Вторая часть черновика Голубой Шарик

Домбук
Как в замедленной съемке Мистер Хилл парит в желтом свете. Он уже забыл о недоразумении на кухне и блаженно улыбается.
На языке крутится "Tea for two, and two for tea..." Приставучая мелодия вспомнилась, когда Ты глядел в унитаз. Не без удовольствия Ты отметил, что ловко управляешься со струей.
Монти удовлетворен итогом.
Если сделать дело, которое все откладываешь на потом, то результат окажется более воодушевляющим, чем если бы ты провернул все сразу.
Опустошить мочевой пузырь гораздо приятнее, когда он полон под завязку.
Сырые подошвы ботинок задорно скрипят, под широкой рубашкой без нижней пуговицы свободно раскачивается безволосое брюшко.
Неяркий свет стоватной лампочки просачивается из ванной. Его достаточно, чтобы разглядеть противоестественный хаос вокруг.
Под ногами валяются обрывки картонной коробки, пивные банки и бумажные пакеты.
Монти скрипнул ботинками еще раз и замер.
Ты нюхаешь воздух. Он пахнет сыростью и твоей свежей мочей.
Ты надеешься, что никто кроме тебя этого запаха не чувствует.
Впереди раскачивается раздутый силуэт человека.
Монтгомери закусил губу так, что та побелела, микроскопические трещенки налились кровью.
Тикают настенные часы в соседней комнате. А в остальном вокруг такая темнота и тишина, что можно подумать, будто очутился в открытом космосе.
Монти открыл рот и провел рукой по лысине. Редкие брови вытянулись кверху и залезли выше на лоб. Бесцветная кожа снова покрылась испариной, виски загудели.
Выход и вход всегда один. Не стоит искать запасной двери, потому что ее не существует.
Далеко-далеко загремела музыка.
- Мистер Гриффин... - жалобно пискнул мистер Хилл. Жертва промолчала.
- Мистер Гриффин, - повторил Монтгомери и печально вздохнул.
Вот бы руки не тряслись.
Есть вещи жуткие. По настоящему жуткие. Но пока не с чем сравнивать, ты боишься даже тараканов. Или чего там обычно боятся?
Вот бы руки не тряслись. Тогда бы все получилось.
Желтый свет обволакивает объемную фигуру Монтгомери, и за порог падает длинная стройная тень. Как удав, она переваливается через порог, тянется пастью к добыче и замирает прямо перед своей целью.
От этой картины у мистера Хилла по спине забегали острые неприятные мурашки.
- Мистер Гриффин, - прошептал Монти осторожно.
Молчание.
Он судорожно вздрогнул и положил холодные потные ладони на залысину.
Не все идет так гладко, как ты надеялся. Ты ожидал, что все произойдет быстро и не останется времени, чтобы осознать свой поступок.
Действие обычно опережает мысль. В этом вся прелесть безвыходных положений.
Мистер Хилл стоит от мистера Гриффина на расстоянии собственной тени. Фактически, он уже касается жертвы.
Нужно было ударить сразу. Сразу разобраться с этим и не тянуть до последнего. Тогда адреналин сделал бы свое дело, и ты бы уже свалил остывший труп в один из мусорных контейнеров в переулке.
В дальнем углу, у окна, должна быть недопитая бутылка сорокоградусной водки.
Монти провел по лицу влажными ладонями и шагнул в темноту.
Ботинки визгливо скрипнули.
Жертва испуганно икнула.
Сердце подпрыгнуло.
Монтгомери остановился и обернулся. Ничего не изменилось - жертва на месте.
Мистер Хилл двинулся дальше.
Ботинки скрипнули.
Жертва ойкнула.
Монти снова обернулся.
Какого черта?! Так можно с ума сойти!
Это больше не похоже на реальность. Плохой сон затянулся.
Там где обрывается полоска желтого света, начинается синяя пустота.
Далекая какофония воет громче, а потом снова затихает, а потом снова воет. С бессвязным гулом смешивается тиканье настенных часов. Но ближе всего тревожное дыхание жертвы. Она дышит так, будто собирается рожать.
Монти облизнул потрескавшиеся губы, и слюна прижгла маленькие трещенки.
Глаза забегали по непроницаемой скользкой темноте.
Придется постараться, чтобы ничего не сбить и не раздавить.
По левую руку пыхтит жертва.
Заткнись, мразь! Заткнись, урод! Заткнись! Заткнись! Заткнись!
На стене по правую руку есть маленькое надгробие-выключатель, и если на него нажать, то загорится сиротливая лампочка.
К черту лампочки! Ты так перепуган, что лучше бы пока оставаться в темноте.
Тараканы разбегаются, если включить свет. Такой рефлекс. Как у собак Павлова: я жму на кнопку - голос; я жму на кнопку - к ноге; я жму на кнопку - умри.
Если не сбежишь вовремя, то, скорее всего, твои белые жидкие внутренности размажут по тапку.
Табуретка хрустнула, и вся кухня содрогнулась от страшного удара. Хором зазвенели чашки и банки.
Мистер Хилл растянулся на полу, как водяная жаба на препарационном столике. Все замерло через секунду, словно он облажался в большом ток-шоу, и теперь миллионы телезрителей в безмолвном недоумении уставились на него.
Хилл приподнялся на руках и обернулся, чтобы убедится, что его жертва не смотрит на своего палача, как на последнего придурка.
На том месте, где только что стоял круглый человечек, осталась лежать цветастая вязаная шапка с длинными, как у спаниэля, ушами.
Дверь хлопнула, и по полу пробежал холодок.
Фред Гриффин, мужчина средних лет, плотного телосложения, без особых примет, пропал без вести.
Монти перевернулся на спину и улыбнулся.

***

По лицу бежит обжигающая соленая капелька, оставляя за собой мокрый след. На виске. На щеке. На шее.
Фред вылетел из темной квартиры. Спертый воздух тут же окружил его и прижал к стене. Дверь захлопнулась, и бесконечная черная пустота проглотила желтый лестничный пролет.
Беги-беги-беги.
Фредди бросился вперед, шаря пухлыми руками перед собой.
Шаги тревожно гудят между невидимыми стенами.
Беги-беги-беги.
Холодный влажный подклад огромной куртки прилипает к вспотевшим подпрыгивающим титькам, к свисающему жирку под мышками, к круглому выпирающему брюху.
Беги-беги-беги.
Лампы между этажами гудят и мигают, как сверчки. И каждый раз, когда они загораются, прямо перед носом Фреда появляются то ступени, то стена.
Фред покатился по лестнице.
Десятки ног топают позади. Это погоня, и гонятся за тобой!
Беги!
Заскрежетал металл. Ноги застряли в раме бесхозного велосипеда. Мистер Гриффин, точно большой кусок студня, плашмя шлепнулся на невидимый пол, гремя прицепившейся к ботинку железякой. Но тут же поднялся и поскакал дальше.
Ты чувствуешь, как в груди на кровавые лоскутки распадаются легкие. Черная и алая кровь, булькая, заполняет красные трещинки на сизой ткани. Микроскопические альвеолы лопаются.
Хлоп!
Лопаются.
Хлоп!
Лопаются.
Хлоп!
Скоро Ты выплюнешь теплые, кровоточащие ошметки.
Грудь зудит, горит. Пыльный воздух со свистом тяжко вливается в трахеи.
Беги...
Гриффин вывалился из грязного подъезда на улицу и рухнул на колени. Так падают подорванные многоэтажные здания. Дальше он бежать не может.
Дворик, зажатый между одинаковыми желтыми карликовыми домами, выглядит пустым и диким. Случайных прохожих здесь не бывает.
В белом свете уличных фонарей сияет свежий рыхлый снег. Колючий ветерок осторожно раскачивает редкие хилые деревца.
От холода лицо Гриффина, блестящее, влажное, багровое, стало покрываться тонкой соленой коркой.
Опустив голову на сиськи, Фред натужно хрипит, яростно всасывая воздух. Грудь его то поднимается, то опускается. Поднимается - опускается.
Тебя сейчас догонят, и ты умрешь. Нечего было и пытаться.
Ты не любишь бегать. Но однажды тебе пришлось участвовать в марафоне, потому что мистер Добски, главный менеджер, заботится о здоровье своих сотрудников. Можно было не соглашаться, но что бы тогда подумал начальник?
Ты всегда делаешь то, что должен. А должен ты всем. Потому все знают, что на тебя можно положиться. Все доверяют тебе и ты доверяешь всем, потому что доверие - улица с двусторонним движением.
Вместе с тобой в марафоне участвовали такие же, опухшие от работы в офисе, менеджеры среднего звена. Судя по всему, тоже хорошие люди. На майке каждого привлекательный рекламный слоган вроде "стройте вместе со Счастливым Молотком" или "Лучшая бытовая химия от Джесики". Ты гордо нес на груди логотип своей фирмы - веселое колесо. Красными  буквами под колесом написано "Автомобиль мечты почти даром".
В полумиле от линии старта "автомобиль мечты" грохнулся в обморок. Зато следующий месяц для мистера Добски оказался наредкость удачным.
В западне между домами, свистит ветер. Он подхватывает свежий снег с треугольных крыш, и уволакивает его за собой.
Крохотные окошки желтого дома одно за другим загораются, в серых квартирах-сотах кипит жизнь.
Небо, полное звезд, утонуло в ночном освещении.
Фред вытер нос рукавом, поднялся и печально побрел через заснеженный двор.

***

От волнения у мистера Хилла сжалась мошонка. В этом мало приятного.
Жертва сбежала - все проблемы решились сами собой. Когда такое неожиданно случается, можно ненадолго поверить в бога. Если прямо перед вами на землю упадет кирпич, или вы окажетесь единственным выжившим в авиакатастрофе, то первым делом скажете "слава богу", а потом полный порядок, и вот бога уже нет.
Монти кряхтит перед зеркалом, в котором отражается сочная извивающаяся сарделька в широких трусах. Уже полчаса он безуспешно пытается сжать свое лысое пузо так, чтобы увидеть тапки, не сгибаясь пополам.
Нужно было взять себя в руки, и Хилл для начала решил сказать себе что-нибудь приятное.
- Ты красавчик, - сказал он себе полчаса назад  - ты приятный, и перспективный, и добрый...
Чем больше достоинств Монти обнаруживал, тем шире он улыбался. Его заплывшее лицо и впрямь становилось довольно приятным и перспективным в отражении. Отразившись в зеркале даже разгром в каморке казался менее растрепанным - это очень удобно.
- Ты боец, убийца! - вялая "двойка" и "хук" справа привели в движение жировую прослойку Хилла, - и нос как у боксера! Женщины любят бойцов. Тебе бы только живот убрать...
Дряблый бесформенный пузырь и впрямь смотрится некудышно. Круглый и блестящий, без намека на волосы, он больше похож на чью-то лысину с пупком. Выглядит противно. Поэтому мистер Хилл принялся вдавливать свое жирное брюшко внутрь. Но то лишь раскачивалось из стороны в сторону, а руки проваливались в плотный теплый пудинг.
Спустя полчаса Монти не сдается. Он все так же пыхтит перед зеркалом: обнимает свое пузо - то выпадает снизу; сдавливает - вываливается вперед; прижимает - растекается по бокам.
Когда мистер Хилл расклеивал объявления, у него оставалось много времени. Достаточно, чтобы потратить его на себя. И Хилл подумал, что неплохо было бы сходить пару раз в тренажерный зал.
На рекламном проспекте белый мужчина с лошадиными зубами и густой гривой улыбался во весь свой лошадиный рот. "Фитнес-клуб "Америка". Восемь-пять-бла-бла-бла-ноль-ноль - позвони Америке по этому номеру.
Белый мужчина продавал "американскую мечту". Этому парню можно верить.
Но как раз в то время выяснилось, что у Монтгомери нет времени на всякие глупости.
Хилл расклеивал объявления по четыре часа в день. Четыре из двадцати четырех. Оставалось еще двадцать.
Говорят, что человеку нужно спать восемь часов в сутки. Для этого десять часов необходимо провести в постели. Или двенадцать часов, если хотите почувствовать себя человеком.
Остается всего восемь часов жизни, в которые не входят четыре часа на работе.
За восемь часов можно доехать от Лондона до Эдинбурга и обратно.
За восемь часов можно пересмотреть "Звездные войны".
За восемь часов можно еще раз выспаться.
Монти повернулся к зеркалу задом. Просиженные ягодицы напряглись и стали похожи на не взбитую перьевую подушку. Через мгновение они снова бессильно обвисли.
Задребезжал дверной звонок.
Кто бы это мог быть?
Почтальон?
В многоквартирных домах не принято ходить друг к другу в гости.
Сантехник?
Здесь не так, как в пригородных домиках с лужайками.
Сосед?
Никаких тебе пирогов с черникой на новоселье и добрососедского чаепития по выходным.
Брюнетка с большой грудью?
Потому что никогда не знаешь, что за скелет прячется за соседней дверью.
Монти провел ладонью по светящейся лысине, и к ней в нужном порядке прилипли редкие бесполезные волосинки.
Мистер Хилл в зеркале выглядит озабоченным.
К нему пришел домовладелец.
Серьезный человек в шляпе и без лица ходит к нему каждую неделю уже несколько месяцев. Потому что Монтгомери обещал заплатить за проживание, но так и не собрал нужной суммы. Сегодня домовладелец обещал придти не один, так как сегодня - "последний срок".
Говорят, что здесь всеми делами заправляет авторитетный то ли швед, то ли австриец, который не любит должников. Говорят, что то ли немец, то ли швейцарец однажды кого-то чуть не убил. А может, убил совсем.
В любом случае, связываться то ли с фином, то ли с норвежцем опасно.
Звонок надрывно визжит.
Это сигнал к кормежке для ручного крокодила.
Ты ведь не взял денег? Ты не взял со своей жертвы ни пенса. Нужно было просить плату вперед! Ты идиот.
Дверь скрипнула, и в квартиру завалился кто-то огромный, размером со шкаф, или, скорее, с небольшой фургон.
Спасай свою задницу, толстяк!
Монтгомери закрутил головой из стороны в сторону.
Он облизывает губы, и язык цепляется за чешуйки обветренной кожи.
Четыре угла.
Единственное свободное отверстие в прямоугольной комнате - маленькое окошко в противоположной стене.
Хилл одним махом перепрыгнул через исполинское кресло и бросился к эвакуационному выходу - даже самые жирные домашние коты бегают быстро, когда на хвосте голодная собака.
Спасайся!
Розовая сарделька запрыгнула на широкий подоконник и отчаянно дернула за ручку. Рама огрызнулась, в комнату ворвался холодный ночной воздух.
С высоты четвертого этажа круглый заснеженный двор выглядит как тарелка с творогом. Кое-где из нее торчат светящиеся белые угольки фонарей.
С крыши рядом с окном свисает проржавевшая пожарная лестница, такая замученная, что надежда на спасение выглядит совсем призрачной.
Если Дарвин прав и у тебя есть обезьяны среди родственников, то сейчас самое время вернуться к корням!
Замок на двери клацнул, и шаркающие шаги стали осторожно приближаться.
Спасай свою тушу!
Лысая горилла вывалилась из окна и ухватилась за перекладину. Холодная железяка заскрежетала, лестница стала раскачиваться из стороны в сторону - самый большой в мире маятник мотает Монти из стороны в сторону. Тик-так.
Под широкие трусы задувает ветер, и они вздуваются, как паруса.
Монтгомери поставил ногу на перекладину пониже, и лестница заскрипела в ответ.
Путь назад заказан: при всем желании ты не сможешь забраться обратно в окно. Страшно подумать - если лестница не выдержит, то все твои N фунтов грохнутся на землю, и живой ты превратишься в неодушевленный предмет.
Монти перехватывает ржавые скользкие прутья, такие холодные, что скрюченные пальцы уже не разгибаются.
Как ни посмотри - ситуация безвыходная.
Спроси себя, что ты делаешь.
Ты бежишь.
От кого?
Вообще-то, не совсем ясно.
А зачем?
Чтобы спасти свою шкуру, наверное.
И куда?
Вот в этом вся загвоздка.
Когда ты выпрыгивал через окно, об этом ты думал в последнюю очередь. Самую важную деталь ты упустил из виду, хотя об этом следовало бы вспомнить немного раньше. В одних трусах и тапочках долго не протянуть. И мучительная смерть от холода - лучшее, что может с тобой случиться, потому что если тебя заберет полиция, придется объяснять, почему ты оказался на улице без одежды.
Ноги коснулись асфальта. Он мокрый, и пятки ощущают это через бумажную подошву домашних тапок.
"Мое имя - Монтгомери Хилл, я живу по адресу _ _, мне тридцать шесть лет, я работаю швейцаром, и я выпрыгнул из окна, когда в мою квартиру кто-то зашел этим вечером" - звучит чертовски убедительно.
Хилл отпустил лестницу и прижался к промерзшей шершавой стене дома, чтобы тот, кто выглянет из окна, не обнаружил ничего подозрительного.
Такое иногда случается. В том смысле, что иногда все идет наперекосяк. Ты стоишь на обугленных останках своего дома и собираешь какие-нибудь ошметки своего имущества. Ты вспоминаешь, что видел такое в новостях, и тогда понимаешь, что с тобой теперь не все в порядке. А раньше ты думал, что надо бы вытереть пыль на телеэкране.
Монти спрятал лицо в перемазанные ржавчиной ладони и беззвучно зарыдал.