Эстакада.
- Это произошло в том же году, но только уже в Новом городке, города Избербаш. - начал я рассказывать новую историю о свои детских «подвигах». - Не успела моя задница залечиться от крапивы дяди Коли и от ремня моего отца за «подвиги» в вонючем болоте, как мы стали переезжать на постоянное место жительства в Новый городок, города Избербаш. Моему отцу, как инвалиду войны с фашистами, выделили одну комнату на всю нашу семью в трехкомнатной квартире. В этой квартире уже жила семья аварцев, Абдулозизовы, в количестве пяти человек. После рождения моих братьев-близнецов, Сергея и Юрки, нас стало в одной комнате проживать шесть человек. Вместе с нами обратно стала жить парализованная на обе ноги бабушка Нюся. Никакие уговоры моего отца, моей мамы и моей парализованной бабушки Нюси, не подействовали на местные власти. Нам ни дали на одну семью отдельную трехкомнатную квартиру, которую было положено по закону моему отцу, как инвалиду войны второй группы. Положено было также моей мамы, как родившей двоих близнецов сразу. Также было положено моей бабушки Нюси, парализованной на обе ноги и родившей шестерых детей. Бабушка Нюся была не только инвалид с огромным стажем, но она также была мать героиня. Так что за все заслуги моих родителей и бабушки Нюси, нашей семьи положена была огромная площадь. Намного больше, чем та квартира, в которой поселились две семьи в количестве одиннадцати человек. Но городской исполком сказал, что в тесноте, ни в обиде. Можно пожить и в такой коммуналке.
В семье аварцев было три мальчика, также как в нашей семье, Абдулл, Санджа и Зийя. С ними я подружился сразу. Мы все четверо были почти ровесники. Все трое братьев аварцев были погодками. Самый старший Абдулл был одного года со мной. Двое других братьев аварцев, были не много младше нас. Конечно, больше всего я дружил с Абдулом. Мы все-таки с ним совершенно одного возраста, чем его братья.
В первый же день нашего знакомства Абдулл познакомил меня со всеми мальчишками нашего двора. Мы так и дружили на протяжении многих лет. Хотя судьба нас позже разбросала по всему белому свету Советского Союза. Даже после длительной разлуки, когда мы встречались где-то, мы были прежними друзьями, как в нашем далеком детстве. Наша дружба не была испорчена никакими переменами в бывшей стране.
Но тогда в нашем далеком детстве мы в первый, же день нашего знакомства пошили купаться на Каспийское море. Так как мы приехали в город Избербаш после нового года и до переезда в Новый городок, города Избербаш, была холодная погода, то для меня было первое в жизни купание в этом Каспийском море и вообще в море. Так что я осторожно потрогал морскую воду ногой. Вода была еще холодная. Я зачерпнул морскую воду рукой и попробовал ее на вкус. Морская вода была отвратительно горькой и не пригодной в употребление к питью. Там более я ни понимал, как это можно там купаться в горько соленой морской воде.
Но мои друзья, ни стали на это обращать внимание. Прямо с разбега они попрыгали в воду и поплыли на каменную гряду. Это такие камни, которые растут с морского дна и выступают на несколько метров над морской водой. Оттого, что в море часто бывает сильная буря и морская волна бьется об эти камни, то камни принимают различный причудливый вид, словно эти камни где-то в совершенно другом измерении жизни. К таким камням в море даже приближаться страшно. Но мои друзья были отважные пацаны. Они быстро, как рыбы поплыли к этим фантастическим камням. В то время как я остался стоять на берегу моря и завидовать своим друзьям, которые плавать в море научились раньше, чем ходить как все по обычной земле. К моему глубокому сожалению, я плавать вообще не умел. Я родился возле речки Белка, которая в летнее время так сильно мелела, что взрослому человеку было по калено. Поэтому там большинство пацанов плавать не могли. Только взрослые терские казаки плавали. Так как они были терскими казаками, по названию реки Терек, в низовьях которой даже корабли плавали. Но я эту речку видел только издалека, когда мы ездили в гости к нашим родственникам, живущим на станции Червленная-Узловая за этой рекой Терек.
- Ты, что там стоишь? Плыви быстрее сюда! - закричали мне друзья с каменной гряды. - Позагораем тут!
- Я плавать не могу! - честно признался я, своим друзьям. - Я лучше здесь возле берега буду купаться.
Друзья ни стали смеяться надомной, потому что они были настоящие друзья. Они тут же вернулись обратно на берег, чтобы не оставлять меня одного. Друзья пообещали мне, что за лето они научат меня плавать, ни хуже чем они сами плавают. Они тут же стали мне показывать все приемы плавания - стилем, брасом, баттерфляй даже по собачьему. У друзей плавание так классно получалось, словно они тут родились рыбами, но не людьми. Вот только плавание у меня совсем никак не получалось. Я плавал, как топор.
Дни мелькали, как секунды на часах нашей жизни. Мои друзья уже устали давать мне уроки плавания. Я сам тоже отказался от их уроков плавания. С летними школьными каникулами мы все смешались в один цвет загара. Никто уже нас не мог отличить друг от друга. Только наши мамы каким-то путем выделяли нас среди всей этой одноцветной массы и забирали нас домой, когда на это была какая-то необходимость.
На лето у меня была одна форма одежды, это выгоревшие на солнце трусы, которые едва не ломались от белых полос морской соли. Я так сильно загорел, что по цвету своей кожи стал похож на негра. В это время в кинотеатрах шел фильм «Максимка». Про негритенка мальчишку, которого русские рыбаки выловили в океане возле тонущего корабля. Максимка своей комплекцией был сильно похож на меня. Я тоже по цвету загорелой кожи был сильно похож на Максимку. Кто-то из друзей заметил это и вскоре меня все стали звать Максимка. Я ни отказывался от такого прозвища и охотно откликался на это имя, которое присвоили мне.
Прошел первый месяц моего знакомства с морем, но я все также продолжал бултыхаться на мели. Ни в какую не хотел заплывать на морские гряды, которые были далеко в море. Фактически я уже мог плавать не хуже своих друзей. Они это уже заметили и часто говорили, что мне ничего ни стоит плавать до морских гряд. Но у меня был страх большой воды. Когда я смотрел в морскую глубину, то мне казалось, что она меня скоро поглотит. Поэтому плавать над этой прозрачной глубиной Каспийского моря я истерически боялся.
Мы часто ходили на рыбалку в пресные заливы, где было много различной рыбы, как морской, так и пресной. Но самая интересная рыбалка была с лодки в открытом море. Когда море было спокойное, то мы брали лодку у кого-нибудь из мальчишек рыбного колхоза «1го Мая» и отправлялись на лодке ловить рыбу в открытое море. В открытом море на большой глубине ловилось много крупной рыбы, а такие рыбы, как бычки-пескари ловились сами на себя. Поплюешь хорошо на крючок, поймаешь на свою слюну какого-нибудь глупого бычка малыша. Затем режешь этого бычка на меленькие кусочки, которые насаживаешь на крючок. Не проходит и несколько секунд, как следующий бычок-пескарь уже дергается на твоем крючке.
В хорошую погоду за день мы ловили столько много рыбы в открытом море, что едва доносили рыбу домой. Море от Нового городка было так близко, что уже за линией железной дороги были песчаные барханы Каспийского моря. Оставалось только спуститься с песчаных барханов к морю и наслаждаться природой, которая так щедра была к нам в те детские годы, что мы с радостью при каждой встречи вспоминали эти наши дни прекрасного детства. Особенно море, из которого мы выбирались только для своего сна и пищи.
Друзья специально брали меня с собой в лодку на рыбалку в открытое море, чтобы я поскорее привык к большой морской глубины. Конечно, я был не протии того, чтобы плавать на лодке в открытое море. Вначале дрожал при виде глубины. Но после быстро привык и даже не замечал во время рыбалки, что вы в открытом море. Рыбная ловля захватывала нас, как фанатов-болельщиков на стадионе во время футбольного матча или какого-нибудь спортивного соревнования. Мы были все во власти рыбной ловли. Это была не только рыбалка, но также романтика. Мы представляли себя рыбаками-мореплавателями и мечтали когда-то открыть необитаемые острова, хотя бы здесь в замкнутом Каспийском море. Ведь и здесь, наверно, есть такие потайные места в море, ко¬торые ждут, когда их откроют отважные путешественники, такие, как мы.
После очередной рыбалки с лодки в открытом море за пятой каменной грядой, мы возвращались где-то под вечер. Рыбы было так много в лодке, что мы боялись, как бы она не выпрыгнула из лодки обратно в море. Мы постоянно меняли в лодке морскую воду, чтобы рыба была жива до самого нашего дома. Во время каждого замена морской воды в лодке, рыба как бы чувствовала себя в море и начинала прыгать в лодке. Бывали случаи, что некоторые резвые рыбы ухитрялись выпрыгнуть из лодки. Тогда мы вскрикивали от сожаления, что хотя бы на одну рыбу мы принесем меньше, чем рассчитывали. Ведь это тоже было своего рода соревнованием перед другими рыбаками, которые каждый день хвастались, кто поймал больше рыбы.
Видимо в этот раз мои друзья заранее договорились между собой. Но я как-то этого не почувствовал, когда мы возвращались на лодке с рыбалки в море. Мы уже почти доплыли до пятой гряды, как вдруг, друзья разом схватили меня за руки и ноги. Раскачали и выбросили в море, а сами тут же налегли на свои весла и быстро отплыли от меня. Я тут же стал барахтаться в воде, как щенок, который боится воды. Я так орал по дикому, что друзья от моего крика заткнули свои уши, но спасать меня, ни стали. Я так разозлился на них, что поплыл ни к лодке, а к пятой каменной гряды, которая торчала из морской воды чуть дальше лодки. Друзья стали звать меня обратно в лодку, но я уже был уверен, что без них доберусь до пятой каменной гряды, а там рукой подать до берега моря. Полежу немного на камнях и сам доплыву до берега, это не открытое море. Большой волны за пятой каменной грядой не бывает. Можно легко добраться самому к берегу.
- Ну, ладно! Не хочешь лезть в лодку, так плыви сам до берега. - сказали друзья, поворачивая вдоль пятой гряды к берегу. - Теперь ты не боишься глубины. Хорошо плаваешь. Твою рыбу к тебе домой отнесем.
Друзья поплыли к рыбацкому колхозу «1-го Мая», чтобы отдать хозяевам лодку. Не торопясь, я плыл к пятой каменной гряды, которая была почти рядом. Но у самой пятой гряды у меня, вдруг, свело вначале левую руку, вскоре и левую ногу. Я, как раненый Чапаев, стал усиленно грести правой рукой и ногой правой барахтаться. В последних рывках я дотянулся до камней и подтянулся в расщелину, откуда не мог сползти в морскую воду. Здесь я мог отдохнуть и подождать, пока меня отпустит судорога. Я знал, что такое судорога, но у меня она была впервые. Почему-то я в тот раз не испугался? Возможно, что поэтому смог себя спасти.
Но не успел я еще как следует отдохнуть и избавиться от судороги с левой стороны, как, вдруг, откуда-то набежали в небе черные тучи. Погода в море стала штормить. Мне пришлось спешно переползти в более безопасное место в пятой каменной гряде, где меня не могла достать морская волна. Таких мест в пятой каменной гряде было достаточно много со стороны открытого моря. Это огромные волны за сотни лет сделали такие большие выемки в камнях, что в некоторых выемках во время шторма можно было спрятаться.
Во время пасмурной погоды ночь в море наступает также быстро, как в ущелье гор в любую погоду. Так что плыть от пятой гряды к берегу было бесполезно. Берега совсем не видно. Можно ошибиться и поплыть наискосок. На такое расстояние плавать я еще не был готов. Поэтому мне легче было переспать на камнях пятой гряды. Время летнее. Камни за день нагреваются так сильно, что по ним даже ходить днем не возможно босыми ногами. Обжигают камни подошву ног, как раскаленным железом. Но зато ночью на этих камнях благодать. Мы часто рыбачили в ночную на морских каменных грядах, которые теплые всю ночь.
Вот и сейчас я забрался повыше на камни и пристроился на высохшей морской траве, которую когда-то выбросил сильный шторм на эти камни. Теперь морская трава для меня, как мягкая постель в кровати. С той лишь разницей, что постель дома не пахнет морем. Здесь же такой прекрасный запах высохшей морской травы, что так бы и спал все лето. Если бы только родители разрешили мне спать на этой постели.
Шторм был не очень сильный и вскоре пошел на убыль. Теперь я мог не беспокоиться и выспаться хорошо до самого утра. Рано утром приду домой позавтракать, как ни в чем не бывало. Если мама даже спросит, где я был всю ночь, то скажу, что дежурил в нашем штабе на чердаке нашего дома. Родители давно знают про наш штаб и не возражают, что мы затеяли такую игру на крыше своего дома. Это лучше, чем где-то далеко от своего дома. Тут всегда мы на виду. Лишь бы ни курили и ни зажигали спички на нашем чердаке. Но мы сразу поклялись, что никогда не будим курить. На чердаке будем пользоваться фонариками. Тем более что рядом с нами стоял живой пример, как дети пользовались спичками на чердаке. Сгорело половина дома вместе с людьми в середине ночи. Так и стоит часть обгоревшего дома, как память о том, что нельзя пользоваться спичками на чердаке. Особенно детям, которым вообще нельзя доверять спички.
Проснулся я где-то среди ночи. Ни от шторма, который давно стих. Меня разбудил чей-то плач и тихий всплеск воды морской от весел. Я открыл глаза. В море был полный штиль. Ни одной морской волны. Зеркало морской глади отражало звездную ночь со слабой луной. Не зародившаяся луна, едва заметной золотой полоской серпа, выделялась в звездном небе. Вокруг такая тишина, что даже слышно где-то чей-то плач. Откуда тут в море могут плакать. Да еще в середине ночи. Может быть, это кто-то на пятой гряде?
Я осмотрелся вокруг и увидел в море множество лодок, которые медленно плавали и опускали в воду сетки-ловушки, которыми ловят ни только рыбу, но также утопленников. Я видел это однажды, когда утонул один купающийся в открытом море мужчина. Мне неизвестно, что с ним тогда случилось. Могла судорога его скрутить, как это со мной случилось вечером, хорошо, что рядом была каменная гряда. Тоже мог бы утонуть. Могло сердце его остановиться. Акул в Каспийском море нет. Даже морские собаки-тюлени так к людям привыкли, что плавают близко от людей, а некоторые молодые тюлени даже с рук у людей рыбу берут. Как говорят старожилы, что никто не может вспомнить такого случая, чтобы тюлени на людей напали.
«Вот, интересно! Кто это мог утонуть?» - подумал я. - «Наверно, кто-то по пьянки с лодки свалился в воду?
Я лежал на высохшей морской траве, как в постели между камней и наблюдал за сценой вылавливания утопленника. Но мужчины и женщины в лодках никого не нашли. Видимо, это подводное течение утянуло куда-то под камни утопленника. Ни дай бог, утопленник всплывет рядом со мной, так я помру со страху. Надо бы покричать этим в лодке, чтобы они меня забрали на берег. Но как-то неудобно. У людей горе, а тут я со своими просьбами. Лучше пускай они по быстрее, уплывают отсюда и не мешают мне тут поспать.
- Так вот же он! - вдруг, радостно закричал мужчина, с проплывающей лодки, когда посвятил фонариком в мою сторону. - Какая радость! Мы думали, что ты утонул, а ты жив и здоров. Отдыхаешь, как шах востока.
Лодки причалила прямо к пятой каменной гряде и мужчины на руках передали меня в ближайшую лодку. В этой лодке сидели мой отец и моя мама. Так это наверно моя мама плакала, когда меня утопленником считала. Мама мне только пальцем погрозила и прижала к себе. Отец сидел сопел и ничего не говорил. Но я представлял, что будет дома, когда мы с ним окажемся наедине. По мне сегодня ремень трофейный плачет.
- Сергей! С тебя куфт за спасенного сына. - сказал моему отцу, дядя Леня Морозов, моей мамы младший родной брат из близнецов, Леня и Саша, дядя Леня жил напротив нас через двор. - Сашку не смей трогать.
- Хорошо, Леня! Куфт за мной. - согласился отец. - Но если этот паршивец, что-то выкинет еще, то я ему тогда за все сразу всыплю. Когда только он поумнеет? В этом году он уже в третий класс пойдет учиться.
От моря до дому все шли толпой. Разговаривали о своих житейских делах. Скоро обо мне совсем забыли. Можно было подумать, что они были в ночной рыбалке на море или отдыхали у кого-то в гостях. Сейчас идут домой, чтобы утром отправиться на работу. Как быстро все привыкают, что всего час назад они плакали по утопленнику. Сейчас беседуют так, словно ничего не случилось. Даже на меня никто из них не смотрит. Лишь мама изредка поглядывает в мою сторону и качает головой. Сейчас ни взрослые, а я переживаю. Мне жалко мою маму и братьев близнецов. Если у моей мамы в грудях молоко от волнения прокиснет, то чем тогда она будет кормить маленьких близнецов. Ведь моим братьям двойняшкам все один месяц.
Когда мы пришли к дому, то мои братья двойняшки так во пели во всю двойную глотку, что в доме никто не спал. Весь дом проснулся. Может быть, что совсем не спал из-за меня. Ведь мы в маленьком Новом городке, города Избербаш, были как одна семья. Несмотря на то, что в таком маленьком населенном пункте жили больше ста национальностей. Мы все равно жили единой семьей. Все радости и печали мы отмечали вместе. Поэтому, возможно, что все ждали, когда принесут мой труп из морской пучины. Но я остался жив.
Мама тут же побежала к своим близнецам давать им свои груди с молоком. Значить молоко у нее в грудях не успело прокиснуть. Малыши тут же стали сосать мамины груди и жалобно всхлипывать, что мама оставила их на время с парализованной на ноги бабушкой Нюсей. Теперь малыши всхлипываю так, словно жалуются своей маме, что они долго плакали. Были оба голодными. Мама стареется близнецов успокоить.
Я тоже был голоден. Но я давно вырос от материнской груди. Мне нужна взрослая пища. Хотя я вел себя в эти сутки хуже, чем мои младшие братья близнецы, которые только и делают, что кушают, да какают в постель. Мама только успевает за ними постель меня. Уже весь дом от их грязного белья воняет. Мама постоянно их кормит да стирает, кормит да стирает. Когда только они подрастут? Будут самостоятельно какать.
Хорошо, что на кухне есть газ, который можно зажечь и устранить неприятный запах от моих братьев. На кухне есть и продукты, которые мама едва успевает приготавливать на свою семью. Благо, что сейчас лето. Я бываю редко дома. Поэтому мало ем. Все остальное время меня кормит море и фруктовый лес за городом Избербаш. Одна только Улубиевская балка чего стоит. Мы всей оравой, только и делаем, что питаемся, то морскими продуктами, то лесными продуктами. Лишь изредка забегаем домой покушать что-нибудь домашнее. В нашей коммунальной квартире домашнюю пищу готовит только моя мама. Зейнаб Абдуллазизова, мама Абдулла, Санджа, Зийя, совсем готовить не умеет. Постоянно только шербет и аварскую халву делает. Это очень вкусные сладости. Но все равно хочется детям горячее блюдо, например, русский борщ с говядиной или суп лапшу с бараниной. Абдуллазизовы дети постоянно крутятся возле нашего стола. Моя мама кормит меня и заодно сынов Абдуллазизовых. Куда от них денешься, ведь они тоже дети, как мы с братьями близнецами. Вот и сейчас, только я разогрел на газовой плите борщ, как тут же появились Абдулл, Санджа и Зийя. Не успели проснуться, как следует, уже на кухню лезут. Боятся, что я их не покормлю. Но я такой, же, ни жадный, как моя мама. Наливаю в их грязные чайки горячего борща. Абдулл достает из своей хлебницы огромный лаваш. Разрывает лаваш на четыре ровных куска. Раздает братьям и мне.
- Хорошо, что ты не утонул! - разжевывая лаваш, шутит Абдулл. - Иначе бы мы были голодные в это утро.
- Следующий раз обязательно утону. - шучу я. - Чтобы вы хоть один день без меня остались голодными.
- Нет! Спасибо! За такую медвежью услугу. - серьезно, сказал Абдулл. - Я лучше при тебе живом буду ходить голодным. Я сытый бываю не от пищи, а от дружбы с таким как ты и все наши друзья. Больше мне ничего не надо. Пищи на природе много вокруг нашего города Избербаш. Так что с голоду, я лично, не умру.
- Ты мне хоть расскажи. Что случилось без меня? - спросил я, Абдулла, когда мы поели. - Почему паника?
- Мы когда лодку на место поставили, - стал рассказывать Абдулл, - то посмотрели на пятую гряду. Тебя там нет. Решили, что ты на нас обиделся и ушел домой один. Ну, мы тоже пошли домой. Когда пришли домой, то я сразу твоей маме отдал долю твоей рыбы. Тетя Мария, тут же спросила про тебя. Ну, я рассказал, как все было. Тогда тетя Мария тут же рассказала все твоему отцу. Дядя Сережа рассказал моему отцу. Нам троим, наш отец надрал уши. Через несколько минут весь Новый городок был на ушах. Мужики побежали к морю.
- Я действительно чуть не утонул. - сказал я. - У меня судорога свела всю левую часть тела. Я словно раненый Чапаев, греб правой рукой и барахтался правой ногой. Так добрался до пятой гряды и там уснул на сухой морской траве. Проснулся только в середине ночи. Когда услышал, что кто-то плавает рядом со мной. После меня случайно нашли светящимся фонариком. Поругали и вытащили на берег. Вот, пожалуй, все.
В это же утро я стал героем дня всего Нового городка. Вокруг меня ходили мои друзья и просто знакомые пацаны. Все только спрашивали, как это я ухитрился проплыть целый километр с одной рукой. Никакой километр я с одной рукой не плавал. Всего несколько метров. Это уже мои друзья из меня сделали героя. Почти командира конной дивизии Василия Ивановича Чапаева. Друзьям хотелось, чтобы на моем фоне они тоже были героями. Вполне, естественно, что я тоже приврал малость на пользу друзей. Рассказывал, что вокруг меня был девяти бальный шторм, который меня чуть не перебросил через пятую каменную гряду. Хорошо, что я запутался в морской траве. Это смягчило мой удар о камни во время падения на пятую гряду. Меня так и нашли взрослые на пятой гряде завернутого в морскую траву. Они меня только разворачивали из морской травы почти целый час. После меня на руках из лодки в лодку передавали до самого берега. Так как спасал меня не только весь Новый городок, но и весь рыбацкий колхоз «1-го Мая» на своих лодках.
После того, как я сильно прославился среди своих ровесников, то мне было стыдно бултыхаться на мели. Я вместе с друзьями плавал на каменные гряды в море. Даже стал нырять под каменные гряды за раками, которые прятались под камнями в своих норах. Мои руки были все в шрамах от укуса щупалец раков и от порезов острыми ракушками, когда я выдирал раков из нор. Я гордился своими шрамами, так настоящим ловцом раков считали больше всего того, кто ходил в шрамах на руках. С такими руками не требовалось рассказывать никому, сколько было поймано раков. Шрамы на руках сами говорили за себя, что я раков ловил намного больше, чем кто-то другой. Конечно, ловить раков можно было многими способами. Напри¬мер, ловушкой на дохлятину. Когда раки сами лезут толпой в ловушку. Можно раков ловить сочком из-под камней. Даже на крючок с кусочком дохля-тины можно поймать раков. Мы считали, что это браконьерство. Тем более, что мы раков ловили ни для того, чтобы их кушать, а для того, чтобы съесть у рака икру, которая ярко оранжевыми и ярко красными гроздями висела под хвостом рака. Мы объедали икру прямо с живого рака и отпускали его обратно под камни. У нас даже были свои раки, которых мы метили сверху не смывающейся масляной краской. Икра у рака заново появлялась за неделю. Приходилось обратно нырять под камни и искать там своего рака со свежей икрой. Почему-то раки, как кошки или собаки, не покидали своего места жительства под морскими камнями. Лишь к концу лета, если их самих кто-то ни съел, раки уплывали на зимовку в глубину моря и зарывались там, в песок под камнями. Видимо у раков была зимой спячка, как у черного и бурого медведя в лесу. Стоило пригреть солнышку, как раки спешили обратно под камни ближе к берегу. Вскоре раки обрастали сочной икрой, которую мы спешили опять быстро съесть.
Наша дружная группа чаще всего обитала на пресных заливах и на пирсе возле маяка. На городской пляж мы редко ходили. Считали, что городской пляж, это для малышей с родителями. Там даже плавать некуда. Всюду стоят поплавки с красными флажками, за которые даже морским волкам заплывать не разрешается. Мы себя считали морскими волками. Плавали в море, куда нам вздумается. Так что для нас лучшим местом были пресные заливы с многочисленными грядами камней в море. Тут не было никаких красных флажков.
Но иногда нас взрослые заманивали своими шашлыками на городской пляж. Где можно было поставить мангал с шашлыком и побаловаться напитками с мороженым. В таком случае, наша дружная группа, как косяк рыбы в море, перемещалась с пресного залива на городской пляж, откуда нас лишь силой под вечер вытаскивали родители домой. Весь день мы на городском пляже объедались шашлыками и мороженым. Под вечер мы были как откормленные бычки. Лишь на следующее утро отправлялись обратно к пресным заливам, чтобы там сбросить с себя лишний вес. Опять превратиться в настоящих морских волков.
Когда я уже плавал, как рыба в море, то однажды нас обратно заманили на городской пляж. Там, на городском пляже, была одна достопримечательность. Это вышка, с которой ныряли в морскую воду. На этой вышке были три площадки. Первая площадка пять метров от воды. Вторая площадка десять метров от воды. Третья площадка пятнадцать метров от воды. С первой площадки ныряли все, кто мог плавать. Со второй площадки ныряли не многие. Но с третьей площадки ныряли только самые смелые, которых знал весь город. Так как пятнадцать метров, это все-таки огромная высота. Почти, как из-под купола цирка, где высота от манежа до колосников шестнадцать-восемнадцать метров. Поэтому нырять всем с третьей вышки было очень опасно.
- Поплыли нырять с вышки. - сказали друзья, как только мы пришли на городской пляж. - Ты там не был.
Я действительно не был на вышки ныряния в морскую воду. Поэтому я сразу полез на самую верхнюю площадку, чтобы посмотреть, что там наверху, чего бояться все пацаны нашего Нового городка. Но наверху ничего страшного не было. Внизу обычная вода. Только люди в ней почему-то кажутся маленькими. Я посмотрел на своих друзей, которые стояли на первой площадке и задрав головы смотрели на меня, как на героя. Мне было удивительно любопытно. Почему мои друзья боятся этой третьей вышки? Ведь они плавают в море как рыбы. Наверно они боятся высоты. Точно также как я когда-то боялся большой глубины. Теперь мне придется их затаскивать на эту вышку и сталкивать вниз в воду, чтобы они привыкли к высоте.
Я постоял минут пять на самой верхней площадке вышки для ныряния. Когда я увидел, что на меня задрав головы смотрит чуть ли не весь городской пляж, то мне стало стыдно спускаться с этой вышки. Надо было нырять. Конечно, я мог просто прыгнуть бомбой или солдатиком, как это делают все ныряльщики первой вышки. Но я был на самой верхней вышке. Должен был достойно нырнуть, как ныряют ласточки в небе.
Я подошел к самому краю самой верхней площадке и наклонившись, полетел как ласточка расправив свои руки как крылья птица. Весь пляж разом ойкнул от испуга. Я это слышал даже наверху. Но я летел как птица и только у самой воды протянул руки вперед себя. У меня это классно получилось. Но почему-то ужу входя в воду я опустил ноги и с такой силой ударился об воду, что даже на берегу услышали, как я заорал в морской воде, которую тут же стал хлебать, так как во время крика под водой выдохнул из себя весь воздух.
Мне никак не удавалось перевернуться в воде вверх головой, чтобы вынырнуть наружу и хлебнуть воздуха вместо горькой соленой морской воды. Вероятно, на пляже поняли, что я тону. Со всех сторон ко мне ринулись люди. Ближе всех оказалась моя одноклассница Жарцова-Иваненко Гала, которая стояла на первой площадке вышки и когда я заорал в воде, так она тут же нырнула ко мне. Видимо, это она подумала, что меня схватила судорога. Но так как все девчонки истерически боялись судороги, то у них в купальниках всегда были булавки. В народе говорили, что если сильно уколоть место судороги, то судорога сразу падает.
Вот она, эта Галка Жарцова-Иваненко, со всей силы воткнула мне в пятку, хорошо, что не в задницу, свою большую булавку. Я заорал еще сильнее под водой из-за этой булавки и как пробка из бутылки шампанского вина, выскочил из морской воды, где меня в тот же миг подхватили взрослые и затащили в спасательную лодку. Тут же хотели сделать мне искусственное дыхание. Но я в воде не тонул. Просто нахлебался морской воды, когда кричал от боли. В лодке я тоже продолжал орать, но только уже ни от того, что ударился ляжками об воду, а оттого, что Жарцова-Иваненко Гала воткнула мне в пятку свою иголку до самой кости.
Но в морской воде все быстро заживает. К вечеру моя уколотая пятка зажила. Лишь синяки на моих ляжках напоминали мне о моем нырянии с самой верхней вышки. Даже эти синяки на моих ляжка были ни очень заметны под сильным темно-коричневым загаром. Так что ничего страшного со мной не произошло. Только с того дня я стал еще более знаменитым среди моих ровесников. Обо мне ходили легенды, как о самом лучшем ныряльщике во всем городе Избербаш. Говорили, что я вообще не боюсь высоты и могу прыгнуть откуда угодно. Лишь бы была гарантия, что я не разобьюсь об что-то твердое в морской воде.
- Пацаны из города Избербаш говорят, что у них есть один пацан, который прыгает с нефтяной вышки на эстакаде. - сказали мне как-то друзья. - Мы пацанам из города Избербаш сказали, что ты тоже можешь свободно прыгнуть с нефтяной вышки на эстакаде в морскую воду. Они хотят с нами поспорить на свою лодку.
Конечно же, я не мог подвести своих друзей. Тем более, что спор был на лодку. В нашей ораве лодки не было. Поэтому мы на спор поставили все свои рыболовецкие снасти и даже разные коллекции, которые фактически были у каждого пацана. Представители обоих сторон оценили спорные ставки, как равные и стали вести свои переговоры о намеченном дне нашей встречи для моего прыжка с нефтяной вышки.
Нефтяная заброшенная эстакада находилась по самой середине между старым и новым городом Избербаш. Нефтяная эстакада была такой же спорной территорией, как городской стадион. Но мы так часто не дрались за территории на нефтяной вышке, как за территорию на городском стадионе. Мы даже нашли компромиссное решение в спорном вопросе на эстакаде. Мы договорились, что пацаны старого города ловят рыбу на эстакаде со своей стороны. В то время как пацаны Нового городка ловят рыбу на эстакаде со своей стороны. Любой, кто нарушит договор, лишается рыболовных снастей и изгоняется сообща из эстакады. Договору придерживались все. Я не помню не одного случая, чтобы кто-то нарушил наш договор.
Нефтяная эстакада заслуживала того, чтобы за нее бороться. Здесь на бетонных сваях круглый год росли сочные ракушки. Ракушки любили такие рыбы, как берш и кутум. Огромные стаи рыб или просто одиночки ку-тума приплывали к этим сваям облепленным сочными ракушками. Рыбакам оставалось лишь подготовить сочные ракушки в виде приманки. Когда кутумы и берши собирались возле свай, то надо было подвести им под нос раскрытую сочную ракушку, насаженную на большой крючок. Берш или кутум заглатывал сочную ракушку вместе с крючком. После чего надо было спешить вытащить пойманную рыбу наверх нефтяной эстакады. Бывало так, что огромная рыбина срывалась с крючка или обрывала леску. Тогда морская вода становилась еще солоней от слез рыбака, упустившего огромную рыбу. Но если рыбаку удавалось вытащить на морскую нефтяную эстакаду огромную рыбу, то с этого времени рыбак становился легендой дня. За все годы моей жизни в Новом городке, города Избербаш, мне ни разу не удавалось поймать с нефтяной эстакады ни одной огромной рыбы. Таких рыб, как тарашка или бычок мы ловили всюду на Каспийском море. Поэтому никто не гордился такой рыбой пойманной на нефтяной эстакаде. Но я все равно там прославился.
Мы выбрали такой день, когда на нефтяной эстакаде не было рыбной ловли и взрослые были на работе. С самого раннего утра к нефтяной эстакаде, уходящей в море стали подтягиваться пацаны со старого и с нового города Избербаш. Каждый должен был привести спорный трофей, который надо было положить в нейтральном месте. Кто выигрывал спор, тот забирал все то, что лежало на нейтральной спорной полосе.
Когда к семи часам утра мы увидели пацанов старого города плывущими к нам на спорной лодке со своей стороны, то я поднялся на эстакаду и пошел осмотреть место моего падения в морскую воду. Здесь нужна была огромная предосторожность. Даже тонкая леска в воде могла меня разрезать на две половинки. Во время моего падения на нее с огромной высоты. Я не говорю, о случайно проплывающей по воде газете. Местные жителя рассказывали такие легенды, что если человек нырял с высоты на газету, то либо разбивался насмерть, либо сходил с ума от удара головой об газету на воде. Мне совсем не хотелось убиваться насмерть об газету на морской воде или сходить с ума от удара головой об газету. Хотя нырять головой в морскую воду с нефтяной вышки я не собирался. Спорщикам нужен был лишь результат моего прыжка.
В морской воде под нефтяной вышкой не было ничего опасного. Я мог свободно подняться на нефтяную вышку для своего прыжка. В это время чуть ли ни обе стороны старого и нового города Избербаш собрались у нефтяной эстакаде. В порядке нашего спора. Никто не имел права во время моей подготовки к прыжку подниматься на нефтяную эстакаду, чтобы случайно что-то не произошло на нефтяной эстакаде и тем более на нефтяной вышке, которая и без того сильно наклонилась в сторону морской воды. В городе Избербаш давно поговаривали, что надо разобрать на металлолом давно проржавевшую нефтяную вышку. Но руки как-то не доходили до старой нефтяной вышке, которая потихоньку ржавела и наклонялась к воде.
Как только я стал забираться на эту нефтяную вышку расположенную в конце нефтяной эстакады, то я понял, что пацаны со старого города Избербаш врали насчет своего пацана, который яко бы прыгал этой нефтяной вышки. С нее ни то чтобы прыгать было опасно. На эту нефтяную вышку даже подниматься было опасно, так как она раскачивалась с огромной силой. В любой момент могла просто рухнуть в морскую воду.
Пока я добирался до самого верха нефтяной вышки, я несколько раз едва не свалился на бетонные сваи, на которых стояла нефтяная вышка. Весь металл на нефтяной вышке проржавел и разрушался от любого моего прикосновения к нему. Так что у меня дорога на спуск с этой гнилой вышки был полностью отрезана. У меня был только один путь, либо к смерти, либо к вершине славы, которая меня ждала после прыжка с этой нефтяной вышки, которая еще сама стояла на нефтяной эстакаде. Так что высота получалась двойная. Я не знаю точно, сколько метров высота от самого верха нефтяной вышки. Но, то, что высота с вышки несколько десятков метров, так с этим может согласиться каждый человек, глядя на эту огромную высоту.
Когда я поднимался на высоту нефтяной вышки, то в море появился легкий ветерок с рябью на морской воде. На этой огромное высоте, это был ни легкий ветерок, я просто настоящий шторм, который с силой раскачивал нефтяную вышку и всячески пытался скинуть меня вниз вместе со ржавым металлом вышки. На самом верху нефтяной вышки находиться было еще более опасно. Так как площадка на вышке была под наклоном. Сорваться с этой площадки под напором ветра можно было в любое мгновение. Тем более. что падение могло быть не в воду, а на бетонные сваи эстакады. Падение вводу надо было рассчитать до сантиметров. Ведь поток ветра и воздуха могли изменить траекторию падения в сторону от воды на бетон.
Я в последний раз посмотрел в сторону берега и увидел, как из старого и нового города Избербаш бегут взрослые и размахивают руками в мою сторону. Я посмотрел вокруг себя на море и увидел, как с обеих сторон города Избербаш в мою сторону мчаться моторные лодки и катера. Тут я понял, что взрослые хотят успеть спасти меня от верной гибели. Но шансы на спасения меня были равны нулю. Никто из них не мог подняться на эту проржавевшую нефтяную вышку, которая в любой момент могла рухнуть на бетон и на железо нефтяной эстакады. У меня был только один выход, как можно быстрее прыгать с нефтяной вышки в море.
Прыгать бомбой и тем более ласточкой, было опасно. При таком падении меня могло перевернуть силой патока воздуха и отнести в сторону бетонных свай. Поэтому я прыгнул солдатиком. Плотно прижав к себе руки и ноги, как оловянный солдатик из известной всем сказки «Щелкунчик». Пролетая мимо бетонных свай, я спиной почувствовал, как холодный воздух скользнул возле моей спины от близости бетонных свай. Но отлететь дальше от бетонных свай я не мог. Я же не птица, которая может маневрировать во время полета. Я просто тупой человек, который ради своей славы решил разбиться насмерть об бетонные сваи в море.
Но я не разбился об бетонные сваи в морской воде. Видимо воздух от свай, как-то отклонил меня в сторону, когда я пролетал возле свай. Я словно стрела, выпущенная из лука в воду, воткнулся в морскую пучину с такой огромной скоростью, что прошил всю толщу воды до самого дна морского, как нож протыкает мягкое масло на тарелке. Здесь была такая огромная глубина, что надомной исчез солнечный свет и голову по водой так сильно сдавило, что я подумал моя голова сейчас лопнет. Вместо меня наверх выплывут только мои поганые мозги, которые тоже не достигнут поверхности воды, так как их съедят по пути разные рыбы.
Однако, моя голова не лопнула. Я коснулся ногами дна и только тут понял, что на этом моя жизнь закончилась. У меня не будет никаких сил подняться наверх из этой огромной морской глубины. Но я хотел жить. Поэтому стал усиленно грести руками и ногами наверх из воды. Мне нужно было во, чтобы то ни стало выбраться из этой ловушки под водой, куда я себя сам загнал. Жизнь того стоит, чтобы за нее мне побороться.
Я греб наверх из морской воды, в то время как сама морская вода медленно, но уверенно проникала в внутрь меня и начинала притормаживать ни только мое движение, но и мое сознания. Я прекрасно понимал, что начинаю тонуть. Но у меня уже не было, ни каких сил, чтобы как выбраться из морской пучины и выжить всем смертям назло. Я уже почти смерился со своей участью умереть в глубине морской воды, как, вдруг, чьи-то руки подхватили меня и с новой усиленной скоростью потащили туда, где пробивался знакомый лучик солнца, где меня ждал кислород воздуха, как самая живительная пища для жизни на Земле.
Я не успел дождаться воздуха и солнца. Просто бессовестно для самого себя, вдруг, потерял сознание. Лишь чувствовал, как меня куда-то вытаскивают. Затем кладут на что-то жесткое, а я там болтаюсь, как бурдюк наполненный вином. Но это не бурдюк с вином, а мой желудок с морской водой бултыхается внутри меня. Прошло какое-то время. Вот меня поднимают обратно и несут куда-то. Кладут на морской песок и начинают на меня давить. Мне становиться от этого тошно и противно. Я открываю глаза и начинаю блевать потоками морской воды, от которой мне до такой степени противно, что мне кажется, скоро кишки из меня вылезут. Я встаю на колени и начинаю изрыгать из себя все, что было внутри меня из пищи и морской воды.
- Смотрите, он очухался! - говорит кто-то из взрослых. - Везучий пацан. Я бы ни за что не выбрался из воды.
- Ему хорошего ремня надо дать за «подвиги». - говорит другой мужчина. - Я из-за него работу свою бросил.
- Ремня мне совсем ни какого не нужно. - глухо, говорю я. - Сегодня я и так сам себя наказал на всю жизнь.
- Чей такой философ жизни? - спрашивает мужчина из-за меня потерявший работу. - Где пацан живет?
Все вокруг меня молчат, словно в рот морской воды набрали. Даже пацаны со старого города молчат. Может быть, что они совсем не знают кто я такой. Но все равно они солидарны со мной. Раз ничего не говорят обо мне. Возможно, что все пацаны еще в шоке. Ведь из-за того, что они поспорили, я чуть было не утонул. Поэтому боятся говорить, чтобы их вместе с родителями не привлекли к ответственности из-за меня.
- Оставьте его в покое. - говорит какой-то мужчина за моей спиной. - С ним все в порядке. Это ни его надо наказывать, а городские власти, за то, что до сих пор эта ржавая буровая вышка до сих пор здесь весит.
Постепенно взрослые расходятся. На морском берегу остаются только те, кто затеял этот глупый спор. Пацаны с обеих сторон города подходят ко мне. Кто жмет мне руку, а кто хлопает по плечу. Но все приветствуют меня за столь опасный подвиг. За такой прыжок с высоты нефтяной вышки, которая стоит на нефтяной эстакаде. Большинство присутствующих сравнивают мой прыжок с прыжком человека из самолета без парашюта. Ведь меня могло запросто отнести ветром на бетонные сваи. Тогда я уже точно мог разбиться насмерть. Видимо. что я все-таки везучий человек, раз в разных опасных ситуациях остаюсь жив и здоров.
Пацаны старого города Избербаш сдержали свое слово и отдали нам лодку, которую они проспорили за мой прыжок. Друзья погрузили все в лодку и предложили мне сесть в нее, но я категорически отказался плыть на лодке. Сказал, что немного отдохну и пойду домой пешком. С меня было вполне достаточно моря, воды которого я так нахлебался, что больше видеть не хочу не моря, не саму морскую воду. Друзья ни стали настаивать и отправились морем к нашему Новому городку. Только я на прощанье сказал им, чтобы они моим родителям сказали, что я остался в гостях у наших родственников в городе Избербаш до самого вечера.
Друзья уплыли на лодке. Я отошел подальше от нефтяной эстакады и забрался под перевернутый баркас, который уже давно выкинуло море во время сильного шторма. Мальчишки и взрослые мужчины давно сняли с этого баркаса все, что можно было снять. Сейчас на баркасе остался один каркас без ничего. Но зато под баркасом большая тень. Можно в этой тени хорошо отдохнуть, любому человеку, уставшему у моря.
Я прилег под баркасом и вскоре уснул. Я так сильно устал, что у меня уже не было никаких сил на движение. Хотелось просто полежать. Но сон оказался сильнее меня. Я проспал под баркасом до поздней ночи. Мне стало страшно, что меня будут обратно искать в море. На этот раз отец сдержит свое слово и мне хорошо всыплют за все мои «подвиги». Как мне быть дальше, я совсем не знал. Но бежать из дома тоже бесполезно. Ведь мой отец не зря мне говорил, что куда бы человек не бежал, его ноги все равно приведут обратно. Так как земля круглая и все дороги ведут к дому. Так какой же тут смысл бегать мне из своего дома?
Мне ничего не оставалось, как с повинной возвратиться к себе домой. Тогда мне меньше попадет от отца. Даже самая горькая, правда, лучше, чем любая сладкая лож. Надо покаяться перед своими родителями. Дать им слово, что больше никогда я не буду совершать ни каких «подвигов». Мне нужно было спешить. Так как после того, как мой желудок освободился от морской воды и от пищи в нем, я с того времени ни чего не кушал. Мои кишки и мой желудок играли голодный марш. У меня кружилась голова. Я в любой момент мог просто рухнуть на морской песок и больше никогда не встать. До утра меня могли скушать шакалы или гиены. Правда, гиены здесь были огромная редкость. Может быть, одна семья на весь Дагестан. Зато шакалов, лисиц и волков тут в Дагестане было достаточно много. Не далеко от города Избербаш даже черные медведи жили. Но это уже совсем другая история, которую можно будет рассказать в свободное время. В ту ночь мне было ни до животного мира природы. Сам готов был загрызть любого, что только выжить с голоду. Как назло по пути к моему дому не было ни одного растения, которое можно было мне употребить в пищу.
За целый день, я так сильно отощал, что у меня вообще не хватило силы дойти до двери нашей коммунальной квартиры. Я рухнул буквально на пороге нашего подъезда и стал терять сознание. Хорошо, что мой верный друг, немецкая овчарка, пес Джульбарс, которому было всего несколько месяцев, почувствовал меня через дверь нашей коммунальной квартиры и начал так сильно лаять, что разбудил весь подъезд. На лай Джульбарса вышли соседи на площадку подъезда. Вскоре вышел мой отец. Он поднял меня на руки и внес в нашу квартиру. Тут на пороге квартиры появилась моя мама. Меня отец отнес в нашу комнату и положил в постель. У меня был сильный жар. Мама дала мне попить абрикосовый компот. Мне стало немного лучше.
После прыжка с нефтяной вышки на эстакаде, я больше не совершал подобных «подвигов». Мы все равно как-то хотели показать себя, самыми сильными и самыми смелыми перед своими друзьями, а также перед своими ровесниками. Поэтому, мы часто ходили ободранными до крови, с синяками и ссадинами. Считали, что только так должен выглядеть самый сильный и самый смелый мужчина, который должен уметь защищать слабых пацанов. Давать отпор тем, кто пытается напасть на тебя. Время жизни показало, что мы были правы, когда с самого детства учились постоять за себя в трудную минуту жизни. Мы многократно раз били тех, кто нападал на нас или на слабых. Но никогда первыми, ни на кого не задирались. Я всегда помнил, как меня учили терские казаки еще с первых моих шагов, что не хорошо обижать людей. Если тебе угрожают, то не нужно ждать, когда тебя побьют или убью. Дай отпор тому, кто тебе угрожает, но только не убивай человека. После люди сами разберутся, кто был прав, а кто виноват. Но главное, что ты, ни дал себя обидеть. Вряд ли кто-то дважды полезет на тебя с кулаками. Все будут знать, что ты можешь постоять за себя.