Эта весна была решающей. Как и та, прошлая, и позапрошлая и еще, которая была до этого. Этот март был моей слабостью. Апрель – был просто моим.
Я бескрайне-крайне бесконечно хочу разрыдаться на этой твердой подушке, вжимая голову в край одеяла. Лучше бы вы все меня не знали.
Март.
В моей голове ты появилась в марте. Ворвалась, вбежала, внеслась, закрывая глаза, раздавливая виски, навсегда оставляя след чуть выше пульса.
Ты усаживалась в кресло, закидывая нога на ногу, вся такая неброская, довольная и чересчур резкая, вытягивала со стола журнал – чуть загнувшийся манжет рубашки – твое тонкое запястье. Ухмылялась и, прищуриваясь, смотрела на меня. Я любила твои неожиданные приступы нежности. Ну вот – шаг к окну – ко мне, осторожно по спине холодными пальцами, напряжение резкой волной укатывает, рисуешь что-то безобразное указательным пальцем. Повернуться. Не ожидала, дорогая? Глаза. Черные, карие – темные, бешено требующие отдать меня полностью, всеми мыслями, идеями, задыханьями. Ты резко отходила на три шага назад и начинала курить. Доставала с дальней полки сок и уходила в другую комнату. Ты не умела принимать замечания, не понимала, не слушала-слышала, разрывала общие фотографии и рвалась оставить меня.
Я почти кричала, задерживая дыхание, натыкалась на твои красивые руки взглядом, примыкалась глазами к пальцам, полностью, без остатка становилась твоей собственностью. Сердце выдавало меня слишком уж яростно. Ты безразлично щурилась, покашливала и включала музыку. Я ненавидела тебя часами, сутками и даже неделями, не могла видеть твои-мои любимые скулы, слышать твой голос было до безумия противно, я задыхалась, изводилась, выворачивалась в темноте, желая только поскорее заснуть, закрыть глаза, никогда не чувствуя запах твоих духов.
Я не умела тебе отказывать, не умела сопротивляться, спорить и просто быть настоящей. я была твоей и этого достаточно. А ты. Ты была просто сама по себе, потратила март на меня и даже не предупредив, выкинула этот месяц из головы.
Я кидалась на диван, не засыпала неделями, пачками выпивала но-шпу – да, я вообще не пью таблетки, - а потом с дикой головной болью меня выворачивало, с судорогами и дрожью я обессиленная набирала твой номер, боясь услышать до боли знакомый голос. Я молила, чтобы закончился ужасный ненавистный март, чтобы закончилось все, связанное с тобой. А потом только сильнее начинала рыдать в подушку, до крови сжимая пальцы.
Этот март был самой сильной моей слабостью.
Апрель.
Больше всего я хотела заполнить свою голову кем-то другим. Изображая тебя, становилась чересчур независимой и агрессивной, легкой наглой, становилась тобой. Я смеялась почти постоянно, улавливая чужие интонации, не обращала внимания на расцарапанные в кровь пальцы, уходила на полночи. Обжигаясь собственной болью, я искала людей. Людей. Людей. Не замечая, что все еще выискиваю тебя.
Изредка отвечала на звонки, ради приличия даже выезжала в гости, оставаясь на ночь. Утром рассматривала очередную девушку, прикидывая, насколько бы меня хватило, чтобы жить с ней. Дотрагивалась до плеч, рук, шеи. Отворачивалась. Отчего-то все чувствовали меня, просили остаться, кидались тарелками-кружками-стаканами и закатывали истерики. Я их ненавидела.
Во мне была тупая чертвозьми пустота, все еще незаполненная после тебя. Сухая острая, режущая и до крика давящая всей своей тяжестью пустота. Главное, я не любила. Делала себе тупые подарки, встречалась со всеми подряд, принимала ненужные «я люблю тебя», только кивала в ответ и уходила. Как и ты когда-то.
Но я тем не менее чувствовала себя настоящей. мне было плевать на всех кроме себя, плевать на чью-то боль, обиду и неприязнь. Я пользовалась чужой лаской, любовью, играя собственными чувствами.
Этот апрель я забрала себе, просто выхватила из чьих-то рук. И оставила. Так просто, себе на память.