Жизнь в нокауте

Иван Атарин
Жизнь в нокауте.

В автобусе я закатился смехом (заржал) так, что моя соседка, толстая негритянка, придавившая меня в борт своим толстым низом, посмотрела на меня, засмеялась тоже и даже отодвинулась. Я сказал ей, вроде извиняясь:
- Это я ни о чем! Это я о своем, о личном! - она махнула своей двухцветной ладошкой, безмолвно ответив: - Да ничего! Я понимаю. - Еще раз посмотрела на меня, ржущего внутри, и снова заулыбалась.

На своей остановке я в раздумьях чесал затылок: домой идти, опять есть эти полуфабрикаты из холодильника? Жена кашеварить не будет, покажет на тот же самый холодильник и скажет:
- Для кого все это тут лежит? Съедать надо! Не каждый же день варить (последний раз я варил, дня два назад), один день можно и колбасой попитаться. - Сама чего-нибудь оттуда схватит и побежала в койку, телеканалами щелкать, мне наказав: - Меня не трогать и не мешать! Я устала, столько сегодня работы было на работе, что еле-еле пришла...

Определившись, что так оно и будет, как всегда, я направился в Бистро - чего-нибудь горяченького приговорить все же надо, да и вот оно - рядом.
Эта африканка, соседка автобусная, идет за мной, а когда я сел за столик, она еще и ко мне просится - ну и что, пусть садится, все равно один. И, понятно, не молча жуем, она начала:
- Ты так смеялся, что и мне захотелось все проблемы забыть! Одни проблемы у меня - не до этого, не до смеха.
- А то у меня этих проблем нет? А то кто-то без проблем живет? Смейся побольше, над ними же - скорей решатся.

Она заулыбалась, блестя своими белыми зубами сквозь толстые свои губы и рассказала, что она из Африки, (могла бы и не говорить, я еще в автобусе заметил, что она не из Белоруссии), спросила откуда я и почему-то обрадовалась, что я из Советского союза:
- Вам рядом, хоть недалеко вам, до дому! - Я согласился: - Да! Тут недалеко - всего-то шесть тысяч километров и я дома. Вам, конечно, похуже - далековато отсюда.
Она перестала жевать:
- Так далеко? До моей Ганы всего две тысячи! - и удивившись расстояниям, покрутила головой и снова уткнулась в свою тарелку...

Видать, разговорчивая, недолго молчала:
- А чего ты так смеялся-то? Анекдот?
- Почти! Как вспомню, так снова охота. Ладно уж, расскажу, а то ты со своими проблемами совсем унылая и может быть тоже посмеешься.
Стал ей рассказывать потому, что если бы и не она, то я бы все равно это вспоминал и вспоминал! Да и она, похоже мы с ней годки, жизнь поняла уже, да и понимаем мы друг друга без вопросов, говоря по-немецки, хоть оба и не немцы, да и проблемы у нее, не знаю какие, но как-то уж жалобно она разговаривает, может и свои проблемы призабудет, хотя бы и на время.

Иностранцы, такие как мы с ней, вообще, в разговоре на чужом для обоих языке, понимают друг друга лучше, чем если один из собеседников местный. Немцы, они имеют много диалектов, так что бывает и между ними, что два разных диалекта не совсем понимают друг друга и как-то даже недоверчивы один к другому, бывает такое, прислушиваются и соображают: - Чего это он сказал-то? Не немец что ли? - А иностранцу с ними трудно - лучше, вообще не разговаривать, а отвечать: - Я-я! Найн-найн! - Но с этой, нам было все понятно и я начал пересказывать ей то, что видел...

***
- Билет у меня, проездной абонемент: десять раз платишь - двенадцать месяцев ездишь, за два месяца не платишь.
- У меня такой же! Удобно ведь? Всё домой пришлют за полгода вперед, деньги сами со счета снимут. Дороговато, правда. - поддержала она разговор.
- Вот, значит знаешь, о чем я! А тут я безработным стал и он мне теперь не нужен: куда ездить-то? Поехал отказываться, потому что надо к ним ехать, в их центральное бюро, потому что адреса, куда бы письмом отправить и отказаться, в буклете нету, есть только как заключить договор на этот абонемент. Так что поехал, а там встретился один интересный человек, с той же проблемой, что и у меня.

Пожевали, она вопросительно глянула на меня, я дальше:

- Приехал я туда, это в центре города, нашел бюро, захожу и никого нет, только мужик один перед окном стоит и разговаривает с этой, с женщиной внутри. Аккуратный такой мужичок, лет за шестидесят на вид и, похоже, мой земляк. Говорит аккуратно, правильно, но себе на уме он, тип такой, меланхолический сангвиник, каких много: скажи ему что-нибудь, он начинает чуть ли ни с самого детства рассказывать кто он, да что, а потом уже выложит, что ему бы сигаретку попросить! Вот такой вот - я их называю бубнежниками, они все время бубнят: бу, бу-бу, бу, бу-бу...
Говорят они как-то отвлеченно, не по теме, бубнят и бунят сами по себе, забывая, чего хотел сказать или спросить. Этот просил тоже формуляр на отказ от абонемента.

Видать, цель своего визита, этой, в окошке, он уже хорошо разъяснил и она сказала:
- Давайте документы, я вам дам этот формуляр.

Он вытащил из пакета и положил перед ней паспорт и неиспользованные проездные билеты, а я, через его плечо, заметил, что на паспорте не он, а женщина.
Эта, в окошке, тоже заметила:
- А почему вы говорите, что вы хотите отказаться от абонемента, а документы подаете от какой-то женщины?
Мужик вспыхнул и как будто бы обиделся:
- Это, ни какая-то там женщина - это моя жена! Я говорил вам от своего имени, но подразумевал жену. Это она меня сюда послала, это ей надо отказаться, хотя я ей говорил, тогда еще, когда она принесла ваш проспект, с вашим предложением, что "...подписаться легко, а вот отказаться от них, от вас, от вашего абонемента, потом попробуй - такие ли трудности будут!" Она, тогда, устроила мне скандал, сказав, что я не умею экономить и этот ваш абонемент со всех сторон выгодный! Я ей говорил, пусть найдет мне в нем, в вашем проспекте, хоть строку, как от него отказаться? Нет в нем ничего про отказаться, даже адреса вашего нет! Она стала тогда психовать и чуть ли не бить тарелки, до того он ей выгодным показался, этот ваш абонемент. Потом я, конечно, согласился с ней, хоть и все равно был против, потому что знал, что концов ваших потом не найдешь и не откажешься. Но сдался я, не вытерпел ее высказывания, которое действительно существует давно:

- Если бы не тот удар, - прокричала она мне, - что мне "крышу" снёс! Вышла бы я за такого придурка? - тогда я с ней и согласился, а теперь все вышло по-моему, хоть она тогда была и не права, но доказывала мне, как обычно, что она всегда права. Как вы этого не поймете?

Женщина посмотрела на меня, а я сделал ей рукой, намекнув: - "Не тороплю я вас, продолжайте!" - Та, улыбнувшись мне глазами, этот все равно ничего не видел, он задумчиво ковырялся в своих бумагах, спросила:

- Вы ее били что ли, жену-то? Вы говорите, что удар был сильный, что крышу...
- Чего бы я ее бил?
- Ну, вы сказали, что был удар? И сильный.
- Вы понимаете все прямо! У вас нет никаких хитростей в языке. Что за язык такой - никаких намеков! Это я про тот удар, да не я, а она, когда бывает, встретишься с человеком глаза в глаза и всё - такой удар, что на всю жизнь! На всю жизнь в нокауте! Я, вот, уже сорок лет никак в себя не приду. Вы понимаете о чем я?

Женщина, незаметно пришедшая, стоящая сзади меня, сказала:
- Театр! Не понимает что ли она?
- Всё она понимает, она шутит! - сказал я ей, оглянувшись. - Не торопите, сейчас еще что-нибудь отмочит - мужик интересный! Вы правы - театр, бесплатный!

- Не понимаю я: что за удар, что за глаза? Может быть вы не можете справиться с языком и от этого не можете просто объяснить, что за удар такой? Я слышу, что вы не местный, по крайней мере не из нашей области.
- Да причем тут язык? Вы, вообще, что ли? Это не объяснишь языком, это надо почувствовать! И не удар это, а еще хуже, еще сильнее - так, что на всю жизнь! - мужик возбудился, повысил голос чуть ли не до крика и даже пристукнул по подоконнику.

- По-подробнее про удар, про этот? - сказала эта, из окна. - И, пожалуста, впрямую, без намеков!
Тут, вдруг, я понял, что она, действительно не понимает, про что этот мужик говорит.
- Ну, ладно... - сказал мужик, вроде бы остыв. - Я хотел коротко, люди ждут, но если они не торопятся, то я вам объясню.
Он оглянулся на нас двоих, согласно закивавших головами, а женщина даже и улыбнулась ему и он опять забубнил, вспомнил всю свою молодость.

"Он пришел в кино и купил специально лишний билет, и хотел его продать только девушке, чтобы познакомиться, а мужчине он бы и не продал никогда, потому что он к ним никакого отношения не имеет, и билетов не было уже, и никто не покупал, а потом пришла она, вот эта вот, которая его жена и они глянули друг другу в глаза и всё, вот тут и произошел удар, про который жена ему всю жизнь рассказывает и он ее понимает, и идет куда она скажет, как вот сейчас пришел сюда.

- Когда она посмотрела мне в глаза, своими глазищами, а они у нее... Да чего я вам рассказываю? Вон ее паспорт, посмотрите сами, тут ей, правда, уже шестьдесят, да и то глаза, а тогда... - мужик вздохнул. - Тогда, этот удар дал мне под коленки! Интересно самому: из глаз и прямо в подколенку? Потом оттуда пошел в между ног и в самую голову, как и у нее, она говорила. Вот и семья, вот и дети - двое у нас! Если б не тот удар, я бы, она говорит, да ни за что, за такого... Теперь поняли?

- Про вас поняла, а про удар этот - нет. У меня тоже двое! И без всяких ударов...

- Правда? - как-то грустно сказал мужик, как-то даже застеснявшись. - Как же? И двое... Извините, дайте мне формуляр?
- Давайте ваш паспорт. - Мужик сунул в окно свой пластик.

Она посмотрела и опять театр:
- Это точно ваша жена? У нее немецкая фамилия, а у вас какая-то странная - ИвАнофф?
- Это не странная фамилия, а царская - Иван был царь! Грозный! Вот от него и пошла наша фамилия. Это у нее странная, немецкая - Эбер. Поэтому дети ее и не взяли! Дочка - та моя, на моих руках выросла, она про этого Эбера и слушать не захотела, мою взяла. Сын, правда, поделился пополам, не стал никого обижать, а теперь он Иванов фон Эбер - тоже мне, нашел фамилию! Как я ни не был против, да они с матерью все без меня решили, пусть теперь мучается, а с моей, мог бы и человеком жить...

- Берите свой формуляр! Только зря он вам, всё равно вам с женой сюда надо еще раз приехать, подпись-то её надо у нотариуса заверить, а здесь я просто посмотрю, да и отправлю. А нотариус будет стоить вам примерно семь евро, так что все равно сюда, дешевле выйдет.
- Твою мать... - хлопнул мужик по подоконнику и закрутил расстроенно головой, тут я окончательно убедился, что это мой земляк. - Для чего ты тогда всё это из меня выпытывала? Как это у тебя двое и ты ничего про удар не знаешь? У всех бывает сначала он, а потом уж дети. Бедная ты моя! На вашу стоянку я уже истратил два евро и еще раз ехать сюда же? Оно не в семь выйдет, а в десять уже! Если с бензином. И это тоже ерунда! Главное - жена не поверит, что я ничего не смог сам сделать и опять скажет, что если бы не тот удар...

- Берите свой формуляр! Люди ждут... И не бедная я, и за стоянку платить есть у меня чем. Это у вас ничего нет, кроме ударов этих, потому я и не терплю мужиков рядом, что какие-то вы с дурью, от ударов каких-то...
- Бюрократы! Вы найдете способ как деньги с народа... Ах! - сказал мужик, порвал этот формуляр, бросил в окно и пошел на выход, махая рукой и бубня под нос: - Бедная, несчастная женщина. Не доходит до тебя, что ты и не жила даже...

Женщина, сзади меня, смотрела в приемное окно какими-то сочувствующими глазами, я подумал, глядя на ее: - Тоже, наверное, сочувствует этой, в окне, свой удар вспоминая.

Подошел к окну, сказал, что у меня та же проблема, та молча достала формуляр, а я, как всегда не выдержал:
- Вам еще нет и пятидесяти, а удар этот, неизвестный вам, без которого и жить-то не надо, может быть вы еще и получите, все может быть, если не быть эгоистом и бюрократом, в самом главном, что есть в этой жизни.

Бюрократка посмотрела на меня, кинула мне этот формуляр и сказала, подошедшей к окну женщине, глядя мне вслед: - Еще один, ударенный...
Женщина промолчала.

На улице, я посмотрел на парковку - здоровенный Мерцедес-корова, стоял на их парковочном месте, с тем же номером, принадлежащим этой конторе, похоже ее, этой, неударенной еще. Про себя сказал: - Это - ерунда! Зато - у меня была жизнь! - и весело пошел к автобусной остановке.

Негритянка печально смотрела на меня, я понял, что у нее его тоже не было, удара этого. Потом она резко отвлеклась от своих мыслей и спросила:
- И чего тут смешного? Он же счастливый человек! А тут - плакать надо, а ты смеялся?
- А смеялся я над фамилией Иванов фон Эбер - это же сдохнуть можно если ее перевести на наш язык! Хоть он и говорил, что сын его здесь выучился и занимает пост на какой-то кафедре, но зачем он взял такую фамилию? За этот «фон» он явно преподнес кому-то подарок, взятку по-нашему, коли уж бился за такую фамилию с этим «фоном» - это же тоже уже царская фамилия и немцы ее очень трудно дают, эту приставку, но он добился! А что получилось? Иванов от Борова! От Хряка? Еще лучше - Царь от Хряка! Вот над этим я и смеялся!

Растолковал ей кое-как, как это звучит, она тоже посмеялась, а потом:
- Мне тоже перевели имя - Марианна! Хотя, по нашему паспорту, я - Маризуаканнар.
Потом, будто забыв про что говорила, спросила:
- А у тебя был такой удар?
- Я ведь тоже жил? Всю жизнь в нокауте! А ты - приятная собеседница и слушать можешь...
Она засмеялась, забыв, наверно, про свои проблемы.

Мы распрощались с ней друзьями, я шел и думал:
- Спрашиваешь! А может быть это я и был...

Иван Атарин.