Тёмные тени одна за другой проникали под полог густого тропического леса, так острые ножи проникают в спелые плоды хлебного дерева. Одна тень застыла на фоне фиолетового неба, неосмотрительно прикрыв одинокую, северную звезду. Это носатая обезьяна изобразила глиняное изваяние, будучи не в силах от страха пошевелить и хвостом – ей казалось, что тени пришли за ней. Они сорвут её с ветки, унесут под деревья и с хрустом съедят, запивая молочком кокосовых орехов.
Прошло мучительное мгновение, но никто её не тронул, обезьяна почесала нос, но чихнуть в полную силу пока не решилась – опыт не позволял расслабляться. Не время есть тараканов. Последняя, несколько косолапая, тень немного задержалась у края небольшой поляны, на которой уже рассаживались тёмные фигуры и осталась топтаться на месте.
- Синий набрюшник, не стой истуканом, положи копьё на колени и садись в середину круга, - Лысый змей, - красно-коричневый, а в темноте почти чёрный старик, - явно брал инициативу в свои руки.
Хромой воин послушался, но так суетливо и подобострастно поспешил исполнить пожелание, что потерял футляр-гульфик из сушёного тростника, расписанный заботливой рукой местной ведьмы, – это было очень неприятно, ведь футляр сидел на естественном сучке очень плотно и просто так его не потеряешь, - надо очень постараться вывернуть сучок набок. Однако ни один мускул не дрогнул на лице Синего набрюшника – он был настоящим воином.
- Итак, запалим трубку раздумий и примем, наконец, решение, - Лысый змей в приказной манере кивнул головой молодому соседу и передал ему лук. Тот немедленно вставил одной рукой изрядно потрёпанную палочку в петлю на распущенной тетиве, воткнул её конец в смолистый пень, а другой рукой судорожно принялся водить луком туда-сюда.
- Хыр-ррр, пыр-ррр, здынь, издынь, кр-рррр, - палочка почти исчезла в отверстии пня, но вместо неё появился дымок, который рассмотреть ещё было нельзя из-за слабого света тлеющих искр, но почуять уже было можно.
Лысый змей внятно причмокнул и усилил запах от палки запахом горелого сухого листа неизвестной, но популярной в здешних местах породы. Некоторое время никто не порывался начать совещание, хотя всем было ясно, что пора начинать – скоро должна взойти луна, продолжать начатое при её свете не возбранялось, но вот начинать что-то новое, мягко говоря, не рекомендовалось: кто увидит блюдо в небе – будет блюдом на обеде.
Соседние недружественные племена варварски искажали первоначальный смысл этой древней пословицы и говорили «…сгинет в месяц на диете», - но за точность перевода не отвечаем, потому как первый краткий словарь племени кола-май-олла в период дождей сжевали до невозможности прочтения вместе с первым миссионером, а больше никто с письменностью тут не экспериментировал.
- Вот и Северная звезда исчезла с небосклона, - задумчиво молвил Лысый змей, его голова качалась в такт собственным мыслям, но возможно и зубам дикого крокодила, которые болтались на его шее, нанизанные на ниточку – сухожилии первой любимой жены, погибшей от чрезмерной любви к разговорам под горячую змеиную руку.
Никто не решался отреагировать на его речь – видно все помнили нелёгкую женскую долю и не желали её повторять в мужском варианте. Пожалуй, это было и не нужно. Когда говорит первый человек после вождя, премьер-вождь, то лучше кивать головой или затягиваться свежим тропическим воздухом, за неимением табачка.
Такое поведение приносило молчавшим определённые плоды – трубка двигалась по кругу, и всем хватило едкого дыма, жаль кашлянуть нельзя – первые лица всегда могут неправильно кашель истолковать, причём неизвестно, что хуже – одобрение и возражение.
Мысль вождя – течение вод бурной реки, только сунься. Формальности никого не волновали, никто и не вспоминал, кто на самом деле вождь – лежит себе на циновке, ну и пусть лежит, придёт пора строить шаткие хижины или выдавливать личинки слепней из бритых голов новобранцев – так разбудим, он и вдохновит тихой речью. А она, но пока другая, из уст лидера, продолжалась - Лысый змей уже передал трубку и освободил верхнюю губу, в четырёх местах проткнутую рыбьими косточками.
- Все вы знаете, зачем мы собрались в час, когда надо делать потомство или спать на шкурах водяных крыс. Завтра праздник – предстоит запустить в оборот четырёх наших вполне созревших дев, - Лысый змей покрутился на заду, будто был страшно недоволен таким положением дел и столь неурочным созреванием никчёмной половины племени.
- Кто будет это делать? – Вопрос для всех посвященных, в отличие от подслушивающей носатой обезьяны, прозвучал чисто риторически. Каждый отлично понимал, что спящее сокровище племени, которому положено было это делать, никак с такой сложной задачей не справится – не те годы и пыл подстыл. Как ни было страшно протягивать язык, но молчание тоже становилось рискованным. Синий набрюшник встал со своего места.
- В наше время, когда за одну сырую разделанную лягушку, вымоченную в бальзамическом уксусе, просят в фактории бледнолицых у Гнилого ручья уже три виноградные улитки, да ещё одну просят приносить не высосанную, - как опытный оратор Синий набрюшник выставил вперёд хромую ногу, взял в широкую ладонь свой кривой футляр и сильно потёр, придерживая паузу, дожидаясь, когда она повиснет у всех на оттопыренных тяжелыми изумрудами в оправе из глазниц черепов карликовых бегемотов ушах. Точно определив момент, он продолжил, - именно в такое время, тяжёлое для нашего племени, некоторые девы, коварно воспользовавшись праздником, стремятся освободиться от непомерного гнёта и получить сексуальную свободу…
- Ну, это ты синебрюхий загнул, лучше бы подёргал свою загогулину – иное тебе не светит, хоть от девы, хоть от родной жены. Садись на место и молчи. Девы-то тут причём, речь идёт о вожде, даже не речь, а вопрос вопросов: будем переизбирать или нет?
- Нет, не будем, - резко высказался котообразный голый человек, резко встряхнув головным убором из попугайских перьев, по всему было видно, что говорить в таком тоне он право заслужил.
- Хвостозадый, ты не у себя на похоронах – формулируй точнее и аргументируй.
- Мои похороны не за горами – если завтра мою дочь не лишат девства, то меня убьёт собственная жена, - мне терять нечего. Однако, исходя из межплеменной обстановки и положения дел в нашем стане, говорю нет и ещё раз нет – нельзя вождя переизбирать, да ещё в канун праздника – не так поймут! Объявят войну, со свету сживут – однозначно.
- Уже лучше, но аргументов, кроме собственных похорон, ты нам так и не представил. Критиковать и всё отрицать вы научились ещё сидя с корзинкой у реки, когда моллюсков ловили в детстве без набёдренных банановых листочков. А вот поди-ка теперь вставь своё сокровище куда надо, да сделай дело, а не точи без толку язык об остатки зубов. Забыли как футлярчики откидывать, обленились!
Все мужественно притихли, покажи Лысый змей сейчас на кого-то пальцем, так ведь завтра опозоришься на всё поречье и непроходимый лес, да и подалее – сплетни быстрей птиц разлетаются. Как потом идти на охоту? Каждый промах будут истолковывать в нужном для смеха ключе, останется только кураре в порез от бритья положить. Стало так тихо, что обезьяна не выдержала и чихнула, ветка под ней обломилась и открылась на всеобщее обозрение Северная звезда.
После секундного замешательства начался всеобщий переполох. При свете вышедшей, наконец, Луны все принялись ловить возмутительницу спокойствия, но когда чуть было не поймали, Лысый змей громко засмеялся и велел суету прекратить, а обезьяне настучать по заду и отпустить в лес. Порядок был восстановлен. Опять образовался круг, но раньше, чем вновь запалили трубку, Лысый змей сохранял молчание как зеницу ока. После третьей затяжки, когда уже половина старейшин почти умерла от любопытства, Лысый змей торжественно произнёс:
- Вы видели какой нос у белой носатой обезьяны?
- Видели, видели, видели, видели…
- Как думаете, зачем природа и Бог матерей обезьян такой нос ей дали? По-моему, так догадаться, в свете стоящей перед нами проблемы, совсем не трудно!
- Не трудно, не трудно, не трудно…
Праздник прошёл замечательно. Вождя оставили на седьмой срок, но не это главное. Главное, все девочки остались довольны, и уже через неделю на вечерней поляне можно было их повстречать на танцах под барабан из шкуры белой носатой обезьяны – нет благодарности в этом мире.