Правда?
Может ещё успею, сколько сейчас? Браслет на руке извивается как изворотливая ящерица, но с трудом преодолев видения, я понимаю что до поезда остались считанные сантиметры.Мой сосед в трамвае уже около двадцати минут следит за моими действиями безличным стеклянным взглядом, и что то усиленно царапает на своей бумажке, листы сгрызают карандаш со скоростью звука. Звон трамвая. Тройка идёт как раз до вокзала, но водительский рычаг совсем не хочет мне помочь, он с трудом скрипит под тяжёлой рукой. Я хватаю в охапку шелестящие газеты, нажимаю на кнопку экстренного открытия дверей, они нехотя издают звук "пщщшшшшь", трамвай со скрипом останавливается, и какая-то не худая дама в сиреневой сорочке со всей силы наваливается на
меня под воздействием инерции. Её потная шея лежит у меня на плече, я с любопытстовом трогаю её как кусок желе, она быстро отскакивает прочь. Собираюсь прыгать в открывшиеся двери. Момент перевёрнут,
словно опавший бутерброд и ждёт моего последнего действия. Вот оно: вырываю из рук моего соседа записнушку, видимо он исписал её глядя на меня. Потная женщина благодаря моему толчку падает на какого-то другого счастливчика, орёт и брызжет сиреневыми слюнями, теряя последние слова, а я благополучно выныриваю на поверхность и уже бегу по ***** набережной, дышащей вскипающим под вечер морем.
Электрические свечи в фонарях сливаются в одну изгибающеюся полосу, и она скручивается в люминесцентную трубку с пульсирующей белой стрелкой на конце. Это на первый взгляд напоминает
одну из глупых компьютерных игр, но я вижу свой мир как единственный возможный вариант существования. Для меня нету ни сейчас ни асфальта, ни перил ни кислорода, для меня всё это - огромная труба. Стрела
показывает мне путь, я раскидываю в стороны газеты, скольжу по этой трубе куда-то вниз и в бок. Газеты падают на ветровые стёкла машин, сбивают птиц, борющихся с порывами ветра, прилетают обратно
в руки, как необходимая часть меня. На углу перед мостом светофор уже демонстрирует три цвета одновременно, и прекрасно! Это как раз то что нужно. Мост стоит, семь вечера и я не вижу иного пути как прыгнуть в реку. Пока я лечу вниз, одной рукой сбрасываю одежду. Мыльная и мутная Вода заливается в уши, глаза, мои часы наконец - то останавливаются, я плыву на спине под водой, ловя носом пузыри, и вижу млечный путь на поверхности. Звёзды крутятся и оставляют молочные разводы на воде. Я выныриваю и оказываюсь прям перед вокзальным киоском с газетами.
Надо купить новости! В последний раз.
Я уже около пятнадцати минут ничего не читал. С меня стекает вода, и я мокрыми дрожащими руками протягиваю продавцу юбилейную десятирублёвую монету. Он удивлённо на меня смотрит, но не
дожидаясь моих слов сам мне протягивает сегодняшнюю газету "Правда?". Я беру её и около минуты недоверчиво вглядываюсь в сутулый вопросительный знак. Меня заворачивает в тёмные холодные обои вокзала.
- А сколько сейчас по часам? - спрашиваю я.
- Без пяти восемь уже. Самое время одеваться - пытается шутить продавец.
До поезда пять минут и я капаю к платформам. На пятой стоит состав и видимо он мой, потому что светящаяся стрелка упирается в голову поезда. Я пытаюсь собрать своё дыхание и подбегаю к последнему вагону, поезд резко начинает отъезжать, скрежет и зелень вагонов. Да что это такое? Я отчаянно цепляюсь за боковые поручни у первой попавшейся открытой двери, они нарочно выскальзывают из рук, я опять как голодный лев напрыгиваю на них, тщетно. Проводник отдаляется и стоит, смирно и ехидно улыбаясь, надсмехаясь надо мной, падающим куском мяса, спотыкающимся о свои же ноги. это продолжается около минуты; наконец я вынимаю газету и обмотав правую руку, крепко хватаю поручень, и вот я уже там. Земля скрывается с глаз оставляя тёмные очертания чего то иллюзорного, и проводник тоже куда то исчез, я прохожу сквозь полупустой вагон и сажусь на своё двадцать шестое место.
Мир плоскостей и ручных фантазий. Память прочь.
Передо мной сидит парочка белёсых поляков и с огромным интересом спорят о чём то, глядя друг другу в глаза, кивая и дёргая головами. Их язык напоминает работу шустрой швейной машинки, и они явно в угаре светской беседы. Увидя мокрого проходимца без одежды, в одном лишь коричневом пиджаке и трусах, они в один голос останавливаются и, уже,
подталкивая друг друга, выветриваются куда то в дверь. Неплохо бы почитать то, что про меня написал этот странный человек в трамвае. Я снова на рельсах, свет приглушается и становится каким-то зеленоватым, будто мне на голову одели огромную бутылку советсвого шампанского. Я снимаю пиджак, вешаю на приоткрытое окно в громоздкой деревянной раме. Ничего, не сдует. К тому же без штанов в нём нету огромной надобности. Подкладываю под голову газету, ложусь на холодную резиновую койку, она присасывает меня накрепко, и проваливаясь куда то глубоко в недры к стучащим в моей голове металлическим колёсам, я начинаю читать маленькую красную книжку с самой первой страницы.