравствуй, солнце!
Саран сделал резкое движение, лодка  закачалась,  но  индиец  быстро привел ее в равновесие и тихо свистнул, как бы призывая всех к молчанию.
- В чем дело? - спросил Егор шепотом.
- Тихо.
Индиец извлек из воды свою  деревянную  лопату  и  сделал  ею  непонятное движение: он провел плоскостью по поверхности  воды,  как  если  бы  хотел поймать какой-то плавающий предмет. Русские этого предмета и не  видели, так он был мал, но от глаз индийца он скрыться не мог. Саран так хорошо  знал все течения в родных местах, его  глаз  был  так  наметан,  что  он  сразу заметил, что какое-то постороннее тело, которое кружилось в водовороте. Спутники доверяли полностью инстинкту сына природы и не мешали ему.
- Вот! - радостно воскликнул Саран, слегка подымая  весло  и  протягивая его Егору. - Смотри! - Он указывал на крохотный  белый,  неправильной формы лоскуток, который остался на весле.
Егор  легко  снял  этот  предмет,  с  любопытством  осмотрел  его, повернул,  перевернул,  осторожно  держа  кончиками  пальцев,  и  не  смог подавить возглас удивления.
- В чем дело? - спросил Илья.
- Неслыханно. Это неслыханно! - бормотал  Егор,  не  отвечая  на вопрос.
- Похоже на крыло белой бабочки, - заметил Илья.
- Или на кусочек папиросной бумаги, - добавил Ося.
- Друг мой, - ответил  Егор,  -  девяносто  девять  шансов  против одного за то, что Илья прав. Ибо если чешуекрылые еще встречаются в этих местах, то уж бумага, хотя бы и папиросная, довольно-таки необычная  штука на берегах индийской реки, и в особенности в самой реке. Но, тем не менее,  при всей неправдоподобности.
- Я угадал? Да?
- Вы ошиблись только насчет качества.
- Но это бумага?
- Совершенно верно.  Клочок  бумаги,  оторванный  от  какой-то  книжной страницы небольшого формата.
- Верно! - волнуясь, сказал Илья. - Это верно! У  тебя  поразительный дар следопыта. На бумажке видны печатные  цифры,  на  каждой  стороне.  На одной стороне –  15, на другой – 16. Ясно, это нумерация  страниц.  Стало быть, бумажка вырвана из книги. И книга была  небольшого  формата,  потому что цифра стоит очень близко к букве, которой заканчивается первая строка.
- Я уверен, - продолжал Илья, внимательно глядя по сторонам, - что  где-то здесь, поблизости, должно быть еще кое-что. Ты меня понял?
                116

- Возможно.
- Я уверен. Если вниз по реке плавает клочок бумаги и он  еще  более,  менее сохранился, значит, его намеренно бросили в воду, и  к  тому  же недавно.
- Что бросили недавно, я согласен. Но зачем? С какой целью?
- Вы правы, Илья. Я теперь все понял, и мы должны благословлять зоркость нашего проводника. Это все та же сказка про мальчика-с-пальчик, с той только разницей, что здесь вместо камешков - бумага.
- Вот именно!
- Согласен, - сказал Егор. - Разделяю  вашу  надежду.  Но  мне  бы очень хотелось найти еще один такой клочок.
- Будем искать. Видишь ли,  друг  мой,  я  хватаюсь  за  эту  последнюю надежду. Анна где-то здесь. Я уверен. Сердце говорит мне.  Она,  бедняжка, узнала каким-то образом, что мы находимся поблизости. Я убежден,  что  это именно она подает нам вести о себе. Ося говорит, что фургон стоит метрах в пятистах отсюда? Вот течение и принесло бумажку, которую бросила Анна.
Тут раздался глухой удар, точно в реку упало что-то тяжелое. Оказалось, это в воду нырнул Саран. Он понял, о чем говорил его белый друг, и  бросился в воду, чтобы выплыть по ту  сторону  густого  сплетения  лиан  и  ветвей, позади которых стояла их  пирога.  Он  отсутствовал  недолго.  Его  доброе загорелое лицо вскоре показалось из воды у самого борта, и он  легко  вскочил на свое место.
Широко улыбаясь,  он  вынул  изо  рта  три  клочка  бумаги, которые подобрал в воде, и положил их себе на руку. Было сразу видно,  что два из них подходят друг к другу.
- Ну вот, - нервно воскликнул Илья. - Теперь ты  видишь,  как  я  был прав!
- И я счастлив, что ты не ошибся, дорогой мой! Наконец-то мы уже играем не вслепую! И сегодня ночью тот бандит кое-что от нас получит.
- Ночью! Как медленно будет тянуться время! Нет, я не смогу  ждать  так долго. Вот что, выслушай меня. Берег зарос очень густо. Я умею ползти  как змея. Не хуже любого краснокожего.
- Ты хочешь совершить безумие!
- Пусть так. Но это разумное безумие. Для меня это лучше, чем терзаться и мучиться целый день. Со мной пойдет индиец.  Он  прихватит  свой  лук  и стрелы. Если я  замечу  хоть  что-нибудь  подозрительное,  я  вернусь.  Не беспокойся, я буду осторожен. Ты отлично знаешь, что мне надо  остаться  в живых, чтобы освободить дорогую узницу, так что рисковать жизнью попусту я не буду. Я только пойду в разведку.  Два  часа  туда,  два  часа  обратно. Четыре часа я буду  хоть  чем-нибудь  занят.  И  уж  я  постараюсь,  чтобы прогулка была не напрасной. Повторяю, не бойся за меня.
Егор и Ося знали, что если в  упрямой  голове  их  друга  засела какая-нибудь мысль, то вышибить ее оттуда невозможно. Им поневоле пришлось согласиться. Прошло два часа. Ося сидел на носу пироги и,  ожидая  возвращения своего молочного брата, пытался вздремнуть. Но тщетно:  тревога  оказалась сильней усталости, сон не шел к нему.
- Ладно! - говорил он, отгоняя комаров, не дававших ему покоя. -  Скоро он пойдет назад.
Внезапно Егор услышал шум в  зарослях,  точно  там  ходил  крупный зверь. Он решил, что его друг в опасности, и  хотел  выскочить  на  берег, чтобы пойти по следу, когда внезапно  появился Илья. Глаза у него блуждали, лицо и руки были исцарапаны, платье изодрано. Егор почуял беду и не решался задавать вопросы. Илья угрюмо заметил.
- Фургон пуст. Там никого нет. И никакого следа. Ничего!
Звезда Артура Смита, которая некогда сверкала так ярко,  стала  меркнуть. Ей  грозило  превратиться  в  самое  простое  туманное  пятно.  Смит,  как подлинный философ, сделал самому  себе  то  безрадостное  признание,  что переселение в Индию впрок ему не пошло. Встреча с тремя русскими, которая произошла в момент, когда он повел племя воинов на  войну  с  племенем отверженных, была для него тем более досадной, что Егор помирил  оба  враждовавших племени.
Индийцы, в особенности  южные,  легко  забывают  обязательства, принятые ими в отношении друг друга, или в отношении иностранцев, если  эти обязательства касаются обыденной повседневной  жизни,  но  они  строжайшим образом соблюдают клятву, если  дело  касается  торжественно  заключенного договора,  в  особенности,  если  при  этом  были  выполнены  установленные обрядности и вынесены эмблемы их наивных суеверий.
А в данном случае  были закопаны в яму наконечники стрел и копий, а также порох и пули. Ветвь мира была воткнута в холмик, выросший над засыпанной ямой, и поверх всего  юноше была  вручена  шкура коровы  -  грозный  фетиш,   делающий   своего   обладателя неприкосновенным. Всего этого было больше чем  достаточно,  чтобы  сделать друзьями старейшин -  обоих враждовавших  между собой племен. 
Оба  старейшины очень скоро признали, что между ними произошло всего  лишь  недоразумение, что теперь оно разъяснилось и надо выпить. А  Смиту  было  необходимо, чтобы заговорило оружие, чтобы оба племени бросились одно  на  другое.  Он громко призывал их к этому. Но тщетно.    Старейшины уже стали косо на него посматривать, и если бы  не  то  уважение, которое жители этой части побережья питают к белым, то, пожалуй, Смиту  не сносить бы головы.
Повелитель племени воинов отдавал себе отчет в малочисленности своего  войска  и  не  помнил  себя  от  радости,  узнав,  как   счастливо закончились переговоры, которые без его ведома повел его сын. Кроме  того,  он увидел стройные ряды плетенок с пивом. Радость глаз сулила радость желудку, и  достойный  повелитель  племени  не  мог  больше  питать  самой малейшей вражды к отверженным.
                117

Кроме того, сын его держал в руках священную шкуру, а это больше чем, что  бы то ни было на свете, говорило о честных намерениях воинов.  Да  и  отверженные тоже устали от войны, они тоже был  рады  положить  конец  боям,  потому  что победы давались им ценой очень тяжких потерь. Наконец, как и  старейшина племени воинов,  он искренне полюбил Егора и сразу растолковал  все своему  новому  союзнику, и что собой представляет Артур Смит.
Старейшина увидел, что стал жертвой жулика, и страшно рассердился, потому что это был удар по его самолюбию. Думать, что ты заручился содействием бесстрашного и честного белого, и вместо храброго и  бескорыстного  вождя,  которому  ты  обязан жизнью, получить лишь подделку! Да, тут самый спокойный индиец и тот  изошел бы желчью.
Целый рой соображений пронесся в голове у старейшины, и все они были  не  в пользу Смита. Егор старался во что бы то ни стало поддержать мир между племенами индийцев, он не пил,  мало  ел  и  никогда  не  намекал  на сокровища гробницы.  А  этот,  напротив,  с  самого  начала  стал подстрекать одно племя к нападению на другое и сам  предложил  старейшине  свои услуги. Кроме того, он пил, как лошадь, жрал, как настоящий англичанин,  и все время приставал с расспросами относительно клада, зарытого на  острове браминов.
Нет, конечно, такой человек не имел с белым другом ничего общего, кроме разве только черт лица. Цвет кожи спасал его от расправы, но надо было как можно скорей закрыть ему доступ на плато  и  вежливо  выпроводить  его.  И поскорей.  Пиво  могло  перегреться;  воины  чувствовали  в  ногах  зуд  - предвестник бешеной пляски, - надо было поскорей кончать. И все было сделано быстро. Мастер Смит внезапно увидел, что вокруг него образуется  пустота,  он  понял,  что  игра   проиграна   и   что   всякая настойчивость может плохо для него  кончиться. 
Об  этом  говорили  полные ненависти взгляды воинов, которые он ловил на себе. Он пытался  изобразить равнодушие, которого далеко не испытывал, видя крушение  своих  надежд,  и радовался только тому, что дешево отделался. Артур Смит гордо повернулся  на каблуках и ушел в сторону реки.
- В конце концов, - сказал он в утешение самому себе, - я  все-таки  не потерял сегодняшний день даром. Я продал ружье этому русскому по  довольно выгодной цене. Хе-хе! Я становлюсь честным купцом. А  не  было  ли  бы,  в самом деле, выгодней  заниматься  честной  торговлей,  чем  моим  нынешним промыслом, который все-таки стал слишком опасным?  Надо  подумать.  Но после.
- Этот индийский глупец столько наговорил мне о кладе, что я весь  горю.  И надеюсь найти его, ибо, в общем, я имею довольно точные сведения. Да, но у меня нет оружия. Надо пойти поискать в тайничке. У меня  там  припрятано великолепное нарезное ружье. Затем надо будет  серьезно  приняться за поиски. К несчастью, я один. В этом всегда была моя сила, а  сегодня  я об этом жалею - впервые в жизни. Если бы я  мог  найти  трех  компаньонов, вроде этих трех русских, то вчетвером мы бы целое царство завоевали.  Но вот беда  -  эти  джентльмены  полны  предрассудков.
-  Постой-ка.  А  бандиты? По-моему, вполне подходящие ребята! Черт возьми, об этом  стоит  подумать. Они где-то недалеко  отсюда  и,  должно  быть,  высматривают  какое-нибудь дельце  повыгодней.  Надо  их  найти.  Это  нетрудно.  Ими,  к  сожалению, заправляет этот  мерзавец  Джойс.  Я  его  сразу  узнал,  хоть  он вырядился полицейским.
- Интересно, для чего  именно  они  объединились?  Во всяком случае, с Джойсом я должен покончить. Мошенник  давно  это заслужил. И я его пристукну, во что бы то ни стало.  Когда  те  болваны  не будут находиться под его влиянием, я сделаю с ним что захочу. Итак, все  в порядке. Схожу к себе на склад, а потом займемся фирмой "Смит и Компания".
Смиту удивительно повезло. Неподалеку от реки, в укромном,  скрытом от глаз месте, у него был тайничок, в котором он прятал все, что удавалось награбить. Смит взял здесь оружие и снаряжение и на обратном  пути  увидел на прибрежном песке следы. Он остановился как вкопанный, сочно выругался и расхохотался во все горло.
Никакой ошибки быть  не  могло:  два  отчетливо видных следа спускались прямо  к  реке.  Один  из  них  сказал  бы  любому наблюдателю, что здесь прошли не человек, а мастодонт в человеческом облике.
Шаги были необычайной длины; вмятины, оставленные огромными ножищами, были такие, что в них можно было бы поместить футляр  от  скрипки.  Такие  ноги должны были служить опорой для тела необыкновенной величины и веса. Второй след, гораздо  более  мелкий  и  легкий,  очевидно,  принадлежал  человеку среднего роста, который семенил ногами.
- Двое бандитов, - пробормотал Смит, снова пускаясь  в  путь,  и  прибавил глухим голосом: - И Джойс.
При этом суровая складка легла у него на лбу.
- Мерзавец! И походка все та же, что на каторге.
Эти  слова  требуют  некоего  пояснения.  До  1880  года   в Америке каторжников приковывали по две пары к одной цепи; кроме того, им  надевали на ноги стальные кольца, к которым прикрепляли еще одну цепь.
На этой цепи висело тяжелое ядро. Каторжник волочил его за собой  по  земле  вплоть  до полного отбытия срока. Постоянное усилие, которое  для  этого  нужно  было делать, вырабатывало у заключенных особую походку, от которой они не могли отделаться даже после освобождения. Они по старой привычке волочили  ногу, к которой некогда было приковано ядро. 
Для  полиции  это  служило  важной приметой, по которой она узнавала рецидивистов. В Англии,  где  исправительная  система  резко  отличается  от  системы американской, заключенному оставлена свобода движений. Однако  не  думайте, что англичане, всегда кичащиеся своим человеколюбием,  создали  у  себя  в местах заключения такую уж сладкую жизнь.
                118

Как люди практичные, они  решили не  растрачивать  попусту  человеческие  силы,  не  заставлять  осужденных бессмысленно волочить за собой тяжелое ядро, а извлекать из них пользу.  В каждой английской тюрьме установлено для этой цели несколько больших колес - таких, какие приводят в движение водяные мельницы. Это и есть  каторга.
Здесь  во  всем  блеске  проявилась   англосаксонская   изобретательность. Заключенный должен приводить колесо в  движение  несколько  часов  подряд. Человека ставят на плицу. Естественно, она  опускается.  Тогда  он  должен немедленно прыгнуть на следующую плицу,  иначе  у  него  будут  переломаны ноги. Так он должен прыгать с одной плицы на другую, пока не выполнит свой урок. Колесо вращается быстро, но  не  подумайте,  что  заключенный  может замедлить его движение.
Адская плица все время уходит у него из-под ног, и подходит другая. Он должен либо продолжать прыгать, либо  станет  калекой. Эти упражнения, этот бег на месте по движущейся поверхности вырабатывают у английского  заключенного  мелкий,  прыгающий  шаг,  который,   в   общем-то, напоминает походку воспитанника американской каторги.
Артуру Смиту все это было отлично известно, и он сразу  узнал  по  следам нервную, прыгающую походку, от которой Генри - он же Джойс - не смог отделаться несмотря на все старания. Смит и не надеялся, что ему удастся так  легко  найти  всю  банду. Теперь он пошел по следу и недалеко от реки услышал шум, который  заставил его насторожиться.
- Вот они, мои мальчики, - радостно пробормотал Смит. - Какие,  однако,  они жалкие дураки! Ну, разве можно орать так громко? Они как будто и  не  подозревают, что вода отражает звук и делает его слышным очень далеко.
Мы уже видели выше,  как  ловко  Смит  использовал  положение,  как  он выведал тайну у трех компаньонов, с какой жестокостью он  отомстил  своему врагу, и как зуботычины помогли ему завоевать симпатию Гари.
Когда Гари и Смит заметили  исчезновение  пироги, они не стали тратить время на бесплодные взаимные упреки. Они поняли, что за ними следят и что им грозит опасность. Они не знали, какая именно и с чьей стороны, но от этого она только  казалась  больше.  Каждый  обернул свое оружие и сунул в тючок, который устроил у себя на голове.  В  таком виде оба  потихоньку  вошли  в  воду.  Спустя  несколько  минут,  они благополучно выбрались на берег, оставив Генри на дереве.  Рот  у него был заткнут, и  он  задыхался.  Его  буквально  свело  от  бессильной ярости, и все тело ныло от боли. Его преподобие считал себя  погибшим,  он видел приближение неминуемой смерти, и все же  пытался  выторговать  у  нее хоть небольшую отсрочку.
Однако, если он и оцепенел, едва увидев Смита, то уход грабителя  помог ему снова обрести обычное хладнокровие, ничуть не соответствовавшее  ужасу его положения. Он решил немедленно освободиться от  пут,  причинявших  ему тяжкие боли, используя для этого приемы, которые знал  по  своему  старому опыту каторжника.
Внезапно он стал различать слабое, но непрерывное потрескивание и снова пришел в ужас. Эти странные звуки  раздавались  у  подножия  того  самого  дерева,  на которое его взгромоздил Смит, и обезумевшему полицейскому почудилось нашествие змей. Но нет, ползание змей по дереву сопровождается  шуршанием, не похожим  на  звуки,  которые  его  испугали.
Одновременно  он  почувствовал какой-то особенный, острый запах, который медленно  поднимался  и  насыщал пропитанный сыростью воздух. Генри  сразу  узнал  муравьиную  кислоту,  обильно  выделяемую некоторыми видами муравьев.  Он  задрожал  при  мысли  об  ужасной  пытке, которая его ждет, если на него набросятся эти  жестокие  перепончатокрылые насекомые. Не  то  чтобы  была  так  опасна  выделяемая  ими  кислота,  но индийские муравьи  ужасно  прожорливы,  и  опасность  заключается  в  их неисчислимом множестве. 
Не  раз  случалось,  что  крупные  животные,  как лошади, быки и  даже  раненые  слоны,  попадавшиеся  на  пути  прохождения муравьиной колонны, погибали за одну ночь: их заживо съедали  миллионы  маленьких насекомых и оставляли начисто обглоданные скелеты.
Генри знал это. Густой  запах  говорил  ему,  какое  множество насекомых на него надвигается. Он понимал, что будет съеден заживо.    Пусть читатель не подумает, что мы  что-нибудь  преувеличиваем.  В Индии  часто встречают крупных черных  муравьев,  имеющих  до  пятнадцати  сантиметров в длину. Подумайте  сами, какие опустошения может произвести, армия этих муравьев, густо  покрывающая площадь длиной в триста и даже четыреста  метров  и  шириной  в  пятьдесят метров. Тогда вы сможете понять, какой страх охватил Джойса.
Рот у него был заткнут, но все же он глухо зарычал, когда почувствовал, что по ногам у него ползут тысячи проворных  лапок.  Он  испытывал  острую боль в ноге, точно его ущипнули стальные клещи.  Кусок  кожи  был  сорван, муравьи начали свое пиршество. Джойс-Генри стал судорожно  корчиться  и напрягать до предела все свои онемевшие  члены,  но  Смит,  связывая  его, вспомнил свое старое матросское ремесло и завязал такие узлы,  которые  не поддавались никаким усилиям.
Муравьи, возбужденные запахом крови, с одинаковой жадностью пожирали  и тело, и одежду, и даже кожаную обувь. Бандита брала приступом целая армия, она захватила его с головы до ног. Как мы уже сказали, ему в рот  воткнули тряпку. Концы ее отчасти прикрывали лицо. Но скоро и  оно  будет  искусано муравьями, затем язык, глаза, а он  ничего  не  может  предпринять  против маленьких челюстей, которые держат его и не выпускают. Вот она, стало быть, месть Артура Смита.
Чтобы отдалить эту роковую  минуту,  Джойс  машинально  откинул голову назад, сделал невероятное и болезненное усилие и почувствовал,  что его руки свободны. Тут не могло быть никакого  самообмана,  обе  его  руки освободились и получили  возможность  действовать!  Прожорливые  насекомые сами сделали то, чего не могли  сделать  его  исступленные  усилия. 

                119

Живые клещи в одну минуту обратили в паклю те крепкие  путы,  которые  стягивали ему запястья. Увидев себя наполовину свободным, он прежде всего подумал о том,  чтобы выдернуть кляп у себя изо рта, освободить ноги  и  побежать  к  реке.  Что теперь значила для него опасность  нарваться  на  крокодилов, или  водяных  змей!  Сейчас  главное   было   поскорей избавиться от страшной пытки.
Но он не успел приступить к исполнению этого плана. Дерево, на  котором он находился, подмыло наводнением, оно закачалось и с шумом рухнуло.    Дерево стояло на самом конце косы. Ствол  средней  толщины  поддерживал густой зеленый купол. По удивительной случайности дерево упало  ветвями  в воду, благодаря чему,  прежде  всего,  прекратилась  мучительная  пытка  Джойса. Первой его заботой Джемса было  взобраться  на  ветвь,  за которую он ухватился. Освежившись  благодаря  благотворному  погружению  в воду и сам не веря своему счастью,  он,  однако,  с  ужасом  заметил,  что дерево, подхваченное течением, плыло, медленно кружась, по  направлению  к середине реки.
Тут он  произнес  богохульное  ругательство.  Однако  он  не оставался пассивным: держась рукой за свою ветвь, он старался  высвободить ноги. Если бы это ему удалось, он мог бы либо переплыть реку по диагонали, либо пристать к одному из островков, каких на реке было много.
Но  ему  решительно  не  везло,  ибо   муравьи,   его   бессознательные освободители, перегрызли только те путы,  которыми  у  него  были  связаны руки. Все же остальные остались целы  и  в  воде  они  так  набрякли,  что развязать узлы было положительно невозможно. К  тому  же  Смит  совершенно обезоружил его и  не  оставил  ему  хотя  бы  карманного  ножа, которым он мог  бы  их  перерезать.  И,  наконец,  в  довершение  всех  бед островки, на которые он рассчитывал, были затоплены и скрылись под  водой.
Так что Джойс потерял всякую надежду. Тем  временем  его  дерево  стало  игрушкой  волн  и  неслось  со  все возраставшей, головокружительной быстротой. Он, уже наполовину  задохнувшийся,  оглушенный  грохотом воды, похолодевший от ужаса, закрыл глаза и потерял сознание.
Организм человеческий  настолько  непрочен,  что  иной  раз  достаточно какой-нибудь  мелочи,  чтобы  его  разрушить.  Но  иногда  он  оказывается поразительно  живуч.  Обыкновенный  сквозняк  может  вызвать   смертельное воспаление легких, но сколько раз бывало, что  солдат,  раненный  в  грудь навылет,  благополучно  поправляется   и   всю   свою   дальнейшую   жизнь наслаждается цветущим здоровьем.
Какой-нибудь толчок, удар  в  голову  при падении могут вызвать воспаление мозга, заканчивающееся смертью. Вместе  с тем осколки снаряда, попадая в черепную коробку, обнажают мозг,  но  жизни это еще не угрожает. Можно привести бесконечное множество таких примеров.
И все же  читатель будет удивлен, когда узнает, что Джойс,  почти  удавленный  Смитом, едва не задохнувшийся из-за тряпки, воткнутой ему в  рот,  изъеденный муравьями, утопавший со своим деревом в реку, в конце концов, уже на  следующее  утро  наслаждался  всеми  радостями бытия.
Логически он должен был бы сначала быть  раздавленным  огромной  массой воды, а затем разбитым о базальтовую скалу, по которой  она  проносится  с оглушительным шумом.
Но Джойс чудесным образом избежал обеих этих  опасностей.  Он был, по всей  вероятности,  первым  человеком,  пробравшимся  живым  через места, над которыми гремит божественный голос браминов. Случайность, благодаря которой слепая судьба сохранила  бандиту  жизнь, была, в сущности, очень  простой.  Читатель  помнит,  что  его  преподобие тщетно пытался распустить узлы, которыми  были  стиснуты  его  ноги,  и  с отчаянием утопающего впился в свое дерево.
То, что должно было стать причиной его  гибели,  стало  источником  его спасения. Дерево, как мы видели, было унесено в один из боковых  каскадов, отделенный от главного русла реки скалами. Оно свалилось, как в колодец,  на дне которого с воем кружилась вода. Густая зеленая крона и  прочные  ветви не дали ему удариться о базальтовые скалы, и он уцелел. Это  не все. Базальтовая стена стояла  здесь  не  отвесно,  а  представляла  собой наклонную плоскость, и в ней зияло неправильной  формы  отверстие  шириной метра в три. Никто не мог  и  заподозрить  его  существования. 
Чтобы  его увидеть, нужно было предварительно  выполнить  гимнастическое  упражнение, которое против своей воли проделал Джойс.    По непостижимой прихоти случая дерево угодило  в  это  отверстие  своей густой зеленой кроной и на минуту заткнуло его.  Затем  оно  перевернулось корнями кверху. У входа  в  отверстие  произошла  короткая задержка, и тогда переместился  центр  тяжести. 
По  этой  причине  бандит выпустил из рук ветви, за которые держался, и в силу закона притяжения его тело продолжало лететь по кривой линии, по которой ранее  неслось  дерево. Эта кривая привела его в самую сердцевину зияющей пещеры. Он упал на дно и лежал, раскинув руки.
Обморок продолжался долго. Очнувшись, Джойс увидел водяную пыль, которая облаком стояла над пещерой, и солнце, в  сиянии  которого  река казалась огромным потоком металла.
Мы предоставляем читателю самому судить о том, о чем  подумал  бандит,  столь неожиданно убедившись, что он жив, какова была его радость, его удивление, его изумление. В один  миг  пронеслось  перед  его  мысленным  взором  все пережитое за ночь, все нагромождение ужасов;  затем  он  вспомнил  минуту, когда услышал где-то внизу грохот воды и потерял сознание. Он медленно перебирал в уме все события, которые могли бы объяснить, как  он  попал  в эту пещеру, и, в общем, его предположения не были лишены основания.
                120

Но хоть бандит и ушел от грозной опасности, он еще не был  огражден  от новых злоключений. Эта тревожная мысль пришла ему в голову весьма кстати.
- Ну-ка, - сказал он, с трудом садясь, - давай подумаем, как  выбраться отсюда. Навсегда поселиться в пещере реки - это не дело. Я  не  вижу здесь никаких удобств. Однако сначала осмотрим нашу новую квартиру.  Кроме того, пора, наконец-то, освободить  ноги.  Этот  мерзавец  Смит  поработал усердно. Вот кому лучше не попадаться мне на глаза, если только я сам  еще выберусь отсюда. Эти куски черного камня мне пригодятся. Я перетру ими все мои путы и пойду на разведку.
Джойс попытался разбить один такой камень, сильно  ударив  им  о землю, но, к великому его удивлению,  камень  весь  раскрошился.  То,  что он принимал за скалы, было глыбами каменного угля.
- Черт возьми! - закричал он обрадовавшись:  -  Уж  не  попал  ли  я  в каменноугольную  шахту  из  тех,  которые  здесь   некогда   разрабатывали португальцы? Но в таком случае я спасен! Я найду  главную  галерею  -  там обязательно должен быть выход.
Беглый осмотр пещеры убедил его, что он ошибается. Нигде не было  видно никаких следов  человеческого  труда.  Пещера  образовалась,  вероятно,  в результате оползней, вызванных  вековым  действием  вод.  Пласт  каменного угля, менее прочный, чем соседние породы, естественно, подался и образовал разрез толщиной в метра два.
Отказавшись от мысли найти кусок базальта,  он медленно сам принялся за свои путы. Вооружившись  терпением,  ломая  себе  ногти  и крепко ругаясь, он, наконец, освободился.
- А теперь вперед! - сказал  он,  когда  кровь  стала  снова  правильно обращаться в его жилах.
Он продвигался на ощупь, держась правой рукой  за  стенку,  потому  что наступила полная  темнота.  Мало-помалу  грохот  воды  становился  все слабей, и Джойс слышал уже только сплошной гул, от которого в его мрачной тюрьме дрожали стены. Боясь оступиться и упасть в какую-нибудь новую, невидимую яму, он делал каждый шаг, только убедившись, что под ногами есть почва.
Так  он   прошел   метров   сто   и   крайне   устал   от   бесконечных предосторожностей и трудностей, которые встречал на  каждом  шагу.  Легко, впрочем, понять, что и пережитые злоключения отняли у него немало сил. Он все еще  продвигался  вперед,  почти  ни  на  что  уже  не  надеясь, подталкиваемый одним лишь  желанием  уйти,  как  можно  скорей  от  воды, которая грохотала позади него.
Естественная подземная галерея, на  выступы которой он поминутно натыкался, внезапно  повернула  в  сторону,  и  вздох облегчения вырвался из груди  бандита:  он  заметил  вдали  бледный  свет, падавший на дно пещеры откуда-то сверху. Свет! Почти то же, что жизнь.
Он шагал еще в  течение  некоторого  времени,  которое  казалось  ему  ужасно долгим, и очутился наконец на просторной круглой площадке.    Она как бы лежала в угольном пласту и получала свет через  своего  рода круглую трубу, в которую было видно темно-голубое небо.
Труба имела метров десять в длину и около двух метров в ширину  и  пропускала  огромный  сноп ярких лучей. Джойс оказался, как бы на дне высохшего  колодца.  Он  осмотрел все углы и закоулки и был ослеплен.  Казалось  бы,  после  всех  пережитых приключений он уже не  должен  ничему  удивляться,  но  теперь  он  был  в буквальном смысле потрясен. Это было потрясение радостное, ибо  каковы  бы ни были его мечты, он никогда не мог мечтать о том, что  сейчас  лежало  у него перед глазами. Он все еще был узником, но как  великолепна  была  его тюрьма.
Впрочем, посудите сами. Прежде всего, коллекция ружей, аккуратно поставленных вдоль  стены.  Она была совершенно сухой благодаря  вентиляции,  которую  давала  все  та  же труба. Несколько карабинов с покрытыми бронзой  стволами  стояли  рядом  с ружьями системы "Мартини-Анри", "Винчестер", "Уэттэрли", -  словом,  здесь были собраны лучшие образцы современных ружей,  последнее  слово  техники. Охотничье оружие было достойным образом представлено ружьями  центрального боя, среди которых можно было заметить и скромные пистонные, которыми тоже не  следует   пренебрегать,   когда   не   хватает   патронов.   
Тщательно рассортированное снаряжение было завернуто в куски просмоленного брезента, что делало его нечувствительным к изменениям атмосферы. Рядом с этими обильно смазанными жиром грозными  орудиями  нападения  и защиты его преподобие с неописуемой радостью заметил  несколько  небольших ящиков, содержавших галеты, табак и различные консервы в тяжелых коробках, украшенных цветными этикетками.  Далее  шло  самое  разнообразное  платье: синие шерстяные куртки, такие же брюки,  фланелевые  рубашки,  сапоги  для верховой езды и  даже  колониальные  шлемы.  Затем  ножи,  тесаки,  полные комплекты упряжи, компасы, часы, серебряные столовые приборы  и  туалетные принадлежности в несессерах.
Таинственный хозяин этого подземного склада должен был быть  не  только коллекционером и знатоком, но еще и  человеком,  который  любит  удобства. Так, в небольшой нише оказался целый ворох густых мехов. Они могли служить такой мягкой постелью, какой был бы доволен любой неженка.
Джойс был потрясен. С возрастающим удивлением  он созерцал  эти богатства. Он был человек, весьма далекий от суеверий, и  все  же  ему казалось, что в его жизнь вмешались сверхъестественные силы,  если  только под влиянием всего пережитого накануне у него не начались галлюцинации.
Но нет, действительность представала перед ним в неопровержимом виде, и отрицать  очевидность  было  бы  невозможно.  Он  перетрогал,   перещупал, пересмотрел все лежавшие перед ним разнообразные предметы  и,  убедившись, что в его невероятном приключении нет никакой  фантастики,  решил  вскрыть банку мясных консервов.

                121

Но тут взгляд его упал на небольшую круглую выемку в почве, по-видимому образовавшуюся в результате того, что слой угля здесь недавно переворошили.
Странно - этот человек, умиравший от голода и который, казалось, должен был бы мечтать только о том, чтобы хорошенько наесться, благо еда была под рукой, и хорошенько поспать, этот человек, только что находившийся в таком ужасном положении, подумал только об одном: поскорей разрыть это местечко, показавшееся ему загадочным тайником.
Он отбросил коробку с  консервами  и воткнул в уголь саблю, при помощи которой собирался вскрыть консервы. Предчувствие не обмануло его.  Уголь  действительно  недавно  ворошили, если судить по  тому,  как  он  крошился.  Джойс  был  убежден,  что закопанный здесь предмет должен представлять особенную  ценность,  раз  уж владелец всех этих богатств дал себе труд так тщательно скрыть его в  этом и без того скрытом и  недоступном  месте. 
Джойс  яростно  работал клинком и выгребал уголь с такой  поспешностью,  что  по  его  почерневшим рукам потекла кровь. Но вот клинок наткнулся на твердый предмет.
- Так я  и  думал!  -  пробормотал  бандит,  наклоняясь  над  ямой.  - Постой-ка! Бочонок! Из-под солений. Их  сколько  угодно  в  любом кабаке. Очень просто. Соленья вызывают отчаянную жажду, и кабатчику  легче сбывать свое огненное поило. Ну-ка, посмотрим, что в  бочонке.  Не  думаю, чтобы в нем оказалось виски. Я что-то вообще не  вижу,  чтобы  мой  хозяин достаточно позаботился о напитках.
Джойс с трудом извлек из ямы бочонок и поставил его на свет.    Напрасно пытался бандит выбить  клепку.  Дерево  было  крепкое,  острие сабли сломалось с сухим  звоном.  Заметив  американский  топор,  стальной клинок которого отливал лазурью, он схватил его и с силой ударил по днищу.
Дерево треснуло, ободья лопнули, бочонок рассыпался. Бандит был ослеплен, заворожен, он задыхался и дико закричал  при  виде сказочной картины, которая открылась его глазам. Вообразите, что перед вами внезапно засверкали  драгоценности  султана, или  раскрылся  ларчик  набоба,  переливающийся  всеми   цветами   радуги; вообразите, что великолепные дары Голконды прихотливо играют перед вами всеми своими огнями, и вам все же будет трудно  составить  себе  представление  о  несравненном  великолепии клада, который бандит нашел так неожиданно.
Из бочонка высыпались сотни алмазов. В беспорядке рассыпавшись по углю, они сверкали, как звезды, которые оторвались от небесной тверди и упали  на полог черного бархата. Безумными глазами смотрел миссионер, из  груди  его вырвалось рычание, какое издает хищный зверь,  вышедший  на  охоту. 
Затем взгляд его снова перенесся на бочонок. Этот скромный сосуд был до половины наполнен драгоценными камнями разной  величины  и  желтыми  металлическими кружками - золотыми монетами.
Камни еще не были отделаны, к  ним  еще  не  прикасались  ни  искусство гранильщика, ни прихотливый  вкус  ювелира,  и  все  же  они  представляли неоценимое богатство. Их естественные грани, на которые сверху падал свет, задерживали на себе  все  лучи.  Некоторые  камни,  случайно  лежавшие  на золотых монетах, напоминали сверкающие глаза тигра.
- Мое! Мое! Все мое, - задыхаясь от алчности, повторял бандит, погружая  руки в алмазы. - Я богат! Наконец-то! Я давно это заслужил!
Он набрал полные пригоршни драгоценных камней и сжал их  так,  что  они врезались ему в ладони. Вероятно, это было  ему  нужно,  чтобы  еще  лучше поверить в обладание. Затем, нечувствительный ко всему  остальному,  сразу забыв голод, жажду и усталость, он стал пересыпать  драгоценные  камни  из одной руки в другую, как маленькие  дети,  забавляясь,  пересыпают  песок. Камни оживали, напоминая рой мошек, играющих в солнечном луче.
Молчаливое созерцание этого сверкающего волшебства продолжалось  долго. Наконец он, как будто  очнулся.  Посторонний  наблюдатель  этой удивительной сцепы подумал бы, что бандит  наконец  решил  поесть.  Ничего подобного. Жадность, которую такая находка, казалось, могла утолить – хотя бы на время, - проявилась в странной форме.  Бандит  пересыпал  обратно  в бочонок все алмазы, и они падали с сухим потрескиванием. Затем он подобрал камни, валявшиеся тут и там по углам, делая это  спокойно,  неторопливо, как бережливый земледелец подбирает каждое зерно, вывалившееся из снопа.
Эта нелепая работа отняла много времени,  и  Джойс,  которого созерцание богатства  взволновало  и  утомило,  но  не  насытило,  подумал наконец о еде. Но тут ему захотелось, прежде  всего,  полностью  вступить  во владение, и он стал пересыпать алмазы и золотые монеты из бочонка  к себе в карманы. Затем он сел на бочонок, опустил ноги в ямку и жадно  съел галету и кусок мяса. Только тогда стал он серьезно обдумывать свое положение и  хладнокровно его взвешивать.
- Вот что, - сказал он, разгрызая своими острыми волчьими зубами  сухую галету, - нечего тут сидеть и восторгаться этой странной милостью  судьбы. На минутку я было потерял голову. Надо, впрочем,  признать,  что  было  от чего. Другой бы на моем месте совсем спятил.
- Постараемся все обдумать, как подобает  умному  человеку.  Немыслимо,  чтобы  я  наскочил  на  сокровища раджи. Все оборудование этой подземной  пещеры,  все  предметы, которые здесь находятся, - все говорит о том, что  хозяин,  или  хозяева  - европейцы.  В  этом  и  сомневаться  нельзя. 
                122

- Отличный  порядок  во  всем, прекрасное состояние оружия,  аккуратное  хранения  платья  и  снаряжения, качество продуктов - все это убеждает меня, что сюда заглядывают  довольно часто. Долго я здесь не продержусь, даже если не  найду  выхода. 
- Конечно, выход-то есть, но сейчас он мне просто недоступен.  Вот  он,  у  меня  над головой, этот проклятый вертикальный коридор, скорей похожий на трубу,  или на ствол колодца. Несомненно, именно им-то  и  пользуются  мои  загадочные хозяева. Надо только иметь веревку с узлами.
- По ней можно легко взбираться и спускаться. Кажется, я даже вижу царапины на стене. Это следы  ног.  Но, черт возьми, кто они, эти хозяева? Люди с приисков не стали бы так прятать плоды своих трудов. Они бы поторопились обратить такие богатства в деньги.
- Кабатчик тоже не стал бы устраивать здесь свой склад. И наконец, какой  же сумасшедший  будет  прятать  столько  алмазов  и  заниматься  тем,   чтобы продавать пьяницам  алкоголь?  Только  у  какого-нибудь  миллионера  могла зародиться такая фантазия. У миллионера? Как сказать. А  быть  может,  у осторожного вора? У вора?
Джойс внезапно разразился неудержимым смехом.
- Черт меня побери, если это  не  так!  -  воскликнул  он,  все  больше трясясь от смеха. - Но это было бы уж чересчур!  А  почему  бы  и  нет?  Я столько насмотрелся за эти сутки. Только один-единственный вор на  свете способен собрать такую разнообразную коллекцию  и  содержать  ее  в  таком порядке. Я не впервые это вижу, - конечно, кроме алмазов. В Америке  мне оказал гостеприимство один джентльмен, орудовавший на больших дорогах.  Он принимал меня в просторной пещере, в которой с  большим  толком  и  вкусом было собрано все, что может быть необходимым в жизни.  Мой  бывший  дружок Артур Смит был человек осмотрительный, и мы с  ним  неплохо  грабили,  покуда колониальная полиция рыскала по нашим следам. Уж не попал ли я случайно на дачу моего милого Артура? Чего только на свете не бывает.
Покуда Генри-Джойс, избежав страшной мести Артура Смита,  находился  в таинственной пещере, Смит держал совет со своим новым компаньоном.  Оба высадились на твердую  землю  и,  оставив  справа  дорогу  на  прииск,  направились  в  сторону  базальтовых  холмов,  сжимающих  русло реки.
Узкая тропинка - скорее,  карниз,  прилепившийся  к отвесной стене, у подножия которой ревела вода, - привела их  к  площадке, окруженной густыми зарослями алоэ и молочаев. Эта живая  изгородь была утыкана такими острыми колючками, что перед ними отступил бы полк солдат,  но в ней все же оказалось несколько просветов, и благодаря им,  путники  могли видеть простиравшуюся внизу необозримую долину.
Гари положил перед собой  огромный  кусок  холодной  дичи, которого вполне хватило  бы,  чтобы  накормить  взвод  английской  пехоты, вынул нож и приготовился есть. Смит, сидя на обломке скалы, внимательно изучал карту, нанесенную на платок покойным родственником Ильи,  и время от времени окидывал местность быстрым взглядом.
- Это может быть только здесь, - бормотал он.  -  В  какую  сторону  ни повернись - всюду эта пунктирная  линия,  которая  идет  с  севера  на  юг немного выше реки. Стало быть, здесь и надо искать.  Ладно!  Скоро  мы кое-что узнаем о сокровищах раджи.
Эти последние слова заставили Гари привскочить.
- Как? - воскликнул он и сразу перестал жевать.
А Смит удостоил его снисходительно-высокомерной улыбки, которая  должна была напомнить о его превосходстве, и сказал:
- Что, парень, встрепенулся? Понравилось?
У Гари был набит рот. Он  мог  только  утвердительно мотнуть головой. Но это помогло ему проглотить пищу, и  тотчас  он обрел способность говорить.
- Конечно, мистер!
- Вот и отлично. Стало быть, излишне спрашивать тебя, не  переменил ли ты свое прежнее решение.
- Я принадлежу вам телом и душой. Вы это отлично знаете.
- Теперь уж недолго ждать. Или я сильно ошибаюсь,  или  мы  подходим  к цели.
- Приказывайте. Я все сделаю.  Мои собственные  интересы  -  лучшая гарантия моей полной преданности вам. Но ведь  у  вас  есть  еще  и  свои доводы, против  которых  возражать  невозможно,  -  с  простодушным  видом ответил Гари.
- Вы умница! - заметил Смит.
- Не знаю. Но мне страшно хочется стать миллионером.
- Похвально. Раз так, слушайте меня. Вы,  должно  быть,  догадываетесь, что если я заставил вас карабкаться на эту кручу, то не  для  того,  чтобы посмотреть, крепкие ли у вас ноги.
- Вам видней.
- И не для того я вас привел на эту почти недоступную  площадку,  чтобы вы подышали горным воздухом.
- Мне все равно.
- Здесь будет наш штаб. И уж поверьте мне, если я выбрал это место,  то не без оснований.
Тут Гари, по-видимому, вспомнил побои,  какие  ему  нанес  Смит,  и сказал:
- Ваша милость все делает основательно.
У Смита лицо прояснилось.
- Хорошо, что вы  этого  не  забываете.  Но  довольно  болтать попусту. К делу! Мы находимся неподалеку от склада, о котором знаю  только я один. Там мы найдем оружие, одежду  и  в  особенности  еду.  И  в  таком количестве, что хватило бы для целого войска.
- Неужели? - с энтузиазмом воскликнул Гари.
                123

- Так что важный вопрос о питании разрешен. А он тем более важен,  что, как  только  мы  раскопаем  клад,  надо  будет  подумать  об   отъезде   в цивилизованные края. Но это еще  не  все.  Нам  понадобится  фургон  -  по крайней мере один - и хорошая упряжка быков. А отсюда, сверху, мы легко  можем  видеть  все фургоны, которые приходят на прииск и уходят.
- ...и которые можно взять за спасибо! - грубо рассмеявшись, воскликнул Гари.
- Вот что, дружок! -  холодно  оборвал  его  Смит.  -  Я  заметил,  что вы человек умный. И потому надо будет платить, чтобы избежать каких  бы  то  ни  было неприятностей. И платить щедро. Поняли? Когда  человек  богат,  он  должен быть честен. И, наконец, не мы одни знаем о сокровищах раджи  и не мы одни за ними гоняемся.
- Да, конечно. Есть трое русских.
- ...и Джон.
- Совершенно верно! А мы про него и забыли!
- Но я, ваш начальник,  я  должен  думать  обо  всем!  Стало  быть,  вы засядете за наблюдением за плато и возьмете под наблюдение  все видимое пространство между юго-востоком и юго-западом, не упуская также из виду и реку вверх и вниз по течению.
- Это нетрудно. Все?
- Пока все.
- Я думаю, что это "пока" не будет тянуться слишком долго.
- Почему?
- Потому что справа, на лесной опушке, я вижу людей и много скота.
- Что за люди?
- Индийцы.
- А скот, какой?
- Верховые быки.
- Вы уверены?
- Вполне. Вот они остановились. По-видимому, хотят здесь расположиться.
- Надо как можно скорей связаться  с  ними.  У  них  быки,  несомненно, надо их купить, во что бы то ни стало! Фургон после найдем. Быть  может, быки не захотят идти в упряжке, но это уж вы возьмете на себя  -  приучить их к ярму.
- Положитесь на меня, мистер.
- Гари, переговоры возлагаю на вас. Будьте уступчивы и не скупитесь. Я могу предложить в обмен самые разнообразные товары. И платить  буду  через три дня после получения быков. Кстати, какие у вас отношения с публикой на прииске Голконда?
- Отвратительные. От нас требовали, чтобы мы  с  Генри  непременно указали, где лежит клад, и поставили нас во главе экспедиции, а мы ушли.
- Стало быть, новые конкуренты! - сказал Смит насмешливо. -  Увидим, а пока что, Гари, идите. И будьте  осторожны.  Избегайте  всяких  встреч  и попросите наших будущих  продавцов  немножко  отойти  в  глубину  леса.  У русских это называется делить шкуру неубитого медведя, но у нас выбора нет, мы должны хвататься за первую возможность. Ступайте.
- До свидания, сэр.
- До свидания, дружок.
Смит снова занялся изучением местности по карте, а Гари спокойно спускался по крутой тропинке. Он добрался до владельцев скота меньше чем за два часа и  тотчас  узнал всадников, если только  можно  назвать  всадниками  людей,  которые  ездят верхом на рогатом скоте: это были люди из племени воинов.
Гари знал их обычаи и язык  и  сразу  обратился  к  ним,  как  человек, знакомый со всеми правилами вежливости и приличий. Ему  оказали  сердечный прием, тем более что он белый.  Зная,  как  индийцы  любят  животных,  он осмотрел все стадо и расхваливал его как знаток.
Действительно, любой скотовод замер бы от удовольствия на его месте.  А всякий, кто слыхал о методах разведения скота, применяемых туземцами Индии, был бы глубоко удивлен.
В стаде были быки невысокого  роста,  прекрасно сложены и весьма легко одомашнены, так что их используют для  верховой езды. Они отличаются замечательно веселым нравом. Стоит пастуху,  если  он идет впереди, прыгнуть, и все стадо  начинает  прыгать. 
По  вечерам  они, резвясь, собираются вокруг костров и спят со своими хозяевами, так что  их даже не привязывают.
Индийцы берут теленка  в  самом  раннем  возрасте.  Как  только  начинают прорезаться рожки, по ним делают небольшой вертикальный надрез  пилой,  или каким-нибудь  другим  режущим  инструментом.  Таким  образом,  каждый  рог разделен надвое. Ткани в атом возрасте  еще  только  формируются,  поэтому половинки рога не срастаются, а, напротив, расходятся и растут  независимо одна от другой, так что получается уже четыре  рога. 
Если  хозяин  хочет, чтобы их было шесть или  восемь,  ему  остается  только  поработать  пилой соответствующее количество раз. Если надо, чтобы одна из частей  рога,  или весь рог целиком принял, скажем, форму круга, индиец снимает часть  верхнего слоя вблизи самого острия рога, остерегаясь, однако,  задеть  это  острие.
Если повторять эту операцию достаточно часто и осторожно, то рог  начинает изгибаться, и в конце концов кончик соединяется с основанием у самого  лба животного, и рог получает форму правильного  круга. Этим  способом  рогам можно придавать бесчисленные и самые разнообразные формы.
Пропускаю много других приемов. Животные  со  странным  спокойствием  переносят  все   эти   варварские операции, которые, впрочем, благодаря  умению  и  ловкости  операторов  не слишком болезненны. Эти мастера  уродования  напоминают  компрачикосов,  о дикой работе которых    великий  Виктор  Гюго  рассказал  в  романе "Человек, который смеется".

                124

Индийские быки ходят и под седлом и в ярме и  могут  оказывать  человеку неоценимые  услуги. Можно  без  труда  понять,  какую  ценность   представляют   их   быки, укороченные хвосты которых  доказывают,  что  им  была  вовремя сделана  прививка. Путешественник, располагающий подобной упряжкой, может спокойно  пуститься в незнакомые местности, куда его влечет дух бродяжничества. 
Из-за трудности сообщения здесь до сих пор почти  невозможно  соблюдать американское  правило  "время  -  деньги".  Понятно  времени  как  бы   не существует ни для индийцев, ни для белых жителей этих неисследованных  мест. Малейшая сделка сопровождается проволочками, которым  конца  не  видно,  а сократить их невозможно. Гари, зная, что дело будет долгое, позаботился о том, чтобы по крайней мере приятно провести время у индийцев.
Он был  достаточно  хитер  и  понимал,  что  делать  слишком  поспешные предложения нельзя: это могло бы сорвать успех всего дела.  Помня  строгие наказы Смита, он пустил в ход все  свое  лукавство,  чтобы  заставить индийцев отойти как можно дальше от прииска.
Ему  помог  случай:  в этом месте оказались огромные заросли вредной травы, и  хозяева,  испугавшись  за своих  животных,  были  бесконечно  благодарны   Гари   за   его   милую заботливость.
А потом Гари стал ловко выведывать у старейшины, что бы он сказал, если  бы ему предложили уступить часть стада. Ответ был решительный, но безнадежный, отчего у Гари жадность  только разгорелась. Индийцы ни за что не соглашались продать хотя бы одного быка. Гари скрыл свое неудовольствие и подумал:
- Ладно! Чего вы не хотите продать, то вы отдадите даром! И хоть бы  мне пришлось всех вас перерезать, а быки будут моими.
Когда  ночное  судебное   заседание   было   так   внезапно   прервано, линчеватели, испугавшись нашествия змей, бросились со всех ног  в  палатку кабатчика. Сей почтенный негоциант  отлично  знал  своих  завсегдатаев  и, несмотря на поздний час, не закрыл заведения.
Он предвидел, что  во  время судебных прений разгорятся страсти и хроническая жажда доморощенных  судей перейдет всякий предел. Кроме того, предстояло  два  повешения  при  свете факелов.  Волнение,  обычно  вызываемое  подобным  зрелищем,  должно  было неизбежно найти отклик во всех желудках и повысить постоянную  потребность в пойле до крайних пределов.
За свою долгую жизнь на  золотых  и  алмазных приисках кабатчик подобными сценами пресытился и потому остался на  месте. Несмотря на все протесты, он задержал также  и  слуг.  Им  очень  хотелось пойти поглазеть на повешение, но поневоле пришлось  остаться,  потому  что кабатчик был  здоровенный  детина  ростом  в  пять  футов  десять  дюймов, сложенный, как  боксер,  и  не  любил  шутить. 
Все  готовились  к  приему посетителей. Огромные чаши с пуншем только ждали,  чтобы  к  ним  поднесли спичку; бутылки с каким-то  подозрительным  шампанским  были  построены  в боевом порядке и окружены хорошенько начищенными оловянными  кружками.  Из полотняных  мешков,  опечатанных  множеством  печатей,  вылезали  копченые окорока и обязательные анчоусы, на которых выкристаллизовалась соль. А тем временем на кухне приготовлялись обжигающие смеси, для поглощения  которых нужны желудки из жести.
Внезапно послышался отдаленный шум. Хозяин напряг слух и зычным голосом крикнул слугам:
- По местам!
Так капитан артиллерии командует: "К орудию". В одно мгновение  каждый  был  на  своем  посту,  готовый  лить  потоки спиртных напитков в голодные глотки гостей. Шум усиливался и  перешел  в невообразимый гул. Люди вбегали, охваченные волнением,  которое  объяснять не надо.  Тотчас  запылал  пунш,  захлопали  пробки,  вылетая  из  бутылок шампанского. Было похоже на салют, сопровождаемый фейерверком. Затем все накинулись на еду и питье. Подобной попойки никто еще не видел на прииске.
Крик,  шум,  гам!  Все  говорят,  никто  не  слушает;  каждый  пытается по-своему объяснить неожиданный  конец  ночного  суда.  Только  одного  не хватало для  полноты  празднества:  обвиняемые  не  были  повешены.  Зато, правда,  были  змеи,  была  страшная  смерть   палача-любителя   и   почти несомненная гибель мистера Рата. 
Все  эти  события  достаточно  необычны, чтобы хоть на время удовлетворить самых  требовательных  любителей  острых ощущений. Конечно, никому и в голову не пришло поинтересоваться дальнейшей судьбой обвиняемых. Даже отсутствие инженера  и  то  было  едва  замечено.
Хватало, о чем думать. Но действительно ли обвиняемые виновны? Они держались очень  хорошо,  с достоинством, что было вполне оценено, ибо этот сброд прекрасно знает, что такое мужество. Стали ли они тоже  жертвами  змеиного  нашествия,  или  им удалось спастись, - так или иначе, можно было биться об заклад, что  скоро увидеть их не придется. Следовательно, нечего ими  и  заниматься. 
Поэтому люди только и делали, что пили. Оргию сопровождали  неумолкающие  крики  и пьяные песни, распеваемые на всех языках. Время  от  времени, какой-нибудь пьяница, наполненный вином до  отказа,  соскальзывал  со  своего  сиденья, взмахивал руками и валился под стол. Его  падение  приветствовали  взрывом шумного смеха, и вскоре громкий, заливчатый храп  присоединялся  к  общему шуму, наполнявшему огромное брезентовое строение.
Были и горькие пьяницы, способные пить без всякой меры  и  не  пьянеть.  Этим  требовалось  иное возбуждающее. Кабатчик смотрел на них одновременно с  восторгом  и  теплым сочувствием и, в  конце  концов,  приносил  им  засаленные  карты  и  сукно, покрытое  пятнами  жира,  напитков,  а  быть  может,  и  крови. 

                125

Игра  шла дьявольская. На необструганные столы  сыпались  такие  ставки,  что  любой богатый сынок, который спускает свое состояние  в  каком-нибудь  из  наиболее прославленных клубов, только побледнел бы от зависти.
Крики стали понемногу стихать. Вскоре было слышно только,  как  позванивают  небольшие весы, на которых взвешивались ставки, да еще разве замечания понтеров. Время   от   времени   тишину   нарушали   восклицания,    какого-нибудь проигравшегося неудачника, или крик радости, невольно вырвавшийся из  груди выигравшего  счастливца. 
Алмазы  притекали  со  всех  сторон.   На   всех перекошенных  лицах,  во  всех  глазах   читалась   пожирающая   жадность. Достаточно было  несколько  минут,  чтобы  составить  себе  состояние,  или потерять все плоды каторжного труда, награду за столько мучений.
Раскрывались тайнички, в которых была запрятана богатая добыча, и  иной игрок,  только  что  потерявший  огромную  сумму,  исчезал  на  полчаса  и возвращался весь вспотевший, с руками, испачканными в земле, но с  полными карманами. Иные пытались поправить то, что считали ошибками фортуны.
- Не мошенничать! - кричал им потерпевший.
- Я? Я мошенничаю? Врете!
- А я говорю, у вас карты крапленые. Хозяин, держите его! Он шулер.
- Руки прочь, или я тебе вспорю брюхо!
- Тихо! - вмешивался кабатчик. У него был хриплый голос атлета, который попортил свои голосовые связки на ярмарочных подмостках. - Тихо, приятель! Я бы мог расквасить вам физиономию, всего один раз стукнув по ней кулаком, но я предпочитаю вот это. - Он тыкал  недовольному  револьвер  "Бульдог" под самый нос и прибавлял не  без  насмешки:  -  Ну-ка,  вон  отсюда!  Или покажите карты, которые  вы  прячете  за  пазухой.  И  живей!  Нечего  тут раздумывать и валять дурака! Револьвер - это тот же кулак, но он  бьет  на двадцать пять шагов. И уж за него я ручаюсь.
Шулер поднимался и возвращал то, что  незаконно  присвоил.  Затем  игра продолжалась до новой стычки, которая кончалась точно так же, если  только шулеру не взбредало в голову артачиться. Но  тогда  все  решалось  быстро.  Гремел  выстрел,  и   мозг   упрямца забрызгивал соседей. Затем два человека из публики хватали труп за  голову и за ноги  и  оттаскивали  к  дверям.  Убитых  подсчитывали  только  после пирушки.
Чудовищная оргия продолжалась целый день. Ночь прошла быстро, а  игроки и но думали расходиться. Настало утро. Пьяные просыпались один за  другим. У них ломило все  тело  и  пересохло  во  рту.  Они  снова  напивались,  и безобразие начиналось сначала.
Те, у кого были  полные  карманы,  занимали места  проигравшихся,  а  проигравшиеся   здорово   напивались   за   счет счастливчиков и валились под стол. Люди просто-напросто менялись  местами, и никто этого не замечал, никто не обращал на  это  никакого  внимания.  О том, чтобы пойти работать, и речи не было, участки стояли пустые,  там  не было ни души.
Прииск Голконда еще  не  видал подобного зрелища. Стремительные переходы от проигрыша к выигрышу  пагубно отразились на этих людях.
Достаточно одного слова, случайно сорвавшегося с уст пьяницы, и все, в большинстве своем народ все-таки трудовой, приходили в состояние безумия.
Кто-то утверждал, что достаточно одной  удачи,  всего только одной, и можно  в  мгновение  ока  и  без  всякого  труда  выиграть фантастическое  состояние.  Не  ушли  разве  позавчера  многие  на  поиски сказочного клада, о котором все говорят так уверенно?
- И вспомните, - настаивал оратор, - когда они  уходили,  мы  над  ними подтрунивали и предсказывали, что они скоро  вернутся,  а  ведь  никто  не вернулся! Разве это не доказывает, что поиски далеко не так напрасны,  как мы думали?
Тут  произошел  неожиданный  случай,   который   сразу   опроверг   эти разглагольствования  и  заставил   умолкнуть   громкое   "браво"   пьяниц, разгоряченных алкоголем и жадностью. В палатку вошли человек двенадцать из тех, о которых только что говорил оратор. Платье на них было изодрано, они имели изможденный вид,  с  трудом поддерживали друг друга и, казалось, вот-вот упадут от усталости и голода. Впечатление было тем более тягостно, что на груди у трех, или  четырех  из них зияли открытые раны. Ко всему, они были почти совершенно слепы, как об этом можно было догадаться по их изъязвленным, побагровевшим,  беспрерывно моргавшим векам.
Всеобщее безудержное веселье сразу  оборвалось.  Его  сменила  зловещая тишина. Игроки оставили карты, пьяницы отодвинули кружки, ибо все узнавали в этих бродягах своих товарищей, которые отправились на поиски сокровищ.    Затем со всех сторон посыпалось:
- В чем дело? Что случилось? Да они на ногах не стоят. Хозяин!  Пить! Дай этим беднягам есть и пить! И поживей!
Кабатчик суетился и покрикивал на слуг, которые  после  тридцати  шести часов беспрерывной работы буквально падали с ног.
- Джентльмены, - угасшим голосом пробормотал один из  новоприбывших,  - тревога!
- Что вы хотите сказать?
- Беритесь за оружие! Будет нападение! Индийцы гонятся за нами по пятам. Они перебили всех наших товарищей! Беритесь за оружие.
Хмель прошел у всех в одно мгновение, все  повскакали  с  мест.  Игроки быстро спрятали выигрыши и разобрали лежавшие на столах револьверы и ножи. Слышно было, как пощелкивают барабаны револьверов и пружины ножей.

                126

- Индийцы? Вы говорите, на вас напали они? Удивительно! Кто они?
- Это все Гари! Он нас предал, мерзавец, и натравил на нас целую армию индийцев.
- Ах, так? Пусть только придут! Мы им окажем такой  прием,  какого  они долго не забудут!
Человек уравновешенный  несомненно  пожал  бы  плечами,  услышав  такое бахвальство. Правда, тут  было  полтораста  -  двести  мужчин,  достаточно хорошо вооруженных для встречи с индийцами, но ведь  только  очень  немногие сохранили способность защищаться.
После страшной попойки все еле держались на ногах, и если бы им пришлось стрелять, то это было бы в такой  же  мере опасно для их товарищей, как и для врагов. Надо, кроме того, признать, что в  обычное  время  эти  люди  выполняли сравнительно легкую  работу,  жили  в  довольстве  и  в  окружении  племен совершенно безобидных.
В общем, это были  обыкновенные  пионеры, так  называют  первых  белых поселенцев Америки, Африки, Индии и  Австралии,  пускай  люди  в  большинстве  и деклассированные, но они не имели  того  размаха,  который  отличал  былых калифорнийских золотоискателей.
Те  жили  постоянно  начеку,  их  окружали воинственные племена, с которыми они находились в  состоянии  беспрерывной войны, и  они  позаимствовали  у  североамериканских  краснокожих  все  их страшные  методы  нападения  и  защиты. 
Жизнь  среди  постоянной  борьбы, беспрерывные тревоги, вечный страх пытки, постоянная забота о том, как  бы не потерять свой скальп, выработали из них грозных бойцов, всегда  готовых встретить любого врага, не моргнув глазом.
Короче говоря, можно смело биться  об  заклад,  что  люди  мужественные быстро разделались бы с индийцами, наступавшими на прииск Голконда. Но население этого прииска привыкло только  к  дракам,  которые  обычно заканчивались либо убийством, либо просто побоями. Они  не  были  способны вести  напряженную  борьбу,  из  которой   умели   выходить   победителями регулярные войска.
И все же они подтянулись и кое-как приготовились к обороне. Попутно они узнали, какое несчастье произошло с их товарищами во время купания в воде, отравленной соками  молочая,  и  о  том,  что  последовало  далее  -  как пострадавшим помогли Саран и индиец, как они возвращались на прииск  и  как повстречали Гари, который вел какие-то переговоры  с  отрядом  воинов.
Увидев своего бывшего предводителя, который бросил их  в  трудную  минуту, они пришли в ярость.  Им  хотелось  поймать  его,  и,  несомненно,  Гари пришлось бы  плохо,  но,  вопреки  обычаю,  который  не  позволяет  индийцам вмешиваться в ссоры белых, за Гари заступились его загорелые приятели.  Они ринулись на белых с невиданной яростью и в  одно  мгновение  перебили  три четверти из них. Оставшиеся в живых, в большинстве  раненые,  едва  унесли ноги.
Едва был закончен рассказ об этом печальном  событии,  как  послышались дикие крики. Они раздавались где-то поблизости, в нескольких шагах  по  ту сторону слабой брезентовой стены. В ожидании нападения все привели  оружие в боевой  порядок  и  загородились  столами,  которые  еще  были  завалены остатками оргии.
Внезапно слетела грубо сорванная портьера, закрывавшая главный вход, и, ко всеобщему глубокому удивлению, вошел всего один человек - индиец. На  нем не было даже тех лохмотьев, какие обычно носят туземцы, чуть  пообтершиеся в цивилизованной среде. Он предстал во всей живописной наготе первобытного индийца: грудь  вперед,  гордо  откинутая  голова,  в  руке  копье. 
Все изумились, увидев этот торс,  точно  вырезанный  из  эбенового  дерева,  эту могучую мускулатуру, это смелое выражение лица. Не обращая никакого внимания  на  забаррикадировавшихся  людей,  на  их револьверы и сверкающие ножи, он молча продвигался  вперед  и  остановился посреди помещения.
Все были удивлены такой самоуверенностью,  но  молчали, догадываясь, что раз человек держит себя, так вызывающе, то за ним, должно быть, следуют значительные силы. Кабатчик счел себя обязанным, выступить. Он сделал несколько  шагов  и, приветливо обращаясь к пришельцу, как если бы это был обычный  посетитель, спросил:
- Чего бы ты хотел?
Индиец минуту помолчал, обвел всех взглядом, еще крепче оперся на копье и ответил на ломаном, но достаточно понятном английском языке.
- Белые люди, - сказал он, - всегда приезжали в страну  наших  отцов  в больших фургонах, запряженных быками. Они охотились и в обмен на  слоновую кость и давали нам ткани, бусы и огненную воду.  Это  были добрые белые. Они платили налог и уважали наши обычаи и наши верования.
- Что он там лопочет, этот индиец? - грубо перебил кабатчик.
- Тише! Тише! - закричали более благоразумные гости. Слыша,  куда  гнет этот оратор, они надеялись, что можно будет все уладить ценой  кое-каких подарков.
А индиец невозмутимо продолжал:
- Что касается вас, белые люди, к которым я обращаюсь в данную  минуту, вы захватили наши земли, даже  не  спросив,  что  мы-то  думаем  по  этому поводу. Вы привезли разные ваши штуки, которые плюются огнем  и  дымом,  и прогнали нас с нашей родной земли. Мы все терпели и не жаловались,  потому что Будда учил нас терпению.
- Мы отступили перед вами, и мы искали  спасения вблизи реки Кистны, где находятся наши брамины. А вы еще  дальше  продвинулись вперед, и теперь вы уже  находитесь  на  расстоянии  нескольких  стрел  от Дели. Белые!

                127

- Ваше пребывание в этих местах -  оскорбление  для нас и святотатство в отношении наших богов. Теперь вам уже нужны не только слоновая кость, но и камни, которые отцы наши закопали в пещерах, там, где гремит голос наших богов.  Этого  не  будет!  Вы  все уйдете отсюда, вы оставите эти места и вернетесь в  земли  юга.  Белые,  вы  меня выслушали. Уходите! Так надо! Я приказываю!
Громкий  смех  прокатился  по  кабаку  и  покрыл  этот   необыкновенный ультиматум,  предъявленный,   правда,   с   большим   достоинством. Чары развеялись. Слушателям казалось, что с этим человеком, который все еще  не получал никакого подкрепления, нетрудно справиться. Они даже  приняли  его за сумасшедшего и держались за бока от смеха. Со  всех  сторон  посыпались двусмысленные шуточки.
- Честное слово, из него стоит набить чучело!
- Нет, каков! Покинуть прииск, который приносит доход.
- Потому что якобы мы стесняем его богов.
- Хозяин, подайте ему шиллинг!
- Лучше поднесите ему стакан рома.
Эти необдуманные замечания прервало происшествие, последствия  которого были ужасны. Кто-то  из  пьяниц,  видимо   все   время   поигрывавший   револьвером, неосторожно  нажал  на  собачку.  Прогремел  выстрел,   и,   по   досадной случайности, пуля попала индийцу в плечо.    Ранение, нанесенное в такую минуту, привело индийца в бешенство. Он  весь затрясся  и  побледнел,   как   бледнеют  индийцы:   кожа   его   сделалась пепельно-серой.  Он  не  желал  допустить  и  мысли,  что   стал   жертвой несчастного случая.
В этом грубом, но, вероятно, нечаянном  нарушении  норм  международного права индиец увидел только подлость и гнусность. Он испустил страшный крик. Вырвав из колчана стрелу с белым  оперением, он вымазал ее в крови, которая текла из  его  раны,  и  воткнул  в  землю, крича:
- Белые! Я войны не хотел! Но вы ранили посланца великого  племени.  Вы все  будете  истреблены.  На  вас  посыплются  градом  стрелы  с   красным оперением.
Прыжок, достойный тигра, - и индиец скрылся. Все были  ошеломлены,  никто не знал что делать. Осуществления угрозы не пришлось ждать слишком долго.  Едва  ли  прошло несколько минут, когда  с  новой  силой  возобновились  крики  и  рычание, предшествовавшие  появлению  посла.  В  один  миг  палатка   была распорота больше чем в ста местах и в помещение  ворвалось  целое  сонмище демонов. Голые, в  чем  мать  родила,  густо  покрытые  буйволиным  жиром, вооруженные  небольшими  стрелами,  наконечники   которых   были   смазаны смертельным ядом кураре, они ринулись на белых с неудержимой яростью.
- Убивай! Убивай! Смерть! - кричали они гортанными голосами.
Град стрел прорезал воздух со зловещим свистом. Кабатчик увидел, что  тут  могут  пострадать  и  его  имущество  и  его клиентура, и зашел за стойку. Это был бесстрашный малый, которого ничто не могло смутить. Он держал  по  револьверу  в  каждой  руке  и  приготовился открыть огонь.
- Внимание, друзья, - сказал  он,  не  проявляя  никакого  волнения.  - Целиться прямо в грудь и стрелять только наверняка. Огонь!
Грянул залп и окутал стрелявших красным  пламенем  и  пороховым  дымом. Несколько индийцев упали. Но никто не отступил.
- Смелей, друзья! Смелей! -  кричал  кабатчик,  вокруг  которого  точно сверкали молнии.
Напрасно. Ярость нападающих дошла до такой степени накала, что осажденные даже не могли использовать свое  огнестрельное  оружие.  У  них  не  было  времени перезарядить револьверы после того, как они безрассудно  расстреляли  свои патроны. Началась рукопашная схватка, дикая и беспощадная. Перевес  клонился  на сторону индийцев: они были ловки и буйволиный жир помогал  им  выскальзывать из самых цепких объятий.
Белых охватил ужас. Они увидели, что их попросту истребляют  и  что  им нечего ждать ни милости, ни пощады. Индийцы слепо повиновались приказанию, как будто не замечая,  что  их режут ножами и что им вспарывают животы.
Противник стоял  слишком  близко, стрелять из лука было невозможно. Поэтому они  схватили  свои  отравленные стрелы и размахивали ими, норовя нанести хотя бы маленькую  царапину:  она была бы смертельной.
Белые увидели, что сопротивляться невозможно, и пришли  в  еще  больший ужас.  Они  пытались  удрать  и  поспешно  покидали  палатку,  в   которой происходила  невероятная  резня.  Но  тщетно.   Вырвавшись   наружу,   они натыкались на правильные ряды воинов,  окружавших  разоренное  предприятие кабатчика. Беспощадное  истребление  продолжалось,   потому   что   белые оказались совершенно беспомощны.
Бойня стихла, как стихает пожар, когда больше нечему гореть.  Убитые  и агонизирующие белые валялись в лужах крови вперемешку с индийцами.    Эти последние, тоже сильно пострадавшие, оставались, однако,  хозяевами поля битвы.
Но какой ценой! Едва несколько человек еще могли держаться  на ногах. Мужчина высокого роста вышел тогда  из  затемненного  угла  и  медленно прошел в глубину палатки, где в предсмертных судорогах бился кабатчик. С  довольным  видом  оглядел  он  всю  эту  ужасную  картину  и   издал пронзительный свист.
- Гари, - прохрипел кабатчик. - На  помощь,  джентльмен,  я умираю!
Гари - это он и был - злорадно улыбнулся и по  самую  рукоятку  всадил свой нож в грудь умирающему, который молил его о помощи.
                128

- Подохни, свинья! Подохните все, как собаки!
Гари свистнул. Это было условным знаком. Прибежал индиец.
- Твои люди здесь? - спросил убийца.
- Здесь, хозяин.
- Ты знаешь, что им надлежит сделать?
- Я помню. Мои воины сейчас прикончат всех, кто еще дышит.
- Белых и индийцев.
- Да. А как быть с теми, которые уцелели?
- Сделай с ними что хочешь. Можешь убить их сейчас, можешь потом. Только помни - все должны быть истреблены.
Индийские колонисты - замечательно трезвые, трудолюбивые и  гостеприимные крестьяне. Но есть  еще  и  разный  темный  сброд,  живущий  за  пределами английской  колонии,  или  вне  патриархальных  законов,  господствующих  в нескольких   независимых   округах.   Это   подлинные   разбойники.    Они систематически грабят несчастных туземцев, не щадя ни их собственности, ни даже самой жизни.
Они совершают набеги на туземцев, когда нуждаются в скоте, или в слугах, и возвращаются, ведя вперемешку быков, коз, баранов, женщин, детей,  в  то время  как  среди  остатков  подожженной  ими   деревни   валяются   трупы безжалостно убитых мужчин. Самое чудовищное то,  что  этакий  разбойник  - прекрасный отец семейства, он осыпает знаками любви свою жену и  детей,  и все они молятся богу за успех его набега. Они все, по традиции, набожны и всегда ведут свою родословную  от  каких-нибудь  весьма  праведных  людей.
Будучи, как  они  утверждают,  потомками  англичан,  они требуют, чтобы их признавали христианами.  Но  индийцев  они  считают  своей  собственностью.
Таковы и два бандита, мрачные похождения которых мы описываем. Джон  уже показал, на что он способен, когда ему нужно добиться  своей  цели.  Гари тоже себя проявил. Индийцы, быки которых  ему  понадобились,  приняли  его  сердечно,  но уступить упряжку отказались. Тогда мерзавец в одну  минуту  составил  себе план действий. Он был один, так  что  о  применении  силы  нельзя  было  и думать. Гари боялся, как бы в его будущих операциях ему не помешали  люди с прииска Голконда. Их соседство таило для него постоянную опасность:  они могли заставить его дорого заплатить за то, что  он  так  предательски  их бросил. И в первую очередь он подумал о том, как  бы  от  них  избавиться.
Вызвать конфликт между белыми и индийцами, сшибить их лбами, подтолкнуть  их на борьбу, которая должна была бы неизбежно привести к истреблению  тех  и других, - таков был замысел, на котором Гари остановился.
В случае  удачи ему больше не надо было бы опасаться белых: немногие остались бы в  живых, да и тем пришлось бы удрать. Вместе с тем были бы перебиты и  индийцы,  так что он вполне мог бы без всяких помех выбрать себе самых лучших быков.
Туземцы - народ, весьма строго придерживающийся вековых  предрассудков, завещанных предками, -  как  раз  собрались  в  паломничество  к  реке браминов. Каждый верующий индиец обязан совершить такое паломничество хотя бы раз в год, подобно тому как  мусульмане  отправляются  к  могиле  пророка.
Индуизм является одной из самых необычных религий мира, в которой политеизм (многобожие) достигает невероятных размеров. Неисчислимое количество богов и богинь украшают ниши пантеона.
Три божества - Брахма, Вишну и Шива,- считаются верховными. Они составляют понятие Тримурти, то есть тройной образ, объединяющий Брахму-создателя, Вишну-вседержителя и Шиву-разрушителя.
Кроме трех Верховных Божеств, индусы почитают множество других богов, самые известные из которых следующие:
Индра - бог войны, царь полубогов, правитель одного из нижних небес - Амаравати. Считается, что он охраняет Восточную сторону света.
Варуна - всевидящий бог Вед, спустившийся из своего небесного дворца, чтобы стать богом вод. В то же время он является хранителем Западной части Вселенной.
Яма - страж Южной стороны, бог смерти, правящий в Чистилище, где грешники мучаются до следующего рождения.
Кубера - бог драгоценных металлов, камней, минералов и богатства вообще, властелин Северной стороны света. Местом его пребывания считают прекрасный город Алака, неподалеку от горы Кайласа. В его подчинении находятся неисчислимые армии гномов (гухьяка) и горных духов (якша).
Ганеша (Ганапати) - бог с головой слона, второй сын Шивы и Парвати, предводитель ганов (полубожеств, прислужников Шивы). Он является Устранителем Препятствий и покровителем всех, кто изучает различные науки. Самое любимое божество индусов, наиболее часто изображается в танце. Его атрибуты - один поломанный бивень, толстый живот, восседает на крысе.
Хануман - обезьяний бог, сын Ваю (бога ветра), друг и верный слуга Рамы. В его честь обезьяны считаются священными.
Кама - индийский бог любви. Подобно его европейскому собрату, он изображается в виде прекрасного юноши, вооруженного луком и стрелами, с той только разницей, что лук его сделан из сахарного тростника, а стрелами ему служат цветы. В услужении у него состоят апсары (нимфы).
Кроме того, у всех богов и полубогов были жены, которые, как правило, носили те же имена, что и мужские божества, только с женскими окончаниями - например, Индрани.
Аналогично трем Верховным Божествам, жены Брахмы, Вишну и Шивы являются Верховными среди множества женских божеств индийского пантеона и весьма почитаются индусами:

                129

Сарасвати - жена Бога Брахмы, покровительница искусства, музыки и литературы. Ее изображают в виде молодой красивой светлокожей женщины с виной (индийской лютней) и книгой в руках, сопровождает ее лебедь. По преданию именно Сарасвати изобрела санскрит.
Лакшми - богиня удачи и процветания, жена Бога Вишну. Согласно легенде, она появилась из вод вспахтанного Причинного Океана. Обычно ее изображают в виде цветущей, прекрасной женщины, восседающей, или стоящей на лотосе, часто с лотосом в руке. Считается, что, будучи женой Вишну, она воплощается в его супругу после каждой его инкарнации. Таким образом, ей поклоняются как Богине Сите, супруге Рамы; Рукмини, первой царице Кришны, и Радхе, вечной возлюбленной Бога Кришны.
Парвати - жена Бога Шивы в ее благожелательном аспекте, в устрашающем же виде ей поклоняются, как Дурге, или Кали. Во враждебном аспекте Парвати изображают в виде страшной ведьмы, многорукой и вооруженной различными видами оружия, с оскаленными клыками, кровавым языком и ожерельем из черепов на шее.
Обычно Вишну изображают четырехруким человеком с кожей темно-синего цвета, с короной на голове, держащим в руках символические атрибуты: раковину, диск сударшану, жезл и лотос; на шее у него священный драгоценный камень каустубха.
Вишну летает верхом на Гаруде – исполинском орле с получеловеческим лицом. Индусы почитают Вишну как «всеобъемлющее божество» в том смысле, что все остальные Боги либо являются его эманациями, либо отражают отдельные его аспекты.
Согласно космогоническому мифу индуизма Вишну является вечным правителем на планетах «духовного неба» – Ваикунтхах (здесь его называют Нараяной). Иногда край духовного неба застилает духовное облако. 
Тогда Господь Нараяна принимает форму Маха-Вишну и ложится на воды Причинного Океана. При этом он пребывает в медитационном сне йога-нидре.
В момент выдоха Маха-Вишну из его пор исходит бесчисленное множество вселенных. Они плавают на поверхности Причинного Океана, подобно пузырькам пены. Все эти вселенные существуют только в течение одного выдоха Маха-Вишну.
В каждую из множества вселенных тот же Маха-Вишну снова входит, как Гарбходакашайи-Вишну и ложится в Океане Гарбха на змея Шеша, который также является одним из аспектов Нараяны.
Из пупа на животе Гарбходакашайи-Вишну вырастает стебель лотоса, и на этом лотосе рождается Брахма, владыка данной конкретной Вселенной. Брахма создает из своего ума и тела разнообразные формы живых существ, которые предоставляют возможность Индивидуальным Душам (атме) проявиться в материальном мире. Также он создает Солнце, Луну, все планеты «материального неба» и различных полубогов, управляющих этими планетами, то есть фактически творит свою Вселенную.
Время жизни Вселенной считается равным времени жизни Брахмы и составляет 100 «лет Брахмы», что как раз соответствует продолжительности выдоха Маха-Вишну. Когда же Маха-Вишну делает вдох, все мириады вселенных, каждая со своим собственным Брахмой, возвращаются в непроявленное состояние и ждут нового выдоха Маха-Вишну.
Каждая Юга являет собой дальнейший упадок религиозности, морали, силы, роста и продолжительности жизни человека и его счастья по сравнению с его предыдущими жизнями. Считается, что в настоящее время мы находимся в эпохе Кали-юги, начавшейся около 5 000 лет назад.
Таким образом, можно подсчитать полное время жизни отдельной Вселенной, оно будет равно 311 040 000 миллионов человеческих лет.
В то время, пока все множество вселенных находятся в проявленном состоянии, Изначальный Вишну следит за положением дел в каждой из них и периодически воплощается в том или ином месте целиком или частично, дабы навести порядок. В соответствии с наиболее распространенной классификацией на нашей Земле побывали 10 аватар (инкарнаций) Вишну.
Рыба (матсья). Когда Земля была залита водами всемирного потопа, Вишну принял обличье рыбы, которая первой предупредила Ману (прародителя человечества, сына Брахмы) о грозящей опасности, а затем на корабле, привязанном к рогу на ее голове, вынесла из потопа Ману, его семью и семь великих мудрецов (риши).
Черепаха (курма). Во время потопа были утрачены многие божественные сокровища, в том числе и амброзия (амрита), с помощью которой боги сохраняли вечную молодость.
Вишну принял образ исполинской черепахи и погрузился на дно космического океана. Боги поместили ему на спину гору Мандара и обернули вокруг горы божественного змея Васуки.
Затем они потянули змея и раскрутили таким образом гору, взбалтывая океан, как обыкновенный индийский молочник сбивает масло. На поверхность вспененного океана всплыли амрита и многие другие сокровища, в том числе богиня Лакшми.
Вепрь (вараха). Демон Хираньякша в вновь погрузил Землю в глубины космического океана. Вишну принял образ гигантского вепря, убил демона и водворил Землю на место, подняв ее на своем клыке.
Человек-лев (нарасимха). Другой демон, Хираньякашипу, получил в дар от Брахмы волшебную способность становиться неуязвимым. Ни зверь, ни человек, ни бог не могли убить его ни днем, ни ночью.
Пользуясь своей безопасностью, он стал преследовать богов и людей и даже своего благочестивого сына Прахладу. Тогда Прахлада обратился за помощью к Вишну. На закате, то есть не днем и не ночью, бог неожиданно возник из колонны во дворце демона в облике полульва-получеловека и убил Хираньякашипу.

                130

Карлик (вамана). Демон по имени Бали захватил власть над миром и, совершив ряд аскетических подвигов, достиг сверхъестественного могущества и стал угрожать даже богам. Вишну предстал перед ним в виде карлика и попросил в подарок столько земли, сколько он мог отмерить тремя шагами.
 Когда подарок был обещан, бог превратился в великана и сделал два шага, которыми покрыл землю, небо и все пространство между ними, но великодушно воздержался от третьего шага, оставив демону преисподнюю.
Парашурама ("Рама с топором"). Вишну принял человеческий облик, родившись сыном брахмана Джамадагни. Когда отца брахмана ограбил злой царь Картавирья, Парашурама его убил. Сыновья Картавирьи, в свою очередь убили Джамадагни, после чего разгневанный Парашурама 21 раз подряд истреблял всех мужчин из сословия кшатриев (воинов).
Рама, царевич Айодхьи, герой эпической драмы "Рамаяна". Вишну воплотился в его образе, чтобы спасти мир от притеснений демона Раваны. Раму обычно изображают как темнокожего человека, часто - вооруженного луком и стрелами.
Его сопровождают любящая супруга Сита - воплощение женской верности, три его преданных брата - Лакшмана, Бхарата и Шатругхна,- и Хануман, царь обезьян, верный друг и соратник.
Рама почитают, как воплощение идеального мужа, полководца и монарха. Кришна, самое значительное из воплощений Вишну.
 Гари решил использовать наивные верования туземцев, и это  было  ему  тем более удобно, что алмазный прииск находится в непосредственной близости  к реке. Он созвал индийских паломников, произнес  перед  ними  горячую речь, убедил их,  что  для  браминов  соседство  белых  оскорбительно  и  в особенности недопустимо то, что белые роются  в  этой  священной  земле  и каждую минуту нарушают покой,  который  вкушают  умершие  предки. 
Поэтому старейшина должен как можно скорей потребовать, чтобы они удалились, а в случае отказа силой заставить их убраться. Индийцы слушали эти зажигательные речи, с трудом  сдерживая  негодование. Они попались на удочку.
Вообще говоря, ни один из них не осмелился  бы  не то что напасть на белого, но  хотя  бы  сопротивляться  белому,  даже  для самозащиты. Но теперь  они  пылали  злобой  и,  не  колеблясь  ни  минуты, откликнулись на вызов,  брошенный  их  религиозному  фанатизму,  как  один человек.
Вместе с кришнаитами Гари  решил  дождаться  ночи,  чтобы,  как  он говорил, ультиматум выглядел более внушительно. В действительности  же  он рассчитывал, что ночью, когда белые будут утомлены трудом, или  отупеют  от пьянства, с ними легче будет  покончить.  Мерзавец  знал,  что  в  палатке кабатчика больше народа, чем на россыпи.
В довершение всего бандиту  помог слепой случай. В ожидании решительной минуты и следуя старой своей волчьей привычке, Гари шнырял вокруг бивуака и наткнулся на индийцев, давних членов своей банды.
Читатель помнит, что эти люди стояли  во  главе  целой  шайки  грабителей, которую навербовал Джон среди мелких племен  неподалеку  от  прииска.
Вместе  с  этой  шайкой  он  следовал  за  мистером Генри, как шакал за крупным хищником в надежде обглодать  брошенную кость. Оба разбойника - индиец и белый -  были  друзьями.  Но  он был скромней Гари и мечтал только о том, как бы напиться и наесться.  Случай представился сам собой. Гари, как малый осторожный, решил пойти  со  всех козырей. Он рассуждал, что если индийцы перебьют  белых  на  прииске,  то ему, Гари, больше нечего будет бояться  своих  врагов,  но  это  еще  не значит, что у него будут быки. Если, напротив, индийцы будут отброшены,  то он, Гари,  возьмет  волов,  но  не  будет  избавлен  от  соседей,  и  они несомненно учинят над ним расправу. Появление бандитов сразу разрешило  все трудности.
Индийские бандиты налетят, когда схватка будет в разгаре. Они будут убивать победителей и побежденных  и  в  награду  за  эти  услуги получат право ограбить прииск.
Судьбе было  угодно,  чтобы  после  драматических  событий,  прорвавших ночное судебное заседание,  все  население  прииска  собралось  в  палатке кабатчика. Перепившись, эти люди представляли для  разъяренных  индийцев легкую добычу. Не то чтобы они не оказали сопротивления, но  неожиданность нападения, последовавшего сразу после того, как индиец объявил им войну,  и то,  что  они  приняли  его  ультиматум  за  бахвальство,  непреодолимость натиска, ужасные методы нападения - все способствовало поражению белых.
Сильно пострадали и индийцы. Револьверные пули пробили большие  бреши  в их рядах. Их победа при  всей  своей  очевидности  была,  однако,  пирровой победой. Так что торжествующий крик оставшихся в  живых  -  увы,  их  было немного! - едва перекрывал стоны раненых и хрип умирающих. Но скоро не будет ни победителей, ни побежденных. Внезапно  поднявшийся зловещий вой заглушил все звуки, которые держались в  воздухе  над  местом побоища.
Гари  подал  знак.  Потрясая  копьями,  размахивая  ножами  и  прыгая, появились, подобно грозному и фантастическому видению, индийские бандиты.  В одну минуту все пошло  прахом,  все  было  разрушено.  С  громким  треском рухнули столы и скамейки; все, что еще уцелело из обстановки, перебитой во время первой схватки, все было в буквальном смысле слова обращено в щепки.
Противники, белые и  индийцы,  еще  державшиеся  на  ногах,  свалились  под сокрушительными ударами, их бездыханные тела лишь увеличили груду  мертвых и умирающих. Затем началась настоящая кровавая резня.

                131
   
Она была яростной  и  одновременно  методической. Все были переколоты, перерезаны, перебиты. И  на  это  потребовалось  едва десять минут, настолько была сильна ярость убийц. Главарь, весь,  с  головы до ног, в крови, с раздувающимися ноздрями, лязгая своими  острыми  зубами хищника, держал за волосы голову какого-то белого, которую он  только  что отпилил тупым ножом. Он  взобрался  на  валявшиеся  под  ногами  трупы  и, потрясая в воздухе трофеем, издал долгое победное рычание.
Глазами он искал Гари, как бы для того, чтобы спросить его: "Ну  как, хозяин, ты доволен?" Но Гари, который только что бесстрастными глазами смотрел на всю  эту кровавую оргию, не было. Впрочем, какое  значение  имело  его  отсутствие  для бандитов?  Они добросовестно выполнили возложенное на них поручение, и так как в  награду они получали право ограбить прииск,  то  им  захотелось,  не  откладывая  в долгий ящик, прежде всего овладеть богатствами, которые имелись в  кабаке.
Конечно, предпочтение должно  было  быть  отдано  напиткам.  Что  касается платья, оружия, лопат, кирок и прочего, об этом не поздно будет подумать и после. Главарь хотел собрать свою ораву  и  приступить  к  делу. 
Он  уже  даже раскрыл рот, чтобы скомандовать сбор, но  тут  прогремел  выстрел.  Главарь закружился  и  тяжело  рухнул  на  землю:  у  него  был  пробит  череп.  С интервалами в несколько секунд прогремели  второй  и  третий  выстрелы,  и свалилось  еще  двое:  им  тоже  пули  попали  в  голову.  Потом  началось методическое и размеренное истребление остальных.
Выстрелы шли все из одного места. Если  судить  по  их  регулярности и звуку, можно было  заключить,  что  стрелял  всего  один  человек,  но  из магазинного  ружья.  По-видимому,  неизвестный   мститель,   явившийся   в последнюю минуту, прятался за каким-нибудь бараком неподалеку  от  палатки и, так как брезент был изорван в клочья, все было ему видно как на ладони.
Убийцы потеряли вожака и увидели, что пустеют их ряды. Они сразу забыли  о грабеже и бросились врассыпную, крича от ужаса. Наиболее быстроногие вскоре услышали  свист  кобры  и  остановились. Однако искушенный слух подсказал им, что свистит все-таки не змея. Как  ни было  искусно  подражание,  они  догадались  по  некоторым  еле   уловимым оттенкам, что свистит человек. Они не ошиблись.
Шагах в двадцати от  места побоища они увидели Гари. С осторожностью, достойной могиканина, Гари сразу лег  на  землю,  как только раздался первый выстрел. Он решил - быть может, не без оснований, - что стреляет  какой-нибудь  белый,  случайно  уцелевший  во  время  резни.
Сначала бандит был в восторге  от  результатов  своей  гнусной  затеи,  но теперь, увидев, что он рискует все  потерять,  если  долго  задержится  на месте, Гари решил собрать всех растерявшихся убийц. Бояться белых больше ему нечего было, индейцы тоже были все  перебиты, и Гари решил, что сейчас самое время побежать захватить быков, явиться  к Смиту и отдать ему отчет о результате своих переговоров.
Стадо было оставлено на попечение нескольких стариков, женщин и  детей. Значит, угнать быков будет не трудно. Что касается людей из индийской банды, то Гари решил оставить их всех при себе, чтобы  использовать,  когда  они понадобятся. Они, вполне естественно, заняли бы места убитых воинов,  и, как это часто практикуется в подобных случаях, каждый получил  бы  готовую семью.
Отход совершался в полном порядке. Убийцы боялись нового  нападения  и, не зная численности врагов, инстинктивно чувствовали,  насколько  для  них важно соблюдать дисциплину.  Они  сплотились  вокруг  Гари  и  отступали быстро, не  переставая,  однако,  с  сожалением  оборачиваться  в  сторону прииска, где пришлось оставить богатую добычу.
Уже убрался последний из этой мрачной орды, когда на место побоища, где валялись бесчисленные  убитые,  вышел  человек,  вооруженный  двуствольным карабином.
Тусклый свет немногих чудом уцелевших подвесных фонарей  падал  на  его лицо, на котором  можно  было  прочитать  ужас  и  оцепенение.  Он  сделал несколько шагов и поскользнулся в луже крови.
Это был инженер -  быть  может,  единственный  оставшийся  в  живых  на прииске. Его спас только случай, оторвавший его от линчевателей в  минуту, когда те бежали, напуганные  появлением  змей.  После  разговора  с  тремя русскими он не торопясь вернулся на прииск и заперся  у  себя,  в  своем дощатом домике. Его, конечно, не тянуло принять участие в  оргии. 
Инженер лежал на своей постели из листьев, когда его заставили вздрогнуть выстрелы и крики, доносившиеся со стороны  палатки  кабатчика.  Он  быстро  схватил оружие  и  побежал  на  место,  но  прибыл,  когда  несчастье   уже   было непоправимо.
Он  увидел  страшную  картину.  Его  товарищи  по  прииску  валялись убитыми. Их позы, их страшные раны и увечья - все говорило о бесчеловечной ярости происшедшего здесь побоища. Стон вырвался из груди инженера, слезы, которых он не смог  удержать,  выступили  у  него  на  глазах  и  медленно покатились по его внезапно побледневшему лицу.
- Несчастные! - пробормотал он слабым голосом.
Опершись на свой карабин, он неподвижно  стоял  среди  мертвой  тишины, окутавшей это место, которое еще так недавно наполнял неистовый шум резни.
- Что же делать? - сказал он, оглядывая эту скорбную картину. - Этим  я уже ничем помочь не могу. Надо подумать о тех, которые едва  не  стали  их
жертвами. Надо поскорей найти русских, выполнить обещание, которое я  им дал, и доставить им оружие. Оно им очень нужно. В это время Гари уже добрался до  того  места  в  лесу,  откуда  вышли полные надежд воины.
Нетрудно догадаться, что здесь разыгралось,  когда пришел Гари со своими головорезами. Но Гари был не из тех людей, которых могут тронуть жалобные крики женщин и слезы детей.
                132

- Молчать! - грубо крикнул он и обратился к  своим людям:  -  Теперь хозяевами здесь будете вы! И заставьте-ка этих крикунов молчать!
А про себя он подумал:
- Да ведь я, кажется, могу одним выстрелом убить  двух  зайцев!  У  меня есть быки, теперь мне нужен фургон. Фургон! А я знаю,  где  его  взять!  У нашего драгоценного друга Джона. Он мне не  откажет.  Напротив,  он только будет рад. Ибо, если ему взбредет в голову артачиться, - ну,  тогда берегись. Я напущу на него душ двадцать этих молодчиков, и они поговорят с ним так, как они только что поговорили на прииске Голконда.
Мы  занялись  описанием  многочисленных  событий,  которые  происходили одновременно в разных местах, и из-за этого нам пришлось на время покинуть наших русских друзей. Читатель помнит, что все они, вместе с Сараном и индийцем, находились на реке, несколько выше  острова.  Их  не  оставляла уверенность в том, что  госпожу  Смит  держат  в  фургоне,  который прибило к берегу, и они  решили  дождаться  ночи,  чтобы  сделать  попытку освободить пленницу.
Илья, измученный тревогой  и  не  имен  больше  сил томиться, пошел в разведку. Можно представить  себе  его  горе,  когда  он увидел, что дом на колесах пуст. Он помчался бегом обратно  и,  забыв  обо  всякой  осторожности,  шумно ломился сквозь заросли, по которым только  что  пробирался  крадучись  два часа с лишним.
Удрученный, он сообщил друзьям  о  своем  плачевном  открытии,  и  всех охватила растерянность. Но Илья не был кисейной  барышней.  Он  поддался  слабости лишь в первую минуту,  но  быстро  взял  себя  в  руки  и  первым  нарушил молчание, воцарившееся после его тягостного сообщения.
- Ушла! Она ушла! - более спокойно сказал он. - Но она  не  могла  уйти так уж далеко.
- Конечно, - согласился с ним Егор. - Джон, видимо, знает, что мы не перестанем преследовать его - не такие мы люди, - и решил тоже  принять меры.
- Что бы он ни сделал, развязка приближается. Не  удастся  ему  замести следы и уйти от нас.
- В особенности от наших двух помощников. Правда, Саран?
- Правда, белый, - подтвердил индиец, сверкнув глазами.
- Мы отправимся сейчас же, дойдем до  фургона,  хорошенько  изучим  всю местность, каждую травинку, каждую песчинку.
-  Надо  думать,  госпожа  Анна  тоже  сделала  все  возможное,   чтобы как-нибудь подать нам знак, - вмешался все время молчавший Ося.  -  Она знает, что такое пустыня, и уже доказала нам, что решительности у  нее  не меньше, чем ума.
- Идем! Идем!
- Кстати, не забудем, что судья  назначил  нам  свидание  в  полночь  у смоковницы.
Несмотря на все свое мужество, Егор  содрогнулся,  произнося  эти слова: перед ним всплыли мрачные воспоминания о пережитой ночи.
- Правильно. Мы потом увидим, надо  ли  нам  идти  туда  всем  пятерым. Сначала, Егор, ты пойдешь с Сараном, хорошо? Я не  должен  учить  тебя, как благодарить этого достойного человека в случае, если я не смогу  лично прийти пожать ему руку.
Обмениваясь короткими замечаниями, напрягая зрение и слух,  все  пятеро пробирались к фургону, массивные очертания которого ужо были им видны. Заметив, что махина прочно  стоит  на  своих  четырех  колесах  и  вода доходит до осей, Егор воскликнул:
- Этого ты мне, однако, не сказал.
- Верно! Я был так расстроен!  Но,  как  видишь,  здесь  неглубоко.  Мы рискуем только промочить ноги.
- Не в этом дело. Я  хочу  сказать,  что  фургон  стоит  посреди  лужи, которая имеет добрых триста метров в длину и полтораста в  ширину.  Мы  не найдем никаких следов.
- Я надеюсь на догадливость Анны.
- След мальчика-с-пальчик! - почти весело прибавил Ося.
- На воде?
- Да ведь не впервой! К тому же в этой заводи течение почти  незаметно. Малейшая вещь будет держаться на поверхности и никуда не уплывет.
- Браво! У тебя на все есть ответ! Лезем в воду! И глядеть в оба.
Через десять минут они подошли к фургону. Передняя и задняя стены  были опущены и висели на цепях наподобие подъемного моста. Благодаря этому была отчасти видна внутренность фургона. Все пятеро были осторожны, как краснокожие, вступившие на тропу  войны.
Вместо того чтобы очертя голову броситься в опустевшее логово,  они  самым тщательным образом осмотрели фургон  снаружи  и  убедились,  что  балки  и обшивка  целы,  что  все  части  держатся  прочно,  не  рассыплются  и  не обрушатся, если войти внутрь.
Установив это, Илья с ловкостью заправского  гимнаста  подтянулся  на руках и взобрался на заднюю стену. Егор и Ося последовали  за  ним, потом индиец и, наконец, Саран.  Снова  тщательно  осмотревшись  и  не  найдя ничего подозрительного, они прошли вглубь. Может показаться непонятным,  зачем  столько  предосторожностей,  чтобы проникнуть в какой-то заброшенный фургон, одиноко  торчащий  в  воде  и  в котором никто не живет.
- Вы не видите ничего ненормального?
- Ровно ничего. Впрочем, было бы довольно  трудно  разобраться  в  этой обстановке. Она свидетельствует о поспешном бегстве людей,  которые  здесь жили.
- Равно как и  о  желании  уничтожить  все  вещи,  которые  не  удалось унести.

                133

- Вот и  выходит,  что  здесь  нельзя  и  пошевелиться,  хорошенько  не осмотревшись. Я готов ко  всему.  Не  удивлюсь,  если  какой-нибудь  топор свалится  с  крыши  прямо  нам  на  голову.  Или  мы  наступим  ногой   на какой-нибудь отравленный гвоздь. И не исключено,  что  среди  этого  хлама лежит невидимая бечевка, один конец которой привязан к собачке ружья, так что довольно одного движения, чтобы ружье  выстрелило  и  мы  получили  бы порядочный заряд крупной дроби.
- Возможно. Этот мерзавец способен на все,  чтобы  от  нас  избавиться. Вряд ли только он успел что-нибудь сделать: очень уж поспешно пришлось ему уносить ноги. Во всяком случае, нельзя прикасаться ни к чему съестному,  - конечно, кроме консервов, которые лежат в жестяных коробках.
Обследование велось еще долго и с бесчисленными предосторожностями,  но оно только убедило русских, что их враг не успел принять ни одной из тех варварских мер, к которым так часто прибегают в этих  местах,  где  борьба всегда беспощадна и кровава.
Они не теряли надежды найти хоть какое-нибудь - пускай самое  маленькое - указание, оставленное госпожой Смит. В  фургоне  имелась  масса   самых   разнообразных   вещей,   тщательно заготовленных  для  длительного  путешествия.  Теперь  среди   них   царил кромешный беспорядок. Все было перебито, переломано, изодрано и свалено  в кучу. Кто-то все уничтожал методически и со знанием дела.  Нечего  было  и думать навести здесь хоть какой-нибудь порядок. Русским  и  двум  индийцам оставалось только вытаскивать обломки и,  тщательно  осмотрев,  бросать  в воду - работа долгая и неблагодарная.
- И все-таки, - сказал Илья, -  не  может  быть,  чтобы  мы  так-таки ничего не нашли.
- Я того же мнения, - поддержал его с обычным спокойствием Егор. - Надо искать.
Ося, который, против своего обыкновения, не  раскрывал  рта,  казался озабоченным. Наконец он заговорил:
- Знаете, господа, о чем я сейчас думаю?
- Я догадываюсь, - отозвался Егор.
- Неужели?
- Очень просто: вы думаете о том, какая причина заставила  этого  плута внезапно покинуть фургон.
- Вы угадали только наполовину Егор.  Я  действительно  хочу знать причину. Но мне также интересно, как он ушел отсюда.
- Причину, дорогой Ося, понять нетрудно. Раз у него  не  было  быков, чтобы вывезти эту махину, ему ничего не оставалось, как бросить ее и уйти. Это вполне естественно. Что же касается того, как он отсюда  выбрался,  то вот как дело было, по-моему. Он ушел часов пять, или шесть назад. Вода  еще стояла довольно высоко, и он  не  мог  увезти  госпожу  Смит  и  ее спутницу на ту сторону лагуны. Я думаю, что он добрался  вплавь  до  этого леса, который мы видим впереди. А там он либо нашел лодку,  либо  сколотил плот и вернулся сюда за своими пленницами.
-  Правильно!  -  горячо  перебил  его  Илья.  -  Бедняжка,  что  она переживает? Неужели  мне  только  останется  всю  жизнь  проклинать  мою безумную затею.
- Мужайся, друг мой! Не падай духом. Мы знаем, что  она  там  не  одна. Слепая судьба вас разлучила, но дала ей подругу. Вдвоем все же легче.
Его прервало громкое восклицание Оси:
- Черт побери!
- В чем дело, Ося?
- Да, -  ответил  Ося,  размахивая  металлической  крышкой  от бисквитной коробки. - Вы были  правы!  Не  надо  отчаиваться!  Посмотрите! Здесь что-то написано! Верней, нацарапано.
- Давайте, Ося! Давайте поскорей!
Егор, который владел собой гораздо лучше, чем его друг, охваченный вполне понятным волнением, разобрал несколько слов, нацарапанных неровными - то круглыми, то угловатыми - буквами:
- Он нас увозит... плот... пересекаем реку...
-  Ну  вот!  -  сказал  он.  -  Выходит,  ваши   предположения   вполне оправдались.
- Да ведь он еще больший подлец, а также сумасшедший, чем я думал! - вне  себя воскликнул Илья. - Как это он пустился  на  такую  авантюру? Пересечь гигантскую реку на нескольких жердочках, когда у него есть фургон, который плавает, как корабль!
-  Но  один  человек  управлять  этим  кораблем  не  может,  -   вполне рассудительно заметил Егор. - К тому же мы еще не знаем, не протекает ли он. Мне даже кажется, что все мягкие вещи набухли  от  воды.  Возможно, было какое-нибудь повреждение, либо умышленное, либо случайное. Давай-ка посмотрим, в каком состоянии пол.
- Зачем? Нам надо поскорей вернуться туда,  где  мы  оставили  лодку  и челноки Сарана и индийца. Пересечем реку и обыщем берег.
   - И Джон, который прячется за скалой, или за деревом, перестреляет  нас одного за другим, как куропаток. Право же, дорогой  Илья,  я  тебя  не узнаю. Ведь ты  никогда  наобум  не  действуешь,  ты  человек  смелый,  но рассудительный.
- Что же ты советуешь?
- Обязательно увидеться сегодня ночью с судьей. Мне хочется  держать  в руках добрый карабин. А завтра утром мы переправимся на тот берег.
- А пока что мы будем делать?
- Пока мы вооружимся терпением.  И  возьмемся  за  ремонт  фургона.  Он течет, как решето. Смотри, я так и знал:  этот  болван  пробил  обшивку  в нескольких местах. Но ничего,  дыры  мы  заделаем!  Однако  погоди  -  вот кое-что посерьезнее.
- Что именно?
- Большая пробоина. Не меньше двадцати пяти  сантиметров  в  длину  и пятнадцати в ширину.

                134

После небольшой паузы он прибавил:
- Ладно, управимся и с пробоиной! Сегодня к вечеру все будет в порядке. Ах,  господин  Джон,  вы  думали  привести  в   полную   негодность   это великолепное  сооружение!  Вы  хотели  нас  перехитрить!  Посмотрим,   кто окажется сильней - такой дикарь, как вы, или мы, люди цивилизованные.
- Я больше ничего не понимаю! - признался Илья. - И я ума не приложу, что ты задумал. Приказывай, действуй, я  верю  в  тебя  и  думаю,  что  ты поступаешь правильно. Скажу только одно: надо торопиться.
- Вот это верно! Но ты хочешь отправиться на тот берег в утлой  пироге? Безумие! Я предлагаю тебе плавучую крепость с бойницами,  в  которой  ты будешь в полной безопасности, и никакие пули тебя  не  тронут.  Стоит  ради этого поработать несколько часов?
- Разумеется! Ведь дело не в том, чтобы  выбраться  отсюда,  а  в  том, чтобы добраться туда.
- Наконец-то  я  снова  слышу  голос  бесстрашного,  но  благоразумного человека, которого зовут Илья Медовой.  Что  касается  крепости,  или каземата, или фрегата - назови как хочешь, - но ты понимаешь, что это  все тот же фургон. Мы разгрузим его по мере возможности, поставим на весла.
- А пробоины?
- Да ведь я говорю тебе, мы все отремонтируем. Мы  будем  работать,  как плотники, как конопатчики и лишь потом станем матросами... Но когда работа будет закончена, я отправлюсь  с  Сараном  к  судье.  На  обратном  пути  мы приведем пирогу и  челноки.  Таким  образом,  наш  корабль  будет  снабжен спасательными судами  на  случай  морского  бедствия  -  верней,  речного. Впрочем, в здешних условиях одно другого стоит. Хорошо? Теперь ты доволен?
- Прекрасный план! Я только не решаюсь верить в его осуществление.
- Почему?
- Да ведь пробоин много, и одна - прямо-таки громадная!
- А мы с нее и начнем. Наложим большой пластырь.  Давайте,  друзья,  за дело. Разрешите, я буду распоряжаться.
- Ну конечно!
- Важно действовать дружно.  Так  все  пойдет  быстрей.  Вода  спадает довольно быстро. Стало быть, с ремонтом надо торопиться,  иначе  мы  здесь надолго застрянем. Саран и индиец выбросят из фургона три четверти  того,  что  там имеется. Все это лишний балласт. И я не вижу здесь ничего, чем  стоило  бы дорожить. Скажите, Ося, вы плотницкое дело знаете хоть немного?
- Смотря, что требуется.
- Сумеете ли вы выстрогать мне клинья?  Надо  заткнуть  дырки,  которые этот дикарь наделал в кузове. Сумеете?
- Конечно. Было бы дерево и инструмент.
- Дерево найдется. Можно взять кусок боковой доски.
- Это можно. Но ведь у меня нет хотя бы самого жалкого ножика!
- Вот топор. Правда, нет топорища, и работать будет неудобно, Но  ничего не поделаешь. Что касается нас с тобой, дорогой  Илья,  то  наша  задача будет трудней.
-  Вижу.  Эта  пробоина?  Ведь  он  повредил   металлическую   обшивку! Довольно-таки сложная штука.
- Ошибаешься. Если ты мне поможешь, я попытаюсь впаять сюда кое-что,  и ни одна капля воды не просочится.
- Впаять? Как это ты собираешься паять, когда у тебя нет ни  олова,  ни паяльника, ни даже огня?
- Разве у нас только этого  не  хватает?  Но  все-таки  я  надеюсь,  мы управимся. Давай действовать  по  порядку.  Я  видел  только  что  ящик  с топленым салом. Вот он. Набери-ка ты  мне  этого  сала  в  коробку  из-под консервов. Теперь нам потребуется бечевка.
- Вот бечевка.
- Очень хорошо. Я их скатываю, как фитиль, и обильно пропитываю  жиром. Этот несложный прибор заменит нам коптилку. И больше нам ничего не  нужно. Саран, кремень и огниво у тебя при себе?
- При мне, белый, - ответил Саран, крайне удивленный тем,  что  европеец спрашивает его о предметах, с которыми туземец никогда не расстается.
- Зажги-ка мне этот фитиль.
Индиец быстро высек целый сноп искр. Трут воспламенился. Саран обложил его несколькими стружками, которые Ося не без труда снял  с  куска  дубового дерева, подул, и маленький костер разгорелся. Прошла минута,  загорелся  и пропитанный  жиром  фитиль.  Он   горел,   потрескивая   и   распространяя довольно-таки тошнотворный запах.
- Ну и вонища! - заметил Илья.
- Ты напрасно клевещешь на буйволиное сало. Это еще ладан по  сравнению с тюленьим, или китовым. Ну вот, теперь все идет,  как  следует.  Продолжаем приготовления. Мы заделаем пробоину при помощи  куска  жести,  на  котором писала твоя невеста. Он даже больше пробоины. Это очень хорошо. Остается  его припаять. Ты вполне правильно заметил,  что  у  нас  нет  олова.  Придется обойтись без него. Попробую паять свинцом.
- Как же ты его расплавишь? И, наконец, разве у тебя есть свинец?
- Первое, на что я наткнулся, войдя сюда, был  этот  мешочек  с  пулями восьмого калибра. Вероятно, это калибр его ружья. Я сразу отложил  мешочек в сторону - очень уж ценная штука. У тебя есть носовой платок?
- Носовой платок? Господи, при чем тут носовой платок? Зачем?
- Чтобы расплавить пули. У меня еще, к счастью, платок  сохранился.  Мы выгадаем время, если будем работать оба. Смотри, как это  просто.  Я  беру пулю, завертываю ее в ткань и сжимаю в руках так,  чтобы  ткань  прилегала, как можно плотней. Затем я закручиваю платок хвостиком и ставлю  свинцовый шарик в его оболочке на огонь коптилки.

                135

- И пуля расплавится?
- За  несколько  минут.  А  платок  даже  не  пострадает.  Когда  свинец расплавится и потечет, надо будет только направить его на место соединения обоих кусков металла, которые мы хотим спаять.
Все так и было, как сказал Егор. Не прошло и двух минут, как шарик стал  менять  форму.  Сквозь  ткань  полилась  серебристая  струйка.   Она расплывалась по краям жестяной заплаты, которая закрывала пробоину.
- Браво! - закричал Илья, обрадованный, как ребенок, и повторил прием своего   друга.   -   Пять-шесть   пуль,    и    мы    достигнем    полной водонепроницаемости. Ну, дорогой мой Егор, должен тебе  сказать,  что ты меня ошеломил.
- Уж и ошеломил! - скромно возразил Егор. - Это просто-напросто опыт из занимательной физики. Я только вовремя о нем вспомнил. Ну,  а  у  вас,  что там, Ося?
- Готово, Егор! Хоть и не без труда.
- Ладно.  Возьмите  эти  клинья,  заверните  в  какие-нибудь  тряпки  и постарайтесь как можно плотней вогнать в дыры. Вижу,  наши  друзья поработали на славу. Фургон почти пуст.
- И совершенно водонепроницаем! - воскликнул Илья.
- Остается последняя операция. Она потребует силы и ловкости.
- Ты собираешься спустить фургон на воду? Но ведь он  твердо  стоит  на колесах! Будь у нас  пила,  мы  могли  бы  отпилить  обе  оси,  благо  они деревянные. Но есть другой способ, - сказал Илья. - Колеса  держатся  на чеках. Надо снять чеки. Затем четверо  из  нас  возьмут  рычаги  и  начнут сталкивать  колеса.  Только   надо   действовать   дружно.   Пятый   будет командовать.
- Ничего другого не остается. Сейчас же приступим к делу.
Егор стоял в это время позади фургона, как  раз  против  спущенной задней стены. Его речь нарушил резкий свист, за которым тотчас  послышался сухой удар. Пуля задела его за плечо и врезалась в  деревянную  стену.  Во все стороны полетели щепки.
- Это кто  там балуется?  -  невозмутимо  спросил  Егор и  прибавил  после небольшой паузы: - Впрочем, кто бы ни баловался, а я спасся чудом.
Пусть человек принадлежит к миру науки,  искусств,  или  промышленности; пусть он  будет  географ,  инженер,  естествоиспытатель,  ремесленник,  или житель новооткрытых земель; пусть он повинуется только условиям борьбы  за существование, или побуждениям жадности,  или  голосу  честолюбия,  -  все равно, если таинственная тяга  к  перемене  мест  увлекла  его  в  далекие страны, он попадает во власть неумолимой судьбы.
Он не может да и не хочет сопротивляться мучительной  страсти,  которая влечет его навстречу неизвестному. Раньше,  или  позже,  в  зависимости  от обстоятельств, он попадает на палубу парохода. Свистит пар,  вырываясь  из металлической  глотки,  бьет  пушка,  взвивается  флаг,   морской   гигант сотрясает глухая дрожь, поднят якорь, судно медленно отчаливает. Прощайте, семья, друзья, родина! В плавание. С богом!
Что значат рано обманутые надежды, или неожиданно  возникшие  опасности! Какое значение имеют злокачественная лихорадка, беспощадный зной экватора, неприступные  полярные  льды,   когти   хищных   зверей,   ядовитые   жала пресмыкающихся, да хотя бы и сама смерть, которая  поминутно  предстает  в самых разнообразных и страшных обликах.
Разве человек,  который  порвал  с цивилизованным миром, который отказался от его удобств и  пошел  навстречу всем случайностям, поджидающим его в диких странах, не отрекся  от  самого себя? Разве он не решил - да простится мне это грубоватое выражение, - что его шкура недорого стоит?
Но зачем  уезжать?  Зачем  покидать  родину?  Не  может  разве  географ удовольствоваться спокойным  изучением  материалов,  которые  прибывают  в научные организации со всех концов мира? Разве не может инженер найти себе поле деятельности,  не  покидая  родной  страны?  Разве  все  возрастающие потребности  нашей  цивилизации  не  нуждаются  в  труде  ремесленника   и землепашца?
Разве в великолепных зоологических  парках  Старого  и  Нового Света ученые не найдут для себя самые интересные и  разнообразные  образцы флоры и фауны?    Все дело в том, что есть великая разница между географией кабинетной  и личными поисками материалов. Прорезать каналы через  перешейки,  открывать новые острова, прокладывать железные дороги в пустыне,  отбирать  у  земли драгоценные камни и металлы - вот смелые замыслы,  осуществлением  которых по праву гордятся наши промышленники.
Кто опишет счастье ученого,  который поймал редкое насекомое, или открыл  новое  растение,  или  изловил  птицу неизвестной породы? И разве земледелец, который привык воевать с воробьями у себя на пашне, не испытает жгучее волнение, когда ему придется  охранять свои посевы от нашествия слонов?
Нет, люди  этого  склада  не  могут  прозябать  среди  нашей  будничной европейской жизни. Им нужно пространство, не знающее границ,  по  которому носится великое дыхание свободы! Им нужно  созерцать  великолепные  и  все новые зрелища, которые поминутно раскрывает перед ними природа.  Им  нужны еще нетронутые, подчас страшные, но всегда величественные новые земли.  Им нужна опасная борьба, захватывающие победы, незабываемые воспоминания.
Это особенные люди, у них особенные желания, особенные потребности. Они подобны тем перелетным птицам, которых великолепно воспели поэты.
                136

Мы позволили себе это отступление, чтобы лучше  раскрыть  облик  людей, которых нельзя назвать искателями приключений, потому что это прозвище стало унизительным, но нельзя причислить и к ученым-исследователям. 
Таковы  трое русских, о приключениях которых в стране алмазов мы здесь рассказываем. Они тоже находились во власти непреодолимой силы. В  Индию они попали  каждый  своей  дорогой  и  встретились  благодаря  одной  из   тех случайностей,  которые  происходят  все-таки  чаще,  чем  принято  думать.
Объединенные общими потребностями и связанные дружбой, они без  колебаний, очертя голову взялись за дело, которое сулит им много злоключений и  может закончиться  их  гибелью.  О  своих  личных  интересах  они   не   думают.
Обстоятельства  заставляют  их  жить   среди   постоянных   трудностей   и беспрерывно возникающих опасностей, но самым неожиданным  катастрофам  они противопоставляют несокрушимое упорство.  Свою  силу  и  находчивость  они черпают в  тех  особых  свойствах,  которыми  наделяет  таких  людей  сама природа.
С каким трудом, ценой каких утомительных и сложных ухищрений удалось им, наконец, создать себе средство обороны! Но вот возникла новая опасность.    На берегу  лагуны,  по  которой  фургон  должен  был  вот-вот  поплыть, показались несколько человек. Кто-то из них без предупреждения  выстрелил, - стало быть, нельзя сомневаться насчет их  намерений. 
Егор  остался жив только благодаря чуду. Однако надо спешить, потому что вода спадает  - еще немного, и фургон окажется на сухой земле.    Бесстрашные друзья голову не теряют. Опасность придает им  новые  силы, они решают играть ва-банк, и сию же минуту.
К  счастью,  фургон  стоит  не поперек реки, а вдоль. Таким образом, одна сторона кузова более, или  менее защищена от пуль, которых враги, несомненно, не пожалеют. Илья и Ося выломали каждый  по  перекладине  из  боковых  стенок  и вооружились ими. Они требуют, чтобы им была  предоставлена  опасная  честь первыми начать задуманную операцию  по  снятию  колес. 
Операция  была  бы достаточно рискованной при любых обстоятельствах, а сейчас,  на  глазах  у нападающих, она становится в сто раз более трудной и  опасной.  Решено  на всякий случай выполнить работу  в  два  приема  и  сначала  снять  колеса, которые смотрят в сторону реки.  В  изобретательной  голове  Егора рождается новая мысль. Найти в фургоне  среди  хлама  какую-нибудь  старую куртку, рваные штаны и продавленную шляпу, напялить  все  это  на  обломки доски, так, чтобы получилось  чучело,  было  для  Егора  делом  одной минуты.
- Это ты  что  же,  задумал  ворон  пугать  на  огороде?  -  спрашивает заинтересованный Илья. - Тем мерзавцам понадобилась наша шкура, вряд  ли они испугаются, когда увидят твое изделие.
- А я на это и не рассчитываю! - смеясь, отвечает Александр. - Пока  не мешай мне. Потом увидишь, что выдумка не такая уж глупая.
- Но все-таки?
- Когда осажденный гарнизон намерен сделать  вылазку,  или  восстановить повреждения,  он  прежде  всего  старается  отвлечь  внимание  неприятеля, приковать его к какой-нибудь другой точке.
- Знаю.
- Эту стратегическую задачу я и возлагаю на чучело.
- Браво! Понял! За работу! Ося, ты готов?
- Готов, Илья.
- Одну минуту, - продолжал Егор. -  Я  выставлю  этого  тряпичного джентльмена у задней двери. А вы тем временем скользните вперед. Прячьтесь за колесами и снимайте чеки. Наступать враг еще не решается. Наше молчание пугает его не меньше, чем могла бы  испугать  самая  энергичная  стрельба. Остается несколько минут. Это больше, чем нам нужно. Саран,  лук  и  стрелы при тебе?
- При мне!
- Отлично! Стреляй в первого, кто сунется.
Все вышло именно так, как предвидел Егор. Едва  появилось  чучело, раздался  новый  выстрел.   Пуля   пробила   лохмотья,   но   единственным последствием было то, что в рванине образовалась еще одна дырка.
Тем временем Илья и Ося вошли в воду. Их скрывали высокие массивные колеса.
- Хороший выстрел, - пробормотал Егор. - Судя по раскату и  облаку дыма, это английское ружье. Неужели с нами  воюет  владелец  фургона,  или его друзья?
- Чеки сняты! - сообщили Илья и Ося одновременно.
- Хорошо. Укрепите рычаги между колесами и стенкой фургона и ждите моей команды.
- Готово.
- Фургон накренится в вашу сторону. Будьте осторожны.
- Хорошо.
- Вы готовы?
- Готовы.
- Раз, два, три.
Огромный деревянный ящик сначала заколыхался,  потом  резко  накренился набок, как если бы собирался опрокинуться в реку. Он затрещал, но не упал. И тут раздался крик радости. Тяжелая махина в одну минуту снова  принимает устойчивое горизонтальное положение и тихо покачивается на спокойной глади воды.


                137

Илья и Ося, которым этот успех стоил больших  усилий,  вскакивают  в фургон, обливаясь потом. Но они сияют от радости и кричат как сумасшедшие:
- Плывем! Плывем! Мы спасены.
Это было верно. Подхваченный легким течением,  которое  уносило  его  к реке, фургон поплыл, к великому изумлению осаждающих, но  понимавших,  что за чудо происходит у них на глазах.
Три друга, наконец избавившиеся от грозной опасности, крепко  обнялись. Теперь им надо было позаботиться об управлении  этим  необычным  кораблем. Что им до бешеного крика врагов и их пальбы?    Более  всех  был  заинтригован  всегда  спокойный  и  не  так-то  легко удивляющийся Егор.
Опираясь на крепкий багор, посредством которого он приводил в движение свою плавучую телегу, он все старался  понять,  почему все-таки она поплыла. Объяснил Илья:
- Не скажу, чтобы это вышло совсем случайно, но все-таки нам на сей раз просто повезло. Когда мы с Осей спихнули одновременно оба левых колеса, фургон резко накренился влево. Края осей не выдержали и поломались.  Тогда кузов  потерял  опору  и  снова  выпрямился.  Кстати,   кузов   совершенно водонепроницаем. Ни одна капля воды не просочилась.
- Эта махина ведет себя лучше, чем можно было ожидать.
- Совершенно верно. Мы плывем довольно прилично, хотя наш ковчег  ничем не похож ни на катер, ни на шлюпку.
- Ни хотя бы на самое обыкновенное угольное судно.
- Ну вот, мы наконец попадаем в реку, - заметил Егор. - Теперь нам необходимо на минутку задержаться, чтобы изготовить весла, иначе нас может унести течением. К тому же не надо забывать, что впереди русло реки.
- Весла? Вот одно весло. Его, по-видимому, оставил хозяин. Нам  нужно таких два, или три. Третье будет служить рулем.
- Я, кстати, приберег немного гвоздей. Мы сделаем лопасти из ящиков.  И выстругаем древки из боковых досок.
- Как это все медленно тянется!  -  вздохнул  Илья,  подумав  о  том, сколько времени потребуется на изготовление этих предметов.
- Ничего не поделаешь, друг мой, мы еще немало потеряем времени. Ведь у нас нет никаких инструментов. И все-таки, если бы  ты  меня  послушал,  мы пустились бы в путь только ночью, или, верней, завтра утром, до рассвета.
- Опомнись! - горячо воскликнул Илья. - Неужели  ты  думаешь,  что  я могу этак сидеть здесь до бесконечности сложа руки? Да мне  каждая  минута мучительна.
- Я понимаю. И потому хочу обратиться к твоему благоразумию. Неужели ты забыл, что в нескольких метрах отсюда стоят наши лодки? И  что  ночью надо встретится с судьей, получить от него оружие. Дело приближается к развязке. Поверь мне,  излишняя  поспешность  может  только погубить все, чего мы достигли ценой таких усилий.
- Нет, это невозможно! Я сойду с ума! Я больше ждать не могу!
- Ну что ж, будь, по-твоему, -  с  грустью  сказал  Егор.  -  Едем. Только как бы нам не пришлось об этом пожалеть.
Через полчаса весла были кое-как сделаны. Илья схватил одно из них  и занял место в задней  части  фургона.  Егор и Ося  поместились  в передней части, предварительно подняв стену и  спрятавшись  за  ней.  Надо было еще прорезать два отверстия в боковых стенках, чтобы пропустить весла и дать им точки опоры. Наконец было покончено и с этим.
Илья, который все время ерзал от нетерпения, подал наконец  сигнал  к отплытию. Громоздкое сооружение с трудом снялось с места и  медленно  поплыло  по коричневым водам Кистны, пересекая реку наискось. Несмотря на свою  необычную форму, на свою тяжесть, на слабые силы гребцов, судно  держалось  довольно хорошо.
Только двигалось оно удручающе  медленно,  хотя  и  это  медленное движение стоило гребцам огромных усилии. Надо было, во что бы то  ни  стало не отклоняться от курса, и оба передних гребца положительно выбивались  из сил. И хотя это были люди крепкие, но от беспрерывной борьбы с течением  у них уже ломило все тело.
А тем временем Саран и индиец,  прильнув  к  щелям  в  передней  стенке, смотрели на берег и подавали команду гребцам, которые гребли вслепую. Стойкость всех этих людей была наконец вознаграждена.  Фургон  попал  в мертвую зону, то есть в стоячую воду. В  каких-нибудь  ста  метрах  лежали непроходимые заросли. Индийцы-дозорные сказали, что  ничего  подозрительного не видят, и гребцы остановились недалеко от берега.
Саран обменялся несколькими словами с Егором, направился  к  задней стенке  фургона,  вышел,  нырнул  и  скрылся  под  водой.  Его  отсутствие продолжалось  больше  часа.  Русские  понимали,  какое   значение   имеет разведка, в которую он ушел, а также и то, что лучше  его  никто  с  таким делом не справится. Поэтому возвращения индийца ожидали терпеливо  и  молча.
Наконец Илья, который за  все  время  не  сдвинулся  с  места,  внезапно заметил, что вода забурлила. В то же мгновение вынырнула черпая голова. Саран сиял. Счастливая улыбка растянула ему рот до ушей.
- Идем! - сказал он, раньше,  чем  Илья  успел  произнести  хоть  одно слово.
- Ну что? Что ты видел?
- Идем! Все! - повторил индиец своим гортанным голосом.
Несколько мощных взмахов веслами - и фургон подошел к берегу,  где  его закрепили с  помощью  лиан.  Их  было  здесь  великое  множество.  Илья, Егор и Ося бросились в траву, которая густо  покрывала  берег.  Они даже  не  подумали,  какими  опасностями  это  могло  им  грозить.  Индиец последовал их примеру.

                138

Но тотчас все поднялись на ноги и пошли, вытянувшись  гуськом.  Впереди выступал Сарана.  Кончились  водяные  растения,  начались  густые  сплетения гигантских злачных. Поломанные, или помятые стебли свидетельствовали о том, что здесь недавно проходил человек. Все пятеро пробирались в течение почти получаса, а прошли едва какой-нибудь километр. И  не  потому,  что  дорога была такая уж трудная, а потому,  что  проводник  вел  осторожно. 
Наконец вышли на небольшую полянку и увидели остатки потухшего  костра,  несколько обгорелых головешек, пепел, остатки еды, а также  две  охапки  травы.  Они были слегка примяты  и,  видимо,  служили  сиденьем  для  тех,  кто  здесь останавливался на привал.
Илья внимательно осмотрел пепел и, от  волнения  не  будучи  в  силах говорить, пальцем указал  своему  другу  на  несколько  вполне  явственных следов. Рядом с одним из них, который мог бы  перекрыть  след  слона,  был виден след маленькой ноги на высоком каблуке, какой могла оставить  только женщина, носящая изящную обувь.
По другую сторону костра, в направлении, почти параллельном реке, видно было продолжение тропинки, по которой сюда пришли наши путешественники.
- Там? - спросил Илья голосом, дрожавшим от волнения.
- Там, - ответил Саран.
- В таком случае, вперед! - воскликнул Илья, к которому вернулась вся его энергия.
Даже не оборачиваясь, чтобы посмотреть, следуют ли за ним его друзья, и совершенно забыв, что у него нет оружия, он пустился в лес.  Остальные  на минуту растерялись, но все же последовали за  ним,  терзаемые  тревогой  и предчувствием беды.
Сумасшедший бег продолжался долго. Но догнать Илью не удавалось.  Он все время оставался впереди и шумно ломал кусты, среди  которых  извивался еле заметный след. Внезапно все стихло, и  четыре  спутника  Ильи,  охваченные  щемящей тревогой, услышали в нескольких шагах от себя душераздирающий крик. Понять, что произошло, было невозможно.
Генри стал беспокоиться - он все еще не нашел выхода из  своей угольной темницы.  Текли  часы,  но  никакая  неожиданная  случайность  не приходила ему на помощь.
Благодаря непостижимому чуду он остался жив, благодаря второму чуду ему в руки попало богатство, о каком и мечтать нельзя было. Неудивительно, что он предался безудержной радости.
Затем, несколько успокоившись,  он  стал  думать  о  трудностях  своего положения и об опасностях, которые еще ждут его впереди. Он  понимал,  что ему  никак  не  удастся  найти  дорогу,  которой  пользуется  таинственный владелец всех этих  богатств,  и  потому  решил  дожидаться  его  прихода: спрятаться в каком-нибудь уголке, дать незнакомцу войти и снести ему череп выстрелом из карабина. А тогда можно будет и уйти. Да, но что будет,  если хозяин долго не придет? Если он ранен? Если он попал в плен к  индийцам? Если он умер?
От одних этих мыслей дрожь охватила нашего героя,  который  только  что избежал гибели и мечтал снова спасти свою жизнь  ценой  преступления.  Ему пришло в голову,  что,  если  он  здесь  проторчит  слишком  долго,  могут иссякнуть запасы продовольствия. К мукам заточения присоединились бы муки голода.
Все кончилось бы самой страшной  из  всех  смертей  -  смертью  от истощения. Погибнуть среди богатств, даже не привыкнув еще  к  мысли,  что они тебе принадлежат!
- Нет, нет! - глухо бормотал он, - надо выбраться отсюда, во что  бы  то ни стало. И чем скорей, тем лучше.
Он вытер вспотевший лоб, сел на глыбу угля и предался размышлению.
- Остается только одно: проложить подземную галерею.  Ну-ка,  попробуем сориентироваться. Это нетрудно. Сейчас я стою  спиной  к  реке.  Стало быть, приток у меня слева. Слои земли между  моей  пещерой  и  руслом  не может быть слишком толстым. Тридцать метров,  быть  может,  сорок.  Пускай шестьдесят!
- Прорыть подземный ход длиной в шестьдесят метров не  такое  уж великое дело. В особенности если угольный  пласт  тянется  до  продольного разреза. Таким образом, я дойду до стены, которая  возвышается  над  водой. Правда, стена отвесная, но кто мне помешает прорубить в ней ступени?
- Тогда я смогу подняться туда, где  начинается  чертов  колодец,  ведущий  в  мою темницу. Итак, решено! Немедленно рыть подземный ход! Время и труд -  и  я снова увижу божий  свет!  Ей-богу,  Джойс  еще  узнает  счастливые денечки. А если поверх угля лежит базальт? Тогда  я  окажусь,  как  перед железной  броней!  Никакая  кирка,   никакая   сила   не   одолеет   такое препятствие. Но, черт возьми, я забыл, что здесь есть порох! Чего нельзя разбить, то можно взорвать!
Внезапно его внимание привлекла некая геологическая особенность.    Вход в пещеру, пробитый в угольном пласте и потому  совершенно  черный, соприкасался справа с каким-то белым веществом. Это был известняк  грубого строения, образующий слои средней толщины, которые лежат  один  на  другом уступами вплоть до самой вершины горы.
По странному капризу природы, этот  известняк,  почему-то  затесавшийся среди пластов угля, имел форму гигантского  опрокинутого  клина,  так  что угол упирался в дно пещеры,  в  то  время  как  основание  уходило  вверх, беспрерывно расширяясь. Уголь проступал справа и слева и тесно сжимал этот известняковый слой, самым любопытным образом контрастируя с его белизной.
Джойс отметил про себя, что если бы известняк  находился  слева, то это могло бы здорово помешать его работе. Затем он вернулся на  круглую площадку, на которой находился склад, отобрал лопату и кирку и приступил к работе, то есть стал рубить уголь. Но тут он заметил со  все  возрастающим удивлением, что известняковый пласт пересекает пласт  угля  по  правильной прямой, которая идет параллельно реке. Ошибаться он не мог хотя бы потому, что одна из стен склада была известняковой.

                139

- Странно! - пробормотал бандит. - Эта  стена  что-то  мне  напоминает. Если мысленно продолжить эту  линию  по  реке  вверх,  то... Постой-ка! Не ошибаюсь ли я? Нет, не ошибаюсь! Я дойду до акаций,  которые отмечены на карте этого Ильи. На карте отмечено  три акации. Я обнаружил только две.
- Но третью могли и срубить! Уж не  вздумала ли слепая фортуна побаловать меня два раза в один день? Да ведь тут есть от чего сойти с ума! У меня голова раскалывается надвое! Я не выдержу! Это было бы чересчур!..  Успокойся! 
- Я  вижу  эту  карту  во  всех  мельчайших подробностях. Дурак  Смит! Он забрал у меня карту и думает, что без нее я, как без рук и  без  ног.  Пунктирная  линия,  которая  идет  от  акаций, пересекает цветущий остров.
- На  чертеже  Ильи  имелось  черное пятно. Я думал, что это обыкновенная чернильная клякса. А не имел ли он  в виду мою пещеру? Ведь он несомненно знал о ее существовании. Но, в таком случае, я попал, как раз туда, куда нужно! Я  становлюсь  миллионером!  Ах, черт возьми, только бы вырваться на свободу!
Он стал бить киркой по угольному пласту с такой  силой,  какой  сам  за собой не знал. Удары звучали глухо, точно падали на какой-то резонатор.
- Что это  значит?  -  пробормотал  озадаченный  Джойс.  -  Там какая-то пустота?! Уж не  наткнулся  ли  я  еще  на  одну  пещеру,  или  на подземный ход? Было бы неплохо. Работа сразу подвинулась  бы  вперед!  Ибо нечего обманывать самого себя - шахтер я плохой.
Он,  впрочем,  клеветал  сам  на  себя,  потому  что  вокруг  него  уже образовался изрядный холмик  угля  и  заслонял  вход  в  галерею,  которая становилась еле видна.
Старый бандит работал с бешеным усердием, не  замечая  усталости.  Часы текли быстро, и хотя он испытывал настойчивую потребность подкрепиться, но не мог прервать работу. Между тем руки его  покрылись  волдырями,  которые лопались,  так  что  кровь  и  сукровица,  смешиваясь  с  угольной  пылью, образовали черную грязь на древке лопаты.
Тогда ему пришло в голову обратиться за подкреплением  к  алкоголю.  Он откупорил  бутылку  бренди  и  хватил  порядочную  порцию  этой   огненной жидкости.
Затем, увидев жестяное  блюдо,  он  туда  вылил  все  содержимое бутылки. Рядом стоял жестяной ящик с галетами. В одну минуту Виллис вскрыл его, сорвал крышку, взял несколько галет, разломал  их  на  мелкие  куски, бросил в алкоголь и приготовил себе  хороший  "пьяный  суп",  какой  часто видел на приисках.
Таким образом, он мог подкрепляться, не прекращая работы. После  каждого большого усилия он бежал к своему блюду, жадно глотал галету, набрякшую  в водке, и снова возвращался к работе, разгорячаясь все больше и больше. Последствия подобного питания не заставили себя  ждать. 
Сначала  Джойс почувствовал, что у него рябит в глазах, и отяжелела голова.  Вскоре он был совершенно пьян.
- Стоп! -  крикнул  бандит,  замечая  симптомы  этого  физиологического явления. За свою бурную жизнь он успел изучить его  достаточно  хорошо.  - Стоп! Иначе я скоро буду пьян в стельку.  Довольно  хлебать  этот  суп  из водки!
- Черт возьми,  да  у  меня  все  руки  изодраны!  Говорят,  алкоголь способствует заживлению ран. Не лучше ли протереть руки, вместо того, чтобы так по-дурацки напиваться? Гром и тысяча молний,  да  это  не  водка,  это расплавленный свинец!
В проходе стало темнеть, и кусок неба,  который  бандит  еще  видел  из тайника,  когда  разбрасывал  уголь,  стал  краснеть,  озаряемый  пламенем заката. Спускалась ночь. Джойс весьма обрадовался, когда нашел несколько штук свечей из буйволиного жира, которые индийцы изготовляют довольно интересным способом.
Кусок ваты, или тряпки они погружают в сосуд,  наполненный  растопленным жиром. Когда тряпка хорошенько пропитывается, ее вынимают и подвешивают за один конец на просушку. Через несколько минут она затвердевает.  Тогда  ее снова погружают  в  жир,  и  она  обволакивается  новым  слоем.  Ее  снова просушивают. Эту операцию повторяют несколько раз, покуда свеча не получит желаемую толщину.
Джойс высек огонь, зажег свечу и снова взял  в  руки  кирку.  Не слишком твердо держась на ногах, он, однако, работал как бешеный. И тут он потерял всякое представление о времени.  Чтобы  проложить  себе  выход  из пещеры,  он  бил  киркой  направо  и  налево,  не  задумываясь  над   тем, правильного ли он держится направления.
Внезапно кирка провалилась. Она прошла через тонкую перегородку, позади которой лежала пустота. Джойс услышал сильное шипение: откуда-то вырывался воздух,  или газ. Ему показалось, что коптящее желтое пламя его свечи стало  неожиданно увеличиваться и принимать странный голубоватый цвет.
Он  решил, что это ему только кажется, что у него в голове бродит похлебка из бренди. Он даже собрался отпустить по этому поводу шутку, но не успел. Ослепительная молния сверкнула в черной пустоте, бандита окутало пламя, он услышал страшный взрыв и почувствовал,  что  его  с  невероятной  силой подбросило в воздух.
Больше он не помнил ничего - падая, он потерял сознание. Должно быть, солнце уже давно взошло, когда  Джойс  пришел  в себя. Как ни странно, он с замечательной ясностью сознавал  все,  что  с  ним было до того, как он напился, и после.

                140

В один миг промелькнули  перед  ним все события - начиная с падения в пещеру и кончая загадочным взрывом.
Но если сознание было ясно, то  бренное  тело  находилось  в  плачевном состоянии.  Первые  движения,  которые  он  пытался  сделать, вызвали у него крик боли.
Когда же он захотел  подняться,  ноги  отказались ему служить. Он тяжело упал на кучу угля. Но  этот  уголь  медленно  тлел, распространяя едкий  и  удушливый  дым. Джойс  даже  почувствовал жестокий укус огня, - видимо, это и привело его в чувство.
- Горю! Я горю!  -  в  ужасе  закричал  он.  -  Огонь!  Огонь!  Бежать! Оставаться здесь - смерть! Я сгорю или задохнусь! Бежать!  Но  я  не  могу сделать ни шагу. Неужели у меня перебиты ноги? Да ведь в  таком  случае  я пропал! Неужели начинается возмездие? На помощь! На помощь!
- Иду! Иду! - отозвался насмешливый голос, шедший как будто из колодца.
Покачиваясь, оттуда спустился длинный и тонкий  канат. Затем  показался какой-то темный предмет, и  с  ловкостью  обезьяны  по  веревке  спустился человек.
- Это что такое? - воскликнул он. -  Ко  мне  забрались  воры?  Да  тут пожар! Вовремя же я прибыл, однако!
Джойс тотчас узнал этот издевательский голос и  в  неописуемом ужасе воскликнул:
   - Артур Смит! Кончено, я погиб!
Это действительно был Смит. Несмотря на всю свою невозмутимость, на всю свою выдержку, он был ошеломлен и вздрогнул.
- Джойс! Ты? Ах, мошенник, да у  тебя  в  животе  зашито  десять тысяч жизней! Не иначе как ты заключил договор с нашим общим  покровителем Вельзевулом! Я тебя оставил на съедение муравьям, а  ты  цел  и  невредим? Вероятно, им было противно жрать твое мясо! Как ты попал сюда, ко  мне  на дачу, вот чего я не постигаю? А уж я, кажется, кое-что  повидал  на  своем веку!
- Пощади! - прохрипел Джойс, которого сразу обуяли все страхи.
- Послушай, приятель, - резко оборвал  его  Смит,  -  должен  тебе сказать, ты все-таки возмутительный трус. К тому же страх у тебя  какой-то препротивный. Как только ты  меня  видишь  -  сразу  начинаются  плаксивые причитания и мольбы. Они были бы способны увеличить мое презрение к  твоей особе, если бы это еще было возможно!.. Придумай что-нибудь другое, чучело ты этакое.
- Что ж, убей меня сразу! - прорычал Джойс, скрежеща зубами.
- Вот! Это уже лучше! Все равно  ты  обречен.  Значит,  надо  держаться молодцом. - И он насмешливо добавил: - Знаешь, если бы ты  даже  не  был вычеркнут из списков живых, я бы все равно не  рекомендовал  моим  друзьям взять тебя на службу в качестве прислуги. Смотри, во что ты превратил  мой дом.
- Прямо кавардак  какой-то!  Тут  на  неделю  работы  приводить  все  в порядок! Но ведь ты способен протянуть в это время лапу к моему карабину и пустить мне пулю в голову! Так что лучше уж я тебя свяжу,  чтобы  тебе  не лезли дурные мысли в голову.
Джойс все еще оставался неподвижен. Но когда  Смит  грубо схватил его ноги, чтобы связать их, он громко закричал от боли. Жалость была Смиту чужда, все же он остановился и пробормотал:
- Бедняга! У него перебиты ноги. Но это ничего не значит, ползать  он еще может. Такие мерзавцы - народ живучий. Настоящего мужества нет у  них, но ненависть придает им силы. Свяжем ему руки.
Так он и сделал, после чего зажег свечу и стал осматривать пещеру.
- Ума не приложу, - со злостью ворчал он, - как этот  болван  умудрился наделать здесь пожар! Надо убрать весь этот уголь. Он лежит на сквозняке и пылает, как в печи! А это что за галерея? Э, да  он  не  так  глуп,  этот Джойс! Он не мог удрать через колодец и прокладывал себе подземный ход! Да, но, как он сюда попал? Давай-ка осмотрим эту галерею,  быть  может,  мы что-нибудь узнаем.
Он  легко  перескочил  через  груду  угля,  заметил  темную   пробоину, сделанную киркой Джойса, и,  естественно,  приблизил  к  ней  свою свечу. И тут он тоже обратил внимание на то, что пламя  изменило  форму  и цвет и стало голубоватым. Он быстро отошел и бросил пронизывающий взгляд на  Джойса,  по лицу которого, сведенному болью, скользила недобрая улыбка.
- Стой! - сказал Смит. - Мы люди опытные, мы видали виды, мы с этим явлением знакомы. Я сразу узнал рудничный газ. Ах, значит, вот оно  как! - прибавил он насмешливо - Значит,  мы  не  захотели  предупредить  нашего доброго друга Сэма Смита, что в эту галерею лазить опасно, потому что  там газ? Это неблагодарность с вашей стороны, мистер Джойс. Потому  что я ведь мог убить вас, едва войдя, и вы обязаны  только  моему  великодушию тем, что вам все-таки оставлено несколько минут жизни!  Верь  после  этого людям.
- Раз я все равно обречен, - глухим голосом проворчал Джойс, - для меня было бы по крайней мере утешением погибнуть рядом с тобой.
- Ах, вот как? Ты в самом доле набираешься смелости! Но  поздно!  Жаль, что у меня нет  времени  заняться  твоим  воспитанием.  Впрочем,  довольно болтать. Надо поскорей вспомнить Америку, и как я был пожарным в угольных копях. Можно все-таки избавиться от этого зловещего газа. Есть способ.
Способ, о котором  Смит  говорил  так  непринужденно,  был  чрезвычайно опасен, он ставил под отчаянный  риск  жизнь  смельчака,  который  к  нему прибегал. Известно,  что  рудничный  газ,  или  углеводород,  обладает  свойством воспламеняться под действием света и, смотавшись в определенной  пропорции с атмосферным воздухом, дает мощный взрыв.
                141

В старину, до того как была изобретена шахтерская лампочка, газу обычно давали распространиться по галереям и  смешаться  с  воздухом.  Затем  эту смесь  поджигали  -  конечно,  предварительно  удалив  рабочих,  -  и  она взрывалась. На некоторое время это сгорание газа предупреждало возможность непроизвольного взрыва.  Человека,  который  производил  взрыв,  в  Англии называли "пожарным", а во Франции - "кающимся грешником".
На него надевали мокрое платье, маску со стеклами для защиты глаз и в руки  давали  длинный шест с факелом на  конце.  В  таком  виде  он  ложился  наземь  и  полз  в отравленную галерею. Он там находился до тех  пор,  покуда  но  раздавался взрыв. Не надо объяснять, какой опасности подвергался "кающийся грешник".
В Австралии, в первые годы колонизации,  такие  работы  возлагались  на каторжников. Вот, стало быть, что имел в виду Смит. В пещере, которую он в шутку называл своей  дачей,  длинного  шеста  не нашлось. Тогда он схватил  жестяное  блюдо,  из  которого  его  преподобие недавно хлебал свой "суп",  наполнил  его  раскаленным  углем,  с  размаху швырнул в галерею, а сам мгновенно бросился наземь.
Взрыв был оглушительный. В одно мгновение пламя охватило галерою,  пронеслось,  как  метеор,  по круглой  площадке  и,  гонимое  сквозняком,  образовавшимся  между  обоими отверстиями, с шумом ворвалось  в  колодец,  который  служил  входом Смиту. Все это продолжалось едва несколько секунд. Потом наступила тишина.
- Вот и все, Джойс,  -  сказал  Смит  вставая.  -  Опасность миновала, и ваш друг Артур пойдет знакомиться с вашей работой.
С этими словами Смит  машинально  поднял  голову  и  глухо  зарычал  от отчаяния: веревку, которая служила ему лестницей, пожирал огонь.    Теперь всякую возможность общаться с внешним  миром  потеряли  уже  оба бандита.
Покуда Гари добывал для Смита быков - мы знаем, каким способом, - тот оставался на вершине холма и ждал. Смит замкнулся и предался размышлениям. Он  думал  о  странном  сцеплении  событий  последнего  времени,  и   в особенности  о  тех,  которые  были  связаны  с  вожделенными  сокровищами.
Бандит глубоко верил в свои силы;  кроме  того,  благодаря  неожиданной случайности к нему  в  руки  попал  ценный  документ,  который  давал  ему огромные   преимущества   перед   прочими   искателями   клада.    Будущее представлялось ему в розовом свете, и  он  мысленно  перебирал  счастливые возможности, которые перед ним  откроются,  когда  он  станет  обладателем сказочных сокровищ.
Разложив у себя на коленях карту, он внимательно  сравнивал  нанесенные на нее условные знаки с предметами  на  местности.  Его  беспокоила  белая линия на карте, зажатая между двумя  черными  полосами.  На  местности  он ничего подобного не видел.
- Какого черта делает здесь эта линия? -  не  переставал  он  спрашивать самого себя. - Что она обозначает? Зону, где надо производить поиски?  Или углубление в почве? Или подземный ход? Подземный ход! Ах, черт  возьми! 
- Я знаю только один подземный ход, который идет в этом направлении: у меня на даче! Там есть коридор. Он ведет к выступу, который висит  под водой. Вот это было бы здорово! Надо проверить. Нечего жаловаться на  карту. 
- Был бы у меня компас, я бы покончил с этой неизвестностью. Компас. Да их там у меня на складе несколько штук! Но я бы не хотел, чтобы  этот  дурак  Гари видел, куда я пойду.
Смит взял карабин на ремень, поправил шлем на голове, обогнул холм  и пошел, раздвигая кактусы и ветви молочая,  как  Гари,  и  вскоре  исчез. Однако он не спустился вниз, в долину, как сделал Гари. Он стал  петлять, то ползая среди тощей, покрытой колючками растительности, то скрываясь  за выступами скал, то исчезая в темных зарослях.
Вероятно, он хотел  сбить  с  толку  Гари,  которому  не  особенно доверял. В конце концов, он пришел к  некоему  косогору,  один  из  склонов которого  смотрел  на  реку. 
Здесь  Смит  остановился,  отер  пот,  градом катившийся у него по лицу, и внимательно осмотрелся по сторонам.
Ничего подозрительного. Несколько коршунов, паривших  высоко  над  этой сумрачной землей, были единственными живыми существами,  какие  могли  его видеть. Но как он устал!  Сколько  понадобилось  предосторожностей,  чтобы добраться сюда, не будучи замеченным.
На склоне имелась небольшая яма, и в глубине  ее  -  круглое  отверстие диаметром около метра. Оно было похоже на колодец. Странная особенность  - края были черные, но их с запада на восток  перерезала  слегка  вдавленная белая полоса.
Сэм мечтательно оглядел эту геологическую особенность и пробормотал:
- Что же это за белая полоса? Я обратил на нее  внимание  в  первый  же день, когда ступил ногой в угольную пещеру. По-моему, тут никаких сомнений быть не может: известняк, который торчит клином в угольном пласте, - это и есть та белая линия, которая отмечена на карте.
- Странно! Пришло время  все проверить, а я колеблюсь. Чем я рискую, в конце концов? Разве  я  уже  и так недостаточно богат? Если выйдет неудача, неужели мне  не  хватит  моих сбережений, чтобы утешиться? Но нет, я все-таки боюсь неудачи.
- Боюсь,  как бы стрелка компаса не показала совсем иное направление. Ах, эта  стрелка компаса! Она мне страшней, чем отравленная стрела! Ведь я  играю  ва-банк! Если компас подтвердит мои предположения, мне в руки попадет  неисчислимое богатство.  Не  из  тех  обычных  состояний,  какими  располагают   купцы, нажившиеся на торговле кожей, салом, или хлопком, а сумасшедшее великолепие индийского набоба.

                142

- Но ведь только оно и подобает людям моего склада! Если нет  -  всю мою бурную жизнь увенчает скромное существование мелкого рантье. Какой это был бы жалкий конец мечтаний! А ведь я все сделал, даже невозможное, чтобы претворить их в жизнь. Однако довольно малодушничать! Надо с этим кончать.
С этими словами Смит отвалил ногой небольшой, заполненный  углем  окоп, прорытый поблизости от колодца. На самом дне под углем лежал кусок  дерева твердой породы, не толще руки взрослого человека и длиной метра в два. Смит извлек его и положил поперек входа в колодец, как раз на середине.
Затем он снял с себя длинный тонкий шнур, который носил вместо  пояса, прикрепил его к деревянной перекладине, сделал прочный  узел,  в  чем  был великим мастером, и спустил свободный конец вниз.
- Ну вот! - вздохнул он. - Никогда еще, кажется, я так  не  волновался, спускаясь к себе в пещеру. Но человек, который через  несколько  дней,  или даже  через  несколько  часов  может  стать  архимиллионером,  имеет   все основания волноваться.
И тут  он  одной  рукой  схватился  за  веревку,  которая  свисала  над колодцем, другой рукой - за  перекладину  и  стал  медленно  спускаться  в логово, которое в шутку называл своей дачей.
Остальное  читатель  знает.  Читатель  видел,  как  изумлен  был  Смит, наткнувшись на Джойса, которого считал  съеденным  муравьями,  как  он рассердился, заметив беспорядок, причиненный  первым  взрывом,  и  как  он пришел в отчаяние после  второго  взрыва,  когда  сгорела  его  веревка  и пропала всякая возможность общения с внешним миром.
Мистер Смит оказался в заточении вместе с Джойсом. Прошло несколько минут вполне понятного смятения, и Смит, как  человек, хорошо знакомый со всеми превратностями судьбы,  но  никогда  не  теряющий надежды, стал понемногу успокаиваться.
- Ну и что? - сказал он  Джойсу,  который  продолжал  смеяться сатанинским смехом. - Мы попались.  Но  ведь,  кажется,  нам  не  впервой? Можешь смеяться и злорадствовать сколько хочешь и думать,  что  я  разделю твою судьбу. Ошибаешься, дружище! Я убегу! Мне это  не  раз  удавалось.  И тогда я не располагал такими средствами, как сейчас.
А в сторону он пробормотал:
- Одно только неприятно. Пожар-то ведь не погас, вопреки моим расчетам. Огонь распространяется по потолку. Правда, это не так опасно. Но неприятно все-таки работать, когда у тебя над головой пылает. К тому же у меня здесь лежат изрядные запасы пороха. Надо  их  поскорей  вынести  в  какое-нибудь безопасное место. Но сначала осмотрим галерею, из которой вырвался газ.
Смит взял новую свечу, зажег ее и вошел в проход,  из  которого  Джойса недавно выбросило взрывом. Смит отсутствовал минут пять, потом появился, но  в  каком  виде!  Лицо было бескровно, как у мертвеца, глаза вот-вот выскочат из орбит, рот свело судорогой, руки дрожат нервной дрожью, ноги еле передвигаются.
Он воткнул свечу в какую-то щель,  потом  схватился  обеими  руками  за голову, стал рвать на себе волосы, смеяться, выть,  петь,  рыдать,  -  Смит  производил  впечатление  человека,  с   которым   случился   приступ помешательства.
Когда наконец к нему вернулся дар речи, он стал выкрикивать  бессвязные слова, из которых его преподобие ничего не мог понять.
- Так и есть! Я был прав! Они тоже. И ты тоже. Что тебе здесь нужно было, жулик? Я тебя изрежу на куски. Это ты во всем  виноват. В  том, что я пьян. И в том, что я доведен до отчаяния! Дай я тебя убью.  Нет, этого было бы слишком мало! Я хочу тебя разрезать на куски живого.
- Я сварю твое мясо и буду его жрать у тебя на глазах. Нет, нет. Ты  мой  старый товарищ! Я люблю тебя,  как  брата!  Я  хочу  тебя  обнять.  Вылечить. Забудем все, да, все. Я тебя прощаю.  Гип!  Гип!  Ура!   Да  идем  же!  Туда!  Туда,  в галерею. Ты не можешь ходить? Я тебя понесу! Не бойся ничего! Ты  должен все видеть, Джойс.
Он подхватил калеку на руки,  как  ребенка,  взял  свечу, направился в  галерею  и,  пробежав  метров  пятнадцать,  остановился  как вкопанный.
- Смотри! - закричал он. - Смотри и скажи  мне,  не  следует  ли  перед лицом такого зрелища забыть нашу старую вражду, и злобу, и ненависть.
- Да что ты тут увидел? Что тут есть? - глухо спросил Джойс.
- Наше богатство.  Наше  неслыханное  богатство.  Наше  сумасшедшее богатство!
- Что?
- Да ведь это сокровища индийского раджи. Вот из-за  чего  я  до  такой степени потерял голову, что даже простил тебе все твои подлости.  Но  будь спокоен, я человек слова. Раз я сказал, что простил,  -  значит,  простил. Только бы нам выбраться из этой пещеры - а мы выберемся, и скоро, -  тогда я поделюсь своим богатством с тобой. Потому что хотя ты только косвенный и невольный виновник открытия, но открытие все-таки сделано.
- Да я ничего, но вижу, - возразил Джойс, которого  эти  дружеские слова и весь неожиданный поворот дела сразу успокоили.  -  Я  вижу  только скелет, и  индийское оружие.
- А эти глиняные горшки, которые стоят рядом с покойником,  что в них, по-твоему?
Смит сделал резкое движение, и крик боли вырвался у Джойса, у которого беспомощно свисали обе искалеченные ноги. Артур спустил его наземь, поднял свечу над его головой и сказал:
               
                143

- Здесь полно алмазов и изумрудов, дружище!  Ты  меня  понимаешь?  Алмазы!  Да  еще какие. Ты успел украсть все алмазы, которые я  припрятал  в  земле,  под углем. Но они имели бы довольно жалкий вид, если бы их сравнили  с  этими. На, смотри.
Смит всем корпусом откинулся назад, и что  есть  силы  ударил  ногой  по большому пузатому глиняному сосуду, который стоял возле гранитной гробницы.
Сосуд разлетелся вдребезги, но  на  земле засверкали алмазы. Нетрудно  догадаться,  благодаря  чему  было  сделано  это  необычайное открытие, и как велика здесь была роль случая.
Джойс, роя себе выход  к  берегу  реки,  наткнулся  на  полость, которая содержала значительное количество рудничного газа. Хватив  киркой, он пробил стенку резервуара. После этого он имел неосторожность поднести к нему свечу и вызвал  взрыв.  В  результате  стенка  обрушилась  и  Джойсу перебило ноги.
Смит явился в  ту  минуту,  когда  со  всех  сторон  с  характерным шипением вырывалось новое и гораздо более  значительное  количество  газа. Он тотчас понял всю опасность положения и  вспомнил  единственную  меру, какую еще можно было принять.
Он с полным успехом применил средство  "кающихся  грешников"  и  вызвал второй  взрыв,  который  должен  был  воспламенить   -   и   действительно воспламенил - весь  свободный  газ.  В  момент  взрыва  произошла  отдача, подобная откату орудия.  Она  ударила  в  сравнительно  тонкий  простенок, который отделял газовый резервуар от некоей другой пещеры, лежавшей позади него и, стало быть, ближе к реке. Простенок обрушился, и тогда  раскрылось то убежище, где сейчас и находились оба бандита.
Угольный пласт кончался в нескольких сантиметрах от входа, который  был завален обломками. Пещера лежала в глубине  базальтовой  скалы.  Она  была довольно просторна и  имела  круглую  форму.  Это  делало  ее  похожей  на огромный воздушный пузырь, стенки которого закрепились,  когда  скала  еще находилась в расплавленном состоянии.
Непрерывный глухой гул  говорил  о  близости  реки,  а  чистый  воздух, прорывавшийся сквозь невидимые щели, как будто  доказывал,  что  свободная атмосфера находится не так уж далеко.
Наконец, это жилище  мертвого раджи  должно было иметь хотя бы один удобный вход, если не несколько. В пещере находилось погребение индийского раджи.
И, наконец, это больше всего интересовало обоих осквернителей гробницы, - перед гробницей стоял целый глиняных кувшин, подобный тем, что и ныне пользуются жители этих мест. Один сосуд, самый большой и накрытый вышитой материей стоял за гробницей.
Взрыв нисколько не нарушил порядка в  пещере.  Взрыв разрушил один сосуд, второй развалил Смит. Когда  он  вошел  в  это дотоле нетронутое убежище и стал осматриваться,  его  зачарованный  взгляд различил сверкание, какое могло исходить только от алмаза.
Сомневаться не приходилось. Указания, которые русскому монаху дал потомок раджи Лари, были вполне точны. Карта, составленная покойным  монахом,  была верна до мельчайших подробностей, и оба бандита действительно стояли перед сокровищами, которые в течение столетий накапливали индийские раджи.
Каждый сосуд был по крайней мере  до  половины  наполнен  великолепными алмазами. Индийцы, эти первобытные  дети  природы,  усердно  собирали  их  с далеких, незапамятных времен и ценили их относительно  высоко  только,  как украшения.  Однако   об их   истинной, современной  ценности  никто  и  не  подозревал.   
Местонахождение   клада хранилось в тайне, и тайна переходила от отца  к  сыну.  Из  признаний старейшины племени воинов можно сделать вывод, что и современные  брамины  заглядывают время от времени в таинственную пещеру, когда им бывают нужны  алмазы  для продажи.
Приступ безумия, вызванный у Смита ошеломительной  находкой,  стал, наконец, проходить. Бандит более, или менее успокоился  и,  уверившись,  что видит не сон, а самую настоящую действительность, быстро закончил осмотр.
Но теперь его охватывала тревога. Не то чтобы он не  надеялся  оставить когда-нибудь эту пещеру из "Тысячи и одной ночи", но огонь распространялся с угрожающей быстротой.
- Ты пока побудь здесь, - сказал  он  Джойсу.  -  А  я  быстро перетащу сюда провизию, оружие и боеприпасы.  Устроимся  в  склепе.  Нам  здесь будет неплохо. Потом постараемся найти ход, через который сюда вносят эти сокровища - не с луны же свалились.  А  затем  постараемся уйти отсюда, предварительно набив карманы. Немножко  терпения!  Я не  бог весть, какой хирург, но все же я постараюсь сделать тебе аппарат для ног. Я возьму крышки от ящиков.
Смит быстро вышел и с ужасом увидел,  что  огонь  распространяется  еще быстрей, чем он думал. Потолок пылал так, что огонь прямо-таки  гудел,  но пол  оставался  почти  нетронутым.  Смит  приписал  это  странное  явление сквозняку между колодцем и недавно сделанной пробоиной.
Он быстро завернул в густые меха ящик с порохом и попытался спасти его, шагая среди падавших с потолка кусков пылающего угля и добела  раскаленных камней.
События, которые мы  описали,  развертывались  быстро  и  в  нескольких местах  одновременно.  Из-за  этого  нам  пришлось  надолго  расстаться  с антипатичной личностью Джона. Мерзавец варварски разделался со  своими  преследователями,  но  боялся заслуженных и к тому же весьма вероятных последствий.

                144

Он давно знал, какая тесная  солидарность  обычно  связывает  людей  на приисках, и не без оснований  боялся,  что,  когда  товарищи  пострадавших узнают о его проделке, ему несдобровать. Поэтому его первой  заботой  было положить  перед  ними  какую-нибудь  преграду,  которая  сделала  бы   его недосягаемым.
Такой преградой могло служить стремительное течение реки, сильно разбухшей после грозовых ливней и затопившей всю долину. Сначала он было надеялся переправиться  через  реку  в  своем  фургоне, который так кстати  и  вопреки  всяким  его  ожиданиям  оказался  способен держаться на воде. Но эта  надежда  рухнула  из-за  быстрого  спада  воды: фургон сел на мель.
У Джона не было ни времени, ни сил снять его, и  он  придумал  кое-что другое. Как правильно догадались Илья и Егор, он добрался до берега и  срубил  несколько  деревьев.  Обладая  чудовищной  физической  силой  и прекрасно зная плотничье ремесло – он быстро сколотил плот и устроил на нем шалаш из листьев, в котором могли бы укрыться от жгучего солнца обе его пленницы.
Затем он вернулся в фургон, где, терзаемые тревогой, все еще находились эти две несчастные женщины. Он решил  не  останавливаться  ни  перед  чем, чтобы сломить их сопротивление, если они откажутся перейти на плот. И  все же он сам был не слишком уверен в результатах своей затеи.
Обычное хладнокровие и смелость внезапно покинули его,  когда  пришлось столкнуться с двумя слабыми созданиями, на неукротимую силу  воли  которых он уже не раз наталкивался.
Джон решил действовать словами убеждения, обратиться к их  рассудку  и именно так добиться того, чего не рассчитывал добиться силой.    Он пристал на своем плоту к задней стенке фургона,  осторожно  постучал и, стараясь говорить по возможности мягко, попросил разрешения войти.
Против его ожидания, задвижка, на которую дверь была  заперта  изнутри, быстро скользнула, и Джон услышал мелодичный, но твердый голос госпожи Смит:
- Войдите!
Джон отвернул шарниры, спустил стенку и закрепил ее на  цепях.  Он  не воспользовался приглашением  и  остался  на  плоту,  но  не  мог  сдержать трепета, увидев Анну и Сару.
- Чего еще вы хотите? - спросила госпожа Смит. - Вам  мало  того, что вы нас держите здесь вопреки  священному  праву  на  свободу,  которое имеет каждое человеческое существо, - вам надо своим гнусным  присутствием еще усугубить весь ужас нашего положения? Отвечайте! Чего вы хотите?
- Выслушайте меня, сударыня, ради бога! И вы, барышня. Надо бежать. И, как можно скорей!.. Нам грозит ужасная опасность.
- Что ж, тем лучше.
- Правильно, Анна! Правильно, сестра моя!  -  энергично  поддержала  ее Сара. - Что для нас новая опасность после всего, что мы пережили? Что для нас смерть? Разве мы не решились на все?
- Но вы не знает. Они придут пьяные  от  крови,  от  ярости,  и  от алкоголя.
- Кто?
- Люди с прииска. Мы чудом ускользнули от них.
-  Вы  говорите,  "мы"  ускользнули?  Мне  вдвойне  жаль.  Эти  люди  - труженики. Они должны быть великодушны. Если бы мы обратились к  ним,  они бы заставили вас дорого заплатить за то, что вы так подло  держите  нас  в заточении.
- Видимо, вы не знаете, что большинство из них - разбойники, у  которых нет ничего святого. Это пьяный сброд. Хоть они и работают на вашем прииске, но все  они воры и бандиты! У них нет совести, они не знают  разницы  между  "моим"  и "твоим". И когда у них разыгрываются страсти, они не  отступают  ни  перед каким преступлением.
- Стало быть, они такие же люди, как вы! - бесстрашно возразила молодая женщина.
   Бандит побледнел, у него сжались кулаки.
- Пусть так, - пробормотал он, стараясь  подавить  подымавшуюся  в  нем ярость. - Прошу вас, сударыня, не будем спорить о том, каким я был и каким стал теперь. Я-то проявлял к вам уважение.  А  уж  они  уважать  вас  не станут. И я буду бессилен помочь вам. Вы станете их добычей,  когда  я погибну, защищая вас. Вы слышите, сударыня? Вы станете добычей этих людей, которых невозможно тронуть и  разжалобить.  Так,  что  решайте.  Подумайте, посмотрите и решайте сами, что вам делать,  если  вы  хотите  спасти  вашу жизнь и вашу честь.
- Вы говорите правду? - спросила госпожа Смит. Она услышала  ноту искренности в голосе Джона и заколебалась.
- Клянусь вам моей матерью  и  спасением  моей  души!  -  ответил  Джон, благочестиво крестясь.
- Ваше мнение, Сара? - спросила госпожа Смит свою подругу.
- Выберем из двух зол меньшее.
- Вы правы. Тем более что для  нас  самое  главное  -  выиграть  время. Илья должен быть где-нибудь недалеко. Хорошо! - сказала она, обращаясь к  бандиту.  -  Мы  последуем  за  вами.  Дайте  нам   несколько   минут   на приготовления.
Джон молча поклонился и направился к передней части фургона. Он пробил киркой металлическую обшивку пола, переломал все, чего не мог  увезти,  и, закончив дело разрушения, вернулся, чтобы помочь своим пленницам пересесть на плот.
Госпожа Смит  воспользовалась  этим  временем,  чтобы   гвоздем нацарапать на консервной коробке несколько слов. Она твердо надеялась, что этим поможет мужу найти ее след. Через  реку  переправлялись  осторожно,  медленно,   но   переправились благополучно. На берегу Джон разобрал плот и пустил разрозненные части по течению; бандит не хотел оставить ничего, что могло бы  указать,  в  каком направлении он скрылся.

                145

Затем он взвалил на свои могучие плечи столько  провизии,  сколько  мог поднять, а также два одеяла, топор, кухонный нож и свое верное ружье.
Именно в этот момент пустой фургон и нашли друзья – русские и индусы. Отремонтировав его, они возобновили временно приостановленные поиски. А Джон углубился примерно на километр и свернул вправо - то есть пошел вперед параллельно течению реки. Он знал, что  неподалеку  от  реки найдет в базальтовой стене пещеру, и рассчитывал, что обе пленницы  смогут в ней переждать, покуда  он  отправится  на  поиски  своих бандитов,  с  которыми надеялся легко помириться.
Сделали привал на завтрак, развели костер, затем тронулись дальше.    Несмотря на всю его кажущуюся  самоуверенность,  Джона  мучили  какие-то мрачные предчувствия, хотя для них как будто не  было  никаких  оснований.
Щемящая и в то же время непонятная тревога сжимала его сердце, никогда  не знавшее раскаяния. Быть может, впервые в жизни вспоминал этот  закоренелый и беззаботный злодей, что он хладнокровно убил двух стариков и преспокойно жил после этого рядом с двумя женщинами, один вид которых  должен  был  бы быть постоянным живым укором для его совести.
Злясь на самого себя за эти  чувства,  которые  он  считал  проявлением малодушия, он тряхнул своей  дикой  гривой,  как  бизон,  который  ломится сквозь чащу, и ускорил шаг. Но Анна и Сара изнемогали. Они остановились и решительно объявили, что дальше не пойдут.
Тут бандит потерял  терпение.  Гнев  ударил  ему  в  голову  Он  мерзко выругался и закричал:
- Ах, так? Вы не хотите идти? Посмотрим! У меня, слава  богу,  довольно крепкие плечи, чтобы понести вас обеих. И ноги крепкие, - я дойду. Итак, идете?
Несчастные молодые женщины похолодели  от  ужаса,  увидев  эту  вспышку звериной ярости. Они были не в силах ответить. Мерзавец заключил из этого, что  они  отказываются,  и  подошел  к  ним ближе, подымая кулаки. Неизбежно должно было произойти мерзкое насилие.
Сара,  боясь  за  жизнь  своей  подруги,  не  колебалась  ни   минуты. Великолепная в своем  самоотверженном  порыве,  она  бросилась  вперед  и, раскинув руки, защитила Анну собственным телом. Затем, взглянув на  Джона своими большими черными глазами,  которые  сверкали  от  негодования,  она громко воскликнула:
- Не посмеешь! Таких женщин, как мы, бить нельзя! Нас можно убить!
- Так и будет! - зарычал обезумевший дикарь и выхватил нож. - Не ее,  а тебя, собачья дочь! Да, я тебя зарежу! Как я зарезал твоего отца там, на прииске.
Услышав эти страшные слова и увидав нож, девушка почувствовала,  что  силы  покидают ее. Восковая бледность разлилась по ее лицу, и она рухнула наземь.
- На помощь! На помощь! Скорей! Илья! -  вскричала  Анна,  потерявшая голову от ужаса.
На этот вопль отчаяния отозвался дикий рев, в котором  не  было  ничего человеческого. Он скорей  был  похож  на  клич  страшных  воинов  Дальнего Запада, когда они ликуют на кровавом  празднестве,  опьянев  от  ярости  и крови.
Ветви ломались и падали под непреодолимым натиском, и  на  полянку,  на которой происходила описываемая драма, выскочил человек. Два крика раздались одновременно:
- Анна!
- Илья. Ах, я спасена.
Бешенство во сто раз увеличивало силы Ильи,  и  достойный  тигра прыжок, который вынес его на поляну, столкнул его лицом к лицу с  Джоном. Тот стоял, откинувшись назад, готовый  нанести  удар  ножом.  Но,  получив толчок в грудь, он потерял равновесие, и нож выпал из его руки. У  Ильи не было никакого оружия. Он просто схватил негодяя за  шиворот,  а потом сжал ему горло обеими руками.
Джон захрипел. Он опустил руки, схватил своего противника  за  бока  и сжал его изо всех сил. Оба задыхались, но каждый хотел прикончить другого, ибо они уже успели друг друга узнать и черпали  силы  во  взаимной  старой ненависти. Оба все сильней сжимали друг друга в смертельном объятии.
Бесспорное преимущество бандита было в его необыкновенной силе, к  которой присоединялся вес  буйвола.  Но  зато  Илья  занимал  выгодную  позицию. Впрочем, он вообще был не из тех противников, которыми можно пренебрегать: Илья  был  сложен,  как  античная  статуя,   и   обладал   железной мускулатурой.
Вскоре оба противника стали выбиваться из  сил.  В  момент,  когда  они упали наземь, прибежали Егор, Ося и оба индийца. Все,  что  было до сих пор, оказалось лишь прелюдией, а настоящая яростная, и  ожесточенная борьба только теперь началась.
Противники обвились  один  вокруг  другого, как змеи. Они сталкивались лицами и старались укусить  один  другого;  они катались по земле, и каждый оказывался то верхом на своем  противнике,  то под ним; у обоих платье было в клочьях, все тело в крови, у  обоих  тяжело вздувались бока.
Но оба держали друг друга с неистовой силой диких зверей, так что друзья Ильи не могли даже и попытаться помочь ему. Сквозь кровавый туман, который застилал ему глаза, Джон все же  увидел новоприбывших. Он понял, что погиб, и решил идти на все.


                146

Его  единственным стремлением было хоть на миг привести противника в состояние неподвижности и один раз его ударить. Остальное не важно. Один раз ударить  -  и  Илья будет убит.
Этот роковой замысел был близок  к  осуществлению.  Илья  сделал неосторожность, впрочем весьма простительную: он стал искать глазами  свою любимую, и тут бандит успел на секунду оторваться, схватил его  за грудь и занес над его головой могучий кулак, которым  несомненно  раскроил бы ему череп. Но Илья машинально схватился левой рукой за длинную бороду своего противника, и что было силы дернул вниз.
Это было настолько болезненно, что Джон мгновенно выпустил свою жертву из рук и глухо зарычал. Но уж Илья его не выпустил.  Он  неистово бил по бороде правой рукой между подбородком, из  которого  она  росла,  и своим левым кулаком, на который она была намотана.
Слышно было, как что-то хрустнуло. Нижняя челюсть бандита выскочила из суставов  и  повисла,  едва поддерживаемая порвавшимися мышцами.
Свидетели этой дикой сцены испустили долгий победный клич, когда Илья без усилий отшвырнул своего изуродованного  врага  и  бросился  в  объятия оцепеневшей от ужаса и тревоги невесты.
Все произошло так быстро, что  Егор  едва  успел  заметить  Сару, которая все еще лежала в обмороке.
- Ося, и вы друзья, - сказал он, - возьмите-ка этого негодяя. И свяжите его покрепче. Если он будет сопротивляться, вы  сами  догадаетесь, что с ним делать. А я тем временем постараюсь помочь бедной девушке.
- Егор, сейчас я что-нибудь  сделаю,  уверяю  вас!  Я схожу с ума. Я снова вижу миссис Анну.
Нервное потрясение не давало  Анне  отвечать  на  расспросы  любимого. Она сотрясалась от судорожных рыданий и с нежностью  протянула  верному  другу руку, которую тот почтительно поцеловал.
Тем временем Саран и индиец уже успели связать  бандита,  а  тот  продолжал мычать, как смертельно раненный бизон.
- Анна! Дорогая моя Анна! – повторял Илья. - Вот Егор,  мой  друг, мой брат, который принял громадное участие в твоем освобождении. Это ему и Осе я обязан счастьем видеть тебя.
- Я буду вам сестрой, - просто сказала Анна, вкладывая в эти  несколько слов, шедших из глубины сердца, всю свою признательность.
- Я не забуду также этих добрых индийцев, - продолжал Илья.  -  Что было бы с нами, если бы не их неисчерпаемая преданность!
- Черт возьми, Илья! - перебил его Ося. -  Неужели  мы  здесь будем долго торчать? Проводите наших дам в  фургон,  а  я  задержусь  только  на минутку с Сараном и индийцем и  сведу  счеты  с  этим  мерзавцем.  Я  как-то обещал,  что  спущу  с  него  шкуру  живьем.  Я  также  принял   на   себя обязательство немного поджарить его, да и еще кое-какие другие. Но времени у нас маловато, придется ограничиться  тем,  чтобы  просто  его  повесить. Пусть себе висит и пугает воробьев. Как ваше мнение?
- Илья, друг мой, - сказала Анна  голосом  нежным  и  грустным.  -  Я переживаю первую минуту счастья с тех пор, как  умер  мой  горячо  любимый отец.
- Он умер? Ваш отец умер? - со скорбью воскликнул Илья.
- Его убили, когда он отправлен разыскивать тебя. Я тебе все расскажу когда-нибудь,  какая  это  была  страшная  катастрофа.  Он  стал   жертвой отцовской любви.  Он  молился за своих убийц, испуская последний вздох. Илья, его уже нет, но  во  имя морали, которую он проповедовал,  простим  того,  кто  был  моим  палачом. Оставим ему по крайней мере возможность раскаяться.
- Пусть будет  по-твоему,  -  ответил  Илья,  стараясь  подавить ненависть, которая сверкала в его черных глазах. - Я не  хочу  быть  более непримиримым, чем сама жертва. Я прощаю.
- Но я не прощаю! - неожиданно произнес чей-то негодующий голос. – Этот человек убил моего отца! Он должен за это ответить.
Сара, которую Егор уже привел в чувство,  произносила  эти  слова вся бледная, прекрасная в своем гневе, трагичная, как олицетворение мести.
- Я могу забыть муки, которые он заставил меня перенести,  оскорбления. Но убийство старика, которого я почитала  и  любила,  не  должно  остаться безнаказанным. Вы люди смелые, бесстрашные. Кто из вас  поможет  мне,  кто будет орудием моей ненависти?
Все трое русских с грустью опустили головы и не ответили.
- Что же  это?  -  пронзительным  голосом  воскликнула  девушка.  -  Вы молчите?  Неужели  я  сама  должна  поднять  этот  сверкающий  нож,  чтобы исполнился закон мщения? Неужели я сама должна пролить кровь врага?
- Нет! - разбитым голосом перебила  ее  Анна.  -  Нет,  Сара,  любимая сестра моя. Не надо, чтобы кровь легла пятном на нашу  дружбу.  Оставьте этому презренному человеку жизнь, пусть  его  терзают  укоры  совести.  Не отвергайте  мольбы  женщины,  которая,  подобно  вам,   несет   в   сердце незаживающую рану.
Несколько секунд прошло в томительном молчании.
-  Ах,  сестра  моя,  ты  победила!  -  внезапно  воскликнула  Сара и разразилась слезами. - Пусть он идет с миром и покается. Но уйдем поскорей отсюда. Если я останусь, то могу раздумать. И тогда я  завтра  не  испытаю счастья при мысли о том, что сегодня простила.
Джон имел ужасный вид. Окровавленный и изувеченный, он  мрачно  молчал все время, покуда решался вопрос о его жизни. Из всего, что было  сказано, он понял только, что его не убьют.
Но оставят ли ему свободу движений, развяжут ли  путы,  от  которых  он весь посинел? Его великодушный победитель был  так  счастлив,  найдя  свою невесту, что даже не подумал о заряженном ружье, которое лежало тут рядом. Да и нож все еще сверкал в траве.

                147

Право же, он нелепый человек, этот русский. Вот он  приказывает  своему молочному брату развязать Джона и догонять  остальных.  Да,  именно  так. Джон  свободен.  Ему  нужно  всего  несколько  минут,  чтобы   расправить онемевшие руки.
Тогда он их догонит и убьет без всякой  жалости  эту  красивую  молодую женщину, которая так доверчиво опирается на руку своего жениха.    За это убьют его самого? Что из того? У него  переломана  челюсть.  Все равно он еще долго не сможет принимать пищу. Немного раньше, немного позже - все равно он обречен. Так уж не лучше  ли  погибнуть,  отомстив  слишком великодушному врагу?
На свою беду Джон строил все расчеты, забыв об Осе. А в  лице  этого русского он имел дело с человеком не менее мстительным, чем он сам. Ося простить-то простил, но весьма мало полагался на раскаяние Джона.
Вернув ему свободу, русский наказал индийцу  незаметно  следовать  за ним по лесу, как тень, и не допустить с его стороны какого бы то  ни  было покушения.
Индиец что-то с удовлетворением проворчал и скрылся в зарослях.    Прошло два  часа,  а  он  все  не  показывался.  Его  спутники  вкушали заслуженный отдых на берегу реки и ужо начали тревожиться за  него,  когда наконец он появился. На нем была черная кожаная  куртка,  огромный  ягдташ висел у него через плечо, и в руках он сжимал непомерной длины ружье.
- Что это за диковинный наряд, дружище? - спросил его Егор.
- Тише! -  прошептал  индиец,  прикладывая  палец  к  губам  и  приглашая русского отойти немного в сторону.
- В чем дело?
- Бандит хотел убить белую женщину. Он уже прицеливался.
- Говори.
- Меня скрывала листва, но я видел, как у него сверкали глаза. Тогда  я взял отравленную стрелу. Яд кураре. Я натянул тетиву, и стрела улетела.  Она попала в глаз. Белый умер. Я взял его вещи.
- Ты верный слуга, и мой друг обязан тебе жизнью своей невесты.
- Разве ты не спас моего ребенка, когда его укусила кобра?
Гигантские деревья, растущие на берегах великой  индийской реки, впервые давали приют счастливым людям. Счастье было бы полным, если бы его не омрачали печальные воспоминания о понесенных утратах. Усталость,  раны, болезни, заточение, физическая боль и душевные  муки  -  все  было  забыто среди радостей неожиданной встречи и нежных излияний.
Обеим героиням долгих и мучительных скитаний по Индии  пришлось подробнейшим образом рассказать  все,  что  они  пережили,  и  рассказ  их заставлял слушателей дрожать в одинаковой мере от ужаса и от умиления.
Сара поведала о ночном нападении, жертвой  которого  пал  ее  отец,  о загадочном и неслыханном по дерзости убийстве, о подозрениях мистера Рата, о том, как он отправился на поиски трех русских,  в  которых  непременно хотел видеть убийц.
Девушка простодушно созналась, что  и  сама  разделяла эти нелепые подозрения. Она вспомнила также, как  приняла  Артура  Смита  за Егора, когда бандит прискакал к  фургону,  найдя  Библию  госпожи  Смит. Анна,  со  своей  стороны,  описала   подлое   нападение   бандитов   у деревни, и горе, которое ее постигло, и как Сара, которая не  знала ее, раскрыла ей свое сердце, предложила  все,  что  имела,  и  добровольно делила с ней все муки заточения.
Беседа продолжалась долго, а тем временем оба индийца занялись постройкой обширного шалаша и приготовлением ужина. Ими руководил Ося, на  которого все единодушно возложили обязанности мажордома.
Илья и Егор решили пока оставаться на левом берегу - отсюда было легче  обозревать  местность,  лежавшую  выше по течению реки.  Они  не   забыли нападения, которому подверглись в момент, когда пересаживались в фургон  и собирались покинуть лагуну. Теперь они решили принять меры предосторожности.
- Подождем несколько дней, - говорил Илья,  который  наслаждался своим счастьем. - Ведь мы все-таки нуждаемся и в отдыхе, особенно эти бедные женщины.  А  потом  отправимся  на  прииск  Голконда.  Мы   теперь   можем представить  тамошним  линчевателям  неопровержимые  доказательства  нашей невиновности. И я надеюсь, что этот горе-полицейский не сможет взять  наши доводы  под  сомнение.  Они  будут  подтверждены   такими   свидетельскими показаниями.
- Зачем нам возвращаться к этим скотам? - спросил Егор.
- Да хотя бы затем, чтобы поскорей  получить  возможность  вернуться  в цивилизованные страны. Скажу тебе по чистой совести, я испытываю  огромную потребность жить в доме, под крышей, видеть  людей,  которые  одеты  не  в лохмотья, как мы с тобой, и попросту поесть хлеба.
- Это-то верно! Вид у нас не ахти какой. Мы скорей похожи  на  каких-то бродяг,  чем  на  честных  путешественников.  Но  ты  хочешь  вернуться  в Бомбей? А как же с нашей экспедицией, с ее главной целью?
- Пусть все рухнувшие планы с треском летят в преисподнюю. Я не вернусь в Россию, мы с Анной едем в Англию, хоть и несолоно хлебавши. Кое-как проживу. Я  не смогу пышно  обставить  замок  ее  предков  и  жить  в  ее  живописном имении. Короче говоря,  я  не  смогу  оказать  моей  дорогой  Анне  наше знаменитое российское гостеприимство. Шалаш и сердце -  вот  все,  что  у меня есть.
- Ты правильно рассуждаешь, и я тебя  одобряю  полностью.  Уезжай, дорогой Илья, в Англию. В Росси тебя ждет каторга. А я еще на некоторое время задержусь. Я должен снова взяться за кирку. Ведь у меня-то нет ни гроша. Что касается сокровищ раджи, то об этом  мы  больше  говорить  не  будем.  Я  на  эти сокровища махнул рукой. Из-за них пролилось столько крови.

                148

- И, в конце концов,  мы  еще  все-таки  не  дошли  до  крайности.  Наши скитания все-таки немало нам принесли. Эй, Ося!
- Я здесь, Илья.
-  Ты  сохранил  кожаный  мешочек  с  алмазами,  который  нам   передал Егор, когда вернулся из племени воинов?
- Конечно, сохранил. Я зашил его буйволиной жилой во внутренний карман. Вот он.
Илья раскрыл мешочек, и сразу  засверкали  великолепные  камни  - подарок старейшины племени.
- Тут на добрых двести тысяч фунтов стерлингов, дорогой  мой  Егор.  Позволь мне взять столько, сколько нужно на дорогу, и положи остальное  к  себе  в карман. Это верных десять тысяч годового дохода. Хватит на хлеб и еще  кое на что, кроме хлеба.
- Это мы  потом  увидим,  -  ответил  Егор  улыбаясь.  -  Не  надо забывать, что мы все-таки на берегах Кистны и нас окружают опасные враги, а до Бомбея несколько тысяч километров. В общем, ваши приключения  еще, пожалуй, не кончились.
- Это верно, - признал Илья. -  С  тех  пор,  как  наш  экспедиционный корпус получил пополнение в лице этих двух милых  созданий,  я  совершенно потерял голову. Ты заставляешь меня вспомнить,  что  сегодня  вечером  нам предстоит встретиться с судьей. Я бы  отдал  все,  что  имею,  за  хороший карабин, или хотя бы за  простое  гладкоствольное  ружье  и  несколько  сот патронов.
- Это было бы кстати. Все наши оборонительные  средства  заключаются  в настоящий момент в этой старинной пушке, которую индиец догадался унести с поля битвы. Кстати, ты, должно быть, здорово устал  после  борьбы  с  этим взбесившимся бизоном.
- Нет же, право. Чуть-чуть ломит, и только. Во всяком случае,  счастье, которое я сейчас переживаю, может исцелить от всяких болей.
- Все равно, советую тебе немного отдохнуть. А я буду караулить.
- Спать? Ты смеешься! Да я теперь неделю глаз не сомкну!
Илья не был хвастуном. Он ошибался самым добросовестным образом. Силы человеческие ограничены. Так что не прошло и  получаса,  как  его охватила вялость, и, ласкаемый свежим ветерком, который  дул  с  реки,  он заснул как убитый.
Егор  бодрствовал,  прислонившись  к  дереву.  Ося  хлопотал  по хозяйству, ожидая, когда вернутся Саран и индиец, ушедшие в лес на охоту.    После сравнительно недолгого отсутствия они пришли, буквально  сгибаясь под тяжелой добычей.
Ведомые своим безошибочным  инстинктом,  они  сумели  найти  громадного буйвола и убили его. Индийцы освежевали  тушу  и  завернули  лучшие  куски  в шкуру.
Не то из прихоти, не то с какой-то целью, которой  белые  не  могли разгадать,  индиец  использовал  довольно  оригинальный  прием,   чтобы отделить мясо этого дикого животного от  кожи,  толщина  которой  вошла  в поговорку. С удивительной ловкостью, мы бы даже сказали  -  с  искусством, которому позавидовал бы естествоиспытатель, он  вывернул  кожу  наизнанку.
Туша вышла целиком через широкий разрез в области шеи, и,  таким  образом, шкура представляла огромный, совершенно водонепроницаемый мешок. Егор осмотрел его глазом знатока и оценил  мастерство  работы.  Он уже собирался спросить индийца, зачем  ему  нужен  этот  трофей,  который, вероятно, так трудно было нести на себе, да еще под палящим  солнцем,  как вдруг вдали, на противоположном берегу реки, показались какие-то люди.
Егор стал внимательно и  не  без  тревоги  следить  за  каждым  их движением. Вскоре он услышал  позади  себя  могучее  дыхание,  похожее  на  вздохи кузнечных мехов. Он обернулся и, к великому  изумлению,  увидел,  что  оба индийца, вооружившись полым тростником, изо  всех  сил  надувают  буйволиную шкуру.
Индиец предварительно прочно зашил разрез, ввел две трубки в специально проделанные дырки, и Саран помогал  ему  во  всю  силу  своих  легких.  Оба славных малых дули изо всей  мочи,  у  обоих  глаза  вылезали  на  лоб  от напряжения, оба обливались потом, жилы вздулись  у  них  на  шее,  готовые вот-вот лопнуть, но шкура становилась больше, чем был  сам  буйвол. 
Когда она была наконец надута и гудела, как барабан, бушмен извлек  обе  трубки, тщательно зашил отверстия и оказался обладателем огромного бурдюка. Для чего предназначается этот необычный сосуд,  Егор  спросить  не успел.  Его  внимание  все  больше  привлекали  незнакомцы.  Они  медленно приближались и становились все более отчетливо видны. Не было никакого сомнения - это была группа туземцев.
Зоркий глаз Егора уже различал отдельные фигуры и даже набедренные повязки, которые белой линией делили надвое их тела, точно  выточенные  из эбенового дерева. Они стояли на почти затопленной площадке, которая  напоминала  сплавной лес, и, усердно работая веслами, направлялись к фургону, который  все  еще держался среди густых водяных зарослей.
Егор не знал, друзья это, или враги. Скрываясь за деревьями, он  на всякий случай взял ружье покойного Джона, нашел мушку и стал искать точку прицела.  Но  человек,  на  которого  тяжелое  ружье  случайно   оказалось наведенным,   был   европеец.   Он    резко    выделялся    среди    своих спутников-индийцев.
- Черт возьми! - пробормотал Егор. - Индийцы под  предводительством белого!  И  держат  курс  прямо  на  наш   флагманский   корабль.   Дело осложняется. Может быть, я ошибаюсь, но мне все-таки кажется, что это те самые, которые дали салют в нашу честь, когда мы снимались с якоря.

                149

- Что им нужно? Неужели только фургон? Посмотрим! Черт возьми, они все ближе!  Если бы мне только захотелось, я бы мог  разнести  эту  белокожую  личность  на куски, как гипсовую куклу. Идея! Если я подпущу их слишком близко и  они на нас нападут, нам будет довольно трудно их  отбросить. 
- Если  же  я  без всякого повода выпущу в них то, что лежит в этом здоровенном ружье, я могу покалечить людей ни в чем не повинных  да  еще  разбужу  беднягу  Илью, который спит сном праведника. Конечно,  этот  фургон-корабль  мог  бы  нам пригодиться, но он не так уж необходим. Если нужно им пожертвовать,  чтобы избежать опасного столкновения, уж лучше махнуть на него рукой.
Егор имел обыкновение тотчас выполнять все, что решил. Он отставил ружье, пополз к водяным растениям, потихоньку спустился в воду,  перерезал лианы, на которых  фургон  держался,  сильно  его  толкнул  и  с  теми  же предосторожностями вернулся на прежнее место.
Фургон  сбоку  подхватило  течением,  он  медленно  отчалил,  два  раза повернулся вокруг  своей  оси,  закачался,  но  вскоре  принял  устойчивое положение. Затем он стал набирать ходу и, увлекаемый волнами, поплыл  вниз по реке.
Замысел Егора увенчался полным успехом. Едва  махина  тронулась  с места, как плот, на котором сидели туземцы и который, казалось, шел  прямо к берегу, резко повернул в сторону.
Поднялись громкие крики, и  гребцы,  понукаемые  белым,  изо  всех  сил налегли на весла, пытаясь догнать фургон. Егор был в восторге, видя, как удалась его хитрость. Он  беззвучно посмеялся и вернулся на свой пост.
- Догоняйте его, милые мои, догоняйте, - говорил он про себя. - Хоть  до самого устья. Счастливой дороги! Что касается нас, то, я думаю, нам надо  отсюда убираться, и поскорей! И подальше! Здесь место нездоровое,  по-моему.  Ах, было бы со мной  человек  пятьдесят  моих  верных  воинов!  Кстати,  куда девался индиец со своим бурдюком? Что-то у него сегодня таинственный  вид, у этого славного малого! Я готов биться об заклад, что он что-то  задумал. Скоро мы увидим результаты.
Егор  собирался  разбудить  Илью  и  объяснить  ему,  что  надо поскорей уходить, но Саран, очевидно угадывая его намерения, остановил его.
- Пусть белый поспит, - сказал он. - У нас  есть  время.  Ты  еще кое-что увидишь, раньше, чем наступит ночь.
- Что именно?
- Увидишь! - ответил индиец, загадочный, как сфинкс.
Прошло два часа. Поспело румяное жаркое,  приготовленное  по  туземному способу и приправленное пахучими травами. Илью разбудили гастрономические токи, испускаемые  этой  первобытной поварней. Он потянулся, зевнул и воскликнул:
- Ах, какой аромат. У меня в желудке собрались все вампиры  джунглей. Прошу дам пожаловать к  столу.  Егор,  брось  пушку.  Кушать  подано. Можешь оставить свой пост.
- Я буду посматривать одним глазом и есть за двоих. Потому что, если  я не ошибаюсь, мы скоро увидим кое-что интересное.
- Вот как?
- А ты посмотри в сторону реки. Только незаметно.
- Что там еще случилось? - с тревогой спросила Анна.
- Пустяки, дитя  мое.  Человек  тридцать  индийцев  и,  как  будто,  один белый.
- Враги?
- Пока не знаю. Но вот Егор давно наблюдает за ними. Он, вероятно, лучше знает.
- По-моему, - ответил Егор, - это те самые люди, которые  стреляли в нас, когда мы снимались с якоря. Я не знал,  мы  ли  их  интересуем,  или фургон, и на всякий случай отвязал его. А течением его унесло. Тогда эти загадочные личности помчались  за  ним  на  своем  плоту.  Таким образом мы выиграли часа два. За  это  время  ты  смог  выспаться,  а  тут поспело и наше прекрасное жаркое.
- Об остальном я догадываюсь. Фургон сделает великолепный финт ушами, а люди вернутся посмотреть, кто это сыграл с  ними  такую  милую шутку.
- Возможно! Если  они  пытаются  подняться  на  своем  плоту  вверх  по течению, то они  двигаются  медленнее,  чем  самая  медлительная  из  всех черепах. Мы вполне успеем покушать. А затем примем меры обороны.
- Ты считаешь, что они готовят нападение?
- Почему нет? Но, в общем, я  не  боюсь.  Что-то  они  не  кажутся  мне слишком страшными. Саран  и индиец  укроются,  как  следует  в  зарослях  и покончат с ними. Что касается белого, который ими командует, пусть  пеняет на себя. Если он только попытается сделать нам какие-нибудь  неприятности, я подстрелю его, как самого обыкновенного зайца.
Черные гребцы все приближались. Они гребли  и  в  такт  гребле  во  всю глотку орали какую-то дикую мелодию. Догадывались ли они, что тут есть белые? Привлек ли их запах пищи и дым костра? Вполне можно было это допустить, зная, какие у них зоркие глаза  и какое тонкое обоняние. Во всяком случае, направлялись  они  прямо  к  тому уголку, где заканчивали трапезу наши друзья.
- Внимание! - негромко сказал  Егор.  -  Приближается  решительная минута. Не двигаться!
- Тысяча чертей, - воскликнул Илья.
- В чем дело?
- Этот белый, это Гари. И с ним та самая орава, которую мы однажды видели с мистером Генри. С этим отпетым мерзавцем, которого мы звали Генри.

                150

- Ну, в таком случае сейчас будет жарко. Но куда же это девался индиец? Нам бы теперь весьма пригодились его лук и стрелы. Ведь у нас  всего  только одно ружье.
Егор почувствовал, что кто-то тронул его за плечо. Он обернулся  и увидел Сарана. Тот молча показывал рукой вправо.
- Ах, черт возьми! - воскликнул Егор. -  Похоже,  что  сегодня  на Кистне гонки яхт-клуба! Посмотри, сколько пирог! Целая флотилия!
- И гребцы серьезные! - заметил Илья. - Смотри,  в  каком  правильном порядке идут у них пироги! Прямоугольный треугольник, и мы - его  вершина! И как они дружно  гребут!  Смотри,  как  красиво  вздымается  пена.  Что касается тех, первых, среди которых находится Гари, то я  не  сомневаюсь, что они - враги. Но я охотно отдал бы алмаз в сто фунтов стерлингов, чтобы узнать, каковы намерения этих.
У Сарана лицо застыло от напряжения - он  всматривался  в  приближающуюся флотилию. Но вот он широко улыбнулся и произнес всего одно слово:
- Воины.
Затем он показал пальцем на шарообразную массу, которая  плыла  впереди пирог, покачиваясь на воде, как  буек.  Непосредственно  позади  нее  плыл человек. Он яростно греб. Саран сказал:
- Индиец.
- Воины, - воскликнул Егор. - Мой старый друг, старейшина воинов! Вот кого привел наш славный индиец. Ну,  теперь  мы  спасены!  Теперь  мы,  как следует проучим этих бессовестных грабителей! Мы заставим презренного бандита ответить за все его злодейства.
Изобретательный индиец еще раз спас белых от смертельной опасности. Славный малый понимал,  что  раньше,  или  позже  его  белые  друзья подвергнутся  новому  нападению,  и  решил,  что  на  всякий  случай  надо обеспечить себе возможность связаться с противоположным берегом.
Действительно, только в этом и было спасение.  О  том,  чтобы  уйти  от Гари и его банды  на  север,  и  думать  не  приходилось:  женщины  были совершенно не в силах проделать пешком хотя бы самое небольшое расстояние. Значит, надо было придумать что-нибудь другое, и поскорей. Этим и  занялся индиец. Его лодка и пироги  были  упрятаны  недалеко  от  прииска  в  бухточке, которую скрывали заросли. Построить  новое  суденышко,  хотя  бы  и  самое незатейливое,  времени  не  было. 
Поэтому  он  и  решил  использовать буйволиную шкуру, которую вместе  с  Сараном  накачал  воздухом.  Она  легко держалась на воде и вполне соответствовала его целям. Туземцы часто пользуются  такими  буйками,  когда  надо  переправляться через реки. Прием прост, хотя и не всякому доступен.
Надо одной рукой ухватиться за хвост,  другой  рукой  грести  и  делать сильные толкательные движения ногами. Буек,  в  общем,  полезен  тем,  что  дает  пловцу  опору  и  позволяет продвигаться вперед, не тратя слишком много сил, и отбиваться от крокодилов, которыми кишат индийские реки.
Именно неизбежность встречи  с  этими  отвратительными  земноводными  и затрудняет переправу, которая сама по себе довольно проста, ибо  еще  мало привыкнуть к их виду и уметь спокойно вынести отвратительное прикосновение их толстой брони, - надо уметь разгадывать их намерения и их приемы.
Стало быть, смельчак, который решается  пересечь  реку  вплавь,  должен уметь и плавать и нырять. Обзаведясь своим необычным средством передвижения, индиец уже  думал  о крокодилах не больше, чем о ящерицах. Но он понимал, что,  если  европейцы будут предоставлены самим себе, они застрянут на левом берегу.
Поэтому  он и  решил  без  отлагательства  использовать  свой  плавучий   буй,   чтобы переправиться на противоположный берег и  поискать  союзников.  Индиец не сомневался, что найдет их без особого труда. Никому не сказав о своих намерениях, он незаметно полез в воду,  быстро и благополучно пересек реку и пошел разыскивать племя воинов.
Ему помог благоприятный случай. Внимание воинов и их старейшины привлекло  странное  явление, наблюдавшееся неподалеку от реки.  Они  все  покинули  убежище  и направились к ней, где намеревались принести  дань разгневавшимся  богам - искупительную жертву.
Надо  отдать  им справедливость:  едва  узнав  от   индийца,   что русским грозит опасность, они  бросились  на  выручку,  не  колеблясь  ни секунды. Они даже отложили  ради  этого  торжественный  обряд,  который,  по наивному своему суеверию, они обязаны были совершить в самый короткий срок. Они прибыли вовремя. Только неожиданное их появление могло  помешать в последнюю минуту нападению, которое задумал Гари.
Едва обменявшись  с  ними  первыми  приветствиями,  Илья и Егор заметили, как мрачны эти всегда общительные люди. Когда они дружески осведомились о  причине их озабоченности,  те показали на восток.    Водяная пыль держалась над рекой, гул висел над ней. Но было необычно то,  что  на реке столбом  подымался  густой черный дым. Он вился  прихотливой  спиралью,  затем,  достигнув  известной высоты, расстилался облаком и тяжело висел над водяной пылью.
- Речные божества  разгневаны,  -  глухим  голосом  сказал  брамин, - поэтому к светлым испарениям реки  примешивается черный дым подземного огня. Горе последним потомкам браминов,  если  из-за огня, который пылает на дне бездны, иссякнет вода в реке, у  которой  жили наши предки. Горе нам, если огонь пожрет  почитаемые  останки раджи.  Горе нам, если из рук браминов выпадут знаки их вечного всемогущества.
- А ведь явление действительно странное, - пробормотал Александр.  -  В чем тут дело, интересно знать?
- Растерянность нашего друга, - заметил Илья, - легко понять. Вряд ли здесь когда-нибудь происходило что-нибудь подобное.

                151

- Я теряюсь в догадках. Дым как будто идет из совершенно голой скалы. Я даже не могу приписать его пожару. Не видно, что тут может гореть. Похоже на извержение вулкана.
   - Похоже-то похоже, но это предположение надо отбросить: почва  здесь  не такая, да и самый вид местности другой.
   - Позволь мне. Друг мой, сразу же не согласиться с тобой и опровергнуть поговорку - "нет дыма без огня". Дым, который мы видим, -  имеет происхождение чисто водяное. Впрочем, скоро мы  все сами увидим, потому что, если я не ошибаюсь,  брамин  намерен  лично  туда отправиться. Мы обязательно должны пойти вместе с ним. Нам надо на  прииск Голконда, так  что  его  отряд  будет  нас  охранять  в  пути.  Зато  наше присутствие, один только наш престиж  европейцев  будет  поддержкой  этому славному малому. По-моему, он напуган до смерти. Боюсь, как бы он и  вовсе не потерял голову и не натворил каких-нибудь глупостей.  Мы  должны  этому помешать.
- А затем, - с живостью вставил Ося, - когда этот дым рассеется -  не будет же он держаться вечно, я надеюсь, - мы поищем Гари.  Он где-нибудь здесь, поблизости. У меня с ним старые счеты. Мы его непременно поймаем, и, если вы только пожелаете, можно будет повесить, чтоб другим неповадно было. Нечего жалеть, эту падаль. От него ничего хорошего ждать не приходится.
  Брамин становился все мрачней. Он торопил с посадкой. Все расселись  по легким пирогам, и флотилия вышла на речные  просторы,  к  великой  радости русских, которым не терпелось покинуть эти негостеприимные места.
Менее чем за три четверти часа достигли противоположного берега.    Гари и  его шайка  прибыли  почти  одновременно.   Увидев,   что русских сопровождают воины, они удрали. Пироги были спрятаны в  береговых  зарослях,  и  воины,  опустив головы, молча построились перед своим старейшиной и все  одновременно  воткнули копья в землю.
Известные нам юноши вышли из  рядов  и  стали  рядом  с  брамином,  лицо  которого внезапно просветлело, как лицо человека, принявшего твердое решение. Он выпрямился во весь свой высокий рост, гордо выставил  вперед  бронзовую грудь и протянул обе руки Илье и Егору.
- Прощайте! - сказал он торжественно. - Прощайте, белые! Я  вас  любил. Будда, наш почитаемый бог, завещал нам: - "Все люди  -  братья.  Люди моего парода - братья. Любите их.  Они  тоже  будут  любить  вас".  Я слушал нашего бога Будду, и ваша дружба была нам  наградой.  Будда  сказал правильно: все люди - братья. Кровь, которая течет в сердце  индийца,  такая же красная, как та, что течет в сердце белого. Я сейчас отдам  свою  кровь за мой народ, потому что я -  брамин.  Я  умру,  чтобы  умилостивить  наших богов. Сыновья мои также погибнут! Дети, идем. Нас ждут боги.
Европейцы были взволнованы этой верностью, которая  была  в  одинаковой мере и самоотверженной и бесполезной. По напрасны  были  все  их  старания заставить  брамина  переменить  решение.  Мольбы,  убеждения  -  все   было бесплодно, тот оставался непреклонен.
- Выслушай меня, друг! - сказал ему Егор, когда  все  доводы  были исчерпаны. - До сих пор ты всегда верил словам белых людей.  Они  тебя  не обманули ни разу. Поверь мне, как ты поверил бы самому Будде. Жизнь твоего народа не находится в опасности.  Твоя  смерть  будет  бесполезной,  и  ты напрасно  скажешь  "прощай"  твоей  прекрасной  стране,   твоим   отважным воинам. Подожди, по крайней мере до завтра. Мы найдем способ умилостивить разгневанных богов без того, чтобы тебе пришлось отдать жизнь.
- Благодарю, друг, -  ответил  брамин.  -  Ты  добр,  и  твое  желание удержать меня доказывает, что ты мне друг. Но ты не  знаешь  браминов.  Дай мне уйти туда, куда меня зовет мой долг. А  затем  -  кто  знает,  -  быть может,  я  и  не  погибну.  Вместе  с  сыновьями  я  отправлюсь  на возвышенность,  которая  господствует  над  Кистной.  Мы  произнесем слова, к которым милостивы боги. А в это  время  мои  воины  взберутся  на высоту, из которой вырывается проклятый дым. Оттуда они будут обстреливать черную тучу. Их стрелы  отравлены  ядом  кураре.  Если  им  удастся  загнать чудовище обратно в землю, если брамины услышат мой  голос,  если  испарения реки снова станут  белыми,  как  хохолок  цапли,  и  снова  будут отражать  светлые  круги,  я  вернусь  к  вам  счастливый  и  гордый,  как победитель. Если нет, мы бросимся  все  трое  в  бездну.  Я  сказал.  Вы слышали слово брамина.
Русские были подавлены этой непреклонностью. Они в последний  раз  пожали руку старейшине, не переставая, однако, надеяться на чудо, хотя ничто  его  не предвещало, и совершить его они не могли. Брамин и оба молодых человека снова сели в пирогу, налегли на  весла  и направились наискось через реку, так что  с  определенного  места  течение само понесло их к цветущему острову.
Вскоре их скрыли многочисленные, похожие на цветники небольшие острова, сверкавшие всей пышной красотой тропической флоры. Брамин  отдал  помощнику  кое-какие  приказания,  и  тот  их   аккуратно выполнил: он немедленно отрядил с русскими надежную  охрану  из  лучших воинов и направил  основные  силы  к  реке,  до  которой  было  около километра.
Странное дело, решение брамина внушило всем воинам такую твердость, что воины, которых загадочный дым только что  пугал,  теперь  горели  желанием рассмотреть его поближе. Они  спустились   к  реке,   обогнули   расселину,   расположились полукругом, сохраняя правильный интервал, как в стрелковой цепи,  и  стали взбираться на вершину холма, из которого беспрерывно  били  клубы  черного дыма.
Затем, порядочно продвинувшись вперед, они стали  потрясать  копьями  и испускать  неистовые  крики,  очевидно  имея  в  виду  запугать  невидимое чудовище, о присутствии которого густой дым и свидетельствовал.

                152

Госпожа Смит, ее  подруга,  Илья, Егор, Ося,  а  также индиец и Саран разместились на краю расселины, между  Столбами  богов.  Они видели брамина, обоих юношей, а также воинов, приступом бравших высоту.    Покуда  воины  имели  дело  с  врагом  лишь  воображаемым,   русские оставались неподвижны, с тревогой и нетерпением ожидая развязки. Нечего  и говорить, что они самоотверженно и бесстрашно бросились бы на помощь, если бы их друзьям грозила опасность не воображаемая, а действительная.
Вот уже несколько времени, как,  несмотря  на  всю  свою  энергию,  обе молодые женщины испытывали непреодолимую усталость. Да и мужчины,  которые уж на что привыкли к здешнему зною,  и  те  с  трудом  переносили  тяжелую духоту. Впрочем, ее не вынесла бы и саламандра.
Правда, со стороны реки  дул  ветерок,  но  внезапно  его  приятная свежесть сменилась горячим дыханием доменной печи. Люди задыхались,  они  обливались  потом.  Растения,  даже  такие,  как молочай и кактусы - мрачные жители песков  и  скал,  -  стали  никнуть  и увядать.
- Уф! -  вполголоса  пробормотал  Ося.  -  Не  могу!  Точно  глотаешь раскаленный свинец.
- Собирается гроза, - отозвался Илья.
- И еще какая! Смотрите, даже  эти  чертовы  заросли  и  те  съежились, чувствуя ее приближение.
- Было бы хорошо найти какое-нибудь укрытие - заметил Егор.
- Да вот хотя бы это углубление в скале. Дамы поместятся,  а  мы  можем оставаться и снаружи.
- А что наши друзья воины?
- Они все карабкаются вверх. Ты их видишь?
- Вижу! Не люди, а черти какие-то. В такую жару!
- Видимо, гроза будет необыкновенная.
- Хоть бы ливень погасил этот загадочный огонь, который бушует  там,  в недрах земли. Наш бедный брамин вернулся бы цел и невредим.
- Господам браминам представляется  превосходный  случай  доказать  свое всемогущество   и   предупредить   его    прекрасное,    но    бесполезное самопожертвование.
- Славный брамин! Жалко будет, если он погибнет!
- Ну, вот гроза и начинается! Попросим  наших  дам  пройти  в  укрытие. Сейчас отсюда будет видно величественное и страшное зрелище.
Буря,  предвестником  которой  было  это  резкое  изменение  атмосферы, приближалась с быстротой метеора. Житель умеренного пояса не может себе, и представить ее силы и быстроты. На горизонте, в том месте, где  сверкающее  зеркало  реки  сливалось  с лазурью неба, возникла черная точка. Она стала резко увеличиваться, а затем в несколько мгновений разрослась в пятно.
Небо побледнело. Солнце стало багровым, оно покрылось пятнами лилового цвета, и как будто только мигало из-за туч. Вот пятно превратилось в черную тучу. Ее мрачный вид  только  усугублял дикое сверкание медного круга, который ее опоясывал.
Скорбная тишина  обрушивалась  на  необозримую  долину.  Природа  точно собирала все свои силы, чтобы устоять против надвигающегося потрясения. Все смолкло - люди и животные. Рев  реки  и  тот,  как  будто  стих. Испарения стали еще плотней, но поднимались они с  трудом  и на черном фоне сверкали ослепительной белизной.
Молния  бледными  бороздами  прорезала  ползущие  одна  на   другую   и насыщенные электричеством тучи. Глухой грохот прокатывался над рекой, воды ее в один миг стали свинцовыми. Горячий ветер был насыщен запахом серы, стебли  молочая  поникли.  Дым крутился, и к нему медленно приближались индийцы.
Темнота окутывала низину; но не та обычная темнота,  какая  следует  за сумерками и лишь ненамного предшествует наступлению ночи, -  это,  скорей, разрежение дневного  света,  которое  так  же  болезненно  для  глаз,  как недостаток воздуха - для легких. Это сумрак солнечного затмения. В  пятнах светотени как будто движутся какие-то тела, за которые цепляется угасающий свет.
Они сохранили теплоту и могут еще сверкать несколько мгновений.    Ночь была бы непроницаемой, если бы не молнии. Их бледный свет позволял время  от  времени  видеть  воинов.  Они,   как   будто   остановились   в нерешительности. Они увидели, что что-то странное и новое происходит на  вершине  горы, из которой только что выбивался дым:  на  фоне  грозовых  туч  показались длинные языки пламени, кровавые отсветы пожара.
До сих пор бедняги воины держались хорошо. Но ведь  они  приготовились бороться всего только  с  дымом,  который,  по  наивным  своим  суевериям, принимали за дыхание сказочного чудовища. Теперь им предстояло иметь  дело с пламенем, которое показывало,  как  разрослась  ярость  их  таинственных врагов.
Егор сразу понял причину их колебаний. Он  понял,  что  они  могут растеряться и тогда среди них поднимется паника. Он решил броситься к ним, подбодрить их, стать во  главе  отряда,  если потребуется.  Но  вдруг  с   вершины   холма   донесся   треск,   которому предшествовала вспышка красноватого огонька.
Секунда затишья позволила установить, что это прогремел выстрел.    Никакого сомнения быть не могло, потому что мгновенно  один  из  воинов зашатался, вскинул руками, два раза повернулся вокруг самого себя  и  упал замертво.
Гари бесила медлительность, с которой двигался его плот. Но  вот  бандит убедился, что вся его охота за фургоном была потерянным временем, как если бы он гонялся за тенью: Егор пустил  фургон  по  течению.  Тут  Гари пришел в неподдельное отчаяние.

                153

Подняться на плоту обратно вверх по реке, да еще в таком месте,  где сильное течение в  десять  раз  более  стремительно,  было долом нелегким.    Так что Гари был не только разъярен неудачей - он уже  беспокоился  за весь конечный исход возложенного на него дела.
Он  как  будто  и  не  замечал,  что  его люди  изнурены   долгими странствованиями по воде и по суше, и все время  подбадривал  их  крепкими словами, не скупясь также и на тумаки для  тех,  кто  недостаточно  хорошо понимал слова. Ему удалось обойти водовороты, островки и подводные  скалы,  и  вот  он вошел в спокойные воды. Именно тогда, то есть после того, как  он  потерял три часа на охоту за пустым фургоном и на  возвращение  к  своей  исходной точке, Гари заметил флотилию воинов, которая, сильно налегая  на  весла, шла как будто туда же, куда и он.
Гари не сомневался, что там находятся те самые русские, которые ушли от него, пустив фургон по течению. Но он и помышлять не мог о  том,  чтобы на них напасть, когда их охраняли  воины,  рядом  с  которыми  его грабители имели довольно жалкий вид.
Опять ему пришлось отступить, и весьма поспешно, пока его  не  заметили воины: они обошлись бы с его шайкой не слишком дружелюбно.    Гари трясся от бешенства, но все же  отдал  команду  повернуть  другим бортом.
На сей раз ему  не  пришлось  прибегнуть  к  обычным  своим  мерам поощрения: его люди были и сами достаточно  напуганы  появлением  воинов. Гари благополучно добрался до берега, но никакими силами не  удалось  ему удержать при себе люден: они пустились врассыпную, едва почувствовали  под ногами твердую почву.
Гари одновременно охватило и бешенство и уныние, и он решил вернуться туда, где оставил Артура Смита. Гари не знал, что произошло  за это время со Смитом, и хотел с ним посоветоваться. Он  поднялся  на  гору,  все  время  думая  о  том,  как  бы  отомстить русским. У него даже созрел план.
Тогда-то и разыгрались события, которые мы описали в предыдущей  главе. Они завершились тем, что гора была занята воинами, а их брамин отправился на цветущий остров. Когда Гари увидел, что из скалы бьет  густой  дым,  его  тоже  охватил суеверный ужас.
Белый дикарь был  достаточно  закален,  чтобы  не  бояться опасностей физических, но  дрожал,  как  дитя,  столкнувшись  с  явлением, причины которого были ему непонятны, а последствия могли быть ужасны.
На горе он встретил своего подручного индийца, которому поручил следить за Смитом.
- Загадочное исчезновение мистера Смита тревожит меня все больше.
- В какую сторону он пошел?
- Не знаю.  Могу  сказать  только  одно:  он  не  спустился  в  долину. По-моему, он не ушел с горы, на котором мы находимся.
- Уж не оступился ли он и не упал ли в пропасть?
- Понятия не имею. Но вот что меня беспокоит: вскоре после того, как он исчез, показался столб дыма. Он бьет прямо из-под земли.
-  Скажу  тебе  по  чистой  совести,  все  это  мне  не  нравится.   Мне просто-напросто страшно.
- Мне тоже. У меня земля горит под ногами. Этот  дым  нагоняет  на  меня ужас. И от одиночества у меня тяжело на сердце. Уйдем отсюда.
- Правильно! Уйдем отсюда! Наше соглашение с мистером Смитом  считается расторгнутым, потому что мистер Смит исчез. Нечего нам здесь торчать.
- Как говорится, что  отложено,  то  не  потеряно.  И  мы  скоро  снова возьмемся за поиски клада.
- Гром и молния!
- В чем дело?
- Нам и уйти некуда: мы окружены!
- Окружены?
- А вы поглядите  на  этих воинов.  Они  потрясают  копьями  и  идут  на приступ!
- Э, да, в конце концов, это всего лишь индийцы. С ними  мы  легко управимся. Смотри, какая черная туча поднимается! Сейчас  разразится  гроза,  и  мы сможем прорваться сквозь их ряды.
- Это ты правильно сказал. Пусть подойдут поближе.  Тогда  мы  откроем огонь.
Оба негодяя приготовили оружие и укрылись в зарослях. Воины приближались. Гроза разразилась со  всей  яростью,  и как раз эту минуту Гари счел ее подходящей, чтобы  разрядить  свое  ружье  в одного из воинов.
Однако воины не только не испугались, когда пал их  товарищ,  но  стали кричать еще более яростно. Мгновенно кто-то другой занял место сраженного. Понимая,  что  за  первым  выстрелом  могут  последовать  другие,   воины мгновенно изменили тактику: они бросились на землю, распластались на ней и поползли вперед.
Затем, видимо  повинуясь  команде,  они  все,  как  один,  с  четкостью движений, которой могли бы позавидовать даже  самые  отборные  европейские войска, схватили свои луки, вырвали из колчанов отравленные стрелы - и  на то место, где сверкнул огонь, предшествовавший раскату выстрела, посыпался град стрел.
Бандиты имели в виду прорваться бегом  сквозь  ряды  воинов,  но  теперь, внезапно услышав, как пронзительно свистят на лету  посланцы  смерти,  они остановились.
- Клянусь всеми чертями, Гари, вы совершили неосторожность!  Смотрите, как ловко они стреляют, эти черти, несмотря на темноту.  Наш  куст  утыкан стрелами, как дикобраз колючками. Чуть-чуть в меня не попало.
                154

- Но что нам делать, тысяча молний! Я ума не приложу!
- Пойдем туда, откуда вырывается это красноватое пламя!
- Да подумал ли ты, что говоришь?
- Так хорошо подумал, что сейчас же туда отправляюсь. Оставайтесь, если хотите, чтобы вас нашпиговали отравленными стрелами. Что касается меня, то я предпочитаю немного прожариться, чем погибнуть  мучительной  смертью  от яда кураре.
- Ты прав. Тем более что начинается ливень. Он  нам  поможет незаметно пробраться к реке. А там, кто его знает, быть может,  мы  сумеем выскользнуть из этой ловушки.
То, что бандит называл ливнем, было самым настоящим потопом.    Трудно  составить  себе  представление  о  количестве   воды,   которое обрушилось на базальтовые скалы. Это был водяной смерч. Он оглушительно  ревел,  ломал  деревья,  уносил камни и мгновенно все затопил.
Воины цеплялись за все, что  только  было  возможно,  но  не  отступали,  а бандиты забились в укрытие, прижались друг к дружке и этим спасались  от ливня, который мало в чем уступал реке.
К счастью, длительность  таких  приступов  безумства  обычно  бывает  у природы обратно пропорциональна их ярости. Все кончилось в каких-нибудь четверть часа. Перестал греметь гром, молнии больше не прорезали небо,  грозовая  туча сразу потеряла свою мрачную плотность, понемногу стал пробиваться  бледный свет, прекратился дождь.
Последний порыв ветра разорвал темную тучу  и  унес  ее  на  запад;  он пригнул  столбы  испарений,  державшиеся  над  рекой,  но  вскоре  они выпрямились и вновь обрели свою величественную неподвижность. И тогда показалось солнце. Оно сняло ярче, чем когда  бы  то  ни  было; небесная лазурь была  чиста,  гроза  промыла  ее  и  придала  ей  чудесную прозрачность.
Европейцы и индийцы были в одинаковой мере потрясены быстротой  этого преображения и не смогли сдержать крики радости и восторга. Все взгляды были обращены туда,  где  только  что  краснело  изрыгаемое землей загадочное пламя. Его больше не было. Не было ни огня, ни дыма. Скала приняла обычный вид. Если бы вода не стекала  с  горы  тонкими  ручейками,  если  бы   кусты алоэ, молочая и кактусы не приобрели  необычную  свежесть,  нельзя  было  бы  и догадаться о том, что здесь произошло.
Не  осталось  также  ничего  от  загадочного   явления,   которое   так встревожило племена, живущие на берегах индийской реки. Боги угомонились,  и  все  обошлось  без  того,  чтобы  река поглотила их последних потомков. Как мы уже сказали, смерч пригнул  столбы богов к земле.  Тогда  благодаря  необычайной  прозрачности  воздуха  стал отчетливо виден цветущий остров.
На выступе  подводной  скалы,  побелевшей  в  результате  многовекового действия вод, стояли три черные  фигуры.  Они  стояли  гордо,  неподвижно, издали похожие на три огромных восклицательных знака. Это были брамин и его два сына.
Воинам больше незачем было продолжать разведку: перестала существовать причина, делавшая ее необходимой. Доблестные воины  обнимались,  даже  прыгали  от   радости   и приготовились спуститься со своей возвышенности, чтобы торжественно  выйти навстречу брамину и обоим молодым людям.
Русские промокли до костей, по их  приободрило  благотворное  солнце. Они решили присоединиться к воинам и  покинуть  скалу,  которая  едва  не стала местом их гибели. Один лишь Ося был чем-то озабочен.
- Илья. Я согласен  уйти  отсюда,  но  мне  бы  хотелось раньше узнать две вещи.
- Какие?
- Куда девался тот бедный индиец, которого застрелили.
- Застрелили? Тебе, должно быть, приснилось.
- Нет! Я видел и слышал. Я ведь был  снаружи,  когда  вы  находились  в укрытии.
- Ладно, не будем спорить. Допустим, кто-то выстрелил  и  один  человек упал.
- Так вот, я хотел бы знать, куда он девался, этот человек. Похоже, что товарищи заботятся о нем не больше, чем о всемирной выставке. И еще  хотел бы я знать, кто стрелял.
- Вот это правильно! Если только  ты  не  ошибся,  то  этот  загадочный стрелок должен находиться где-нибудь недалеко отсюда.
- Вот и я говорю. Так что, если вы разрешите, я взберусь на выступ, под которым вы укрывались от дождя, и постараюсь осмотреть окрестности.
- Только будь осторожен.
- Ладно. Уж как-нибудь.
Ося все сделал быстро и ловко. Он взобрался,  осмотрелся,  -  все это отняло едва несколько минут. Но, спустившись, он усердно чесал у  себя в затылке, а это всегда бывало у него признаком большого волнения.
- Что вы видели? - спросил его Егор.
- Сейчас объясню. Или, скорей, не объясню, потому что и сам ни черта не понимаю. Я вам просто расскажу, что я видел.
- Боже, какой болтун! - воскликнул Илья, - Говори толком, не тяни!
- Дай ему по крайней мере начать, - благодушно посоветовал Егор.
- Значит, дело вот какое, - продолжал Ося. -  Представьте  себе,  что слева направо, если идти от расселины, то есть прямо  по  течению,  черная скала перерезана длинной белой полосой. Она имеет метра четыре в ширину  и метров триста - четыреста в длину, вправо от нас.
- Очень хорошо. Пока все ясно.  Должно  быть,  через  базальт  проходит известняковая жила. Это бывает.

                155

- Так. Я вам верю, потому что вы знаете  все  на  свете  и  еще  многое другое, - продолжал Ося. - Но когда я вам опишу, какой  вид  она  имеет, эта белая полоса, вы тоже скажете, что дело странное.  Она  лежит  на  дне неглубокой расщелины, так что вся вода, которая стекла  с  горы  во  время грозы, собралась  в  этом  овражке  и  заполнила  его. 
- Но  ведь  вот  что непонятно: вода-то побелела и кипит так, что от нее  пар  идет.  Похоже, как если бы в речке варился молочный  суп.  А  где  печь?  Где  огонь,  на котором варится эта кастрюля? Не видно. Вот и все. Если хотите  убедиться, полезайте наверх. Это ничего не стоит.
- Право же,  полезу.  Для  очистки  совести!  -  воскликнул  Егор, которого живо  заинтересовало  это,  по-видимому,  правдивое  описание  еще одного непонятного явления природы.
Он уже был готов взобраться на площадку, когда на правом берегу реки раздался глухой взрыв. Густой белый дым вырвался из щели, которая внезапно образовалась в скале, и вместе с дымом - град обломков.
Все видевшие это странное явление замерли, хотя  находились  достаточно далеко и никакая опасность им не грозила.
- Похоже на взрыв  в  шахте.  И  не  иначе!  -  заметил  Ося,  первым нарушивший молчание.
- Этого быть не может! - воскликнул Илья.
Дым рассеялся.
-  А  вот  и  шахтеры!  -  воскликнул  Ося,  увидев,  что  из   щели, образовавшейся в результате взрыва, вылезает оборванный, весь в лохмотьях, весь измазанный грязью человек. Двое других появились неизвестно откуда   и бежали, как очумелые.
Егор и Илья  сразу  узнали  этих  неожиданно  и  столь  странным образом появившихся незнакомцев и оба одновременно воскликнули:
   - Артур Смит.
   - Гари.
Тут  прибежали воины.  Они  тоже  услышали  взрыв  и  поспешили   к русским, готовые помочь им, оградить их от новой опасности. Вот они построились в  грозную  линию,  ощерившуюся  копьями,  и  стали недалеко от того места, где, по живописному  выражению  Оси,  известняк кипел, как молочный суп.
Артур Смит осмотрелся, увидел Гари и резко окликнул его. Гари тотчас остановился и как будто вступил с ним в беседу. Тем временем Егор позвал адъютанта брамина и стал советоваться, как бы схватить всех троих негодяев.
Внезапно оглушительный треск покрыл гул реки. Затем  произошел  второй  толчок,  похожий  на  землетрясение  и  тогда закачалась вся гора.    Русские и воины едва удержались на ногах. Им даже пришлось  сесть  на землю, чтобы не упасть.
Затем на протяжении нескольких секунд последовали один  за  другим  еще несколько сильных толчков. Они сопровождались беспрерывным грохотом.
Всем - и русским и индийцам - казалось,  что  земля  уходит  у  них из-под ног, и что они летят в бездну. Это было чистейшей правдой.  Вся та часть горы, которая сжимала реку  справа,  медленно  скользила, отрываясь от твердой земли.
При разработке угольных шахт нередко приходится  прибегать  к  взрывам: тогда от пласта откалываются и дробятся  огромные  глыбы,  не  поддающиеся кирке. Очень долго основным взрывчатым веществом  считался  порох.  Однако  он таит в себе много опасностей, в особенности  если  надо  взорвать  пласты, лежащие на значительной глубине.
Несмотря  на  весь  накопленный  опыт  и   на   все   предосторожности, регулировать грубую силу взрыва не удается.
Две мины с одинаковым зарядом, взорванные  одним  и  тем  же  способом, дадут разные результаты: одна сорвет целый пласт, трещины побегут по  всей галерее, жизнь шахтеров будет в опасности, другая только прошумит  и  даст едкий дым. Зато обе могут высвободить и  поджечь  значительные  количества рудничного газа и вызвать катастрофу.
Много было сделано попыток заменить капризный порох другими веществами, но попытки оказались тщетны.    Все открытия современной химии были бессильны в  этом  вопросе  до  тех пор, покуда решение не нашел скромный труженик, которому  помог  случай  и его собственная наблюдательность.
Вот в чем состоит новшество. Этот принцип основан на свойстве негашеной извести значительно увеличиваться в объеме  под  действием  воды.  Процесс этот протекает чрезвычайно бурно. Таким образом, родилась  мысль  заменить  порох  негашеной  известью.  В угольном пласте пробуравливают  на  расстоянии  полутора  метров  одну  от другой необходимое количество скважин глубиной  в  метр,  при  диаметре  в семь-восемь сантиметров.
Затем в них закладывают патроны с известью. Патроны сделаны из  тонкой  бумаги,  или  светлой  ткани.  Их  наполняют негашеной известью в виде порошка.  Вдоль  патрона,  который  набивают  но слишком туго, находится небольшой  паз,  в  который  вставляется  железная трубка с краном.
Когда мины заряжены, в них наливают при помощи ручного  насоса  воду  и прекращают подачу воды, когда ее достаточно. Известь  тотчас  вступает  в  реакцию,  разбухает,  начинает  распирать сжимающую ее угольную породу и понемногу, без толчков, разваливает ее, так что глыба, опоясанная скважинами, в несколько минут отделяется без взрыва, без дыма и, что особенно важно, без риска поджечь рудничный газ.
Несравненные преимущества этого способа не надо объяснять слишком долго - понятно и без того, что он в значительной мере облегчает трудную  работу шахтера. Читатель  недоумевает:  зачем  мы  отклонились   в   область   угольной промышленности, когда наши герои  сидят  в  крайне  опасном  положении  на берегу реки?

                156

Затем, ответим мы, что это  самый  простой  способ  вернуться  к  нашим героям и объяснить причины и вероятные последствия того  явления,  которое привело их в столкновение с опасностью.
Читатель не забыл рельефа местности, где должен  разыграться  последний акт драмы. На берегу реки, близко от поверхности  земли, лежит пласт угля, уходящий на неопределенную глубину  в  недра.  В  центре пласта находится естественная пещера, которую  Артур Смит  обратил  в  свой склад.
Благодаря случайностям своей бурной жизни он здесь же натолкнулся и на Джойса, который, со своей стороны, свалился сюда  после  целого ряда перипетий. Читатель помнит также и белую полосу, которая представляет собой не что иное, как известняк.
Наконец, читатель помнит взрыв рудничного газа, происшедший по вине Джойса, и страшный пожар, который был последствием этого взрыва, и то, как быстро огонь  распространялся  из-за  сильного  сквозняка,  возникшего между двумя отверстиями в пещере, а  также  ужас  племени воинов,  увидевших  дым этого пожара.
Соединились уголь, известь и огонь. Пройдет короткое время -  и  к  ним присоединится вода. Она придет в виде грозового ливня. Тогда  естественным образом возникнет явление, подобное тому,  которое  в  Европе  в  угольных шахтах достигается посредством закладки мин, заряженных известью. Но в каких грандиозных размерах!
Пожар пылал несколько часов подряд.  Пещера  превратилась  в  настоящую печь по обжигу извести. Неслыханной силы пламя  обожгло  весь  известковый пласт, который представлял собой углекислую соль  кальция.  Под  действием огня известняк разложился, угольная кислота выделилась и получилось именно то, что называется негашеной известью. Оставалось  только,  чтобы  на  нее попало известное количество воды.
Так и случилось. Ливень, который последовал за грозой,  залил  всю  эту огромную массу негашеной извести,  она  разбухла,  стала  с  непреодолимой силой распирать сжимавший ее уголь и  выталкивать  его  но  направлению  к реке. 
Часть  пласта,  в  которой  находились   пещера   Артура   Смита, занимала индийская усыпальница и ее сокровища, откалывалась медленно,  но  с грохотом и треском, которые так испугали наших русских друзей.
Артур Смит и не подозревал, какая ему  грозит  опасность.  Увидев заветный клад, он захотел, как можно скорей вырваться из  мрачной  гробницы. Он особенно тяготился в ней теперь, когда осуществились его заветная мечта. Поэтому он торопился взорвать ту часть скалы, которая мешала ему выйти. 
Он нашел глубокую скважину,  до  половины  засыпал  ее  порохом,  приспособил фитиль, поджег его и удалился в дальний угол гробницы в ожидании взрыва.
Мощный взрыв разорвал скалу надвое и начался обвал. Трудно описать, как главарь банды обрадовался, когда увидал у себя  над  головой клочок синего неба.
Его подбросило, точно пружиной. Он выбежал из  пещеры, на дне которой сверкали тысячи сказочных алмазов,  и  столкнулся  с двумя оставшимися бандитами, которые удирали от русских.
Долго разговаривать им не пришлось: все  внезапно  почувствовали, что земля заходила ходуном у них под ногами. Охваченные безумным страхом, они хотели бежать. Но тщетно.
Таинственная сила не давала им держаться на ногах, они хватались за выступ  скалы,  как утопающий хватается за обломки корабля, потерпевшего крушение.
Онемевшие от ужаса, задыхающиеся, почти утратив всякую  способность  соображать, они стали звать на помощь, кричать, но увидали только, что перед  ними  разверзлась бездна и в них со всех сторон посыпались острые стрелы индийцев.
Действительно, оторвался весь огромный участок,  подвергшийся  действию взрыва. Он медленно с глухим шумом соскальзывал куда-то вниз и     с грохотом рухнул в реку.
Скалы, деревья -  все  это исчезло  в  одно мгновение ока в бушующих волнах вместе  с бандитами, утыканными стрелами, как дикообразы иглами.
Исследуя разрушения, друзья обнаружили, что сама гробница уцелела. Сверху вход в гробницу был закрыт деревянными решетками. Над нижними скальными тоннелями, выходил тоннель со второго этажа.
Как известно, в старину люди помещали в гробницы наиболее ценные предметы. В гробницах прекрасно сохраняется практически все - металл, дерево, кожа, ткань, особенно если она плотно закрыта.
Начинать проверку гробницы наши друзья начали с расчистки верхнего входа и удаления сгнивших венцов дерева. Гробница могла быть заполнена водой, если глубина до грунта не велика, то воду можно было откачать ведрами.
После завершения первого этапа, можно было приступать к спуску. Спуск и подъем,- это самый ответственный процесс в разработке гробницы. 
Спускаться в гробницу было удобнее всего с помощью крепкой веревки. В шахтах очень часто встречаются пробки - застрявшие палки, листья и прочий мусор, ниже которого может быть пустота. Под весом их тел эта пробка могла легко провалиться.
Веревка, стравленная на нужную глубину и надежно закрепленная на поверхности, не давала им провалиться вместе с пробкой. В случае какой-то непредвиденной ситуации, с помощью веревки напарник мог легко и быстро извлечь их из шахты.
Для подъема ценностей на поверхность друзья изготовили треногу. Тренога - это три обычных, не очень толстых бревна, надежно скрепленных между собой. Сверху крепился блок-ролик, через который перекидывалась веревка для поднятия груза. Инструмент, который им был необходим внизу -  обычная лопата.   

                157

Вылезали друзья из шахты, естественно, следуя по веревочной лестнице. Лестницу очень удобно крепили к бревну, перекинутому через яму. По мере подъема напарник сверху осторожно выбирал слабину веревки.
Вся гробница изнутри была увешена венками и гирляндами, видимо, сплетенными из цветов. Странно было видеть, что ни то, ни другое было не тронуто рукой времени. Посредине гробницы, на каменном возвышении, стояла усыпальница. Три ступени, ведущие к ней, были засыпаны высохшими розами. Край разлома начинался, как раз возле гробницы.
Старый грешник Джойс, с перебитыми ногами и все три сосуда сползли в разлом и покоились на дне реки. Позади гробницы уцелел только один сосуд, накрытый вышитым покровом. Темный бархат сплошь был вышит цветными шелками и бисером. По краю шла широкая кайма.
- Художественная работа, - сказал Егор.
- И настоящий жемчуг, - прибавил Ося, рассматривая покров.
Под его крепкими пальцами истлевшая ткань лопнула, и жемчуг посыпался на пол.
- Интересно, для кого она была приготовлена, и кто в ней лежит?
Сосуд был доверху наполнен драгоценными камнями и самоцветами: тут были огромные алмазы, изумруды, аметисты, рубины, гранаты, лалы, топазы, аквамарин, турмалин, все эти камни были пересыпаны громадными перламутровыми и черными жемчужинами.
- Какие сокровища?
- В деревне есть предание, - вмешался Егор, - что давно, очень давно, была страшная гроза. Казалось, вся нечистая сила спустилась на землю и напала на деревню. Только молитвы старого жреца и спасли
жителей.
На следующий день вновь начался ураган и остатки гробницы смыло потоками воды с треснувшего и рыхлого грунта в реку.
На высоком берегу реки оказался брамин, сияющий и  преображенный. Показывая пальцем на склон  горы,  где  зиял  пролом,  на  воды  реки, староста  кричал гортанным голосом:
- Здесь покоится могучий раджа Сингх. Нечестивцы осквернили его усыпальницу, но боги не допустили этого святотатства. Пусть  прах нашего раджи навеки покоится в водах реки,  которая  всегда  была  доброй покровительницей моего народа.   
- Воды  реки Кистны  неподкупные стражи. Пока они не иссякнут, никто не сможет совершить  новое святотатство и накликать на мой народ гнев богов.
                Эпилог.

Друзья избавились от постоянной угрозы, которая преследовала их в лице бандитов.  Теперь  им  надо  было  добраться  до Бомбея: оттуда они надеялись выехать в цивилизованный мир.
К  сокровищам древней гробницы  Ося, Илья и Егор отнеслись   с   полнейшим спокойствием. Что для них все алмазы мира. Было бы рядом дружеское и любящее сердце.
Так они  добрались  до  деревни, которая имела весьма  плачевный  вид. Доктор Браун, тем временем, все это время провел в библиотеке старинного храма за чтением древних рукописей и рассказал им о кровавых событиях, которые опустошили деревню.
Решили раньше всего предать земле жертвы бандитов, не допустить, чтобы  их прах стал добычей хищных зверей. Староста великодушно предложили свою помощь, и вскоре  трупы  несчастных, завернутые в обрывки брезента,  были  сожжены  возле разрушенной алмазной гробницы.
Когда с этим было покончено,  русские и индийцы  двинулись  на  юг. Старый ученый Браун был единственный человеком, уцелевшим после  побоища  в деревне,  не пожелавший расстаться  со  своим  новым другом Осей. 
Он  тоже  отправился  в Бомбей и  охотно  разделял  желание Оси с Сарой навсегда покинуть Индию и отправится в Америку. Странный и  вместе  с  тем  тягостный  случай  едва  не  испортил  этот яркий день. В тот момент, когда  друзья прощались на пристани, какой-то человек бросился  на  Егора  и  попытался схватить его за руку.
На неизвестном были грязные лохмотья, борода распушилась по ветру, в глазах плескалось безумие. Он постоянно повторял:
- Именем закона я арестую вас!
Этим человеком был бывший полицейский мистер Рат. Бедняге чудом удалось избежать  смертельного  укуса  ленточного крайта.  Но  страх, который он  пережил,  когда  почувствовал  одно  лишь  прикосновение  гадины, был так велик, что несчастный потерял рассудок.
Од долго блуждал по джунглям, пока не встретил племя индийцев из касты отверженных.  В их глазах безумие  всегда было священно.  Они окружили его искренним уважением и поклонением.
Для него это даже лучше, чем попасть на родине в сумасшедший дом и быть привязанным к кровати ремнями до конца своих дней.
Егор твердо решил возвратиться в Россию, простите за банальность, но он уже соскучился по родным полям, лесам, зимам, лаптям и онучам. И обнимая друзей на прощание, он сказал:
- Прощайте, Илья и Ося, теперь вы богаты, дай вам Бог долгого семейного счастья на новой родине, но я тоже хочу домой - в Россию.