Картина первая
Палата. Входит Вера, с интересом поглядывает на прикрытую простыней покойницу, потом возится со своей подушкой, пытаясь затолкать ее в пакет. Появляется Катя с Людмилой Ивановной.
КАТЯ. Пока запаха нет, отдохнем. Не укусит же она нас.
Людмила Ивановна. И чего бояться? Наша дурочка Лида в шоке. Вот ей бы сейчас полежать, а она...
БАБА ДУСЯ (обычным своим голосом). Ну, кажется, я отхожу (смеется). Не на тот свет... Сейчас капельницу принесут. Сегодня дежурит вроде неплохая врачиха... А чего вы все замолчали?
ВЕРА. Все, девочки, ухожу, слава тебе, Господи! Сразу иду в общагу. Девчата вроде бы договорились с комендантшей...
КАТЯ. Верочка, как мы договорились, помнишь?
ВЕРА. Да, да, на мобилку позвоню. Я тебя все равно не забуду! Еще встретимся! Людмила Ивановна, не болейте! Соблюдайте диету, копченостей – ни-ни! Бабуля Дуся, не сердитесь на мои ночные упражнения с вашей бедной ногой! Я бы вас в гости позвала, но... некуда бедной девушке податься!
БАБА ДУСЯ. У тебя же родители есть! Напиши им. Как это – некуда? Ты ведь не бомжиха.
Вера прощально машет рукой и выходит.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА (вслед Вере). Лиду позови!
БАБА ДУСЯ. Какие-то вы все дохленькие. Вроде бы не мне было плохо, а вам.
Входит Лида, бочком пробирается к опустевшей Вериной койке.
ЛИДА. Сюда перелягу, Вера посоветовала.
Появляется незнакомая женщина в накинутом на плечи белом халате. Здоровается со всеми и ищет кого-то глазами.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Карантин сняли? Вас пропустили? Вы к кому?
Женщина. К Верочке. Она вроде бы в первой палате лежит?
Людмила Ивановна. Лежала.
ЖЕНЩИНА (вдруг замечает покойницу, крестится). Ой, тут у вас помер кто-то?
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА (быстро). Вы – мама Верочки? Ее выписали. Только что ушла. Что ж вы ни разу не пришли, если знали?
ЖЕНЩИНА (растерянно). Так я ж не мама! Я – Верина хозяйка.
Катя. Она ушла в общежитие.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА (подставляя стул возле себя). А ну, поясните нам, чья вы хозяйка!
Женщина садится и оглядывает палату. Баба Дуся с любопытством поворачивает к ней голову.
ЖЕНЩИНА. Вера у меня живет. Она ж – детдомовская!
КАТЯ. Да-а? А где сейчас ее муж? Ничего не понимаю...
ЖЕНЩИНА. Какой муж? Я уехала к больной сестре в Хмельницкий, оставила Веру на хозяйстве, она ж у меня комнату снимает. Наказала не пускать больше этого шалопая, Сережку. Не расписаны – живите отдельно, я разврата не люблю. А он ходил, ходил в гости, все Веркино съедал, а жениться – вот тебе, дуля! (сворачивает фигу). У Верочки, она мне как дочь родная, батьки погибли разом, ей тогда пять лет было, в хате угорели (делает вид, что утирает слезы). В детдоме сами знаете, как! Погано. Я там поварихой работала, приглядела Верочку, понравилась она мне, веселая такая и не злая. Вот, думаю, удочерю. А мне не дали. Одинокая я, в своей хате живу, в балке, дом – на снос, или его в балку смоет. Слышали, небось, как два дома туда рухнули в прошлом годе? Вот Верка и осталась в детдоме – на кухне помогать. Я ее взяла к себе.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. И куда она пошла учиться дальше? Она ж студентка?
ЖЕНЩИНА. А как же! В ПТУ, на кондитера. Уже кончает. Нет у них никакого общежития, негде ей быть!
КАТЯ. А этот... Сергей? Он что, сбежал?
ЖЕНЩИНА. Та не, Верка сама его вытурила, не подходит нам. Я вернулась, смотрю, пусто в ее комнате. Соседка по дому и рассказала, что где-то в больнице лежит. А что у нее нашли?
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. А что за девочки к ней ходили, с передачами?
ЖЕНЩИНА. Ага, из училища. Хорошие девочки, вот только не знаю, где живут... Ну, я пошла. Вера, конечно, ко мне вернется, некуда ей больше... Значит, разминулись с ней. До свиданьица!
Женщина выходит, косясь на тело под простыней.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Вот тебе и Верочка, брехушка... Студентка!
Катя вдруг быстро выходит.
Картина вторая
Внутренняя лестница со второго этажа на первый, в мужское отделение. Катя догоняет Верину хозяйку.
КАТЯ. Подождите! Я вас очень прошу, передайте Вере, чтобы она мне обязательно позвонила! Сегодня же! Прямо в отделение! Она знает номер.
ЖЕНЩИНА. А как же, непременно! Она хорошая девочка.
КАТЯ. Только зачем она все это придумала... про институт, про мужа?
ЖЕНЩИНА (приближает лицо к Катиному, шепчет, поднимая глаза наверх, в сторону палаты). Я там наврала... насчет родителей. Это мы с Веркой всем так говорим: родители, мол, погибли. Ее в детдом взяли из Дома ребенка, где брошеных груднячков держат до трех лет. Жалко мне девку. Как скажет кому, что в училище учится – так отбой! Каждому парню хочется, чтоб культурная была, студентка. А она разве не культурная?! Книжки читает всю ночь!
КАТЯ (горячо). Она как раз очень интеллигентная девочка! Не вульгарная, правильно рассуждает, не матерится, не курит! Добрая!
ЖЕНЩИНА. Я ж и говорю! Она у меня такая! Другие в училище... всякие там, а она водится только с хорошими девочками. Вот те крест – не слышала от них плохих слов!
КАТЯ. Вы не переживайте, она тут нашла себе хорошего парня, врачом будет.
Женщина. Дай-то Бог! (крестится).
Картина третья
В палате Людмила Ивановна, Лида, баба Дуся, которая только сообразила, что Дарья умерла.
БАБА ДУСЯ. И чего ж ее держат? Увезли бы... Так никто к бедолаге и не пришел... Ой, сколько ж у нас в стране баб одиноких! Не хватает мужиков.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА (раздраженно). Вот и цените своего голубчика. Скучает же один дома? А вы тут... разлеглись.
БАБА ДУСЯ (обиженно). Так я и сама чуть не померла только что!
В палату входит санитарка и медбрат Леня.
ЛЁНЯ (оглядывая палату). А где Вера?
ЛИДА (тихо). Выписали. А скоро унесут эту...
НЯНЬКА. Давайте, женщины, погуляйте в коридоре, а мы тут...
Входит незнакомая женщина, бедно одетая, жмется у дверей.
НЯНЬКА . Ну, смотрите, она?
Женщина медленно приподнимает простыню с лица Дарьи и вдруг подвывает, раскачиваясь из стороны в сторону.
ЖЕНЩИНА. О-о-о! Да-ашка! Дашка!
НЯНЬКА (отстраняет ее от тела, говорит сердито). Раньше надо было жалеть! Признали? Теперь выйдите в коридор. Вещички потом заберете.
Все гуськом тянутся из палаты, идут в столовую и рассаживаются вокруг стола. Женщина топчется возле палаты, растерянно ищет кого-нибудь взглядом. Когда понимает, что Дарью сейчас вынесут, испуганно идет по коридору в холл, потом возвращается в палату.
Картина четвертая
Та же палата. На койке Дарьи нет даже матраца. Женщина открывает тумбочку, осматривает ее, там пусто. Остальные молча наблюдают за нею. Входит Катя.
БАБА ДУСЯ. Вы ей кто? Сестра?
ЖЕНЩИНА (садится прямо на голую сетку, охотно отвечает). Та ни, суседка. Я с внуком живу, он и вызвал «скорую» для Дашки. Хворая она была, лежала, я к ней ходила, потом сама в больницу легла, так живот разболелся. Привезли туда, пощупали, иди, говорят, бабка, за лекарствами, пузырь у тебя негодный. Желчный, значит... Полежала я день, таблетки давали, на уколы нема денег. А внук приходит и говорит: не волнуйся, бабушка, тетку Дарью в больницу увезли, там ее кормить будут. А я, когда за нею еще ходила... все она просила борщу. Борщу, говорит, наваришь мне. Вот я и наварила, принесла, да не успела...
ЛИДА (закрывает лицо руками и бурно плачет. Все смотрят на нее. Людмила Ивановна – с досадой, Катя – с грустью, баба Дуся пускает слезу). Лида падает в подушку лицом и громко рыдает.
КАТЯ (подходит к ее койке и гладит Лиду по плечу). Ладно, Лидочка, она уже отмучилась...
Лида что-то бормочет и продолжает плакать навзрыд.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Ну, хватит! Так плакать... за чужим человеком.
ЛИДА (отчаянно и отчетливо). Она просила, просила! Это было ее предсмертное желание! А я... я не дала-а-а! Борща пожалела! Это вы мне запретили! Я хотела...
У Лиды начинается истерика, Катя быстро выходит и возвращается с Полиной Алексеевной.
ПОЛИНА АЛЕКСЕЕВНА. Нет, мне просто не судьба сегодня домой попасть! Сначала у одной приступ, хорошо, хоть дежурная пришла... Потом эта (кивает на койку Дарьи) задержала, теперь ты, милочка, со своими нервишками. Ну, хватит, хватит! Сейчас медбратика нашего, Ленечку, пришлю с укольчиком. Сразу вылечит.
Людмила Ивановна. Успокоили...
Продолжение http://www.proza.ru/2009/05/02/515