Совместимость 2

    

     Уже три месяца живем в N-ске. Притерлись к местным условиям. У оптимистов больше не были: приобрели костюмчики, поэтому концерты и рестораны посещаем. Попали, образно говоря, в другую касту. Вроде, и гастарбайтеры, а по отношению к нам местного населения и не чувствуем этой своей неполноценности. 

     Баб себе нормальных завели, но, уж больно независимых. Колян закадрил Шуркиного заместителя по кадрам. Баба себе на уме. Квартира, загородный дом, две машины. Дочь и сын учатся в Москве. Мужика подстрелили в 90-е, сама еле выкарабкалась (это нам Шурик рассказал). Мужики около неё вьются. До тела некоторых допускает, но так чтоб замуж….. Она меня познакомила с подружкой. Не такой крутой, как она сама (квартира, дача, машина), но вполне нормальный бабец и тоже без матримониальных претензий и других комплексов.

     Однажды Колян свою Наташку увидел с кем-то в ресторане. Попытался на следующий день выяснить отношения. Она его отбрила. Колян обиделся и, как я узнал позднее, две недели триппер лечил. Потом, по понятиям Коляна, помирились, а, по понятиям Наташки, и не ругались вовсе.

     Шурик два раза нас выгонял домой в Украину, чтоб мы бабам своим показались: живые мол. Машину с шофером давал. В первый раз мы приехали домой в той же одежке, конечно, отстиранной от майонеза, в которой уехали, чтоб вопросов лишних не задавали. Собрались на следующий день у Коляна, так его Тамарка моей

- Ты погляди Галь! Мужики какие у нас. Домой деньги шлют, а сами, как босяки. Давай, завтра в магазин их сводим, купим что-нибудь для этих придурков.

     По возвращению в N-ск повесили мы эти костюмы. Стали они костюмами целевого назначения. Только для поездок в Украину.

     Моя, правда, во второй наш приезд  высказала подозрение

- Что-то он у тебя ни чем не пахнет. Не носишь?

     Посмеялись мы с Коляном, поудивлялись этой бабской проницательности (наверно, пять жизней нужно прожить, чтоб хотя бы одну бабу изучить основательно), но пришлось нам откорректировать свое поведение по отношению к этой одежке.
    
     Впервые за всю нашу многолетнюю дружбу мы с Коляном оказались в одном пространстве на столь длительный период. Каждый день видели рожи друг друга, по крайней мере, по шесть часов. Но не взаимных антипатий, не мелочных ссор не возникало. И даже тот факт, что я курил, а он нет, нас не разъединяло. Наверно, смогли бы и в космосе вместе побывать, хотя бы три месяца.

     В этот субботний вечер решили маленько поддать. Рабочая неделя у нас была шести, а то и семидневной. Но это стоило того, потому и не роптали. Сегодня Шурик матюгами отправил нас отдыхать. Предложил нажраться и до вторника не показываться ему на глаза. Вот мы и приступили к исполнению руководящего указания. Наташка с Зойкой куда-то умотали. Холостякуем.

     Выпили полбутылки. Хорошо….

     Никогда мы с Коляном о своих подвигах любовных друг другу не рассказывали. Не мужское это дело.  А тут меня как будто черт дернул.

- Колян, а сколько ты целок сломал?

     Колян с интересом посмотрел на меня. Поднялся, принес два здоровых стакана. Разлили остатки водки. Кивнул мне и, не чокаясь, одним глотком осушил свою порцию.

- Ты посиди тут малость один, покури. Водка у нас кончилась, - в холодильнике стояло ещё две бутылки, - сейчас вернусь.

- Мудак, - оценил я себя, и возражать Коляну не стал.

     Вернулся Колян через час с литровой «Русского стандарта». Но мы, всё-таки, старые друзья, другой бы не заметил, а я понял, что пол литра за этот промежуток он в себя уже влил.

- Наступил я ему на яйцо, - пронеслась омерзительная мысль, и чувство вины испариной выступило на лбу. Колян заметил.

- Не парься. Давай поддадим.

     Минут пятнадцать молчали. Из музыкального центра тихо и нежно сочилась флейта Кристофа Глюка. Одна и та же тема повторялась раз восемь или больше, я не считал, но каждый раз по-особому. Когда мысленно её вспоминаю, она как-то всегда незаметно, сама собою, превращается у меня в адажио из Лебединного.

- Папик у меня мудрый человек был. Вспомни, пацанами когда были? Помнишь Черноусова?

     Как не помнить. Конечно, помню. С этими мудаками мы в одной стае не были, но Колян как-то предложил с ними на пляж сходить. Вечерело. Народ уже почти разбежался. Осталось нас человек пять. Мы с Коляном, Черноусов с братом, да ещё один пацан, с которым Черноусов в шахматы играл. Играл он, кстати, не плохо, да и соперник был у него вполне приличный. Нам с Коляном лет по тринадцать было, а им по шестнадцать.

     Черноусов поставил условия играть на интерес. Если он выиграет, то сперму нам покажет, а если проиграет, то наше образование в этом вопросе пока не продвинется. Видать и Черноусову очень хотелось показать, и сопернику его посмотреть охота была.

     Выиграл Черноусов.

     Достал он свой инструмент и начал мастурбировать. Машина у него была и в спокойном состоянии приличных габаритов, ну, а потом…. Как говаривал Барков «такой елдой чертей глушить».

- Так вот, - продолжил Колян. – Попробовал я дома головку открыть, когда член в спокойном состоянии. По утрам-то она и сама открывалась от стояка, а в принудительном режиме, когда он спит себе спокойно, мне это сделать было физиологически неприятно. Сделал одну попытку и плюнул на этот онанизм. Как-то папик заметил, что у меня начались поллюции. Завел меня в ванну и заставил как следует помыться. Морщился, морщился, но от папика не отвертишься. В течение недели он контролировал меня. А потом я привык к этой гигиенической процедуре и через месяц уже без особых проблем и без надзора стал осуществлять её самостоятельно.

     Мой папан такого внимания мне не уделял. Я тоже после «представления» попробовал сделать, что делал Черноусов. Тоже было неприятно. И я тоже плюнул. И только к восемнадцати годам вынужден был научиться этой процедуре самостоятельно, так как сперма, накопившаяся после поллюций, раздражала крайнюю плоть, что приводило к крайне неприятным ощущениям вплоть до воспалений. И я уже, убедившись в необходимости такого образования, как и папик Коляна, научил своих сыновей следить за собой. Правда, одному из них мы сделали обрезание, но это другая история.

- Он, вообще из виду меня никогда не выпускал. Женился папик поздно. Я был единственным и, наверняка, очень любимым сыном. Когда мне исполнилось шестнадцать, обмыли мы это дело, и он мне даже водки налил. Я отнекивался – у меня режим, штанга. Но ему не откажешь, а когда остались вдвоем он мне и говорит: «Колька, начнешь с девками ****ься, остерегайся целок. Только если соберешься жениться». Говорил он всегда кратко, тезисами, но я уже неоднократно убеждался, что он всегда прав. Этот свой тезис рассусоливать тоже мне не стал. Я не ждал разъяснений. Знал, что пойму потом сам.

     Колян зачем-то взял сигарету, прикурил

 - И на *** ты это говно сосешь? – Тут же её затушил. – Второй раз в жизни взял. Ну, и говно!

     Посидели, помолчали. Глюк продолжал излагать историю Орфея и Эвредики.

- В аспирантуре, нас, будущих государственных руководителей, знакомили со всеми сторонами жизни. И уж, театры, выставки, как водится. Ну, а если Ленина, где-нибудь на броневике представляют, ту мы тут как тут чуть ли не строем.

     Как-то в Малом «Лес» давали с Ильинским. И непонятно с какого боку со мной рядом оказалась такая симпатичная, без косметики, с конопушками, деревенская телочка. «Как она сюда попала?» - Задал себе вопрос. Но ответа долго не искал. Увлекся спектаклем. Смеялся от души. А девочка так сдержанно. Но видно было, что нравиться. Чем-то она меня привлекла. Пригласил в антракте в буфет. Познакомились. Маша. Как оказалось, и впрямь из деревни. Откуда-то из Сибири. Училась на зоотехническом в Тимирязевке. Я с ней по-свойски, а она мне всё «Вы, да ВЫ». «Ладно, - думаю, - ещё не вечер, разберемся». Но захотел я её…. Прямо здесь бы на кресле, в присутствии всей публики.

     Колян взял опять сигарету, повертел, бросил. Налил. Выпили. Орфей уже зашагал, не оглядываясь.

- Начали встречаться. Я её в рестораны приглашаю, а она меня все время на выставки, да в театры тащит. Ну, театры я как-то ещё переносил, а выставок в свое время наелся с одной архитекторшей, как и я, аспиранткой. Всё время меня образовывала: «Посмотри на эту линию, на этот изгиб….» А эта молча так. Ходит, смотрит, улыбается чему-то и, как-то, какое бы слово подобрать…, как-то по мудрому, что ли, но не по-деревенски…. Причем выставки сама выбирала. В Пушкинский или в Третьяковку её не затащишь. И тематика выставок сельскохозяйственная что ли и, более того, зоотехническая. Не лыбься. Не стада под красным знаменем строем на скотобойню. И знаешь? Как-то привыкать стал. Подумал, а не стать ли мне секретарем обкома по сельскому хозяйству?
Однажды ходим, остановилась она у картины какого-то фламандца. Стоит и опять загадочно-загадочно улыбается. Я её уже несколько раз просил объяснить что-нибудь, а она всё отнекивалась: «Вам, Коля, эти неинтересно». Но в этот раз я её достал. «Видите, Коля сосок?». Думаю: «Конечно, вижу. Кривой, правда, какой-то. Видать Маша свои знания проверяет в зоотехнике». И ещё подумал: «Пьяненький фламандец, наверняка, был. Вот и дрогнула рука». Но говорить ничего не стал.

     Коляна я никогда таким не видел. Слова привычные из лексикона исчезли. Культурный больно он нынче. И рожа слегка пьяная, но такая умиротворенная.

- «Не бывают они такие. Вымя наполнено. А у соска геометрия искажена. И это не ошибка художника. Вы посмотрите. Животное синхронно с природой. Оно его часть. Трава на картине тоже с искаженной геометрией. Но наклон её, травы, направлен в другую сторону. Так бывает в музыке. Где-то в какой-то момент минор, совмещенный с септаккордом не кажется диссонансом. Что-то у художника случилось, и он увидел в реальном мире иррациональное пятно». «Ни хрена себе деревенская телочка», - и тут же отругал себя за эту пошлость. Знаешь, Витек, больше сорока лет прошло, а наизусть помню все свои слова произнесенные, мысли промелькнувшие дословно. И опять так мне её захотелось. «Мы поедем ко мне?» «Да», - ответила просто и обыденно. Но тезис папика я помнил. «А у тебя были мужчины?» «Коля, об этом неприлично говорить». Я решил, что всё нормально. Необходимые и достаточные условия присутствуют. На метро и в общагу. Стал думать проще: «Девочка в пользовании побывала». Быстренько её раздел. Завалил. Прицелился. И …. Девушка. Я тут же всё добро вылил на простыню.

     Опять водка.

     Опять сигарета у него в руках.

     Две судорожных затяжки.

     Задохнулся.

     Лицо покраснело. Я за него испугался.

     Ничего.

     Прокашлялся.

     На лицо вернулись привычные краски.

- Через две недели я приехал к ней. «А я Вас ждала, Коля!» «Машенька, машина ждет. Быстренько едем в ЗАГС». А она опять улыбается. «Не надо, Коля. Давайте поговорим». «В машине и поговорим». «Отпустите машину, там же счетчик работает». Ну отпустил я мотор. В скверике садимся на скамеечку. «Я Вам не нравлюсь?» «Машенька, ну, что ты. Люблю я тебя». Мне, Витек, кажется, что и сейчас я её люблю. «И я Вас люблю. Хочу от Вас ребенка». «Маша! Да у нас их будет  столько, сколько ты захочешь». Опять эта улыбка. «Нет, Коля. Если будет, то один и не наш, а мой от Вас. Помолчите, пожалуйста. Вы же не сможете поехать со мной. У Вас другая дорога жизненная. А я люблю свою будущую работу. И если работу я просто люблю, то долго жить в другом месте, ни в моей деревне, я просто не смогу. От других мест я устаю. И в Москве я вынужденно нахожусь. Я живу только у себя дома. Вы не беспокойтесь. Я ребенком Вам досаждать не буду. В деревне живет один парень, Тимофей. Славный такой. Он любит меня. И я стану его женой. Тимоша знает, что я его люблю, но люблю не так, как Вас. Я ему позвонила и рассказала о нас. И он разрешил.

- Махнем? – Предложил я.

     Колян отмахнулся.

- И знаешь, Витек, тут меня прорвало. «Придурки ****ые…

     ****ец. Орфей оглянулся.

… вы что там, в Сибири, все охуели?» А она, опять улыбаясь: «Я знала, Коля, что Вы не такой рафинированный, как хотели мне казаться. И я Вас люблю ещё больше. Обещайте мне ребенка, и я буду с Вами, пока учусь».

Тут Колян без меня … полстакана.

- Развернулся я, Витек, и по****ел к себе. Больше её не видел. Приехал в наш городишко. Приглядел Тамарку. Взял с приплодом. Знал, что её поебывал Первый. Ничего срослось. Двух пацанов ей смастерил, - это он мне рассказывал, как будто я этого не знал, - гарные хлопцы.

- И знаешь? Не люблю я Тамарку, но ****ься с ней нравиться. Если бы ты мне Гальку свою на выбор с Тамаркой предложил, то, конечно, я бы сначала Гальку, а потом всё равно обязательно  и до Тамарки добрался.

     Колян сурово посмотрел на меня.

- Неужели сейчас меня ебнет? – Промелькнула трусливая мысль. – А стОит.

- Через двадцать лет я позвонил своему другану, он был там зав сельхоз отделом обкома, попросил разыскать её, помочь. Нашел её друган. Жила со своим Тимофеем, трех детишек наплодили. Ветеринарную клинику организовала межрайонную. Прямо в своей деревне. Как-то Российская газета попала на глаза. Портрет её увидел. Заслуженный работник сельского хозяйства. Половина деревень в их области народ побросал, а эта деревня осталась. Из-за её клиники…

     Утром зашел ко мне, разбудил

- Я тут тебе вчера наплел всякой ***ни… Ну, про Гальку….

- Да пошел ты... козел! Дай поспать.

     Психологическое равновесие нарушено не была. Совместимость продолжалась….