Время самый безжалостный могильщик. Уходят люди, и вместе с ними уходит правда о событиях, участниками которых были наши отцы и деды. И я не буду пытаться подстроить свое повествование к какому-то юбилею или празднику, а просто постараюсь передать вам состояние восторженной влюбленности в Родину - Россию, не смотря ни на что, наших уже ушедших предков.
Битва у Мазурских озер, когда были разгромлены армии Самсонова и Роннекампфа – одна из трагичных страниц русской истории. Вот как рассказывал об этом участник этих боев, кадровый офицер Соколов Юрий Михайлович (годы жизни 1888-1959) своему внуку Печкуренкову Владимиру Львовичу, тоже уже покинувшему этот мир.
Слушая Владимира Львовича, я понимала, что для таких людей, каким был офицер Соколов, преданность Родине – это были не просто слова, а образ жизни. И какой бы строй не был: царский, социалистический, капиталистический; Россия на все времена одна.
О битве на Мазурских озерах в истории писано-переписано. И все же, мне кажется, что читателям будет интересно прочитать рассказ очевидца.
А он рассказал, что когда стало ясно, что армия попала в котел, рота в день совершала марши примерно по 60 верст. Шли с полной выкладкой: оружие, котелок, скатки. После нескольких таких маршей потери в весе были до 10 килограмм.
Юрий Соколов был в то время в звании поручика. Он стремился сохранить свою роту и, хотя ему была положена лошадь, по его приказу на ней везли ослабевших солдат. Роте была поставлена задача: обогнать немецкий драгунский полк, захватить контрольные высоты, и обеспечить выход из котла русских частей.
У засевших на высотке немцев на вооружении оказалась пушка. У русских были только винтовки. Бой был страшным. От роты в 150 человек осталась жалкая горстка. Но оставшиеся бойцы, сумели разгромить передовой эскадрон, подошедшего драгунского полка. Это удалось сделать, потому что солдаты Соколова, переколов и перестреляв орудийную прислугу, захватили пушку и стали стрелять из нее по подходившему полку. Случилось настоящее чудо: несколько израненных человек сумели задержать целый драгунский полк и обеспечили выход из окружения примерно для трети русских полков, которым удалось сохранить даже материальную часть.
После этого боя похоронная немецкая команда три дня убирала трупы. А сам поручик Соколов вместе с несколькими солдатами попал в плен. Случилось это так: расстреляв все патроны из пистолета, он взял у убитого солдата винтовку, и стал отстреливаться из нее. Снаряд попал прямо в ствол винтовки, и поручик был контужен. Спасать его было некому. К тому времени в живых почти никого не осталось.
Убирая трупы, на него наткнулись немцы. Был август, стояла страшная жара. Члены немецкой похоронной команды принесли бездыханное тело поручика к полковому врачу, потому что засомневались, не понимая, как при такой жаре тело этого солдата не разлагается, хотя все остальные тела уже покрыты трупными пятнами. Немецкий врач, обследовав его, обнаружил признаки жизни. В таком коматозном состоянии капитан пробыл неделю. Немец стал его лечить из чисто профессионального интереса и вылечил. Как следствие контузии осталась лишь небольшая глухота на левое ухо.
Потом капитана отправили в концлагерь. Выжил он чудом. Пока сидел, немецкие военные, узнав, что он руководил этой операцией, привозили молодых офицеров, которые отправлялись на фронт, и показывали им русского офицера, потому что считали, что ни русские, ни немцы, того, что он сделал повторить не смогут. Хоть его рота и погибла почти вся, но она обеспечила выход из котла трех полков.
В 1918 году поручик Соколов был репатриирован и вернулся в Россию. В то время Генеральный штаб русской армии уведомлял всех офицеров о собрании.
Прислали и поручику Соколову повестку, ему предлагалось (точные слова из уведомления) ВЕРНУТЬСЯ В ПЕРВОБЫТНОЕ СОСТОЯНИЕ. Юрий Михайлович вернулся в «первобытное состояние» - в конце 1918 года он приехал в Москву.
За 4 года, которые он провел в концлагере у немцев, все забыли об его подвиге, его даже не повысили в звании. Он так и остался гвардии поручиком.
В конце 1918 года на Лубянке уже было ВЧК, и трибунал был там же, но о нем тогда еще никто не знал.
После заседания трибунала во дворе Лубянки заводили мотор автомобиля и расстреливали контрреволюционеров. Интеллигенция была возмущена произволом новой власти. На Неглинной, где сейчас президиум Московской городской коллегии адвокатов, тогда жил ее председатель. У него на квартире и собрался весь президиум Коллегии адвокатов, и поручик Юрий Михайлович тоже был на этом собрании. Еще до службы в армии, он окончил Юридический институт и получил диплом адвоката.
Собравшиеся произносили красивые слова о свободе, демократии, великих принципах. Кончилось это тем, что Юрий Михайлович и еще один штабс-капитан вызвались пойти к председателю ВЧК Дзержинскому и плюнуть ему в лицо от имени всей московской интеллигенции. Акт, конечно, эффектный, но вполне бесполезный, а, главное, опасный. Когда коллеги с ними прощались, их целовали в лоб, как покойников.
Можно себе представить изумление Феликса Эдмундовича, когда эта пара явилась на Лубянку. Постовым они заявили, что требуют от имени Коллегии адвокатов, чтобы их принял Дзержинский. Их беспрепятственно провели в кабинет. Дзержинский поинтересовался: зачем они пришли. И узнав о цели визита, загородив лицо руками, возмущено потребовал сказать хотя бы - за что? Они честно изложили ему мнение Коллегии о том, что нельзя расстреливать людей без суда и следствия.
К их изумлению, Дзержинский согласился с ними и сказал: «Конечно, вы правы, давайте вместе подумаем, что можно делать?» Они ответили, что по законам цивилизации на трибуналах ВЧК должны присутствовать адвокаты и должна быть гласность: кого и за что расстреливают.
Дзержинский спросил: «А кто это может решить?» Тогда адвокаты сообщили ему телефон квартиры председателя Коллегии. Он позвонил, председатель взял трубку. Дзержинский спросил: «Вы присылали ко мне своих представителей?» Председатель подтвердил. Дзержинский заявил, что находит все претензии совершенно справедливыми, и предложил меры к их исправлению. «Более того, - сказал он, - предлагаю этих двух джентльменов делегировать от вашей Коллегии защитников на трибуналы ВЧК, потому что, если они, будучи уверенными, что я их расстреляю, не побоялись прийти ко мне, то там, я думаю, они не побоятся судить по чести.
Председатель ответил: «Простите, я должен посоветоваться с президиумом» Дзержинский поинтересовался, а когда это можно будет решить? «Да вот сейчас и решим, - ответил председатель; все члены президиума находятся сейчас у меня». Дзержинский назвал свой номер телефона, и сказал, чтобы они ему перезвонили, когда решат. После небольшого совещания члены Коллегии адвокатов решили принять предложение Дзержинского. И Соколов Юрий Михайлович до середины 1919 года в качестве адвоката принимал участие в заседаниях ВЧК.
А летом 1958 года, по рассказу внука, примерно за год до смерти деда, произошло еще одно событие. В калитку постучали два старика. Внук вышел, они поинтересовались, мол, Соколов здесь живет? Мы можем его видеть? Внук подумал, что это очередные клиенты и ответил, чтобы они подождали, что Юрий Михайлович должен одеться.
Когда дед вышел к гостям, внук увидел, что пришедшие встали во фрунт. Причем так, как его учил в свое время дед в полном соответствии с фельдфебельской формулой царской армии. А формула чрезвычайно интересная: грудь колесом, задний фасад ящичком и есть глазами начальство. Вот они встали в такую стойку, вскинули в приветствии руки (на одном была соломенная шляпа, на другом тряпичная кепка) и отрапортовали: «Ваше благородие, рядовые второго его императорского величества, роты лейб-гвардии Финляндского имени Александра П полка такой-то и такой-то явились в ваше распоряжение».
И вдруг внук увидел, что на груди у одного из стариков расплываются темные пятна от слез. Дед тоже заплакал и кинулся их обнимать. Потом послал внука в магазин, и они пили всю ночь. Выпьют, обнимутся и плачут. Вот тогда Юрию Михайловичу его солдаты и рассказали, что из 150 человек только 10 осталось в живых после того боя. А еще рассказали, что воевали в Гражданскую войну, да и в Отечественную тоже. После их визита дед словно подвел итог: сказал, что теперь и умереть не страшно.