Необитаемое таинство этого дома,
постель, где мы в первый раз,
окна, вечно немытые окна
как будто сотканы
из прошлого,
пошлого,
но такого родного,
что хочется прожить
его снова и снова.
Основано слово эхом,
смехом пьяной соседки.
Прочь из коридора
уходят крики беременной кошки.
На окошке
засыхает герань.
Грань между нами
лежит забытыми годами,
снами, над нами – пламя.
Мы в одной вселенной,
огромной, но все же бренной.
Останется нетленной
память о том лете, где я растаял в кварталах,
никто не плакал, кроме тебя,
и, может быть, дождя, что бил в стекла.
Ты промокла, стоя на остановке.
Движения неловки,
удары не четки:
жизнь в пробитой лодке.
Помазаны приказами оказанной помощи
тонущим, стонущим, а сами в лодке.
В пробитой лодке.
Надрывается память, пытаясь впитать
пять тысяч слов недосказанных,
размазанных по фразам.
Стразами усыпано небо,
мы сошли с него и нам лень возвращаться.
Улыбаются старцы,
струны впиваются в пальцы,
кружатся в кварцевом танце
лучи-скитальцы,
пробиваясь сквозь тучи.
Кто-то всемогущий плачет, глядя на этот город.
Неподвижный холод сковал улицы и крыши.
Мы дышим
одной и той же музыкой.
Мы слышим
одни и те же возгласы.
Волосы пропахли дымом.
Необъяснимо
и немного страшно.
Забыто все, что было важным.
Прости, прощай, солнышко. Надоело.
Я ухожу, сам не знаю куда.
Помазаны приказами оказанной помощи
тонущим, стонущим, а сами в лодке.
В пробитой лодке.