В гости к Зинке Ершковой.
В те давние времена ваш покорный слуга учился в Трамвайном техникуме Мосгорисполкома. Так он тогда назывался. Ибо тогда трамвай наряду с метро был главным средством передвижения. В наше время этот техникум я бы назвал «Трамвайный техникум имени Мосгорисполкома». Но, увы, теперь он называется по другому. «Кто такой этот Мосгорисполком?» - спросил бы, вероятно, старик Хоттабыч.
Это были сороковые годы прошлого столетия. Шла еще война народная и священная. Жизнь протекала довольно суровая и со жратвой было не здорово. Но мы подростки и (или) почти уже юные «студенты» все еще (к счастью) оставались совсем детьми. Да и обстановка в техникуме была почти как в школе. По крайней мере мы так ее воспринимали. Взаимоотношения между полами оставались на удивление чистыми, романтическими, практически не запятнанными грязью этого чертового «секси», как теперь говорят. И это в суровые годы военного времени. Читатель, будь ласка, поверь, это я не ностальгирую, старый хрыч, это так и было.
И преподы были у нас, по существу, в основном молодые мужчины и женщины, но нам они казались почти стариками. Я помню, как на пятом курсе мы вдруг узнали, что одна наша девочка выходит замуж за нашего завуча. Мы были в шоке.
Был у нас замечательный драмкружок и вел его артист из тогдашнего театра драмы, во как! Мы ставили и скетчи и пьесы, например «На дне» Горького, каково? Я помню сам таскал мешки с реквизитом и костюмами из театра к нам и обратно перед и после спектакля. Были у нас и очень способные ребята. Семен Моисеевич, помню, умолял их не стараться уходить «на подмостки». Говорил, что там их ждет «совсем не булка с маслом, поверьте мне!». Но некоторые все же не послушались, шальные головушки. Какова была их судьба за кулисами, а не на канаве трамвайного депо, не знаю.
Как сейчас помню, я играл Луку в «На дне». С большим трудом для этого спектакля я выпросил у матери старые короткие рваные валенки, призванные играть роль лаптей, каковые, по нашему мнению, следовало носить Луке. И вот, помню, в одной из сцен Василиса, которую здорово играла одна властная девчонка, кричит на меня в ответ на мою реплику
- А ты-то уж молчи, гриб поганый!
А так как я вообще-то был худенький мальчонка, меня это здорово задевало, хоть это было как бы и «не в самом деле». Смешно сказать, и до сих пор задевает!
В те поры мы часто хаживали друг к другу в гости. Особенно здорово, когда дома никого. А это бывало часто, ведь взрослые днем обычно на работе. У меня, например, можно было и кое-чего пожрать, так как мать работала в столовой. В те голодные времена это много значило. Помню, как однажды мы были в Краснопресненском депо на практике и по поводу тамошних обедов в столовой я даже сложил стишок
Нас вместе с работящим людом
В столовку тесную ведут
И первым и последним блюдом
Перлову кашу подают.
Ох, и не любили же мы эту кашу!
Так вот, приходим мы ко мне домой, например, с приятелем Вовкой (закадычный друг Вовка, где-то ты ноне?). Толкуем о том и о сем, но главное – это большая кастрюля сваренного матерью супа, из каковой я наливаю в кастрюльку поменьше, подогреваю на керосинке и угощаю моего друга (ну и сам, конечно, угощаюсь). А также – по большому куску хлеба. Это вещь, если вспомнить, что хлеб-то тогда был – по карточкам! Ребята обычно стеснялись ко мне приходить «отобедать».
Как ни странно, мать не шибко сердилась на мое гостеприимство. Тем более, что мы обычно успевали «смыться» до ее прихода.
А иногда мы ездили в гости к Зинке Ершковой. Она жила с родственницей в НовоГиреево в маленькой комнатушке в коммуналке в двухэтажном доме полубарачного типа. Вход в нее был отдельный, так что получалась как бы отдельная квартирка. Родственница Зинкина часто бывала в отъезде и тогда Зинка жила одна. Поэтому никто не мешал и удобно было гостить у нее. Не подумайте чего-нибудь! Я уже выше останавливался на этом. Недалеко был лес. Чайку попьем, обсудим театральные дела, погуляем, бывало.
НовоГиреево тогда было гораздо меньше застроено. Природы-матери кругом - хоть отбавляй! И ездить туда надо было на электричке, а не как сейчас – запросто на метро.
Я даже сочинил такой куплетик на мотив известной песни. Какой, если б умел, накалякал бы нотными крючочками. Помните песню
«Здесь идут проливные дожди
И вокруг здесь все так не знакомо…»
Пронзительная грустная (если не сказать тоскливая) мелодия.
А вот и мой вариант
Я приехал на Курский вокзал
Взял билеты туда и обратно.
Электрички недолго я ждал,
Но закуривал я троекратно.
Продолжения не получалось. Например, «Я тоскую по Зиночке..». Во-первых, банально, а во-вторых, не соответствует действительности. Хотя она довольно симпатичная крепко сбитая толстушка. Но дело же не в этом.
И вот, однажды летом (читатель помнит, что летом у нас каникулы и делать нечего) я сидел дома и возился с самодельным радиоприемником. Радиолюбительством, по-моему, тогда только уж совсем ленивый не увлекался. А сделать простейший приемник, так называемую «мыльницу», и в те поры ничего не стоило. Соединил последовательно точечный детектор, какую-нибудь катушку, конденсатор и наушники – и вот уже они поют голосом Лемешева «Онегин, я скрывать не стану…». В то время благодаря патронажу великого Вождя народов на радио было очень много музыки и причем хорошей! Оперы и романсы и «Вставай, страна огромная» и хор мальчиков и бунчиков и даже часто «Пер-Гюнт» передавали. Вот только Вагнера не взлюбил Отец народов, так оно и понятно. Поэтому нигде он у нас не шел и народные массы до сих пор его плохо «слышат». А кстати, знаете ли вы, что великий Верди в конце жизни, говорят, очень завидовал Вагнеру, но существенно изменить свою музыкальную манеру творчества так и не смог.
Правда, любитель радио из меня получился хреновый. Ничего у меня толком не получалось. Из динамика вечно одно шумное гудение. То ли гетеродин плохо настроен, то ли «глушилки» бесконечные, которых тогда было в избытке, дабы тлетворный Запад не смущал Великий Русский «народ-Богоносец».
И вот, повторяю, ко мне вдруг заваливается мой коллега студиозус Ванька Сычев, которого мы, как легко догадаться, прозвали «Ванька-сыч».
- Слушай, – говорит он – хватит тебе корпеть. Не надоело?
- Да надоело, ничего не получается. А что делать-то? На улице жара, в Сокольниках торчать тоже не хочется.
- Слушай, Борька, у меня идея. Поедем к Зинке Ершковой!
- Как, прямо сейчас? Не удобно, она ведь нас и не приглашала сегодня.
- Чего там неудобно! Поедем, я вот смотри чего купил.
И, о ужас!
Он вынимает из сумки две бутылки водки!
- Хлеба и еще чего-нибудь ты прихвати, у вас ведь всегда что-нибудь найдется.
Это был нонсенс. Дело в том, что спиртного мы тогда вообще практически не употребляли. Как-то это нам совсем не нужно было.
А Ванька-сыч шальной всегда чего-нибудь выкинет. Поначалу я наотрез отказывался. Но человек слаб. В конце-концов он меня уломал, хотя я до сих пор не могу понять, как. Так, говорит, приехать неожиданно неудобно вроде, а тут – с водкой – необычно.
- Ты ошалел, Ванька, - говорю – куда нам столько?
- Это для солидности. Не обязательно же все это пить. Пусть у нее останется, пригодится.
И мы отправились в НовоГиреево.
Мне, конечно, с самого начала было ясно, что затея эта ну совсем дурацкая. Спрашивается, зачем вообще эта чертова водка.
Теперь вспоминая, я вижу, что люди вообще склонны время от времени делать что-то непонятное и при этом глупость как-то передается эстафетой от одного бегуна другому. В данном случае в роли эстафетной палочки выступали два поллитра. Я еще в электричке думал – а как мы войдем с этими поллитрами, неужели она не посмеется или просто сразу не выставит нас вон?
Жизнь полна загадок и этого почему-то не случилось.
Мы застали хозяйку дома (а могли ведь и не застать) за уборкой своей каморки.
- Вот, Зин, привет!
Даже весьма наглый Ванька застеснялся.
- А чего это вы, не предупредили. У меня и еды почти нет вас угостить. Вот видите, уборку затеяла.
Мы переминались на пороге с ноги на ногу.
- Ладно, раз уж пришли, давайте вашу сумку и помогите убираться.
Зинка была девка хозяйственная. Она послала нас одного мусор выносить, которого поднакопилось, а другого – ковер выколачивать, для чего Ваньке была дадена здоровенная палка. Ковер был ее гордостью и прекрасно устилал щербатый досчатый каморкин пол, создавая ощущение супер-комфорта (как нам казалось).
- Ну, думаю – влип ты Ванька с этим ковром. Я по опыту знал, сколько с этими коврами возни!
А мне было полегче, хоть относить ведра с мусором и было достаточно далеко.
После уборки и водружения ковра и прочих аксессуаров на свои законные места Ванька и говорит
- Ну, вот, а теперь надо это дело обмыть, а чтобы ковер хорошо лежал и не пачкался!
И вынимает из сумки наши богатства: полбуханки черного, кусочек сала (куплен на рынке) и две бутылки водки. Зинка опешила, несколько растерялась, но не разгневалась, как я ожидал. Теперь-то я понимаю, что она где-то в глубине души была польщена оказанным ей вниманием, хотя бы и таким неуклюжим образом.
- Ой, батюшки, да я и не пила никогда водки!
- Ничего страшного, иногда можно попробовать – храбрился Ванька.
- Пойду к соседям за рюмками – в ответ говорит Зинка.
А я молчу и молчу, страшась за будущее.
Действие продолжает развиваться. Зина приносит рюмки от удивленных соседей. Мы наливаем, раскладываем немудреную закуску. Зинка заводит патефон, ставит «Рио-Риту», чтобы веселее было.
Ванька-сыч храбрится и изображает бывалого выпивоху.
- Чего там, опрокидываешь сразу, а потом занюхиваешь кусочком хлебушка.
Нам-то с Ванькой приходилось иной раз выпивать рюмку-другую водки, а Зинка как согласно Ванькиному совету опрокинула это в рот, так сразу поперхнулась, закашлялась и еле потом отдышалась. Но потом запила стаканом ситро и пришла в себя. Еще через некоторое время как водится всем нам стало веселее.
Ванька с Зинкой танцевали, а я чего-то всегда стеснялся. Так и не выучился толком танцевать, тюха-матюха. Все было бы прекрасно, если бы неугомонный Ванька не предложил еще по одной. Тут уже у Зинки «пошло» легче. Она развеселилась и всем нам было весело. Зинка смеялась и учила меня танцевать, а Ванька сбацал чечетку под известную мелодию «Слегка побрившись, и галстук новый с горошком синим я одел…». И у него получалось.
Эх, читатель уже понял – не надо было по третьей. И все этот пижон Ванька-сыч, ни дна ему, ни покрышки! После третьей мы с Ванькой изрядно опьянели, а Зинка вдруг – бах! – потеряла сознание. Ну просто вдруг отключилась и все! Мы испугались. Что делать? С трудом подняли и положили ее на кровать. Она была хоть и маленькая толстушка, но что-то очень тяжелая. Еле подняли ее. Она лежит и стонет. Мы вконец растерялись. А тут соседи в дверь стали барабанить. Испугались, не творим ли мы там чего с девчонкой. Форменный позор!
Мы открыли дверь, пара соседских теток стали хлопотать возле «пострадавшей», а нас выставили за дверь, да еще по дороге сосед пару затрещин нам каждому понавесил.
И поделом!
А по дороге на станцию нас еще и стошнило. Хорошо еще по дороге, а не в электричке.
Вот я во всем винил Ваньку-сыча. Да, он заводила, а сам-то тоже хорош!
Остается добавить, что Зинка Ершова нас простила и мы оставались добрыми друзьями.
Позже на встрече через 25 лет после окончания техникума Зинка мне призналась, что тогда была влюблена в меня, а я, дурак, хоть бы хны!
А ведь она мне тоже нравилась.
Эх, зачем я на ней тогда не женился?