Было уже тридцатое декабря. До Нового Года оставался всего один день, а я так еще и не купил елку. А какой же Новый Год без елки, если маленький Славка и его мама так ее ждут. Поэтому очень обрадовался, увидев около гастронома на Шаумяна мужика, продававшего вроде стройную елочку, хотя и недешево, целых три рубля. Елка была очень аккуратно завязана веревочкой. Не стал ее развязывать, и так видно, елка как елка. Счастливый побежал домой и там обнаружил, что пока был на работе, приходил дед Илюша и принес внуку прекрасную, большую елку, которая ждала своего часа на балконе. Но треху-то жалко. Пошел обратно к гастроному с надеждой продать елочку и вернуть деньги.
Погода была довольно пакостная, не очень холодно, но промозгло, как часто бывает в Питере. Было уже темно, часов семь, наверно. Не успел дойти до гастронома, как увидел двух людей, с надеждой на меня смотревших. Это были папа, худой и замерзший человек, и дочка, девочка лет восьми. Папа обратился ко мне с полным набором совершенно лишних извинений, выдававших в нем закомплексованного питерского интеллегента, да еще и недотепу, который тоже не смог вовремя достать елку и очень по этому поводу озабоченного. Он сказал, что ему очень неловко, но может быть я случайно продаю елку. Я ответил утвердительно, сообщив ему, что только хочу вернуть свои деньги, потому что елка оказалась лишняя. Папа и дочка ужасно обрадовались. Папа вручил мне три рубля, а я, в свою очередь, отдал ему елочку и вдруг мне в глаза бросилась веревочка, которой эта елка была завязана. Что со мной было не понимаю до сих пор, потому что ни хозяйственным ни запасливым никогда не был, однако в тот момент обратился к счастливому покупателю елки и попросил, если ему конечно не нужно, вернуть мне веревочку. Он с готовностью согласился, сказав, что живет рядом, на Казанской, и я, развязав узелок, начал освобождать елочку от веревочки. Чем дольше я это делал, тем яснее мне становилось, какой я идиот. По завершении этого процесса выяснилось, что елочка, черт бы ее подрал, представляет собой голый ствол, к которому с помощью пресловутой веревочки были привязаны две жидкие веточки. Девочка начала плакать, я, весь красный от стыда, начал лепетать, что так вот и купил и не знаю чего теперь делать. Папа молча посмотрел на меня глазами первых христианских мучеников, взял дочку за руку и они пошли с моей жуткой елкой, а я остался стоять с веревочкой, опустошенный и с таким ощущением, как будто только что совершил убийство. Ну что тут поделать. В сердцах бросил эту чертовую веревку в мусорный ящик, закурил и поплелся домой, пытаясь успокоиться и переключиться на предпраздничные мысли и заботы.