Перстень с черным камнем. Далекое-близкое

Борис Бем
             
        Я  много раз примеривался к этой покупке. Долгими часами слонялся по ювелирным лавкам, вертел в руках кольца с печатками, перстни с камнями, ни какая из этих «гаек» меня не устраивала, то рисунок не тот, то вес маловат. По молодецкой наивности я полагал, что ношение  на безымянном пальце массивной золотой «цацки» – есть признак  могущества и материального благополучия. И, вот, однажды, в осеннем слякотном Красноярске, в канун своего двадцатилетия, я  отважился сделать себе подарок…
Глаза  мои бегали по застекленному прилавку словно завороженные. Такое обилие  золотых украшений мне ранее видеть не доводилось. Ассортимент действительно выглядел очень богатым. Обручальные кольца соседствовали с бриллиантовыми и  изумрудными ожерельями вперемешку с различными по длине цепочками. Мое внимание привлек, лежащий прямо у края витрины, отливающий блеском перстень с черным агатом. Я попросил продавщицу , молодую симпатичную девчушку с голубыми,  как у толстовской Мальвины из «Золотого ключика» глазами, показать мне эту вещицу.  Перстень сел на палец как влитой , буд-то и был для меня предназначен. Все мне нравилось в нем: и вес, как никак, а семнадцать граммов, и квадратный в розовых прожилках нарядный камешек, и цена была по советским меркам вполне божеская– триста  рублей. Я порылся в бумажнике, там ровной расправленной стопочкой лежали триста с небольшим рублей, вполне приличная сумма ,которую я копил уже на протяжении года. Я продолжал вертеть в руках понравившуюся «гайку», а в голове роились мысли, что с вожделенной покупкой придется отказаться от других земных удовольствий, ресторанов или маленьких «кафешек» например.
   Продавщица, заметив мою растерянность, подзадорила меня протянутым почти на распев вопросом: «И чего это Вы, молодой человек, такой нерешительный?
Стоически, решив для себя, что некоторые удовольствия стоят жертв, я  протянул девушке хрустящие кредитки , про себя подумав, что отмечу покупку не в ресторане, а в скромном пивном баре….
    … «Гайка» эта сопровождала меня всюду, с ней я не расставался ни на час. Для придания ей красоты и значимости я заказал у ювелира гравировку своих инициалов, вензель получился очень величественный , на черном фоне напыленные золотом  завитые буквы хорошо выделялись и бросались в глаза.  Шла вторая половина шестидесятых годов. Я  уже вернулся в Ленинград , работал в заводской многотиражке  литературным сотрудником  и учился заочно в вузе. Зарплата была далеко не ахти, вместе с премиями, порой, и ста двадцати рублей не натягивалось, однако молодость брала свое, хотелось и во Дворец культуры на танцы сходить, и новые постановки в театрах не упустить, да и в ресторанчике с друзьями иногда посидеть было не грех. Перстень был моим талисманом и уверенно вел меня по жизни. Мог бы он быть и банкиром моим, так как порой я страдал в числе других смертных  элементарным безденежьем.
   Сколько раз бывало, «гайка» могла бы меня выручить  в ломбарде, но постоянно, когда мы с друзьями уже стояли на пороге этого учреждения, меня что-то останавливало. Мозги лихорадочно работали и кто-то из нас изощренно находил «лазейки», то по очереди продавали в скупку добротные вещи из дома, будь-то фотоаппарат , наручные часы или ценные книги. Мы свято соблюдали принцип великого полководца Суворова: «Продай последние штаны, но после бани выпей…»
Незаметно подкрался  восьмидесятый год – олимпийский праздник в Москве. Я шел июльским вечером по запорошенному тополиным пухом Ленинграду в грустном настроении, только что пришла из столицы весть о внезапной кончине Владимира Высоцкого. Я пришел домой и до поздней ночи «крутил» кассетный магнитофон с записями песен великого барда. А под утро раздался  телефонный звонок.  На проводе был мой старинный приятель, еще со школы, Владик Муравлев. У этого парня были светлые мозги. Окончив математико-механический факультет университета, он благополучно защитился и в двадцать шесть лет стал кандидатом физико-математических наук. Владик уже подумывал о докторской работе, но его стала засасывать «болотная трясина», он связался с богатенькими любителями антикварного искусства и стал попутно заниматься валютными операциями, кроме того,Владик был заядлым преферансистом. Ему почти всегда везло, редко, когда он возвращался «без навара», а «минусовой» игры, имеется в виду  крупных проигрышей,он не допускал, по крайней мере, мне об этом не было известно. Владик слыл умом, честью и совестью нашего двора, он умело мог разрешить все конфликты, у «академика», такое «погоняло» Муравлев получил,  еще в вузе, можно было занять деньги без процентов, да и просто погулять за его счет. Когда у Владика кошелек был тугим от денег, он собирал близких людей, в их число входил и я, и мы двигали, например, теплоходом на экзотический остров Валаам, что затерялся в седых волнах Ладожского озера.
      Словом, Владик был другом , и этим все сказано. Голос академика в телефонной трубке был тревожным: « Я в ауте, старина!  Сегодня меня опрокинули. Минус -полторы косых. Помоги чем можешь. Если бабок нет, сними «гайку».  Я тут подругины цацки до кучи тоже хочу отнести под залог. -Через месяц, падлой буду, сделаю возврат.»
    Спросонья я протер глаза и , забыв про завтрак, помчался на встречу с  «корешем».Владик меня встретил прямо у эскалатора, я с грустью посмотрел на перстень, пытаясь его снять, но сдавленный обруч не поддавался, вещица, которую я с гордостью носил на руке около пятнадцати лет, как -бы протестовала, упорно не хотела слезать с пальца.
    -Пошли в туалет,- надоумил меня Влад,- тут недалеко, попробуем снять с мылом. Несколько минут колдовства под струей теплой воды и «гайка» с трудом соскальзывает с пальца. Академик сунул перстень во внутренний карман и даже не поблагодарив, взял разгон. Ломбард находился на другой стороне Владимирской площади и  преферансист, размахивая полами куртки растворился в утреннем тумане…
Минуло лето, наступил листопад. Только в ноябре я узнал, какую злую и коварную «фортель» выкинула ему судьба. Муравлев, заложив  золото в ломбард, честно рассчитался с партнерами по игре, но натура, его неуемная натура жаждала реванша и он, заняв крупную сумму денег, снова сделал вызов судьбе, однако фортуна и на сей раз оказалась глухой, академику удача изменила и он «в дым» проигрался. В наступившем «цейтноте» он не нашел ничего умнее и угнал с целю продать, новенькую серебряную «Тойоту» На беду Владика в районе Выборгского шоссе ему на «хвост» сели гаишники, только что прошел сильный дождь и,из под колес фонтаном летели грязные брызги. Академик  прибавил скорость , пытаясь вскоре свернуть на проселочную дорогу, выехал на полосу встречного движения и мгновенно был ослеплен фарами движущего навстречу грузовика-тяжеловеса. Секунда, другая и , отливающая нарядным блеском серебра легковушка в одно мгновение превратилась в груду металлолома. Зажатый со всех сторон металлом, Муравлев принял смерть, даже не учуяв ее вкуса…
     Больше я перстней не покупал, да и потерял всякий интерес к ювелирным магазинам. С тех пор прошло еще пятнадцать лет. Отметив пятидесятилетний юбилей, я заторопился в эмиграцию. Экономической стабильности не стало, я потерял работу, выхода из создавшегося тупика я не находил.  На отвальной друзья подарили мне новую золотую цацку–знак зодиака-Деву с цепочкой, которую и ношу до сих пор вот уже десять лет, сколько лет этой вещице, столько же лет и моей эмиграции.
   Летом  прошлого года я посетил свой любимый город. Петербург меня встретил своим строгим великолепием, его здорово обновили к юбилейному торжеству. Я много ходил по помолодевшему мегаполису, любовался его неповторимыми памятниками архитектуры. В числе культурных мероприятий было запланировано и посещение театра. Я купил билет на  спектакль Большого Драматического театра им. Товстоногова «Костюмер»
Насладившись блистательной игрой Олега Басилашвили, занятого в главной роли, после первого акта я поспешил в буфет. За  столиком, куда я подсел, уже сидел мужчина, примерно сорока лет , и причмокивая от удовольствия, потягивал пиво из высокого бокала. Вот он поставил бокал на скатерть, и меня мгновенно пронзило током: на правой руке его сверкал мой фамильный вензель . Я ущипнул себя за щеку, нет, это был не сон. Приподнявшись, я стал пожирать взглядом руку своего соседа-театрала. Уловив беспокойство, мужчина занервничал: «Что печатка понравилась?»  Я лишился дара речи ,горло сдавило легким спазмом, в ответ я только кивнул головой.
     Вот, приобрел по случаю, у проводника поезда. Забавный старик. Всю дорогу ходил «под мухой» Я еще раз взглянул на ладонь собеседника. Сомнений никаких не было. Это была моя «гайка» Позолота гравировки несколько поблекла, но вензель, он был неповторим. Сделать такой повторно не представлялось возможным и я , еле сдерживая волнение, произнес: « Когда-то эта вещица принадлежала мне!» Мужик вытаращил на меня глаза. Я налил пиво себе в бокал и буквально в нескольких словах рассказал владельцу перстня свою историю. Зазвенел первый звонок. Мужчина приподнялся и неожиданно предложил: «Если тебе, братан, эта штука дорога, я готов ее вернуть, всего-то за четыреста баксов. Сам знаешь, сколько сегодня золотишко стоит»
   Я хлопнул себя ладошкой по карману пиджака и вспомнил, что таких денег у меня с собой нет. Я что-то извиняющее промямлил и остановившись, как статуя, задумался. Прозвенел второй звонок на спектакль. Мужчина  в недоумении пожал плечами и торопливым шагом вышел из буфета, а на меня морской волной  вдруг нахлынули воспоминания.
     Сквозь толщу лет я увидел снова  многоголосую улицу осеннего Красноярска,  ювелирный  магазинчик и бархатный с приятным прибалтийским акцентом теплый голос юной продавщицы: «И чего это Вы, молодой человек такой нерешительный?»




    Красноярск - Ленинград-Кельн. 2008 год.