1.
В детстве, когда у меня сильно болела голова, мир менялся. Он приобретал потрясающую резкость, яркость красок и четкость линий потрясали. Мир переставал быть картинкой за пыльным стеклом и проявлялся весь, во всем своем великолепии. И звуки – они тоже менялись. Они приобретали какой-то новый, важный смысл. Самая обычная фраза, обрывок разговора, стук каблучков по асфальту за окном, стрекотание кузнечиков – все несло в себе ответ, ключ к разгадке тайны. Я мог вслед за умирающим Ницше воскликнуть, что в такие минуты обладал ясностью разума диалектика. А потом меня накрывала теплая волна, и погружала в таинственный зеленоватый подводный мир.
2.
- Дяденька, купите лошадку… Маленькая девочка в летнем платьице с дурацкими синими цветочками… Южный город – совсем небольшой, на самом берегу залива. Лоток с неисчислимыми ненужными мелочами, предлагаемыми туристам… Эта девочка похожа на мою нерожденную дочь – так почему то подумалось. Надвигался шторм.
- Ветер усиливается – крики, шум и шорох ветра в кронах высоких деревьев. И море – угрожающее, свинцовое, но такое родное и надежное.
3.
- Тебе нужно отдохнуть, ты слишком много работаешь. Кто эта женщина? Почему она здесь? Я знаю ее? Слова причиняют боль, неудобство, как заноза, как застрявшая между зубов рыбья кость. Надоедливые и назойливые слова. Надо выйти на крыльцо – там больше воздуха, там нет этой пыли, забивающейся в мозг через отверстия в голове. Нет затхлости. Надо выйти на улицу, вскрыть череп, и вытряхнуть из мозга всю скопившуюся там пыль. На улицу, быстрее…
Ветер. Ветер повсюду! Восторг ветра! Он наполняет меня силой, наполняет жизнью. Вспомнилось, как в детстве я бегал на вертолетную площадку в излучине реки – и ловил потоки воздуха от взлетающих машин. Можно было раскинуть руки, и лежать на этом потоке, закрыв глаза, отдавшись этому ощущению свободы – почти полета…
- Пойдем в дом, ветер усиливается… Надо закрыть дверь и ставни. Я непонимающе смотрю на нее. Зачем она здесь? Она только мешает.
4.
- Очнулись?
- Что вы понимаете по этим словом, доктор?
- Я не совсем доктор, я скорее… Впрочем, неважно. Я спрашиваю, вы очнулись?
- Очнулся от чего?
- Вы были без сознания – трое суток, так мне сказали.
- Я? Без сознания? Какая нелепость. Я всегда в сознании. Более того, без ложной скромности могу заявить, что в некотором смысле я и есть сознание. Разум. Чистый разум на маленьких тоненьких паучьих лапках, покрытых черной жесткой щетинкой…
- Интересный образ…
- Не более интересный, чем любой другой. Образ – личина – маска… Притворство, помогающее скрывать пустоту. Карнавальный наряд – не более. Портовая шлюха, на сутки ставшая принцессой, трактирщик, вырядившийся королем – мишура, бумажные снежинки на новогодней елке. Болотные огни, заманивающие путников.
- Вы что-нибудь помните?
- Я помню все. Помню траекторию каждой элементарной частицы в их хаотическом движении с начала времен. Помню каждую пылинку, каждый звук… У меня абсолютная память.
- Расскажите мне о детстве.
- О чьем детстве? О детстве этого мира? Или о детстве Цезаря? Кстати, какого из них? Или о вашем детстве? О том, как вас дразнили в школе, как подвесили в раздевалке и вы провисели там целый урок, боясь закричать, пока вас не сняла пожила гардеробщица? О вашей первой любви, может быть?
- Откуда вы… Впрочем, оставим эту тему. Вы помните, как попали сюда?
- В некотором смысле я всегда был здесь. Даже когда не было вас, этой клиники, этого города – я уже был. Здесь.
- За что вы убили свою жену?
- Убил? Жену? Объяснитесь.
- Вас обвиняют в том, что вы убили свою жену, нанесли ей четырнадцать ножевых ранений, а потом проломили ей голову топором и извлекли мозг. Вы помните что-нибудь об этом?
- Какая нелепица. У меня никогда не было жены. И уж тем более я не стал бы прибегать к такому варварскому способу. Я бы просто погасил ее.
- Погасили? Как это?
- Смотрите на лампочку. Сейчас я ее погашу. Видите?
- Черт, как вы это… Нет, не может быть, просто совпадение. Сейчас позову сестру – Люда! Здесь лампочка перегорела! Принеси настольную и вызови электрика.
- Зря вы ее позвали. Она будет только мешать. Скажите ей, чтобы не входила.
- Почему?
- Для нее это опасно. Она - помеха.
- Какая чушь.
- Что ж, я предупредил.
- Звали, Михаил Петрович? У вас что-то…
- Люда, что с тобой? Что с ней, что вы с ней…
- Я вас предупреждал. Она бы только мешала. Я погасил ее. Угасла, как свеча на ветру. Еще секунду назад полная жизни, полная радости и огня молодости – и вот – хладный труп, пустая оболочка. И никакого варварства – в лучших традициях святой инквизиции – без пролития крови. Только вместо возжигания огня – его мгновенное угасание. А может, мне и вас погасить? Вы ужасно надоедливы…
- Меня? Зачем меня? Почему?
- А почему бы и нет? Или, может быть, вашу семью?
- Вы не можете так поступить!
- Почему нет?
- Это невозможно! Этого не может быть!
- Расскажите об этом Людмиле. Она с интересом вас выслушает.
- Нельзя убивать людей. Это неправильно.
- Почему?
- Неправильно. Незаконно.
- Плевал я на ваши законы.
- Это против природы!
- Да ну?
- Это аморально!
- Вот как?
- Бог не допустит этого!
- Вы верующий? А как же «неисповедимы пути»? Давайте проверим – если не допустит, я поставлю вам ящик пива.
- Не надо, прошу вас!
- Вы мне надоели. Действительно, почему именно вы? Вы – один из многих. Зачем гасить вас – трата времени. Поступим проще – итак, я погружаю мир во тьму…
5.
Во время шторма так здорово подныривать под волну! Ты на некоторое время погружаешься в сине-зеленый мрак, а потом вновь оказываешься над водой – и видишь небо… А потом накатывает новая волна. И так раз за разом. И я вижу девочку на набережной, в руке у нее окровавленный нож… И мертвая медсестра, торгующая сувенирами. И шелестящий листьями доктор под порывами ветра, и гаснущие лампочки, и тьма, зеленая успокаивающая, и снова доктор с ножом, и девочка с лампочками, и лошадка, торгующая сувенирами, и карусель все быстрее, и ветер дует в лицо, и лошадка кромсает ножом медсестру, и шелестит девочками доктор на сувенирном лотке, и волны все чаще, и солнце зашло…
7.
Ветер усиливается. Пора закрывать ставни.