Андрей Семенович Подстаканников проснулся ближе к полудню. Его никто не будил, так как жил он один. Потому чувствовал он себя набравшимся сил и, как ему представилось, совершенно помолодевшим. В тот выходной день он никуда не спешил, медленно встал с тахты и, потягиваясь, подошел к окну. Он отодвинул штору; глаза несколько мгновений привыкали к яркому полуденному солнцу. Зевнув, он принялся наблюдать за полетом пушинки тополя, только что сорвавшейся с дерева. Пушинка выполнила несколько пируэтов в воздухе и мягко приводнилась на лужу. Андрей Семенович почесался и пошел в ванную. Он умылся и тщательно выбрил щеки, так что бородка его стала еще более обточенной и аккуратной. Нужно добавить, что Андрей Семенович давно уже не причесывался – на макушке его распласталась обширная лысина, которую тщетно уже было зачесывать, лишь над ушами пробивалась еще темно-русая растительность. Улыбнувшись сам себе в зеркале, он отправился на кухню. Завтрак был легким: кружка кофе и бутерброд с сыром. Когда Андрей Семенович помыл посуду, то решил, что пора отправляться на прогулку. Он надел белые льняные брюки, бледно-синюю рубашку с коротким рукавом (когда-то рубашка имела более насыщенный синий цвет, но со временем застиралась и побледнела, однако именно поэтому она Андрею Семеновичу начала нравиться еще больше - лучше стала подходить к белым брюкам) и изящные сандалии.
Летом в субботний день на улице в центре города практически не было народа. Большинство горожан предпочитали душным улицам прохладу загородных водоемов и легкую тень садов. Андрей Семенович, напротив, решил в тот день прогуляться именно по центру, тем более что и дом его находился именно в этом районе города. С легкостью распахнув подъездную дверь, он очутился в уютном дворике. Здесь не было ни души, только птицы кое-где вели свой разговор. Ночью прошел сильный дождь, поэтому воздушные ковры тополиного пуха были прибиты к земле, и Андрей Семенович ни сколько не беспокоился за то, что пушинки могут прилипнуть к брюкам или рубашке. Солнце давно уже находилось в зените и равномерно заполнило улицу своими жаркими лучами. Нужно было поспешить в сквер, чтобы укрыться от солнца под кронами лип. Шагая по переулку, Андрей Семенович воображал себя, сидящим на лавочке в сквере. Так же явственно ему представилось и освежающее ягодное мороженое, которое он, сидя под липой, не спеша кушает с деревянной палочки.
Пропустив мимо себя пустой трамвай, Подстаканников перешел через дорогу и оказался в сквере. Дорожка сквера была усеяна солнечными пятнами. Однако практически все лавочки находились в тени. Некоторые из них были заняты. На одной - две старушки о чем-то тихонько болтали; на следующей сидела женщина и наблюдала за тем, как ее дочка лепит куличики в песочнице; на другой лавочке распластался молодой человек и потягивал пиво. Прежде всего Андрей Семенович направился к газетному киоску и купил утреннюю газету. Далее путь его лежал к сцене в конце сквера, за которой находилась палатка с прохладительными напитками и мороженым.
Повернув за сцену, он уже, было, направился к палатке, но остановился. В давно знакомом Андрею Семеновичу сквере, где он, казалось бы, знает каждое дерево и травинку, появилось нечто новое! И не что-нибудь: он увидел за аккуратным полукругом кустарника спину памятника. Хотя ни кустарника, ни, тем более, монумента он, проезжая вчера мимо сквера на трамвае, не заметил. Андрей Семенович забыл про мороженое и сразу направился к памятнику. Обогнув кустарник, он оказался на просторной, вымощенной камнями площадке. Посреди площадки на довольно высоком постаменте стоял бронзовый мужчина: изящный костюм, ноги на ширине плеч, прямая осанка, руки скрещены на груди, лицо чуть повернуто влево, подбородок приопущен, так, что клиновидная бородка практически касается воротника рубашки. Взор у мужчины был спокойным и уверенным. Андрей Семенович подошел поближе, чтобы разглядеть надпись на постаменте. Строгим шрифтом на блестящем граните было выбито: «Андрею Семеновичу Подстаканникову».
Андрей Семенович в изумлении чуть не выронил из-под мышки газету. Но взял себя в руки и в мгновение подлетел вплотную к пьедесталу. «Действительно, «Андрею Семеновичу Подстаканникову»!!!», - пробормотал он. «Что это я так распереживался, может это памятник какому-то другому Андрею Семеновичу Подстаканникову? Мало ли - был такой?». Подумав так, он отошел подальше, чтобы лучше разглядеть памятник. К разочарованию Андрея Семеновича, лицо бронзового мужчины поразительно напоминало то, что он видел сегодня в зеркале ванной комнаты, после того, как умылся: та же бородка, щеки, лысина… «А костюм! У меня же с роду не было такого костюма!», - утешал себя он.
«Да я только что газету купил, сейчас и посмотрим – кому этот памятник», - подумав так, Андрей Семенович сел на скамейку напротив монумента и развернул газету. Он судорожно листал страницу за страницей, бегая глазами по всем заголовкам. Не найдя ни слова, способного дать ответ на мучившую его загадку, он начал читать все статьи подряд, абзац за абзацем, не избегая даже рекламных объявлений. Тщетно – ничего о новом памятнике в сквере! «А я считал эту газету самой осведомленной, думал: нет ни единого события в нашем городе, о котором бы в ней не упоминалось… Фу, гадость!», - и Андрей Семенович швырнул газету в урну, - «Чтоб я еще хоть раз ее купил!.. Ну, ничего! Мы разберемся!». Он резко встал и направился к палатке с мороженым.
- Скажите, пожалуйста, а давно этот памятник поставили? – обратился он к продавщице, указывая на спину монумента.
- Я как-то и не обращала внимания. Ну, памятник и памятник, стоит и пусть себе стоит.
- А кому хоть памятник? Это вы знаете?
- Да Бог его знает. Вы пойдите и почитайте. Там, обычно, написано.
- Возмутительно! Целыми днями тут сидите и ничего, кроме мороженого не видите! – с этими словами Андрей Семенович развернулся и направился вниз по скверу к трамвайной остановке. К сидящим на лавочках о Городской голова он подходить не стал: «Если уж продавщица не знает ничего о памятнике, то они и подавно». Он намеревался доехать до мэрии, чтобы в личной беседе с мэром добиться правды. Андрей Семенович был уверен - городской голова точно должен был знать: кому и когда воздвигнут этот безобразный монумент. Трамвая долго не было, и, томясь на остановке, Андрей Семенович вдруг вспомнил, что сегодня суббота и мэрия скорей всего не работает. Значит, будет она закрыта и завтра.
Расстроенный тем, что не может сразу поставить все точки над «и», он поплелся домой. Капли пота покрыли лысину и лоб, но он, казалось, не замечал жары. Придя домой, Андрей Семенович упал на тахту. День был испорчен. «Памятник мне, в этом нет никаких сомнений! Фамилия моя, и, причем, прошу заметить, довольно редкая. Фигура моя, да и лицо уж больно похоже. Но как, позвольте спросить, можно поставить памятник человеку, который еще живет? Это же, как минимум, издевательство! Хотя, бывало и такое. «Всесоюзному старосте», к примеру, «Отцу народов»… В их честь даже города при жизни называли! Да ладно бы – поставили. Но предупредить-то об этом меня точно надо! Я, может быть, и на открытие пришел бы. Форменное издевательство!», - размышлял Андрей Семенович. «И потом – за что? Мне, простому бухгалтеру совершенно обычного молокозавода! Нобелевской премии по экономике я не имею, отчеты периодически не вовремя сдаю, из горящего цеха никого не спасал, да и пожаров у нас не было. А так, может быть и спас… Елену Михайловну, например…», - лицо Андрея Семеновича просияло мечтательной улыбкой, но тут же улыбка эта затмилась решительной нахмуренностью: «Эх! Безобразие! Ну, ничего, мы разберемся, обязательно разберемся! Я их всех к ногтю…».
Андрей Семенович вскочил с тахты, сел за письменный столик, достал из ящика ручку и желтый листок бумаги и начал писать:
Мэру города N
г-ну NN
от бухгалтера Молочного завода №2
Подстаканникова Андрея Семеновича
Письмо
Уважаемый г-н NN! Довожу до Вашего сведения, что N Июня 200n года я обнаружил в сквере по улице Латышских стрелков памятник, установленный как будто бы в мою честь. В связи с этим, прошу Вас разъяснить для меня некоторые вопросы: точно ли этот памятник установлен в мою честь; на основании чего установлен этот памятник; кто является его создателем.
С уважением, Андрей Семенович Подстаканников.
N Июня 200n
Осознав, что больше на данный момент он сделать не может, Андрей Семенович немного расслабился и лег на тахту. Он проспал до темноты, не увидев ни единого сна - слишком уж нелегко далось ему знакомство с памятником. Когда Андрей Семенович проснулся, то явственно ощутил непреодолимое желание еще раз взглянуть на свой бронзовый прототип. Не в силах хоть как-то противостоять этому вожделению (даже плотный ужин не помог, обычно же Андрей Семенович обходился крайне легким ужином), он нехотя побрел в сторону сквера. Стояла теплая безветренная ночь. Улицы были пусты. «Интересно, который час? По-моему, я сегодня вообще ни разу не взглянул на часы», - с досадой подумал Андрей Семенович. Печалясь, он осознавал, что образ жизни, который складывался у него десятилетиями, сейчас рушился в одночасье. И самое страшное – он не в силах был этому противостоять…
В сквере тоже никого не было. Подгоняемые легким ветерком, листья кленов едва шевелились, отбрасывая на дорожку чудные зеленоватые тени. Памятник был довольно хорошо освещен: по краям площадки, на которой он стоял, равномерно расположились выполненные под старину фонари. Андрей Семенович сел на скамейку напротив памятника стал пристально его разглядывать. «И все-таки, за что? Ничего выдающегося я не делал… А какие у него пальцы! Как у Ван Клиберна! Длинные, пластичные. Может он… То есть я – музыкант? Припоминаю: я же в детстве на фортепиано ходил. И очень даже неплохо получалось! Только клавиши путал… А что, если он – математик!... Вот уж с математикой у меня в школе решительно все было плохо. До сих пор удивляюсь, как я стал бухгалтером. Слава калькулятору! Хотя, один раз, помню, «пять» за какую-то итоговую контрольную получил. Даже решил это событие увековечить – поэму написать! Что-то там о том, как я еду на трамвае в школу, все забыл, очень волнуюсь, никто из пассажиров этого не замечает, выхожу на остановке… Дальше я не дописал. Но и эта часть получилась хорошо! Вполне себе законченный труд…», - Андрей Семенович, до этого сидевший в задумчивости, подперев подбородок рукой, выпрямился. «Но лицо, какое лицо! Сразу видно – уверенный, сильный человек. Спортсмен! В школе я в футбол любил играть. Иногда, помню, так заиграюсь, что уроки прогуливал. Голы забивал, и какие! И так, и через себя, и с развороту», - Андрей Семенович вскочил и давай носиться вокруг памятника. Он явно приободрился. Проскакав с полсквера, он немного успокоился и направился домой. Начало светать.
Дома Андрей Семенович быстро умылся и заснул, убаюканный песнями утренних птиц. Во сне он представлял себя попеременно забивающим гол в самом разгаре футбольного матча и декламирующим стихи собственного сочинения перед заполненным залом городского Дома культуры. После чего Андрея Семеновича качали на руках то футболисты его команды, то зрители в зале, то футболисты и зрители объединялись и качали его вместе.
Андрей Семенович проснулся в восьмом часу вечера в самом замечательном расположении духа. Некоторое время, лежа на тахте, он наслаждался воспоминаниями о своем давешнем триумфе. Затем стремительно встал и отправился в ванную. Быстро привел себя в порядок, очистил щеки от легкой щетины. Плотно поев, он переместился в маленькую комнату и достал строгий темно-серый костюм, Бог знает, зачем висевший в комоде. Костюм этот был куплен когда-то в ателье специально для защиты Андреем Семеновичем институтской дипломной работы. После защиты диплома костюм был повешен в комод и доставался оттуда всего три раза и все для похорон: сначала двоюродной бабки, затем отца и матери. Андрей Семенович вынул из карманов брюк и пиджака апельсиновые корки. Потом костюм был очищен от пыли и выглажен. Андрей Семенович надел его и, сделав несколько оборотов вокруг своей оси, покрасовался перед зеркалом. В прихожей из шкафчика он достал практически новые черные ботинки. Теперь он был полностью готов.
На улице стоял ясный и жаркий. Андрей Семенович гордо шагал по переулкам, но то и дело останавливался и обтирал платочком вспотевший лоб. Вскоре он подошел к цветочному ларьку.
- Дайте мне девять, нет, пятнадцать гвоздик. Желательно – красных, - сказал но.
- Гвоздик нет – не сезон… Зато есть незабудки и фиалки, – ответил продавец.
- Не солидно, маленькие они какие-то. Что, и роз нет? Их круглый год достать можно.
- Роз тоже нет. И во всем городе нет, это я точно знаю. А что касается фиалок, то они и так хороши, зачем им еще расти и быть большими! И, к тому же, дамам очень нравятся, – с улыбкой проговорил продавец.
- Да это же безобразие! Цветов у него нормальных нет. Ну-ка дайте мне сюда книгу жалоб! – прокричал Андрей Семенович, но, секунду спустя, успокоился и с некоторым оттенком величавости в голосе продолжил: «Хотя, ладно, давайте мне три букета этих … - он небрежно указал пальцем – незабудок».
- А это как раз – фиалки, - ответил продавец.
- Ну, фиалок. Какая разница? – пробормотал Андрей Семенович, вытирая лоб платочком, - Сколько там?
Расплатившись, он прямиком направился в сквер. Здесь оказалось довольно многолюдно. Практически все лавочки были заняты. К непременным старушкам и даме с ребенком прибавилось несколько молодых пар. Девушки в легких разноцветных платьях сидели, держа в руках, кто фиалками, кто незабудки, и нежно улыбались в ответ на рассказы своих кавалеров. Один из молодых людей довольно едко отшутился, увидев пожилого уже мужчину в нелепом костюме и с тремя букетами фиалок. Девушка быстро обернулась в сторону Андрея Семеновича и засмеялась. Однако Андрей Семенович, тоже услышавший эту шутку, не оборачиваясь, прошагал дальше. Эта едкость молодого человека даже не возмутила его. Вскоре он оказался возле памятника и, быстрым движением вытерев с темени капли пота, положил фиалки на постамент к ногам монумента. Затем он с минуту постоял напротив бронзового изваяния, всматриваясь в его лицо, развернулся и направился к урне. Андрей Семенович вынул из кармана пиджака конверт с письмом мэру. Немного помедлив, он решительно разорвал конверт и бросил его в помойку. Вполне удовлетворившись проделанным, он вернулся домой. Завтра надо было идти на работу.
Случилось так, что знойный безветренный вечер быстро сменился грохочущим и сверкающим ночным ливнем. Сон Андрея Семеновича не долго сопротивлялся все нарастающему шуму дождя и шелесту качающихся тополей, и вскоре он проснулся. Тьма в комнате, где он спал, на мгновение уступила место резкой вспышке молнии, а затем опять возвратила свои позиции. Андрей Семенович встал и, подойдя к окну, отдернул штору. Всюду сверкало, завывало и шумело. Андрей Семенович как-то демонически-восторженно улыбнулся и принялся составлять с подоконника горшки с цветами. В секунду он расправился со щеколдами и распахнул окно. Тут же в лицо ему полетели тяжелые холодные капли. Но – нет, для него это не было помехой! Над крышей соседнего дома сверкнула молния. Резким движением Андрей Семенович успел-таки ухватиться за самый кончик ускользающей вспышки. Теперь молния была у него в руке – нежно щекотала и покалывала ладонь. Раздался гром. И Андрей Семенович тем же стремительным рывком вытянул руку в ту сторону, откуда донесся раскат, и сжал ладонью воздух. Он расправил руки на ширине плеч и захохотал. Отныне он - повелитель громов и молний! Простояв так с пару минут, он раскрыл ладонь левой руки, и грянул гром! Андрей Семенович замер, вслушиваясь в переливы грохочущей стихии, впервые в вечной гонке опередившей свою сестру-соперницу - молнию. Волна звука пружиной отскочила от подоконника и, нарастая, взметнулась к верхушке тополя, с лязгом врезалась в его листву и проскакала по жестяным крышам. Андрей Семенович ждал. Правая рука начала дрожать. И когда он уже был не в силах терпеть уколы и жжение в ладони – расправил ее. Андрея Семеновича не спасло даже то, что он предусмотрительно зажмурил глаза. Ослепив его, вспышка моментально рванулась ввысь и оттуда разящей стрелой рухнула где-то невдалеке от дома Подстаканникова. Он постоял немного возле раскрытого окна, вспоминая звучание выпущенного им на свободу грома. Андрей Семенович был изнеможен. «На сегодня достаточно», - подумал он и закрыл окно. Улегшись, он вытер с себя пододеяльником дождевую воду и быстро заснул.
Без пятнадцати семь Андрея Семеновича поднял будильник. Как обычно он быстро собрался, позавтракал и отправился на работу. В этот день он твердо решил написать заявление об увольнении. Было чуть прохладно и влажно. По краям улиц стояли большие прозрачные лужи. На трамвайной остановке собралось много народу. Вскоре трамвай подъехал, и Андрею Семеновичу пришлось потрудиться, чтобы протиснуться к окну. Ему даже удалось зацепиться за ручку, торчавшую из пассажирского сидения. Трамвай не спеша двинулся вперед. Вот, за поворотом показался сквер. Трамвай медленно остановился возле него, чтобы впустить новых пассажиров.
Пока что Андрею Семеновичу не было видно памятника. Трамвай продолжил свой путь. Немного и Андрей Семенович сможет разглядеть бронзовую голову, высящуюся над кустами. Еще чуть-чуть… Но что это! Кусты есть, а головы не видно! Подстаканников перегнулся через сидящего пассажира и вплотную прижался к стеклу. Трамвай полз дальше. Уже отчетливо можно было рассмотреть всю площадку, на которой находился памятник. Но его там не было! Стоял лишь постамент. И несколько рабочих двигали что-то массивное. Посреди площадки валялся громадный обгоревший клен, по-видимому, сваленный молнией. С краю, под кустом Андрей Семенович разглядел что-то круглое. Он всмотрелся и понял, что это – голова монумента. Не раздумывая, он резко развернулся и прокричал:
- Водитель, остановите немедленно!
- Что вы кричите? Что случилось? – послышалось отовсюду.
- Остановите! А-то я… Вы знаете – кто я? Я - Андрей Семенович Подстаканников! – заревел он.
- И что теперь? А я - Анна Витальевна Иванова – проговорила пожилая дама, сидевшая недалеко от Подстаканникова.
- А я – Сергей Соколов! А я – Вася Пупкин! – донеслось из противоположного конца вагона. Трамвай наполнился смехом.
Андрей Семенович замолчал и отвернулся к окну. Замолчали и пассажиры. Было слышно лишь, как трамвай монотонным постукиванием отмерял каждый стык рельс. Мимо пронеслась школа с футбольной площадкой, институт и Дом культуры… Сегодня Андрей Семенович увольняться не будет.