Картина пятая
Та же палата, поздний вечер, свет выключен, пробивается только из коридора через стеклянную часть двери. Женщины лежат молча, но по вздохам чувствуется, что не спят.
БАБА ДУСЯ. Ну-у, жизнь подлая... Один живет – и все у него складывается, другому с самого начала не везет – и все тут! Где они – счастливые? Веруня вот, оказывается, сирота казанская, по чужим квартирам... Дарья – вообще... И злая потому. Жила плохо и умерла – не дай Бог! Катюша разводится, хотя жизнь и не начинала... Людмила Ивановна...
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Что это вы раскудахтались? Каждый сам виноват в своей судьбе.
КАТЯ. А Лидочка у нас самая счастливая, и это здорово. Да, Лидок? Повезло тебе с мужем и ребенком? И с мамой да папой?
ЛИДА (тихо). Да.
БАБА ДУСЯ. А плакала зачем?
ЛИДА. Жалко Дарью... Она так смотрела, когда я ела борщ... Почему я вам поверила, что тете Даше нельзя кислого?
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. О, Боже! Начинается! И долго еще будешь каяться? Кто ж знал, что ей уже все можно?! Кстати, вы с нею возились больше остальных. Нечего себя винить. И если честно – вздорная была старуха. Такие вот и остаются на старости лет в одиночестве.
КАТЯ. Вам-то откуда знать? Всякие остаются... И откуда такая уверенность, что мы руководим своей судьбой? Может, все наоборот – нами руководят?
БАБА ДУСЯ. Получается, что это я виновата в смерти своих детей? А вы, Людочка, тоже виноваты, что у вас не было... своих? И что ваша сестрица умерла в двадцать лет? А деток вам...
КАТЯ(резко). Евдокия Петровна!
ЛИДА (жалобно) Не надо ссориться.
БАБА ДУСЯ. Вообще-то понятно, отчего у Лидочки все в жизни хорошо. Она добрая, всех жалеет, а мы...
ЛИДА (громче обычного). Неправда! Никакая я не добрая!
КАТЯ. Вот те раз...
ЛИДА (жестко). Я была... равнодушная. Да, да, ко всему! Мне было хорошо только в семье. Я на других, если честно, вообще внимания – ноль!
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Какой мужественный стриптиз! Браво! А эта Дарья...
ЛИДА (с легким раздражением). Да ничего она плохого не сделала никому! Ей было просто очень плохо! И все!
КАТЯ. Хватит ругаться. Давайте вспомним что-то приятное в нашей жизни, легче уснем.
Все замолкают.
БАБА ДУСЯ (после паузы). Завтра мы все расходимся... почти все. Надо выглядеть хорошо. Вам, Людмила Ивановна, ехать в центр города, там публика приличная ходит. Катюшу в гематологию повезут, тоже физиономию надо подкрасить. К Лиде муж придет. Меня мой дедушка-голубчик должен увидеть во всей красе. Надо выспаться, а еще лучше – народное средство применить.
КАТЯ. О, это интересно! Какое?
БАБА ДУСЯ. Вот я молодая когда была, масками увлекалась. Огуречными, клубничными. Полчаса перед сном, а утром – краля! Можно огурцы. Они у нас остались?
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Боюсь, что нам с вами уже ничего не поможет...
БАБА ДУСЯ. Вы такая жуткая пессимистка! И всех этим заражаете!
ЛИДА. Огурцы в холодильнике. А черная смородина подойдет?
БАБА ДУСЯ (очень живо). О, это еще лучше! Цвет лица будет тако-о й... У тебя смородина с сахаром?
ЛИДА. У меня варенье.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Представляю...
БАБА ДУСЯ(с энтузиазмом) Давай! Хватит на всех?
ЛИДА. Баночка пол-литровая...
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Меня от эксперимента увольте.
БАБА ДУСЯ. Нам больше достанется. Включай свет, Лидок!
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА(под общие смешки). Сдурели бабы...
БАБА ДУСЯ. Ничего, еще позавидуете нам завтра. Будем как куколки!
ЛИДА (с сомнением). А потом что? Намажемся...
БАБА ДУСЯ. Господи, проблема! Полчаса полежим – и умыться! В коридоре уже никого не останется. Няньки дрыхнут, тяжелых нет, Ленька тоже к мужикам пойдет, пульку писать. Я зна-аю, они там каждую ночь преферансом балуются.
Лида встает и зажигает свет. Катя наблюдает, как Лида развязывает прикрытую пленкой баночку с вареньем. Лида подходит сначала к бабе Дусе, та ложечкой набирает варенье и под общие смешки мажет себе лоб, щеки, превращаясь на глазах в страшилку. Катя со снисходительной улыбкой делает то же самое, потом помогает Лиде с этой процедурой. Все, хихикая, укладываются на спину. Лида гасит свет.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Вы меня, Евдокия Петровна, просто убиваете! Я понимаю – девчонки...
БАБА ДУСЯ (скованно) Морду всю стянуло, говорить трудно, помолчите...
КАТЯ(прыскает). Да уж... Не посмеешься...
БАБА ДУСЯ. Нельзя смеяться. А то трещины пойдут по морде.
КАТЯ (сжатыми губами). Вы, Людмила Ивановна, пока мы помалкиваем, расскажите о самом приятном моменте своей жизни.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Еще чего захотели.
БАБА ДУСЯ (все тем же голосом без интонаций). Тогда покайтесь в грехах. Были у вас грехи? Или вы всю жизнь такая... правильная?
Женщины издают звук, похожий на кудахтанье, – смеются.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Грех – был! Что вы обо мне знаете? Вот когда я работала в школе, то влюбилась в... директора.
Все через силу смеются.
КАТЯ (садится на постели, трогает лицо ладонью). Ну вот, все трещинами пошло. Хоть не смешите! И кто вам поверит? В самого директора?! А все директора – жуткие зануды. Вот если бы в ученика...
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА(с долей мечтательности). Такой был мужчина... Из обкома партии прислали. На усиление коллектива.
Катя и баба Дуся громко смеются.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА(не обращая внимания). Красивый, умный и жутко строгий...
КАТЯ. Ну, с этим все ясно. Какая уж тут любовь! (Вытирает лицо салфеткой, но получается плохо). Фу, черт, придется вставать и умываться.
БАБА ДУСЯ. Терпи, еще десять минут осталось. Результата не будет! Ну, Людочка, чем там дело кончилось? Согрешили?
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА (вздыхая). Где там, он ведь женатый был, а я только после института...
БАБА ДУСЯ (возмущенно). И это – грех? Неразделенная любовь?
ЛЮЮДМИЛА ИВАНОВНА. Грех, что ему... письмо написала. Призналась.
КАТЯ (откидывается на подушку) О-о-о! Какой подвиг!
БАБА ДУСЯ (нетерпеливо) А он? Ответил?
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Так я ж не подписалась.
Все смеются. Внезапно в палате вспыхивает свет – кто-то входит.
ЛЁНЯ (в ужасе). О-о! Что с вами?!
Женщины с визгом натягивают на голову одеяла. Леня выбегает из палаты. Общая сумятица.
БАБА ДУСЯ. Он что – дурак? Не догадался?
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Так он же не женщина!
КАТЯ. Живо умываться!
ЛЁНЯ (возвращается, со смехом). Чем это вы намазюкались? Осторожнее в коридоре, больных распугаете. Вода ж холоднючая!
Картина шестая
Палата, все на местах, свет выключен, но женщины взбудоражены, не спят.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Это нечестно. Меня спровоцировали на признание, а сами... Ну, ясно, что у Лидочки грехов пока нету. Будут. А вы, Евдокия Петровна, с вашим веселым нравом, признайтесь, грешили? Пока дедушка-голубчик вкалывал на своем заводе?
БАБА ДУСЯ. Не угадали! Хотя меня не раз подбивали на грех... всякие там. И мой голубчик жутко ревновал ко всем. Это приятно.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Та-ак, значит здесь я одна – грешница...
КАТЯ (весело). Да не смешите! Анонимщица несчастная (смеется). Вот я тоже влюбилась однажды в женатого, так я ж чуть не отбила его.
БАБА ДУСЯ. Колись, раз уж начала. А то мне эти романы с обкомовскими дядями...
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Ну и словечки у вас... А еще солидная женщина.
КАТЯ. Так вот, девушки... Лежала я в больнице, областной, с плевритом. И влюбилась в палатного врача, он только закончил институт. Симпатя-я-га... Глаза голубые, ресницы, как у девушки, а волосы каштановые, темные. В общем, смотрится... И так втрескалась, что выписываться не хотела. Вот как Евдокия Петровна. А он с первого курса женатый, представляете? Уже со стажем. А на меня та-ак смотрел... мурашки по коже. И все подшучивал. А я глаз не поднимала. И все козни строила, как бы удержаться подольше на больничной коечке... То температуру себе поднимала – в горячий чай термометр совала. Один раз за сорок зашкалило, и я сбить не успела. А он вошел. Думаю – догадался... Однажды он ночью дежурил, а я не спала, все рисовала себе всякие картинки...
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Тебе сколько лет было тогда?
КАТЯ. Шестнадцать.
Все смеются
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Тогда представляю себе, что это были за картинки.
КАТЯ. А ничего, нормальные. Как я, например, целуюсь с ним. А у нас в палате все были – сплошь старухи. А он чего-то все заглядывал, заглядывал, будто проверял, спим ли. А он... то пульс проверит у кого-то, то просто постоит в дверях, прислушивается.
БАБА ДУСЯ. Чего тянешь? Так было что-то? Девичью честь потеряла?
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Что вы болтаете? Кто в те времена девичью честь терял? Да еще в девятом классе?
КАТЯ. Теряли, теряли, наивная вы наша коммунистка. Но я – нет. Зато целовались с ним. Вот вам. В ту же ночь. В ванной комнате. С тех пор у меня к ванным комнатам в больницах нежное отношение.
ЛИДА (жалобно). А жена... узнала?
Смех.
БАБА ДУСЯ. Солнце мое, кто ж в таком случае жен оповещает? Они узнают, когда все кончено.
ЛИДА,. Бе-едные...
ЛЮДМИЛА ИВАНОВЕА. Женщины, не отвлекайте рассказчика.
КАТЯ. Я вышла в коридор, заглянула в ординаторскую, а он сидит на кушетке, в халате, тапочки на ногах, голова без шапочки... Такой краси-ивый... Поднял голову и говорит «Ободовская, тебе не спится? Может, димедрола таблеточку дать?» Я не ответила и удрала. В ванную. А потом он...
ЛИДА. Ну и... дальше?
КАТЯ. Ишь, ты, защитница прав замужних женщин! И тебя зацепило? Он пошел за мною, наверное. Потому что оказался сзади меня, когда я умывалась. Обнял и...
БАБА ДУСЯ. И? Да не тяни!
КАТЯ. Как мы целовались! Как бешеные!
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Это называется – совращение малолетних.
БАБА ДУСЯ. И это все?!
КАТЯ. А на другой день меня выписали... Только я как с ума сошла: жрать перестала, плакала, ночью не спала. Лежу и вспоминаю, как он утром входит, здоровается, улыбается, и все бабки оживают... Как он потом ко мне садится на кровать, просит сесть и задрать рубаху сзади, выслушивает, а я... с ужасом жду, как он сейчас повернет меня лицом к себе, потом заставит лечь и будет грудь выслушивать... Я так стеснялась! Но это было так... так ... А когда профессор приходил со студентами, и мой любимый рассказывал историю моей болезни... А сначала он говорил: «Обратите внимание на эту осиную талию»... И все смеялись, а я от любви просто сознание теряла. Ведь он та-ак на меня смотрел – с ума сойти!
БАБА ДУСЯ. Да-а, а закончилось все так неинтересно.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Ну да, а вы бы хотели, чтобы он жену бросил ради этой соплюшки-школьницы?
БАБА ДУСЯ. И где он сейчас? Хоть видела его еще разок?
КАТЯ. Издали. Моя школа рядом с больницей была. Я его подстерегала по утрам, любовалась, как он идет, смеется с кем-то...
БАБА ДУСЯ. Сволочь он. Увлек ребенка и бросил!
КАТЯ. Ничего он не обещал. Просто говорил, какая я неотразимая...
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Все они так говорят. Значит – не судьба.
КАТЯ. А по вашей теории я должна была сама судьбу выстраивать. Но как? Отбивать у жены? Вот то-то же...
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Все, девчата, спать! И не вздумайте нам тут на прощанье храпеть, Евдокия Петровна. Верочки нет, некому вас за ногу дергать.
БАБА ДУСЯ. Постараюсь, но не обещаю.
Продолжение http://www.proza.ru/2009/05/03/627