Танцовщицы уходили в пять. Смешные женщины. Они постоянно щебетали, смеялись, шептались. Смешные и глупые женщины. То ли дело его жена. Она забирала его в пять двадцать каждую субботу и везла на ужин к своей матери. И ни одна из них ни разу не опоздала. Жена была возле театра в пять двадцать, а ужин у ее матери на столе был уже в пять тридцать.
Его жена была когда-то самой красивой девушкой в деревне. У нее были две длинные черные косы и стройные белые ноги. Но, к сожалению, время прошло. Косы были сострижены после родов первой дочери, а после седьмых родов ноги уж и подавно не были такими тонкими и белыми. Но он всегда любил свою жену и ни когда не изменял ей. Даже с той прекрасной итальянкой из Рима. Хотя, возможность была…
В театре он помогал своему другу. А так он гинеколог. Хороший врач с прекрасной репутацией. Женщины говорят о нем тихо, в сугубо лишь женской компании. Его визитка передается из рук в руки со словами «он тебе поможет». И, признаться, он ни разу не оправдал своих ожиданий.
О женщинах он знает все. Во всех смыслах этого слова. И для него не является сюрпризом, когда к нему приходит девушка шестнадцати лет с красными, зареванными глазами. Это старая отработанная схема. Это было предвидено уже давно. Предвидено так же, как и проблемы женщины с длинными розовыми ногтями, серой кожей и обвисшими щеками. У этих женщин всегда вульгарное нижнее белье, толстые ноги и усталые глаза с полопавшимися сосудами. Для них, сказанное доктором, звучит как приговор. Поэтому он всегда говорит это мягко, ни когда не смотрит в глаза и после предлагает чашечку кофе и печеньки. Это так, чтобы заесть свое сугубо личное горе. Но для него так же и неудивительно, что иногда женщина вдруг, лежа в кресле, начинает рыдать. Он подносит ей платок и стойко выслушивает ее скорбь, боль, выслушивает, как судьба не справедлива к женщинам, как она зла и коварна, и что вокруг нее собрались одни козлы и предатели. Это она про мужчин. И он в тот миг забывает, что тоже мужчина и просто слушает, слушает. А потом подбодрит ее добрым словом и ласковым взглядом. Кому она еще выскажется, кроме как ни гинекологу?
Спускаясь на лифте, он встречает немку из онкологического отделения клиники. Она тиха, спокойна и ни когда не жалуется на жизнь. Но ее бьет муж, у нее пьет мать, а сын неделю назад сбежал из дома со своей девушкой-наркоманкой.
- Как ты, Марта?
- Спасибо, хорошо. Вчера родила моя сестра.
- Правда? Какая это радость.
- Да, радость…
Но ребенок родился глухим. Вообще, с Мартой часто это происходит. Эти неприятности. Даже не понятно становится, чем она это заслужила. Но Марта из сильных женщин. Она никогда не станет просто так жаловаться на жизнь, плакать, просить о помощи. И он это знает. Поэтому никогда не говорит ей, что знает. Ведь хороший человек не примет отказа от помощи, но только очень хороший человек не будет в этой помощи навязчив.
Он сдает ключ от кабинета. Там сидит высокая, всегда аккуратная девушка. У нее истинно северный тип лица. Думается, и характер тоже северный. Суровый. Как ее глаза. Лишний раз он старается с ней не заговорить, чтобы не разбудить каким-нибудь неверно подобранным словом древнюю валькирию. Всякий раз женщина провожает его грустным взглядом. Что ж, и ему свойственно ошибаться.
Так вот, по субботам он уходит пораньше и идет в театр помочь своему другу. Его зовут Жак. Он ставит одну интересную постановку про виденье мира врачами. Играют там – представьте себе – одни женщины. Там только один мужчина – дворник. Так вот, каждую субботу после работы он приходит и помогает Жаку во-первых, с достоверностью постановки, а во-вторых при работе с женщинами. Ведь Жак был восемь раз женат и восемь раз брошен. В женщинах он ничего не понимает. Как, собственно, и в алкоголе. Поэтому он всегда немного слишком пьяный.
Потом, как было сказано, его забирает жена и везет к своей матери. Все его семь дочерей уже там. И пока он с женой едет загород на красивую улицу роз, они блаженно молчат. Только его жена – любимейшая его женщина из всех, скольких он видел – умеет так чувственно и грациозно молчать. Словно музыка это молчание. Это дар Божий. И каждый вечер молитву он начинает с того, что просит Господа Бога о здоровье, долгой жизни и благополучии свой жены.
На самом деле Франческа очень строга и умна. Часто она рассказывает как прошел ее день, рассказывает обо всех своих чисто женских впечатлениях. Но в меру и это выглядит очень красиво. Во-первых, она не пользуется фразами вроде «представляешь, сегодня я…». Этим он очень гордится. Ему это лестно, что у него такая жена. Во-вторых она даже если плачет, то, что очень удивительно, никогда так противно не краснеет и не кричит как прочие женщины. Слезы сбегают по ее щекам как жемчуг. Она смахивает их платком и остается только бархатная кожа – видимо, не подвластная времени – и очень красивые глаза, похожие теперь на два зеркала. Все это его радовало.
В будние же дни он иногда заходил в маленькую кофейню не далеко от клиники. Брал себе чашку амаретто, доставал газету и читал. Было один раз, что к нему подсела официантка. Она была небольшого роста, полная, довольно сбитая девушка. Он навскидку дал ей лет двадцать. Точно не больше. Она мяла листочки в своем блокноте и он сразу понял по какому она вопросу.
- Вы же доктор, так?
- Да, доктор.
- Эээ… Понимаете, вашу визитку мне дала моя знакомая. И вот я вас увидела здесь… Мне нужно поговорить с вами по одному весьма деликатному вопросу.
- Это не проблема… как вас…
- Анита.
- Хорошо, подойдите завтра в два. Мы с вами побеседуем. Если так случиться, что меня не окажется на месте, вот вам мой домашний телефон. Позвоните мне и мы договоримся о встрече снова.
- Спасибо…
И она умчалась к стойке. Можете подумать, что опрометчиво вот так давать свой номер, но заверяю вас, что опрометчиво он никогда поступал. Просто он очень хорошо знал женщин. И знал так же, что может им хоть как-то помочь.
Дома же его ждали восемь главных женщин его жизни. Им он посвящал себя каждый день и каждый свой час. Для них жил. Для них готов был и умереть. Семеро дочерей, словно с картин флорентийских мастеров, и лучшая на свете жена, умеющая плакать жемчугом и молчать. Поверьте, это дар Божий.
Что уж говорить о его собственной матери, о его сплошных сестрах и старых знакомых, с которыми он все чаще теперь встречается лишь в его кабинете. Но что самое грустное, ему все чаще приходится предлагать им чашечку кофе и печеньки, чтобы они могли заесть свое сугубо личное горе.
По субботам танцовщицы уходили в пять. Смешные и глупые они женщины. В пять двадцать его ждала жена. И за три месяца она ни разу не опоздала. Лучшая в мире женщина. Та, которой он никогда не изменял и не изменил бы. Потому что прочие женщины не шли в сравнение с ней. Потому что только она все те тридцать пять минут дороги до ее матери, молчала специально для него. А там, у своей тещи, когда он ел мясо и не слышал своих мыслей из-за говора, криков, визга своих семерых дочерей, он все-таки думал о том, что как прекрасен его мир. Мир, который с женщин неизбежно начинается и ими же он и заканчивается. Всегда.