В тот прекрасный день мой предок осклабился нежной улыбкой, прижав к груди пушистое тельце дочери.
- УЭВА –
- УЭВА…!
Рядом писал в густые заросли Аадам, не ощущая торжества момента.
Не ощущая лишнего ребра.
...
Уэва росла, скидывая пух, и все более оголялась.
Аадам, щипая редкие клочки бурой шерсти на возмужалом теле, весело пускал их по ветру, смеясь, и хлопая себя по тугим ягодицам.
Часто они сидели, обнявшись, ласково гладя друг друга и смотря на закат багрового солнца.
Теплыми ночами их тела целомудренно переплетались
Божьи коровки, грызуны и хищники, робко обходили лежбище неразумных.
Шли века.
Наступило утро нового.
Уэва шла по дивному, привычному саду.
Сытая, располневшая, с неопрятными остатками черепных волос.
Дерево, с одиноким яблоком и старой змеей, было единственным объектом,
пугающим и притягивающим.
Тысячелетиями Уэва обходила его стороной.
Но в этот день захотелось приблизиться и устоять.
Искуситель с трудом ворочал языком.
В склерозе он даже уговаривал не есть дивное яблоко, плевался вонючей слюной и
пытался ударить Уэву морщинистым хвостом по голове.
Уэва протянула бесконечные руки и сорвала запретный плод.
Он был сладок.
Божья коровка села на плечо и больно ужалила.
Уэва вскрикнула..
Подкравшийся Аадам вонзил желтые клыки в мякоть надкушенного фрукта.
Через девять месяцев меня завернули в капустные листья и бросили в Космос.