В Бинхэмтоне, штат Нью-Йорк, зимой всегда выпадал снег. Хоть я и был маленьким, когда мы переехали оттуда, я помнил огромные сугробы, и мы с сестрами всегда использовали эти воспоминания как подтверждение того, что Северная Каролина всего лишь третьесортное местечко. Если там и выпадало мизерное количество снега, он таял часа через два. И нам, наряженным в ветровки и неубедительные варежки, приходилось лепить бугристых снеговиков в основном из грязи. Мы называли их Снежные Негры.
Зимой, когда я был в пятом классе, нам, наконец, повезло. Снег выпал и впервые за долгие годы не растаял. Занятия в школе отменили, и через два дня нам снова повезло. Вместо того, чтобы растаять, сугробы увеличились и заледенели. На пятый день наших незапланированных каникул у мамы случился легкий нервный срыв. Наше присутствие вмешалось в тайную жизнь, которую она вела, пока мы были в школе. И когда вторжение стало невыносимым, мама выкинула нас из дома. Это была похоже скорее на изгнание, чем на деликатную просьбу. «Выметайтесь из моего дома», - выпалила она.
Мы напомнили ей, что это и наш дом, после чего мама открыла входную дверь и выпихнула нас на крыльцо. «И не смейте заходить!» - крикнула она.
Мы с сестрами спустились с холма и покатались на горке с соседскими детьми. Когда несколько часов спустя мы вернулись домой, то с удивлением обнаружили, что дверь все еще заперта. «Ой, да сколько можно», - вздохнули мы. Я позвонил – никакой реакции. Тогда мы подошли к окну и увидели, что мама сидит на кухне и смотрит телевизор. Обычно она не пила спиртное до пяти вечера, но в тот день сделала исключение. Если запивать вино кофе, то можно считать, что и вовсе не пил, поэтому перед мамой на столе стояли и бокал, и кружка.
«Эй!» - закричали мы. «Открой дверь. Это мы». Мы постучали по стеклу, мама налила себе еще вина и, не глядя в нашу сторону, вышла из кухни.
«Вот гадина», - сказала Лиза. Мы барабанили в окно снова и снова, но мама не реагировала. Тогда мы обошли дом и стали кидать снежки в окно спальни. «Когда папа вернется, у тебя будут большие неприятности!» - вопили мы. В ответ мама задернула занавески. С приближением сумерек похолодало, и нам пришло в голову, что мы можем замерзнуть насмерть. Такие случаи бывали. Эгоистичные матери хотели в одиночку завладеть всем домом, а их детей находили только годы спустя, заледеневших как мамонты.
Гретхен предложила позвонить папе, но никто из нас не знал его номера, к тому же он вряд ли сделал бы что-нибудь. Он ушел на работу в основном, чтобы скрыться от мамы. Если ему придется выбирать, оставаться на улице в такую погоду или вернуться к маме, когда у нее такое настроение, то в ближайшие часы или даже дни его можно дома не ждать.
«Надо, чтобы одного из нас сбила машина», - сказал я. «Будет им обоим урок». Я представил себе Гретхен в больнице, ее жизнь на волоске, родители нервно меряют шагами коридор и жалеют, что не были более внимательными к нам. Это было поистине прекрасным решением проблемы. Если избавиться от нее, оставшихся детей будут больше ценить, к тому же станет просторнее. «Гретхен, ложись посреди улицы».
«Заставь Эми лечь», - ответила она.
Эми, в свою очередь, скинула все на Тиффани, которая была самой младшей и не понимала, что такое смерть. «Это то же самое, что сон», - сказали мы ей. «Только у тебя будет кровать с балдахином».
Бедняжка Тиффани. В благодарность за малейшее проявление любви, она бы сделала все, что угодно. Надо было просто назвать ее Тиффи, и ты тут же получал все, чего бы ни попросил: ее карманные деньги, ее обед, содержимое ее пасхальной корзинки. Стремление Тиффани всем угодить было абсолютным и неприкрытым. Когда мы велели ей лечь на улице, она только уточнила, где именно.
Мы выбрали тихую ложбину между двумя холмами, место, где машину бы точно занесло. Тиф, шестилетняя девочка в кремовом пальтишке, легла на дорогу, а мы столпились на обочине и наблюдали. Первая проехавшая машина принадлежала нашему соседу, который надел цепи на колеса, и поэтому сумел остановиться в нескольких метрах от нашей сестры. «Там человек лежит?» - спросил он.
«Ну, что-то вроде», - ответила Лиза. Она объяснила, что нас выгнали из дома, и, хотя он сделал вид, что принял это как разумное объяснение, я уверен, что именно он нас выдал. Проехала еще одна машина, а потом мы увидели нашу запыхавшуюся маму, неуклюже взбирающуюся по холму. Она не надела штаны и шла по колено в снегу. Мы хотели отправить ее обратно, вышвырнуть ее из нашей жизни, так же, как она вышвырнула нас из дома, но было очень трудно злиться на кого-то столь жалкого.
«Ты надела ботинки?» - спросила Лиза. В ответ мама подняла босую ногу. «На мне были ботинки», - сказала она. «Честное слово, он только что был тут».
Вот так всегда. Она то выгоняет нас из дома, то мы все вместе роемся в снегу в поисках ее левого ботинка. «Ой, да ладно», - сказала она. – «Через несколько дней найдется». Гретхен надела на мамину ногу свою шапку. Лиза закрепила ее шарфом, и, прижимаясь к маме со всех сторон, мы потихоньку пошли домой.