Две метели

 

                ПЕРВАЯ МЕТЕЛЬ.
     Из повести "Четыре реки жизни"   Сайт автора-   http://stixij.narod.ru/

 

                С девяти лет я катался на лыжах, сначала на самодельных,  из двух струганных дощечек, с заостренными носами, потом на настоящих, магазинных, с желобком, но с расщепленными задними концами и метровой длиной. На них научился  летать с крутых трамплинов заброшенного карьера,  а лет в тринадцать  мне достались, от кого-то, длинные деревянные лыжи  Карелия , с настоящими палками, но с самодельными креплениями на валенки. Больше года  осваивал соседние кручи и даже ходил на зимнюю рыбалку за 3-4 километра. Затем в школе  появились неплохие, по тем временам, беговые лыжи с креплениями на ботинки, их давали старшеклассникам и тем, кто занимался в спортивных секциях. Будучи спортивным парнем, я нередко бегал на них на уроках физкультуры и на школьных соревнованиях. Как-то, набравшись храбрости, я упросил учителя дать мне лыжи домой, на выходной день.

                Стоял прекрасный солнечный февраль, в спину дул ласковый ветер, когда мы  шли небольшой компанией дворовых ребят по хорошо накатанной лыжне вокруг города, по направлению к реке. В те годы очень многие ходили на лыжах в нашем молодежном, спортивном городке. Все  широкие его бульвары  и  окрестности были испещрены  и размечены строчками лыжни. Катались и днем и вечерами, по  освещенным улицам , но особенно много лыжников было   в выходные дни. На трехкилометровой отметке нередко выставляли КП, где выдавали талон с отметкой о пройденных километрах, который в конце зимы можно было поменять на значок и удостоверение.  На КП, иногда, особенно по праздникам, поили  чаем из бумажных стаканчиков и даже угощали блинами, бубликами и прочей вкусной снедью, причем  детей обычно бесплатно. Таким отношением к людям руководители нашего города были на голову выше других, тем более нынешних. Хотя шел-то 57 год, всего немногим более 10 лет после войны,  разрухи и голода. Однако, в тот раз праздника не было и мы, миновав речку, разделились – часть ватаги пошла по накатанной лыжне вдоль берега, двое повернули назад, лишь я один, на самых  крутых  лыжах поехал к ближайшим горам, где летом мы обычно собирали вишню. В том месте до гор было менее 3-х километров, рукой подать.

                Плотный наст неплохо держал легкого лыжника, небольшой морозец  давал прекрасное скольжение, а ветер в спину только облегчал ход. Обкатав все ближайшие склоны, различной крутизны, нашел длинный крутой спуск и много раз со свистом съезжал с него. Конечно, не обошлось без падений. Время летело незаметно и, хорошо умаявшись, отправился в обратный путь. Солнце уже давно заволокло тучами, начиналась легкая метель, поэтому решил ехать  кратчайшим  прямым путем, через наш залив у ДОКа.

                До дороги вдоль ДОКа с трудом добрался за час, что-то сильно устал и начали мерзнуть ноги в ботинках. Набившийся  при падениях снег  растаял, носки промокли и теперь все это замерзало. Холодный северо-западный ветер перешел в настоящую встречную пургу. Лыжи, на скользких участка дороги, не слушались ног, разъезжались или  скрещивались, Идти же  по свежевыпавшему ,  налипавшему на лыжи снегу   обочин, было еще труднее.

                Этот километр дороги вконец измотал меня. Силы таяли с каждой минутой, хотелось лечь и отдохнуть. Был  бы хотя бы кусочек сахара или карамелька, но увы, в карманах хоть шаром покати. С трудом преодолел крутой бугор железнодорожной насыпи и рельсы, что шли на гравийную фабрику. Оставалось перейти широкое поле, за ним новое кладбище и дорогу, а за дорогой первые бараки 3-го поселка – всего-то  с километр, но мне он запомнился на всю жизнь.    Уже стемнело.

                Едва передвигая окоченевшие, бесчувственные ноги и тяжело опираясь на палки обессилившими руками, промерзший и продуваемый насквозь не на шутку разыгравшейся пургой, на одной лишь воле и злости, я медленно приближался  к открытому со всех сторон кладбищу. Стало совсем темно, в десяти метрах ничего не видно. Лишь белая круговерть и черная бездна  впереди. Вот наконец-то первая могила, какая радость, что не сбился с пути, и невысокая плита за которой можно хоть чуть передохнуть от ветра и снега. Ноги вконец отказали, не слушались хозяина. Лыжи поминутно закапывались в снег и проваливались. Идти на них больше не было сил.  Мерзлыми, непослушными руками снял лыжи и вместе с палками прислонил к  плите. Сижу, свернувшись  в комок, за могильной плитой, а в голове мысли:  Не сиди, уснешь - замерзнешь . Совсем недавно прочитал книгу о Мересьеве-летчике. Страха, что ночью в пургу оказался  один на кладбище, абсолютно не было,  это же  наша территория игр и походов.

                Усилием воли встал, прошел сотню метров – совсем нет сил, ноги уже отказали выше колен, не слушаются, стали , как ватные. Но уже, сквозь метель виден светлый круг лампочки, что на столбе у дороги. Решил сбросить ботинки, и пробираться по глубокому снегу в носках. Сил хватило снять только один ботинок, второй примерз железно к ноге. Повесил ботинок на  звезду ближайшего памятника, на четвереньках стал пробиваться  на свет.

                Весь залепленный снегом, с короткими передышками, где ползком, где перекатываясь с живота на спину и обратно, что значит был гимнастом,  с трудом дополз до оврага перед дорогой. Дважды поднимался по крутой снежной насыпи почти на дорогу и дважды скатывался с нее. Такой был соблазн закопаться в снег на дне оврага,  отдохнуть и согреться, но мысль, что заснешь и замерзнешь, была сильнее. Чуть дальше по оврагу нашел более пологий склон и наискосок, упираясь коленками и руками в сугроб, перекатываясь, еле живой выполз на дорогу.

                Я был спасен! Я на дороге, хотя по ней в это время и в хорошую погоду машину не встретишь, а сейчас и тем более. От дороги до барака, последние сто-двести  метров  преодолел, где на коленях, помогая руками, где перекатываясь, где просто ползком, по-пластунски. Метров десять  преодолею, передышка  и со всей яростью снова ползу, пока не обессилю. Как назло, ни одной живой души, даже собаки  и  те не лают, видно забились в теплые места и пережидают метель. С трудом, на четвереньках залез на низкое крыльцо барака.  Спасительная дверь  была не заперта, еще минута и я, сидя на полу, засовывал руки и ноги в теплую  батарею барачного коридора.

                Потом женщины  рассказывали. Какой-то снежный ком забился у батареи в коридоре, сначала подумали, что собака забежала, потом разглядели – пацан. Засунул руки и ноги в батарею, лицо белое,  ни на что не реагирует, настолько замерз. Быстро раздели, до трусов и растерли руки и ноги в холодной воде, дали горячий чай, с самогонкой и сахаром, одели в теплый шерстяной свитер и уже через полчаса  я ожил. Уже все знали, как  пробирался через кладбище по глубокому снегу в метель. Через час я  отправился на поиски лыж и ботинка, в теплых валенках, шерстяном свитере и чужой  сухой телогрейке.

                Метель притихла, луна, сквозь тучи освещала кладбище и мою глубокую, полузасыпанную борозду в снегу. Быстро разыскал лыжи у дальней могилы и, захватив на обратном пути со звезды ботинок, уже минут через сорок снова был в бараке. Поблагодарив своих спасителей  и переодевшись в свои подсохшие и уже теплые одежды, отправился на лыжах к своему недалекому дому. Мама заждалась и  начала беспокоиться, где сын мог так запропаститься. Но никто из моих друзей не мог толком сказать, что случилось. Все думали, что я давно уже дома. Вот тут я и подъехал. Все волнения мигом улеглись и получив подзатыльник,  отправился ужинать и спать. Шел двенадцатый час ночи.

                Пальцы рук и ног потом потемнели, волдыри долго болели, кожа несколько раз сходила. Мама лечила меня какими-то мазями и отмочками. Ногти сошли и выросли новые, но так никто и не узнал, что же произошло в тот холодный февральский вечер, в  снежную пургу с лыжником-одиночкой.

                Летом я вновь резвился на горячем чистом речном песке на нашем прекрасном пляже,  совсем забыв, тот далекий зимний  лыжный поход. Лишь изредка,  во сне, вспоминались картины, как я полз на четвереньках ночью в пургу по глубокому снегу кладбища в одном лыжном ботинке, не чувствуя рук и ног. Да и сам я после того случая стал не таким бесшабашным, как раньше. На следующую зиму  из старых чулок сделал гетры, снег уже не забивался в ботинки и ноги мерзли намного меньше. Теперь, на излете, вспоминаю, что же меня спасло. Думаю, что прежде всего,  умение ходить на руках и бегать на четвереньках, как обезьяны, да еще воля и закаленное рыбацкое терпение.

 Замерзнуть в снегу в четырнадцать лет. Нет уж дудки,  это не для меня!

 

 

 

               
                ВТОРАЯ  МЕТЕЛЬ.


                Вот, наконец-то и закончились полеты. Отвез врача с аэродрома в МСЧ,  отметил путевой лист, заправил полный бак и поставил машину на стоянку, в гараж автобата. Теперь быстро в солдатскую столовку, пока голодный и прожорливый молодой служивый народ не сьел мою пайку. Успел вовремя, наша транспортная рота только начинала ужин, стуча ложками о дно  алюминивых тарелок с   кирзовой   кашей. Потом чай с сахаром и вот уже сытые,  с довольными, обветренными красными рожами, горланя  удалую песню, нестройной колонной мы топали в казарму. Упитанный старшина  шел рядом, немного поотстав, не обращая на нас никакого внимания и думал о чем-то своем. Легкие, сверкающие снежинки, весело кружились в желтом конусе лампы, что сиротливо весела на придорожном столбе.               

                Личное время, туалет, поверка - все пролетело, как мгновение, но  вот и отбой, когда тебя окутывает такой сладостный и вольный солдатский сон. Снова я буду на своей любимой речке плавать на плотах, буду обманывать хитрых пугливых красавцев голавлей. А может приснится Братск, милая    Валюша, наши турпоходы и песни у костра, пьянящий аромат и жар ее молодого сильного тела...         

                «Подьем, на выезд»- орет в ухо дежурный по автобату и тормошит меня за плечо, грубо возвращая в реальность службы.   «Заводи машину и к МСЧ. Повезешь больного с аппендицитом в Хабаровск. Приказ дежурного по гарнизону».    Что ж приказ, есть приказ, а в армии приказы не обсуждаются. Нехотя, в  полудреме надел сапоги, умылся, накинул шинель и в гараж. Если напрямую, через котельную, то до стоянки минут десять всего-то, что спешить.               

                На улице запуржило. Лампочки, под железными абажурами крутят под напором ветра свои бесконечные танцы, весело поскрипывая. Они уже едва видны в сплошной белой круговерти снежинок. Дорогу  в некоторых местах уже перемело, а в затишьях, появились маленькие зародыши будущих сугробов. Моим друзьям из аэродромной роты, опять сегодня утром не поспать - еще по темноте их поднимут на чистку дорог в гарнизоне. Зато полетов не будет, погода   «сложняк»   и остальным   «водилам»   благодать, набьются в теплый бокс и в высоком кузове тягача будут храпеть до обеда. Не зря же поговорка: «Солдат спит, служба идет». Пусть старшина ищет. Одних найдет,  прогонит на чистку стоянок, другие набьются в тепло, в кузов. Он один, а солдатиков сотня, пойди уследи. У офицеров свои дела,  снизойти до поиска рядовыхт, честь не позволяет. Лучше накачать старшину за нерадивость. Каждому свое!

Пролитый горячей водой, движок завелся быстро, без проблем и уже  минут через сорок, после звонка в роту, мой «скоропомощьной»  санитарный газон стоял у КТП гаража. Было около часа ночи. Начиналась настоящая дальневосточная метель, когда становится не видно шлагбаума в пяти метрах, а сугробы на трассе вырастают за час до метра в высоту. Понял, что надо  или переждать, или спешить. Путь до окружного госпиталя в Хабаровске  неблизкий, в хорошую-то погоду больше часа езды, а сейчас, кто его  знает, сколько придется   «мумукаться». Вот приспичило заболеть солдатику  невовремя. Переметет трассу, придется буксовать, откапываться, поэтому  проверил колесные цепи, трос, лопату. Все в будке, в закрытом ящике, под замком, пока не украли. В армии все общее, поэтому то, что вчера  было твоим, сегодня может стать моим. Что не спрятал, не закрыл - уведут. Шофера, что с них возьмешь. Попросил ключ, подтянуть гайку, как отказать  коллеге, а он подтянул, ключ в карман и по   газам, только его и видели. Через пару таких  наколок   и ты становишься таким же ушлым. В армии этому все  быстро учатся, пример-то уж очень заразителен.         

                Дежурил на КТП пожилой капитан, зампотех автобата. По отчески напутствовал:  «Знаю, что не выспался, но сменщик Дрыгунский, вернулся из Хабаровска      только в девять вечера, поэтому придется ехать тебе. У солдата аппендицит, нужно срочно вгоспиталь.   Вот путевка и тулуп на всякий случай  . Звонил в  полковое метео, сообщили, что циклон в ближайшее время только усилится.           Знаю твою осторожность и опыт, поэтому и доверяю. Другого бы не послал. Не гони. Если дорога будет непроходимой, лучше переждать не сьезжая с трассы.  Приказать не могу, но прошу»  .           Капитан приметил меня, еще когда я проходил курс молодого бойца,  карантине. С этого начинают службу новобранцы до принятия Присяги. Изучают устав, маттехнику и круто используются на кухне и уборочно-погрузочно-разгрузочных работах. Здесь и определяется, кто есть кто, а у начальства складывается мнение о каждом новобранце и определяется его дальнейшая служба. Как-то нужно было скопировать несколько схем. В числе исполнителей оказался и я. Быстро закончив свою схему, слонялся  в классе, рассматривая планшеты и схемы, что висели на стенах.   Капитан, просмотрев  работу, заитересовался  мной, расспросил, что закончил, где работал и предложил заняться оформлением стендов учебки.  А здесь проходили  подготовку   старики-дембели   на водителей второго класса. Так что многие тяжелые работы первого года службы меня миновали. Нередко зампотех поручал мне вести занятия по устройству дизельных двигателей и автоэлектрике, в теоретических вопросах которых был не очень силен. А у меня была прекрасная техникумовская подготовка, да и дизеля больше года собирал и обкатывал на  стендах в ремзаводе. Так-что   молодой   обучал   стариков. Ближе к весне помогал нескольким, самым авторитетным   старикам   готовится к вступительным экзаменам по математике в ВУЗ. За это прозвали меня   академиком, уважали за знания и не  давали в обиду, а мой служебный рост был очень стремителен.  За все время  работы, а именно такой была моя служба в транспортной роте  автобата, ни одной даже самой мало-мальской аварии я не совершил, хотя до армии имел нулевой водительский стаж.  Так что капитан прекрасно знал мои сильные и слабые стороны, посылая меня в пургу.

Покинув КТП гаража,  поехал к гарнизонной     медико-санитарной части. Видимо дежурный позвонил и врач с солдатиком в огромном тулупе, уже ожидали меня на обочине дороги. Только вместо врача, оказалась немолодая дежурная врачиха. Конечно, благодаря моему дикому   детству и юности, я не верил в приметы и чудеса (обычно наши вопли   вокруг костра типа: « Аллилуй, аллилуй, ветер западный подуй!»  не приносили успеха), но в такую погоду лучше иметь рядом мужика, да покрепче. Что ж  придется надеяться только на себя, свой опыт и интуицию. Мне такое не  впервой, испытаю себя и в этот раз. Главное не увлекаться, не зарываться,  не наглеть. Силы природы надо уважать, но не паниковать и больше доверять  интуиции. А она ведет только, когда нет страха.         

                Нормально проехали половину пути, почти нигде не останавливаясь,  то на третей передаче, то приходилось переходить на вторую скорость и   лишь изредка  на четвертую. Поэтому до Корховской, там, где много лет назад, бандиты убили следопыта Дерсу Узала, с такой любовью воспетым   путешественником Арсеньевым, доехали за полтора часа. В Корховской, у   столба с лампой, поставил цепи на задние колеса, чтобы меньше скользит  и буксовали. Цепи очень помогли мне в дальнейшем пути, так как за Корховской начался кромешный ад.  Местность здесь возвышенная, холмистая, дорога   пересекает Хехцирский хребет и поэтому много поворотов. Заряды же снега               настолько усилились, стали такими плотными, что фары упирались в  какую-то белую сплошную стену,  стоящую в трех метрах от машины и                что там, дальше за стеной, абсолютно не видно. Ехал на ощупь, по наитию, хорошо, что трасса знакома, да и зрительная память еще была неплохой.    

            Шестым чувством вдруг начинаешь  ощущаешь, что здесь должен начинаться поворот,  а его, вроде и нет. Останавливаешься, вылезаешь из теплой кабины   в пургу и идешь вдоль бровки дороги, утаптывая снег   сапогами. Действительно, вот поворот, а не вписался - вниз овраг, метров тридцать глубиной. Вот так и двигался дальше, в основном на второй передаче,  по середине дороги, непрерывно сигналя и переключая свет фар с  дальнего на ближний и обратно. Однако, за весь долгий путь навстречу  попался лишь один вездеход ЗИЛ-157. Как темный призрак вылез он, с горящими глазам-фарами из белой круговерти и также внезапно               исчез в темноте, благополучно миновав меня.      

                Подьезжали к Хабаровску в начале шестого утра. Метель сбавила обороты и только громадные сугробы на дороге напоминали о былой кутерьме. Там, где сходу пробить снег не удавалось и даже   не помогали цепи на задних колесах, приходилось выходить из машины и расчищать дорогу  лопатой. Жуть как умаялся! Какай-то ГАИшник, уже в городе, вдруг  как приведение, возник из-за снежного сугроба обочины и поднял жезл. Я по тормозам,   а уклон, чувствую тащит в сугроб, тогда отпустил тормоз и малым  газом  вперед. Хорошо, что через квартал поворот на госпиталь.  Только меня и видели. Что ему надо было, может сам увяз, так пусть местные и вытаскивают. Не скорую же помощь с больным останавливать.   

                Обратно поехали, когда уже стало  совсем светло. То здесь, то там в глубоких кюветах обочин торчали полу занесенные крыши и кузова грузовиков. Злые, несчастные водители махали  руками, умоляя помочь им  выбраться на дорогу. Но с этой работой мог справится только    тягач или мощный вездеход. Моя же хилая санитарка сама едва, едва ползла по немного почищенной  скрепером дороге.            

                На душе было спокойно и уверенно. Испытание, подаренное  судьбой, я выдержал с честью. Оказался сильнее метели и в этот раз!