Купе и чужие письма.
3 Глава.
Осталось тень и с нею ветер
И слез упавших не поднять
Но почему тебе я не ответил
Не смог в тот миг в объятьях удержать
А поезд отходил, стуча хлопками
И улыбалась ты в ответ
Я понимал, что между нами
Не отворятся двери, нет.
Станции, платформы, поезда и вокзалы пробегали мимо меня, мимо моего мира. Я здесь один в купе поезда, мчался опять куда вдаль, и окно с любопытством рассматривало, чем я был занят и, наверное, не понимало моих действий. А как здесь понять, вот уже который час я сижу и тупо смотрю на свое отражение в крышке раздвижного столика. Вспоминалось утро и нелепое расставания с Зоей. К чему всё это: ночь незабываемых страстей и холодное, прощальное утро.
Утро как назло выдалось солнечное, и снег сильно слепил глаза. Бросив прощальный взгляд на город, который радовался моему отъезду и светился от счастья в окне, я резко закрыл спортивную сумку и сел на кровать. « Что вообще происходит такое ощущения как, будто я во всём виноват перед ней. Но оторвалась по полной программе, захотелось ей мужика. Нет, надо вежливо проститься и пока крошка».- Рассуждал я сам собой. Как вдруг открылась дверь моей комнаты и вошла довольно полная женщина, чуть постарше меня.
- Что ты милок, довольно долго собираешься, хату надо освобождать. Да и, кстати, за тобой должок, любовник.
- Не понял.
- Что здесь непонятного, совратил бедную девушку. За ночь любви надо платить – пояснила толстушка.
- И сколько стоит удовольствия – гневно спросил я и встал при этом, делая вид, что полез за деньгами в карман.
- Ну. По скромным тарифам, один рубль.
Я, недолго думая, отсчитал и кинул ей рубль мелочью, при этом пару десятников закатились под шкаф. Она фыркнула, покраснела и продолжила.
- Шутник, штуку рублей и не ерепенься, а то мужа позову.
Из-за дверей высунулся мордоворот с ножиком в руках и что-то промычал в ответ. Я быстро вытащил из-за пазухи газовый пистолет, сделанный под пистолет Макарова, и сказал.
- Так цирк прекращаем, а ты сучка позови Зойку, разговорчик есть.
Дяденька, выдохнув перегарам, пошёл на меня, видимо решил показать мне, что он не таких ещё борзых делал. Подойдя поближе, он стал, перекидывать ножик с одной руки на другую при этом приговаривал.
- Платит, будем, а, красавчик. Сейчас я на твоём лице сделаю зарисовку.
Удар в пах ногой и удар по голове ручкой пистолета заставил его подумать о своём плохом поведении, а пощечина толстушки отрезвила их пыл. Когда зашла Зоя в мою комнату, частная компания уже куда-то делась, и я стал пробираться к выходу.
- Женя, подожди.
- Сколько ты хочешь денег.- Прокричал я, и кинул ей тысячу рублей одной купюрой и вышел вон из этого борделя, в надежде, что она пойдёт за мной и хоть что-то объяснит. Подождав так, минут двадцать я побрёл ловить такси.
Поезд стал притормаживать, было слышно, как скрипят колеса об рельсы. Я достал тетради Павла и пытался найти записи о его жене Зои и разобраться кто она такая, что за человек.
« 19 марта 1991 год. Где твой главный идеал? И вдруг его находишь вот он рядом с тобой, твоя любимая женщина. Ведь ради неё ты готова жертвовать собой, ради блага любимых, мы готовы пойти на смерть. А сколько они нам приносят бед и радости. Я и сам не заметил, это был четверг. Забежал ко мне домой мой знакомый Владимир и говорит: « Я там таких девчат снял, поехали кататься, они в машине ждут». И в правду ждали в машине, как позже я узнал, одну из них звали Зоя, небольшого роста с темно-карими глазами и с длинными каштановыми волосами. Я был без ума, хотя вроде его никогда не терял. Я словно бы забылся, в ней было что-то неповторимое и манящее. Как пламя огня притягательное и обжигающее. Она сама даже не думая об обольщении кого-то, могла, заворожит любого. От неё редко кто уходил, казалось, сам бог находится в её ногах только бы с ней не расстаться. Она очень страстно любить, какой дар и талант отдаваться без остатка чувствам. Её невозможно было бы не любить и не впасть б безумства страстей. А каким она владеет актерским жаром, парой трудно догадаться, как так можно играть свою роль, ни одной малейшей ошибки, как по сценарию. Да, если она влюбится, то берегись, ей всё подвластна. Она как кошка независима и податлива, если конечно гладить по шерсти. И не дай бог против шерсти. Что я пишу, очередной бред, но как приятно бредить, когда влюблён в мою красавицу, в моего чёрного ангела, в мою Зою или заиньку».
Поезд остановился на какой-то станции и засуетился народ. Я перевернул несколько страниц и оказался почти в конце дневника Павла. Два письма, одно из них было посвящено Зои.
« 3 октября 1991 год.
Письмо к жене (черновая запись).
Здравствуй Зоя. Не знаю, почему так долго нет твоих писем, я сильно скучаю. Я помню, как провожал тебя на вокзале с вещами, и как ты мне улыбалась в окне. И тогда было понятно, что двери вагона уже не когда не отворятся передо мной, и мы больше не встретимся и я не смогу тебя обнять. А как я возвращался с вокзала домой, не замечая нечего, и водила автобуса материл меня, выгоняя на конечной остановке. Как я потом в нашем дворе с бомжами пил чистый спирт, не чувствуя горечи от обид. Как потом на скорой помощи меня увезли в больницу, и врачи удивлялись дозой выпитого спиртного, несовместимой с жизнью. К чему я это пишу, разве тебе интересно.
Зоя, поверь мне тяжело. Я просто не могу согласиться с тем, что ты сделала и делаешь. Зачем ты тогда меня взяла себе на родину, чтобы поиздеваться, пойми я тоже человек и как все хочу тепла и ласки. А ты там взяла просто и бросила меня одного и ушла ночью гулять со своей компанией. А на утро пришла пьяная и хвасталась пачкой денег, говоря, что я не способен это заработать за месяц. Решай, иначе я не выдержу и не знаю, что собой сделаю.
Приезжай и рожай у меня дома, у нас дома. Родители скоро оставят нам квартиру. А что ты пишешь в одном коротком письме, чтоб я выслал твою куртку, иначе ты родишь ребенка и подашь на алименты. Какая мелочь.
Так дальше невыносимо, держать в себе такой тяжелый душевный груз. Неужели из-за своей гордости ты затопчешь нашу любовь в грязь, неужели ты не чем не дорожишь. Или всё, что ты говорила, была игра чувств. Может тебе весело, и ты усмехаешься, как раньше смеялась над другими. Ты всё забрала и трусливо сбежала вместо того, чтобы разобраться с мелкими бытовыми и житейскими проблемами. Но знай, я тебя люблю, и буду ждать, пока позволяют силы, пока есть надежда и вера. Я верю, что ты одумаешься, и не будешь рубить с плеча и наконец-то перестанешь кружить бабочкой. Я многое могу простить, но только не измену. Зачем весь этот спектакль, кому он нужен, объясни и растолкуй, может я, чего-то не понимаю, но не хочу я так жить. И зачем ты оставила свои письма, не беспокойся, читать не буду.
Приходить мысль, что ты для того и вышла замуж, чтобы покончить со своим прошлым, не знаю. Напиши всё, всю правду, но прежде хорошо подумай и не спеши с ответом. Кстати я забыл, Заинька я стал потихоньку приходит в себя и купил кофту, такую модную с вышивкой на английском языке, тебе понравится. Больше не знаю о чём писать, так много хотелось тебе сказать. А когда стал писать письмо, все мысли перепутались и вышли вон. Зоя ответь откровенно, не язи, мне нужно точно… видишь, я пишу, о чём думаю.
Поверь, я не хочу тебя терять. Жду ответа и прости».
Вагон трепануло на повороте и окно купе уже перестало удивляться и изображало картинки перелесков, равнин и мостов. Сосед, пожилой мужчина доедал кость курятины и сильно чмокал при этом. Увидев, что я освободился от тетрадки, предложил выпить. Я вежливо отказался и продолжил читать дальше. Далее ещё одно письмо не как не затронули нашу героиню, но было чем-то схоже с первым.
« 23 июня 1992 год.
Ненаписанное письмо.
Здравствуй моя милая. Завтра уезжаю на практику. Прости, что не простился и не нашёл тебя. Чувствую за собой вину, потому что хотел бросить тебя после той жаркой ночи. Как я мог забыть твоих нежных рук, безумных объятий и сладких поцелуев. Тогда я был разочарован во всех и во всём. Ты спасла меня, вернула мне любовь, заставила поверить в нежные чувства. Мы нашли друг друга, и я нашёл тот свет, который не горел уже несколько лет. Но почему я сейчас, обратно как опустошенный бочонок и хочу напиться другой любви. Я часто думал, что же такое любовь. Не это ли чувства, когда я не мог не насмотреться на твоё обнаженное тело. И не было не чего красивее его, оно прекраснее алого рассвета, и той божьей искры, которая запылает и затмит сияние звёзд. Ты была такая милая, невинная и кроткая. Твоя необычайная кротость и покорность мне и эта детская наивность наложили на меня отпечаток недосягаемости. Казалось вот ты вся, бери.…Хочу, но не могу владеть. Как же я тебя люблю, такую, какая ты есть простая и непонятная. Наверное, я преувеличиваю, когда пишу, но с душой поэта, невозможно творить по-другому, не дано. Почему, скажи так не мочь, что рвёт отчаянием. Нет, я тебя ни в чём не виню, бога ради. Я сам в себе запутался, бьюсь в стену непонимания и не найду выхода. Зачем бог дал душу, а не как многим лёд. Зачем он не позволяет мне обманывать, а заставляет отдаваться всего себя и малую часть поэзии. Для чего жить, если жизнь такая мука. Верить и любить тебя, вот спасения. Но возможно ли познание божественного чувства с мерзкими, похотливыми и звериными фантазиями?
Ты одна осталось надежда и не души рядом, не знаю смогу ли вылезти из этой ямы, который сам и вырыл. Смогу ли не искать безумия? Почему я сам мучаюсь и мучаю других, чтобы им доказать, что они живут не по тем божьим законом, а как свиньи пьют спиртное, колются, матерятся и трахаются…
Более писать не могу, просто жду с тобой встречи и надеюсь заразиться от тебя той чистотой и детской наивностью. До свидания, до следующего письма».
Наконец-то мой сосед по купе наелся, напился и храпел во всю разноголосицу. Чего ещё ему для жизни надо.
продолжение следует