Призрак правосудия Лина Бендера продолжение

                ЧАСТЬ  2
                ПОМИЛОВАТЬ?


                Х                Х                Х

  Дни наступили жаркие, по-настоящему летние, хотя стоял месяц май.  Оно, конечно, ещё придёт обязательное июньское похолодание, но сейчас расцветающая природа жадно внимала теплу.

  Марина очень любила позднюю весну в неуловимый момент её перехода в лето.  В прежние годы вместе с холодами уходили мартовские неприятности.  Смилостивившаяся в очередной раз судьба подавала надежды, которые могли и не сбыться, но ради них стоило жить.

  Но в этот страшный год что бы ни делала Марина, ничего у неё не получалось.  Полоса неудач упорно не кончалась, грозя обратиться в непомерный ком горя и напастей, способный подмять, закатать, уничтожить…

  Ей удалось добиться свидания с сыном – один раз.  Увиденное повергло в шок.  Легкомысленный увалень исхудал в кощея, весь трясся и успел крикнуть через стекло:
- Мама, я не крал!

  Разнервничался, расплакался, и его увели.  Растерянную Марину вежливо вытолкали на улицу.

- Ходишь, мамаша, только парня нервируешь.  Не умеешь держать себя в руках, передачку отдай и катись.  Суд разберётся!

  Марина заплакала и пошла.  Воспитанная интеллигентной Людмилой Михайловной, она совершенно не умела скандалить, прорываться сквозь кордоны и с хрипотой требовать своего, законного.  Оставалось носить передачи.  Их брали, но доходили посылки до Ромки?  Марина сомневалась.  От тоски и страха у неё тряслось внутри, и по дороге домой она покупала бутылку дешёвого вина с целью выпить на ночь.  Ремонт остался недоделанным, заначка таяла, Яков Петрович давно позабыт, и на неё ещё два раза наезжали.  Сначала черномазые молодчики потоптали товар.  Оттащили её за киоск и тихонько насовали под бока.  С тем и отпустили, напомнив о долге.  Она стала бояться ходить на базар.  Торговля шла плохо, не стало денег на приличный оборот.

  В очередной раз её подкараулили у дома, в арке.  Старых знакомцев узнала и в сумерках, со слезами крикнула:
- Я на вас в милицию заявлю!

- Заявлай, звявлай!  Там заявкы в шкап кладут!

  С этими словами её поволокли в разрушенные сараи напротив, накостыляли по шее, можно сказать, под окнами собственной квартиры, ну и, понятно, надругались.  А она молчала, как рыба, боясь, не услышали бы соседи.  Вдруг выйдут и увидят, как малолетку,  в позорном виде…  Этот последний плевок судьбы убивал несчастную женщину наповал.  Но её ни разу не покалечили и, отряхиваясь после очередной экзекуции, Марина соизволила задуматься над странной репликой Феличева, когда тот сказал, будто от неё что-то требуют.  Не две тысячи злосчастных долларов, а более основательное, ради которого стоит начать большую игру.  И потом, не создавалось впечатления, будто господа азеры сильно переживают из-за украденных денег.  От неё ждут некоего серьёзного шага, но что, Боже мой, что?!

  Марина изломала голову в поисках разгадки причудливого поведения бутафорски - театральных злодеев.  Домой теперь проскальзывала боком, стараясь явиться попозже и не попасть на глаза противной Настьке.  Соседка не уставала повторять собственные, недавно выдуманные предсказания: якобы давно пророчила Ромке тюремные нары, парень рос настоящим уголовником.  Да видела ли она настоящих уголовников, старая толстая халда!  Всю  провела за широкой спиной надёжного непьющего Василия и дальше цирка и дачи не ведала никаких страстей - развлечений.  В отличие от накручено - злобной супруги Василий от души жалел незадачливую соседку, и от его унизительной жалости Марине становилось тошно вдвойне, и с радостью предпочла бы одному сочувствующему соседу десяток злющих Настек.
  Особенно страшилась обнаружить перед соседями привязавшихся к ней насильников.

 Требуют шантажисты денег – беда, но случается с людьми и гораздо худшее.  Но общий гнев злобного скучающего обывателя страшнее бандита с ножом и пистолетом.  Однако Феличита абсолютно, до последней точечки прав.  Действуют вымогатели престранно.  А тут ещё Верка зачастила в гости – ну с какой, спрашивается, стати?  Забегает почти каждый день, якобы по дороге с рынка, приносит выпить и закусить.  Очередная странность в цепи прочих, небольшая, но колючая.  У Верки зимой снега не выпросишь, а сейчас суетится, переживает, и от её бурной деятельности у Марины муторно кружится голова.

- Не жрёшь ничего, вот и тошнит тебя.  Посмотри, скоро стеклянной станешь, - с поразительной догадливостью заявила товарка.

  Не обращая внимания на злобно бубнившую Настьку, оттеснила её от плиты, нажарила котлет с картошкой, быстренько сгоношила яичницу, порезала капусту на салат.  И поставила на стол бутылку водки.

 - Не понимаю, почему ты не обратишься к брату? – в очередной раз возмутилась она. – Единственная родная кровь, можно сказать…  У тебя что, помощников в избытке?

- Ты ничего не знаешь, Верка!  Ну какой с него толк?  Он о себе и то выше собственного достоинства считал подумать, а про меня – тьфу!

- Да как же так?!

- Вот так!  Носились с ним, как с писаной торбой, думали, вырастет гений, а вышла пустая тара из-под самогонки.  Вернее, от технического спирта, с него умник начинал.

- Ну и ну!  А у меня брат дачу строит…

  Спохватившись, Вера испуганно прикусила язык.  Ой, негоже хвастаться благополучием при чужой беде.  И поспешно принялась разливать водку и накладывать закуски.

- Я ему уже неделю звоню, и никто трубку не берёт, - сообщила Марина и задумалась.
Ну конечно, отключили за неуплату, сейчас строго.  Интересно, газ и воду у гения заодно не  отняли?  Съездить бы, но ключей у неё нет, не взяла, поспешно убегая от буйно - хмельной парочки.  И когда Лерка   глупо угодила под автобус, тоже не удосужилась прибрать, поскольку редко навещала брата.  Они и прежде не были близки, а в последние годы и вовсе охладели друг к другу.  Чаще Кешка заходил сам – занять денег без отдачи, и сестра, ворча, отводя душу за прошлые унижения, с нотациями ссужала гения парой червонцев.  И братец удирал со всех потрёпанных штиблет, втягивая голову в плечи и стыдясь обернуться.  Неискоренимая гордыня въелась в его душу прочно и пожизненно, единственная не пропитая вместе с совестью.

  Поразмыслив, Марина вспомнила, что больше месяца не видела брата.  Тотчас допрошенная с пристрастием Настька клятвенно уверила, что Кешка не заходил.  И крикнула из своей комнаты злорадно, как припечатала:
- Всегда дома, мышь мимо не проскочит.  Не было твоего дармоеда, не сомневайся.

- Вот как! – озадаченно проговорила Марина.

  И, помолчав, повторила:
- Вот, значит, как!

- Ну и чего сидишь, глаза вытаращила?  Пошли, набьём уроду очки.  Четыре глаза, блин, и ни в одном совести!

  Настька поддержала её безоговорочно.  Марина продолжала колебаться.  Честно говоря, видеться с Кешкой не хотелось.  Допившись до ручки, потерявши державшую его на плаву опору, оставшийся без работы и с огромным долгом по квартплате, брат не растерял врождённого гонора и даже вдребезги пьяный смотрел на неё с презрением, издавна поселившимся за стёклами очков, когда сестра вместо аттестата за десятилетку едва не получила обыкновенную справку.  А истории той насчитывалось двадцать с лишним лет.

- Ты ничего не знаешь, - устало проговорила она и неожиданно рассказала Вере правду.

  Подруга слушала, вытаращив глаза и широко раскрыв рот…

               

                Х                Х                Х

  …- Квадрат гипотенузы прямоугольных треугольников равен сумме квадратов катетов…
  Скрипучий голос математички и по совместительству классной руководительницы Елены Вадимовны по прозвищу Злющей, старой девы в неизменном синем костюме, похожей на того же цвета чулок, каковым, по сути, являются тётки её склада, - голос Елены  штопором ввинчивался в горячий до реально ощутимой густоты воздух в классе, нагоняя сон и скуку.
- Пятый год не устаю повторять прописные истины, но не вижу ни малейшего проблеска знаний.  Вот вы, Косова и Полянская, что там ищете?  Ваша гипотенуза изволила свалиться под парту?

  Если Елена удостаивала кого-то кусочком своего изысканно - сардонического юмора, все знали, что последует дальше.

- Собирайте вещи – и на выход.  Дальше можете не присутствовать.  В понедельник жду обеих с родителями.

  Галка и Маринка потянулись к выходу.  С одной стороны, выносить общество Елены в ясный солнечный день становилось невозможно.  С другой же…  Дома опять начнутся неприятности.
- Елена Вадимовна, моя мама в больнице, - со вздохом сообщила Галка.

- Значит, ты её ещё и порадуешь, - отрезала Елена и со стуком захлопнула за ними дверь.

  Девчонки очутились в коридоре.

- Мерзкая рожа, - прошипела Маринка, адресуя реплику ненавистной училке, - но так-то даже лучше.  Ну, ты решилась?

- Пожалуй, - Галка шмыгнула носом и поёжилась. – Деньги, конечно, нужны, мамочка вот опять заболела.  Но… страшно…

- Не бойся!  Володя – человек надёжный.  Видела, какая у него машина?  И работа легальная, прибыльная, - она помолчала, но потом для очистки совести добавила: - Почти!

- А не привлекут за спекуляцию? – пробормотала Галка, но равнодушно, лишь бы высказаться.

  Володя заведовал студией звукозаписи, расположенной с обратной стороны ближайшей к школе девятиэтажки.  Модное нововведение появилось в конце семидесятых.  На прозрачных, похожих на рентгеновские плёнках, изображавших грампластинки, записывались хрипучие и некачественные копии популярных песен.  О музыке подруги могли говорить часами, но проигрыватель имелся один на двоих – у Галки.  Маринку в семье не баловали.  Все блага доставались брату Кешке.  Он гениальный, его ждёт большое будущее, и затраты обязательно окупятся сторицей.  Недавно Иннокентию сыграли пышную свадьбу с перспективной девушкой, дочерью декана того же факультета.  Семья залезла в долги, и Маринку строго - настрого предупредили не пинать ногами портфель и не топтать школьное платье.  Водились за ней такие дурные привычки.  Впереди оставался выпускной десятый класс.

   На каждую сэкономленную копейку подруги покупали эти кустарного производства пластинки с записями любимых групп «Пинк-Флойд», «Смоки», «АББА»,  «БОНИ-М»…  Каждый месяц у Володи появлялись свежие плёнки, но скудный бюджет подружек не мог охватить и четвёртой части новинок.  И они заходили в студию просто так, посмотреть и послушать.  Им нравилась душная, специфически пахнувшая атмосфера полуподвального помещения, развешанные по стенам броские плакаты с портретами западных поп-звёзд.  Естественно, Володя заметил симпатичных школьниц, и они познакомились.  Отношения сложились дружеские, необременительные.  Володя по-свойски угощал их сигаретами заграничного производства и, редкостью по тем временам, ароматными пластинками жвачки.  Иногда дарил бракованные записи, но девчонки и таким радовались.  Володя, привлекательный черноволосый мужчина лет тридцати, казался им верхом совершенства.  И он никогда не смотрел на них презрительно, как противный очкастый Кешка, не колол едкими остротами, демонстрируя излишки ума и интеллекта.  А потом, в разговоре на равных, предложил им подработать.  Ничего особенного, простенькие курьерские обязанности – развозить кассеты с готовыми записями постоянным клиентам - меломанам.

- Надо бы сбегать домой переодеться, да мамка привяжется, почему не в школе, - старательно отряхивая запачканный мелом фартук, сказала Маринка.

   И нашла-таки выход.  Затолкала фартук в портфель, а поверх платья набросила лёгкий светлый плащ.  На ней любая вещь сидела замечательно, даже купленная в комиссионке, с чужого плеча.  Невысокая чернявая Галка немного проигрывала в сравнении с подругой, но не очень.  Галкина мама работала портнихой и шила дочке потрясающие наряды, а прямые чёрные волосы выгодно контрастировали с бледными, пастельными оттенками облика подруги.

- Вы как сёстры из дуэта «Баккара», - польстил им однажды Володя, чем подкупил подруг окончательно и навсегда.

   И доверяли они ему теперь безгранично.  Конечно же, Володя плохого не посоветует.
  На внутренней двери студии висел большой портрет Сюзи Кватро – в джинсовом костюме, с модной «рваной» стрижкой и стильной гитарой наперевес.  Маринка завистливо вздохнула.  Ей очень хотелось иметь такой плакат дома, но кто ж даст?  И потом, как на это посмотрит Кешка, любивший бесцеремонно вламываться в комнату сестры и выбрасывать из её вещей всё, не относившееся к школьной премудрости.  Оттого общий музыкальный арсенал хранился у Галки, которой при лояльно настроенных маме и бабушке жилось не в пример легче.

  Володя присутствовал в студии не один.  В дальнем углу большой комнаты вальяжно развалился в кресле парень лет двадцати пяти с модными, до плеч, «битловскими» волосами.  Интересно, что фанат музыки Володя ничем не подражал кумирам, стригся коротко и носил простенькие, без заклёпок и лишних наворотов джинсы.  А этот красавчик  словно сошёл с ближайшего плаката, висевшего над головой,  вынырнув из центра знаменитой группы «Европа».   Маринка и Галка были сражены, убиты наповал.

- Кирилл, - представился супергерой, а они в ответ только и сумели тихонько пролепетать имена.

- Сегодня суббота.  Закроемся пораньше и поедем на хату.  Там и поговорим, - пресёк их восторжённые фразы согласия Володя.

  Быстро свернулся, побросал в спортивную сумку штук двадцать записанных кассет.  Кирилл пружинисто поднялся с кресла.  Володина «Волга» дожидалась поблизости на обочине.  Обожавшую автомобили Маринку коробило варварское отношение хозяина к «железному коню».  Володя частенько забывал его помыть, а возможно, и напоить тоже.  Подруги с благоговейным трепетом забрались на заднее сиденье, в то время, как владелец небрежно плюхнулся в водительское кресло.  Маринка с ненавистью затолала подальше опостылевший портфель.  И подумала: как у Кешки хватило терпения столько лет учиться?  Наверно, мозги в его голове как-то иначе устроены...

  Пока ехали, поднимались в квартиру, расположенную в престижном доме на проспекте, потом накрывали на стол в большой зале, - о работе не было сказано ни слова.  Само собой подразумевалось, что привезённые со студии кассеты девчонки доставят по адресам завтра.  Воскресенье – лучший день для визитов.  Плату станут получать регулярно, с отправки каждой партии.  Ни Маринке, ни Галке не верилось в удачу.  Вот она, синяя птица счастья, прилетит к ним на крыльях из новеньких хрустящих бумажек.  У них уже есть работа, и не нужно задумываться, куда пойти учиться после десятилетки.

- А зачем оно вообще – учиться?  Диплом хорошие бабки сделать не поможет, - философски заметил Володя, с профессиональной ловкостью откупоривая бутылки.
 
  Маринка согласно кивнула.  Её гениальный братец Кешка закончил  институт, собирается поступать в другой,  а денег от него  семье не прибавилось.  Перспективная девушка Нонна едва ли сделала удачную партию, если кормить молодую семью намерены родители.

  За столом они громко смеялись, часть пригубляя рюмки и пытались насладиться дымом импортных сигарет.  Спиртное шло туго.  Девушки пили едва ли не в первый раз в жизни.

- Не боись!  Первая колом, вторая соколом, третья мелкой пташечкой! 

  У Кирилла оказался своеобразный юмор, и выражался он не всегда понятно.  Вроде  бы по- русски, а слова не те…

  Девчонки быстро опьянели.  Странный специфический запах сигаретного дыма витал в воздухе.  Отчего-то пахло сухим сеном.

- Как у бабушки в деревне, - хихикнула вдребезги пьяная Галка.

  Маринка не могла судить.  Её родители были коренными горожанами и не имели домика в деревне.  Но пахло и вправду подозрительно.  Она попыталась спросить, что это значит, но язык отказывался повиноваться.  Руки и ноги сделались ватными, сидеть за столом стало неудобно, но не получалось перебраться на диван.  И тогда Володя поднял её и понёс.

  Дальнейшее происходило в густом тумане.  Слабое сопротивление было быстро сломлено.  В изголовье широкой, под балдахином, кровати стояли бутылки вина и стакан, из которого Володя отхлёбывал сам и часто подносил подруге.  И если в голове ещё царила эйфория, то ниже по телу ощущения становились всё более неприятными.  Ну, вроде как изнутри по ней проезжались напильником.

- И зачем люди это делают? – тараща осоловелые глаза на зелёный ночник, удивлённо пробормотала Маринка.

  Володя не успел ей, несведущей, объяснить.  В дверь свирепо забарабанили.  Ворвались люди в милицейской форме и в штатском, за их спинами маячили соседи в халатах и шлёпанцах - понятые.  Маринка и Галка были настолько пьяны, что не оценивали адекватно происходящее, казавшееся продолжением американского боевика, с приглушённым звуком мелькавшего на экране.  Хмельных и раздетых, их согнали в одну комнату, и начался обыск.  Маринка куталась в полотенце и с тупым удивлением рассматривала кассеты и мешочки с белым порошком, откровенно не понимая, каким образом эти разные вещи связаны.

  Дальше было следствие, долгие мучительные допросы.  Оказалось, Володя и Кирилл под прикрытием основного бизнеса торговали героином, рассылая клиентам наркотик в кассетах с записями модных альбомов.  Вот оказывается, какая «работа» ждала глупых, жаждущих поправить материальное положение школьниц.  Наркокурьер – это слово Галка и Маринка впервые услышали от следователя, и страх уголовной ответственности на время затмил трагедию бессмысленной потери девственности.

  Мужчин осудили и посадили.  Девушек отругали и отпустили, но сообщили в школу.  Елена Злющая вопила громче всех, призывая выгнать вон недостойных, опозоривших звание… и так далее.  Галкины мама и бабушка плюнули на школу, забрали документы и отправили дочку в ПТУ, избавив от унижений коллективного поругания.

  Маринке устроили дома великолепную головомойку – Елена Злющая просто отдыхала.  Людмила Михайловна рыдала взахлёб.  Кешка, ради прискорбного события явившийся на семейное судилище с молодой женой Нонной, цедил слова презрительно, сквозь зубы.  Отец пару раз прошёлся по непутёвой отроковице армейским ремнём, но тотчас сам схватился за голову и за сердце.  Телесные наказания не были приняты у Косовых.  Маринка упрямо и угрюмо молчала.

  Потом семья разбрелась по комнатам страдать и пить валидол.  Один Кешка, не в состоянии успокоиться, язвил и язвил сестру жестокими унизительными фразами, построенными с едким сарказмом и идеальным соблюдением оборотов.  Маринка продолжала молчать.  Не выдержала Нонна, ощетинилась на гениального супруга злобной кошкой.

- Заткнись, ты, смазливый потомок Ломоносова!  Не видишь, девчонке и так плохо?  У нас соседи дочку также пилили - пилили, она и выбросилась с шестнадцатого этажа!

  Казалось, ещё секунда – и она ударит мужа.  Кешка замолчал, точно язык проглотил.  А Маринка подумала, что мысль, в общем-то, правильная.  Надо пойти на то же место и…  Но она никуда не пошла.  Назавтра в школу отправилась Людмила Михайловна и просила - молила директрису, чуть в ногах не валялась.

  И Маринка осталась.  В первый день после скандала шла в класс вся на взводе, готовая отражать нападки с нервной злобностью, скопившейся в душе за последние дни.  Но к великому своему удивлению столкнулась с прямо противоположным – тайным уважением одноклассников.  И хотя учителя косились и упорно ставили двойки, не упуская случая попрекнуть оплошностью, она держала голову всё выше, напуская на себя вид гордый и независимый.

  Однажды на перемене к ней подошла Лана Берсенёва – небывалое дело!  Отозвав в сторонку, покровительственно похлопала по плечу.

- Не дрейфь, Косова!  Обломилось – это бывает.  Ты девчонка симпатичная, обзаведёшься новыми возможностями.

  С тех пор Лана стала с ней здороваться, а следом и остальные из компашки.  Но к себе не пригласили.  Естественно, она не из их круга.  И хотя на экзаменах её упорно «валили», с обидными нравоучениями натягивая слабые тройки, одноклассники с подачи Берсенёвой пребывали в твёрдой уверенности: Косова в жизни обязательно пробьётся.

                Х                Х                Х

  … - Но я никуда не пробилась!

  Марина помолчала, рассматривая на свет полную рюмку, хотела рассказать об Алиске Макаровой, но передумала.  Выпила, торопливо зажевала бутербродом и завела рассказ о другом.

- И Кешка не сразу стал алкоголиком.  Ты послушай…

  Сорвавшись на откровенность, она не имела сил остановиться…

                Х                Х                Х

  … Кешка вырос красавцем: высокий, стройный с широкими плечами и горделивой осанкой рано осознавшего собственную значительность молодого мужчины. Даже очки его не портили, а добавляли облику отсутствующую у ровесников интеллигентность.  Маринка таким его и запомнила, взрослым и умным, старше на добрых пятнадцать лет.  Брат и сестра уродились очень разные.  Маринка росла без особых претензий и амбиций.  Иннокентию с детства доставалось самое лучшее.  И действительно, он был гениальным молодым человеком, но не из тех занюханных зубрил - очкариков, выезжающих на упорном сидении за учебниками и тетрадками и ради хороших отметок подлизывающихся к учителям.  Кешке учёба давалась шутя, и в уме он мгновенно пересчитывал шестизначные цифры, которые учителя математики выписывали на доске в столбик.  Ему прочили грандиозное будущее.  Девчонки липли к нему стаями.  Но Иннокентий сначала закончил с золотой медалью школу, потом с красным дипломом институт и точно также другой.  Награды сыпались отовсюду: с конкурсов и олимпиад, его авторству принадлежала модная в те годы новинка – институтский КВН.

  Лишь собравшись поступать в аспирантуру, из многочисленных претенденток на руку и сердце выбрал Нонну – девушку умную, красивую и тоже с замечательными перспективами на будущее.  Причём долго добивался её расположения, игнорируя готовых ради него в лепёшку расшибиться прочих девиц.  Нонна была единственной дочерью ректора аспирантуры, которую к тому времени успешно форсировал гениальный Кешка, но тот, кто подозревал его в меркантильном расчете, злостно кривил душой.  Иннокентий любил избранницу намного больше, нежели она его.  Сыграли свадьбу, защитили кандидатские, и вскоре родились близнецы.  Родители Нонны купили молодым двухкомнатную квартиру в Москве.  Иннокентий работал в престижном НИИ, ведущем секретные разработки на оборонку, и успешно продвигался по должностной лестнице.  Обе семьи помогали новобрачным деньгами и услугами.  Кешке открывалась замечательная карьера: сначала зам, потом зав отделом…

  Но до «зав» дело не дошло.  Внезапно грянула перестройка.  Институт обанкротился и вылетел в трубу одним из первых.  Налаженная жизнь молодой семьи сломалась под треск, грохот и вой победившей демократии.  Воспитанный в строгом распорядке раз и навсегда заведённой монотонности бытия, Иннокентий растерялся.  Его прежде завидная зарплата с катастрофической быстротой упала до нуля – её прекратили выплачивать.  А научных сотрудников без лишних церемоний попросили в бессрочные отпуска без содержания.  Кто мог, крутился, приспосабливаясь зарабатывать деньги по-новому. Но, гениальный в своей стихии, Иннокентий оказался непригодным к обыденной жестокости существования, и пока в полной растерянности дожидался возвращения привычного уклада, Нонна прихватила близнецов и упорхнула с родителями в Америку.  Квартиру, естественно, продали, ненужного супруга выставили вон.

  Ошеломлённый случившимся, Иннокентий вернулся под родительский кров и устроился в заштатный НИИ, тоже бывший некогда престижным, но с перестройкой превратившийся в отстойник.  Там месяцами уныло дожидались скудной зарплаты те, кто не обладал цепкой ухватистостью, ставшей ценным качеством личности в перевернувшемся с ног на голову социуме.  Ещё молодой, здоровый и красивый почти сорокалетний мужчина морально сломался.  Он продолжал ходить на работу, похожий на раз и навсегда заведённый механизм, увешанный дипломами, но не добившийся успеха материального.  По вечерам запирался в спальне, пугая мать и сестру гробовым молчанием.  Отца к тому времени не стало в живых, умер от внезапного сердечного приступа.  На робкие попытки заговорить Кешка болезненно морщился и так страшно менялся в лице, что Людмила Михайловна с Маринкой сочли за благо оставить его в покое.  Иннокентий погрузился в горе с головой, как в лучшие времена ударялся в учёбу – глубоко и безоглядно.

  Не задались ни личная жизнь, ни работа и у младшей сестры.  Красавицу Маринку бросали все потенциальные ухажоры, выбирая в жёны скромных, бледных, но лучше обеспеченных женщин.  К двадцати пяти годам её трудовая книжка пестрела записями, и Людмила Михайловна силой привела дочку под своё крылышко, в НИИ при №-ском оборонном предприятии, с расцветом перестройки начавшего продавать оружие за рубеж и худо - бедно обеспечивающее сотрудников зарплатой.  Скучавшая Маринка носила туда - сюда казённые бумажки, тайком от матери  покуривала на лестнице с неопрятными, небрежно прикрытыми замызганными белыми (одно название) халатами научными сотрудниками, сухими и скучными, хуже вяленой воблы без пива.  Людмилу Михайловну, старейшего работника, в институте уважали, и к её дочке с крамольными предложениями не приставали.  В канцелярской обстановке отдела Маринка желтела и чахла, постепенно превращаясь в старую деву.

  Иннокентий никогда не просил ни у матери, ни у сестры на вино, и они долго не догадывались о пагубном пристрастии погрязшего в собственных переживаниях страдальца, но с грустью отмечали, как быстро и бесповоротно уходят его  красота и молодецкая стать, редеют волосы на макушке, и морщины нахально бороздят изящно очерченное лицо.  Однажды Маринка нашла в ванной комнате пластиковую бутылку с остатками пахнущей спиртом жидкости, отвинтила пробку и долго принюхивалась, а осмелившись попробовать, сообразила, что это он и есть – неразбавленный, медицинский, выдаваемый в лабораториях для протирки мелких чувствительных механизмов.  Кешка нашёл постоянный и бесплатный источник утешения.  Маринка положила бутыль на прежнее место и ничего не сказала матери.  У Людмилы Михайловны стало часто подскакивать давление.  Зачем её лишний раз нервировать?  Разве Кешку от пьянства отучишь, если он сам не желает возвращаться к жизни?
 
                Х                Х                Х

  - Ну и что было потом?

  Расчувствовавшись,  Верка отложила просмотренные семейные альбомы и потянулась разлить по рюмкам остатки водки.  Размякшая от выпитого и печальных воспоминаний, Марина устало вздохнула.

- Потом?  Да ничего особенного.  Мамочка умерла, когда узнала, что очередной жених оставил меня беременной.  Я пропустила все сроки, сама знаешь, как оно бывает.  Из роддома меня встречал Кешка, ради такого случая воздержавшийся от пьянства на целую неделю.  Больше он подобных подвигов не повторял.  Мы с ним постоянно ссорились.  Брат считал, я не умею воспитывать ребёнка, а сам бутылку и рук не выпускал.

  А потом появилась Лерка.  Досталась она одинокому нелюдимому пьянице совершенно случайно, и пила больше и злее мужика.  В первый же день Марина подралась с ней на кухне.  С тех пор семейные баталии не утихали, и однажды, не выдержав всепоглощающего убойного пьянства на глазах у подрастающего Ромки, она схватила ребёнка в охапку и убежала к бабке.

- Вот и всё, пожалуй, - выпив последнюю рюмку и повесив голову, уныло заключила Марина.

  Страшно любившая соваться в чужие дела, Верка подпрыгивала от нетерпения.

- Тем более, ты должна пойти и рассказать ему о несчастье с племянником. Может, это приведёт его в чувство?

- В чувство Кешку не приведёт уже ничто, - отрезала Марина, но задумалась.

- А ты покажи ему фотографии, - медленно, с расстановкой, проговорила Вера.


                Х                Х                Х

    Женщины приехали к Иннокентию ближе к обеду, дорогой успев развеять остатки скудного хмеля.  Небо с утра хмурилось, грозя разразиться дождём, и заметно похолодало. Как всегда бывает в начале июня.  И вместе с погодой безнадёжно поникло настроение, задавленное быстро растущим комом неразрешимых проблем.  Сезонные неприятности набирали обороты, грозя вырасти до размеров непоправимой беды.   Марина маялась нехорошими предчувствиями, на ватных ногах поднимаясь по лестнице на третий этаж, и Верка сопела в двух шагах позади, растеряв неуёмную болтливость профессиональной базарной торговки.  Звонок отсутствовал, и Марина привычно застучала в дверь кулаком, потом приложилась ногой.

- Надо было тебе ключи забрать, когда его баба погибла.  О чём головой думала? – накуксилась Верка.

- Ну его к едрёне фене, - зло проговорила Марина, чувствуя в замёрзшем организме тошнотворный мандраж отходящего хмеля.

- Вот ещё!  Он обязан вернуть ключи, ты здесь прописана, - и сама с утроенной силой заколотила в дверь.

- Тише ты!  Всех соседей взбаламутишь.  Скандал выйдет.

- Наплевать!  Загулял, подлец.  Подождать разве?

- Воняет здесь.  Кошек по подъездам развели, - сморщилась Марина.

  Её не прельщала перспектива куковать на лестнице в ожидании отправившегося за водкой брата.  Их встречи всегда кончались скандалами.  Кешка не любил, когда его видели пьяным.  Он и от Лерки запирался в комнате, наливаясь ханкой в одиночестве.

- Не поняла! – изумлённо протянула Вера.- Но эта ваша Лерка тоже пила… разве нет?  Он что, сам ханку трескал, а подруге не наливал?

- Да давал он ей.  И мне тоже.  И всем желающим.  Но сам пил так, чтобы никто не видел.  Привычка – вторая натура, - втолковывала раздосадованная Марина.

- А, ну да, - рассеянно кивнула Верка, принюхиваясь, словно напавшая на след борзая. – Воняет-то как, чуешь?

- Ну, пошли на улице подождём, - резонно заметила Марина.

- Нет, погоди!

  Повертевшись на лестничной площадке, подруга зачем-то опустилась на корточки и приложила нос к замочной скважине.  Напуганная сверх меры, Марина неуверенно топталась рядом, недоумевая над странным поведением Верки.

- Вы что тут делаете, проныры?  С самого начала за вами наблюдаю…

  Дверь соседней комнаты с грохотом распахнулась.

- Ой, Маришка, ты?  Не узнать тебя.  А ключей  у тебя нет?

- Нет, тёть Ань.  Кешку давно видели?

- А часто ли он показывается?  Прошмыгнёт тише мыши, глаза в пол.  В последнее время здороваться перестал, гений… винно - водочного розлива!

  От соседкиных слов Марина съёжилась, будто её публично отхлестали по щекам, и  приготовилась повернуться и бежать подальше от стыда и срама, но вмешалась Верка, бесцеремонно потянула соседку за рукав.

- Нюхни, слышь, вот сюда.  Чуешь, как разит?

- Однако! – грузно поднимаясь с колен, проговорила старуха и бочком попятилась к себе. – Позвонить бы надо…  Или о чём вы тут думаете?

- Что она хочет? – напряжённым голосом спросила Марина.

  Верка открыла рот, собираясь оформить догадку в откровенную фразу, но посмотрела на бледную до синевы подругу и безнадёжно махнула рукой.

  … Милиция приехала неожиданно быстро.  Два молоденьких лейтенанта повертелись под дверью, понюхали там же и схватились за рацию.  Ещё минут через десять явился подвыпивший слесарь, ворча, подковырнул державшийся на честном слове замок и распахнул дверь настежь.   К кульминационному моменту успела собраться кучка любопытных соседей.  Все с интересом заглядывали в душное нутро квартиры.  Иннокентий имел своеобразную привычку в любое время года наглухо закрывать и завешивать плотными шторами окна.
- Вы и вы, - милиционер ткнул пальцем в Верку и соседку тётю Аню, - пройдите с нами, а сестрица пусть подождёт.

- Нет! – протестующе крикнула Марина и, едва оперативники с понятыми скрылись в квартире, ринулась следом, мимоходом отмечая несвойственный аккуратисту Кешке беспорядок в кухне, коридоре, гостиной.  Запах стал намного сильнее и, не найдя ничего во второй комнате, принялись за спальню, запертую изнутри на ключ. На Марину никто не обращал внимания.  Прижавшись к стене в коридоре, она дивилась обилию мух в комнатах.  Жирные, зелёные, пронзительно зудевшие и норовившие усесться на лицо – таких обычно мало в начале лета, не наступил сезон…

  Хрустнул замок Кешкиной спальни, и публика с криками отпрянула, спасаясь от вылетевшего навстречу чёрного роя.  Не растерялся один из дюжих парней в камуфляже, привычным жестом встретив стаю нечисти мощной струёй из похожего на огнетушитель баллона.  Понятые спаслись бегством, а Марина шагнула в кухню и тихонько, как замороженная, прикрыла стеклянную дверь.  Мимо топали, громко переговаривались, чем-то по-змеиному шипели…  Приоткрыв щёлочку, она обнаружила залитые дезинфекцией пол и стены.  Добрались и до кухни, выругали ослушницу последними словами и прогнали на лестничную клетку, где охали и хватались за головы обалдевшие и отравленные соседи.

  Поморив мух, на поролоновом коврике поволокли из спальни Кешку, у порога ловко свернули в рулон и сунули в чёрный пластиковый мешок.  На полу осталась цепочка вонючих капель.  За месяц с лишним, который погибший пьяница пролежал на полу между койкой и шифоньером, от него осталась сырая шевелящаяся масса, съеденная личинками до скелета, по страшной иронии судьбы сжимавшего в кулаке засиженные мухами очки.  Рука с очками торчала из свёртка, и от этой мелкой детали гибель незадачливого гения от математики казалась в десять раз более унизительной.   Неприкаянно топтавшаяся на лестничной площадке Марина плакала не столько от горечи потери брата, которого, по сути, лишилась, когда убежала с ребёнком  с собственной жилплощади.   Нет, мучилась стыдом из-за поруганной чести семьи, опороченной не оправдавшим грандиозных надежд умненьким мальчиком в очках, позорно закончившим жизненный путь в качестве инкубатора для насекомых… тьфу, какая гадость!  Марина зарыдала ещё горше и не помнила, как соседка тётя Аня увела её к себе, отпаивала каплями и давала нюхать нашатырь.

  Подруга Верка исчезла, едва от подъезда отъехала машина, но Марина ничего не заметила.  У милиции не возникло вопросов.  «Опился и помер», - такой автоматически  вынесли вердикт и записали в протокол.  Женщинам сунули официальные бумаги.  Потрясённые, они расписались, не глядя.  Квартиру опечатали.
 
  К вечеру, отдышавшись и успокоившись, Марина поехала домой, дорогой не в силах отделаться от странной, похожей на подозрение мысли, неотвязно крутившейся в воспалённом от переживаний воображении.  Но многодневная, хронически скопившаяся в организме, замешанная на страхе усталость мешала сосредоточиться и выделить в памяти странную мелочь, это подозрение вызвавшую.

  В арке она запоздало спохватилась, вспомнив о карауливших в тёмных углах не менее странных насильниках и, выбежав на освещённый из окон пятачок посреди двора, увидела курившего в сторонке одинокого мужчину.  Вскрикнув, рванула бегом к террасе, но её цепко ухватили за руку повыше локтя.

- Постой, Косова, куда мчишься?  Не бойся, это я!

  Марину трясло.  Она не сразу узнала Феличева.

- Юрка?  Ты… откуда?

  Адреса она однокласснику не давала.  Откуда он узнал?

- Элементарно!  Проследил за тобой в прошлый раз.  Хотелось посмотреть, кто следом таскается.

- И… кто же? – помолчав, шёпотом спросила она.

- Отойдём от окон. Вон туда, к лавочке…

  Они примостились на сломанной скамейке под кустом жасмина у подъезда закрытого на ночь отделения какой-то торговой фирмы.  Сегодня Феличев принарядился в мятый, но чистый джинсовый костюм, сидевший немного не по размеру, что свидетельствовало об отсутствии постоянного женского пригляда.  Непослушные, плохо постриженные волосы ёжиком топорщились на макушке.  После их встречи на карьерах Юрий как мог позаботился о своём внешнем облике.

- Они знают, где ты живёшь, но не это странно, - задумчиво пережёвывая веточку, проговорил Феличев.

- А что?!

  Сердце у неё замерло от ужасного предчувствия.

- Одного из них я видел недавно, но не вспомню, где.  Пьян был.  Но лицо характерное…

- Нос с горбинкой, губы калошами, зубищи вперёд, - брезгливо сморщилась Марина.

- Он, урод, морда запоминающаяся.  Но где, где?  Если вспомню, станет ясно, почему к тебе привязались.

- Ромка кричал, что невиновен, - всхлипнула Марина.

- Очень возможно.  Ну а главное, что у тебя есть ценного, за которое стоит начать грандиозную аферу?

- Сто раз уже слышала!  Детективов начитался? – хмыкнула Марина.

- Я не читаю детективы, со школы увлекался только историей.  Но позже пришлось покрутиться с разными…  Так значит, ничего ценного?

- Ой, ну откуда? – растерянно произнесла она, помотав ошалевшей от обилия тягостных впечатлений  головой. – Ничего не соображаю, некогда мне.  И вообще, не пойму, с чего ты вдруг воспылал ко мне бескорыстной дружбой?  В школе, помнится, предпочитал иную компанию.

- Времена изменились.  Впрочем, и ты одноклассников никогда не жаловала.  Ни на одну встречу не пришла…
 
- За десять лет вы все мне опротивели до зубовного скрежета, особенно ваша весёлая компашка, - со злостью проговорила Марина и встала. – Ты уж извини, времени нет.  Брата хоронить надо.  Если хочешь, позвони через недельку, поговорим?

- Диктуй номер, я запомню, - быстро сказал Феличев.

  Марина назвала цифры и бегом, пока Юрка не ушёл со двора, бросилась к крыльцу.  Но сегодня на неё не покушались…

                Х                Х                Х

  Последующие две недели пронеслись в бешеном калейдоскопе.  Останки брата долго не выдавали, пришлось обойти кучу инстанций параллельно с хлопотами о Ромке, по-прежнему томившемся в СИЗО.  Наконец символическое дознание по поводу смерти алкоголика прекратили, выдали справку и разрешили хоронить.  Жалкие остатки, не доеденные личинками мух.  Впрочем, Марина не сильно переживала, но торопилась покончить с ужасом.  Во сне она постоянно видела Кешку размытым, похожим на тающий снеговик.  Облик брата распадался на составные части и получалось нечто непонятное, и просыпалась Марина испуганной и разбитой.  Последние деньги ушли на скромные погребальные атрибуты и оплату за услуги, поскольку сама подойти к гробу никогда не осмелилась бы.

  Причину гибели Иннокентия не определили.  «От опоя!» - убеждённо заявили соседка Настька и тётя Аня, которых ради галочки вызывали к следователю.  Настька как-то подозрительно поглядывала в её сторону, но Марина отнеслась безразлично.  Что нового она могла сообщить, видевшая Кешку лишь мельком?

  По горло занятая беготнёй и тягостными хлопотами, Марина забыла о Якове Петровиче, собиравшемся прийти в гости после ответственной командировки, но медлившего в раздумьях.  Она полагала, что ухажор никуда не ездил, а проверял, так сказать, чувства, прикидывая плюсы и минусы затеваемого знакомства.  В круговороте бурных событий облик Якова Петровича стёрся из памяти и благополучно забылся.  На понедельник назначили погребение Иннокентия и, скрепя сердце, Марина поехала в зареченскую квартиру за вещами покойного.  Рубашка, костюм, тапочки – всё должно быть в наличии, даже если невозможно прилично обрядить тело.  Считавшая себя опытной в житейских коллизиях Настька заявила, что надо собрать Кешке баул в дорогу.  Марина вспомнила стоявший в прихожей потрёпанный «дипломат», оставшийся непропитым от лучших, интеллектуальных времён.  «Баул» она восприняла буквально.

  Портфель нашёлся сразу.  Внутри позвякивали пустые бутылки, без лишних церемоний полетевшие в мусоропровод.  Марина помнила Кешкин «дипломат» новеньким, подаренным на день рождения свежеиспечённым тестем и до отказа забитым заумными книжками и конспектами.  Гений расправлялся со сложнейшими математическими формулами шутя, словно семечки щелкал.  И вон оно что вышло!

  Под ногами сухо похрустывали околевшие мухи.  Понюхав затхлый воздух, Марина с отвращением сплюнула, вооружилась веником и тряпкой и принялась за уборку.  Настежь распахнула балкон и заклеенные с незапамятных времён окна.  Вымыла везде полы, в том числе и в спальне, где в паркет въелось огромное коричневое пятно.  У Кешки почти не осталось вещей, оттого в комнатах сохранилась видимость любимого им когда-то до фанатизма порядка.  Но пыль клубками моталась по углам полупустых помещений.  У алкоголика не хватило сил сгрести мусор в кучу.

  Покончив с комнатами, Марина вошла в грязную захламлённую кухню, видом резко контрастировавшую с общей территорией жилища и, осенённая выползшей из дальних уголков подсознания, уже посещавшей её мыслью, в растерянности опустила ведро.  Да, она думала об этом. Но из-за внезапного появления Феличева догадка ускользнула и всплыла при виде царившего в кухне вселенского бардака.

  Маниакальная привычка к порядку стала второй Кешкиной натурой.  Он редко оставлял за собой грязь и убирал тотчас, едва обретал способность стоять на ногах.  Маленькой Маринке часто доставалось от брата за разбросанные вещи и невымытые перед обедом руки.  Кешка прочитал ей больше нотаций, чем оба родителя вместе.  И получается, незадолго до кончины он пропил не только остатки своей неповторимой гениальности, но и въевшуюся в кровь и плоть любовь к чистоте – единственное, оставшееся у него от прежних достоинств.  В принципе, ничего удивительного, но нужно знать конкретного человека, чтобы сделать правильные выводы.  Чтобы так захламить кухню, нужно неделю хлебать до поросячьего визга, не приходя в сознание и к утру.  Либо тут полк солдат квартировал?  Но Кешка никогда не пил в компании, за последние годы приобретя замашки одинокого угрюмого пьяницы, грубияна и нелюдима…

  … Вот что показалось странным, когда она в первый раз беглым взглядом окинула кухню!  В страшном напряжении Марина остановилась над заваленным остатками хмельного пиршества столом.  Милиция почти не работала в кухне, и натюрморт остался непорушенным.  Засохшие огрызки еды на тарелках, закисший рассол с парой неприкаянных огурчиков в трёхлитровой банке, шкурки от колбасы-салями… так…  Бутылка с парой глотков дешёвого самогона производства бабы Мани из соседнего подъезда.  Вполне естественно, у неё все жаждущие отовариваются.  Но с какой стати одинокому алкашу пьянствовать из трёх рюмок разом и закусывать из стольких же тарелок?  Миски небрежной грудой свалены в мойке, но рюмки остались на местах, и в одной досыхала непохожая на самопальную жидкость.  Кажется, водка, причём не худшая.  Зачем нищему, не имевшему постоянного заработка Кешке лакомится дорогой колбасой и пить элитную водку?  Бутылок нигде не видно, кто-то предусмотрительно убрал.  Вопрос: почему?   В пепельнице нашлась пробка от «Абсолюта», в мусорном ведре ещё две.  Это сколько же надобно вылакать?  Но пробки целые, неповреждённые.  Кстати, на кухне остались три стула – два табурета и один со спинкой, принесённый из спальни.  Кешка принимал гостей.  Небывалое дело!

  Естественно, остатки застолья не показались подозрительными милиционерам, не знавшим привычек погибшего.  Но собутыльников Иннокентий не заводил никогда!  Он и с Алёной познакомился случайно.  Женщина пришла к кому-то в гости, перепутала адрес и упала у Косовых в прихожей.  Марина с братом отнесли пьяную дамочку на диван, утром похмелили, и та незаметно залежалась на три с половиной года.  Но позже женщин у Иннокентия не водилось.  Как-то в пылу скандала Алёна обмолвилась об импотенции.  Но Марина знала брата, до смерти оставшегося однолюбом, страдавшего по давно потерянным Нонне и детям.  Нет, у Кешки в гостях сидела не женщина, а два ухоженных, пивших дорогую водку и куривших «Парламент» мужиков.  С какой, ещё раз спрашивается, стати, а?

  Никогда не любившую и не читавшую детективов Марину охватила трясучая сыщицкая лихорадка.  Высыпав содержимое пепельницы на газету, она разобрала окурки на кучки, прикинула длину и прикус на фильтрах.  Вот обмусоленная до крохотных бычков «Прима» брата, любителя жевать кончики, плюясь потом табачными крошками.  Вот ровненькие, ничем не примечательные окурки одного из гостей.  Вот другие, сплющенные крепким прикусом с отчётливо отпечатавшимся широким передним зубом.  А это что?  Неужели гостей было трое?  Потом сообразила: у Кешки кончилась собственная «Прима», и он воспользовался сигаретами гостей, изжевав фильтры в мочалку.  Возможно, обнаруженные факты не значили ничего, но в сочетании с последствиями… Причина смерти Иннокентия ведь не установлена, а защёлкнутый изнутри спальни замок исключил версию об убийстве.  Но, оставшись один после застолья, Кешка мог успеть закрыться (сила привычки!) и потом упал.  Он в любом состоянии добирался до кровати, либо оставался за столом, но никогда не валялся на земле и на полу!  Мелкий штришок к портрету, но многое объясняет.  Указанная в свидетельстве дата предположительная – тридцатое апреля.  И приблизительно в то же время поймали на воровстве Ромку...

  Марине очень захотелось узнать, что произошло раньше, смерть брата или арест сына.  Она пока не знала, зачем ей нужна новая головоломка, но похожее на интуицию подспудное чувство заставило её порыться в сваленных на подоконнике газетах.  Иннокентий не оставлял надежды заполучить работу по специальности и регулярно, с непривычной для обыкновенного алкоголика педантичностью покупал газеты с одноимённым названием.  Но в том-то и дело, что Кешка не был ОБЫЧНЫМ, а имел устоявшиеся, не сломленные ни временем, ни пьянством привычки.

  Она нашла последнюю «Работу» за вторую неделю апреля.  Значит, числа двенадцатого или тринадцатого он ещё жил.  Под столом валялся яркий бумажный ком.  Марина подняла и ахнула.  «Московский комсомолец» за неделю от восемнадцатого до двадцать четвёртого.  В воскресенье арестовали Ромку, а на неделе, предположительно, с четверга, к Иннокентию пришли гости и принесли завёрнутые в свежую газету закуски.  Экспертиза ошиблась на две недели.  Сначала умер Кешка, затем посадили Ромку, и оба события произошли с интервалом в три-четыре дня.  Именно так, а не наоборот.

   Уверенность окрепла.  Следом пошли претензии к ней с требованием денег.  Вначале легко встряхнули для острастки, не причинив телесного вреда, в расчете на то, что она побежит к родственникам искать валюту.  Им, азерам с иными понятиями о семье и степени родства невдомёк, что можно почти не поддерживать отношений с членами своего клана.  У них иной стиль жизни, на уровне подсознательного инстинкта проецируемый на окружающих.  И когда жертва не помчалась искать деньги, её прижали посильнее.  Но она упорно не торопится к брату, давно лежащему в квартире мёртвым… нет, убитым!

  «Признавайся, что есть у тебя ценного…»  Феличита сам не подозревал, насколько прав.  Трёхкомнатная близко к центру, в экологически чистом районе стоит больших денег.  В долларах.  Или… он знал?!

  Марина запуталась, не зная, кому верить.  Что знает о ней Феличита. Случайно встретившийся на карьерах, куда она забрела тоже случайно?  Но насильники-то выследили!  Или одноклассник вообще не при чём?  И чем объяснить его внезапно проснувшийся к ней интерес?

  Кстати, а почему злодеи не появлялись, пока шло дознание по Кешкиной гибели?  Забыли о требованиях?  Вряд ли!  Она была уверена: кредиторы обязательно появятся.  Не деликатность в них прорезалась, а дают ей время на погребение и оформление бумаг.  Квартиру можно приватизировать и продать – вот оно, ценное, о чём спрашивал Феличев,  и о чём она не знала, а уже обладала.  Но Юрка-то как догадался?  Неужели заодно с бандитами?  Неудивительно, не в первый раз…

  Марина вспомнила пыльный чердак, умоляющий голос Алиски Макаровой… потом распластанное посреди алого ковра неподвижное тело…  Тряхнув головой, отогнала страшные воспоминания, быстро повыдергала из шкафа вещи брата, сложила в кейс бельё, носки и тапочки.  Что ещё пригодится в дальнем пути несостоявшемуся гению?  И, подумав, вместе с бритвой и зубной щёткой положила в отдельный кармашек аттестат, институтские дипломы и отыскавшиеся на полке запасные очки.
 
  Счастливого тебе пути, Иннокентий!

                Х                Х                Х

  До дома пришлось добираться с пересадками, и приехала она поздно.  Вошла и остолбенела.  Яков Петрович при  пиджаке и галстуке восседал на общей кухне.  Цветы и шампанское уныло торчали по разным сторонам куцей холщовой сумки, повисшей на спинке стула.  Яков Петрович выглядел обманутым женихом, отчего маленькие глазки за стёклами очков сузились и стали ещё меньше, а брезгливо поджатые губы превратились в некое подобие жирной куриной гузки.  «Противный какой!» - равнодушно подумала Марина, почувствовав внезапное головокружение, вызванное усталостью и переживаниями.  И отвращением – не конкретно к гостю. А вообще ко всему на свете и к жизни в частности.  Такой, как она есть.

  Напротив почётного гостя, подперев руками тройной подбородок, устроилась Настька и, сделав страшные глаза, придушённым шёпотом рассказывала нечто, наверно, очень ужасное.  Чеченцы совершили очередной теракт или Америку тайфуном смело в океан?  На фоне всемирного безумства страстей её узко личный кошмар показался Марине ничтожным.  Но с первого плана не слез, являясь проблемой животрепещущей, и требовал решения немедленно, чем скорее, тем лучше.

  Здесь же в дальнем углу серой мышкой притулилась бабка Степанида, чья квартира располагалась в противоположном конце длинного коридора и имела отдельный выход.  Странно, что старуха сидит с Настькой, которую терпеть не может.  Когда Марина вошла, устало поставив кейс и пакет с вещами на пол, присутствующие дружно к ней повернулись, и на их разгорячённых сплетнями физиономиях отразилось неподдельное недоумение.  Последовала молчаливая сцена – дубликат финала в «Ревизоре».

  Первой опомнилась Настька.

- Что, разве тебя отпустили?

  Марина несказанно изумилась.

- И не арестовали?!

- С какой бы стати?! – рявкнула она.

- Да за Кешку же! – хором вскричали соседи.

  Яков Петрович хранил каменное молчание.

- Чушь собачья! – раздражённо отрезала Марина и стала рыться в сумке в поисках ключей.

  Связка завалилась за оторванную подкладку, и никак не удавалось нащупать дырку в уголке и запустить туда пальцы.

- Кхе-кхе!  Документик-то предъявите, уважаемая, - переходя на официальный тон, странным скрипучим голосом не попросил, а потребовал Яков Петрович.

- Что?!

  Марина с омерзением отшатнулась.  Ключи со звоном упали на пол, содержимое раскрытой сумочки разлетелось по кухне.  Ловким движением Настька выхватила их кучи вещей свидетельство о смерти.  Физиономия у неё вытянулась настолько комично, что Марина не выдержала, истерично расхохоталась.

- Не устано-о-овлена?!

- Обрадовались, уроды, думали, я его убила?  Или напишут «трагически погиб при распитии палёной водки»?  Ну, козлы, ну подонки!  Она упала на свободный стул и засмеялась ещё громче, с привизгом и подвываниями.

- Очень жаль, но кино отменяется.  Дело прекращено и списано в архив.  Всё.  Аминь!

- Какие глупые шутки! – возмущённо проговорил Яков Петрович и поднялся. – Я думал, вы серьёзная женщина, Марина, а у вас, оказывается…

  Краска бросилась ей в лицо, последние слова заставили болезненным спазмом сжаться горло.  Она медленно выпрямилась.

- А у меня, оказывается, брата убили.  И сына посадили.  И ещё… и ещё…

  Она не успела заявить о третьем «ещё».  Незапертая входная дверь распахнулась от сильного пинка чужой ноги.  Жалобно брякнули на полках банки и кастрюльки.  Ввалились трое наглых лиц кавказской национальности.

- А ещё, Яков Петрович, есть вот они.  А у них в карманах кинжалы, длинные и острые.  Не советую связываться.  Так что вам, Яков Петрович, лучше поскорее уносить ноги, - вся на взводе, холодно отчеканила Марина.
 
  У солидного жениха подломились колени и уронили его грузное тело обратно на стул.  Пришедшие заволновались.

- Кынжал?  Зачэм кынжал?  Дэнгы давай, каторы должна.  Тры тысачы, помныш?

- Уже три?  И не лопнете? – прошептала Марина.

- Процэнт знаэш?  Иначэ платыт будэш.  Сосэды платыт будут, с ных спросым!

- Какие деньги?  А мы тут при чём? – взвизгнула Настька и метнулась к себе в комнату, но один из вошедших толкнул её в грудь и отбросил назад.

  Рыхлая туша свалилась на колени к Якову Петровичу, там осталась и тоненько завыла.  Старуха Степанида сидела тише мыши.

- Будут вам деньги, упыри, - тихо, но внятно проговорила Марина. – Не волнуйтесь, будут.  Я вам доллары, вы мне – Ромку.  Но не сейчас.  После похорон, не раньше.

  Она говорила так, словно визитёры и без объяснений должны знать, о каких похоронах речь.  А возможно, и знали…

- После похорон.  Понятно?

- Торопыс, жэнчына.  Чэм скорэй, тэм лутше.  Мэсто встрэчы знаэш!

  Высказавшись, вымогатели повернулись и вышли.  Заскрипела на улице хлипкая лесенка.  Полузадушенный Яков Петрович с Настькой на коленях сидели каменными изваяниями.  Марина тяжело дышала, прижимая ладонь к сильно бьющемуся сердцу.  Первой опомнилась бабка Степанида, потянула носом и сочувственно посоветовала:
- Ты узелок-то на ночь за окошко вывесь, пусть на ветерке провянет.  Дух станет полегче.  А деньги-то, деньги отдай, коли просят.  Не случилось бы беды похуже.  Закон-то им, нехристям, не писан!

  Неожиданно тонко, по-бабьи взвизгнув, Яков Петрович спихнул с колен тяжёлую Настьку, схватил свою сумку и, бросив на Марину уничтожающий взгляд, торопливо, мелкой трусцой выбежал.

- Это какие деньги они хотят, а? – похожая на кипящий чайник, просвистела багровая Настька.

- Отстань от девки, дурища-баба!  И без тебя ей  беды – море, не переплачешь! – басом рявкнула Степанида.

  Марина быстро собрала с пола рассыпанные вещи и со стуком закрылась в комнате.  Без сил опустилась в продавленное кресло и ощупью нашла под столом нераспечатанную бутылку, купленную несколько дней назад.  Не глядя, налила полный стакан, вытряхнула из вазочки остатки печенья.  Выпила в несколько глотков, не поморщившись, чуть не задохнулась.  Целиком затолкала в рот несколько крекеров.  Посидела, чувствуя разливающееся внутри приятное тепло. «Сопьюсь.  Или с ума сойду.  Кешку убили, Ромку подставили.  И меня убьют.  А это что?»

  Она тупо моргала, разглядывая невесть как очутившийся в груде мелочей из сумочки снимок.  Не тот, подброшенный в первый раз.  И не другой, найденный позже.  На новом исхудавший до неузнаваемости Ромка сидит, повесив голову, у сплошной серой стены.  Лицо, грудь, плечи покрывают запёкшиеся, похожие на паршу струпья.  «Беспредел какой-то!  Такого не бывает!»  Но она вспомнила, что уже месяц не получает свиданий с сыном.  Нашли злодея-рецидивиста!  Что с ним сделали за прошедшие недели?  Хоть кто-нибудь нашёлся бы рядом, с кем посоветоваться.  Верка, и та исчезла.  С того дня, как нашли Кешку, подруга не появлялась, а ей недосуг заглянуть на рынок.  Яков Петрович удрал, ну и пёс с ним!  Не он первый, умывающий руки при малейшем намёке на проблемы.  Случалось и похуже.  Точно такой же приличный и респектабельный, являвшийся биологическим отцом Ромки, но понятия не имевший о существовании сына, оказался выдумщиком с патологическим чувством юмора.  Если Яков Петрович обыкновенно трусливо смылся, его дальний предшественник удалился под фанфары, с изуверским цинизмом.

  Марина налила ещё водки и проглотила, не чувствуя вкуса.  События семнадцатилетней давности всплыли в её памяти настолько ясно, что она заскрипела зубами от сдерживаемого отчаяния.

                Х                Х                Х 

  … Никогда не стоит ждать от людей большего, чем они могут дать.  Эту простую истину Маринка усвоила не сразу, а лишь набив множество шишек на крутых жизненных ухабах.  Подруге Галке понять это и вовсе не довелось, она погибла раньше, чем приходит зрелость ума и выбора, до конца пребывая в иллюзиях ранней юности и максимализме.

  Галка умерла, и у Маринки не осталось близких подруг, с которыми поделишься радостью и горем, так, чтобы поняли и не осудили.  Она тяжело сходилась с людьми, хотя знакомств не чуралась, и мужчины за ней ухаживали.  Но не встретился тот, единственный, с кем рука об руку идут по жизни, сообща ведут хозяйство и воспитывают детей.  Чаще у новых знакомых уже имелись семьи, и искали они отнюдь не вечной любви.

  Справив двадцатипятилетие, Маринка поняла, что засиживается в старых девах.  Не сама сообразила.  Едко и обидно подсказал гениальный старший брат, большой любитель отдающих сарказмом шуток и КВН-овских розыгрышей, тогда ещё благополучно женатый на красивой и престижной Нонне, воспитывающий очаровательных девочек-близняшек.  Приезжая навестить родителей, с сестрой Иннокентий держался высокомерно, с обидной демонстративностью подчёркивая собственное превосходство, учил жить и однажды потребовал у неё фотографии в фас и профиль с целью внести в банк данных заочной службы знакомств.  Таковые уже существовали в Москве по примеру продвинутого Запада.

- Не способна самостоятельно найти мужа, пусть подберут психологи, пока не пошла по рукам и  не состарилась пустоцветом.  Посмотри в зеркало, у тебя морщины под глазами пробиваются!

  Кешка выглядел замечательно: красивый, холеный, в элегантно, по фигуре сидящем дорогом костюме.  Брат принципиально не признавал ни джинсов, ни свитеров, ни маек.  Фотографию Маринка, конечно, не дала и возненавидела безжалостного Иннокентия со всей силой уязвлённого женского самолюбия.

  Вот тогда ей и пришла в голову сумасшедшая идея стать такой же успешной, как сейчас называют, продвинутой.  Она записалась в автошколу на курсы вождения.  Глупейший, на первый взгляд, поступок!  У неё не было и в ближайшем обозримом будущем не предвиделось появления машины.  Даже допотопного горбатого «запорожца».  Но она не погнушалась выложить за обучение огромную по меркам семейного бюджета сумму.  Людмила Михайловна пыталась отговорить дочь от пустой траты времени и денег, хваталась то за голову, то за сердце, но всегда нетребовательная и покладистая, Маринка закатила жуткую истерику с битьём посуды и угрозами выброситься из окна, сама не понимая, что на неё нашло в одночасье.  И бедная Людмила Михайловна сдалась, добавила недостающие деньги.

  Со стороны недешёвая причуда дочери выглядела блажью, более того, полнейшим бредом.  Но у Маринки имелся собственный тонкий расчет.  Идея, родившаяся в результате долгих размышлений о смысле жизни и вообще, обсуждаемая с покойной Галкой, но которую вместе осуществить не успели.  И Маринка решилась одна, рассчитывая на курсах подцепить богатого и перспективного жениха.  Поскольку всем известно: учиться вождению идут мужчины, имеющие или запланировавшие в ближайшие сроки собственное авто.  И машину приобретают не бедные инженеришки средней руки из чахнущих НИИ, и не похмельные заводские работяги…

  С первых же дней она посчитала идею оправданной.  Группа состояла, в основном, из мужчин разного возраста: от зелёных юнцов до седовласых дяденек.  Женщин оказалось всего три – она и две дамы бальзаковского возраста, увенчанные золотом и морщинами.  Понятно, внимание сильного пола обратилось на неё, пусть не обвешанную драгоценностями, но умницу, красавицу и так далее, и тому подобное.  Маринка обнаружила недюжинные способности разбираться в моторах и прочих железных внутренностях автомобиля лучше многих мужчин.  Порой ей делалось до слёз обидно из-за того, что никогда не сядет за руль вожделенной машины, получи права хоть с золотым тиснением.  Разве устроится работать таксистом, но в таксопарке, вроде, женщинам не место.

  О её проблемах никто из окружающих не подозревал.  Маринка придумала версию о подарке брата, роскошной иномарке, которую получит ко дню рождения.  Как же, раскошелится Кешка для неё!  Скорее, способен выставить на посмешище, поместив в торгово-брачный ряд вместе с потерявшими надежду толстыми домохозяйками, обременёнными детьми и жилищно -материальными проблемами.

  Видя всеобщее обожание мужского большинства группы, Маринка не торопилась с выбором и дождалась-таки.  В коллектив с запозданием явился холостой красавец-блондин голливудской наружности.

  Дальнейшее происходило как в кино.  Знакомство, цветы, мелкие знаки внимания…  Потом рестораны, театры и, закономерное следствие церемонии – постель.  Встречались на квартире Евгегния далеко на окраине района Мясново.  Жилище выглядело запустелым, но девушка не смутилась.  Чего ждать от молодого холостяка, неспособного пожарить себе яичницу?  Маринка прекрасно готовила, в каждую встречу балуя возлюбленного быстро и ловко состряпанными деликатесами.  Евгений хвалил обеды, был нежен в постели, но оставался сдержанным в словах и объяснениях.  Ситуация продолжала оставаться неопределённой вплоть до сдачи экзаменов на права.

  В тот день выпускники закатили замечательную пирушку.  Когда все напились пьяны и веселились, молодая пара тайком сбежала с торжества.  Евгений имел загадочный вид, молчал со значением, и Маринка решила, что сегодня последует долгожданное предложение.  Возможно, жених представит её родителям – однажды обмолвился о них, чиновниках из министерства.  В машине Евгений подал её крошечную бутылочку коньяка с шоколадкой.  Маринка приобрела привычку при  нём – отхлёбывать крошечные глотки и закусывать сладкими кусочками в дороге, пока ехали через весь город в дальний конец района.  Она любила быструю езду и часто предлагала прокатиться с ветерком по загородной трассе.  В последние две недели они только и делали, что катались, и она не на бумаге постигала искусство вождения.

  Но сегодня её отчего-то укачало.  Удивлённо встряхивая головой, она пыталась отогнать сонную одурь, но перед глазами поплыло и последним, запомнившимся ей, был железнодорожный мост, под которым с ветерком проскочили под грохот и гудки мчавшегося поверху скорого поезда.

 … Очнулась она ранним, едва забрезжившим утром среди непонятного шуршащего зловония.  Голова нещадно болела, во рту царили пакость и сухость, и тело казалось изломанным.  Вверху  широко раскинулось сереющее рассветом небо.  Недалеко прогрохотала электричка.  Маринка пошевелила затёкшими конечностями, закопошилась и… вылезла из мусорной ямы на задворках гаражного кооператива.  Не сразу и сообразила, где очутилась.  Похоже, вывезли за Красные Ворота и выбросили… но кто?  Или случилось худшее?  Но сумочка с ключами, кошельком и паспортом висели на её ноге, завязанная крепким узлом.  В верхнем кармане курточки шуршали бумажки.  Маринка вытрясла их и обнаружила изорванные в мелкие клочки водительские права.  Евгений раскусил обман и жестоко отомстил охмурившей его девице, оригинально и красноречиво выразив своё отношение к нищим самозванкам…

  С Евгением она больше не встречалась.  Не стала выяснять координаты грубияна и восстанавливать ненужные права.  Образ прекрасного принца рассыпался в прах.  На автомобили глядеть не хотелось, не говоря о перспективе усесться за руль даже казённого транспорта.

  Сгорая от стыда, Маринка никому и словом не обмолвилась о случившемся, тайно носила горе в себе вместе с растущим внутри плодом несостоявшейся любви.  Но не замечала беременности до тех пор, пока одежда не перестала застёгиваться на талии.  Но и тогда подумала не о естественном, а о болезни – опухоли, раке, - поскольку по-женски до поры до времени было нормально.  И не знала, говорить ли матери, сразив её наповал или сначала тайком сбегать в онкологию.  Но пока трусила и колебалась, Людмила Михайловна обнаружила приключившуюся с дочкой метаморфозу и потащила её к гинекологу.  Но – поздно.  Врачи констатировали пятый месяц.

  Маринка зарыдала.  Людмиле Михайловне стало дурно.  Несчастья посыпались на Косовых из рога изобилия.  Не прошло и недели, из столицы возвратился поруганный Кешка, окончательно усугубив состояние безнадёжности, в котором пребывала семья.  Маринка ждала от брата грубости, насмешки, но тот не сказал ни слова, заперся в комнате и там остался, полностью уничтоженный и ко всему безразличный.  Людмила Михайловна заболела, переживая из-за поруганной части семьи и полтора года не выходила из больниц, старея на глазах и медленно угасая.  И однажды тихо скончалась во сне, не увидев дальнейшего удручающего развития события…

  … Воспоминания сморили усталую Марину, и она уснула не раздеваясь.  И снова ей снились кошмары.  Кешка и Ромка уходили, теряясь в тумане, а она бежала следом, кричала, плакала, звала.  Но не могла догнать ни того, ни другого…

                Х                Х                Х

  Сколько Марина себя помнила, несмотря на собственную чуть настороженную замкнутость, она никогда не оставалась одна.  Рядом находились родственники, знакомые, сослуживцы. Соседи наконец.  Подрастал ребёнок, не оставлявший времени задуматься о смысле стремительно пролетающей в пустопорожних хлопотах молодости, в погоне за несбыточными мечтами под нудное ворчание старой бабки, без устали пилившей незадачливую внучку.

  И вдруг по прошествии многих лет, в день похорон брата внезапно прозревши, она огляделась вокруг и ощутила себя окончательно, бесповоротно одинокой.  Да, оставались знакомые, но из прошлого, к  которым неудобно обратиться не только за помощью, но и просто поговорить по душам.  Родственные связи быстро сошли на нет, не ощутив ответной, по-свойски, вещественной отдачи.  Настоящих подруг, по большому счёту, кроме Галки, у неё не появилось.  Так, кое с кем общие интересы на отдельных коротких отрезках жизни.  А нынешних коллег по торговле на «блошином» рынке нельзя назвать даже сослуживцами.

  Представив, что одна станет провожать брата в последний путь (могильщики не в счёт), Марина ужаснулась и пыталась пригласить бабку Степаниду с Настькой.  Но первая отговорилась нездоровьем, а соседка с утра подалась с мужем на дачу.  У Верки упорно не отвечал телефон, не было её и на базаре.  Всё это показалось бы Марине очень странным, но, погруженной в хлопоты, ей не приходило в голову задуматься над посторонним.

  Зажав в кулаке скромный букетик гвоздик, она топталась напротив дверей морга, с содроганием вдыхая доносившийся изнутри специфический, редкостно противный запах.  С облегчением согласилась не заходить внутрь, сунула служителям тюк с одеждой, расплатилась, с кем надо, до дна опустошив кошелёк, и стала ждать, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, тиская в кулаке измученный букетик.

  В тесном дворике маячили чьи-то родственники.  Подъехала милицейская машина, и в служебное помещение прошествовала группа оперативников с папками и портфелями.  Сюда со всей области свозили криминал – убитых, погибших на улицах, собранных по канавам и мусорным свалкам.  Утопленников, висельников, «подснежников», бесхозных бомжей.  Очевидцы рассказывали страшные вещи.  Будто покойники лежат на полу рядами, поедаемые червями в ожидании погребения, а те, которые посвежее, выставлены на полках вроде товаров в магазине.  Случается, к моменту выдачи родственникам «едоки» оставляют от тела голый скелет.  Дюжие мужчины не выдерживали крепчайшего амбре в траурном зале, выбегали на улицу и тошнились в кустах под забором.

  Недоумевая, Марина изумлённо покосилась в сторону кучки парней, ожидавших «своего» и куривших в стороне, попутно угощаясь водкой из горлышка ходившей по кругу бутылки.

- Что, тётенька, глазам и ушам не веришь?  Лучше не ходи, ночью спать перестанешь, - ответил на её молчаливый вопрос один из парней.

  Они допили водку, докурили и пошли навстречу выползавшему из боковых дверей закрытому гробу.

  Марина потрогала в сумке приготовленные для могильщиков бутылки, но откупоривать и пить на глазах у публики постеснялась, и почувствовала себя очень неуютно.  Будто её, а не беднягу Кешку сгребают сейчас с пола и по косточкам раскладывают в новенькой, с рубаночка, домовине.  Оставшийся от свадьбы, чудом не пропитый костюм - тройка, белая рубашка, матерчатые ботинки без шнурков и любимый кейс при нём со всеми положенными документами.  Здесь дипломы ему не понадобились, может, ТАМ учтут?

- Косовы!  Эй, кто за Косовым?

  Не сразу сообразив, заметавшись, она бросилась к выносу не одна.  Откуда-то вынырнул Феличев с таким же гвоздичным букетом, подхватил её под руку, а она не возражала, краем сознания отметив: откуда узнал?  Но служители уже выволакивали обитый дешёвым красным ситчиком гроб, ловко запихнули в подкативший задом автобус.  Вдвоём с Феличитой они влезли следом.  Третьим в салоне, не считая шофёра, ехал Кешка в деревянном ящике.  Дорогой крышка то и дело сползала, и Марина с Юрием поочерёдно подталкивали её, зажимая платками носы.  Церемония проходила до убогости прозаично.  На заднем сиденье сиротливо притулился единственный венок.  Молчаливый водитель походил на мифологического лодочника, перевозившего через реку Стикс – в один конец, без последующего возвращения.  Марину пробрала ледяная жуть, и колени затряслись от ясного предчувствия неминуемой беды, очередной из тех, перед которыми традиционно отворяют ворота.

  Она не удержала в задрожавших руках крышку и уронила на пол.  Из-под кучи одёжек показался целлофановый пакет.  Под прозрачным пластиком шевелилась коричневая масса, мало похожая на останки человека.  Марина не помнила, как прикрыла жуть.  Теперь её колотило всю, с головы до кончиков ногтей.  Феличита обнял её за плечи, зубами откупорил бутылку и силой заставил выпить.  Она глотала, пока не поперхнулась.

- Родственников-то совсем нет? – сочувственно спросил молчавший всю дорогу шофёр.

- Никого, - переводя дыхание, еле слышно ответила она.

  Обряд получился скомканным.  Достали приготовленные бутылки.  Вместо плачущих родственников Иннокентия поминали чужие суровые дядьки.  Выпили деловито, на совесть исполняя оплаченную работу, и ушли к соседней могиле, куда подвезли очередного усопшего.  Подъехало несколько автобусов.  Готовых ям припасли целый ряд.

- Неужели вырыто на один день? – ужаснулась Марина.

- А чего удивительного?  Десятками люди мрут, - подтвердил Феличев, устраивая цветы поверх венка и таблички.

- Вы назад едете? – прекратив копаться в моторе, крикнул шофёр.

 - Не надо, доберёмся сами, - ответил за неё Юрий.

- Зачем ты его отпустил?  Пусть бы довёз до города, - вяло возразила Марина.

- Подожди!  Знаешь, что у морга за тобой следили?  Я потому сразу и не подошёл.

- Где?! – вздрогнула она.

- За воротами стояла их синяя «девятка».  Посмотрели и уехали.  Я уже после в автобус прыгнул.

- Откуда ты знаешь, что… они? – голос у неё предательски дрогнул.

- Двое выходили покурить, а третий в салоне сидел.  Вот беда, не припомню, где его видел.  Всю голову изломал.

- Ну и пусть.  Всё равно квартиру придётся продать и заплатить.  Лишь бы Ромку выпустили…

- Квартиру?  Какую? – изумлению Феличева не было границ. – Да за твою халупу много не дадут!

- Ты не понял!  У нас трёхкомнатная в Заречье.

- Вон оно что!  А я-то гадал. – воскликнул Юрий.

 – Значит, из-за квартиры! – Ты… уверен?

- На сто процентов.  Так часто делают с пьяницами и одинокими пенсионерами.  Теперь-то я вспомнил, где видел этого губастого.  Вспомнил!

                Х                Х                Х               

  Возвращаться домой Марина боялась.  Ошеломлённая внезапно открывшейся истиной, она верила и не верила Феличеву, настойчиво твердившему о губастом парне азербайджанской национальности.  История не казалась невероятной, особенно в совокупности с некоторыми другими фактами. Она подозревала Кешку неосторожно ввязавшимся в криминал, а дело обстояло гораздо проще.  Юрий пересказал ей несколько похожих историй, лично виденных и слышанных от знакомых.

- Алкоголики кругом, вот и ходят слухи.  Неужели сразу не догадалась?

  Спустившись по социальной лестнице до положения дипломированного безработного, занявшись не слишком привлекательным копанием в отвалах в погоне за драгоценными кусочками руды, Феличев сохранил остатки былой интеллигентности, но пагубного пристрастия к спиртному побороть не сумел.  Он быстро и близко сошёлся с такими же закоренелыми пьянчужками и настоящими бомжами, промышлявшими цветметом. Пункт приёма сырья располагался через дорогу от надомной фирмы инвалида Колычева, с которым Юрия связывали давние, со школьной скамьи отношения, оставшиеся почти приятельскими, несмотря на настоящую разницу в социальном положении.  Феличев знал о полном охлаждении между супругами.  Лана Берсенёва владела собственным бизнесом. С мужем практически не пересекалась. Дома появлялась редко, и обоих такое положение вещей устраивало - из-за родителей.

  Став инвалидом, Колычев не растерял воли и оптимизма.  Его дело тоже процветало.  Он организовал пункт приёма ферромарганца на дому.  Ему и Феличеву случалось выпивать вместе, с умилением вспоминая школьные и студенческие годы, но одну безусловно запретную тему обходили молчанием.  Изредка встречая бывшего одноклассника в гостях у супруга, Лана демонстративно его не замечала.  И Юрию не было дела до мадам Берсенёвой.  Но случайная встреча в городе его смутила, заставив поколебаться между двумя однобокими дилеммами: сказать или умолчать?

  Тогда он выпивал у знакомых в городе.  Костя Кишка и Люська-с-носом бомжами не считались.  Законные супруги проживали в частном секторе на площадке, пили горькую, добывая деньги любыми доступными способами – от сбора порожней тары до мелкого воровства.

- Я их знаю, - воскликнула, перебив рассказ. Марина. – Они на «блошку» товар носят.  Спозаранку помойки обегут и к семи часам являются, каждый день с похмелья.

  Третьи сутки после похорон она отсиживалась у Феличева, собираясь с духом перед возвращением домой и окончательным решением финансового вопроса.  Кое-что сильно её смущало, удерживая от скорых и решительных действий.

- Дворик рядом с павильоном бытовой техники знаешь?  Ну, типа скверика?

- Фу, мусорная свалка в центре города, - сморщилась Марина. – Бомжи вместе с бродячими собаками вповалку спят.

- Точно так.  Нечто вроде тусовочного места у них, - согласился Юрий. – А напротив, через трамвайную линию, рукой подать, агентство недвижимости, принадлежащее Лане Берсенёвой.  Такая небольшая пристроечка к девятиэтажке.  Я раньше и не знал.  Улавливаешь суть?

- Пока не очень, - нехотя призналась Марина, с ногами забираясь на кровать. – При чём тут Лана?

  В просторной избе свободно гуляли сквозняки.  К лету у хозяина иссякли уголь и дрова, а июньская погода теплом не баловала.  Марина не знала, можно ли доверять бывшему однокласснику в серьёзных  денежных вопросах, но общая постель в некотором роде располагала к сближению и откровенности.  А у неё давно, очень давно не было мужчины.

- Мир, однако, тесен, - ухмыльнулся Феличев и продолжил рассказ.

  Выпив у Кости и Люськи за встречу, как всегда завелись.  Спиртного не хватило.  И, подсчитав общую наличность, потащились к киоскам за очередной бутылкой.  Возле рынка встретили знакомых бомжей и вместе засели в скверике за мусорной кучей.  Рандеву происходило тёплым летним вечером, часов около шести.  Рынок закрылся, толпа поредела, и лихо подкатившая к риэлторской конторе шикарная иномарка привлекла внимание.  Юзом выскочивший со стороны водительского кресла шофёр посигналил и широко распахнул заднюю дверцу.  Внутри салона ожидал другой мужчина.  Феличев не разглядел его за тонированными стёклами, но крутившийся вокруг иномарки водитель был именно тот, губастый.  Минут пять спустя вышла Лана Берсенёва, стройная и помолодевшая, определённо, сделавшая дорогостоящую подтяжку лица.  Губастый лакей усадил даму в салон, резво прыгнул за баранку, и иномарка стремительно унеслась.

- Женька-то, смешно сказать, обрюз и почти лысый, а Светланка словно девочка.  Любовник, видно, крутая шишка, но не стар.  Я глаза залил, но силуэт успел заметить.  Любопытно очень, - пояснил Феличита. – Долго потом думал, сказать Женьке или не сказать.  Но решил, не мои проблемы.

- А марку машины определил? – затаив дыхание, спросила Марина.

- Думаешь, нашу «девятку» от БМВ не отличу?  Ничего общего.  Уверен, компания  одна и та же.  У меня сразу подозрения закрались, когда спросил, имеешь ли что ценное.  Квартира!  Поняла наконец?

  Марина молчала, мысленно сопоставляя даты и события.  Потом взглянула на одноклассника подозрительно.

- А с чего бы тебе вздумалось проявлять обо мне повышенную заботу?

- И что тебя, собственно, удивляет?  Ты мне ещё в школе нравилась…

- Не замечала, - проникаясь беспричинным раздражением, отрезала она.

- Да посуди сама, тогда другие отношения были.  Прикинь, как на меня посмотрели бы?!

- А теперь некому смотреть.  Алиска всех к месту прибрала.  Считай, рангами нас с тобой уравняла, - едко заметила она и расхохоталась.

- Послушай, зачем ты так? – болезненно скривился Феличев. – Сам знаю, паскудная история, но поверь, я до неё не дотронулся…

- Я тоже не дотронулась.  И Галка, между прочим!

  Оба долго молчали, сопя и дуясь друг на друга.   Первой заговорила Марина.

- И часто ты видел Берсенёву с этими азерами?

- Ну не один раз, точно.  Три либо четыре.  Кажется, ежедневно её встречали.  То есть, в прошлом году так было, а сейчас не знаю.

- Хочу посмотреть.  Сама! – без колебаний заявила она.

- Что это тебе даст? – нахмурился Феличев. – Если они запали на твою квартиру, если на убийство и подставу пошли, то не отвяжутся.  Видно, кто-то из соседей навёл, а в милиции для квартирных дел крыша хорошая имеется.  Просто так, с кондачка за такое не берутся.

- Соседи знали, что там прописаны трое.  Это на одиноких обычно наезжают, - возразила Марина.

- Ну, не обязательно.  Зависит от обстоятельств.  Так уж для тебя неудачно сложилось, - уныло заключил Юрий.

  Он мог бы рассказать больше, но не хотел расстраивать и без того вконец издёрганную и загнанную в угол подругу.  Косова ему нравилась, здесь он сказал чистую правду.  Замотанная жизнью, исхудавшая, в неприглядном белье и мешковатой одежде, она тем не менее была ещё красива.  Во всяком случае, не сравнить с опустившимися, потерявшими человеческий облик бабами, с которыми в последнее время приходилось общаться.  Косову он не собирался отпускать, и впервые за долгие годы почувствовал, как дрогнула некая тонкая струнка в зачерствевшей  душе.  Он не подозревал, а наверняка знал о поджидавших подругу крупных неприятностях, но решил отложить серьёзный разговор на потом.  Хочет взглянуть своими глазами?  Пожалуйста!

- Не забывай, почти год прошёл.

- Мы только посмотрим!

  Марина с готовностью ухватилась за кончик ниточки, способной помочь размотать гадкий клубок плетущихся вокруг её семьи интриг и по возможности скорее вырвать из тюрьмы невиновного Ромку.  Разгадка тайны маячила почти рядом, но некоторые кусочки мозаики упорно не складывались в целостную картину.  Найти их, эти недостающие звенья, и события разом встанут на свои места.

  Марина вскочила и поспешно начала одеваться…

                Х                Х                Х

  Ей потребовалась неделя, чтобы дождаться.  Ежедневно после обеда Марина являлась на пост и терпеливо стояла, укрывшись за кустами с торца милицейского корпуса либо смешавшись с толпой спешивших на рынок граждан.  Феличев провёл с ней первые два дежурства, а потом отравился некачественным самогоном, сваренным безалаберной Люськой-с-носом, и лежал дома, мучаясь тошнотой и головными болями.  Дав честное слово самостоятельно ничего не предпринимать и каждый вечер являться к нему с отчётом, Марина тотчас забыла обещание, настолько захватила её слежка.  Чёрный БМВ по описанию узнала сразу, и губастого шофёра тоже.  Они подъехали часов около пятнадцати пополудни, и события стали разворачиваться по иному плану.  Губошлёп выскочил и с почтительным поклоном открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья.  Вышел плотный моложавый мужчина средних лет азербайджанской, по её предположению, национальности, облачённый в дорогой костюм, чисто выбритый и аккуратно причёсанный,  и поднялся в контору.  Пока он отсутствовал – примерно около часа, - водитель успел осмотреть мотор и скаты, выпил бутылку купленной в ларьке минералки и выкурил не меньше четырёх сигарет.

  Потом появился хозяин в сопровождении дамы.  Марина невольно подалась назад, надёжно укрывшись в зарослях.  Сказать, что бывшая одноклассница не постарела – это ничего не сказать.  Лана выглядела потрясающе молодо.  Белый, с иголочки, брючный костюм идеально сидел на стройной, с подчёркнуто соблазнительными выпуклостями фигуре.  Она не шла, легко порхала на высоких, шпилькой, каблуках, и элегантный мужчина предупредительно поддерживал её под локоток.

  Дверца громко хлопнула, шикарный лимузин умчался, а Марина продолжала топтаться на месте, униженная и растоптанная.  Что там говорить, поверженная в прах!  Её мерзко подставили, и она приблизительно представляла механизм содеянной махинации.  Как же всё просто!

  Сначала убивают, скорее, чем-то травят несчастного Кешку.  Возможно, перед этим ему предложили продать квартиру, но не до конца пропивший свой гениальный ум, брат, несомненно, отказался.  Оно и понятно, вместе с ним на жилплощади прописаны сестра и племянник.  Под каким благовидным предлогом гости проникли в квартиру – неизвестно, но они долго сидели и выпивали с угрюмым, не компанейским мужиком, а когда поняли, что дело не выгорит, подмешали отравы в водку.  Например, клофелин или, ещё чище, хитрое лекарство, вызывающее естественную смерть от инфаркта или инсульта, которое невозможно определить экспертизой.  Милиция с гарантией не станет расследовать кончину опившегося алкоголика.  Но убийцы не могли знать, что тело пролежит больше месяца необнаруженным, поэтому буквально на следующий день изловили на базаре племянника уже покойного Иннокентия и потребовали денег у его сестры в расчете на продажу намеченной квартиры.

  Но, несмотря на  уговоры подруги Верки, беспечная сестрица не спешит за помощью к ближайшему родственнику, а пытается справиться собственными силами, обивая пороги следственного изолятора.  Заказчикам подобное поведение непонятно, и они не знают, что мать осуждённого не имеет ключей от собственной квартиры.  Азеры судят о происходящем со своей колокольни и решают медлительную тётку слегка поторопить.  Её, можно сказать, трясут легонько, подбрасывая снимки разбитой физиономии сына.  На свидании Ромка заявил о непричастности к краже и явно не понимал ситуации, и на допросах  упорно не сознавался в том, чего не совершал.  Кто-то бил его ради фотографий, потом отправляемых матери.  Опять же, чтобы та поторопилась с квартирой.  Но проходит месяц с лишком, прежде чем она обнаруживает  умершего брата.  И не вмешайся активно подруга Верка, лежать Кешке до морковкина заговенья, пока черви не обглодали бы тело до скелета.  Из плотно задраенной комнаты трудно почувствовать запах, если преднамеренно не поднести нос к замочной скважине.  Убийцы, запирая за собой дверь, не учли сущей малости.  Нет, закрылась изнутри сама жертва, до поры способная передвигаться самостоятельно.  Иннокентий ушёл в спальню, по привычке повернул задвижку, но упал, не добравшись до кровати…

  Итак, погибшего находят, похороны состоялись, и в это время никто не трогает сестру, дают ей уладить формальности.  Но сроки истекают.  Ромка по-прежнему в тюрьме, деньги, конечно, будут продолжать требовать, пока не вынудят продать квартиру за бесценок.  До определённого момента ситуация прозрачна.  Неясно одно: кто навёл?  Этот неведомый некто должен очень хорошо знать её с сыном, распорядок их жизни.  Но кто же, кто?!

  Марина в который раз прокручивала в памяти предполагаемую картину событий.
 
Злоумышленники почти не скрывались, оставив на кухне следы длительного застолья.  На неё тоже наезжали, не таясь.  Значит, чувствовали себя в безопасности…

  Вспомнив об окурках, Марина бегом выскочила из укрытия и бросилась к тому месту, где стояла машина.  Так и есть, вот три бычка с характерным прикусом переднего зуба, идентичные обнаруженным в кухне!  Воровато оглянувшись, она подобрала окурки и сунула с кошелёк, прихватила и выброшенную губастым бутылку.  Всё!  Теперь – на приём к следователю.  Ромку должна оправдать!

  Не рассуждая,  только торопясь успеть в отделение до конца рабочего дня, Марина понеслась к трамвайной остановке.  Нет, пожалуй, на автобусе выйдет быстрее!  Она и не вспомнила о данном Юрке обещании.  Пусть убийц посадят в тюрьму, а невиновного Ромку выпустят, об ином она и думать не могла.    А потом она решит, продолжать ли отношения с бывшим одноклассником.  Из-за близкого знакомства с Колычевым и Берсенёвой, а главное, из-за давней истории с Алиской Марина ему мало доверяла.

                (продолжение следует)