Воскресная дневная "пробка" так и осталась неплотной. Туннель Линкольна они проехали, что называется, с ветерком. Вин играл с кнопками на новом СД-плейере Мирона, устанавливая недавно купленный СД-сборник классики семидесятых.
Они прослушали "Ночь, когда умер Чикаго". Затем "Ночь, когда в Джорджии погас свет". Мирон предположил, что ночи в семидесятых годах определённо были опасным временем. Затем песня к фильму "Билли Джек" взорвалась своим "посланием" о мире на Земле. Вы помните фильмы о Билли Джеке? Вин помнил. В принципе, немного даже слишком хорошо.
Последней была классическая выжимающая слезу песня всё тех же семидесятых "Шеннон". Шеннон умирает очень рано - почти в самом начале песни. На очень высоких нотах слушателю сообщается, что Шеннон ушла - уплыла в море. Печально... Эта песня всегда влияла на Мирона. У матери от потери разбито сердце. Отец теперь всегда кажется уставшим. Ничто уже не может быть прежним без Шеннон...
- А ты знал, - сказал Вин, - что Шеннон - это собака?
- Ты шутишь...
Вин покачал головой.
- Если ты как следует прислушаешься к припеву, ты услышишь.
- Я могу понять только ту часть, где Шеннон ушла - то есть уплыла в море.
- А за этим следует надежда, что Шеннон найдёт остров с дающим тень деревом.
- С дающим тень деревом?!
- "Таким же, как то, что растёт у нас на заднем дворе..." - пропел Вин.
- Это не значит, что это собака, Вин. Может быть, Шеннон любила сидеть под деревом. Может быть, у них был гамак...
- Возможно, - сказал Вин. - Но там есть один скрытый намёк.
- И что это за намёк?
- Текст песни на вкладке в диске говорит о том, что эта песня - о собаке.
О, Вин...
- Ты хочешь, чтобы я высадил тебя у дома? - спросил Мирон.
Вин покачал головой.
- Мне надо поработать с бумагами, - сказал он. - И, я думаю, лучше будет, если я останусь поблизости.
Спорить Мирон не стал.
- У тебя есть пистолет? - спросил Вин.
- Да.
- А ты не хочешь ещё один?
- Нет.
Они припарковались на лоте Кинни и вместе поднялись на лифте. Сегодня небоскрёб молчал - ни одного муравья в муравейнике не было... Эффект от этого был слегка жутким, как в одном из тех фильмов об апокалипсисе и конце света, где всё брошено и где ощущается присутствие призраков. Позвякивание лифта отдавалось в стоячем воздухе, как раскат грома.
Мирон вышел на двенадцатом этаже. Несмотря на то, что было воскресенье, Большая Синди сидела за своим столом. Как всегда, всё вокруг неё выглядело крошечным, как в эпизоде "Зоны сумерек", когда начинает сжиматься дом или когда кто-нибудь запихивает огромное животное в розовый "Корвет" Барби. На Большой Синди сегодня был парик, который выглядел, как что-то, украденное из шкафа у Кэрол Чаннинг (1). Мирон предположил, что у неё сегодня плохо уложены волосы.
Она встала и улыбнулась ему. Мирон держал глаза открытыми, и был весьма удивлён, когда так и не превратился в камень.
В норме Большая Синди была ростом в шесть футов шесть дюймов, но сегодня на ней были высокие каблуки. Как кеды. Когда она встала, каблуки застонали, словно в агонии. Она была одета в то, что некоторые могли бы посчитать деловым костюмом. Рубашка была с оборками в стиле Французской Революции, куртка - очень тёмного серого оттенка, свежеразорванная по шву на плече.
Она подняла руки и развернулась к Мирону. Представьте себе Годзиллу, вырвавшегося на волю после того, как его пригвоздили "Тэйзером".
- Нравится? - спросила она.
- Очень, - сказал Мирон. - "Парк Юрского периода - 3: Показ мод".
- Я купила это в "Бенни".
- В "Бенни"?
- Внизу, в деревне, - объяснила Большая Синди. - Это магазин одежды для трансвеститов. Но многие из таких больших девочек, как я, одеваются там тоже.
Мирон кивнул.
- Практично, - сказал он.
Большая Синди разок шмыгнула, а потом внезапно начала плакать. На ней снова было сли-и-шком много косметики, однако же не водоупорной, и она быстро стала выглядеть, как огромный кусок лавы, оставленный в микроволновой печи.
- О, мистер Болитар!
Распахнув объятия, она побежала к нему, а пол трещал под ударами её ног. Ему вспомнилась одна из тех сцен в мультфильмах, где герои проваливаются сквозь полы, оставляя в каждом из них трафаретные изображения своего силуэта.
Мирон поднял руки. "Нет! Мирон хороший! Мирону нравится Синди! Синди, не причиняй Мирону боли!" Но все эти жесты были бесполезны...
Она обняла его, обхватив обеими руками, и подняла в воздух. Ощущение было такое, словно на него, ожив, напал бассейн. Он закрыл глаза и попытался всё это пережить.
- Спасибо... - сквозь слёзы прошептала она.
Краем глаза он заметил Эсперансу. Скрестив руки и слегка улыбаясь, она наблюдала всю эту сцену.
Внезапно Мирон вспомнил. Новая работа... Перенанять её на полную ставку...
- Добро пожаловать, - кое-как выговорил он.
- Я Вас не предам... - сказала Синди.
- А ты можешь хотя бы опустить меня на пол?
Большая Синди сделала звук, который вполне мог бы быть хихиканьем. Дети, играющие в специально отведённом для этого отсеке, завизжали и похватали за руки мам...
Она осторожно опустила его на пол, как ребёнок ставит на верхушку пирамиды кубик.
- Вы не пожалеете... Я буду работать день и ночь... Я буду работать по выходным... Буду относить в прачечную Ваше бельё... Делать кофе... Буду покупать "Ю-Ху!" Я буду даже растирать Вам спину...
У него в мозгах тут же промелькнул образ паровика, приближающегося к помятому персику...
- Э-э... "Ю-Ху!" - это было бы великолепно...
- Я сейчас... - Большая Синди подскочила к холодильнику. Мирон подошёл к Эсперансе.
- Она великолепно массирует спину, - сказала Эсперанса.
- Я поверю тебе на слово.
- Я сказала ей, что ты хотел нанять её на полную ставку.
Мирон кивнул.
- В следующий раз, - сказал он, - позволь мне самому вытащить шип из её лапы, хорошо? (2)
Большая Синди протянула ему баночку "Ю-Ху!"
- Хотите, я Вам её взболтаю, мистер Болитар?
- Я сам, Синди, спасибо.
- Да, мистер Болитар. - Она отпрыгнула назад, и это напомнило Мирону сцену из "Приключений Посейдона", когда перевернулась лодка. Она вручила ему "Ю-Ху!" Потом улыбнулась снова. И боги заслонили щитами глаза...
Мирон говорил с Эсперансой.
- Что-нибудь новенькое насчёт обмена Лестера есть?
- Нет.
- Найди мне Рона Диксона. Попробуй дозвониться ему домой.
Это взяла на себя Большая Синди.
- Сейчас, мистер Болитар.
Эсперанса пожала плечами. Большая Синди набрала номер и заговорила с английским акцентом. Она говорила, как Мэгги Смит в пьесе Ноэля Коварда. Мирон и Эсперанса пошли в кабинет Мирона. Звонок был переведён туда.
- Рон? Это Мирон Болитар. Как ты?
- Я знаю, чёрт побери, кто это, слабоумный! Твоя администратор мне сказала. Сегодня воскресенье, Мирон. Воскресенье - мой выходной. Воскресенье - день для моей семьи. Моё время для качества... Мой шанс получше узнать моих детей. Так почему ты звонишь мне в воскресенье?
- Ты меняешь Лестера Эллиса?
- И поэтому ты звонишь мне домой в ВОСКРЕСЕНЬЕ?!
- Это правда?
- Без комментариев...
- Ты мне сказал, что не будешь его менять...
- Неверно. Я тебе сказал, что не буду активно ставить его в общий блок. Если Вы припоминаете, мистер Суперагент, ты хотел включить в продажу предложение одобрения его контракта. Я сказал - нет, если только ты не хочешь отхватить пятьдесят "кусков" от его гонорара. Ты отказался. А теперь это возвращается и кусает тебя за заднее место, да, горячий ты мой?
Мирон пошевелился в кресле. Больная задница и тому подобное...
- А кого ты получишь за него?
- Без комментариев.
- Не делай этого, Рон. У него большой талант...
- Да. Как плохо, что он не великий баскетболист...
- Ты будешь выглядеть, как идиот. Помнишь, как Нолана Райана обменяли на Джима Фрегози? А помнишь, как меняли Бэйба Руфа на... э-э... - Мирон забыл, кого они получили в обмен, - на Красный Носок?
- А теперь Лестер Эллис стал Бэйбом Руфом?
- Ну, давай поговорим об этом...
- Не о чем говорить, Мирон. И вообще, если ты извинишь меня, меня зовёт жена. Это так странно...
- Что странно?
- Все эти штучки со временем для качества... И это узнавание получше своих детей... Ты знаешь, что я узнал, Мирон?
- Что?
- Я ненавижу своих детей...
Раздался щелчок.
Мирон взглянул на Эсперансу.
- Найди мне Аля Тони из "Чикаго Трибьюн".
- Его переводят в Сиэттл...
- Поверь мне.
Эсперанса указала на телефон.
- Не проси меня. Попроси Большую Синди.
Мирон включил интерком.
- Большая Синди, пожалуйста, найди мне Аля Тони; можешь? Он должен быть у себя в офисе.
- Да, мистер Болитар.
Минутой позже запищал вызов от Большой Синди.
- Аль Тони на первой линии.
- Аль? Это Мирон Болитар.
- Привет, Мирон, что такое?
- Я тебе кое-что должен, верно?
- Самое меньшее, что-то одно.
- Ну, что ж... У меня есть целая куча всего для тебя.
- Пока мы разговариваем, у меня уже твердеют соски... Поговори со мной грязнее, детка...
- Ты знаешь Лестера Эллиса? Завтра его переводят в Сиэттл. Лестер потрясён. Он доставал всю команду "Янки" целый год, чтоб его перевели. Мы не можем быть счастливее...
- Это твоя "куча всего"?
- Эй, это важная история...
- В Нью-Йорке или в Сиэттле - может быть. Но я в Чикаго, Мирон.
- Всё равно. Я думал, ты захочешь узнать.
- Не очень хорошо. Ты всё ещё мне должен.
- А ты не хочешь сначала проверить свои соски?
- Подожди... - Возникла пауза. - Уже мягкие, как перезрелый виноград. Но я могу проверить ещё раз через несколько минут, если хочешь.
- Прекращай, Аль, спасибо. Честно говоря, я не думал, что это пройдёт с тобой, но попытаться стоило. Между нами говоря, "Янки" проталкивают этот обмен изо всех сил. Я думал, ты сможешь помочь.
- А почему? Кого они получат?
- Я не знаю.
- Лестер - очень хороший игрок. Жёсткий, но хороший. Почему "Янки" так заинтересованы в том, чтобы от него избавиться?
- Ты не напечатаешь этого?
Возникла пауза. Мирон почти слышал, как мозг Аля зажужжал.
- Нет, если ты мне скажешь, чтобы я этого не делал.
- У него травма. Несчастный случай, произошедший в доме. Он повредил колено. Они это замалчивают, но после сезона Лестеру понадобится операция...
Повисло молчание.
- Ты не можешь это напечатать, Аль.
- Нет проблем. Послушай, мне надо идти.
Мирон улыбнулся.
- Позже, Аль...
Он повесил трубку.
Эсперанса взглянула на него.
- Неужели ты делаешь то, что я думаю, что ты делаешь?
- Аль Тони - мастер лазеек, - объяснил Мирон. - Он обещал, что ОН этого не напечатает. Он и не будет этого делать. Но он работает, обмениваясь с кем-нибудь одолжениями. Он - лучший мастер бартера (3) в бизнесе.
- И что?
- И теперь он позвонит другу в "Сиэттл Таймс" и обменяет эту новость на что-нибудь ещё. Слухи о травме быстро распространятся. И если это станет достоянием публики раньше, чем объявят об обмене - обмен обречён.
Эсперанса улыбнулась.
- Совсем неэтично...
Мирон пожал плечами.
- Давай просто скажем, что это расплывчато.
- Всё равно мне это нравится.
- Всегда помни кредо "МБ Спортпред": на первом месте всегда клиент.
Она кивнула и добавила:
- Даже в сексуальных связях...
- Эй, мы - агентство ПОЛНОГО обслуживания... - Добрую минуту Мирон смотрел на неё. Потом сказал:
- Могу я спросить тебя кое о чём?
Она наклонила голову.
- Я не знаю. А ты можешь?
- За что ты ненавидишь Джессику?
Лицо Эсперансы омрачилось. Она пожала плечами.
- Привычка, я полагаю...
- Я серьёзно.
Она скрестила ноги. Потом развела их снова.
- Дай мне пока остановиться на этой дешёвке, ладно?
- Ты - моя лучшая подруга, - сказал он. - Я хочу знать, почему она тебе не нравится.
Эсперанса вздохнула, снова скрестила ноги, заправила за ухо свободно свисающую прядь.
- Джессика - яркая, умная, весёлая, великолепная писательница, и я никогда бы не выбросила её из постели ни за какие коврижки.
О, эти бисексуалы...
- Но она причинила тебе боль.
- И что? Она не первая, кто совершил неосторожный поступок.
- В принципе, правильно, - согласилась Эсперанса. Хлопнув себя по коленям, она встала. - Полагаю, я неправа. Я могу уйти?
- Так почему ты до сих пор обижаешься?
- Мне нравятся обиды, - сказала Эсперанса. - Это проще, чем прощение...
Мирон покачал головой и дал ей знак сесть.
- Что ты хочешь, чтобы я сказала, Мирон?
- Я хочу, чтобы ты сказала мне, за что ты её не любишь.
- Я просто зануда. Не принимай это всерьёз...
Мирон снова покачал головой.
Эсперанса закрыла лицо рукой и на миг отвернулась.
- Ладно... Ты недостаточно силён...
- Что ты имеешь в виду?
- Для такого рода боли. Многие люди могут её принять. Могу я. Может Джессика. Может и Вин - естественно. Но ты - нет. Ты недостаточно крепок... Ты просто не так устроен...
- Тогда, может быть, это моя вина...
- Это твоя вина, - сказала Эсперанса. - Хотя бы частично. В первую очередь, ты слишком идеализируешь отношения. И ты слишком чувствителен. Ты привык слишком открываться. И привык оставаться таким вот... открытым...
- Это что, так плохо?
Она замешкалась.
- Нет. В принципе, полагаю, это хорошо. Немного наивно, но всё-таки намного лучше, чем эти идиоты, которые держат всё в себе. А теперь мы можем перестать говорить об этом?
- И всё-таки я не думаю, что ты ответила на мой вопрос...
Эсперанса подняла ладони кверху.
- Это - лучшее, что я могла сделать...
...Мирон снова мысленно перенёсся в воспоминаниях к Маленькой лиге, к тому, как Джоуи Давито свалил его своим ударом, к тому, что он никогда больше не смог стоять на поле так, как раньше... Он кивнул. Привык открываться, сказала Эсперанса. "Привык..." Любопытное использование слов...
Воспользовавшись преимуществом, которое давало ей молчание, Эсперанса сменила тему.
- Я проверила информацию об Элизабет Бредфорд, как ты просил.
- И что?
- Там нет ничего такого, что давало бы повод подозревать, что её смерть была чем-то иным, кроме несчастного случая. Ты можешь добраться до её брата, если хочешь. Он живёт в Вестпорте. Но он близок к своему предыдущему зятю (4), так что я сомневаюсь, что ты что-нибудь найдёшь.
Напрасная трата времени...
- А ещё кто-нибудь из семьи?
- Сестра, которая тоже живёт в Вестпорте. Но она проводит лето на Лазурном Берегу.
Второе попадание, и снова мимо...
- А ещё?
- Кое-что слегка не даёт мне покоя, - сказала Эсперанса. - Совершенно ясно, что Элизабет Бредфорд была абсолютной социалкой (5), светской дамой первого разряда. Едва ли неделя проходила без того, чтобы её имя не мелькало в газетах в связи с тем или иным событием. Но ЗА шесть месяцев до того, как она упала с балкона, упоминания о ней прекратились.
- Когда ты говоришь "прекратились"...
- Я имею в виду, совершенно. Её имени не было НИГДЕ, даже в городской газете.
Мирон задумался.
- Может быть, она была на Лазурном Берегу...
- Может быть. Но муж её с ней там не был. Об Артуре по-прежнему писали много.
Мирон откинулся назад и раскрутил кресло вокруг оси. Снова взглянул на бродвейские плакаты позади своего стола. Да, их действительно пора было выбросить...
- Ты сказала, об Элизабет Бредфорд было много историй ДО того, как...?
- Не историй, - поправила его Эсперанса. - Упоминаний. Её имя всегда предварялось строками "Хозяйкой вечера была...", или "Список посетителей включал...", или "На фото слева направо..."
Мирон кивнул.
- А это всё было в каких-то колонках, или в больших статьях, или где?
- В "Джерси Леджер" всегда была колонка, посвященная общественной жизни. Она называлась "Общественные суарЕ" (8).
- Легко запомнить. - Однако Мирон, хоть и слабо, но всё же помнил эту колонку с детства. Его мать всегда пробегала её глазами, проверяя, не попадётся ли среди выделенных жирным шрифтом лиц какое-нибудь известное. А однажды мама даже сама попала туда, со ссылкой на неё как на "выдающегося областного адвоката Элен Болитар." И она хотела, чтобы именно так её называли всю следующую неделю. Мирон кричал: "Привет, мам!", а она отвечала: "Для Вас, мистер Модные Брюки - выдающийся областной адвокат Элен Болитар!"
- А кто писал эту колонку? - спросил Мирон.
Эсперанса вручила ему лист бумаги. На нём было запечатлено лицо симпатичной женщины со стильным сверх меры шлемом волос, а-ля леди "Птица" Джонсон (7). Её звали Дебора Уиттейкер.
- Как ты думаешь, мы сможем достать её адрес?
Эсперанса кивнула.
- Думаю, это не займёт много времени.
Добрую минуту они смотрели друг на друга. Дата ухода Эсперансы с работы висела над ними, как Дамоклов меч.
- Я не могу представить, что тебя не будет в моей жизни... - сказал Мирон.
- Этого не будет, - ответила она. - Невзирая на то, что ты решишь, ты всегда будешь моим лучшим другом.
- Партнёрство разрушает дружбу...
- Это ты так говоришь.
- Я это знаю. - Он достаточно долго избегал этой беседы. Пользуясь баскетбольной терминологией, он зашёл в четыре угла, но двадцатичетырёхсекундные часы остановились. Он не мог откладывать неизбежное дольше в надежде, что это неизбежное каким-нибудь образом превратится в дым и растворится в воздухе. - Мои отец и дядя уже пробовали это делать. Закончилось всё это тем, что они не разговаривали друг с другом четыре года.
Она кивнула.
- Я знаю.
- И даже сейчас их отношения уже не такие, как были. И уже не будут такими. Я в буквальном смысле знаю множество семей - и друзей - хороших людей, Эсперанса - кто пытался вступать в партнёрские отношения. И я не знаю ни одного раза, когда это длилось бы долго. Ни одного. Брат идёт против брата. Дочь - против отца. Лучший друг против лучшего друга. Деньги делают с людьми интересные вещи...
Эсперанса кивнула снова.
- Наша дружба, - сказал Мирон, - может пережить всё. Но я не уверен, что она выживет в партнёрских отношениях...
Эсперанса снова поднялась.
- Я найду тебе адрес Деборы Уиттейкер, - сказала она. - Это не займёт много времени.
- Спасибо...
- И я дам тебе три недели для перевода. Этого будет достаточно?
Мирон кивнул; горло у него пересохло. Он хотел сказать что-то ещё, но всё, что приходило в голову, мысль за мыслью, было ещё более нелепым, чем то, что этому предшествовало...
Зажужжал интерком. Эсперанса вышла из комнаты. Мирон нажал кнопку.
- Да?
- "Сиэттл Таймс" на первой линии, - сказала Большая Синди.