У Глаши ангина. Можно спать и спать, но по привычке девочка проснулась вместе со взрослыми, собирающимися на работу. Единственная комната в деревенском доме полна движения: кто-то слезает с полатей, кто-то скрипит лавкой. В прихожей металлический ковш звонко ударяет о ведро. Это старуха-беженка черпает воду, чтобы напиться. Сын её Андрей медленно натягивает рубаху. Глаше видно, как рубаха постепенно накрывает ключицы, словно по лесенке, скользит по худым ребрам.
«Всё равно красивый, - думает девочка, - вот только скромный совсем, никогда не скажет ничего».
К кровати подходит Татьяна, старухина дочка, и садиться на краешек. Тема разговора у них изо дня в день одна и та же: про куклу Катерину. Эта необыкновенная игрушка хранится где-то в недрах узла с вещами, которые семья беженцев успела собрать, покидая свой дом на произвол фашистов. Узел ещё большой, но заметно тает. Навсегда исчезают вышитые полотенца, рубашки, скатерти. Они обмениваются на хлеб, картошку и другую скудную еду.
Вчера вечером Глаша спрятала под одеяло свою ржаную ватрушку, чтобы отдать девушке. Всё, что удаётся приберечь: яичко, кусочек хлеба - достаётся Татьяне.
- А глаза голубые? – в сотый раз спрашивает Глаша, протягивая ватрушку.
- Голубые, даже синие. Да, синие–синие с длиннющими ресницами.
- И они закрываются?
- Закрываются и открываются. Она ими моргает, как мы с тобой.
- Сама?
- Конечно, сама.
- А платье в кружевах?
- Я же тебе рассказывала. Шёлковое белое, разрисованное красными маками.
- Про маки ты не говорила, только про кружева.
- И кружева есть. Весь подол в кружевах.
- В один ряд или несколько?
- Три ряда кружев и ещё воротничок.
Глашино сердце замирает, у него не получается вместить такое великолепие. Ведь вся деревенская одежда изготовлена на швейной машинке из домотканного льна, выращенного и выбеленного собственными руками. Шёлковые сорочки жители глухой деревеньки увидели только теперь, впервые, у беженцев, расселённых по их домам. Девчата постарше наряжаются в обмененные на еду кружевные комбинации и ходят в них на вечерки, даже не предполагая, что это всего лишь нижнее бельё. Но Глашу не интересуют сорочки, перед ней, державшей в руках только тряпичную куклу с нарисованным угольком лицом, внезапно открылся неведомый игрушечный мир.
- А туфельки на каблучках?
- Да, и с розовыми бантиками. Когда кукла идёт по комнате, то каблучки стучат: «тук-тук», «тук-тук».
- Разве она сама ходит?
- Не только ходит, она и песню поёт. «Катюшу». Ну, ты же знаешь: «Расцветали яблони и груши…»
- Знаю, знаю, - Глаша уже забыла про ангину. Причём тут ангина? Если бы у неё было хоть что-то, кроме несчастной ватрушки, она тут же, не задумываясь, отдала. Только бы взглянуть, потрогать, поиграть.
- Я тебе её обязательно подарю, - твёрдо обещает Татьяна, вот только закончится узел с вещами, и подарю, а то она лежит глубоко, на самом дне.
Девушка съедает ватрушку и уходит. Глаше, кажется, что кукла лежит рядом на подушке, закрыв свои синие глаза, и она начинает тихонько напевать ей колыбельную.
Мечты прерывает Андрей. Он, уже собрался уходить, но вдруг вернулся и впервые за всё время постоя подошёл к девочке.
- Глаш, давай, я тебе чего-нибудь нарисую, - предлагает он, взяв со стола листочек бумаги.
- А что ты умеешь? – Глаша удивлена и обрадована.
- Да, что хочешь.
- Тогда нарисуй мне куклу.
- Куклу? Вот куклу, наверное, у меня не получится. Хочешь домик?
- Можно домик.
Андрюша аккуратно рисует квадратик, потом крышу, три окошечка, трубу. Из трубы, конечно, валит дым.
- Нарисуй ещё крыльцо и кота, - просит Глаша.
На бумаге появляется крыльцо и гордо сидящий кот, такой огромный, что хвост тянется по всем ступенькам. Девочка довольна. Она не умеет так красиво рисовать, но вот выздоровеет и обязательно попробует.
- Глаша, - тихо просит Андрей, а ты дашь мне вечером кусочек хлеба?
- Да, - кивает Глаша, - я тебе оставлю, не беспокойся.
Дом затихает, все разошлись и скучно, потому что ангина и надо лежать весь день.
Но тут девочка вспоминает, что у неё же кукла! Кукла с закрывающимися глазами, гуляющая по полу и поющая «Катюшу»! Ведь узел когда-нибудь закончится. Обязательно закончится.
Вечером Глаша, припрятав ломоть хлеба, ожидает Андрея, но ни в тот, ни на другой день он не возвращается с работы. К удивлению Глаши, он не возвращается больше никогда. Оказывается, нарисовав домик, Андрей вышел на улицу и, не глядя в сторону МТС, направился в военкомат.