ДЕТИ МИРОЗДАНИЯ
Части того, что я сам сотворил как проплывающее мимо меня, словно огромная сеть, заброшенная в центр мрачного, покрытого болотом тумана, которую я рассекаю тупым кинжалом под несмолкающие овации; плохой, неправильный путь для моего бомжебога, который не уже не чувствует онемения в скованных иссушающим временем членах, и идет, идет по этой странной дороге, но тем не менее он может прийти только к тому, что он не может не быть бомжем, побродягой, набором тряпок, что повисли на вершине моей мысли, которая есть я. Возьми вазу, кувшин, амфору, а в ней смешай меня и грех – тогда все будет в порядке, правда? Тогда я буду овном, которого готовят в этом сосуде, меня варят в собственной блевотине; и закопай эту вазу в жидкую грязь, глину на вершине черепного холма, высоко-высоко.
Ха! Иди на север, может случиться – и я буду там, среди дикости дикости дикости. Свободно болтаясь, внутри моей шкуры ящерицы ты можешь найти нашу шкуру. Нормально? Ну, тогда я пойду в тифозные трущобы на вершины мира, в бедность богатЫ, что показывают в этом ящике с говорящими головами – трансляция из Боготы. Я не буду судьей, который кричит о.. ой! Воск, бронзовый загар, штаб и мой любимый бар.. а еще лучше – утренние пробежки по утрам, жена, жизнь лжи, в плетеной загородке у окна бегает сытая свинья – о нет! Я умоляю, лучше буду я просить далекую безумную толпу о подсказке, ключам созвездий рубайят – я помню о тебе, Омар Хайям! Я кричу – эгей! я молю, я кричу своей молитве, молю нас о том, чтобы я смог грубо держать голубой газ, голубой глаз, да, я держу, да, эй, а он – он просто гей! Постель, и я на ней пока, ввиду усталости от мерзких воплей этого быка…
И я иду на этот окрик высоким голосом, на голос народа, который оказывается голосом копа, мерзкого урода, который втянет нас под шляпу пальм оазиса печалей, где мы молчали, и фокусы песка Стены Печалей, которые копируют ящеры туманного пониманя, что исполняли столь мерзкие шесть долгов средь болотного тумана, ха! дай-ка мне все эти правдочки обмана радости, марихуана… И пальцем ног ударь – ой! – так плыви, сколь низко ястреб пролетает, ты пни его – и все в порядке, беги спокойно, без оглядки, пни свое «нет», бери свой разум и оттащи его туда, где конус есть из света, и уйди.
А если нет, то ящик есть – там я и цвет волос и женский мясной крюк, на дырах фактов приведен тащить небесную луну сквозь «пи» и плату из Идзумо. Решетка держит пчел, летящих с сеновала, а мы, хоть нет, это не факт, скорее ты, твоя душа… я болен ФБР, в том мое горе одиночества.
Я моюсь с рыбами, что отвечают нормам. Мой пистолет во мне, мы движемся, ребята… решетка, капли жидкости – вот это каплет Бог, используем его? Да будет так, я буду оводом и музыка дает знаменье мне, священным текстом, да, я буду в его ухе, не буду я, как гомик, мерзко выть, как сука, как гнусный князь, что может только крякать!
Он может быть моим прекрасно сотворенным повтореньем шести развилок на болоте темном. Насрать на путь прямой, который вся моя добыча долго держит! Трезвоном адовым колоколов меня встречает множество всех баров, иди и выведи меня за максимальность всяких моих рамок! Бьюсь об заклад, что ты позволишь мне дотронуться до пресыщенья, состоящего из грязных тряпок, как собственный мой стих и в этом будет мой конец.
Я ставлю чашку под росу, которая стекает, слышу – факс пришел из Рио, в нем ум и ловкость издревле, с веков, наверх, наверх, мы следуем по оси, богатство получить, чтоб все и вся купить, а если ты уронишь, то сумму посчитай – давай, ползи на бис!
Там воском иль подкопом, построим мы ворота, мировую рукоять, что торчать из животов подонков будет, как наркотик – последний Бог, его жена, ровно что ястреб преисподней – пьянь и синь! И наверху подарков наворачивают крУги, что числу «пи» повинны грустно, мурлыкают, когда кончают собственными кишками – там все окей! Кишочков части и наборы, и мудрый Бен, что держит карты на Холме Печали, куда наверх приходят – боже мой!
Там маленькие дети, он и она, и мы приходим, где тупой здоровый парень держит гору мирозданья, чтобы навести разгром, ее качая. И здесь утроба может породить толпу отребья – заляг ты со своим ружьем – вот радость!
Как слово демона японского нагого порождает рубин в моем узле и в ящике твоем. Там идет мавр, свободно вытесан из воска, хватает баб за сиськи, они клювиками щелкают – о да!
Кричит, хватает флягу, шутит мерзко, фрак надевает мальчик и идет просить, о, мой ты бог, мы так малы, и нету здесь высоких технологий, чтобы это изменить. Нагие, малые и горе одиноким, вот клерк – о нет! Он заполняет максимальный документ! Иди, о тело, под стук барабанов – иди живи!