... таким-то образом никогда ничего не случалось на свете, никаких человеческих страстей, а только власть и желание Божии распоряжались событиями и поступками, и мальчик раскачивал камешком на верёвочке, повторяя про себя несвязанные друг с другом, иррациональные для детского мировоззрения числа, и камешек двигался по траектории, предначертанной Им Самим для конкретного этого случая, и некуда было деваться ни камешку, ни мальчику, а какой-то взрослый умный дядя, глядя на эту картинку, умилялся величием Божиим... пока мне не стало скучно писать об этом.
Я выхожу из дома, сажусь на крыльце - имею полное право цитировать самого себя без кавычек как в устной, так и в печатной речи, с этим у меня проблем не возникает. Мне плевать на что-то, сам пока не разобрался, на что конкретно. Может даже на очень многое. Лишь бы поменьше букв приходилось успеть подумать в этот момент плевка. Вот чем я спокоен или неспокоен, мне неинтересно снова.
Меня укусил комар - первый комар в этом году, даже приятно. Только комаром я больше не становлюсь.
И что это в самом деле я опять себя цитирую, даже перевираю по склерозу?)
Странное дело - я улыбаюсь, мне позволяет делать это банальное препинание. Каким знаком изобразить, что я икнул?
Вернёмся к чему-либо. Я вернусь - мысль уже убежала, лень уже не та, что прежде, пристальность взгляда побуждает равнодушно молчать: смотрю и равнодушничаю. равнодушие, хорошее такое равнодушие, как будто никого на земле не осталось. И я такой спокойный пошёл в магазин за пивом.
Или просто скучно. От лени такое иногда происходит.
Вообще, как у тебя дела? Как поживает на полке Рильке? Райнер наш Мария? Как там карты в штоссе? Как там чай с казинаками?
Вернёмся ещё к чему-либо. К странностям. Мне не странно. Поищу другое отсутствие темы.
Для Борхеса не бывало такого отсутствия, он мог писать обо всём: о войне, о нищите в Африке, о дурацких политиках Путина и Клинтона - но не писал. Ему было плевать. Он придумывал то, что никому не было нужно или важно. Он убеждал в том, что сетевой маркетинг победит зло нищеты. Борхес был рульный парень, пока не начал сходить с ума. Тогда он изобрёл КНИГУ ПЕСКА, и в ней было и про Бога написано, и про мальчика с камешком, и про меня, и аксаксал млё мелькало два или три раза, пока не покатилось истинное, настоящее, настоящее время, когда писать не о чем, а пишут и пишут - как бы рисуют на карте Англии карту Англии, нарисованную нелюдимой девочкой в Йоркшире. Борхес оказался прав во всём и в одном. Бесконечная обезьяна существует; на данный момент она называется человечеством, в будущем она должна иметь большой успех у себя. Человек разумный, кузен мой бескровный, тебе что, партнёра не хватило в Галактике?
К чёрту Борхеса.
Хочу о Набокове поговорить. Как он однажды придумал героя с одиннадцатью почерками, с одиннадцатью настроениями, нищетою души и неподвижностью духа. И звали его Герман. Потому что у Набокова была страсть к букве "г": Гумберт Гумберт, Глеб Львович, Герман тот же. Цинциннат Ц., в конце концов. Там ещё Байроновский паук был вроде...
не, тоже скучно. Что-то не своё цитирую, не могу сообразить, и оттого не знаю, где правильнее было бы поставить кавычки.