Белая Комната
Введение
(аритмия)
«У нас нет
никакого другого
будущего, кроме того,
что у нас уже есть»
Воплощение всех людских страданий. Эмпатия. Кто твой единственный и верный друг? До конца? До судороги? До конца,... Что они сделали с нами? И мы отправимся вниз по дороге к источнику разврата и опустошения. Мы напьемся эликсира скупости и злости. Давай, держи руль! Одна! Давай! Вытри слезы, ведь ничто не имеет значения этим солнечно-морозным утром. Держи руль, держи мою душу,...она далеко... Облака и синее небо... Отвязная девчонка, держи рот на замке. Спой громче и не попади ни в одну ноту. Жми на газ. Закинь все таблетки, что у тебя в бардачке. Никто тебя не осудит. Все грешны...все мелочны. «Если ты пьян, лучше не приходи»,- сказал он мне. Громче музыку прошлого века. Ее звали Холли, а его фамилия была Вуд. Никто не поймет тебя лучше. Разве можно что-то проверить на кухне? А что творится в кухне их душ? Корысть! Все корыстны. А я одинок, опустошен и обречен. В чем наш рок? Слишком много вопросов, и чем быстрее музыка, тем больше... Что главное во взаимоотношениях между людьми?
Он вышел на коридор. Закурил сигарету и стал слушать. Он не мог понять - откуда это берется? Такое ощущение, что это все специально кто-то придумал. Если что-то происходит, значит это кому-то нужно, не так ли? Ты чувствуешь ветерок и холод между двумя полушариями. Тебя начинает трусить, и легкий озноб в конечностях. Сердце начинает ускорять свой ход с перебоями. Аритмия. Ты повышаешь дозу, и вот тебя уже укладывают в постель в одежде. И проскальзывает единственная мысль - «Как же тупо...». Где грань между накруткой и реальностью? И вот опять слишком много вопросов. Как же глупо все время претворяться лишь для того, чтобы сойтись с другими людьми. Дешевый цирк с бездарными актерами, «оседлавшие бурю». Как же просто извиниться первым. Как просто упасть и не заметить падения.
И вот утром все опять станет на свои места и будет...
Просто дотронься до меня и мне больше не страшно за свои обещания. И ты видишь, я больше не испытываю страха, я просто собираюсь начать тебя любить, когда закончится этот дождь и музыка станет спокойней, а ты стряхнешь сон со своих волос. Не бойся неизведанного и тогда ты сможешь с точностью попасть в вену. Сделай свою жизнь рок-н-ролом.
Толстожопые «бюргеры». Не дай им вставить ручку тебе в зубы.
Кому нужны оправдания и сопли? Ей...! Ты еще здесь? Неужели
война закончилась? А где же трупы?_ _Везде! «Это конец
мой прекрасный друг»* и ничто нас больше не удивит, «...и я не взгляну в твои глаза снова...»*, «...отчаянно нуждающийся в рукопожатии незнакомца..»* Затерявшиеся в Риме, и все дети поют... Ты всегда сможешь распознать их в толпе. Это так просто. Просто жми на газ. Вдохни в этот день жизнь. Храни его. Холодная дрожь очищает рассудок, если ты хоть что-нибудь вспомнишь, то получишь право на...
Все туманно, ... прошлое, будущее, а конец всегда рядом, здесь, в настоящем. И я не испытываю ничего, ничего: ни стыда, ни сожаления. Сделаем это вместе. Вместе с моим сердцем. ...дешовка... Как же я устал, Боже я так устал. Я готов надеть то, что ты скажешь, быть кем угодно, но до чего ж я устал, мать вашу. Вы что все сговорились, ****ь, ... мать вашу, я вас не понимаю...сколько можно? А? Чего еще? Мне нужно хоть что-то, ради чего я мог бы улыбаться. Я что-то потерял, я потерял что-то очень важное на этом гребаном пути. Извини... И если ты не возражаешь, я не буду продолжать это объяснять, а просто закурю.
Не отпускай себя слишком далеко. Иначе все заплачут, всем будет чуть-чуть больно. Ты думаешь, ты слишком много получила? Порой все плачут. Какая разница... Порой все неправильно. Оглянись! Это жизнь. Днем и ночью лишь одиночество. Это много?! Это жизнь. Всем больно. Порой... Как жаль, что это не песня, и нельзя слишком много повторяться, хотя кто сказал?! К чертям правила и уставы, нравы и нормы, в конце концов, мы создаем их сами. Гром зимой - это наверное удивительно. Морозный дождь. Холодное, холодное утро. Никогда еще дом не выглядел так зловеще. У тебя когда-нибудь была сестра? Извини.
Раскрась это с моим слухом и своей горечью.
*(выдержки из поэзии Джима Морисона)
Затмение
«Она смотрит на меня словно созвездие Рыб,
когда я теряю силы. Долгие дни и недели я был
погребен в ее шкатулке в форме сердца.»
(К. Кобейн)
Затмение
Точно не помню, что за время года тогда было. Было тепло. Я проснулся и начал бродить по общаге в поисках выпивки. Я пил все. Пиво, вино, недопитую водку, спирт с завода «Оболонь» и т.д…. Я выпил бы и тормозную жидкость, лишь бы забыть о том, кто я на самом деле. Все только и говорили о затмении. Солнечном затмении. И я подумал, что это неплохой повод для разного рода экспрессий. Выпив все, что было доступно, я взял очки от солнца у Шкета (типичный представитель алко-панка новой волны) и пошел во Дворик (место отдыха души и тела для нуждающихся), пялиться на солнце. В наушниках, которые, вместе с плеером, я взял пару дней назад у Андрюхи, о котором я вам поведаю позже, играла песенка Курта, о влажном влагалище и о том, как трудно не кончить первым, а еще о каких-то там доказательствах превосходства отдельных субъектов женского пола над марихуанной (M.V.). Когда батарея была разряжена окончательно, а глаза резко почувствовали боль, я опять, или снова, вернулся к поискам выпивки. Денег не было. Причем, ни у кого.Понятное дело, ведь это была где-то середина недели. В общаге было проще найти зеленых человечков, чем ЛАВЕ! Но мне повезло больше, я нашел чем раскумариться. Шкету кто-то подогнал пятос, и мы вместе убились. Торкнуло моментально. В этом никто из нас не сомневался уже после первой банки и мы обошлись без идиотских –
- «Ну че, тебя берет?»
- «Хех, по-хо-ду, х.з., хмм, а тебя?»
Мы не нашли ничего интереснее, чем приклеить к себе листы А4, с надписью – «СКИНТЕСЬ НА БУХЛО» и бродить по району, в этот знаменательный день. Не помню, наступило ли к этому времени полное солнечное затмение, но у меня все шло именно к этому, еще чучуть и «оргазм». И тут, на границе помутнения и просветления, наступило резкое отрезвление. И я сказал – «Бля, у нас нет абсолютно никакой барбитуры». Рассеянный свет, ударил мне прямо в глаза. Это был дальний какой-то тачки, и до меня дошло, что уже вечер. Очки и табличка, куда-то делись, а в руках у нас было пиво. Шкет жевал жвачку. А я - явно несвежие кальмары. «Продавщица, сука, опять ***ню впарила, я б ей их по меж ног засунул и в таком положении хавать заставил, без помощи рук, разумеется» - сказал какой-то невыразительный голос в моей голове.
Вечером «жить» было проще. Я имею в виду в общаге и ее области. Немного опасно, но все-таки проще. Ты в любом случае находил то, что тебе надо, в независимости от материальных или еще каких-либо средств. Хватало лишь искреннего, неуемного желания. Под выражением «…то, что тебе надо», я подразумеваю все что угодно, что может привести к полному затмению.
Мы пошатываясь зашли в общагу. На вахте была Игнатьевна (злостная, обиженная на весь мир старая дева в очках, явно с****женых у Тортилы). Призренно зыркнув на нас, сквозь толстенные линзы, она уткнулась обратно в свою газетку. В коридоре было шумно. Все одновременно собрались в душ, который был общим и работал по расписанию, дабы смыть с себя скверну уходящего в бесконечность дня. Не так давно, Сучонок решил там испорожниться по-взрослому, и душ на время вообще закрыли, что вызвало массу возмущений у «ни в чем» неповинных проживающих. Лично мне, было пох. Когда всерьез сидишь на чем-то, то такие вещи, как душ, или мытье рук перед едой, не сильно парят, по крайней мере, есле это не бросается в глаза и окружающие не шарахаются от тебя в лифте. Ведь у всего же должен быть предел разумного, границы, которые лучше не пересекать. У всего обыденного, бытового. Всюду есть нормы, ограничения, предрассудки, а в конечном итоге, оправдания и саможалость, порой даже у самых ярых противников хаоса. . Да, но к сожалению, понимать, не всегда означает принимать. Но это уже совершенно другая история. Как-нибудь потом я ее, может быть, расскажу.
Мы со Шкетом на время расстались. Я пошел к себе, а он на х…й. Шучу, он тоже пошел к себе, хотя и не факт, я за ним не следил. В комнате, как всегда, царил беспорядок. Разбросанные клочки ткани, на столе - бумага и пренадлежности для чертежей. «Мне повезло жить с «модельерами». Скажу честно, это лучше, чем, скажем, с механиками или строителями. Не то что бы там плохо, там нормально, но только побухать, покурить шмаль, да пошпилить в «underground», «GTA», и стрелялки» - думалось мне по началу. А затем, как не странно, я превратил нашу комнату в тоже самое, но с отсутствием игрушек и присутствием чего-то духовно-энергетического в воздухе. Шаолинь, ****ь, прям, мать его за ногу, получился.
В комнате нас было четверо: Андрюха, Солтис, Максимка и Я, (всех обитателей, я расположил в порядке уживаемости со мной, слева направо). А, чуть не забыл, с нами еще жил «Пиксар», но об этом позже. Я сел у окна и закурил. Закурил специально, так как знал, что Максимка начнет свой любимый ****еж. Меня прикалывало, в виде развлекухи, с него стебаться. Это был классический комик-«гомик», с членом по-колено, который не курил, не пил, но порой хапал, почти всегда благодаря мне или Солтису, это в принципе, единственное, кроме общей комнаты, что нас связывало. Касательно всего остального, то мы на постой срались. Я срался со всеми, ну за обычные вещи, типа немытой посуды, невыброшенного мусора, срача и сломаной мебели после очередной попойки, но с ним - это было по-особенному увлекательно. Причем, как для меня, так и для «зрителей». Это был тупо цирк, который на постой устраивал я, когда меня торкнет, а это было почти каждый чертов день. Как то раз, я выбросил в форточку его пленки. Как в анекдоте про «фырфалку», ну вы знаете, типа – «…фррр, фррр, фррр», и всем смешно, ха! А самое интересное шоу было, когда я поставил палитру красок за 100 грн (поверьте, для нас тогда это была приличная сумма) на ребро окна и начал бить кулаком по раме. Максимке повезло (хотя он был готов твердить всем, что повезло мне). Краски упали в сторону комнаты. Но адреналин, так и играл у него в крови, а у меня-то как играл, ух! (подобное состояние можно вызвать искуственно, введя сибе адренохрома, но это обойдется гараздо дороже, чем краски). Так вот, я закурил. И в этот раз Максимка меня не подвел. Он начал что-то мямлить о том, что б я вышел в коридор. Этого я конечно не сделал, но и на сей раз гнать не стал, не та кондиция, понимаете. Я просто открыл окно шестого этажа, на котором ,собственно, существовала наша комната и свесил ноги на улицу, в виде компромиса. Докурив, я сожрал остатки подгоревшей картошки, и достав запасы феназепама, а также жидкого кетамина, запил «ужин» любимым коктейлем. Все прошло гладко, но одно колесо никак не хотело проглатываться. Вода с кетамином закончилась, и я принялся запивать его водой из чайника, и тут влетел Шкет с криком – «Пошли пить ВКУСНЯШКУ!», я ,ей Богу, чуть не удавился. Мы поднялись к нему в комнату. Вкусняшкой, у нас именовался коктейль: «Три топора» + кока, в пропорции 50/50. Всего в наличии было литра по два на троих. Он жил на девятом этаже, с чувачком по имени Жека. Вполне нормальный парень, но со странностями. Приговорив эту бормотуху под непонятные песенки, которые Шкет мне включал на своем плеере каждые 10 мин, когда мы выходили курить, мы стали шифровать дурь. Это был наверное единственный, или почти единственный вопрос, в подходе к которому я всегда пользовался правилом – «Хочешь сделать все ОК, сделай это сам». Я набрал Керю (Кирилл Владимирович, на Вы и шепотом), моего друга детства и басиста группы с которой я тогда играл, по-совместительству. Он тогда еще пыхтел как паровоз и жил в общаге за пару кварталов от нашей, и у них на постой, ну или почти на постой, мутилось. Меня ,кстати, уже тоже мутило от всей гадости, которой я себя пичкал сутра. Ощущение, что кружится не голова, а все вокруг. Благо, каждое вещество в какой-то мере подавляет действие другого, хотя и не сильно меняет картинку.
К Кере
«Выдвигаемся…!»,- сказал Я, договорившись с Керей. Я пошел одеваться. Открыв ногой, по-привычке, дверь, моментально услышав от Солтиса (прикольный тип был, но сам себе на уме: то он с тобой, то против тебя; хотя мы преимущественно ладили) – «Вадя, ну нахуя ты такэ робыш???», с западенским акцентом, я оценивающе глянул на обстановку, убрав за уши, спадающие на глаза, высветленные волосы. Из колонок доносился «Pink Floyd», подаренный мною Андрюхе на днюху, а пацаны и девченки, упорно что-то чертили. Они дружно обрушили на меня свои возмущенные, по поводу способа моего проникновения, взгляды. Все, кроме Андрюхи. У нас с ним была какая-то внутренняя связь, которая сохранилась до сих пор. Он поглядел мне в глаза, с добродушной ухмылкой в левом уголке рта, на что я ответил аналогично. Неговоря ни слова, громко отрыгнув («-Свинья»- мило улыбнувшись, сказала бы моя нынешняя возлюбленная), я принялся одеваться. Накинув балахон, одел кепку и очки маминой молодости с дымчатыми стеклами, я вышел в коридор, рваные джинсы с латками уже были на мне. Я закурил в ожидании Шкета. Он в таких ситуациях не задерживался. Мы снова просочились мимо стервы Игнатьевны, которая нам че-то вякала, о том, что не пустит, если придем позже одиннадцати, но мы не обратили внимания, ведь у нас была высшая цель, которая не зависела от времени суток, а тем более, от какой-то пришлепнутой вахтерши. Мы вышли громко хлопнув огромной железной дверью. В «зеленке» (так назывался наш мини-парк возле общаги), была куча пьяного народу абсолютно разных полов и возрастов. Я глубоко вдохнул. Свежий, прохладный воздух наполнил грудь. От такого контраста ощущений легкое слегка кольнуло так, как это бывает при длительном беге снепривычки. Мы отправились в путь. Мы были словно заблудшие души в поиске убежища от нагрянувшей реальности. «Это дает хорошую нагрузку моему сердцу» - вопил голос прошлого поколения в моей голове. «Путешествие в тысячу миль, начинается с первого шага» - гласит буддистская мудрость. Вот и нашему паломничеству за билетами на ту сторону, как у Морисона, было положено начало. Шли почти молча. Кетамин уже давно попустил, а вот «феники» (феназепам, нитрозепам, реланиум, в данном случае первое) с «вкусняшкой», так и рубили на сон. Срочно нужно было раскумариться. Мы решили не ехать на маршрутке по двум причинам: во-первых, ее в это время можно и не дождаться, а во-вторых, я мог легко заснуть, присев на какое-нибудь льготное место, а потом раздупляться, ну нах. Двадцать минут - и мы почти у цели. Скидываю вызов. Курим. Опять курим. Выходит Керя с Хацо (веселый крендель, ассоциирующийся у меня с плюшевым медвежонком). Мы перекидываемся парочкой слов, передаем друг другу «реквизиты» и расходимся. Теперь, главное, без палива. Слишком уж хреновый вид для ношения наркоты, хоть и легкой. Эти пидары и накинуть могут.
Поворот, еще один и еще, и вот уже виднеется корпус родимого «Легпрома». На ступеньках объявление – «НЕ ПРОХОДИТЕ МИМО», в виде Папика, Лысого и Тараса. Облюбовав это местечко, они пили водку с пивом. Охуенные ребята, одним словом. Мы частенько проводили такие мероприятия совместными усилиями. У Лысого из плеера, доносится «Smells Like Teen Spirit», он недавно переписал у меня все альбомы NIRVANA. Мой тезка Лысый, слушает восновном русский рок, но мне удалось привить ему любовь и к «классике». До сих пор не знаю кстати, почему его называли Лысым, у него довольно приличная шевелюра была. Папик представлял собой эдакую детину два на два метра, обожающую спирт и оружие, особенно режуще-колющее. Он, как-то по пьяне, кухонным ножом, присобачил штанину Солтиса к полу. Меня они называли любя, но не без подъебки, Мелированым, надеюсь не надо объяснять почему. Со Шкета они напостой выгонялись. Главными атрибутами для гона, служили его приспущенные, как было модно среди неопанков, джинсы, и колеса в мочках ушей. Он пить отказался. А я, как всегда, был не прочь поправить здоровье с кентами по несчастью, или счастью, сложно теперь расценивать. У них оказалось чуть больше литры пива и пол пляхи белой. Раз, два - и ****ец их празднику. А мой только начинался, и это не могло не греть меня, знаете ощущение, как между прыжком с трамплина высотой с пятиэтажку и покупкой гитары «Fender». Это грело сильнее чем водка или даже спирт с завода «Оболонь» (Бомба, мы тебя не забудем), так как Хацо, дал мне со шмалью зерна дурмана (не перемешивая конечно). Но никто, кроме нас с ним, об этом не знал. Даже Шкет и Керя. Я не знал точно, сколько его нужно жрать, но меня это не сильно парило. Я всегда любил пробовать что-то новенькое. Пацаны говорили, примерно ложку, а чайную или столовую, Х. З. Но сейчас не об этом. Мы все вместе подошли к двери. Она, конечно же, была уже закрыта. Но это не проблема. Минут 15-ать стука, матов, и битых бутылок - и мы внутри, просачиваемся в свои «берлоги», под сумасшедшие визги в виде угроз от старой дуры.
Золотая комната 61
Номер моей комнаты был 61. Люблю непарные числа. С внутренней стороны двери, зеленым балончиком была нарисована змея, а золотистыми буквами написано «Let It Be». Над дверью висел черно-белый плакат улыбающегося Джона Ленона в очках, подстриженного примерно под 12-ать мм., а рядом -надпись, вроде синим фломастером, «God Bless You». Вообще, комната была оформлена креативно и с чувством. У каждого возле своей кровати на стене были плакаты, рисунки, атрибуты внутреннего проявления творческого начала. Только у одного Максимки, который почивал на втором «этаже», красовались машинки, бабы и т.д.
Я курил «Lucky Strike», а Андрюха пил коку в железных баночках. Он замутил рамку на стене из моих пачек, еще не испорченных надписями типа «курци помырають рано», а поверх них - баночек, вокруг класического плаката «Ливерпульской Четверки». Было очень круто. Со временем баночки и пачки слегка помялись, посредством моих, да и не только, нетрезвых падений в ту сторону. Но это даже придало какой-то шарм.
У меня над кроватью, в углу, образованном шкафом и стенкой, висел «Пиксар» - творение Максимки и Солтиса. Красная лампа, на длинной ножке, которая для оптимального освещения комнаты, в моменты выключения света, что случалось почти каждый день после 12-ти, или проведения «отдыха», висела, все же, над моей башкой. Я всегда в общагах (не специально, так получалось) спал возле дверей, головой на выход. Шутку поняли? Она очень гармонировала с плакатом Курта, исполненом тоже в красном цвете, на котором Курт пел в микрофон, в своем красном полосатом свитере. Когда «Пиксар» горел, было ощущение, что он заменяет задние прожекторы на сцене. По накурке в это даже верилось. Вобщем, все было со вкусом.
Но для меня, главной деталью в комнате, являлся желтый новогодний шарик, снятый как-то по пьяне под Новый год с елки, возле здешнего банка. Я его наделил слишком большим символическим смыслом. А началось все с того, что один раз, как следует накурившись, я лежал на кровати и тупо его разглядывал. И заметил, что в этом крохотном шарике, можно разглядеть всю комнату, с любой точки. Плывущую, искаженную, но темнемение, он отражал каждый угол, и как его не крути. Я повесил его тогда над столом, под фоткой Курта. Он по-прежнему со мной.
Мы вошли в комнату. Я сказал, что у меня для всех есть подарок, и бросил пакет шмали на стол с чертежами. Уже через пару минут стол был очищен, и вместо всей этой белиберды, на нем красовался наш «Буль», верх которого был аж черным от смол, так как с помощью его убивались все и по паре раз на день. Верх мы спецом не меняли, что б в «лыху годыну», сошкребсти смолы и раскуриться. Я начал банковать. Первый дунул Солл, потом дружище Максимка, так же я позвал Бомбу, он меня частенько накуривал. В принципе в моей комнате, я всех подсадил на это благое дело. А почему нет? Кто-то ведь должен. Хотя, по энтузиазму и дозам, я лидировал всегда. Меньше и реже всех тогда курил Андрюха. Не знаю, выкупал он эту тему до конца или нет, меня это мало волновало, мы с ним и так находили общий язык лучше, чем с кем-либо и под чем-либо. Просто, он всегда принимал меня таким, какой я есть, и мне не нужно было казаться лучше. Солтис по накурке начинал рисовать или лепить из пластилина. Очень психоделические вещи получались и их постигала судьба стать достоянием комнатного интерьера. Одну таку фигурку, он подарил мне на наш последний совместный Новый год. Очень дорожу ей до сих пор.
Все курнули. Общая волна была настроена. Вся комната оказалась в красном дыму, «Пиксар» светил сегодня через красную марлевку. Бомба почти сразу ушел. Мы, защелкнувшись на замок, принялись играть в «тормоза». Это такая популярная карточная игра среди планокуров. Трезвому не понять. Я и сам без шмали правила не сильно помню. Но стоит дунуть, как все всплывает из пучины подсознания. А чтоб было веселей, мы параллельно играли в «запретное слово и мат». Об этом приколе я впервые узнал в Кериной общаге. Короче, нельзя говорить «да» и материться, соответственно. Кто проебал, приседает. В карты, под этим делом, мне зачастую везло. Я сидел, словно знал что-то такое, чего они не знали, эффектно курил сигарету, ощущая себя богом, давшим хлеб насущий, своим «сокамерникам». У меня не было мании величия, и выше других я себя не считал, разьве что по росту или в отдельных моментах, я просто проверял границы воздействия, вмешательства и реакции, любил наблюдать, как мое поведение, отражается на других. Это все наркота. «Мусор». Используя выражение «мусор», я не имею в виду шмаль и другие легкие наркотики природного происхождения. Речь идет сугубо о барбитуре и вышестоящих классах.
Мы играли, ржали, пока нас не начало пробивать на хавку. Сожрав запасы всего, что имелось, мы решили шифернуться коньячком с подругами. Идея была гениальная, но часы показывали начало третьего ночи и конченая Игнатьевна врядли пожелала б нам удачной дороги в «Сельпо». Надо было придумать легенду, причем при участии нейтрального лица. Ни одному из нас она бы не поверила, хоть бы от этого и судьба человечества зависела. Да, именно так. И мы разыграли спектакль, с Богинечкой в главной роли. Одногруппница моих модельеров. Суть была такова – она слезно просила вахтершу выпустить ее за передачкой на автовокзал, который был рядом, но она чертовски боялась идти одна. И тут, как вы наверное догадались, появляюсь Я с Андрюхой. Вахтерша в полном «восторге», но что поделаешь, пришлось. Мы спокойно налегке выходим. Солл скидывает нам с шестого этажа сумку, набитую тряпьем, и мы идем в поход за сорокаградусным счастьем, которое, в конечном итоге, упаковываем в ту же сумку, и без базарчика проходим назад. Нас встречают восторженные полуночники. Мы готовим спагетти с сыром и соусом «Мексикано». Когда закуска готова, все садятся за стол. «Буль» сменяется порядочным количеством коньяка. Действующие, пока еще, лица: Я с «сокамерниками», плюс почти залипший в своей «вкусняшке» Шкет, и две сестры близняшки – Ксю и Кэт. Последняя – Андрюхина девушка. А я когда-то мутил с Ксю. Пытался. Вместо секса, мы держались всю ночь за руки. Причем, я спал на полу, на матрасе, а она на кровати. Было жутко забавно и романтично.
Знаете, есть моменты, которые ничего особенного в себе не несут, но остаются в памяти на всю жизнь. Так было и в эту ночь. Мы сидели и смотрели на небо, пили, общались, откровенничали, кто-то уже спал, этот кто-то был, конечно же, Максимка. В колонках звучал «The Doors» - «Love Street», а затем «People Are Strange». Мы были вместе, понимая, что очень скоро разъедемся кто-куда, но у нас всегда будет память об этой ночи. На мой взгляд, это и есть то, что называют моментом истины, неизъяснимого счастья на миг.
Как же тупо …
Светало. Ксю ушла. Шкета мы с Солтисом занесли. Андрюха спал прямо в одежде с Кетрин. Солл пошел варить кофе. Он не собирался спать, ему нужно было что-то писать, хотя я поражаюсь, как можно что-то писать на отходняках не спавши. Собственно говоря, понял это только сейчас, когда часы показывают четыре утра, а я допечатываю эту зарисовку из жизни, так как всегда делаю все в последний момент, перед нашей встречей, через два года.
Я зашел в комнату к Дзюбе. Дима Дзюба. Это был отдельный, уникальный персонаж. Я,честно говоря, не уверен спал ли он вообще. Он работал 24-ре часа в сутки. Что-то рисовал, шил, куда-то бежал. У него светились глаза, как у винтового. Он мог выпить пива, но не больше. Даже не курил. Красавчик. У него в комнате был балкон, и я очень любил сидеть там бессонными ночами в наушниках, с пивом и смотреть на огни города, или на звездное небо. Я вышел на свежий воздух, моментально отравив его никотином и вспомнил про имеющийся дурман. Говорили, он галюциногенный, типа лсд, а меня это всегда привлекало. Люблю посмотреть «мультики».
Спать не хотелось. Зажав вруке жменю шишек, я погрузился в раздумия. Было немного стремно. Покурив еще пару минут, я все же решился. Засыпав в рот чуть больше чайной ложки, я начал разжевывать. На вкус достаточно неприятно. Хотя мои вкусовые рецепторы уже слабо работали к тому моменту и не могли идентифицировать схожесть с чем-либо для сравнения. Шишки ворту превратились постепенно в омерзительную кашу, на подходе к горлу, я чуть было не срыгнул. Но, запив чашкой «кран-колы», я все же проглотил.
Солтис уже приготовил нам по чашке свежесваренного кофе. Мы вышли с ним на коридор и закурили припрятанный вишневый «Captan Black». Затем Сол пошел к Дзюбе писать. Я остался в коридоре в ожидании галюнов. Они не наступали. Но примерно минут через сорок, я почувствовал, что меня знобит. В глазах начало мутнеть, а руки посинели в буквальном смысле этого слова. Я попробовал встать с корточек и «поплыл». Голова закружилась. Как будто ты проваливаешся в огромную бездонную яму. По стенке я добрел в комнату. Дзюба обклеивал очередную колодку бумагой и делал разметку, Солл писал конспект. Гоша – сожитель Дзюбы, спал. Они взглянули на меня и Солл сказал – «Чувак, ты бледный, как труп». Я понимал, что со мной что-то происходит. Такого у меня еще не было и меня это беспокоило. Я сказал как есть. О состоянии и о том, чем оно, собственно, вызвано и прилег на кровать. Пацаны реально струхнули. Они не имели понятия, что со мной делать. Мысли путались. «Неужели это конец?» - спросил голос в голове. Все тот же не выразительный, что и в случае с продавщицей. Они подложили мне подушку и попытались дать воды. Я просто не мог поднять голову. Казалось, она весит тонну и холодок между полушариями при малейшем движении. Мне все же удалось сделать пару глотков. Я как будто забыл как глотать, тело отказывалось выполнять самые обычные и обыденные функции. Я понимаю пацанов. Перед ними стоял выбор: оставить все как есть и надеяться на лучшее, или вызвать скорую, что чревато моим вылетом с общаги и вуза, плюс - слава. Меня трясло. Они накрыли меня парой одеял. Я лежал и повторял – «Как тупо…, как же тупо…»
Затмение
Я проснулся вечером. Открыв глаза, я увидел ребят и девченок. Их лица выражали тревогу, замешательство. Они о чем-то говорили, но я их не слышал. Были почти все. Солтис, Андрюха, даже Максимка, который все же был нормальным по сути типом, просто ему не повезло жить со мной. Глядя на них, я испытывал самые светлые чувства. Ведь мы немало пережили вместе.Даже с Максимкой у нас бывали хорошие моменты. Не помню точно какие мысли посещали мое мутное сознание в тот знаменательный день, но точно помню первое, что я сказал – «Ну ни хрена себе ЗАТМЕНИЕ!»
P.S.: Посвящается, всем действующим лицам данного произведения, которые являются реальными людьми, которых я по-прежнему помню и за которыми скучаю. А так же, всему нашему поколению и времени, которое сделало нас теми, кем мы есть сейчас.
28. 04. 2009
Усков В.В.