Впервые на Курилах

Документально-художественные заметки
Михаил Медведев

Впервые на Курилах
Эта потрепанная и уже пожелтевшая записная книжка выпала из развала старых исписанных тетрадей и сухо шлепнулась об пол. Я открыл первую страницу и даже вздрогнул от неожиданности. Я забыл о ее существовании.
1 мая 1986 года.
«День 30 апреля запомнился надолго, навсегда. Несколько лет я шел к этому, и вот под крылом самолета проплыла заветная земля. Всего час летел самолет от Южно-Сахалинска, мне же казалось, что целую вечность. Я подстегивал время, старался уснуть – куда там! Все время вглядывался в слепящую даль океана, с нетерпением ожидая, когда появится земля на горизонте… И все-таки прозевал этот момент. Море на горизонте сливалось с небом, и я, все время пытаясь найти границу между ними, не заметил, как вдали давно уже вырисовался синий конус вулкана. Этот остров, неожиданно выпрыгнувший из блестящего моря, конечно, Итуруп. Вот он уже весь перед нами, но Боже, какой он маленький! Все же он представлялся довольно большим по карте. А следующий, справа, Кунашир. И из него тоже торчит синий вулкан. Мы летим на Кунашир.
Аэропорт «Менделеево». Замелькали заросли бамбука. Все острова сплошь покрыты этим жутким, преступным растением. Сам аэропорт – двухэтажное деревянное здание. Машины, автобусы до Южно-Курильска не ходят: последним дождем размыло единственную дорогу. Но стоим, ждем, делать больше нечего. Впереди, за лесом, - полоска воды, сразу за ней заснеженные высокие горы. Мелькнула мысль: может, это Япония?! Нет, не может быть, слишком близко. Потом, в Южно-Курильске, я узнал: действительно была Япония, Хоккайдо. Разочарованию моему не было предела: как же я мог такое пропустить!
До Южно-Курильска – на местном диалекте «ЮК» - нас довез военный «ГАЗ-66». Высадили не доезжая поселка двух километров, на пляже. На море туман, клочья его заволакивают берег. Впрочем, это уже не море, а Тихий океан, ведь поселок расположен на восточном берегу острова.
Дальше иду пешком. С наслаждением глотаю запахи океана, но иногда они становятся слишком приторными – в местах, где на берег выброшено слишком много водорослей и морской живности. И все это гниет. В общем-то, запах океана - это как раз и есть запах гниющей живности и гниющих водорослей.
На берегу какие-то ржавые останки судов, под ногами множество хрустящих раковин. Показались первые домишки, наконец, выплыл из тумана и весь поселок. Половина его находится в долине реки, половина – на террасе. Весь поселок деревянный, двухэтажные дома – самые высокие. Издалека, как я потом установил, все поселение выглядит весьма потрепанным, запущенным, а вблизи – ничего, жить можно.
Нашел гостиничный номер. Номера свободные, как ни странно, есть. Олега нашел там же. Они уже собрались на Шикотан, обещали пароход.
Делать нечего, придется существовать одному. Номер дали приличный.
Выхожу на улицу. Вижу конус вулкана. Классический вулкан, все у него на местах, за вершину зацепились облака. Спрашивать было ни к чему, я понял, что это Тятя, тот самый – самый красивый вулкан на Курилах. С классическими очертаниями.
Сходил в лесхоз, максимум за час оформил свои командировочные дела. Ну вот, сейчас поглядеть острова. Пробежался по улицам. Странными глазами смотрел на здания и на людей, считал легковые машины. Насчитал штук пять. Знал, что день-два - и привыкну. А пока все кажется необычным.
Все время в новых местах мне кажется, что люди должны быть какими-то не такими.  Все с теми же заботами – что в Средней Азии, что на Крайнем Севере (разумеется, с учетом специфических условий), все с теми же заботами и жилищными проблемами. Человек, проживший сколько-то времени в Москве, перестает обращать внимание на Кремль. Человек, живущий на Курилах, не обращает внимания на океан и вулканы. Все это можно понять. И все же обидно. Сейчас я яростно мечтаю о Курилах. Через пару лет меня потянет в другое место. Это абсолютно ясно. Но вот нужно мне быть на Курилах – и баста! Иначе не умею, такой дурацкий характер. Но довольно отступлений, надо запечатлеть главное…
Боже мой, что я увидел! Увидел я пустые засиженные мухами прилавки. Фотопленки -
дефицит многолетний. Невероятно. Пролетел я с ними – факт. Взял фотоаппарат, два объектива, пленка была всего одна – заряжена еще в Южном. Ведь уверен был, что куплю здесь проклятые пленки. И вот экономлю сейчас каждый кадр, пропускаю удивительнейшие вещи, профан я этакий!
Но делать нечего! Придется жить тем, что есть.
С Кунашира хорошо виден Шикотан. Смотрел я на него и страшно завидовал. Тем людям, которые должны были там оказаться. Наверное, и во сне бы не приснилось, что придется с ними скоро плыть вместе…
      
…И все же плыву. Невероятно, но факт. В тот же день. Сижу в номере гостиницы, читаю книгу. И вдруг врывается Олег, а с ним еще некто с дряблой рожей. Собрались на Шикотан, сказали, что «Булат» (морской буксир) уже в бухте. Пожаловался невзначай, что много бы отдал, чтобы попасть на Шикотан, посмотреть. Те выпучили глаза: «Так собирайся!»
***

Господа, ведите дневники. Эта случайно сохранившая, пронесенная сквозь годы запись скорее исключение, чем правило. Я не любил вести дневники. Для этого у меня никогда не хватало времени, а точнее, самодисциплины. Вот неделю попишу – и бросаю. А между тем, именно дневники более, чем живая память, способны возвращать, реанимировать прошлое. И дело не в том, в каком стиле они написаны, и умел ли ты в то канувшее в небытие столетие вообще писать литературные тексты. Ведь никто в здравом уме не станет лепить для дневника вычурные, витиеватые фразы. У дневника совсем другое предназначение: сохранить память, а для этого обычно используются самые простые и самые доходчивые слова. Но именно они-то и составляют суть. И разве, если бы я не зафиксировал тогда, из чего состоит запах океана, смог я сейчас его описать, когда и океана-то не видел много лет? «Запах океана - это как раз и есть запах гниющей живности и гниющих водорослей». А оно так и есть, если честно. И все. И ничего больше не надо.  И так все понятно, а у меня так аж слезу вышибает, ибо ностальгирую.
Но разложим все по полочкам.
***   

Вот упомянутый мною Олег. Кто он и что он? Дыра в памяти. В лицо помню, даже куртку его кожаную помню – рыжая такая, с подпалинами, то ли из кожи свиньи, то ли мамонта. А вот что он за личность? Провал. А ведь мы с ним пересекались не только на Курилах, но и раньше, на севере Сахалина, в Охе. А Северный Сахалин от Южных Курил – ну очень они далеки друг от друга. Я понимаю, что Оха могла быть случайностью – ну, жили мы с ним в одном номере гостиницы «Север». Ну и что? Жили да жили. Но ведь за Охой последовал Кунашир, затем Шикотан, где он через несколько лет бывал у меня в гостях, и даже моя жена его знала, то тогда теорию случайностей, или теорию вероятности – не знаю точно, какая более применима - нужно бы считать искусственными и ложными. Но вот понимаете, какая штука. От таких вот совершенно диких случайностей и неправдоподобных совпадений, бывает, зависит, как сложится твоя жизнь, жизнь твоих близких и в несколько меньшей степени жизнь еще десятков и сотен окружающих тебя людей. Потому как любой человек, занимающий определенное место в физическом пространстве и уж, разумеется, в социуме, вносит в это пространство какие-то возмущения, какие-то волны распространяет, флюиды, что ли, какие-то испускает. Даже если этот человек скромный до чрезвычайности. Не будь этого Олега, вся моя жизнь могла повернуться совершенно иначе. Я бы не покинул Сахалин, не переехал жить на Курилы, а впоследствии не писал сейчас эти заметки. Я испускал бы флюиды где-нибудь в другом месте. Вот что такое случайность и вот в чем ее непредсказуемая сила. Вот если бы Ленин в детстве заболел коклюшем и умер, если бы Наполеона взяли на службу в русскую армию, если бы Гитлера прикончили в ту зловещую «ночь длинных ножей», а Сталина пристрелили во время очередной экспроприации, вся человеческая история могла пойти совсем другим путем. 
А вы говорите – случайности.
***

А все-таки вспомним и Оху. Я там торчал в командировке, нужно было кое-какие бумаги подписать. А что там делал Олег, клянусь, не знаю. Темная личность. Но жили мы в одном номере. Оба молодые, холостые и пылкие. Поэтому, естественно, хотелось чего-нибудь эдакого. Навести шороху на северный заштатный городок. И вот мы набираем наугад охинский номер и сразу слышим на все заранее согласный девичий голосок. Повезло, значит. Ну, знакомимся,  упражняемся в остроумии и, как завершающий мазок кисти художника, приглашаем в кабак. А как иначе? Нас двое, ну и девица согласилась привести подругу. Нормально. А что обычно бывает потом – каждый представляет в силу своей испорченности. Но вот в чем подлость – ничего такого потом не было. Вообще ничего. Это как по-народному однажды выразился плешивый Михаил Сергеевич, помеченный на лысине очертаниями Сахалина. Вот где собака порылась, в запале сказал он.   
В тот день я окончательно понял, что за ханжеский тип рулит нашей страной. Мне даже кажется, что наш генсек был глубоко законспирированным агентом мирового магометанства. Сейчас, конечно, можно и со смехом вспоминать, но тогда почему-то смеяться не хотелось. Потому что шел второй год «сухого закона». И вот мерзнем мы с Олегом в длиннющей очереди в единственный винный магазин то ли за коньяком, то ли за ромом. Стоим-стоим. Мерзнем-мерзнем. А потом объявляют: коньяк кончился. Или все-таки ром? Перед самым нашим носом. Человек сто всего оставалось. А в ресторане спиртного тоже нет – «сухой закон». Даже в стаканах под видом чая, как тогда практиковалось за неумеренную плату. Стол заставлен закусками, даже румяными, жирными яблоками. Но запить эти закуски можно только натуральным чаем. И вот приходят наши подруги, которых мы живьем в первый раз видим – две здоровенные дылды, каждая по метру восемьдесят. Посидели, поговорили, погрызли яблок, погоревали, что ну нету стимула для танцев и уж, понятно, для более интимного времяпрепровождения. Тускло как-то. Юмор кажется плоским, намеки пошлыми, а вечер бесконечным. Примерно таким же уродливым, как безалкогольные свадьбы. Это когда самогон хлебали ложками из тарелок и делали вид, что ни в одном глазу. Затем девицы как-то очень-очень быстро и незаметно ретировались. Ну да это понятно, почему. Натянутость без спиртного ликвидировать не удалось, ну а мы с другом очень сильно упали в их глазах. Потому что в то время ценность ухажера во многом определялась его ушлостью, то бишь способностью добывать спиртное. А потом они сами позвонили в гостиницу и о чем-то мы еще там поговорили. Они извинялись за то, что так скоропостижно слиняли. Они перспективу утратили. Было стыдно. Никогда мне не было так стыдно. Вот где собака порылась.
 ***

Так вот, полгода спустя мы снова оказываемся с Олегом в одном гостиничном номере, но уже в Тихом океане под боком у соседней Японии. Как я уже говорил, я не помню, почему Олег шнырял по Дальнему Востоку, но мое задание было тем же, что в Охе. Всего лишь подписать разрешительные бумаги в нескольких районных инстанциях на проведение на островах летних разведочных работ. Была такая процедура, да и сейчас наверняка есть. Только сейчас за взятку. А Южно-Курильск и был районным центром Южно-Курильского района. Два обитаемых острова – Кунашир и Шикотан. И еще куча мелких и совершенно плоских островков южнее, совсем уже под японским берегом, с общим названием Хабомаи. На тех клочках только погранцы обитали, да еще летом ловцы морской капусты. И на всю эту территорию, да еще и на лежащий севернее крупный остров – Итуруп – японцы предъявляли претензии. Мол, вы в 45-м незаконно острова эти захапали, так что теперь отдайте и не грешите. Они как раз напротив Кунашира ежегодно День северных территорий проводят, жгут какие-то там то ли чучела, то ли кресты и кричат страшными голосами «банзай!» А ихний премьер-министр в этот день обязательно жестко заявляет, что позиция Японии остается неизменной – верните нашу исконную землю. Но к этому разговору мы еще вернемся.
***

И вот Олег вбегает в номер и тащит меня на Шикотан. По идее, делать мне на Шикотане нечего. Это если формально. Мне бы, по идее, на самолет, да на Сахалин вернуться. Потому как потом меня наверняка подвергнут репрессиям: а с какой это стати вас, молодой человек, занесло на другой остров, тогда как вам нужно было лишь на Кунашире бумаги подписать? Тем более что я и так обманом улизнул. И ведь наверняка спросят, да еще выговор влепят. Это уж как пить дать. Выговоров у меня предостаточно накопилось, хоть в банке соли, а вот благодарностей никогда не было, всю жизнь. Нет, кажется, в школе все-таки объявляли – за достойное завершение учебного года или четверти. Я ведь в начале учебы почти отличником был. А вот по работе – никогда. Только выговоры и лишение премиальных. Как вот, например. Когда уже жил на Шикотане, приехал я на сессию в институт в Южно-Сахалинск, а затем дней двадцать никому не давал о себе знать. Ни начальству, ни даже супруге. Мобильников тогда ведь не было, а сходить на почтамт и позвонить все не по пути как-то. Естественно, меня потеряли. Даже розыски устраивали. Даже и такая версия была, что меня убили. После чего какой-то высокий начальник и доктор наук в нашем исследовательском институте, в который мы входили, в ярости объявил мне выговор и лишил квартальной премии. В общем, человеком я был, да и сейчас есть, довольно безалаберным. Но это так, к слову.
Короче, на Шикотан хотя бы из инстинкта самосохранения мне лучше было не соваться. Но я сунулся. Это был трудно контролируемый импульс. Уж очень соблазнительно. Тем более по морю я еще не плавал (моряки, конечно, иначе выражаются, на профессиональном языке: не ходил). Да, морской качки испытывать не приходилось. А испытать уж очень хотелось. Ну и прочие прелести, само собой. А Шикотан, знаете ли, едва не во сне снился. Гораздо больше я о нем мечтал, чем о Кунашире. Хотя, вообще, Кунашир место все-таки более примечательное: вулканы, медведи, горячие источники и прочее. Ничего этого на Шикотане не было. Даже медведей. Самые крупные животные – лисы.
***
 
Причины, почему слово «Шикотан» имело для меня особое звучание, имелись. Во-первых, главный геолог Аджипа постарался. Когда я зимой вернулся с Чукотки обмороженный и с аметистовой глыбой в руках, он тут же хотел меня отправить на Шикотан, чтобы я оттуда притащил какой-то уникальный агат. Но с того времени уже месяцев пять минуло, и идея с агатом как-то потускнела, утратила актуальность. Не нужен уже был Аджипе тот агат. К тому же близился очередной полевой сезон, к нему же готовиться надо, а затем полгода пахать в тайге. Уже май на носу. А во-вторых, когда я только-только в январе восемьдесят четвертого прибыл на работу в нашу партию, я со скрежетом зубовным выяснил, что как раз в последний поисковый сезон один из отрядов партии работал на Шикотане. А я вот не успел. Но искра-то в душе все продолжала тлеть, разгораться и грозила перерасти в настоящий пожар. И вот я решился на самую наглейшую авантюру.
Сначала я пошел к Аджипе и потребовал отправить меня за агатом. Увы, как я уже говорил, сник он как-то в последнее время, наш седоусый Аджипа, да и вообще партия не собиралась нынче работать на островах. Но зато этот круиз четко укладывался в мои планы. А посему я начал действовать. Я выманил в отделе кадров командировочный бланк, а также требование в органы милиции выписать мне спецпропуск в погранзону (все Курилы были погранзоной в погранзоне). Я эти документы должным образом заполнил и понес на подпись начальнику партии Оксеру. Надо, мол, подписать в Южно-Курильске разрешительные документы на производство работ на Шикотане. Тот, конечно, в некотором недоумении: он, оказывается, впервые слышит о планах работ на Курилах в нынешнее лето, которое, собственно, уже наклевывалось. Да и никто не слышал о таких планах, потому что их попросту не было. Но я иногда бываю очень красноречивым, когда требуется. Я убедил его, что такие планы имеются. Очень серьезные и обстоятельные планы. Вон и Аджипа может подтвердить (а он, между нами, ничего такого, конечно, подтвердить не мог). Разговоры-то в конторе действительно велись, что-де надо бы вернуться на Шикотан, ибо там, по крайней мере, хотя бы агаты есть, а вот работы на самом Сахалине практически провалены. Ну ничегошеньки стоящего не нашли. Но это, знаете, такого вот рода разговоры, на уровне курилки: да, неплохо бы, но… Ну и вот. Я не знаю, что повлияло на Оксера: то ли он и в самом деле краем уха слышал эти разговоры, то ли пребывал в состоянии горестной апатии по поводу намерений скоро прихлопнуть нашу партию, и ему уже на все буквально наплевать было, но бумаги он подмахнул. А в отделе кадров шлепнули печати. И я понес эти бумаги в милицию, и мне тут же оформили пропуск. Я как сейчас помню ту пожилую майоршу, которая мне его подписывала, а у меня в это время от собственной наглости уши наливались огнем. И я тут же быстренько получил командировочные, купил билет на самолет и на следующий день упорхнул. Пока не передумали. Пока не спохватились. Пока не поняли, что я же куче людей элементарно навешал на уши. Вот так. На грани фола. Вы только вдумайтесь: начальник партии не знает о планах партии. Ну конечно, знает. Иное даже предположить невозможно. И все-таки он, как кролик, подписывает бумаги, а я улетаю. Вот так вот, нахрапом. Взял и улетел. Соскочил с Сахалина. Наглость города берет. Натиск и наглость – вот залог успеха. Потом, когда я вернулся, у нас в отделе громко и долго ржали. Потому что на всю операцию ушел ровно один световой день. Надо было, говорят, тебе еще немного подсуетиться, и работы с Набильского хребта – а это самая что ни на есть жуть сахалинская и глухомань – перенесли бы на Шикотан. А это курорт. 
***

И вот в изумительно прозрачный последний день апреля мы плывем на морском буксире «Булат» в шикотанский порт Малокурильск. Восемьдесят морских миль. Пять часов ходу. А я ведь еще ни черта не понимал в Курилах, это я только потом стану, можно сказать, отпетым островитянином. Например, откуда я мог знать, что ясный день в здешних местах, штиль, теплынь, солнце и хрустальный воздух, когда, как на ладони, видны все острова и островки, не говоря уже о гористом Хоккайдо (тот, как глыба, нависает с юго-запада) наверняка означают приближение тайфуна. Господи, да я слова-то такого не знал. Так вот. Тайфун это, знаете ли, сильнейший такой тропический циклон с романтическим и звучным именем. Чаще женским. Например, Лолита. В Атлантике их называют ураганами, а в Тихом тайфунами, но природа у них одна. Вас никогда не подбрасывало ветром на полметра в воздух? А шифер на вас с неба не падал? Если нет, значит, вы не знаете, что такое тайфун. Вот он зарождается на экваторе, обычно в районе Филиппин, он там еще совсем хилый, на экваторе, не страшный. Потом под влиянием кориолисовой силы все более звереющая Лолита прется на северо-запад, по пути топит корабли и разрастается до неимоверных размеров. Вытряхивает пыль из Японии, Кореи, восточного побережья Китая, ломает наше южное Приморье, а затем, правда, несколько притихшая, нападает на Сахалин или Курилы. Иногда проскакивает мимо, добирается до Камчатки и Алеутских островов и разбойничает уже там.
Но никто мне ничего этого не объяснял, а я и не спрашивал. Я плыл и наслаждался впечатлениями. Дельфинам крошки от булки швырял, но они булкой не соблазнялись, а иронично косились на меня: ну ты даешь, братец! Кто ж дельфинов булкой кормит!   
Но вот дельфинов-то я помню, а дальше снова дыра в памяти, ну что ты с этой памятью сделаешь. Ничего, кроме дельфинов, не помню. Даже как Шикотан приближался. Наверное, очумел слегка от впечатлений. Еще раз советую: ведите дневники!
***

И хотя я цели своей достиг, но совершенно не представлял, что мне с этой целью делать. Мы приплыли в канун 1 мая, а 1 мая свалился тайфун. И три дня подряд хлестал такой тропический ливень, что цель моя под этим, мягко говоря, нехилым дождичком несколько съежилась. Волны из бухты до гостиницы дохлестывает. Ветер прогибает оконные стекла. Туман - ног не видно. А я в гостинице один-одинешенек, даже почитать нечего. Валяюсь на койке целыми днями, питаюсь всухомятку колбасой и спрашиваю себя: «а что я здесь, собственно, делаю?»
Олег где-то растворился, будто растаял под ливнем. Да он и не собирался в Малокурильске задерживаться, он меня предупреждал, его почему-то тянуло в соседний поселок. В Крабозаводск его тянуло, расположенный в десяти километрах. Там, в Крабозаводске, есть такой отдельный район – «пентагон» – населенный, как водится, маргинальными личностями. Почти в каждом населенном пункте есть подобный веселенький бандитский район – «пентагон», «шанхай», «сайгон» или как-нибудь еще. Например, в городе Качканар, где я сейчас живу, такой район называется «первомайкой». Но как ни назови, суть не меняется. Вот туда-то Олег и стремился, и там затерялся, и я его после этого несколько лет не встречал. И тогда я начал подлизываться к средних лет вахтерше и интересоваться, как здесь люди живут. Беседовать ей было не с кем, а читать она давно разучилась. Поэтому, когда заканчивалась первая бутылка водки, я знал почти все. К концу второй я дежурил у окошка вместо нее, а она спала в моей комнате. Впрочем, в тайфун посетителей не бывает. 
***

Итак, в 1945-м японцы сдали Шикотан без боя. Как и другие острова на Средних и Южных Курилах. На Северных Курилах и Южном Сахалине они крепко постреляли, подергались напоследок во славу микадо, но защищать последний форпост на подступах к метрополии было бессмысленно, потому что в самой Японии уже хозяйничали американцы. Русским достался целенький остров, с домами, коммуникациями, жителями и береговыми укреплениями. Нужно полагать, эти укрепления простоят столетия, потому как сотворены на редкость прочно. Например, береговые доты. Они такой глубины, что летом мы хранили в них рыбу как в естественном холодильнике. В сущности, это бетонно-стальные погреба со стенами метровой толщины, врытые глубоко в землю, с ходами-ответвлениями и окошками-амбразурами. Мощные двери и сейчас впритирку, как в сейфе, закрывают пулеметные гнезда. Такой уничтожить – можно сразу дырку под звезду Героя сверлить. Или искусственные пещеры и щели в береговых скалах – из них когда-то торчали дула орудий и пулеметов. Много они могли унести жизней ради крохотного клочка земли. Весь остров, как еж, был ощетинен такими смертельными иглами.
1 сентября 1945 года советские войска высадились на острове. И староста японской деревушки по имени Умэхара Мамору с поклоном приветствовал новых хозяев, заверяя, что обитатели острова не испытывают вражды к СССР и марксистско-ленинскому учению. Взволнованным жителям деревни он посоветовал воздержаться драпать на Хоккайдо, говоря, что поспешная эвакуация может послужить русским мотивом, оправдывающим агрессию. В октябре Умэхара был переизбран в кругу своего миниатюрного избирательного коллектива, но радоваться своей должности ему оставалось недолго. В конце октября на остров стали прибывать русские переселенцы и выгонять японцев из лучших домов. На следующий год нагрянули пограничники и стали конфисковывать дома по собственному усмотрению. Произвол русских вызвал волнения среди бедных японцев – они решили свергнуть советскую власть на отдельно взятом острове. После чего Умэхару дали десять лет строго режима. Мораль: не кланяйся победителям. Вскоре отменили японскую иену, а группа географов поменяла японские названия на русские. Еще через год всех японцев репатриировали на историческую родину. Причем так поспешно, что свои пожитки они зарывали в землю. Однажды в лесу я нашел старинные чугунные весы, дотащить которые до поселка нечего было и пытаться. Идея создания Японской социалистической республики на Сахалине и Курилах рухнула. А такая идея была.
Переселенцы воспользовались инфраструктурой острова и создали свою инфраструктуру. В Малокурильске построили три рыбных завода, в Крабозаводске – заводы по выпуску крабовых консервов. Надежно обосновались воинские части. Артиллеристы, ПВО и морские пограничники. Погранцы главным образом отлавливали японских браконьеров, нарушителей отдавали под суд на Сахалине, а шхуны оттаскивали в бухту Димитрова. Там они догнивают свой век: десятки, если не сотни посудин – целый берег погибших кораблей. А мирное постоянное население работало в основном на заводах.
В былые времена остров наводняли сезонные рабочие – путина требовала рабочих рук. Среди них были и студенты, и романтики, и искатели приключений, и охотники за длинным рублем. Но такова особенность рыбного промысла, что на обработку рыбы требовались женские руки – мужика на разделку не загонишь. В результате в летние месяцы Шикотан превращался в остров амазонок: девяносто процентов населения – представительницы слабого пола. Я это время не застал чуть-чуть. Но мне рассказывали и показывали. Вон, говорят, видишь лысину Ленина (на одной из покатых сопок над Малокурильском выложен камнем гигантский профиль Владимира Ильича). Вот на этой лысине каждый вечер стриптиз показывали, причем сразу в нескольких местах. Берешь бинокль и наблюдаешь. Интересно-о!..
Наверное, была в этом некая наглейшая и циничная насмешка над устоями Советской власти: половое сношение на лике вождя мирового пролетариата. Еще более усиленная тем, что прямо под этой сопкой располагались гэбешники - пограничная часть. Поэтому меня уже не удивлял вечный плакат в Малокурильске над воротами, ведущими к пирсу: «Партия – ваша мать!» Кто-то не поленился и влез на пятиметровую высоту, чтобы исправить последнюю букву во втором слове. Смысл, конечно, кардинально изменился. Плакат провисел несколько лет, и никому до него не было дела. А что? Россия – далеко. А здесь свои порядки.
***

Конечно, всего этого пьяная вахтерша мне рассказать не могла. Это я потом дополнил. Да она, скорее, даже и не знала, что на острове были японцы. Впрочем, меня это даже не удивляет. Например, процентов восемьдесят шикотанцев не бывают нигде, кроме поселка, а горбушу покупают в магазинах. Но первый интерес моя новая знакомая удовлетворила.
Затем я снова затосковал. А что делать, когда на улице катаклизм? И вот от безделья мне взбрела в голову очередная сумасшедшая мысль – найти какую-нибудь научную организацию и устроиться на работу. Ну да, ни больше ни меньше. На меньшее я был не согласен. Вот скажите: это вообще нормально? Я же говорю, что всю жизнь бросаюсь в самые неистовые авантюры. Ну так что же? Вон люди на лодках океаны в одиночку пересекают. Они не авантюристы разве? Дайте мне хорошую лодку, и я тоже пересеку океан.   
***

Я объяснил вахтерше, чье умственное формирование закончилось, видимо, в начальных классах школы, что, мол, на острове обязательно должна быть научная организация. Да нет, я точно знал, что такая существует, я это еще на Сахалине выяснил. И она как-то так неуверенно сообщает о существовании метеостанции, маяка на Краю Света (это так восточный берег острова называется) и о какой-то станции цунами. Почему-то эти три организации у нее ассоциировались с наукой. Но не о вахтерше речь.
Цунами - да. Цунами какие-то ассоциации действительно навеивает. Как же, остров в океане – и без цунами? Цунами обязаны быть. А если бывают, кто-то их должен исследовать? И где их еще исследовать, как не на островах, где бывают цунами? Такая вот цепочка. Как оказалось, я рассуждал верно.
А где это цунами? Да близко. Вон, лезь по лестнице на сопку, там увидишь.
***

Дождь поутих, и я вползаю по этой бесконечной деревянной лестнице с проваливающимися ступенями в сопку и вижу большую каменную школу, стадион и россыпь двухэтажных и одноэтажных деревянных домов. А над этой сопкой нависает совсем уже грандиозная сопка, высота «412», самая высокая на острове. А на ней служба ПВО расположена. Но это я потом узнал. А пока я лез на сопку и размышлял, о чем же буду говорить с академиками. Ученые для меня как небожители в то время были. Страшновато как-то. Потом вижу перед собой поляну. На поляне два двухэтажных дома и длинный барак. И огороды позади одного из домов наблюдаю. И ковыряется в этом огороде некрасивый мужик с академическим лбом и лопатой. Не старый еще, но и не очень молодой.  Ну, обычный мужик. На академика во всяком случае не похож. Даже несмотря на лысый лоб. А какие они бывают, академики? Они должны быть сморщенные и в очках. Ну нет, это наверняка какой-нибудь завхоз или шоферюга. Вот на них он здорово смахивал. 
И вот подхожу я к этому мужику и робко так спрашиваю, где мне обнаружить начальника.
- Это я, - охотно сказал «завхоз». – А какого начальника вам нужно? У нас их два. Только Митрофанов сейчас в Москве. А я Шишкин.
И выяснилось вот что.
***

Давно уже, в 1952 году, на северные Курилы вдруг обрушилась сокрушительная волна цунами. Два из этих островов – Парамушир и Шумшу (это уже в пределах видимости Камчатки) – обитаемы. На Парамушире даже райцентр расположен – город Северо-Курильск. И вот в один прекрасный день (ну, вы понимаете, что прекрасным я его называю только ради связки слов, он скорее был ужасным, да и вообще это ночь была) эти обитаемые острова вдруг ни с того ни с сего страшно трясет, а потом на них обрушивается цунами. Что-то метров около двадцати в высоту. Тут еще вот какая штука. Люди на Курилах опытные. Когда их тряхануло хорошенько, они в сопки побежали. Знают, что после землетрясения цунами бывают. Прибежали и ждут. Сидят и мерзнут. Через час приходит волна. Очень большая. Метров пять. Смывает все, что смогла смыть. После чего люди бегут обратно и ложатся спать. А тут накатывает вторая волна. С пятиэтажный дом. Вот ее-то никто не ждал. А она пришла. И эта волна сокрушает и уносит все, что осталось. Северо-Курильск, ну вы себе представляете, полностью смывает в океан, как и еще множество мелких поселков на Курилах и Камчатке. Вместе с жителями. Была еще и третья волна, уже меньше гораздо, но ей уже смывать нечего было, она только берег подчистила. А дело, знаете, в ноябре происходило. Там и летом-то водичка ледяная. А тут ноябрь, мороз градусов двадцать. В общем, хоронить потом почти некого было. Смывает, само собой, и весь флот, и дома, и рыбоконсервные заводы. Почти по пяти тысячам несчастных осталось только реквием сыграть. Их трупы потом еще неделями на берега выбрасывало, а большую часть течениями унесло в мировой океан. Многие разрушенные поселки и пограничные заставы так больше никогда и не восстановили. Население островов сильно сократилось. Северо-Курильск отстроили заново, отодвинули его от океана, насколько позволял рельеф.
***

Ну и, разумеется, правительство страны зашевелилось. Как же так, ведь был же, понимаете, город, дальневосточный форпост, стратегическое значение имеющий, между прочим, а не только народнохозяйственное. И вот город этот как корова языком слизнула. Ну как же так, товарищи ученые? Это вы что-то проморгали в самом нашем, понимаете ли, отдаленном регионе. И ведь регион-то непростой, опасный, прямо скажем, регион, часть так называемого «огненного пояса». А он, этот пояс чертов, очерчивает по периметру весь Тихий океан. От Новой Зеландии тянется к Филиппинам, затем проходит через японский архипелаг, через Курилы и Камчатку. Перебрасывается на американский континент, идет вдоль Алеутских островов и всего западного побережья обеих Америк, то есть и Калифорнию захватывает, и Анды, ну и так далее, и нигде прекратиться не может. И вот все это – зона разлома, граница литосферных плит, где в глубинах черт те что происходит, где вулканы всюду дымят, и землетрясения по нескольку сотен в день фиксируются. Нам, вообще-то, плевать на Калифорнию: чем им там хуже, тем ближе мировая революция. Но вот этот-то район, где Камчатка и Курилы, это наше все, и к тому же самое беспокойное место на всем земном шаре. Искрящая кромка страны, как кто-то романтично выразился. А у вас тут ни одной станции предупреждения о цунами нету. Одни вулканологи по вулканам ползают. Ну вот нехорошо это, товарищи ученые, и даже, между нами, девочками, говоря, немного стыдно перед мировым сообществом.
***
       
И вот тогда-то и начали активно строить маленькие и большие сейсмические станции. Маленькие только фиксировали землетрясения и отправляли отчеты. А большие назвали сейсмическими станциями предупреждения о цунами 1 класса. Они не только фиксировали землетрясения, но и рассчитывали, может ли данное землетрясение спровоцировать цунами. И если, как им кажется, может, они предупреждают население, чтобы бросало все и убегало в сопки. А одновременно чтобы и флот в море отваливал, потому как волна только на мелководьях страшна. И чтобы все береговое производство останавливалось. Не шуточки. А вдруг ошиблись? Загнали десятки тысяч в сопки, флот выгнали, все остановили, а волны-то – тю-тю. А если есть, то какая-то совсем несолидная волна, сантиметров двадцать, такую в ванне поднять можно. Ну, расстрелять-то за ложную тревогу не расстреляют, время не то, а вот с работы с позором выгонят. Потому что всегда нужен козел отпущения. Вот на каждой станции и имелось по одному такому козлу, работающему по совмещению начальником. Про них так и говорили: вон наш козел идет. А они не обижались.
Но еще хуже не дать предупреждение, и погибнут люди. Бывало и такое. Вечная и страшная дилемма. Потому и самоубийства на этих станциях случались с устрашающей периодичностью. Либо начальники станций сходили с ума. Да нет, я не шучу.

***
И вот одна из таких станций 1 класса и была расположена на Шикотане, и поблизости других станций не было, только на Сахалине. И ответственна была станция «Шикотан» за все Курилы, Сахалин, побережье Приморья и Хабаровского края. Спустя много лет я четыре месяца замещал начальника станции и от чувства жуткой ответственности едва неврастеником не стал. Я спать ночами не мог. Любой подземный толчок выбрасывал меня из постели. Потому что на все про все – десять минут (такой норматив). И один дежурный на станции, да еще, может, пара-тройка сбежится, потому что живут все в сотне шагов. И нужно за эти десять минут успеть содрать сейсмограмму с барабана, проявить (потому как фотобумага), закрепить, все на ней вымерить, просчитать все пики-зубцы, выяснить, в какой точке земного шара стукнуло, на какой глубине и с какой силой. И – рассчитать возможность возникновения цунами. Потому что цунами может и не быть. И на все это, повторяю, 10 минут. И решить - дать предупреждение половине Дальнего Востока. Или не дать. Решение принимает начальник. А я и был начальником. Хотя и всего четыре месяца. Теперь вы понимаете, почему я не мог спать, и почему стрелялись люди. Потому что большие цунами лишь раз в несколько лет приходили. А постоянно поддерживать себя в состоянии боеготовности – тут, как вы понимаете, и покойник застрелиться захочет.
****

Но это не все. Вместе с сейсмостанцией, в том же здании, располагалась еще гидрофизическая обсерватория. Она вместе с сейсмостанцией в один исследовательский институт входила, на Сахалине расположенный. Сначала он назывался комплексным, а потом переименовали в институт морской геологии и геофизики. В годы перестройки почти развалился.
Ну, в обсерватории ребята, конечно, пообразованнее работали – кандидаты вплоть до докторов. Океанологи да радиофизики. Половина в антарктических экспедициях перебывала. А вот ответственности, понимаете, никакой. Джентльмены научного счастья в свободном поиске. Потому что они цунами только изучали. Они каждому цунами готовы были оды сочинять. Они ждали цунами как манны небесной. Сейсмологи, я имею в виду работников сейсмических станций, сильных землетрясений боялись, а те их боготворили. Потому что хлеб их. А жили и работали бок о бок. Жена – сейсмолог, муж – океанолог. Океан изучает. Последствия цунами, надо же. Такое вот единство противоречий. Жизненная диалектика. Весь остров они опутали кабелями, а на концах тех кабелей болтались датчики давления, которые сбрасывали в океан. Иногда километрах в десяти от берега. И все нити этой паутины тянулась вот к этому пятачку, на котором я сейчас стоял. А передо мной с лопатой в руках и в грязных штанах стоял Александр Алексеевич Шишкин, начальник сейсмоцунамистанции 1 класса. Некрасивый человек с высоким одухотворенным лбом. Выпускник МГУ и бывший аспирант, не пожелавший защитить диссертацию. Короче, мой будущий шеф.
***

И что же вы думали. Этот Шишкин безоговорочно принимает меня на работу. У них на станции дефицит кадров как раз образовался. А может, потому, что увидел в моих глазах фанатический блеск. Так что на вполне законных основаниях можно было перебираться на Шикотан. На берег своей мечты. Ну, не сразу, конечно. Сначала нужно было вернуться на Сахалин, расстаться с геологией, потом оформиться в Академию наук, перевезти на Шикотан семью. Так что растянулось до осени. Но я снова хочу сказать о роли случайностей в жизни человека. Ведь если бы не тайфун, настигнувший меня на Шикотане, и не тоска, в которую он меня вверг, вряд ли я полез бы на сопку искать цунамистанцию. Такие вот кульбиты иногда проделывает судьба. Цепочка случайностей порою определяет всю дальнейшую жизнь. И я вот даже не знаю, хорошо это или плохо. Наверное, каждому свое. Один планирует жизнь до мелочей, а другой скачет по ней напропалую, как на диком мустанге через прерии. Вот и я скакал, только не через прерии, а через всю гигантскую страну, от Урала и аж до Курил. И тут споткнулся о Тихий океан. Ну все, сказали мне, приехали. Если только ты до Америки вплавь не собираешься…
***

Когда тайфун отодвинулся, у меня образовалось несколько свободных дней до теплохода. Их всего четыре было, этих океанских теплоходов, соединяющих Курилы с Сахалином и Владивостоком. Все назывались именами великих женщин – ну вот блажь такая кому-то в голову пришла. «Марина Цветаева», «Ольга Садовская», «Ольга Андровская» и «Антонина Нежданова». Последнюю в 2004 году утопил тайфун в одном из портов Японии. А тогда все четыре еще исправно плавали. И члены экипажей исправно брали взятки.
Неплохая артистическая кампания для морского путешествия длиною в несколько суток. Навигация начинается в начале мая. В апреле теплоходы еще не ходят, потому что в апреле по морю гуляют ледяные поля. Попасть на любой из этих теплоходов было незаурядным подвигом. Потому что по весне почему-то всем и сразу хотелось покинуть обрыдшие за зиму острова. И начиналось натуральное повальное бегство.
Очень хорошие, кстати, теплоходы. Белоснежные. Комфортабельные. Каюты нескольких классов. Билет всего рублей двадцать с копейками стоил. Если каюты не досталось, можно доплыть в авиасалоне с самолетными креслами. Семь рублей. Тесновато, конечно, но нужно только представить, что летишь в самолете. Правда самолеты сутками не летают. А если уж и в кресле устроиться не удалось, то можно взять палубный билет, без мест, три рубля до Сахалина. Почти бесплатно. Все равно как-нибудь доплывешь. Вот только и на палубу можно элементарно не попасть. Потому и бились люди возле кассы, как гладиаторы.
***
 
А каюты просторные, четырехместные. В каждой душ и туалет. И спальные места в два раза шире, чем в купейном вагоне. И водичка за иллюминатором плещется. Ну и ресторан, и бар, разумеется, и однорукие бандиты. Это уж как положено. В общем, плыви – не хочу.   
Мне повезло, что я добыл билет, в каюту, кстати. Один раз дал в морду я, два раза засветили мне. Пуговицы на куртке оторвали напрочь. Но билет я добыл. Заодно на собственной шкуре ознакомился с буйным нравом одичалых островитян. Не знаю, что бы я стал делать без билета. На соседних островах хотя бы альтернатива есть – оттуда можно самолетом улететь. С Итурупа, из поселка с красивым названием Буревестник, самолеты даже до Хабаровска летали. А вот на Шикотане аэродрома не было. Не потому что у властей руки не доросли, а потому что остров уж очень своеобразный. Он же самый древний изо всех островов. На нем когда-то вулканы и интрузии всякие торчали, но вот выветрились за миллионы-то лет, и превратился он в этакое прыщеватое пространство размером километров двадцать на десять. Сопка на сопке. Причем заселен только западный берег. И нет ни одного ровного места, где можно разместить взлетно-посадочную полосу. Ну вот такой остров.
И чтобы покинуть его, нужно проявить недюжинную смекалку. Хорошо иметь в любовницах кассиршу. Или уметь взятку сунуть. Или ходить в крупных начальниках. Потому как если тебя теплоход не повезет, то что тебя повезет? Ну ладно, зимой вертолет до Кунашира летает, а там уж на самолет. Но летом нет вертолетов. Можно, конечно, с морскими пограничниками до того же Кунашира, а то и до Сахалина добраться. Разумеется, вопреки всяческим там военным правилам. Но тут ведь вот какое дело. Если какой-нибудь глупый каплей, согласно правилам, откажет в перемещении, последствия он ощутит очень быстро. Остров, знаете, маленький, поэтому глупые выдерживали недолго. Они куда-нибудь переводились. Или стрелялись. Однажды мне пришлось четыре часа до Кунашира сидеть на деревянном ящике, в который был упакован цинковый гроб. Тот самый груз 200. И в этом гробу покоился прапор, застрелившийся накануне из автомата. Прямо на дежурстве. Вся караулка, говорят, была в кровище. Сопровождающие на ящик этот только поплевывали и рассказывали о его содержимом безо всякого ужаса или пиетета. Вот так было, не шучу. В тех местах самоубийство не было чем-то из ряда вон выходящим. Самоубийц не уважали.
В общем, иногда удавалось устроиться и на военное судно. Но удовольствие ниже среднего. Это не «пассажир», чем-то смахивающий на вальяжного кита. Это черт знает что. Например, водометный катер. Меня на этих стремительных суденышках непременно укачивало до кровавой рвоты. Вот на больших не укачивает, и на совсем маленьких тоже не укачивает. А вот на этих укачивает. А у кого-то наоборот. Вестибулярный аппарат ведь у каждого индивидуален. Он в резонанс с какой-то конкретной частотой колебаний входит. Однажды мою супругу как-то на таком вот военном сторожевике аж в Японию зашвырнуло штормом, когда с Сахалина шли. И пришлось им продираться проливом между Хонсю и Хоккайдо. По которому наши броненосцы в русско-японскую войну в 1905 году ползали и топили все встречные суда подряд. Приехала жена совершенно зеленая.
***      

Итак, билет в кармане, а впереди пара дней. Их нужно употребить с чувством, с толком… Что на Шикотане самое примечательное? Ну не поселки же. Ведь что такое островные поселки? Например, на Шикотане. Да и на любом другом острове. Цивилизация сюда еще не добралась. Это большей частью одноэтажный хаос в частном секторе, облепившем склоны бухт. Черные бараки. Кое-где деревянные двухэтажки торчат. Несколько кирпичных трех и четырехэтажных зданий в военных городках (выше нет – сейсмически опасная зона как-никак. Их потом и развалило землетрясением в 1994-м). Конторы, магазины и заводы на побережье. Три рыбзавода в Малокурильске и три - в Крабозаводске. Все вместе называется рыбокомбинат «Островной». Между поселками – 10 километров. Соединяет единственная более или менее приличная дорога. Грунтовая, конечно. Другие дороги похуже. Дрянь дороги, прямо скажем. Так что нормальным людям с нормальным чувством юмора обжитая часть острова эстетического удовольствия вряд ли доставит.
А вот другая сторона, океанская, это да. Она, говорят, потрясает воображение. Это якобы одно из самых красивых мест на планете Земля. В первую очередь мыс Край Света. И одноименный берег. Да вы его видели. Помните фильм «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо» с Куравлевым в главной роли? Так вот, там есть кадры этого берега. Скорее всего, это вставка была. Сам фильм там не снимался, я бы знал об этом. Где-нибудь на Черном море его снимали, чтобы Куравлев не простудился. А вот вставочка – точно, отсюда. Этот пейзаж ни с чем не спутаешь. Эти скалы в океане. И этот бамбук. А помимо Края Света есть еще бухты Звездная, Церковная, Дельфин, Горобец, Отрадная и так далее. Красивые названия. Ну, дотуда я тогда добраться никак не мог. А вот до легендарного Края Света вполне дорога имелась.   
***

И я, конечно, отправился на Край Света. Шел и ликовал. Для большинства людей понятие «край света» - аллегория, не более того. Если далеко, значит, уже край света. Но это несерьезно. Можно до какой-нибудь глухой таежной деревушки дотопать и объявить, что побывал на краю света. А я топал на совершенно конкретный «край», отмеченный на картах. Дальше только Америка. Но до Америки океан целый. Так что действительно край. Аллегория и конкретика в одном флаконе. Романтизм и географический термин, точно обозначающий сущность.
В общем, шел-шел. Шел-шел. Шел-шел. Километров десять. А дождик все моросит и моросит. И ветерок этакий неприятный все норовит куртку на голову завернуть. Прошел огромную дымящуюся свалку. Один раз какую-то длинную и узкую, как кишка, бухту прошел. Отрадную – ну это я потом узнал. И пришел в большой поселок. А меня еще удивило, почему это я по пути пяток машин встретил. Домишки деревянные потянулись, огороды. Ну точно, не Край Света. Там только маяк должен быть, да останцы из океана торчать. Как же так вышло? Я у первого встречного спрашиваю: что за поселок такой? А первым встречным женщина оказалась. Существо слабое и боязливое. И оно от меня попятилось. Ну, натурально, за сумасшедшего приняла. Или за пьяного. Но я не был пьяным. Следовательно, методом исключения – сумасшедший. Или еще хуже. Как бы это доступнее объяснить? Вот если вас из машины окликнут и спросят: это какой город? – вы, вероятно, не удивитесь. Потому как ну мало ли людей мотаются на машинах без карты. Но вот если вас на островке, на котором всего два поселка находятся на расстоянии десяти километров, спросят, а кругом, знаете ли, Тихий океан безбрежно расстилается, вам вряд ли придет в голову, что этот вот, спрашивающий, заблудился. Вы, скорее, подумаете, что он вас почему-то убить хочет. Или изнасиловать.
В общем, ничего мне женщина не ответила. Уходила быстрым шагом и оглядывалась. А я, конечно, понял уже, что где-то не там свернул и в Крабозаводск попал. Вот оно как бывает. День потерян. И остался всего один.         
***

На следующий день погода улучшилась, и я уже точно знал, что иду на Край Света. Поскольку дороги-то всего две, и одну из них я уже изучил собственными пятками. Шел и снова радовался. Как вот я до берега-то доберусь и в Тихий океан прыгну. Плевать, что вода ледяная. Этот ритуал - священный. В общем, шел-шел. Шел-шел. Шел-шел. И пришел к военному пропускному пункту. Зеленая будка, полосатый шлагбаум и автоматчик с автоматом наперевес. А над автоматчиком нависает огромная гора, о которой я уже упоминал. Тут уж Краем Света точно не пахнет. Высота «412». На картах отмечена как гора Шикотан. На вершине локаторы стоят. А у подножия – сама часть ПВО. Я к этой огромной сопке просто с другой стороны подобрался. Опять не там свернул. Ну как же так, а? Как можно дважды заблудиться на пятачке, который можно теоретически за день кругом обойти?
Меня злость взяла. В запасе не оставалось ни одного дня. А я все бродил будто по заколдованному лабиринту в поисках Минотавра, и не было Ариадны, которая дала бы в руки путеводную нить. Снова вернулся в поселок. Верный путь нащупал примерно к обеду. Ничего, еще успеем обмакнуться в океане!
Дорога прыгала, как сумасшедшая, средь гладких холмов, кое-где поросших лесом. Кое-где тянулась вдоль края обрывов. В лес я не совался. Во-первых, бамбучник ноги вяжет. А во-вторых, если не знаешь, как выглядит ипритка – лучше не суйся. Такое, знаете, интересное растение: пыльца попадет – весь волдырями покроешься. Глаза заплывут. Аллергическая реакция ужасная. В больницу на месяц положат. А то и помрешь, если пыльцу внутрь вдохнешь. Не дай Бог. В общем запугали. Потом я уже выяснил, что это за страшная штука. Научное название – сумах восточный. На вид обычный зеленый куст.  Но лучше его обойти стороной. В больнице я этих несчастных с опухшими мордами навидался. Но у меня аллергия на ипритку не возникала. 
***

Я вышел на перевал. И задохнулся. То ли от ветра, то ли от открывшейся картины. Океан бросился в лицо. Он распахнулся сразу и весь. Его обрамлял берег Край Света как обрамляют редкий самоцвет драгоценным металлом. Без обрамления океан выглядел бы просто глубокой лужей. Я узнал этот берег. Я его видел на фотографиях. Описывать невозможно и не стоит. Вдалеке, на мысе Краб, торчала белая башня маяка. Его построили японцы. Издали – прекрасен. На самом деле – огромные бетонные серые казематы и башня с рефлектором. Целый бетонный город. На этом маяке я потом даже ночевал и устанавливал здесь сейсмическую аппаратуру.
Если бы я сидел на этом перевале два с половиной столетия назад, мимо меня могли проплыть два корабля экспедиции Беринга – дупель-шлюп «Надежда» и бригантина «Архангел Михаил» под командой капитана Шпанберга – датчанина на русской службе. Они возвращались то ли из Японии на Камчатку, то ли наоборот. Заодно Шпанберг открыл Шикотан, который с тех пор носит двойное имя – остров Шикотан (Шпанберга). А в 1807-м, это значит, семьдесят лет спустя, вблизи этих берегов распушили белые паруса еще два легендарных судна «Юнона» и «Авось», принадлежащих Русско-Американской компании.
Так что лукавят японцы, настаивая на исконном владении Южными Курилами. В те времена даже Хоккайдо – самый крупный и самый северный японский остров – не принадлежал Японии. Там айны жили – бородатые  бугаи с европейской физиономией и загадочным происхождением.
Японцев легко понять. У них и так страна маленькая, а гонору много. Так много, что он не помещается в существующих границах. А тут еще и естественное продолжение их архипелага нехорошие русские умудрились прибрать к рукам. А нечего было от остального мира изолироваться и междуусобицами заниматься. И Гитлера поддерживать. Можно долго и громко кричать «банзай», да только историю не перепишешь. Хотя... В начале 90-х Ельцин был совсем не прочь продать острова. Ему тогда деньги очень нужны были, когда он страну разваливал. Потому и присылал сюда своих эмиссаров, чтобы прозондировать возможную реакцию островитян. Этими эмиссарами были заместитель министра иностранных дел Георгий Кунадзе и будущий предатель генерал КГБ Олег Калугин. А идейным вдохновителем выступал министр иностранных дел Козырев, с потрохами продавшийся японцам. Следует думать, что удивление эмиссаров было искренним и безграничным, когда нищие островитяне, которым обещали золотые горы, едва не поубивали их прямо в зале местного клуба. Я был тому свидетелем.
Так что сделка не состоялась. Во всяком случае пока. 
***

Я спустился в ближнюю бухту. Выход в океан загораживала уродливая, вся в лишайниках, скала. Воистину, картины художников лучше рассматривать издали. Серая вода колыхалась мертвой зыбью. Обнажившееся дно устилали какие-то пузырчатые бурые водоросли, лопавшиеся под ногами со звуком тихих пистолетных выстрелов. Берег устилали склизкие заросли морской капусты. Я пожевал один лист – невкусно. По песку прыгали мириады рачков-бокоплавов. На берегу шевелился королевский краб, не успевший сбежать при отливе. Я развел небольшой костер и кровожадно изжарил краба на открытом огне, потому что был страшно голоден. Мясо подгорело, и есть его было нельзя. Потом с сомнением посмотрел на темную воду. В ней неприятно шевелились длинные ленты водорослей. Как змеи, натурально. Я тяжело вздохнул, разделся и полез в бухту. Несколько раз упал, поскользнувшись на лентах морской капусты. Затем набрался духу и окунулся с головой. Стояло начало мая…      


Медведев Михаил Юрьевич, журналист.
Электронный адрес: press66@yandex.ru
Тел. 8-922-11-28-605
Адрес: г.Качканар Свердловской обл. 9 микрорайон, дом 1, кв. 36.