Петровна предпочитала коньяк.
Хороший, выдержанный коньяк.
Из всех алкогольных напитков только коньяк давал ей приятно-расслабляющее опьянение, сохраняя возможность мыслить. Благородный напиток не туманил и не дурманил... он обострял чувства, наполнял новыми силами. Коньяк, конечно, мог свалить с ног, но никогда – не «валил» разум.
А свой разум Петровна предпочитала сохранять ясным всегда, даже при опьянении.
Выбор Петровны почти никто из друзей-знакомых не разделял; мужчины предпочитали хорошую водку, подруги – вино; ни того, ни другого «употреблять» Петровна не любила. Часто бывало, что она шла в гости с заранее купленной бутылкой коньяка – для себя. Весь вечер она, понемногу, «потягивала» коньяк, сохраняя чёткость и ясность мысли; шутила, смеялась, танцевала, внутренне посмеиваясь над неуклюжими попытками «претендентов на ночь» её напоить.
Но эту бутылку...
Эту – она не трогала. Уже больше двух лет.
«Однажды, в самый удачный день, в самый необыкновенный день, я её открою. И буду смаковать, по капельке, по напёрсточку... Это будет праздник – в праздник!»
Так и стояла в баре новомодной стенки, притягивая и радуя взгляд, бутылка дорогого «Remy Martin» – как символ веры в самое лучшее будущее.
«Будущее» для заветного коньяка подступило внезапно. И оказалось оно, как часто бывает, совсем не таким «светлым» и «лучшим».
Череда неприятностей в этот день не давала расслабиться ни на минуту: они следовали одна за другой, словно следуя какому-то неведомому расписанию.
Мелкопакостные неприятности, начиная со сбежавшего утром кофе и сломанного каблука, оказались лишь предтечами.
Проколотое колесо - обнаружившаяся недостача - визит толстой и наглой очкастой представительницы санэпид-племени - пожарник с похотливыми «шаловливыми ручками», придравшийся к размеру букв маркировки - милицейские допросы и протоколы из-за напившегося и устроившего нешуточную драку грузчика...
И это – всего лишь за первую половину дня!
К вечеру «расписание неприятностей» пополнилось: Петровне пришлось самой подменить кассира, которую увезли на скорой; отбить очередную атаку постылого «бывшего», ныне неработающего альфонса, претендующего на раздел квартиры и имущества; а в довершение – погас свет, и потребовалось немало усилий, чтобы навести полный «ажур» в магазине.
Позже, вечером, Петровна, показывая чудеса выдержки и терпеливости, слушала бред самодовольного управляющего (...начальник – всегда прав!), вызвавшего её «на ковёр».
По словам управляющего, она была виновата во всём. Оставалось лишь удивляться пронырливости и скорости, с которой Петровна успевала «вредительствовать»: отдала кому-то деньги, напоила грузчика и подбила его на драку, вызвала милицию, санэпидемстанцию и пожарника, отравила кассиршу и устроила короткое замыкание на подстанции.
Но самое ужасное, приготовленное неизвестным «кем-то», в завершение дня – пьяная тётка, запрыгнувшая на капот «Форда».
Худощавая, блондинисто-крашенная, немолодая женщина внезапно выскочила на освещённую фарами дорожку, замахала руками, останавливая машину. Тощие руки шустро мелькали над её головой, а сама она... смеялась.
Петровна, из осторожности притормозив, отрицательно покачала головой, посигналив, и пьяная тётка, казалось, сообразила, отошла с дороги.
Но через несколько секунд – неожиданно запрыгнула на капот, пытаясь на нём усесться. Не удержалась, соскользнула и... рухнула под колёса.
Тётка отделалась лёгкими ушибами и парой синяков, Петровна – тяжёлым испугом.
Её трясло так, что попасть ключом в замочную скважину удалось лишь с пятой попытки. Тело колотила внутренняя дрожь, сбивающая дыхание; сердце жило каким-то своим, рваным ритмом, пугая краткими остановками.
«Если я сейчас не выпью, то... наверное, умру», - подумал кто-то за Петровну, - «надо выпить, чего-нибудь крепкого».
«Remy Martin».
Петровна достала заветную бутылку трясущими руками, взяла с полочки пузатый бокал для виски и налила – сразу половину. Коньяк помог почти мгновенно: ошпарив горло, теплом разлился по груди, останавливая дрожь и слёзы.
«...виски, аспирин, повторить», - всплыла в памяти фраза из недавно прочитанной книги, - «...а почему бы и не повторить?»
Алла чувствовала, как расслабляются зажатые мышцы, как успокаивается сердце и восстанавливается дыхание. Всё сейчас казалось мелким и неважным, до смешного неважным. И, самое удивительное, не было опьянения.
«...виски, аспирин, повторить!» - и очередная порция «Remy Martin» отправилась спасать Петровну.
То, насколько она «набралась», Алла поняла не сразу – сначала она успела обдумать план действий на завтрашний день, выбрать главное и отсечь второстепенное; мыслилось легко и быстро, просчёт шёл на «три хода» вперёд.
И, лишь промахнувшись мимо бокала при очередном «...паааавторить!», Алла заметила, что с трудом управляет своими руками и ногами.
«Я же сегодня забыла поесть», - где-то далеко прошелестела запоздалая мысль. Опьянение навалилось разом, лишив контроля над телом и размыв окружающий мир.
Выдержанный благородный коньяк бушевал, сковывая руки-ноги и вызывая спазмы в желудке. Диван раскачивался, вместе со стенами и потолком, и своей качкой вызывал тошноту.
Алла заплакала.
Слёзы вызвал не трудный день, полный неприятностей, а долго лелеемая мечта, неудержимо рвущаяся в... унитаз. Это почему-то оказалось обиднее всего.
«Терпи, дура, терпи! Коньяк, стоящий три тысячи, недопустимо спускать в унитаз», - уговаривала себя Петровна, - «терпи, держи в себе!»
Удержать «благородный коньяк» в себе, естественно, не удалось...
К утру, простояв больше часа под холодным-горячим душем, восстановив себя таблетками и горячим бульоном, Алла вновь стала собой, «железной леди» – уверенной и сильной Аллой Петровной, готовой преодолеть любые препятствия и сложности.
На стеклянной поверхности журнального столика, разбрасывая солнечные блики, стояла почти пустая бутылка заветного коньяка, «символа веры в лучшее будущее».
«...это была моя самая грустная бутылка», - подумала Петровна, понимая, что долго ещё не сможет пить коньяк.
И никогда больше – «Remy Martin».
«...смытая в унитаз мечта», - вздохнула Петровна.
И, высоко подняв голову, шагнула за дверь.