Любовь Сирота Припятский синдром

Любовь Сирота
Буквально накануне 26 апреля – Дня памяти Чернобыльской трагедии, наконец-то (и весьма неожиданно для меня), появилась возможность издания моей давней прозы – киноповести "Припятский синдром". Книга вышла при поддержке Международной общественной организации "ПРИПЯТЬ.ком" и сайта города Припяти, которым огромнейшее спасибо за книгу и за всю подвижническую работу по сохранению памяти о Чернобыльской катастрофе и нашей Припяти!..   
________________________________________


Любовь СИРОТА
                ПРИПЯТСКИЙ СИНДРОМ
                (отрывок из киноповести)
 
                ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

         Все начиналось, как в кино. Замысел большого прозаического произведения о Чернобыльской катастрофе появился еще в 1990 году, когда закончилась почти ежедневная двухлетняя борьба за наш фильм "Порог" (режиссер Роллан Сергиенко), пробивший "железный" занавес замалчивания последствий этого бедствия, хотя сам фильм, запущенный в 1988 г. с легкой руки тогдашнего директора киностудии им. А. Довженко, известного кинорежиссера Николая Мащенко, был снят в невероятно короткий срок – всего за полгода.
         Именно тогда все увиденное, услышанное, пережитое – весь четырехлетний постчернобыльский опыт, уже давно не вмещающийся в поэтические строки, начал выплескиваться на страницы будущего то ли романа, то ли повести – "Припятский синдром".
         Тогда же Николай Павлович, вероятно, экстрасенсорно ощутивший этот процесс, предложил написать сценарий о Чернобыльской трагедии и сам дал название – "Как спасти тебя, сын". А поскольку в те сложные перестроечные годы киностудия переживала все углубляющийся финансовый кризис, работа над будущим (сначала двухсерийным, затем односерийным) фильмом, так и замерла на сценарном уровне.
         Но именно эта работа повлияла на стилистику повести, которую я предлагаю Вашему вниманию, дорогой Читатель! (Любовь Сирота)
               
--------------------
Повесть посвящается моим землякам-припятчанам и всем, чьей судьбы коснулась зловещая тень Чернобыльской катастрофы. И хотя в основу ее легли реальные события, повесть не документальна, поскольку все ее герои – образы собирательные…
--------------------
                ПРОЛОГ

           … В густом фиолетовом небе пульсирует далекая звездочка. Она увеличивается, превращаясь в яркую вихрастую звезду, затем – в огромный многоцветный шар, который надвигается все ближе и ближе, оставляя длинный лучистый шлейф… Вдруг ослепительная вспышка… Все небо занимается дрожащим от собственного жара красно-желтым заревом, которое вырвалось, оказывается, из распахнутого зева развороченного взрывом реактора… И еще горячей, красным-красна, громадная труба второй очереди ЧАЭС…   

           … Ирина резко просыпается. Уже ставший привычным, особенно за последние два года, криз нестерпимой болью терзал голову, горячим свинцом наполнял каждую клетку тела. Ах, как это некстати! Ведь она, наконец-то, решилась забрать сына, но до этого еще так много нужно успеть. Непослушной рукой она нащупывает лекарство, лежащее на тумбочке в изголовье постели. Вынимает из упаковки обезболивающую таблетку, разжевывает ее. Пытается достать таким же образом  бокал, но рука срывается. Бокал падает, вода льется на ковер, заливая письма, лежащие на нем.
         Ирина морщится от горечи и боли. Стискивает руками голову, отчего ее коротко стриженые волосы ерошатся еще больше. Начинает медленно подниматься. Берет там же, на тумбочке, упаковку валерьянки и отправляет в рот еще две таблетки. Тяжело дыша, она поднимает письма, кладет на тумбочку. Какое-то время сидит в постели, затем с трудом встает. И со стоном, осторожно ступая, держась за голову, бредет в ванную.
       Ей слышится голос сына, его первое письмо из санатория:
           "Здравствуй, дорогая мамочка! Пишу тебе сразу, после твоего отъезда в 7 ч. 31 мин. У меня все еще сильно болит голова. Так хочется, чтобы эти два месяца протекли незаметно, но впереди еще целых 58 дней. Так хочется тебя увидеть…"
          Ирина рассматривает в зеркале свое лицо, изможденное болезнью.
         "… Я уже говорил тебе, что не выдержу здесь больше месяца, а мне сказали, что здесь будет еще жарче…Пиши мне, мама!.. Твой Денис."
          Изображение в зеркале расплывается. Слышится стон и шум падающих предметов …

~~~~~~~~~~ 

           … Июльское утро одной из окраин столичного города уже дышит зноем. Автобусная остановка. Толпа на ней слишком велика даже для начала рабочего дня. Видно, очень долго нет автобуса. На противоположной стороне улицы показалась хорошо сложенная, но как-то не по возрасту перегнувшаяся фигура Ирины. С сумкой через плечо, ничего не замечая, она медленно переходит дорогу, приближается к остановке. И только тут обнаруживает необычное столпотворение.
          Ирина пытается остановить любую машину, но тщетно. Наконец, резко притормозив, респектабельного вида водитель лениво роняет:
         – Куда?..
         – Минздрав.
          – 60 рэ.
          – Да вы что? На такси десять рублей всего!..
          – Так едете или нет? – вяло прожевал респектабельный гражданин.
         Ирина отчаянно захлопнула дверцу. Машина, обдав ее газом, удаляется. Она, подавленная, идет под навес остановки, прислоняется к холодной шершавой опоре. Достает таблетку.             
         Проходящая мимо остановки женщина кричит ожидающим:
          – Напрасно ждете! Автобусы не ходят. Забастовка у них…
         На остановке оживление. Кто-то огорчен, кто-то обрадован.         
         Толпа редеет. А поскольку Ирине непременно нужно сегодня добраться в центр, она решает все-таки дождаться автобуса. Подходит к освободившейся скамейке, усаживается так, чтобы можно было прислонить больную спину к, слава Богу, не полностью сломанной спинке. И, хотя ее беспокоит непредвиденная задержка автобуса, в глубине души она рада каждой новой весточке грядущих перемен, что сладким и одновременно тревожным ожиданием все сильнее напрягают необъятные просторы страны, которую давно в народе прозвали коротким и емким словом "совок". И это странное, но уже знакомое, ощущение сладкой тревоги напомнило ей …

~~~~~~~~~

           … Раннее утро 26 апреля 1986 г. Ирина в легком домашнем халатике отстукивает на старенькой портативной "Москве" очередную статью, за которой, по обыкновению, провела ночь. Она ставит последнюю точку, вынимает густо отпечатанный лист. Собирает рукопись и откладывает ее в одну сторону, в другую отодвигает машинку, прикрыв ее свежим номером "Огонька".
         На столе, кроме пишущей машинки и рукописи, стоит пустой кофейник и чашка с остатками кофе, а на краю, у книжного шкафа, лежат книги, бумаги.
         Рабочий стол у них с сыном один, поэтому днем и вечером обычно свободную площадь его занимает Денис, а ночью он – в полном распоряжении мамы.
         Ирина очень любит тишину своих долгих ночей, когда никто и ничто не мешает ей работать или просто "сидеть в окне", размышляя о бытие и вечности наедине со звездами и постоянно изменяющейся, но всегда загадочной луной.
         Ирина выключает настольную лампу, ибо в комнате уже достаточно светло. На трехстворчатом окне оранжево вспыхивают слегка раздвинутые шторы. Крайняя створка распахнута настежь, и легкий весенний ветерок развевает тюлевую занавеску. Ирина отдергивает ее и с удовольствием вдыхает пронзительно-свежий воздух, сладко потягиваясь и радуясь удачно законченной работе, ясному небу, ветерку, ласково треплющему ее пышные, длинные светло-русые волосы, пробуждающемуся лесу через дорогу, который плотными соснами убегает вдаль – аж до Управления строительством, и дальше – до ЧАЭС. Лес этот за окном – столь же привычная и дорогая деталь ее ночных бдений. Сегодня он подернут сизоватой, призрачной дымкой. Хорошо!..
        Она будит сына, помогает ему собраться в школу, пока тот умывается и гремит посудой на кухоньке, завтракая.            
         Солнечные блики все больше заполняют небольшую комнату их малосемейной квартиры. Вот луч заиграл по инкрустированным часам на книжном шкафу, по многочисленным корешкам книг на его полках, зажег чеканку над столом, пробежался по кофейным обоям, по декоративной люстре, упал на мягкий плед, покрывающий софу у противоположной от стола стены. Осветил замысловатый рисунок простенького молдавского ковра, который, однако, покрывал почти весь пол, настолько невелика была эта комната. Но у стены напротив окна – от угла до двери – еще уместился диван, на котором лежит расчехленная гитара. А дальше – белая двухстворчатая дверь довольно вместительной кладовки, служащей им еще и платяным шкафом.
          Здесь, в одной из припятских малосемеек, Ирине с Денисом уже несколько лет жилось легко и уютно. И хоть через пару месяцев их ожидал переезд на новую квартиру, которого они ждали с нетерпением, все-таки было грустно расставаться с уже привычным жилищем. И потому, от близкого расставания что ли, все здесь казалось еще милее и дороже. И, возможно, поэтому к радостному ощущению чудного весеннего утра примешивалась какая-то щемящая тоска.
         Денис, уже в куртке и туфлях, заскочил в комнату за портфелем. Ирина удивляется такой прыти:
         – Куда это ты в такую рань? Еще целый час до занятий! Что-то на тебя не похоже…
         – Да ладно, мам… Мы сегодня дежурные. И Сережка меня уже ждет во дворе. Мы так договорились, понимаешь?... Ну, прогуляться немного перед школой… Свежим воздухом подышать!... – многозначительно отбивается Денис.
        – А… Свежий воздух – это хорошо! – сонно протянула Ирина. – Ну, беги, беги… Да, – вспоминает она, – Деня, знаешь, ночью опять на станции что-то гудело и ухало, аж стекла дрожали… Слышал?!...
        – Ну и что?! – крикнул сын уже из прихожей. – Я пошел…

         Через несколько часов Ирина тоже вышла из дома, и знакомым маршрутом, через дворы, направилась в ДК, где сегодня собиралась литературно-театральная студия.
          День этот ей очень нравится, и как-то по-особенному волнует все: щебетание птиц, трепетные ветки лип и кленов, подернутые зеленью, даже каштаны уже расставили свои широкопалые листья под крохотными свечками... Все знакомо, радостно и вместе с тем как-то неповторимо сегодня. Приятно изумили Ирину пенные ручьи по дорогам и тротуарам, то там, то здесь виднелись поливальные машины. Ах, вот еще почему день сегодня так удивительно свеж. Должно быть, каждую субботу, так тщательно моют улицы города, просто раньше она этого не замечала. И эти пенные  ручьи на улицах добавили ее приподнято-восторженному настроению некоторую торжественность и праздничность.
         Вместе с тем, Ирина удовлетворенно отметила, что удачно оделась сегодня. Она в джинсах, легкой кофточке и распахнутой яркой ветровке, а главное – в кроссовках, что позволяет ей беззаботно шагать вприпрыжку по пенным лужам. Свежий ветерок приятно ласкает лицо, развевает волосы. Хорошо!..
         Появившаяся из-за углового дома старая полесянка еще издали спросила Ирину:
          –  Доню, дэ тут автостанция?..
          –  Вот так идите прямо по этой улочке, а там перейдете через дорогу и чуть вправо… Вон она около того леса, видите?! – обстоятельно объясняет Ирина подошедшей старушке.
          –  На автостанцию не идите! – прервал ее громкий мужской возглас. Ирина оглянулась. Шагах в двадцати от них стоял странный взъерошенный и чем-то озабоченный человек в грязной робе. – Автобусы сегодня все равно не ходят!.. – кричит он.
         Старушка засеменила к нему, выяснить, почему же не ходят автобусы. А Ирина, пожав плечами – не ходят, так не ходят! – поспешила дальше.
          На проспекте Ленина и на площади перед дворцом культуры необычно много праздно слоняющегося народа и еще больше синих милицейских мундиров. Это обстоятельство вновь удивило Ирину. Праздная толпа, на тротуарах торговые точки с мороженым и прочими сладостями, все отнюдь не похоже на рядовую субботу, а дышит приближающимися майскими праздниками.
          Во дворце же, наоборот, почти никого нет. Ирина приветливо поздоровалась с вахтером, не старой еще женщиной, которую все почему-то звали бабой Пашей. Та что-то хочет сказать Ирине, ибо любит посудачить с ней о своем житье-бытье. Но на этот раз Ирина разводит руками, давая понять, что опаздывает. И бежит вверх по лестнице, пересекает изящно оформленный танцевальный зал.
          В студийной комнате оказалось только двое. Татьяна – инженер ЧАЭС, недавно родившая третьего ребенка. Освобожденная от "трудовой повинности", она каждую минуту свободного времени отдает теперь писанию стихов и рисованию. Сегодня она пришла пораньше, чтобы заняться стенгазетой. Второй в комнате была подруга Ирины Софья – профессиональная журналистка, работающая в местной газете и подрабатывающая на радио. Она стоит у окна и курит. Татьяна сидит за столом перед чистым листом ватмана, так и не нанеся на будущую газету ни штриха.
         –  Ну, что слышно?.. – встретили они Ирину дружным дуэтом.
         –  Вы о чем? – удивляется Ирина. – И почему нас до сих пор так мало? А я-то думала, что опоздала!..
         –  А!.. – разочаровано басит Софья, подходя к Ирине, целует ее в щеку, тут же вытирая след от помады. – Это дитя все еще в неведении. Как тебе это нравится, Татьяна?..
         Софья возвращается к оставленной в пепельнице на окне сигарете, жадно затягивается и с любопытством разглядывает Ирину.
         –  Птичка Божия не знает ни заботы, ни труда, – подхватила Татьяна, но потом уже серьезно добавляет: – Больше никого не будет, наверное… Нас двоих тебе хватит?.. Можешь начинать, начальник!
         –  Что случилось? – упавшим голосом спрашивает Ирина.
         –   Да мы сами толком ничего не знаем, – тихо говорит Татьяна. – Что-то на станции произошло ночью… Очень плохое что-то… Даже жертвы есть…
          –  Кончай паниковать! – выдохнула вместе с дымом Софья. – Если бы что-то очень плохое, я бы уже точно знала!.. Не дрейфь, командир, – обращается она к Ирине. – Давай разберем, что там у нас сегодня, и разбежимся по домам… За детей тревожно-таки…
          –  Да, а что ты думаешь… В третьей школе учеников велели на улицу сегодня не выпускать, – подтверждает Татьяна, старшая дочь которой учится в пятом классе этой школы.
          –  Ах, вот оно что?!.. – какое-то непривычное, сладко-тревожное чувство овладело Ириной и, смешавшись с утренним восторгом, заполнило каждую ее клетку и даже защипало в носу. Однако, тут же собравшись, она сказала почти спокойно:
         –  Ладно. Не будем гадать. Татьяна, ты попробуй дозвониться на станцию. А я пока посмотрю, что у нас там запланировано на сегодняшний вечер…
         –  Звонить бесполезно! – бурчит у распахнутого окна, Софья. – Она и так добрых полчаса "сидела" на телефоне. Молчит Атомная…
          Ирина, устроившись за столом, раскрывает журнал:
          –  Так… Ну, что поделаешь?.. Ты, Тань, сегодня свободна. Лети к своему малышу. Ему ты нужнее… А у нас, Софушка, с тобой два выступления в общежитиях… Давай так: ты пока тоже иди к своим. Вернешься сюда в шесть. А я к тому времени созвонюсь… или как-то свяжусь с общежитиями... Но, судя по всему, чаэсовским, думаю, не до вечера поэзии сегодня… А в стройковском – вполне возможно, нас будут ждать… Ты будешь читать, я петь… А ответы на вопросы, как обычно! Добро?..
          –  Окей!.. – спрыгнула с окна Софья, колыхнув курчавой копной длинных темно-русых волос. – До вечера! – чмокнула она в щечку Ирину и ласково потрепала короткую стрижку Татьяны.

          Ирина дома. Она взволнованно меряет шагами комнату, иногда выходя на кухню – приглянуть за готовящимся обедом. Вдруг, спохватившись, плотно закрывает окно. Сына все еще нет. Часы показывают половину третьего. Наконец открывается входная дверь, Ирина спешит навстречу сыну в маленькую прихожую. Зрелище потрясающее – мальчик весь с головы до пят в глине и песке. Когда он сбрасывает туфли, из них высыпаются "горы" песка.
          –  Боже мой! Где тебя носило, – ужасается Ирина.
          –  А у нас был субботник сегодня… Мы… двор подметали, – соврал Денис. На самом деле, он после школы бегал с Сережкой на речку, но об этом Ирина узнает позже. А пока она возмущается:
         –  В одних школах детей сегодня вообще не выпускали на улицу, а у этих, видите ли, субботник, да еще в младших классах… Безобразие!..
           На что Денис, переодеваясь, ответил со знанием дела:
         –  Я все знаю. Ночью на станции что-то бабахнуло!... У нас даже совещание было для учителей… А нам сказали – нужно пить таблетки какие-то с йодом, а взрослым можно пить вино… Может, детей даже, как это… э… ва… вывезут в общем…
         –  Эвакуируют?! – подсказывает Ирина.
         –  Да, правильно! Э…ва…кую…ют, – умываясь, соглашается он.
         –  Ладно, знаток! Мойся. Пообедай. Займись чем-нибудь. Почитай. А у меня еще дела сегодня. Вернусь поздно. Я тебя закрою. Так что будь умницей!.. Окно, смотри, не открывай! Ясно?!
         – Ясно, – вздыхает сын. 

         Литературный вечер, посвященный творчеству Марины Цветаевой, в стройковском общежитии подходит к концу. Молодежи в красном уголке собралось довольно много. Они долго не отпускают гостей. И вот Ирина исполняет последнюю песню:
Времени у нас часок.
Дальше – вечность друг без друга!
А в песочнице – песок –
утечет!
Что меня к тебе влечет – 
вовсе не твоя заслуга!
Просто страх, что роза щек – 
отцветет…
Ты на солнечных часах – 
монастырских – вызнал время?
На небесных на весах –
взвесил – час?..
Для созвездий и для нас –
тот же час – один – над всеми.
Не хочу, чтобы зачах –
этот час!..
          На последних аккордах песни их с Софьей окружили, засыпая вопросами. На время этой встречи все забыли тревоги сегодняшнего дня. И только в одиннадцать, с букетами цветов, вырвались подруги от благодарной аудитории.
          Миновав недостроенный стадион, они, опьяненные теплым приемом и чудесным ласковым вечером, идут к центральному проспекту с обычным для центральных улиц всех городов СССР именем Ленина, сопровождаемые яркой иллюминацией: лучистым "НАРОД И ПАРТИЯ ЕДИНЫ" над горкомом, "ГОТЕЛЬ ПОЛІССЯ" – рядом с ним, "ДВОРЕЦ КУЛЬТУРЫ "ЭНЕРГЕТИК" – над зданием ДК, над магазином слева – "РАЙДУГА", а справа, издали, с высоты девятиэтажного жилого дома изливает на них свой неоновый свет бессмертная фраза – "ХАЙ БУДЕ АТОМ – РОБІТНИКОМ, А НЕ СОЛДАТОМ"...
          Софья провожает подругу, ибо в такой чудесный вечер домой идти еще не хочется. Так, беспечные, дошли они до конца проспекта. И как только вышли на кольцо, ведущее к мосту, обе ахнули: вдали, над лесом, стояло огромное горячее зарево. Оно колыхалось и дрожало, как над раскаленным мартеном. И еще горячей, красным-красна была громадная труба второй очереди ЧАЭС.
         –  Да… – выдавила из себя Софья. – Значит, и впрямь дело дрянь!..
          В Ирине же, наряду с потрясением, опять поднялась волна сладко-тревожного ребячьего восторга:
         –  Давай подойдем к мосту!..  Интересно, остановят нас или нет?!
          Софья, похоже, испытывала такое же чувство. И молодые женщины бодро зашагали к мосту, ведущему из города. Они уже начали подниматься на мост, но никто их так и не остановил. И, потеряв интерес к авантюрной затее, подруги медленно возвращаются, не отрывая глаз от зарева над лесом.
         –  Вот бы забраться сейчас на крышу девятиэтажки и наблюдать за всем, что будет происходить дальше, а? – по-мальчишески восклицает Ирина. – А что?! Это, быть может, наш профессиональный долг…
         –  Слушай, мать! Тебе не кажется, что ты слишком близко живешь к этому джинну?.. Как бы он и вовсе не вырвался из своей раскаленной бутылочки?!.. – басит Софья. – Значит, так: если что – пусть Денис с рукописями мчит ко мне, у нас все-таки подальше, значит, и безопасней… А ты можешь созерцать и летописать, сколько душе твоей угодно… Договорились?!
         –  Добро! – соглашается Ирина.
          Прощаясь, они обнялись как-то крепче и теплее, чем обычно. И уже стали расходиться, как с моста, мимо них, по проспекту в сторону горкома промчалась вереница черных "волг" и правительственных "зимов".
         Ничего не говоря, подруги еще раз махнули друг другу на прощание и поспешили каждая в свой дом. И над каждой уже довлело, уже весело в воздухе и охватывало непонятным тревожно-сладостным трепетом сердце – полузабытое военное слово: эвакуация
          Дома Ирина застала уже спящего сына. Не снимая верхней одежды, она зажигает настольную лампу. Открывает настежь дверцы шкафа-кладовки, достает оттуда большую черную дорожную сумку. И, сев на стул, рассеяно осматривает комнату, соображая, что же самое необходимое нужно уложить в сумку, на случай, если…
         Сын заворочался и открыл глаза:
         –  Мама, куда ты?..
         –  Я только пришла, сынок!..
         –  А что ты делаешь? – сонно и встревожено спрашивает он, глядя на сумку и распахнутую кладовку.
         –  Думаю, что положить в сумку, чтобы быть готовыми в случае эвакуации…
         –  А что? Она – будет?..
         –  Не знаю. Но, кажется, что будет… Ты спи пока. Спи. Я тебя разбужу, если что…
         –  Хорошо. – Денис, отвернувшись к стене, сразу сладко засопел.
          Ирина же энергично встает, вынимает из кладовки теплые вещи, смену белья, два полотенца. Выходит из комнаты, возвращаясь с мылом и прочей парфюмерией. Вещи, часть писем и бумаг, несколько книг – постепенно заполняют сумку. Она открывает дверцу нижней секции книжного шкафа, роется в бумагах, собирает документы, кладет их в дамскую сумочку. Достает альбом, садится с ним к столу, листает. Выбрав несколько не вклеенных фотографий, тоже кладет их в сумочку.
          Альбом, открытый на самой яркой театральной странице их припятской жизни, лежит на столе. На фотографиях – репетиции и премьера большой полуторалетней работы – поэтического спектакля о Марине Цветаевой. Ирина же, раскрыв окно, как обычно, сидит на подоконнике и смотрит в глухую, тревожную ночь. Ей слышится романс из спектакля на стихи М. Цветаевой: "Вот опять окно, где опять не спят. Может – пьют вино, может – так сидят. Или просто – рук не разнимут двое. В каждом доме, друг, есть окно такое. Крик разлук и встреч – ты, окно в ночи! Может – сотни свеч, может – три свечи... Нет и нет уму моему – покоя. И в моем дому завелось такое... Помолись, дружок, за бессонный дом, за окно с огнем!.."  А за окном  по дороге на станцию туда-сюда тихо снуют, без обычных сирен и сигнализации, машины пожарной и "скорой" помощи, а также черные "волги" с темными окнами.
         Около трех часов ночи в квартиру тихо постучали, потом громче.
         –  Кто?.. – спрашивает Ирина.
         –  Откройте! ЖЭК… – негромко проскрипело за дверью.
          Ирина открывает. Незнакомый мужчина скрипучим голосом почти прошептал, как заведенный, фразу:
         –  Приготовьтесь к эвакуации. Не спите. Ожидайте…
         –  Где? – спрашивает Ирина.
          Но тот уже скребется в другие двери. Ирина замечает в длинном полутемном коридоре несколько семей, тихо, словно тени, стоящих вдоль стен у своих вещей.
          Вернувшись в комнату, она будит сына. Помогает ему, сонному, облачиться в уже приготовленную одежду. Денис обувается, набрасывает куртку. Они выходят и, как остальные, некоторое время молчаливою тенью стоят у дверей.
          Воздух в коридоре как-то уж очень густ – до металлического привкуса во рту. Люди переговариваются сначала сдавленным шепотом, потом чуть громче, и вот уже можно расслышать обрывки фраз:
         – … говорят, автобусы под Шепеличами уже стоят…
         –  Да сколько же ждать-то?!
         Но, на удивление Ирины, все сдержаны и благоразумны. Нет ни паники, ни истерик, которые, по литературным описаниям, обязательны в подобных ситуациях. Лишь слышно, как в соседней квартире слева глухо скулит Антонина, жена сотрудника милиции. Оно и понятно – муж ее, Толик, конечно же, останется в городе при любых обстоятельствах.
          Взволнованный, выскакивает из квартиры Толик, кивает Ирине и спешно уходит. За ним выбегает зареванная Антонина. Увидев Ирину, она бросается к ней и тихо просит:
         –  Ирочка, присмотри минут пять за Анкой, пожалуйста!.. Я сейчас… 
          И, едва сдерживаясь, соседка быстро идет к лестнице, а там уже бежит. Из квартиры справа выходит буфетчица Вера с годовалым младенцем на руках.
         –  Так вы успели забрать его из больницы? – вместо приветствия спрашивает Ирина.
         –  Вчера вечером, – тихо отвечает соседка.
         –  Ну, слава Богу, что успели, –  вздыхает Ирина, –  теперь хоть вместе будете…
          Из дверей слева выглядывает пухленькое симпатичное личико трехлетней Анюты – такое личико обычно изображают на детском питании "Малыш". Огромные голубые глазенки ее широко распахнуты.
         –  Де мама? – хнычет она.
         –  Иди ко мне, моя хорошая, –  зовет ее Ирина, берет на руки, целует. – Мама сейчас вернется… Все хорошо… Все хорошо, маленькая…
          Возвращается Антонина, она бледна и подавлена.
         –  Спасибо!.. Идем домой, Анна, будем собираться!..
         Дети не выдерживают давящего ожидания и начинают убегать во двор. Денис тоже шепотом просит Ирину отпустить его. Она раздумывает, но потом сдается. И сын, радостный, вприпрыжку исчезает в лестничном пролете.
         За детьми потихоньку начинают спускаться во двор и взрослые.
          Ирина возвращается в квартиру, занеся вещи в прихожую. И вновь садится на подоконник, со второго этажа наблюдая за происходящим у подъезда. На скамейках и около них стоят сумки, авоськи, рюкзаки. Взрослые, кто в чем, собрались в кучки, обсуждая события минувшего дня, гадая, предполагая, споря о том, что ждет всех дальше. Тучный мужчина в теплом спортивном костюме доказывает всем, что одежда должна быть походной, мол, он точно знает: вывезут их километров за десять в палаточный городок денька на три, а потом все опять вернутся по домам, так что не стоит обременять себя лишним грузом.
          Дети бегают, играя в догонялки. Самые маленькие, и среди них Анюта, копошатся в песке. Денис и несколько ребят его возраста (9 – 10 лет) забегают в подъезд и выбегают со спичками. Ирина кричит:
         –  Денис, зачем у вас спички? Вы что, жечь что-то собрались?
         –  Нет, мам, –  громко отвечает сын. – Спички мы собираем уже испорченные. Это у нас игра такая. Смотри…
          И они с Сережкой, полным сероглазым мальчуганом, продемонстрировали ей свою игру. Каждый берет спичку двумя пальцами правой руки, и затем с силой сталкиваются две спички. У кого сломалась, тот проиграл.
         –  Видишь, я выиграл! – подняв голову вверх, кричит Денис.
         –  Ну, хорошо! Играйте, – махнула рукой Ирина и посмотрела в небо, откуда приближался резкий рокот вертолета. Был уже шестой час утра. И в светлеющем небе четко вырисовался пятнистый военный вертолет, который, пролетев совсем близко от них и низко над лесом, приземлился где-то недалеко – то ли у автостанции, то ли на старом стадионе. Мальчишки ринулись туда. Взрослые всполошились:
         –  Стойте! Куда вы?!
         –  За дом! Только посмотрим, где он сел, и назад, – отвечает кто-то из ребят.
         Ирина выскочила из квартиры и стремглав бросилась по лестнице. На первом этаже у коридорного окна, сидя на корточках, во что-то играют несколько девочек. Ирина, на миг остановившись, спрашивает у старшей:
         –  Ну, что слышно, Наталка?...
         –  Говорят, если нас до девяти не эвакуируют, то остаемся. Но реактор раскалился так, что только плюнь и взорвется!.. – охотно сообщает девочка.
         –  Ясно. Благодарю за информацию! – бросает Ирина и бежит дальше.
          Она догнала сына почти у стадиона, где еще шумел пропеллер вертолета.               
         –  Быстро домой! – строго говорит она ему. – И все остальные тоже – по домам. Вертолета не видели, что ли? Быстренько все отсюда!..
         С десяток мальчишек неохотно плетутся обратно, то и дело, оглядываясь на громадную пятнистую машину. По дороге Денис, измученный почти бессонной ночью, простонал:
         –   Мам, ну будут нас ликвидировать, или нет?!..
         Ирина невольно улыбнулась его ошибке, но ответила серьезно:
         –   Я знаю не больше твоего. Говорят, автобусы уже стоят в Чернобыле и под Шепеличами, но официальной информации нет никакой…
         –   Что значит – официальной?
         –   Ну, по радио никто ничего не сообщал… Поэтому – одни только слухи, понял?..
         –   Понял, – неуверенно ответил Денис.

         –   Я устал уже, мам, – говорит он, когда они вошли в свою квартиру. – Можно я еще немного посплю?
         –   Конечно, можно. Даже нужно! Все лучше, чем носиться за вертолетами. Ложись прямо в куртке и обуви, чтобы, если что, не терять времени…
         Денис опять заснул очень быстро, а Ирина, закрыв его на ключ, поспешила к телефонным будкам на автостанции, в надежде дозвониться в ДК, в горком, в редакцию – куда-нибудь, чтобы узнать все более или менее достоверно. Но ни один телефон-автомат не работает. Значит, отключили, решила Ирина.
        Она еще какое-то время кружит вокруг дома в надежде что-то узнать, сгорая от желания побежать во дворец и, в то же время, боясь оторваться от дома – вдруг в суматохе внезапной эвакуации она потеряет сына.
          Солнце уже поднялось высоко. Жильцы их дома и ближайших, тоже разбуженных, домов давно разошлись по квартирам. По тротуару, в сторону железнодорожной станции Янов гуськом – с сумками и чемоданами – потянулись командировочные, вероятно, уже получившие  документы на отъезд. Таких в городе, на строительстве пятого и шестого блоков ЧАЭС, было несколько тысяч.
          А с балконов вдогонку им несется:
         –   Вы куда так спешите, мужики?!
         –   Нихт ферштейн, – отшучивается кто-то из них на ходу.
         Из соседних домов перекрикиваются тоже:
         –   Эй, кума! Идите к нам!...
         –   Нет, лучше вы – к нам! У нас самогон есть!...
        "Пир во время чумы", – подумалось Ирине. Она и сама – от неизвестности ли, от сжатости ли кисловатого воздуха – была в каком-то странном, полупьяном возбуждении. Неведомая сила носила ее вокруг дома с такой легкостью, что, казалось, она не касается земли.
        Лишь к полудню она решается-таки оторваться от дома и почти летит по знакомому маршруту в сторону ДК. То и дело с усилием трет она глаза и щеки, которые почему-то очень чешутся, все лицо слегка пощипывает. Но Ирине не до того, ей хочется сейчас запомнить все: и остро торчащие листья каштанов под свечками, и пестрые, но теплые тона многоэтажек, стоящих в полушахматном порядке, и красивый детский садик с удобными игровыми площадками, и двор школы, где  учится сын. И все-все вокруг кажется Ирине необычно компактным, как будто над городом завис невидимый купол-потолок, а сам город, сжатый атмосферой, стал похож теперь на огромную, прекрасную, уютную квартиру.
          Идущие ей навстречу парень с девушкой, глядя на оживленное лицо бегущей, переглянулись. И парень прошептал спутнице:
         –  Вот видишь, люди спортом занимаются. А ты переживаешь… Все хорошо!...
          А Ирина бежит дальше.
          На площади перед дворцом собрался почти весь "творческий цвет" города. Еще издали Ирина заметила вихрастую шевелюру рослого, всегда веселого и находчивого Василия – руководителя дискотеки. Он, как обычно, в центре. Вокруг него стоят: Олег и Сережа – ребята из рок-группы; маленькая, рыженькая и непосредственная, как божий одуванчик, Верочка – хозяйка всех клубов и любительских объединений; статная Надежда – руководитель хора; быстрая остроязыкая Ольга – руководитель детского драмкружка; близорукая, добродушная Валя – руководитель агитбригады, которая, несмотря на поздний срок беременности, пришла к своим, чтобы узнать, что же все-таки произошло. Чуть в стороне от них щелкает фотоаппаратом, снимая оживленные улицы города, руководитель любительской киностудии – долговязый Коля, которого между собой все дворцовские зовут не иначе, как НикНик.
         –   Ба, знакомые все лица! – восклицает Ирина, пожимая протянутые руки. – Рассказывайте же!...
           Но и здесь толком никто ничего не знал.
         –   Ты полагаешь, что от суммы наших "знаний" мы обогатились информацией? – Увы! – горько иронизирует Василий. – Мы, как и все смертные, пользуемся только слухами…
         –   Слушайте, как гнусно было вчера играть и петь для пьющей, жующей и танцующей свадьбы, когда уже знаешь, что кто-то на станции погибает в это время?! – взволновано говорит Олег, в серых глазах его на миг блеснули слезы.
         –   Да, гадкое чувство, – соглашается с ним Василий. – Наша дискотека тоже вчера свадьбу обслуживала…
         –   Все! Я иду в горком, – не выдерживает Надежда, – попробую от вахтера позвонить куму, он как-никак наш "министр культуры", что-то же он должен знать…
        И она, с присущим ей достоинством, гордо понесла свою статную фигуру в сторону горкома. А с противоположной стороны к собравшимся приближается яркая, как царица, Софья, держа за руки двух своих разнаряженных дочурок.
         – Ах, да!.. Ведь сегодня у нас должен был "представляться" киевский кукольный театр, – оглянувшись на афишу перед дворцом, вслух догадывается Валя и, как всегда, смешно оттягивает пальцем правый глаз, "наводя резкость" на нарядную Софью с девочками.
         – Ты, мать, никак в театр собралась?! – острит Ирина, подставляя щечку.
         – А что? Мы народ стойкий! И в театр могем, – невесело отшутилась Софья, целуя Ирину и пожимая руки остальным.
         Оказывается, Ирина знала больше всех, ибо только их район разбудили ночью, поскольку он – ближайший к атомной станции, остальные же безмятежно спали.
          К собравшимся подходит высокий, худощавый директор ДК. Все взоры устремлены к нему, ведь пришел он ОТТУДА – из горкома
         –   Ну что?! – встретил его хор голосов.
          Польщенный таким вниманием, директор делает внушительную паузу, поправляя мягкие седые волосы. И только после этого медленно, растягивая слова, заговорщицким тоном сообщает:
         –  Была опасность большого взрыва… Мог здорово пострадать реактор… Тогда дела были бы куда серьезней… А сейчас… Пожар уже потушен. В общем, положение нормализуется…
         –  Вы нам лучше скажите, эвакуация будет или нет?! – прерывает его прямолинейная Ольга.
         –  Может быть… Но, может, и не сегодня…
         –  А с дискотекой как сегодня? – хитро щурит голубые глаза Василий.
         –  Если город не эвакуируют до вечера, то, безусловно, дискотека будет… Все должно быть, как всегда. Никакой паники!.. – авторитетно отвечает директор.
         –  А где это вы увидели хотя бы намек на панику? – басит Софья, гордо демонстрируя себя и обводя рукой пестрящую нарядной толпой площадь и по-праздничному людный проспект…
         –  Виталий Виссарионович, – не выдерживает Ирина, – а вам не кажется, что массовые мероприятия в такой день неуместны и недопустимы?!..
         –  Кажется, кажется!.. – нервно отпарировал директор. – Повторяю для непонятливых – если эвакуации не будет, то ни одно мероприятие не отменяется!.. – И, резко повернувшись, он быстро идет в здание ДК.
         –  Мальчики-девочки, смотри-ка, народ в гастроном повалил!.. Айда и мы, что ли?! – разряжает создавшуюся неловкость Софья.
         –  Айда! – загудели "творцы" и дружно двинулись в гастроном.
         Их догоняет запыхавшаяся Надежда:
         –  Кум велел идти домой. Говорит, что детей будут вывозить обязательно, а остальных – еще неизвестно…
         –  Да уж вывезли бы детей. И то, слава Богу!.. И нам бы сказали, что делать?.. А то – где-то что-то происходит… Кто-то где-то пожар тушит… А мы как ни при чем!.. – горячится Ирина.
         –  На пристани, между прочим, песок в мешки засыпают, сам видел, – поправляя очки, говорит НикНик.
         –  Вот-вот, – подхватывает Ольга, – а мы, как клоуны на пожаре!.. "Ни одно мероприятие не отменяется!.." – передразнила она директора.
         –  И где только наша хваленная гражданская оборона?! – возмущается маленькая Верочка. – Помните, как они пару месяцев назад будоражили дворец своей грандиозной репетицией?.. А сейчас уж второй день о них ни слуху, ни духу!..
         – Спокойно-спокойно!.. – с горькой иронией успокаивает всех Василий. – Вчера были свадьбы, сегодня – дискотека… Так что веселись, народ!.. А начальство будет думать, что с нами делать… Жираф большой, – оглядываясь в сторону горкома, – ему видней!..
         – Правильно, Василий! – поддержала его Софья. – Давайте решим так – если детей вывезут – вечером все соберемся у тебя в дискотеке. Окей?!. Все слышали?..
         – А что делать будем, Софья Петровна? – со сладостно-почтительной улыбкой пропел НикНик, поправляя очки.
         – Все, Коля! Все будем делать! – бодро басит та, когда они веселой гурьбой входят в просторный торговый зал гастронома с множеством отделов, около каждого из которых оживленный народ быстро выстраивается в привычные очереди.
         – Боже мой! Как нас сегодня балуют!.. – удивляется обилию продуктов на полках Олег.
        Действительно, кроме нескольких видов копченых колбас и прочих дефицитных – даже для неплохо обеспечивающихся из государственного резерва военных и атомных городков, – продуктов питания, сегодня в центральном гастрономе Припяти появилось немало редкого, почти "экзотического", провианта, включая сметану и другие молочные изделия в новых, доселе невиданных тут, удобных пластиковых упаковках.
        – К чему бы это?.. – тоже удивляется НикНик, снимая и протирая очки.
        – Так ведь к майским праздникам, наверно, – предполагает Валя, "наводя резкость" на мясной отдел, до неприличия заполненный красиво расфасованными куриными тушками и разными сортами говядины и свинины.
        – Да нет, ребятки!.. По всему видно, это наши к приезду высоких гостей подсуетились!.. – констатирует Софья.
        – Точно!.. – подтверждает Василий.
        – Ах, бедненькие!.. Неужели им пришлось опустошить все свои партийные закрома?! – пытается иронизировать Ирина.
        – Ха!.. Ты думаешь, они могут что-то сделать себе во вред?!. Держи карман шире!.. – язвит Ольга.
        – Ты права, что-то тут не так, – соглашается с ней молчаливый сегодня Сергей.
        – Так, не так!.. Что гадать, такие сюрпризы в нашей жизни бывают крайне редко… Так что налетай, братцы, пока есть на что!.. – гудит, как хрущ, Софья, направляясь к очереди в колбасный отдел.
       И друзья, разойдясь по магазину, принялись с удовольствием отовариваться. Они полноценно воспользовались "счастливым моментом", выстояв в нескольких очередях, и потратив всю имеющуюся наличность. Авария – аварией, а праздники все-таки, действительно, не за горами!

       Только они, уже с покупками, вышли из гастронома, как громко заговорил мощный дворцовый радиорепродуктор, бодрым женским голосом передавая официальное сообщение:

         –  Внимание! Внимание! Уважаемые товарищи! Городской Совет народных депутатов сообщает, что в связи с аварией на Чернобыльской атомной электростанции, в городе Припяти складывается неблагоприятная радиационная обстановка. Партийными и советскими органами, воинскими частями принимаются необходимые меры. Однако, с целью обеспечения полной безопасности людей и, в первую очередь, детей возникает необходимость провести временную эвакуацию жителей города в близлежащие населенные пункты Киевской области. Для этого к каждому жилому дому сегодня, 27 апреля, начиная с 14-00 часов, будут поданы автобусы в сопровождении работников милиции и представителей горисполкома. Рекомендуется с собой взять документы, крайне необходимые вещи, а также, на первый случай, продукты питания… Руководителями предприятий и учреждений определен круг работников, которые остаются на месте для обеспечения нормального функционирования города. Все жилые дома, на период эвакуации, будут охраняться работниками милиции…
          Товарищи! Временно оставляя свое жилье, не забудьте, пожалуйста, закрыть окна, выключить электрические и газовые приборы, перекрыть водопроводные краны!.. Просим соблюдать спокойствие!..               
         Организованность и порядок – при проведении временной эвакуации!..

         –  Девчата! – после общего оцепенения воскликнула Софья. – Вдруг мужичков-таки не вывезут?! А-ну, у кого что лишнее – отдавай дискотечникам, чтобы им не грустно было умирать! – горько шутит она.
         Друзья обнимаются на прощание и спешат в разные стороны. Ирина бежит домой, крепко держа в руках свежую буханку хлеба да парочку сегодняшних дефицитов: треугольный пакет молока и блестящую пачку сметаны. Сильно запершило в горле. А громкоговорители со всех сторон добавляют к уже сказанному:
         –  Внимание! Внимание! Жителям Припяти, имеющим личный транспорт, разрешено покидать город самостоятельно!..

         –  Ну да, конечно, – бурчит не бегу Ирина, – хлопот меньше!..
         Спеша домой, она все-таки успевает отметить, что мир вдруг как будто начал сворачиваться. Сильно запершило в горле. А ранние широкопалые листочки каштанов почему-то свесились и жалко болтаются под незрелыми свечками. И опять странная волна возбуждения, смешанная с щемящей тоской, заполнила все ее существо…
         –  Ну, все, Денис, эвакуация! – выкрикнула запыхавшаяся Ирина, открывая дверь.


---------------------------------------
© Любовь Сирота "Припятский синдром", Pripyat.com,2009
© Антон Юхименко, дизайн обложки, 2009
К 30-й годовщине Чернобыльской катастрофы книга "Припятский синдром" была издана издательством читательского клуба «Клуб семейного досуга».   
На сайте клуба также доступна полная электронная версия книги:

________________________________________