– Антон Георгиевич, Вам приходилось жалеть о том, что Вы оставили скульптуру?
– …Соврать, что ли… Да.
– Долго?
– Не важно. Было и прошло… помучился, водочки попил… Нет, сначала год отработал в школе… Когда мастерская сгорела, не знал куда приткнуться. Тут знакомый подсказал. У них в школе учителка в декрет сбежала, надо было срочно закрыть ставку. Мной и закрыли… На свою голову.
– Плохо дело пошло?
– Не то, чтобы плохо… Я не методист. Хотя до этого были ученики… Помню одну девчушку, Манькой звали… У нас были почти семейные отношения. Чудная совершенно мамаша, прямо не от мира сего. Отец толковый мужик. Мы иной раз и по коньячку на пару… Сколько сейчас?.. Тридцать лет ведь девке!
– Тридцать один…
– …Давно про них не слышал… Договаривались осенью встретиться… А тут семейные неприятности… очередные и окончательные… потом проблемы со здоровьем… потом опять они… В городе появился только в декабре… Грустно вспоминать…
– Антон Георгиевич, когда впервые появились мысли о демобилизации, что было кроме семьи, какие-то мотивы были?
– …были… Первый звоночек получил в девятнадцать лет. Мы стояли в Бердске, в увольнение ездили в Новосибирск. Минут сорок на электричке. Тридцать шесть лет прошло – до сих пор вспоминаю город иностранцев и красивых парней. Такая вот своеобразная репутация была у него в те годы по Сибири… Ранняя весна, променад на левом берегу неподалёку от Коммунального, и слышим крики со стороны набережной. Мы с комвзвода туда. А там… Пацаны на льду развлекались. Март, лёд рыхлый, один провалился. Я шинельку на ходу скинул и за ним. Ремень сразу расстегнул, как отец учил… А толку-то!.. Пацана вытащил, а лёд под нами обоими пошёл… Накувыркались. Пока суть да дело, пока вытащили нас… Мальчонку-то быстро растёрли, а я всё хорохорился… И потерял сознание. Пришёл в себя уже на больничной койке. Вот так свой первый инфаркт схлопотал.
– Как же Вас не комиссовали!
– Уговорил. Через полтора месяца прошёл перекомиссию – и в строй. Всё-таки быть молодым иногда очень даже неплохо. До-олго потом на меня комбат с подозрением косился… бедолага.
– Значит, на роду написано людей спасать… Тяжкий труд.
– Саш, любой труд тяжек, даже если он в радость.
– Но радостный труд не такой тяжкий.
– Ну начнём сейчас друг на друга фимиамы источать!.. Вот знал ли я, что опять с водой свяжусь!.. Я спасателем-то устроился по единственной причине – работы практически никакой, времени для размышлений полно, дети пристроены на бесплатное довольствие… В общем, не жизнь – малина. А начало июля было какое-то дурное. Плюс пять. Можешь себе такое представить! В наших-то краях.
– Могу. Меня родители через Дворец пионеров на всё лето пристроили. Помню, как отец привозил одеяло и тёплые вещи. От холода плакать хотелось. Домики летние, на такую погоду не рассчитаны.
– Вот-вот!.. Приезжает группа французов. Ну чего им дома не сиделось! Начальник: устройте им прогулку на катере… Чтоб этих лягушатников… и нашего директора. А тут ещё волна поднялась… В самый неподходящий момент заклинило рулевое, – остался только левый поворот, вдобавок лопнул ремень охлаждения. Живы остались чудом. Мотористу хоть бы хны, марсельцы смеются – приключение, как же! А у меня на берегу жена и Колька с Петькой, один меньше другого.
– Экстремал Вы однако, Антон Георгиевич.
– Да уж… Неправильно это.
– Что?
– Геройство.
– Вот те раз!
– Вот те два… Неправильно, говорю. Мы не должны допускать ситуации, из которых потом приходится выпутываться.
– Всего не предусмотришь.
– Взять тех пацанов в Новосибирске. Какого хрена они оказались на весеннем льду! Или моё морское приключение… Говорили директору, – нельзя, катер неисправен. Ничего, говорит, за один раз не поломается. А тут сразу две поломки. Вот кому! Чтобы лишний раз мне Бог напомнил, что с водой не дружу? Так я и без этого знал, с самого детства.
– Подробности будут или опять намёки?.. Неужели такая тайна!
– Не люблю вспоминать. Там… отец был жив… и мама… Саньк, а Саньк, что ты с другом своим собаком сделал? Сидит как воды в рот набрал. Чем накормил, признавайся!
– А это наш маленький собачий секрет.
– Смотри у меня, не разбалуй животинку. Хоть и кошачий сын, а всё Божья тварь.
– Я позвоню. Можно?
– Вот спросил!..
– …Марию Владимировну… Муж… Маша, это я… Как ты?.. Собака кормлю… Не своего же!.. Маш, я что хотел… Ты слышишь?.. Кроме чая ничего, есть свидетель… Ему можно… Лет пятнадцать… Могу… Антон Георгиевич, Вас к телефону.
– Меня?.. Антон Георгиевич… В девяносто пятом занимался скульптурой… Машка… Манечка! Так это твой муж мне седых волос прибавляет!.. Бросай всё и приезжай. Скажи, что у тебя зуб болит, или живот, или рожать собираешься. Только приезжай. Иначе твоего Сашку отсюда живым не выпущу! Ты меня знаешь.
– Дядька Антон!..
– Виталик, какой я тебе дядька.
– Обнять-то можно?
– Иди сюда, вражина… Поверишь ли нет – на улице бы встретил и не узнал бы.
– Зато тебя за версту видать… Антон… Ты чего седой такой… Настька довела?
– Молчи.
– Значит она… cтерва… Всю жизнь от неё одни расстройства… Как племяши мои?
– Растут. Деловые оба, все в дядьку.
– Ну… скажешь тоже…
– Да не смущайся ты!.. Как служба?
– Ой, не спрашивай…
– А чего не спрашивай-то! Случилось что?
– Списали меня.
– Как списали!..
– Да, блин…
– Напился?
– Уж лучше бы напился
– Ну говори, не тяни кота за хвост!
– «Корюшку» утопил.
– Чего её топить, она сама на нерест… Что?!. Так это твоих лап дело!.. Вот кому расскажу, что мой шурин отмочил…
– Да уж, корки ещё те.
– А мы думаем-гадаем, – куда ресторан подевался!
– Утоп, восстановлению не подлежит.
– Как случилось-то!
– Обидно, понимаешь… Перед вахтой день рождения был у приятеля… Неплохо посидели… Утром притащился на борт, батя посмотрел, – иди, мол, отсыпайся, перед выходом разбужу. Ну, я рад стараться. Завалился и на массу. И вдруг что-то как в бок торкнуло. Глядь на часы – всё на свете проспал!.. Выскакиваю, а Крылов штурвалит вовсю. Нет, ты подумай, – у деда плюс тринадцать на каждый глаз. И прёт точняк на этот «поплавок»… Умора, до сих без смеха вспомнить не могу. Придурок какой-то на поручни облокотился и звёзды считает, Коперник, блин. Я ему ору: вали отсюда. А он пьяный как я накануне… Что было!.. Народ прямо в воду прыгал. Хорошо, что живы все, а то бы тюрьма.
– Жаль, меня там не было.
– Это точно. Так бы на месте со смеху и помер.
– А чем сейчас занимаешься?
– Вернулся в мореходку.
– Зачем?!..
– Пригласили преподавать.
– Тяжкий хлеб преподавательский.
– Не тяжелей другого. Конфликтнул, правда, слегка с одним старожилом, пришлось бока намять.
– А вот это зря.
– Кто бы говорил.
– Я другое дело.
– Антон, не вешай мне лапшу на уши. Зачем тогда учил?.. от тараканов отбиваться? С козлами надо разбираться как умеешь.
– Возмужал… Как я рад тебя видеть.
– Тоха, винца?..
– За второй не побежим?
– Даю слово офицера.
– Слово офицера… Виталик, я твоего однофамильца нашёл!
– Брось, не может быть. Фамилия редкая.
– А вот и нет. У нас в Мухе…
– Стоп-стоп-стоп… Ты восстановился?
– Пришлось заново экзамены сдавать. Что-то сдал, где-то на жалость надавил. А что делать! Годов мне сколько? То-то же.
– А работа?
– В котельной по ночам. Очень удобно. Да и публика подходящая.
– Что значит, – подходящая!
– Музыканты, писатели, поэты…
– Вот куда все попрятались! Будем знать.
– А ты не в курсе?
– У Настьки поинтересовался, она, – спроси сам. Ну, ты её знаешь… Нафиг на ней женился…
– Тебя пожалел.
– А теперь я тебя жалею… Так что с Мухой?
– У нас выставки разные проходят. Есть постоянная экспозиция, которая только обновляется, есть тематика или конкурсы. Иногда придумают что-нибудь экстравагантное. И смотрю однажды… Акварельки… Глаз не оторвать. Питерская тема, – Нева, Ладога, Балтика. Просто здорово. Присмотрелся, а там фамилия – Заболотный. Во как.
– Ты в совпадения веришь?
– Нет, конечно. А что?.. Чего ты в сторону смотришь?
– Тоха… это мои акварельки висели…
– Значит, не зря тогда тебя шоколадными конфетами кормил…
– Спасибо тебе, Тош. Ты для меня как дядька.
– Так мы идём или кого ещё дожидаемся?
продолжение http://www.proza.ru/2009/05/01/467