Хотели оказаться в шкуре настоящего гоблина? Извольте! Вот он я: нос картошкой, кожа зеленью, глазки злые, когти по полу клац-клац.
– Раз-два! – орёт наш шталмейстер, старая перечница Анна Мария Персиваль фон Браузенштоценсвищ.
Почему он именно шталмейстер и почему Браузен чего-то там свищ, никто не в курсе – так уж повелось испокон веков, а живём мы очень долго.
И вообще в славной нашей компашке никто особо не заморачивается, и мы зовем старину просто: Свищ. Он не обижается. Не потому что привык. А потому что мы его за спиной так называем. Рука у шталмейстера тяжелая, а наряд на козлодерню или удар плеткой урвать никому неохота.
– Раз-два! – А это значит, нам надо крутить шестерни, мазать салом подошвы, сунуть палки в колеса и совершать прочие нужные вещи – как велит долг. Вернее Долг. Долг у нас один, причем один на всех.
Как?
Я не сказал сразу?
Ну, извините, почтенные камраден унд дамен. Поясняю. Я из дорожных гоблинов. Вы не ослышались – таки да, из них.
Наша служба трудна, но ценна, многополезна, и самим Владыкой отмечена.
Бригада у нас небольшая – ну, понятное дело, Свищ, который шталмейстер, Гога, Гугнивец, Слепой Брю, Две Отрыжки, а также ваш покорный слуга – Пуговка.
Пуговка туда, Пуговка сюда. Кто спёр мой мосол, кто шаману в карты вдул месячную пайку, кому в чумной барак, кому на козлодерню? Ответ прост – скажете вы и будете неизменно правы.
– Раз-Два! – рявкает злобно шталмейстер. Вот зараза, что ж ему не терпится.
Поворачиваемся к трону Владыки. Вижу в очах его красных усталость, вижу раздражение, а еще сигнал указующий вижу и цель. Кивает он всей нашей бригаде, а на самом деле – каждому персонально. И словно в душу заглядывает. А как это происходит, вспыхивает в нас и долг, и рвение, и полное почитание. И бежим мы и делаем то, что должно.
А делаем мы хорошо. Очень.
Без этого никак.
Иначе вмиг из бригады почётных дорожников вышибут и на козлодерню отправят. В общий котёл.
Гога как-то делился впечатлениями: по провинке его на козлодерню запрягли. В качестве обеда. Восстанавливался он потом долго – бесплотным духом триста лет мотался, кости да мясо отращивал. А сбежать никак.
– Раз-два! – Камлает с бубном Гугнивец, орёт шталмейстер, хрипит заклинания Брю.
А перед нашей бригадой дорога вырисовывается. Не простая, во всей своей красе – широкая. А в конце дороги той – трон Владыки и красное зарево. То ли от очей его мудрых и всепонимающих, то ли от котлов в замке. Все пути ведут ко Владыке, все. Но попадаются изредка узкие тропки, которыми норовят нерадивые смертные куда-то в сторону увильнуть. Ускользнуть. Владыку нашего обмануть и законной доли лишить.
Свистит ветер, взметается дорожная пыль, что способна застить Луну, звезды и второе пришествие. Шипит недовольно пылевой демон, и дергается в трансе Гога – сегодня его очередь бригаду к месту протаскивать.
Но вот затихает последнее слово мертвого языка, и исчезает жар и блеск алых очей Владыки, откатывается в далекую даль его замок, а мы, перешагивая через звёзды и страны, приближаемся к цели. И спустя миг, а может год, точно не скажу, дорога -штука странная, оказываемся там, где надо. Рассеиваемся по местности, приглядываемся.
Похоже – так себе захолустье. Прикинув на пальцах, определяю – век то ли семнадцатый, то ли девятнадцатый. Закат средневековья, начало прогресса. Занятный альтернативный мирок на задворках Ойкумены.
Ловлю направление, кручу носом, устремляюсь вперёд к цели – пока ещё не ясной.
Наконец вижу широкий плац…
Мерно вышагивают трубачи, бьют барабанщики, маршируют солдаты. Паж в красном камзоле семенит за роскошной дамой, фрейлины щебечут в сторонке. Вижу министра и секретарей, вижу доблестных стражников и мелких воришек, в толпе снующих.
И вот она – цель.
Затих Гугнивец, перестал трясти бубном, откамлался. И Две Отрыжки перестал бурчать волосатым брюхом, лишь водит носом да щурится.
Девушка. В роскошном бальном платье. Слепой Брю оживляется: все интересные детали от красивых ножек до декольте закрыты складками ткани. С такими клиентами играть занятней всего.
Красивая, чистая. Почти. Лёгкая тень под глазами, отблеск мишуры, тайное желание быть первой. А ещё в противовес– скромность и кротость. Настоящая Леди.
Но это пока – скромность и кротость.
Вот нависает над юной Леди Слепой Брю и начинает нашёптывать. Сначала тихонько и невзначай, то пылью глаза запорошит, то видений нужных подкинет. Грезит, грезит юная Леди. А кто в возрасте юном и романтичном не мечтает, а?
И вижу я, как блестят у девушки глаза, как грезит она о прекрасном принце на коне белом, о замке, собственном троне, золоте, балах, всеобщем почете и любви...
Слепой Брю шепчет и шепчет, змеем-искусителем, а дорога – коврик красный под ногами милой девушки, извивается, да в нужном направлении для нас поворачивается.
Лёгкое задание, как есть лёгкое. Расплывается довольной лыбой шталмейстер, скребёт корявыми пальцами по пузу Две Отрыжки, да и мне весело: чую светят нам всем премиальные раньше срока.
И тут, как это обычно бывает: происходит накладка.
Подходит рыцарь. Вернее – Рыцарь.
Шталмейстер Свищ сразу скуксился и видом на незрелую грушу похожим стал.
А дорога, дорога под ногами Леди нашей ненаглядной – враз из широкого плаца в узенькую тропку превратилась.
И видит девушка – что не розы да платья роскошные, золотом шитые, ей предстоят, а возможно совсем-совсем иное. А ещё Леди в глаза Рыцарю своему смотрит и вроде как соглашается. Где-то там, в душе.
Рыцарь, оказывается, самый настоящий. Хоть и нет у него при себе ни меча обоюдоострого, ни доспеха полного латного.
Да только не в хладном железе сила, не в коне боевом и не в крепкой мышце. Сила глубже запрятана. И много её у него, гостя незваного. Ой как много. Тяжело нам будет теперь с девчонкой справиться.
Как бы не упустить.
Не хочу на козлодерню. И шталмейстер тоже не хочет.
И видим мы вновь – сквозь века и расстояния – яркий отблеск очей владыки. И новая цель перед нами предстает. Дополнительная. Он, родимый, рыцарь наш, без страха, упрёка, порока. Господин сплошные достоинства.
– Раз-два!
Ломали и не таких. Разделяемся. Я к Рыцарю иду, похоже, этот жизненный путь мне с ним ковылять. А остальные наши, стало быть, к Леди направились.
– Раз-два!
Твёрдо стоит Рыцарь на узкой тропке. Вообще у него имя и титул имеются. Не из самых знатных, но все же – благородный. И как это у иных благородных водится, обучение он получил соответственное. И понятия чести и долга растерять ещё не успел. А что имел – приумножить умудрился.
Посмотрим, насколько ты силён, Рыцарь.
Я то на что?
Помогу, чем смогу.
Любишь помогать слабым и бедным, защищать сирот и обездоленных? Ратуешь за справедливость и хочешь кормить тысячи пятью хлебами? Да запросто!
Как? Не выходит? Неужто веры мало?
На узкую тропку ложится тень. Шепчет что-то заунывное пылевой демон, где-то чуть слышно тренькает погремушка шталмейстера. Помогает братва по цеху, рад.
– Раз-два!
И тропка узкая перед Рыцарем на три тропки разделилась.
Вот он, твой жизненный выбор. Не стоит валить на судьбу – решай сам, храбрец.
Смертный, ты ещё не знаешь, что две тропки выводят к широкому тракту. Туда, куда нужно мне.
Белый плащ с красным крестом и тяжелый меч паладина. Роскошная мантия судьи и золотая цепь верховной власти. Что ты выберешь, герой?
Рыцарь оглядывается по сторонам. Всё же, он ещё слишком молод для таких решений. Но решать надо сейчас. А тропинки разветвляются и разветвляются. Их уже не три, а всё больше и больше.
Мастер гильдии, барон пограничья, магистр ордена, личный телохранитель королевы.
Писарь при храме, капитан корабля, беглый преступник.
Смотрю на развилки пути и удивляюсь сам, хотя видел немало – эвона как оно может быть и с самым благородным.
Стоит Рыцарь на тропке, робко делает первые шаги. Шаги вперёд. По зову сердца.
А компас сердечный у него в одну сторону сейчас направлен.
В её сторону. Леди нашей ненаглядной.
А она…
Леди смотрит на него. Ждёт, когда он сделает выбор. Слепой Брю и компания славно поработали над девушкой. Прошло всего несколько лет по здешним меркам – и в голосе Леди появились капризные нотки. А ещё – нотки властные. А ещё – она всё чаще оглядывается туда, где тускло поблескивает золото.
Жаль, Рыцарь этого не замечает. Пока не замечает. А потом будет поздно.
Потирает ручонки довольный шталмейстер.
Ведь сегодня она избрана королевой бала. Не без его помощи, конечно. Завтра у нее появится неплохое наследство. Послезавтра её пригласят к королевскому двору, определят во фрейлины…
А Рыцарь?
– Раз-два!
Всё-таки белый плащ с красным крестом. Что ж. Ты хотел паломничества и подвигов, ты их получишь.
А твоя прекрасная Леди, конечно, будет ждать тебя одного. Орошать слезами батистовый платочек, вышивать и считать дни до встречи.
Ха!
Песок и жаркий ветер. Ужас, крадущийся в ночи. Шрамы и предательства. Гибель друзей и благородство врагов.
Яды в кубках и кинжалы наемных убийц.
Иногда сапоги с золочёными шпорами сходят с тропинки. Увязают в песках барханов и топких болотах. В эти минуты я радуюсь. Но бывает такое редко.
– Раз-два!
Держится, каналья!
Уже сошёл юношеский пушок с его губ, появилась жёсткая щетина, обветрилась кожа, окрепли мышцы.
А он всё держится и не сходит с один раз избранной тропки.
Меня это начинает раздражать. Слишком крепко уж вбили в Рыцаря принципы. Хороши наставники, да и сам он упрям как кабан, чтит традиции и продолжает наивно верить в лучшее.
– Раз-два!
Новый бал при дворе. Очередной показ мод, очередные перешёптывания. Дурные вести с границ и тревога. Тревога у нашей красотки. Уже не за Рыцаря, что из-за долга службы так редко бывает в этих краях. А тревога за себя родимую. Как же: всю дорогу одна.
А вдруг погибнет он, как быть?
Слепой Брю нашептывает нужные слова.
Леди колеблется.
Иногда ночами она плачет украдкой.
Иногда ночами – долго не может заснуть.
Гремит бубен Гугнивца, камлает шталмейстер – заползает змеёй в сердце девушки отчаяние.
То – что нам надо.
– Раз-два!
Виски тронула седина. Поясницу ломит по ночам, а плащ обзавёлся тёплым меховым подбоем. Тяжелее стал меч, давным-давно сдох верный пес, и уже трижды сменился боевой конь.
Рыцарь брал города и выживал в лютых сечах.
Раскрывал заговоры и превращал врагов в друзей.
Он – славный малый.
Определенно, мне интересно за ним наблюдать.
И – изредка – почтовым голубем или запыхавшимся гонцом – я позволяю ему получать весточки из родной стороны.
– Раз-два!
Как ты отнесёшься к такому, а, Рыцарь?
Наконец-то!
Труды Слепого Брю не прошли впустую.
Она с другим. Трубят трубачи, звенит медь, кричат глашатаи, и льется рекой дешевое вино.
Леди выходит замуж.
Как там говорят в народе: герцогский титул и богатые земли на дороге валяются?
На Нашей Дороге – валяется всё.
Всё то, что угодно нам.
Мы даем мишуру и блеск тем, кого считаем опасными. Для каждого найдутся свои тридцать серебряников. Только предлагаем мы их не всем, а лишь избранным. Тем, кто что-то из себя представляют и что-то могут.
И теперь ты, Рыцарь, сидишь у походного костра в далеких палестинах и давишь скупую слезу. Ты так и не научился плакать.
Последний пикантный штрих – тебя не пригласили и не известили. Узнаешь обо всём как бы случайно. Ты никто.
– Раз-два!
Теперь под ногами герцогини мощённый булыжником тракт. Впереди интриги и закулисные игры. Всё для тебя, лишь бы не свернула назад на узкую тропку. Впрочем, это теперь маловероятно. Как там было в притче – проще богатому пройти сквозь игольные уши? А Леди богата, Леди привыкла к роскоши и преклонению. К власти. Нет, не вернуться ей боле на узкую тропку.
Где та милая скромная девушка, где?
– Раз-два!
А помнишь, Рыцарь, ставший героем, как решил ты, отчаявшись, попросить аудиенции. Ведь так просто к Леди уже не попасть.
Помнишь важную физиономию секретаря, этого безродного выскочки, чернильной душонки?
– Леди примет через два месяца. Или три. Если не уедет в летнюю резиденцию, – прозвучало в ответ.
И ты понял, что она больше не хочет тебя видеть. Да и как она смогла бы посмотреть в твои глаза. Но мы и над этим поработаем. Слепой Брю настоящий мастер, пройдёт еще несколько лет, и Леди будет смеяться тебе в лицо – обещаю.
– Раз-два!
Пылится клубами пыль на дороге. Устаёт железо, крошится камень, душа точит грудь. Мы не торопимся. Шаг за шагом и капля за каплей достигаем результата.
И вот.
Отчаялся Рыцарь, упал. Лежит на пути, смотрит, как мимо проходят люди. Но проходят не по его узкой тропке, а по широкому тракту, что совсем-совсем рядом. Катятся кареты, телеги, брички. Проходят путники с узелками, заплечными мешками, сундуками. Кто-то тащит за собой целый дом, кто-то несётся вперёд с весёлой толпой в пьяном угаре.
Иные бредут медленно, озираясь назад. Некоторые отходят в сторону, пытаясь нащупать окольные пути. Но к ним тут же подбегают наши бравые парни из дорожных служб, шепотом, посулами или угрозами отводят назад. На широкую брусчатку. Ногам удобно и цель видна. Блеск впереди – он для всех понятен и приятен. Вот и спешат, как мотыльки на свет факела, размениваясь на мелочи: тут слегка сфальшивить, там подставить, здесь обмануть. Потом чуточку украсть, а дальше – больше.
Упал – добьём.
Потерял любимую?
Нам мало.
А как тебе это?
– Раз-два!
Именем короля Рыцарь объявлен виновным в государственной измене. Родовые земли конфискованы в пользу короны и отданы фаворитам двора.
Рыцарь схвачен и брошен в темницу.
Завтра – справедливый суд.
Я потираю руки. С тобой было забавно, хотя ты и был скучноват и предсказуем.
– Раз-два!
Что он творит?
Шталмейстер недовольно наблюдает за мной, но я ничего не могу поделать.
Ведь даже темница не сломала героя.
Почему? Ведь мы забрали у него всё.
Злится шталмейстер, впал в уныние Слепой Брю, притих под сапогами пылевой демон.
А я понял.
Понял почему. Ведь терять ему нечего, а мстить нет ни сил, ни желания. Да и мести был чужд он на всём своём жизненном пути.
– Раз-два!
Толпа зевак, барабанный бой, гнусавый голос судьи.
Солнце сквозь тучи, Рыцарь щурится и еле стоит на дрожащих ногах.
Дрожащих не от страха скорой смерти – к ней он привык за долгие годы войн. Дрожащих от слабости и усталости.
И кажется мне, что вижу я вовсе не грязную истлевшую робу, а призрачный белый плащ с красным крестом на его плечах.
А еще – герой чему-то улыбается.
Тихо, робко, кротко.
Не иначе предчувствует, что скоро наступит отдых.
Так нельзя!
Бьёт в бубен Гугнивец, хрипит в трансе шталмейстер Свищ. Свирепо чешет исписанное рунами пузо Две Отрыжки.
И к эшафоту, на трибуну для коронованных гостей поднимается она.
Леди.
Ты думал, будешь умирать легко?
Мы и этого тебе не дадим.
Сломайся, ну же.
Но нет.
На мелочи он никогда не разменивался. А что падал много раз, так ведь вставал, и шёл, дурень упрямый. Я его даже зауважал немного, редко такие кадры попадаются, ой редко.
Располневшая Леди смотрит на узника. Смотрит, и не узнает в нём былого славного кавалера.
Прищурившись, и он пытается поймать её взгляд.
Что в нём?
Наконец, мелькает что-то на миг в её душе. Что-то прежнее, давно забытое.
Леди отворачивается.
А судья дает отмашку палачу.
Блеснул зайчик на лезвии.
Раз-два!
Удар, и катится, катится мир куда-то вбок, и, разорвавшись на малые куски, исчезает в великом ничто.
Осталась последняя тропка, что в самом конце. Сузилась она до тонкой нити, что перед пропастью перекинута. Присел у пропасти Рыцарь. Задумался. Оглянулся назад. На тракт широкий. На людские толпы. На огни, шум да веселье.
Наконец, ступил он на нить. И лопнула, взвизгнула тропинка под тяжелым сапогом путника.
А он, сначала зажмурясь, а потом, открыв глаза – всё смелее и смелее – шёл над пропастью. Туда, где солнцем правды светил совсем иной свет. Непривычный мне, за долгие годы забытый, чуждый.
Завыл я. Кинулся вслед. Побежал по воздуху вслед за своим подопечным. Но захлопнулись с треском за Рыцарем смарагдовые ворота в Городе Золотом – чистоту и убранство улиц явив. Успел я увидеть на миг ту красоту необъясненную, что когда-то, давным-давно по глупости потерял. Постоял перед стеной. Потом ругнулся, да и назад пошел. По собственной узкой Дороге. Которой давным-давно определён весьма печальный конец.