С повинной

Николай Николаевич Николаев
 
               
       Было уже поздно, но домой Иван возвращаться не хотел. Он шел по главной улице городка, не оглядываясь на редкие машины, проносящиеся мимо в соседний Екатеринбург, и смотрел на жёлтые окна многоэтажек.
     «Неужели и там, за этими уютными занавесками, сейчас сидит свой пьяный Огарок и раздает тычки домочадцам?»
     Пашку, своего отчима, Иван только так и называл – Огарок.
     По пьянке Пашка – Огарок спалил свой дом. И вот погорельцем пришёл жить к его матери. Огарок всегда, как придёт к ним домой пьяный, начинает кричать:
      – Иван, фьють! – и не глядя на Ивана, указывал пальцем на двери. Квартира была однокомнатной, и это означало, что Ивану надо было погулять с часик, пока Огарок будет заниматься любовью с его матерью.
      Один раз мать пробовала возражать против этого, так Огарок, долго не разговаривая, припечатал мать кулаком в ухо. Мать упала на кровать и не шевелилась, а Огарок пинками заставил Ивана убежать на улицу.
     «Скорее бы уж в армию!» – до осеннего призыва оставалась каких-то два месяца, но Иван буквально считал дни, когда он сможет уйти от деспота-отчима и безвольной, попустительствующей ему матери.
      Иногда Огарок приходил не один, а с собутыльником и, выставив бутылку на стол, требовал, чтобы мать приготовила закуску. Сегодня он тоже притащился с каким-то алкашом и выгнал Ивана на улицу.
     «Ну и разберусь же я с ним, как вернусь из армии!» – подумал Иван.
     Он представил, как заходит домой в форме десантника, в блестящих хромовых сапожках, в голубом берете, на груди у него – дембельские аксельбанты, под кителем – тельняшка десантника. Он представил испуганные при виде его накаченных мышц, заискивающие глаза Огарка. Но он даже не посмотрит на него. «Фьють», – скажет он Огарку и  укажет на дверь, а вдогонку даст ему такого пенделя, что тот навсегда забудет дорогу к ним. Иван улыбнулся. Скорее бы уж!
     «А что здесь будет твориться, пока он, Иван, будет служить в армии?» – вдруг подумал он. «Огарок забьет мать!» У Ивана заныло сердце. Он хотя и сердился на мать за её слабость, но дороже и ближе матери у него никого на этом свете не было. И мать всегда его жалела. Когда Огарка не было, она обнимала Ивана и, прижав его голову к своей груди, гладила его по волосам мягкой и нежной ладонью, говорила: «Потерпи, Ванюша, еще немного! Он уже сейчас тебя побаивается, а скоро совсем притихнет!»
     Ноги сами привели Ивана обратно к дому. Квартира у них располагалась на первом этаже двухэтажного деревянного барака, и он не удержался, глянул в окно – не успокоился еще Огарок?
     Кровь бросилась ему в голову, как только он увидел, что творилось в квартире.
     Пьяный вдрызг Огарок, ухватив мать за кофту, тащил её к кровати, не обращая внимания на сопротивление. Мать, выскользнув из кофты, бросилась из квартиры. «Ах, ты… убью!» – взревел Огарок и, раскачиваясь, устремился следом.
     Иван бросился в подъезд на подмогу матери и столкнулся с ней, едва успев заскочить в дом. «Беги, Ваня! Беги! – крикнула мать и, оттолкнув Ивана, кинулась в сторону. Иван не успел сообразить, куда бежать, как упал сбитый с ног Огарком. Тот тоже свалился, выронив из рук большой кухонный нож.
     – Убью – зарычал Огарок и, поднимаясь, потянулся за ножом.
      Иван с проворством лисёнка опередил его и, схватив нож, быстро- быстро на четвереньках, поспешил под лестницу. Но Огарок успел схватить его за ногу и вытянул из-под лестницы. Иван, не помня себя от ужаса, выставил вперёд руку с ножом. И тут отчим вдруг отпустил его и схватился обеими руками за свою шею, из которой  фонтаном, как из кита, брызнула кровь.
     Невидящими глазами он вытаращился на Ивана и вдруг упал. Поднявшись, Иван загипнотизировано смотрел на лежавшего неподвижно Огарка и на чёрную лужу крови, преградившую выход из подъезда. Иван повернулся и медленно побрёл в свою квартиру.
     Но перед дверью он остановился и, постояв немного, развернулся и прошёл дальше, вверх по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. Когда он упёрся в лестницу, ведущую на чердак, он  замер на месте как зомби, но затем, встряхнувшись, поднялся наверх.
     Захлопнув за собой люк, он сел на бревно. Ноги дальше не шли. Руки тряслись мелкой дрожью.  А тем временем,  внизу вдруг заходили, захлопали двери, послышались взволнованные голоса.  Когда всё стихло, Иван лёг на рассыпанный между бревенчатыми перекрытиями керамзит и долго лежал, пытаясь просто глубоко дышать. Затем он заснул.
     Он спал без снов, как мёртвый. Словно умер не Огарок, а он. Открыв вдруг глаза, увидел, что день был в самом разгаре. Об этом можно было судить по золотым от кружащих в струях света пылинкам. Свет падал сквозь щели на крыши как летний дождь в солнечном лесу, а доносившийся с улицы шум напоминал ему шум ливня.
     Иван не сразу вспомнил, что с ним произошло.  Так он и лежал, глядя на золотые пылинки в струях света и слушал шум улицы. К вечеру нестерпимо захотелось пить. Да и поесть, тоже не мешало. Иван решил спуститься. Когда он зашёл домой, то сразу оказался в объятиях матери.
     – Сынок! – говорила мать, обнимая его. – С тобой всё в порядке? Проголодался? Поешь!
     Когда он ел вкусный горячий суп, мать рассказала ему, что приезжала милиция и забрала собутыльника Огарка – Белобородова Сергея. Сам Огарок лежит в морге. Мать заплакала. После сытного супа Иван выспался и пошёл в милицию. С повинной.
     В дежурную часть, куда он обратился, спустился молодой оперуполномоченный и увёл его на второй этаж, в свой кабинет. Там уже был другой сотрудник, молодой человек лет двадцати пяти, сидевший сосредоточенно перед компьютером.
     – Так вот, Михаил, – обратился к нему весело спутник Ивана. – Тут к нам с явкой с повинной пожаловали! Иван Семёнович, аж Поддубный!
     – Поддубный? – переспросил Михаил, не отрываясь от компьютера. – И что же это нам Иван Поддубный желает сообщить?
     – Признаться я хотел, – сказал Иван. – В убийстве.
     – Присаживайся, присаживайся, Иван, – сказал Михаил, продолжая работу с компьютером. – Сёма, освободи там стулья от вещдоков.
     Наконец, Михаил закончил свою работу и с интересом повернулся к Ивану.
     – Так в каком ты убийстве хотел признаться, Ваня?
     – Да вчера Чернова Пашку убил, – сказал Иван.
     – Чернова? – переспросил Михаил, – и что же ты теперь хочешь, Ваня?
     – Ну, это… понести наказание.
     – Опоздал ты, Иван, – весело откликнулся Семён, сидевший в углу за своим столом.
     – Погоди, – остановил товарища Михаил. – Человек обратился по адресу и сделал правильно, что обратился. Другое дело, что поздно. Ты почему так поздно, Ваня? Убийство было вчера вечером, а ты только сейчас надумал прийти. Где ты был?
     – Испугался я и на чердаке сидел.
     – На чердаке сидел, – повторил Михаил. – Пока, Ваня ты отсиживался на чердаке к нам уже Сергей Белобородов, собутыльник Чернова Пашки, с повинной обратился. Опередил он тебя, Иван, признался в убийстве Чернова. И даже успел наказать себя сам – повесился сегодня ночью в камере Белобородов. Вот так.
     – Как так?! – испугался Иван, – и что ж теперь делать?
      – А что делать? – отозвался из своего угла второй оперуполномоченный, Сёма, – иди домой и живи. Если совесть позволяет.
     – Постой, Сёма, постой, – сказал Михаил. – Это было бы не совсем правильно. Вот ты,– он повернулся к Сёме, – доведись тебе совершить убийство – не дай Бог, конечно! – вот ты, смог бы так просто уйти домой без наказания и жить, как ни в чём ни бывало?
     – Нет, конечно! – живо отозвался Сёма.
     – А почему же ты думаешь, что Иван хуже тебя?! – спросил Михаил.
     В этот момент вдруг распахнулась дверь, и в кабинет без стука вошёл человек в форме подполковника милиции.
     – Ну что, когда справка будет готова? – обратился он к Михаилу, не глядя на Ивана.
     Молодые оперуполномоченные поднялись со своих мест.
      – Осталось только распечатать, Александр Васильевич! – отрапортовал Михаил.
     Подполковник подошёл к компьютеру и глянул на экран монитора. Помолчав минуту, он сказал:
      – И что же, это работа оперуполномоченного за восемь месяцев? Ты это хочешь сказать  своей справкой?
      Он пошёл к выходу.
     – Больше недоучек в свой отдел не беру, – сказал он, уходя и даже не поворачиваясь при этом, – лучше сами проситесь от меня в дежурную часть, а ещё лучше – постовыми в изолятор.
     Когда дверь за ним захлопнулась, оперуполномоченные молча сели. Было видно, что они были подавлены устроенным разносом.
      – Вот так, Ваня, – наконец произнёс Михаил, оторвавшись от экрана монитора и поднявшись с места. – И нам перепало за тебя. Вот что значит отсидеться на чердаке!
     Иван понуро опустил голову.
     Михаил повернул ключ в замке массивного сейфа и извлёк оттуда пухлую папку. Вернувшись на место, он стал перебирать находившиеся в ней бумаги.
     – Надеюсь, ты понимаешь, – сказал он наконец, найдя нужный документ, – мы не можем оживить Белобородова и повернуть всё вспять. Не можем… – он задумался. Затем ожесточённо поскрёб пятерней затылок. – Но мы вот что сделаем… –  он убрал лишние бумаги со стола, оставив найденные документы. – Белобородов, хотя и сделал ошибочно явку с повинной по убийству, которое ты совершил, зато никак не хотел признаваться в убийстве, которое учудил не  так давно он сам. Бывают в жизни такие парадоксы. – Он повернулся к своему товарищу, – Сёма, дай Ивану чистый лист бумаги и авторучку.
     – Значит так, Ваня, пиши: «Я, такой-то такой, тогда-то и тогда изнасиловал и убил маленькую девочку…» Пиши – пиши! Иван! Белобородов ответил за тебя, а ты будешь отвечать за него! Коли так получилось. Идёт?
     – Идёт, – ответил растерянно Иван.
          ***
     Спустя два месяца он сидел в кабинете следователя прокуратуры. За то время, пока он находился в переполненной камере следственного изолятора в областном центре, он весь запрыщавил, и его мучил жестокий насморк. Окно в камере следственного изолятора было без стекла и ноябрьский холод выстужал камеру основательно.
     – Ну, задал ты нам, Ваня, работы! – говорил следователь, молодой человек в очках. – Отвечать надо за свои, а не чужие дела!
     Иван понуро опустил голову: – Я хотел как лучше, – сказал он тихо.
      – Ну ладно, Иван, разберёмся. Распишись в протоколе. Заранее ничего не обещаю, но думаю, что для тебя все может и обойтись. Я вижу в твоих действиях признаки самообороны. Ты убил отчима, защищая себя и свою мать. Сейчас я изменяю тебе меру пресечения с заключения под стражей на подписку о невыезде…
     Когда Иван расписался в протоколе, следователь вручил ему постановление об освобождении из-под стражи. И уже весело поинтересовался: – А кем служить-то хотел, Ваня?
     – Да в десантуре! – ответил Иван, поднимаясь с места и ещё не веря такому обороту дела.
      – Ну, думаю, ты ещё послужишь Родине, Иван! – сказал следователь, провожая его из своего кабинета.
     Когда Иван вышел из прокуратуры на улицу, то от осенней свежести у него даже закружилась голова. Было холодно, кое-где даже лежал снежок. Иван и не надеялся уже, что в его жизни что-то может быть хорошо!
     Из стоявшей неподалёку белой «Нивы» его окликнули.
     – Иван? Поддубный? – поинтересовался пожилой мужчина, сидевший на водительском месте.
     – Да, – сказал Иван, водитель ему не был знаком. «Может быть, мама прислала за мной?» – подумал он.
     – Садись! – пригласил мужчина.
     Как только Иван сел в машину, рядом с водителем, машина тронулась.
     Когда они проехали последние улицы городка и въехали на опушку леса, Иван вопросительно посмотрел на водителя.
     – Поговорить надо, – сказал водитель, не глядя на Ивана. Они проехали вглубь леса и остановились. Мужчина вышел из машины. Иван выбрался за ним следом.
     – Пройдем, –  сказал водитель. Они еще немного прошли вглубь леса. «Не иначе, собирается выведать у меня информацию по сокамерникам», –  подумал с тревогой Иван и вспомнил наказ одного матёрого уголовника, который почему-то взял его в камере под свою опеку.
     «Никого не бойся, Иван. Никому не доверяй. Полагайся в этой жизни только на самого себя… И не болтай лишнего».
     Когда они остановились у высокой сосны, мужчина посмотрел на него и спросил хмуро:
     – Узнаёшь место?
     – Нет, –  ответил Иван. Его любопытство уже давно сменилось тревогой, и он ждал, когда всё прояснится.
     – Видишь? – мужчина расстегнул куртку и показал Ивану короткоствольное многозарядное ружье «Сайга». – Специально для тебя купил!
      – Но мне не нужно! – воскликнул Иван.
      Мужчина снял с плеча ружье и передернул затвор:
      – Ты думал, что если милиция тебя отпустила, то значит и ускользнул уже?!
    Иван смотрел во все глаза и ничего не мог понять. Наконец, до него дошло. Это, наверное, родственник убитого им Огарка!
     – Дяденька, не убивайте! – выкрикнул он.
     – «Дяденька!» Наверное, и моя девочка так кричала, когда ты её, гад, насиловал и убивал?! На колени, скотина!
     Иван поспешно опустился на колени. Мужчина, подойдя к Ивану, подставил ствол ружья к его переносице и тут же выстрелил. Когда Иван завалился назад, неловко, как гимнаст-неудачник, поджав под себя ноги, мужчина направился к своей машине.
     Он бросил ещё пахнущее порохом ружье на заднее сиденье, сел в машину. «О, Господи…! Наконец-то, доченька, твоя душа найдёт покой! – сказал он и зарыдал, уткнувшись лицом в рулевое колесо.
     Успокоившись, он запустил двигатель и поехал в милицию. С повинной.