Калик, оказалось, был не прав.
Федерация людей заключила перемирие с империей хиро. Этот союз был даже более, чем просто пакт о ненападении – в столицу людей отправились маленькие жители империи хиро, чтобы обучиться основам механики.
Империя хиро – империя в империи, империя, состоящая из живых полубогов и их мертвых, а точнее, уже бессмертных товарищей. Империя холодных, расчетливых казалось бы людей, и империя чуть более понимающих, но все-таки, опять машин – так хиро спасали умерших, переселяя их души в машинные, механизированные тела.
Сотни две или три маленьких, свеженьких, практически глупеньких машинок, всего-то чуть более похожих на человека, тем те машины, что использовали на войне люди – эти две или три сотни прибыли в столицу, расселившись в домах лучших из лучших и старый пыльный дом от центра подходил как нельзя лучше.
Еще за два часа до начала концерта к железным дверям пятиметровой высоты начали стекаться люди. Кто-то с инструментами, кто-то просто так. По одному, вдвоем, группами.
Тех, кто приходил с инструментами пропускали в дом через простую тяжелую толстую деревянную дверь, и через маленький коридорчик, оклеенный выцветшими голубыми обоями, мимо старой спиральной лестницы мореного дуба, через новую блестящую кованую дверь в убранный гараж, к импровизированной сцене.
На перилах балкона были установлены мощнейшие прожектора, освещавшие сцену, под «зрительские места» был отведено как все пустое пространство на полу, так и вытянутые вперед три руки двух машин, их ноги, тела, и все прочее, на что можно было безболезненно вскарабкаться.
У входа в комнату Куму, свесив тоненькие металлические ножки, сидели двое хиро и с непривычным для людей лязгом прихлопывали в ладоши. Они – везунчики, мало кому из хиро повезет попасть в такой дом, им обязательно будет чем похвастать когда они вернуться домой.
И люди морщились от лязга, и улыбались, и махали хиро – лишь бы малыши чувствовали себя, как дома.
Минуло десять часов вечера, когда Клод ударил по струнам своей бас гитары. Небо было темно синим, и было отчетливо видно, как по нему с огромной скоростью пробегают над городом серые облака, как на горизонте собираются дождевые тучи, как скрываются в небесах, то снова освещают весь город ярким призрачным светом три луны. Сколько всего повидали эти облака, тучи и луны, сколько им предстоит повидать, казалось, что вся эта затея была лишь суетой, что Тору был бесконечное число раз прав.
Но было слишком поздно. Минуло десять часов, когда Клод, нахмурив брови, ударил по струнам своей бас гитары и коснулся губами микрофона. Переглянувшись, сначала медленно, под низкий рокот его гитары, под тихое однообразное постукивание Куму по барабану, под исчезающий свет трех лун, когда все казалось зыбким и приходящим, лаская, стеная, чуть не плача два солиста молодой группы.
Куплет.
А припев резко, неожиданно для самих себя. Клод вздрогнул, услышав громкий звук, что издала его гитара, руки дрожали и пот градом катился по белому лицу, а он все кричал в этот микрофон.
Как будто это кого-то сделает счастливее.
Это была рискованная затея, но кто не рискует – тот не пьет шампанского. Следом за ними выступали другие, потом снова они и снова другие, и под конец опять они, как устроители. Наверное, это был первый концерт в истории военной федерации, федерации, где каждый умеет держать оружие и имеет воинское звание. Никто не ожидал, что на простой белый лист бумаги, где размашистым и красивым, практически каллиграфическим почерком Клода было написано приглашение, откликнется столько человек.
Тучи подбирались ближе, Малис стал подумывать о том, чтобы закрыть двери гаража. Однако, не смотря на молнии на горизонте, люди продолжали стекаться, и уже были заняты как запасные места на машинах, так и балкон, бок о бок с хиро.
Стал накрапывать дождь, но одна из лун заглядывала прямо в гараж, и Клод все никак не разрешал закрыть дверь. Им скоро опять выступать – и как!
Попробовав раз, уже почти не страшно, а потом и вовсе только интерес и восторг. Во второй раз со сцены розововолосый пилот уже сошел на ватных ногах, сам перепуганный своими же словами. При свете дня в полном одиночестве они не казались ему такими зловещими и пророческими, как сейчас, когда вокруг толпа народу и Малис бережно держит руку на его плече и даже «Лили» как-то по-особому говорит ему о том, что это ничего, это не страшно.
Иногда люди сами не знают, как близко и опасно и крайне неустойчиво их положение и счастье.
Калик стоял за сценой, немного сбоку и сразу за ней, там, где только музыкантам и разрешалось негласно стоять. Он любил людей, любил разглядывать их лица. Его отец страстно любил его мать, эта была та самая любовь один раз в миллион лет, которая больше никогда не повторится, ведь чтобы ни говорили - нельзя любить дважды.
Его взгляд то и дело натыкался на одну девушку. Она сидела на руке однорукой машины, и с надеждой смотрела куда-то за сцену, быть может, даже на него. У неё были красивые небольшие глаза и маленькие губы – полная противоположность «Лили» с её огромными глазищами и бровями вразлет.
Когда Калик пробрался к середине зала, девушка была уже у дверей. Однако кто-то в толпе сказал, что в конце опять кто-то будет выступать, и она, на мгновение замешкавшись, повернулась обратно к машине. Её место уже было занято, стоять же у дверей было неудобно – вот-вот норовил пойти дождь.
Пора на сцену.
Oh, come on, join the party,
Show me how you’re moving, dance with me.
Come, come on, touch me,
Show me how you’re dare to love me!
Казалось, Калик и синтезатор – это два злейших врага, что встретились на поле боя. Клавиши разбегались влево и вправо, были скользкими, клавишник же со всей силой бил по ним онемевшими пальцами, вроде бы даже и не разбирая, но все делая как надо. Для него вместо клавиш была сплошная белая с прогнившим черным. И какие-то кнопочки, которые сливались с серым.
I’m fucking love myself,
Seeking fun tonight, ah,
Oh damn, just take me high,
Just push me to yourself, yeah.
Казалось, Куму был спокоен – его черная грива волос с белыми прядями то и дело разгоняла молекулы воздуха, но глаза и губы, все было спокойно, лишь только руки мелькали.
Yeah, please, come and play,
Show me your passion you have for me,
I dunno need any respect,
Just have a night of fun with me!
Казалось, Малис наконец-то счастлив – такая дикая, шальная улыбка сияла на его лице, пока он не пел, какой, наверное, и существовать не могло в целом мире. Кто знает, о чем он думал тогда – о людях, о войне, о славе?
О Рисе?
I’m fucking love myself,
Seeking fun tonight, ah,
Oh damn, just take me high,
Just push me to yourself, yeah.
Казалось, Клоду плохо – он был совсем бледным, розовые волосы прилипли ко лбу, и губу он прикусил до крови, но когда он все-таки распахивал свои прекрасные большие глаза – всех оттенков голубого, и неба, и радуги, и своей возлюбленной гитары – столько бешеного чувства было в них.
My body is burning, Just keep on touching, Just hit me harder, I want you more.
Just feel my heartbeat, Just keep on kissing, Just come on now, Let’s do this.
Oh come on, Just hold me down, Just watch me burn out, Just I’m coming, yeah…
Казалось, это был триумф не только группы, но и Рисы, и «Лили», несчастного механика-гения, разменявшего свое счастье на машины, «Лили», чьи настоящие волосы были угольно черные и звали «Лили» - Фике.
I’m fucking love myself,
Seeking fun tonight, ah,
Oh damn, just take me high,
Just push me to yourself, yeah.
Практически сразу после концерта уехал в Империю Малис, как один из лучших механиков.
Лучшего пока так и не нашли.
Лучший тщательно скрывался.
И был очень счастлив, что никто не знает, где он.
Его провожала новорожденная группа, и провожали новорожденные фанаты – махали и кричали, и пуще всех – Риса и Клод. И Малис наконец-то улыбался и махал им в ответ.
Он уезжал, зная, что даже если никогда не вернется, все что мог сделать - он сделал, все что хотел сказать – сказал. Он успел быть влюбленным и счастливым.
Он успел сказать Клоду то, что тот безропотно ждал, возможно, всю свою жизнь.
Он сказал это Клоду, и сказал это всем, но, в особенности, конечно, Клоду.
Спасибо, что вы есть...
I’m fucking love myself,
I’m seeking fun tonight,
Damn, just take me high,
Just push me to yourself.