Домик писателя, или Беспредел на Большой Ямской

               


                1.
    Этот небольшой двухэтажный домик с воротами, украшенными сверху необычными жестяными зубчатыми шарами-звездами, почти не виден из-за зелени тополей. Начиная улицу Пушкина, он как бы скрыт в естественной нише, созданной временем. Цокольный этаж по самые окна ушел в землю. Cтрогий классический  декор наличников и венцов-пилястр (как и у большинства старых зданий этого квартала). Не смотря на разруху, от дома и его дворика исходит ощущение уюта (хотя правое его крыло  уже давно, еще лет двадцать назад - по словам местных - изуродовано пожаром, да так и не восстановлено). Лишь только заросли полыни и иван-чая пытаются хоть как-то замаскировать эти черные дыры...
   
    Вообще, это не только самое первое здание на улице Пушкина или Большой Ямской, но и, и самое старинное из сохранившихся здесь сейчас (опять же, по словам аборигенов). Оно является сегодня корнем той старой пермской улицы, которая была до революции приютом художественной, театральной и мастеровой интеллигенции и одной из границ города.
    Когда-то здесь было 6 квартир: по три сверху и снизу, кипела жизнь.  Сегодня же домик переживает последние свои дни: жильцы уже расселены, внутри с одной стороны – прибежище бомжей, а с другой (довольно неплохо сохранившейся) – свалка бытового мусора... Чувствуется, что это здание уже смирилось со своей участью и покорно ожидает смерть...  Хотя, несмотря на это, в дворике все еще приятно посидеть: он как бы цельное замкнутое пространство, где ты можешь скрыться и зарядиться порцией покоя...
    Вот пример того, как горожане и руководство относятся к своему прошлому, своей истории, своей культуре. Именно это является действительным показателем отношения, а не зрелища, бутафория, потемкинские фасады и спекулирующие  на тему патриотизма спичи, захлестнувшие «культурную столицу Приволжья».
    В другом бы месте, где действительно ценят культурное прошлое (например, Екатеринбурге) давно бы ухватились за это здание, отлакировали, отшлифовали, преврати бы в «конфетку», в бренд, организовали грандиозный мемориально-этнографический музей (как музей Решетникова в том же Свердловске), а близлежащую историческую территорию с прилегающим живописным оврагом Стикса – в историко-ландшафтный парк и, наконец, поставили бы рядом на месте автостоянки, удушающей округу, памятник. Ведь не так много в Перми сохранилось зданий впрямую связанных с его культурой, чьи стены помнят  великих постояльцев... 
 
    – И  что это автор так распаляется, чем может быть хороша для города старая развалюха. И кому памятник-то? Вообще, о чем весь этот сыр-бор? – воскликнут те, кто невольно, а может быть и сознательно, приговорил дом к смерти.
    Отвечаю: стены этого дома, до революции  называвшегося «домом Александрова»(согласно календарю 1886 года), помнят замечательного человека и великолепного мастера слова, которому посвящена, как Толстому и Чехову, целая глава в «Истории всемирной литературы» (том 8), Владимира Галактионовича Короленко, называемого современниками «совестью русской словесности». «Заслуга его,  – как  пишет исследователь жизни писателя В. Л. Семенов, – не только в совершенстве художественного стиля (хотя и это составляет его несомненную заслугу в истории русской литературы), не только в значимости тех злободневных человеческих вопросов, которые он ставил в своих произведениях, и которые тогда стояли очень остро перед народом России, но и в том, что он провозглашал передовые нравственные принципы в литературе, и сам неукоснительно следовал им. Это совесть в высшей мере нравственной русской литературы ХХ века».
     По словам того же исследователя: «Своеобразие Короленко и его особенность в том, что он не только стоял на высоте нравственных императивов своего времени, но и провозглашал нравственные ценности будущего человечества. В наше время его глубочайшая человечность, гуманизм, сочувствие ко всем нуждающимся и обремененным проблемой, ко всем затаптываемым жизнью и несправедливо мордуемым, может служить той нитью Ариадны, которая поможет в поисках новых и справедливых нравственных императивов развития отечественного общества». 
   
     Именно обостренные чувства справедливости и сострадания, а не политические амбиции и идеи, заставляли Короленко выступать против нарушений человечности и при самодержавном царском правлении в 70-80 годах XIX века, и после его падения в первые годы Советской Власти. Об этом он открыто писал наркому Луначарскому, выражая свой протест против большевистских методов, резко осуждал систему террора, широко применявшуюся советской властью в борьбе с ее противниками.  Всю свою жизнь Короленко был убежденным противником крайних методов преобразования общества и политического экстремизма. Еще в конце XIX- начале ХХ века он пришел к идее проведения  в России мирным путем демократических преобразований: создания парламента по западному образцу, предоставления населению демократических свобод. И именно пермская ссылка  стала поворотным моментом в формировании этих взглядов. Кроме этого, именно в Перми, во время передышки между репрессиями, Короленко впервые проявил себя как писатель. Здесь были написаны его первые полноценные литературные произведения, опубликованные в столичных изданиях.
   
     Доказательство проживания Короленко в доме по Большой Ямской (Пушкина)-2 имеется в «Иллюстрированном сборнике-ежегоднике Пермского Губернского земства» (вып.II) за 1916 год, посвященном открытию Пермского Университета, где в статье Владимира Южакова приведены воспоминания очевидца, Натальи Ивановны Афанасьевой, первой квартирной хозяйки ссыльного писателя: «Короленко переехал на другую квартиру, – в дом Александрова по Б.-Ямской  улице (у тюрьмы на краю оврага)».  Описания довольно точные и совпадают с данными календаря 1886 года.  Если и есть здесь небольшой временной пробел (Короленко был вынужден покинуть город в 1881), то приметы, высказанные современницей, хорошо знавшей и писателя и свой город, думаю, могут служить четким доказательством. К тому же, эти сведения и в 1916 году, когда город изменился еще не настолько, как сейчас, ни у кого не вызывали сомнений.
   
    О вынужденном пребывании Короленко в Перми и причинах этого довольно много писалось. Даже сам писатель посвятил этому в своей четырехтомной книге воспоминаний «История моего современника» (одном из лучших произведений этого жанра в русской словесности начала XX-го века) главу «В Перми». В ней живо описывается жизнь горожан, быт, духовные поиски, даются колоритные  портреты пермяков.  Причем, в Перми писатель оказывается не проездом как Чехов или Пастернак, а живет здесь около года и благодаря своей открытости полностью принимается пермским обществом, особенно молодежью. Хорошо и наиболее полно показано это в книге Семенова В.Л. «Короленко в Перми», обобщающей все предыдущие материалы о писателе. Но, так как писалось все это давно и может быть доступно не каждому желающему, стоит, наверное, вкратце повторить это еще раз, сделав акцент именно на доме по адресу: улица Большая Ямская-2.
    
     В первые Короленко был арестован в 1876 году, кода ему было 23 года, будучи студентом Петровской земледельческой и лесотехнической академии  за то, что составил протест для коллективного выступления. За это он был исключен и отправлен в Вологодскую губернию,  но спустя некоторое время освобожден.  В 1878 г. он поступает в Горный институт, но в 1879 г. вместе с младшим братом снова попадает под арест. На этот раз уже без факта каких-либо нарушений, просто по подозрению в опасных связях.  Короленко ссылают в Глазов, оттуда в глухую деревушку Вятские Починки.  Но и здесь за связь с населением и умение найти самые обычные человеческие контакты с его жителями, охранка, перестраховываясь, ложно обвиняет Короленко в попытке побега и без предупреждения и разъяснения причин ссылает в Сибирь.  О сути обвинений сам Короленко узнает только в Томске, куда попадает по этапу вместе с другими политическими.  Здесь до них доходят отголоски попыток либеральных реформ Лорис-Меликова: дела части заключенных  пересматриваются, наказания смягчаются.  И впервые в истории Российской империи политические заключенные едут отбывать срок не из европейской части в Сибирь, а обратно, и при этом не по этапу, а под жандармским конвоем по железной дороге.  Так 16 сентября 1880 года Короленко оказывается в Перми.  Здесь он и прибывшие с ним товарищи были просто поражены приемом у губернатора Енакиева: впервые за время скитаний по тюрьмам и ссылкам их встретили по-человечески, с радушием и гостеприимством... 
     Причина этого в личных качествах пермского губернатора, которого Короленко сравнивает с «вельможей екатерининских времен». Енакиев, по воспоминаниям современников, был человек чести, великий труженик и благотворитель, создавший в Перми в 1880 году Комитет по разбору и презрению нищих, а в августе 1882 г. - первый ночлежный приют.  Его любили и уважали за внимание к людям, понимание, доступность для всех, стремление войти в положение любого и умение помочь каждому, кто бы ни обратился.  Другой бы на месте Енакиева, прочитав сфабрикованное дело Короленко, сослал его подальше от  центра, куда-нибудь в Чердынь.  Но пермский губернатор, взяв с будущего писателя слово чести, что тот не сбежит, оставил его в городе под личным покровительством, что позволило писателю без ограничения встречаться с интересными ему людьми. 
     Первая квартира, где Короленко надолго остановился, была комнатушка в доме мелкого бакалейного торговца Афанасьева в Старой Слободке (по адресу: Сибирский тракт-59) Дом этот был снесен еще до Революции).  Здесь, на самой окраине города, Короленко пытался, согласно народнической идее «опрощения», заниматься сапожным ремеслом, которому обучился еще в Глазове. Но он быстро понял, что его умение, подходящее для маленького городка, не годится для губернского центра, где и вкусы повыше, и веяния моды с опозданием, но доходят.
    Он поступает на работу табельщиком в железнодорожные мастерские, а потом переходит на должность письмоводителя в управление железной дороги. Обо всем этом он также ярко и с юмором напишет в воспоминаниях, благодаря которым можно на время погрузиться в Пермь той эпохи, увидеть живых  горожан, их нра-вы, быт, слабости и достоинства.  Работа Короленко была, по словам самого автора, довольно скучной, но она позволила ему улучшить материальное положение, а с ним и жилищные условия, и дала возможность посвятить себя писательской деятельности.  Короленко переселяется в более удобную квартиру в вышеописанном доме по улице Большой Ямской-2. 
      Вот реальная картина его жилья, описанная Остроумовым, тогда учащимся Пермской семинарии, часто бывавшим в гостях у Короленко.  Вход в дом был со двора.  Дверь вела в просторную, но бедно обставленную комнату.  В левом углу стоял стол, у стены – кровать, и две три табуретки – вся мебель.  Впервые Остроумов увидел Короленко, сидящим за сапожным ремеслом на табуретке среди активно обсуждающей что-то молодежи.  У Короленко постоянно, особенно по выходным дням, собирался народ, не менее десяти человек. Квартира была своего рода общественным клубом. 
    Для Короленко Пермь стала передышкой, возможностью остановиться, оглянуться, что-то понять для себя. Хорошие отношения с губернатором, интересный круг общения, работа, удовлетворяющая потребности, творчество, содержательная переписка.  Енакиев даже позволил писателю совершить поездку по губернии, для написания ряда очерков.  Но многому из планировавшегося так и не удалось сбыться.  Переломом стало 1 марта 1880 года – день цареубийства. 
    
     При смене царствования всем поднадзорным вменялось в силу особого требования принести двойную присягу. На это Короленко, участвовавший вместе со своими сослуживцами по управлению железной дорогой в общей коллективной присяге, ответил отказом, сказав, что не считает себя более верноподданным, чем другие, и не видит оснований для вторичной личной присяги.  Не смотря на просьбы Енакиева, Короленко, обычно мягкий в отношениях с людьми, здесь проявляет принципиальность, и этим обрекает себя.  11 августа 1881 года, при большом количестве провожающих (это не смотря на вероятность попадания каждого из них под подозрение в неблагонадежности) Короленко высылается в Восточную Сибирь, в Якутию...  Если оценивать деятельность Короленко и его отношение к власти, то самым естественным образом можно провести параллель с тем, что  спустя сто лет после них уже при другом строе делали диссиденты-правозащитники.
   
    А с оврагом над Стиксом - речушкой, что бежит прямо за домиком, отделяя город от Старого кладбища, связан интересный случай из жизни писателя.  Однажды один из пермских политических ссыльных рабочий Башкирцев сообщил Короленко, что за оврагом его будет ожидать «один человек», причем, совершенно секретно.  Короленко уже имел курьёзный опыт подобной конспирации, но здесь все оказалось  на полном серьезе.  Ожидавший писателя мужчина, удостоверившись, кто находится перед ним, назвал себя: «Юрий Богданович».  Это имя было тогда на слуху, а за голову Богдановича была назначена награда.  Он был известным народником-пропагандистом, собравшим политический кружок в Петербурге у Троицкой кузни.  Разочаровавшись на пути пропаганды и столкнувшись с преследованием, он перешел на путь террора.  То есть перед Короленко был крупный участник цареубийства, который под именем мещанина Кобозева содержал лавку на Малой Садовой, оттуда и была доставлена мина для царского экипажа.  Но тогда из-за плохого обыска полиции обнаружить  улик  не удалось, и хозяева успели скрыться.  В Перми  Богданович-Кобозев был нелегально. Они беседовали около часа.  От местных знакомых пермяков Богданович уже знал о ситуации Короленко, о его отказе от присяги и ожидании ареста.  Он предложил совершить побег и гарантировал надёжный приют у знакомых, намекая, на предстоящее дело, для которого понадобятся решительные люди.  Но Короленко отказался, сославшись на честное слово, данное губернатору.  На самом же деле он уже не разделял взглядов и методов собеседника, хотя его чувства и мотивации были «близки и понятны». После беседы Богданович ушел по направлению к городу.  Он произвел на писателя «симпатичное и волнующее впечатление». На прощание Богданович выразил надежду, что Короленко, может быть, удастся бежать с дороги, когда он уже не будет связан словом, и они еще, может быть, увидятся. Но его надеждам не дано было сбыться...



                2.
    Сегодня вся чётная деревянная сторона  квартала в начале улицы Пушкина, еще недавно выглядевшая цельно, – словно после артобстрела.  Провалы, пустоши, пепелища,  полуразрушенный двухэтажный сруб, кучи строительного мусора, хлам, – и все это на месте старинных домов, сараев, садовых деревьев.  И ведь в этом квартале находятся еще как минимум два здания, связанные с пермской историей и дореволюционной культурой, например, угловой дом на перекрестке улиц Пушкина и Островского, где до Революции жил известный в то время художник и педагог Африкан Шанин.
   
     Чтобы заглянуть из любопытства на дно Стиксового оврага, я пробрался через вязкую глину замусоренной пустоши на месте одного из разрушенных домов, и заметил во дворике соседнего (пока еще жилого и по этому живого дома) посреди большого пепелища немолодого худощавого мужчину.  Стены его жилья со стороны оврага также обуглены сильным пожаром. Чтобы узнать, что же здесь творится, я обратился к нему с вопросом. Рассказ его вызывал у меня по меньшей степени негодование.
    Но для начала немного о моем случайном собеседнике. Зовут его Владимир Александрович Мамаев. Этот дом по улице Пушкина-12 (ему примерно 220 лет), принадлежит его матери, живущей теперь с дочерьми в Подмосковье при монастыре. Родители купили его в 1957 году.  То есть его семья проживает здесь уже без малого пятьдесят лет, а сам Владимир Мамаев провел всю свою жизнь.  Родители были очень религиозны. Отец Владимира – Александр Ильич – до самой смерти служил регентом церкви Всех Святых и сейчас похоронен за нею.  После смерти отца, в 1998 году, мать с сестрами уехали. Младший брат перебрался в Вильнюс, а Владимир Александрович остался следить за отцовской могилой и семейным домом. И так вот его рассказ:
     «По сносу получилась ситуация такая…  Это история тянется уже давненько.  Еще с мэра Каменева, официально всем известного теперь своей, продажностью.  Каменев одной фирме, «Стройпанелькомплект» (Суетин её директор...  Он еще баллотировался на Юрше в депутаты, но, слава Богу, не прошел…  Лично я с ним не общался, но все, кто с ним разговаривали... очень такого... отрицательного мнения о нем)...  Так вот, Каменев задним числом подписал землю нашу (не смотря на то, что здесь живут люди) под строительство... понятно что не даром.  Территория-то  эта в частной собственности, и она должна быть неприкосновенна.  И мы всегда стабильно платили налог...  Нам удалось даже в кадастровый план заглянуть, и там земля эта уже не наша оказывается... Её уже переоформили на них!  Это же нарушение!  Прямое нарушение... уголовное нарушение...   Но они («Стройпанелькомплект») тем не менее устроили здесь,  как говорится сейчас, беспредел...  Они огнем и мечом пытались нас выгнать с нашей же земли! Подчеркиваю: с нашей! 
     Здесь у нас точка зрения такова: Нас здесь все устраивает, на этой территории. Мы здесь корнями приросли. Мы по пятьдесят лет здесь живем. Это дом моих родителей. Мне ничего другого не надо! И когда они ко мне первый раз приходили, я им так и объяснял: «Мы живем нормально, в центре города. Как на даче живем.  Великолепно».  Удобства ведь не главное.  Понятно, вон те дома, что рядом с моим... они ведь  сами хотели, чтобы их расселили...  Их всех на Гайву и отправили...  А в этой фирме  думали, что все люди здесь одинаковы... Но я говорю: вот пять пальцев на одной руке – они же все разные... Одни, может, и хотят, но другие-то ведь не желают...  Мы, оставшиеся, говорим так: ну, в конце концов уж если ни жить - ни быть... если вам так надо нашу землю, то вы тогда предложите вариант от которого мы не сможем отказаться... Ну, бывает же хороший... нормальный вариант... Если так уж наша земля нужна, ну, отдадим мы её... Хотя нам бы, честно говоря, очень этого не хотелось... А если и лишаться насиженного, во всём  удовлетворяющего места, то хотя бы в том же районе...
     Вообще, это по генеральному плану зеленая зона должна быть.  Строительства здесь никакого не может вестись, абсолютно!  Главное: здесь ведь нет никакого муниципального заказа...  Вот около Гипермаркета, на Революции, там-то ведь дорогу строят...  Там оно понятно, не спрашивают частный дом – не частный.  Есть строгий муниципальный заказ, и все, что попадает в зону дороги  должно ликвидированным  быть...  А  здесь ведь этого нет...
     Все наши уже судятся.  Новиков, тот  уже два года.  Первыми «мичуринцы» подали заявление и выиграли...  Вон их поселок на той стороне оврага...  Как только им показали это постановление каменевское, они сразу же и обратились.  Их арбитражный суд судил, потому что здесь как бы два хозяйствующих объекта. И они выиграли.  Не сразу, правда, с апелляцией.  У меня есть (через Интернет скачал) решение этого суда.  Они доказали, что у них аренда земли до 2009 года.  Ну, а на каком основании тогда кто-то заявляется и их выгоняет.  А Новиков тоже это же самое постановление по аналогии взял и даже того же адвоката, Поповцева, пригласил.  И они с ним  также пытаются опровергнуть это постановление как незаконное...
    Здесь ведь нарушений масса.  Вот, например, при расселении, согласно новому жилищному кодексу,  застройщики обязаны зарегистрировать свое постановление, на основе которого действуют.   А у них Палата не регистрирует...  Потому как у них незаконное оно...  Затем,  они обязаны год, как минимум, давать свои предложения жильцам, и люди  имеют право в течении года думать, выбирать варианты.  Ни чего этого не было!  Они нарушают закон, понимаете.  Новиков прошел уже все инстанции в Областном суде, но, к сожалению пока не ему удалось... ну,  то есть юридически... опровергнуть, что тут нет оснований, чтобы частную собственность ликвидировать. Но это пока...
    А так как люди (то есть мы) оказали сопротивление, то тогда эти, из «Стройпанель-комплекта»,  устроили настоящий беспредел!  Схема у них такая: сначала предлагают дерьмо какое-нибудь, как только люди отказываются, они сразу же огнем и мечом начинают действовать.  Давят всячески морально. Поджоги устраивают: ведь если у человека уже нет жилья, значит, он вынужден будет волей - не волей соглашаться ехать куда угодно... 
    Начали они поджигать с Пушкина-4...  Вон тот дом с серым пристроем... Там как раз Новиков Саша живет.  Сначала они его принялись терроризировать. Он-то им вообще мешается – там ведь один его дом  остался, остальных они всех успели окрутить и выжить...  Вот они с него и начали.  Первый раз это днем было.  У него сын гулял с собакой. Только он домой пришел, как вдруг собака обратно наружу запросилась.  Рвется и все... Он её и выпустил, сын-то...  Собака обычно бежит на улицу, а тут побежала во двор... А там - двое мужиков, по-бросали бутылки с бензином и бежать... Не удалось им тогда, в три часа дня, поджечь-то.  Но тогда они через два дня снова подожгли, уже в шесть утра.  Хорошо машина какая-то ехала к автостоянке, и начала сигналить: Пожар, мол, просыпайтесь, дом-то горит!  Саша  выскочил, хорошо песок под рукой был, потушил... И опять все было бензином облито...  Уже даже стена горела...
    
     Это с Новиковым случилось.  А я, значит,  в прошлом году  все лето боялся, что и меня подожгут. А они-то и не спешили, долго вычисляли, когда дома меня не бывает, хотели перехитрить, значит.  Узнали, что с трех до восьми меня дома ежедневно нет - я работаю во вторую смену.  И уже было18 ноября...  Я-то думал, зимовать мы уже точно будем без происшествий…  Так нет ведь!  Они 18-го меня и подожгли.  Вон от той березы… И ветер специально выбрали.  Долго розу ветров выбирали...  Здесь ведь очень редко ветра бывают с востока, чтобы в сторону дома.  А там всё дровянники, в них вещи, книги, дрова.  И  снова все было пролито бензином...  А я случайно, знаете... Меня ангел-хранитель спас, ей Богу... Дом бы весь  сгорел, точно, и даже не один дом – весь квартал бы пропал... Это ж ветер... Дома бы друг за другом пошли...  Кстати,  они ведь сначала мне вот этот соседний дом  Пушкина-10, специально, как «свечку», оставили.  Расселили его,  пустует, целый месяц стоит.  Бомжи вокруг ходят, крутятся, видят, что  дом вроде как бы ничейный, можно посидеть, может даже и пожить.  Я застройщиков спрашиваю: «Вы ломать-то его собираетесь?»  А они мне: «Нет, пускай бомжи заселятся и все подожгут.  И у нас ответственности никакой не будет: так, сами забрались,  выпили, да сами же случайно и сгорели. Всяко бывает».  Я тогда им: «Ах так!» и  пошел в тюрьму, в СИЗО.  Говорю там начальству: «Вам нужен стройматериал, дрова?»  Они говорят: «Конечно!».  Сразу же машину пригнали.  Майор во главе. Бригада... Не сложно ведь им – бесплатная рабочая сила...  И ломать начали...  А те, с фирмы, потом нагрянули (меня не было тогда дома, Новиков рассказывал) ругаются: «Кто дал указание ломать этот дом?»...  Ну, а что мне оставалось делать – они мне  «свечку» специально оставили...  «Пусть подожгут - говорят, - Пусть все сгорит»...  Хотя дом был очень хороший, добротный, двухэтажный, даже жалко…
    Так вот, по  поджогу моему дальше...  Горели-то дровянники, конечно, но планировали дом.  Мне удалось-таки погасить, слава Богу.  Я тогда случайно до полпятого дома задержался.  В это-то время как раз и подожгли.  Я выскочил из дома – дым!  Я – к огню! Только что, видать, убежали.  И, знаете, мгновенно все охватило пламенем...  Всё ведь пролито бензином было.  На глазах - все дровянники разом...   И даже на дом уже почти перекинулось...  Потом, через три дня, приехала от них какая-то юристка и говорит: «Кто же это успел вызвать пожарных?»  Я говорю: «Я и вызвал».  «Как это – говорит, – Вы вызывали? Вас ведь не должно было быть дома в это время».  Так прямо и говорит, прямым текстом! Все у них было продумано.  Вот такая история.  Они и не скрывают даже этого!  Настолько циничны! 
     И, знаете, даже экспертизу не стали  мне делать.  А ведь мы в тот же день вместе с соседкой сделали заявление в милицию.  Пришли туда, а нам сразу же заявляют: «У вас, ребята, ничего не получится. Бесполезно все.  Вы ничего не докажете. Это все давно «схвачено и за все заплачено».  Все откаты  тут уже сделаны. Это мэра Каменева личный бизнес. Ничего вам не светит. Не докажете».  Я говорю: «Я ведь всё равно  как-то обязан отреагировать - ведь пожар-то был», - и написал заявление.  А через месяц мне бумага пришла от участкового.  Он пишет: «Мы считаем, что это просто случайность, неосторожное обращение с огнем».  Хотя по идее они обязаны были сделать экспертизу, проверить все, исследовать.  Тут, наверняка, и следы какие-нибудь от бензина остались...
     Да, это только они («Стройпанелькомплект») могли сделать, больше нет ни у кого интереса! Может и подставными руками, конечно, но все равно они! 
    
     А вот только что, неделю назад, дом сгорел не далеко от нас на Островского... Он по Барабинской стоял...  Тоже их рук  дело... этой же фирмы...  Схема-то у них стандартная, к сожалению...  Они просто огородили все забором и прямо в наглую, вот...  Думали и нас тоже полностью загородить, и тогда уже - все...  Все сгорит, и тогда площадку себе спокойно можно забрать... Это же уголовное дело! Но оно не открывается.  Все куплены.  Не найти концов.  А людей выживают всячески...  Тех-то погорельцев жалко.  Скорая помощь скольких  увезла. А жильцы там  точно так же, как мы, говорили: «Дайте чего-нибудь стоящее. Мы ведь  в центре города живем». А застройщики  опять же взяли, и подожгли их.  При желании можно, конечно, поймать за руку.  Но власти не хотят.  Воевать с ними не хотят.  Свою выгоду, видать, имеют...
    Более того, вот здесь на Островского когда расселяли...  Так один жилец до сих пор в реанимации лежит...  То есть, если огонь не помогает – тогда они и за меч принимаются... Заслали пять человек бандитов, которые говорят: «Всё, или ты подписывай, или...». Он и лежит теперь...  Вот так, огнем и мечом действуют – только два способа у них. Потому что юридически они нас выжить не могут. Они ведь на нас, кстати,  тоже подавали в суд.  Да проиграли. Судья так им и сказала: «Вы  предложите стоящее что-нибудь, что бы удовлетворило».  А они предлагали жилье в каком-то строящемся доме на Юрше. Он у них еще не сдан даже.  Мы говорим: «Так это же воздух еще.  Может, его никогда и не достроят,  дом-то»...
   
     И налогов от нас теперь больше не принимают.  Тут тоже воя схема... Где только эти площадку себе присмотрят, они договариваются что бы налоговая с нас не брала за землю.  Чтобы потом нам же предъявить в доказательство, что мы не платили.  Но на самом деле от нас же отказываются.  Сколько наших уже приходило в налоговую и возвращалось со словами: «Не берут у нас».  В общем, такая вот ситуация.  То есть,  к сожалению, полный беспредел получается!  Не понятно во имя чего это все тут делается-то: разрушается ландшафт, покушаются на жизнь и имущество...  Нельзя же жить вот так, одним днём-то, и всё это разом уничтожать! Зачем...  Понятно, здесь, видимо, для них большая разовая выгода, хороший навар.  Но ведь это же не по-человечески!  Ведь здесь же люди!  Ведь это центр города, здесь нужно делать парк, наверное...  А эта фирма хочет семь шестнадцатиэтажных домов панельных поставить...  Се-е-емь, понимаете... Вот так три в ряд, и вот по той стороне три вряд, где «мичуринцы», и один там вот, на Островского должен выходить.  Но ведь здесь, вообще-то, речка внизу. Её надо, как минимум, в трубы убирать.  Речка эта, Стикс, из-под Горьковского сада выходит, где-то рядом там. И под улицей Краснова идет...  Там даже провалилось на Краснова однажды...  А вот, смотрите сюда, построили дом напротив, засыпали-засыпали... там ведь тоже лог был...  так ведь вот он уже трескается, дом-то... Здесь ведь даже грунты не подходят под строительство, и грунтовые воды близко.  Им и заключение уже давали геологи, что здесь строить нельзя. Специально бурили...
    Мы, конечно, будем свою точку зрения отстаивать до конца, что мы против этой застройки и таких подходов.  Мы – это Саша Новиков (4 дом), я (12 дом)...  а вот с 14 домом у них вроде получилось что-то, потому что он сам уже разбирает, хотя тоже судился...  И еще есть жильцы по Островского, это тоже наш 145 квадрат.  Там также противостояние…  Там вообще ведь исторический дом (на Островского-46), и его хозяин на своем стоит.  А еще  с нами вместе хозяйка с Островского-44...  С этой женщиной те тоже уже побеседовали, давили, но...  Она вот сейчас и боится, что зашлют кого-нибудь или поджог устроят... Но, я так думаю, что нам удалось пока все-таки выстоять, по крайней мере, до 2009 года, пока «мичуринцы» их не пускают.  Потому что стройплощадка оттуда должна  начинаться: пока речку в трубы не взять – ничего не построить.  Нам вообще представляется, что мы их вроде бы как бы склонили, убедили в том, что они тут незаконно...  Они ведь и экологическую экспертизу не прошли.  В общем, много нарушений... Ну, не подходит это место под строительство!  А я родился, вырос и здесь умру – так сказал я им сразу.  А Саша вообще молодец, он  даже пристрой сделал к дому большой. Благоустраивается.  Он уверен в себе.  У него жена дизайнер, и дома у них вообще великолепно всё сделано.  Он и воду хотел провести, врезку сделать в водопровод...  Самое главное, что здесь нарушаются законы, начиная с Конституции и все остальные, и  жилищный кодекс, и всё что хотите. То есть действия «Стройпанелькомплекта» незаконны... Незаконны!  После того, как Каменева судили, они чуть-чуть притихли, поняли наверное, что крыши-то у них не стало.  Теперь и нам немножко полегче, вроде бы... Есть сведения, что они все-таки отсюда уйдут»...

     Может быть, эти последние слова Владимира Александровича и обнадеживают. Но вероятность того, что город скоро лишится еще одного здания, свидетеля его богатого прошло-го, дома Короленко, реальна.  Здание стоит без контроля и в любой момент может быть подожжено или разрушено. И будет, по меньшей мере, обидно, если домик, где жил замечательный писатель и человек, где собирались наиболее продвинутые пермяки, и проходило формирование общественного сознания горожан; если этот домик, доживший до наших дней, будет нами потерян. И, по меньшей мере, обидно будет, если остатки исторического ручья Стикса, от которого когда-то отходил вал Модераха – будут пущены по трубам (как и устье Егошихи – еще один позор города). Также досадно будет, если живописный овраг, который мог бы стать началом большого Егошихинского природно-исторического парка-заповедника, в который входили бы  исторический некрополь и место Первогорода, будет засыпан строительным мусором, а его территория застроена дорогими, но при этом банальными (как не витийствовали бы архитекторы) многоэтажками, и превращена в еще один спальный район, для которых в городе и так не мало пустующего места.

Июль 2006 года.



      P.S. Вообще, в последние годы по Перми прошла целая серия поджогов: и в районе Пушкина-Островского, и в других местах, в том числе на территории, где сейчас возвышается Гипермаркет «Семья».  Мораль, видимо, в этих случаях – это некий атавизм, не заслуживающий внимания.  Застройщики, как я понял, готовы прибегнуть к любым средствам, лишь бы устранить не идущих на невыгодные компромиссы жильцов. Например, также как и вышеописанные дома по улице Пушкина, пострадал красивый двухэтажный дом с резным фасадом по улице Клименко-14.  И здесь прослеживается подобная же схема: начало – поджог сараев, потом – халатные  действия пожарных, не затушивших полностью очаг возгорания (специально?) и на второй вызов явившиеся с опозданием без воды и спецодежды (?!!)...  А в финале – жители брошены на произвол судьбы, без малейшей помощи, оставлены один на один со своей бедой.  Они живут сегодня без крыши и окон, можно сказать прямо на улице...
       А их тоже когда-то полностью устраивало свое жилье: центр города, высокие лепные потолки, тихий переулок...  Теперь же – лишь обугленные стены, сгоревший телевизор и компьютер, за который еще не успели отдать кредит... Они вынуждены восстанавливаться теперь своими силами, но откуда, например, у пенсионерки, живущей с внуком-сиротой средства для этого.  А вокруг – только равнодушие органов власти и органов опеки (купленных?), заявляющих о неимении средств (и это в нашем богатом-то городе?). И все лишь для того, чтобы погорельцы, не способные восстановить утраченное своими силами, убрались подальше, расчистив своим вынужденным уходом путь выгоды для других.

2007 г.


   
     P.S.2. И все-таки, не смотря на протесты краеведов и правозащитников, дом, где когда-то жил Короленко, а также дома Новикова, Мамаева и других волевым генеральским решением господина Суетина (пролезшего в депутаты, чтобы прикрывать свой беспредел сверху) были снесены, Стикс запрятан под бетон, а мой бывший собеседник Владимир Мамаев пропал без вести...  Очевидцы говорят, что к нему в дом рано утром ворвалась группа в черных масках и увезла в неизвестном направлении...  Суетин от всего, конечно, открестился, обвинив всех защитников в неком рейдерстве во благо своих воображаемых соперников... И смех, и грех, и обидно до слез... Но не за себя, а за тех пермяков, которые уже никогда не увидят дома замечательного писателя, описанного в его мемуарах... 
     Когда я прохожу сегодня около этого пустого  места, огороженного бетонным забором у меня от обиды и бессильной злобы сжимаются до боли кулаки, и начинают до скрипа зубовного играть желваки на скулах...  А в голове возникают самые изощренные проклятия в адрес таких негодяев, как господин Суетин, которые ради собственной алчности, идут на любой беспредел, надевая при этом перед электоратом личины праведности, непогрешимости, все больше наглея от уверенности в своей безнаказанности и неподсудности их величеств со стороны простых смертных.  Но история всех рассудит.

2009 г.