1. Растрёпанное чудо
Пробираясь до калитки
Полем вдоль межи,
Дженни вымокла до нитки
Вечером во ржи.
Очень холодно девчонке,
Бьёт девчонку дрожь:
Замочила все юбчонки,
Идя через рожь.
Если кто-то звал кого-то
Сквозь густую рожь
И кого-то обнял кто-то,
Что с него возьмёшь?
И какая нам забота,
Если у межи
Целовался с кем-то кто-то
Вечером во ржи!..
Роберт Бёрнс
Татьяна недолго пробыла Татьяной. Уже через три дня она стала Мармеладкой.
По простой и банальной причине – она обожает мармелад. Я, кстати тоже. Наверное, в организме чего-то не хватает. Мармеладистого такого, мягкого и сладкого.
Много позже моя дочь тоже будет очень неровно дышать по мармеладу. Но это ещё далеко впереди. А сейчас, в свои неполные 19 лет я пока не спешу подумать о семье, детях и комфортном быте.
Я её сбил. Татьяну. Мармеладкой она пока ещё не была. Вернее, она меня. Или, нет, не так… Запутался. Давайте по порядку.
Я ехал в институт на машине отца, опаздывая на лекцию. Она опаздывала на лекцию пешком. За квартал от институтского городка наши пути пересеклись. Помните? Из пункта А в пункт В выехал на машине гражданин. Из пункта С в тот же пункт В (или примерно тот же – корпус другой) вышла гражданка. Спрашивается… Какого чёрта их обоих понесло на какие-то дурацкие лекции? Ой, пардон, что-то я не то хотел сказать!
Светофор весело подмигнул и сменился на зелёный, и я чуть прибавил скорость. Передо мной на перекрёстке стоит только одна машина, и я вполне успею её обогнать перед небольшим изгибом улицы.
Я заметил её целенаправленное движение сбоку мне наперерез и успел затормозить. Улица узкая и особо на ней не разгонишься. Машина уже встала, а она – нет. И довольно ощутимо ударилась коленкой о капот. Уже стоящего автомобиля. И по инерции упала на капот всем телом. А потом осела на травку газона вдоль тротуара.
Я вышел из машины, слегка кипя праведным гневом. Я опаздываю! А тут все, кому не лень, пинают меня почём зря! Ну, понедельник – день тяжёлый, кто бы спорил? Но вот так с утра и с балалайкой…
Вид у неё был живописный. Я даже про гнев забыл. Смотрите сами: сидит нахохленное чудо с растрёпанными волосами в окружении рассыпавшихся из пакета тетрадей и книг, одной рукой потирает коленку, а другой что-то нашаривает в дамской сумочке. И совершенно игнорирует тот факт, что, сидя на травке в короткой мини-юбке, ноги так широко раздвигать не сто;ит. Хотя, нет, стоп, по мне так очень даже сто;ит. Симпатичные трусики! И ножки очень даже ничего!
И как вы думаете, что она достала из сумочки? Губную помаду!! Ох, женщины! Весь мир будет лететь в тартарары, а женщина будет подкрашивать губки.
Я присел на корточки, прислонился спиной к крылу автомобиля и дежурно поинтересовался:
- Куда летим?
- В институт.
Потрясающая информативность! А куда ещё тут можно «лететь»? За институтскими корпусами в этом направлении только автобусная диспетчерская и лес.
- Зовут-то как? Или не зовут? Сама натыкаешься?
- Не хами! Татьяна я.
- Александр. Но лучше Алька. А под машину зачем? Да ещё с утра пораньше.
- Потому и под машину, что пораньше. Утром поспать люблю, а тут лекции.
- Сам такой. Это я про «поспать». Садись, подвезу. Пока ты ещё какой автомобиль не покалечила.
- Ездят тут… Все коленки о них пообшибаешь… И нет чтоб МЕНЯ пожалеть… Автомобили, видишь ли, покалечу… Движение у них тут встанет… Груды металлолома, опять же, убрать будет некому… Бурбон! – ворчала Татьяна, собирая тетрадки.
Не подумайте плохого, но помогать я ей не спешил. Меня куда больше заинтересовали открывающиеся при этом виды. Она, наконец, заметила направление моего взгляда. И неожиданно кокетливо улыбнулась:
- Открываешь для себя что-то новое?
- Не-а. Но старое в новом – то же новое. Согласна?
- Помог бы. Философ!
Помог. Раз просят. Таким красоткам отказывать грешно!
Слегка завитые чёрные волосы до середины лопаток или чуть выше. Невысокая, стройная. Тонкий прямой нос, тонкие губы, маленький чуть обиженный ротик, живой взгляд больших густо-карих глаз. Нахохленное чудо начинает мне нравиться!
Я галантно распахнул дверцу машины. Церемониться она не стала, села с таким видом, будто ей так и положено здесь сидеть. Я обошёл вокруг капота и плюхнулся рядом.
- Заводи, поехали, - распорядилась она по-хозяйски и блеснула зрачками озорно и с вызовом.
Завёл. Поехали. Высадил возле корпуса Д, проводил до аудитории, по пути уточнил группу. В фойе изучил расписание.
Сходил на две пары, раз уж приехал. И посчитал, что на сегодня с обоих достаточно. У неё ещё что-то в корпусе Г, значит, мимо меня она не пройдёт. Посидел в машине на институтской стоянке напротив корпуса А пару минут и увидел её в компании двух подружек. Подъехал наперерез и распахнул дверцу:
- Уже завёл. Едем?
- И почему тебя так долго вечно приходится ждать?! – сказала она громко капризным тоном, явно рисуясь перед подружками и усаживаясь поудобнее.
- Вернуться? – спросил я шутливо, проехав метров пять, но не тормозя и демонстративно глядя в зеркало заднего вида.
- Зачем? – не поняла она, оглядываясь.
- Рты подружкам закроешь. Простудятся.
- Лето уже скоро. Выживут. – и добавила, пробуя на вкус, - Алька.
Мы выкатились с институтской площадки и, не тормозя, лихо влились в уличный поток. Татьяна удивлённо посмотрела на меня, но промолчала. Я выбрал направление к улице вдоль леса из-за ширины – два ряда туда, два навстречу. Выскочили мы на неё так же просчитано – я чуть сбавил скорость перед перекрёстком, чтобы успел проехать автобус, и повернул плавной дугой, сразу оказавшись в скоростном ряду. И тут же пошёл на обгон неторопливого грузовичка. ГАИ здесь стоят редко и можно разогнаться для души. Какую-то легковушку обошли справа и сразу в левый ряд, уходя от «Икаруса». На спидометре уже за 80.
- Ты что, гонщик? – удивилась Татьяна.
- В субботу увидишь на трассе. Приглашаю.
- Серьёзно? И что это? Карт?
- Обижаешь, начальник. Не карт, а машина! Сама убедишься. Но только, чур, болеть только за меня!
- Других всё равно не знаю, уговорил. А едем-то куда? – несколько запоздало поинтересовалась она. – Домой к тебе не поеду. Я так быстро не сдаюсь.
- Понял. Значит, к друзьям. Они сейчас должны быть в парке.
И добавил мысленно: «Не сдаётся она! Бастион лохматый. Кто бы тебя спрашивал? К вечеру ещё посмотрим…».
Все мои друзья уже обзавелись постоянными (или, скажем более точно, долговременными) подружками. Подумываю об этом и я. Я покосился на Татьяну. Вскользь: лицо, грудь, коленки, ещё раз лицо… А что? Неплохой вариант! Это чудо растрёпанное (когда опять успела?) причесать, почистить (на юбке всё ещё видны следы утренней травки), сбрызнуть французским одеколоном… «шИнель №5» Урюпинского пошива… разлива… ну, не важно…
2. Круг друзей
О, слава Богу, слава Богу!
Я не влюблён, свободен я;
Я выбрал лучшую дорогу
На скучной степи бытия:
Не занят светом и молвою,
Я знаю тихие мечты,
И не поклонник красоты,
И не обманут красотою!
Н.М. Языков
Первая моя близость случилась почти пять лет назад. Четырнадцать лет. Начало восьмого класса. Моя Первая Женщина; переехала из другого города. И я, в очередной раз, в новой школе. Мы оба – чужаки. И это нас внезапно сблизило, хотя мы учились в параллельных классах. Мы оба активны, решительны, стремительны и бесконечно любознательны. И оба безмерно хотим стать взрослыми и независимыми. Ни от чего. Хозяевами своей жизни. Пусть с ошибками, но собственными.
Менее чем за месяц мы дошли до той черты, откуда начинается «взрослость». И с ходу перешли её. Первая близость не была ни хорошей, ни плохой. Она была просто назревшей необходимостью. Эксперименты и изыски начались вскоре, но потом. Ничего не зная о Кама-сутре, мы открыли её для себя самостоятельно практически всю целиком. Это было нашей общей «взрослой тайной». Встречались мы ежедневно до самого окончания десятого класса, почти три года.
А потом она уехала в другой город. Я поступил в институт. Месяца три жил убеждённым «холостяком». А потом у меня отказали тормоза. Я не запомнил, как звали вторую женщину в моей жизни. Потому что третья была уже на следующий день. Ветер в голове крепчал.
И крепчал он два года. Весь наш уже устоявшийся круг друзей пережил аналогичный период в то же самое время. И вот этот период подходит к концу. Ветер в голове ещё не стих, но чехарда случайных связей; стала утомлять. И захотелось постоянства.
Первой ласточкой оказался Витамин (Виталий). Он познакомился с Наткой. Она старше нас на год. Иссиня-чёрная густая грива мелко вьющихся длинных волос, слегка вывернутые ноздри длинного прямого тонкого носа, тонкий большой язвительный рот, пронзительно-чёрные глаза. Она сразу стала нашей Королевой. И осталась ею до самого распада Компании. Превзойти её в красоте не смогла ни одна последующая подружка.
Второй была Белка. С ней познакомился Кот (по созвучию с фамилией, в «девичестве» - Константин). Белку прозвали Белкой за цвет волос – рыжий с сероватым отливом. По паспорту она – Валентина. Невысокая и приятно округлая, жизнерадостная и смешливая. Курносая, круглолицая, неправдоподобно-голубоглазая, с выразительным слегка всегда призывно приоткрытым маленьким ротиком бантиком, неусидчивая и подвижная как ртуть.
Сюиту в нашу Компанию ввёл Рубль (ещё один Константин, прозванный так за неулыбчивые глаза – посмотрит, как рублём одарит). Она мгновенно стала лучшей Наткиной подругой и внешность Наткину копировала почти один к одному. Тот же длинный тонкий прямой нос с практически теми же слегка вывернутыми маленькими узкими ноздрями, тот же тонкий большой язвительный рот, та же фигура, прическа… Она копировала Натку буквально во всём. На фотографиях их даже отличить довольно сложно. Но царствовала она безраздельно только в отсутствие Натки, при ней неизменно отходя на второй план. Видимо, от Натки шли какие-то особые флюиды. Натка, понятно, - Наталья. А Сюита – Ольга. Сюитой она стала за пристрастие к классической музыке, хотя такое пристрастие уважали и ценили все мои друзья.
Белка поначалу насторожённо косилась на еврейских «близняшек», но на её Кота никто не покушался, и постепенно она успокоилась. Белка была красива сдержанной красотой, но выделялась ярким характером, своим бурным темпераментом привлекая к себе внимание и симпатии. И она была абсолютно уверена в своих силах, зная, что своего не упустит.
С Кнопкой познакомился Леший (Алексей). Я уезжал в Самару, и для меня осталось тайной, почему Татьяну прозвали Кнопкой. Она высокая, выше всех наших женщин, почти одного со мной роста. Стройная и даже слегка худощавая. Русые волосы до плеч, большие серо-зелёные глаза, слегка скуластенькое округлое лицо, слегка вздёрнутый маленький носик, пухлые чувственные губы. Она совершенно незаслуженно оставалась в тени, будучи очень красивой и самобытной. И она блистала бы в любой иной компании. Но с компанией ей явно не повезло. Первым делом у неё увели Лешего. Натка. «Осиротевший» Витамин тут же переключился на Кнопку, и она осталась в нашей компании уже его подругой. А Натка осталась с Лешим.
Гусар (Игорь начал отращивать усики, но вскоре ему это надоело; сбрить-то он их сбрил, а прозвище осталось) привёл ещё одну еврейку Ирину. Она оказалась самой молодой и мгновенно стала Янгой. От английского young – молодая. Янга невысокая, стройная. Прямой, почти римский нос, большие чёрные глаза, слегка надуто вывернутые крупные губы. И те же чёрные мелко вьющиеся длинные волосы, как у Натки и Сюиты. Натка, Сюита и Янга составили наши «три еврейские грации». Продержавшие признанное лидерство по красоте до самого конца моего знакомства с этой компанией.
Чех (Андрей, любовь к чешскому пиву) по-прежнему менял подружек чуть реже, чем сигареты в зубах. Это он летом приведёт к нам Шармань. Но это будет летом. И об этом позже.
Вот в эту развесёлую компанию я и привёз Мармеладку (извините, ещё рано, но мне уже надоело непривычно называть её Татьяной). Они все уже сидели в парке на скамейке и громко о чём-то спорили. Подходя ближе, мы расслышали знакомые фамилии – Шопенгауэр, Фейербах, Кант. Понятно, спор опять, видимо, затеял Рубль. Философия – это его конёк. И мой. И Чеха, Витамина, Сюиты и Янги. Они и спорят громче всех.
Большие глаза Мармеладки стали ещё больше. Она удивлённо покосилась на меня, но опять промолчала. Женщина, умеющая молчать, - это находка – мелькнуло у меня в мыслях. Знал бы я, как я ошибаюсь! Причём выяснится это очень скоро. Но пока не выяснилось. Извините, отвлёкся.
Нас заметили. Спор исчез (он всегда внезапно начинался, прерывался и вновь начинался на том месте, где закончился накануне). Мармеладку раздели, промеряли, взвесили. Глазами, разумеется. Она не преминула покрасоваться под перекрестьями взглядов, подав себя в самом выгодном свете. Я понаблюдал за этим с расстояния в пятьдесят ярдов; (мысленно, отойти я поленился) и представил её:
- Татьяна, предводитель нового модного движения молодёжи по уничтожению автомобилей собственными коленками.
- И много она их уже уничтожила? – заинтересовалась Белка.
- Пока только один, и то не до конца. Мой.
- Ты на своём «шестнадцатом»? В городе? – удивился Гусар.
- Пардон, исправляюсь: я на отцовской машине. «Шестнадцатый» в «ангаре». Это моя гоночная «тачка», - пояснил я Мармеладке, - на ней ты и увидишь меня в субботу. Приглашение в силе. И отказ я приму как личное оскорбление!
- Он что, действительно, гонщик? – удивилась Мармеладка, обращаясь к кому поближе.
Поближе оказалась Кнопка. Она хмыкнула и кивнула головой:
- Бульдозер врёт редко, но убедительно и красиво. А сейчас говорит правду. В субботу мы все там будем болеть за него. И ты приходи.
- Бульдозер?
- Алька. Настырный он как танк. Потому и Бульдозер.
Это нелогичное объяснение Мармеладку убедило. Возможно, танк и бульдозер не сильно отличаются в её представлении.
Мы пообщались с часик все вместе. Мармеладка быстро вписалась в нашу компанию. И через час уже была своей. Натка даже показала мне кулак и громко шепнула на ухо:
- Только попробуй завтра придти с другой! Меня уже тошнит от твоих красивых дурочек. А эта и красивая, и умная. Наша девчонка.
Я демонстративно хмыкнул, но промолчал. А ещё через несколько минут на ухо зашептала Мармеладка:
- Я передумала. У тебя есть кто дома? Или, нет, лучше ко мне. И поехали, пока я обратно не передумала!
- Всем - салют! Из главного орудийного калибра, - я взял её под локоток и повёл к машине.
Она ещё успела улыбнуться каждому персонально и помахать ручкой всем сразу. Уже на ходу.
3. Долгие сутки
- Кто там стучится в поздний час?
«Конечно, я – Финдлей!»
- Ступай домой. Все спят у нас!
«Не все!» - сказал Финдлей.
- Как ты прийти ко мне посмел?
«Посмел!» - сказал Финдлей.
- Небось, наделаешь ты дел.
«Могу!» - сказал Финдлей.
- Тебе калитку отвори…
«А ну!» - сказал Финдлей.
- Ты спать не дашь мне до зари!
«Не дам!» - сказал Финдлей.
- Попробуй в дом тебя впустить…
«Впусти!» - сказал Финдлей.
- Всю ночь ты можешь прогостить.
«Всю ночь!» - сказал Финдлей.
- С тобою ночь одну побудь…
«Побудь!» - сказал Финдлей.
- Ко мне опять найдёшь ты путь.
«Найду!» - сказал Финдлей.
- О том, что буду я с тобой…
«Со мной!» - сказал Финдлей.
- Молчи до крышки гробовой!
«Идёт!» - сказал Финдлей.
Роберт Бёрнс
Дома у Мармеладки было море книг. Почти такое же огромное, как и у меня дома. Я с интересом пробежал глазами по корешкам. Много беллетристики - детективы, классика, энциклопедии, философия (!), стопка чего-то по домашнему хозяйству… Поэзии немного, но подбор тщательный – в основном поэты Серебряного века.
- Впечатляет? – в голосе Мармеладки отчётливо прозвучала гордость за свою библиотеку.
- У меня поболее, но кое-что попрошу потом почитать. И завалю своим, если захочешь.
Мармеладку это озадачило. Она с видимым усилием попыталась представить себе домашнюю библиотеку поболее своей, но быстро сдалась.
- Чай? Кофе?
- Кофе. Чай не пью. Но потом.
Она вскинула брови. Подумать, что я имел в виду под «потом» я ей не дал. Просто положил руки на плечи, чуть притянул к себе, провёл ладонью по волосам и щеке и закончил поцелуем. Она слегка дёрнулась, но на поцелуй ответила. Попыталась отстраниться. Но опять передумала и потянулась к новому поцелую сама…
Кофе мы пили не одеваясь. С замысловатыми кренделями явно домашней выпечки. Вкусными. А голышом ещё вкуснее.
- Мама готовила?
- Ну не я же! Учусь потихоньку у неё, но так пока не умею.
- Молодец, что не врёшь.
- Вру и часто. Но неубедительно и некрасиво. Научишь потом?
- Обязательно. Самое нужное в жизни умение. Родители скоро приходят? Мы не увлеклись?
- Через полчаса. Время одеться и слинять ещё есть. Куда поедем?
- Заскочу домой, отмечусь, а потом к Янге. У неё родители ночуют на даче. Или, если хочешь, ко мне на дачу…
- Тебе не хватило?! У меня уже ноги трясутся!
- Ладно, побережём твои стройные ножки, они того стоят. К Янге к вечеру съедутся все. И давай всё же ототрём твою юбку.
- Где ты увидел на мне юбку? А, ту… Потом, уже некогда. Надену другую. Только не проси меня постоянно причёсываться. Всё равно через пять минут растреплюсь. Волос такой.
- Попросить ещё не успел, но… хорошо. Растрёпанной ты мне, кстати, нравишься даже больше. Какой-то есть в этом шарм. И скажем всем, что это новая мода прямиком из Парижа. Причёска называется «ночь любви».
- Ух! Я уже сама себе обзавидовалась. Надо же, что ношу!
Когда мы приехали к Янге, там были уже почти все. Отсутствовал только Чех, но это никого не удивляло. Или приедет попозже, или не приедет совсем – человек холостой: встречи, расставания – некогда. Сами это ещё не забыли.
Дверь открыл Гусар. Почти на правах хозяина дома. Он заметно удивился, увидев Мармеладку, но, молодец, быстро стёр удивление с лица. Но она его удивление заметила и посмотрела на меня очень подозрительно и неодобрительно. Я мысленно сосчитал количество ступенек в подъезде до двери своей квартиры. Получилось 88. Помогло, успокоился. А в зале Натка открыто, не стесняясь Мармеладки, показала мне большой палец. Это Мармеладку, кажется, утешило.
Она почти не участвовала в общем разговоре. Зато непрерывно шушукалась со всеми нашими дамами поочерёдно. Боюсь, речь шла обо мне. Где-то к 11 вечера Мармеладка не выдержала:
- Что ты там говорил насчёт дачи? Только позвоним сначала родителям. Я уже придумала, что наврать. Сейчас расскажу, покритикуешь. И подскажешь как правдоподобнее. А я хотя бы буду уверена, что ещё увижу тебя утром.
- А пляска святого Витта уже прошла?
- Пляска… Укататься, какой святой, если у него что-то плясало от этого! Кстати, что именно плясало и что это за Витт такой жутко праведный?
- Виттова пляска – это болезнь. Подёргивания конечностей при каких-то поражениях мозга. Я хотел в хирурги податься, читал по медицине всё, что подвернётся. Потом передумал. А Витт… Представления не имею. Знаю только одного, но он, явно, не из той оперы.
- Кто таков?
- Великий пенсионарий Соединённых провинций в середине XVII века. Сверг принцев Оранских и растерзан толпой во время народного восстания. Историей у меня отец увлекается, не удивляйся.
Позвонили по домам, наплели. Не уверен, что нам поверили, но требовать непременного возвращения чад в пенаты не стали. Ни её родители, ни мои. Вся наша компания подобралась на редкость похожей. Все мы – дети улицы. У всех полные, интеллигентные, но чертовски скандальные семьи на надоевшей грани перманентного распада. И домой никого не тянет. Все учимся в вузах. Но дворовые замашки знаем как «отче наш». По-другому на улицах города не выжить. Любого огромного города. Часто «косим» под отпетых у;рок и умеем постоять за себя. И за своих подружек, если понадобится. Но частенько благоразумно не спорим со своими подружками сами.
Мы заехали в гараж и поставили машину. Брал я её без спроса. До выходных отец вряд ли её хватится, но… Отец знает, что я беру машину. Сначала заметил по убывающему бензину. Потом, когда я стал изыскивать деньги, чтобы заправиться, по набегающему километражу. Но когда она ему нужна, она неизменно на месте. И он не раздувает скандал, зная, что езжу я лучше него самого. Мать тоже догадывается и иногда ворчит, но, скорее, для порядка.
Автобусы и троллейбусы ещё ходят, и мы доехали до дачной остановки без осложнений. Это – на окраине города. Дальше – пешком. Километра три. Сквозь тихую безоблачную звёздную ночь.
Она знает только Большую Медведицу. Называю все звёзды Ковша поимённо – Дубге, Мерак, Фекда, Мегрец, Алиот, Мицар, Бенетнаш; . Показываю крохотный Алькор над Мицаром. Рассказываю, что древние арабы проверяли остроту зрения по этой паре. Видят здесь две звезды только люди со 100%-ным зрением.
- Астрономия – это моё хобби, - отвечаю на её изумлённый взгляд из-под чёлки.
- Ну, просто обмочиться принародно! Студент-гонщик, хирургический Коперник и философ доморощенный с аварийным уклоном. Что ещё забыла? Исторически подкован и танково-настырен. Я в обмороке! Чего не реагируешь? Видишь, в пыли валяюсь? Поднимай давай, Бульдозер!
Валяющейся в пыли я её не увидел, даже в воображении, поэтому молча развернул и поцеловал. Она возмущённо пару раз помахала в воздухе руками, потом обвила ими же за шею и ответила так, что дыхание у обоих закончилось. Еле отдышались.
Поспать нам так и не довелось, и утром мы ехали на троллейбусе в институт, периодически пихая друг друга локтями, чтобы не заснуть.
- У меня занятия заканчиваются в два. И только посмей меня не встретить. Из-под земли добуду. Натка с Сюитой в этом помочь обещали, вот втроём и кастрируем. Обливаясь слезами. Такое – жалко…
- Встречу. Побереги пока слёзы до другого раза.
- Какого ещё раза?! Зарр-раза!
- С юбилеем тебя!
- Каким это вдруг?
- Сутки как мы знакомы.
4. Подруга
Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,
Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,
Стенаньем, криками вакханки молодой,
Когда, виясь в моих объятиях змеёй,
Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
Она торопит миг последних содроганий!
О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я,
Когда, склоняяся на долгие моленья,
Ты предаёшься мне, нежна без упоенья,
Стыдливо-холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему
И оживляешься потом всё боле, боле –
И делишь, наконец, мой пламень поневоле!
А.С. Пушкин
В два часа дня мы сидели с институтским приятелем Олегом в скверике напротив корпуса Г и неторопливо курили, разглядывая стайку первокурсниц. Среди них встречались интересные экземпляры. Про Мармеладку я, честно говоря, забыл, хотя первоначально сел здесь, чтобы не пропустить её по дороге от корпуса Д до остановки.
- Молодец! Исправно ждёшь. Давно?
Я вздрогнул. Мармеладка стояла передо мной в двух шагах с теми самыми подружками и очаровательно улыбалась. А в её глазах я различил тайфун, землетрясение, цунами и ещё что-то неопознанное из того же буйного ряда. Она мельком покосилась в сторону нашего увлечённого внимания и на долю секунды насупила бровь. Я тут же решил быть паинькой и представил всех:
- Татьяна. Олег. Подруги Татьяны, не имею чести…
- Точно. Не имеешь, - подколола Мармеладка. – Ольга. Наташа; .
Мы без лишних извинений бросили всех разбираться между собой самостоятельно (Ольга около недели пробыла подругой Олега, но потом исчезла из моего поля зрения) и уехали ко мне домой. На автобусе.
…Часа через два позвонил Витамин и сообщил, что общий сбор на опушке леса за художественным музеем. Прогулялись пешком, это рядом, около 25 минут от меня. От Мармеладки было бы не близко, пришлось бы ехать с пересадкой.
Мармеладку встретили радостно. Натка чмокнула её в щёчку. Её примеру тут же последовала Сюита. Когда всеобщий женский целовальный обряд закончился, остальные поприветствовали её словами. Она расцвела, уселась на поваленный ствол дерева, притянула меня к себе и безапелляционно использовала в качестве подушки, уютно привалившись и приложив голову на плечо. Весь её вид говорил о том, что сдвинуть её из этого положения уже никакие силы не смогут.
Янга хихикнула, кивнула мне головой на Мармеладку и показала язык. Я поразмышлял, покипеть мне чуть-чуть или… По всему телу разливалась истома, как у кота, объевшегося сметаной, и кипеть не хотелось. Ладно, пусть будет «или». Пока. А там посмотрим.
Сюита вытащила из пакета альбом для рисования, три акварельных набора красок, три пластиковых стаканчика и три острые беличьи кисточки. Гусар притащил откуда-то три грязноватых, но ровных обрезка ДВП и помятую флягу с водой.
- Помните наш спор? Кто лучше нарисует пейзаж, тот и станет Нашим Лучшим Художником, - пояснила Сюита в основном для Мармеладки. – Участвуют: Чех, Бульдозер и Рубль. Они рисуют хорошо все трое, но мы хотим знать лучшего.
- А что они будут рисовать? – Витамин даже прекратил обнимать и целовать Кнопку. – Этот урбанистически загаженный лес? Со стоптанными покрышками, ржавыми железяками и гнутой водопроводной трубой, торчащей прямо по курсу? Я тогда ни за кого не проголосую.
- За песчаным карьером есть шикарная полянка. Помните, мы были там недели две назад? – предложил Кот. – Надеюсь, её ещё не изуродовали.
- Изуродовали – почистим! – отрезала Натка. – Двинули, ваганты! Пока не стемнело.
Рисовать мешали наши женщины. Всем троим. Они бегали от одного к другому, громко, но неразборчиво что-то комментировали, в основном, изъясняясь междометиями, но, кажется, вполне понимали друг друга. Мармеладка угомонилась первой. Она уселась около меня и попыталась загипнотизировать мой рисунок. Даже мигать забыла. Рисунок на её потуги никак не отреагировал, а я, наконец, отложил кисть в сторону. То, что хотел, я сделал.
Рубль и Чех тоже вскоре закончили. Компетентный ареопаг в составе шести женщин, Лешего, Кота, Витамина и Гусара кипел страстями и надрывался воплями с полчаса. Мы с Рублём и Чехом сидели на брёвнышке в сторонке, неторопливо покуривали и негромко беседовали о женщинах. Не в плане художественного эстетического восприятия, а вообще. Искусство нас временно перестало интересовать.
На поляне стихло, и мы с интересом уставились на угрюмую Сюиту, идущую к нам. Она была назначена Главным Художественным Арбитром.
- Так нечестно, - заявила она во вступительном слове. – Все три рисунка выполнены в разных стилях. И сравнивать их невозможно. Короче, первое место присуждается всем троим, пока мы не придумаем что-нибудь для более адекватного сравнения. Туш, фанфары и мои поздравления. Акварели признаны превосходными. И мы все не зря потратили время. Жаль, что спорили долго и зря.
Мармеладка повисла у меня на шее, бегло поцеловала несколько раз, повернулась, не размыкая объятий, к Сюите и показала ей нос. Видимо, Сюита рассчитывала, что победит её Рубль. За Чеха болеть было некому. Очередную мимолётную подружку он с собой не прихватил. Похоже, в долговременных подругах есть некоторые преимущества.
По предложению Белки пошли через лес на Обрыв. Быстро запалили небольшой костерок и уселись кружком. Спорили все долго и обо всём сразу. Мармеладка уже освоилась и активно участвовала. Темы менялись как узоры в калейдоскопе.
Темнело уже всерьёз. Я посмотрел на Мармеладку и шепнул на ушко:
- Если хочешь, чтобы мы успели на дачу, то уже пора. Здесь через пару километров – остановка автобуса. Он идёт через весь наш район города, невыносимо долго, но как раз к дачам. И здесь, на остановке есть телефон-автомат позвонить предкам.
- И чего ты тогда расселся, как у тёщи на блинах? – уже привычно заворчала Мармеладка. – Веди, пока совсем вдребезги не стемнело. А то я себе здесь все ноги переломаю. Что соврать уже придумал? И за меня тоже придумай, у меня фантазия сегодня хромает. И напомни мне завтра купить банку кофе, а то по утрам пить хочется, а у тебя на даче в холодильнике таракан сдох. От голода. И сфотографироваться обоим не мешает.
- А это ещё зачем?
- Предкам на кухне оставим. А то забудут, как мы выглядим.
Предки поворчали. И её, и мои. Но особо не ругались. Наверное, они ещё не успели забыть, как мы выглядим. И мы со спокойной совестью уехали ко мне на дачу.
На даче Мармеладка устроила сольный концерт в виде эротического танца в обнажённом виде под луной посреди участка. Музыка доносилась из воинской части в полукилометре от нас. Тело её в лунном свете загадочно блестело, окончательно растрепавшиеся волосы развевались под лёгким ветерком. Ночь выдалась очень тёплая для середины мая. После третьего танца она заставила раздеться и меня, и мы танцевали уже вдвоём. Она прижималась ко мне всё теснее, движения её становились всё более двусмысленными… В домик я её внёс на руках…
5. Сковорода
Кто знает нашу богомолку,
Тот с ней узнал наедине,
Что взор плутовки втихомолку
Поёт акафист сатане.
Как сладко с ней играть глазами,
Ниц падая перед крестом,
И окаянными словами
Перерывать её псалом!
О, как люблю её ворчанье:
На языке её всегда
Отказ идёт как обещанье –
Нет на словах, на деле да.
И, грешница, всегда сначала
Она заво;пит горячо:
«О, варвар! изверг! я пропала!»,
А после: «Милый друг, ещё…»
Д.В. Давыдов
Утром я заехал домой за тетрадями по лабораторным работам. Отец был дома.
- Не забыл, что договорились съездить в Самару поправить забор на даче? В субботу тебе некогда. Едем сегодня. Я взял отгулы. Завтракай и дуй в гараж за машиной. Заедем в институт, отпросишься. Мать с работы заберем, и все вместе уедем. За три дня обернёмся туда и обратно.
Забыл я об этом начисто. Действительно, дед просил помочь ему на его даче. Мы уехали.
Вернулись мы в пятницу около шести вечера. Я поставил машину в гараж и стал обзванивать друзей. Нашлись все у Гусара. И немедленно потребовали моей явки с повинной.
Мармеладка была здесь. Зарёванная и злая. Смотреть в мою сторону она не желала наотрез. Я пожал плечами (что с воза упало, то кобыле легче) и пошёл на кухню (подождём, ещё не вечер, сменит гнев на милость – вины на мне никакой). И напоролся на рассвирепевшую Натку. Когда я вошёл, она держала в руках пустую сковороду и собиралась поставить её на огонь.
- Явился, Казанова! – зашипела она на меня.
- Почему Казанова? В Самаре я был.
- А я – папа римский, да? Или мама афинская? Ты ещё и мне бесстыже врёшь? Извёл всех, душегуб! Мармеладку видел?!
- Чего видел?
- Татьяну твою! Мармеладка она теперь. Без тебя окрестили. Мармелад любит.
- И я люблю.
- Любит он! Любитель нашёлся! – Натка распалялась всё больше. – Да убивать таких мало!!
И тут произошло такое, что долгое время удивляло потом всех. И саму Натку в первую очередь. Она перехватила сковородку за ручку поудобнее, и с лихого разворота попыталась опустить её мне на голову! Здоровенную стальную сковороду с деревянной ручкой!
Года два назад я увлёкся боксом, но через полгода бросил. Неожиданно навыки пригодились. Уклонился я от удара без труда, сделав в «тур-де-вальсе; » шаг влево и с поворотом шаг вперёд. Перехватил её руку в запястье и, сопровождая в движении, слегка нажал на кисть. Сковорода выскользнула из руки Натки и с невероятным грохотом врезалась в пол.
Сбежались все. Немая сцена. Белка, Кнопка и Янга, бывшие всё это время на кухне, молча тыкали пальцами на лежащую на полу злополучную сковороду и не могли вымолвить ни слова. А Натка неожиданно села на пол, где стояла, и разревелась в голос. Я стоял посреди кухни, и автоматически моя рука потянулась к голове. Есть у меня такая дурацкая привычка – лохматить себе волосы в затруднительной ситуации.
Мармеладка взвизгнула и едва не снесла меня. Она уцепилась одной рукой за ворот моей рубашки, оторвав пуговицу, а другой принялась ощупывать мне голову. Глаза у неё стали чуть не вдвое больше. Никто пока так и не сказал ни одного осмысленного слова.
- Да живой я. Не попала Натка. Хотя собиралась. И уж если бы попала…
- А… и… у…, - попыталась что-то сказать Мармеладка, обхватила меня руками за шею, повисла всем телом, уткнулась носом в ворот многострадальной рубашки и расплакалась.
- Из-за чего весь сыр-бор-то? В Самаре я был. У деда на даче. Забор поправляли. Справку от отца принести?
- Ыы… Ээ… Умрр? - добавила ясности рыдающая Натка.
- Мармеладка решила, что ты загулял с какой-то новой пассией. И за два дня всех нас в этом убедила, - разъяснил, наконец, Рубль. – А я, например, сомневался. Телефон у тебя никто не берёт, окна до ночи тёмные. Что, и родители загуляли с ним вместе? – это уже, похоже, не мне добавил он.
- Угу. Хороши друзья! А Натка, так та вообще чуть сковородкой не убила!
Мармеладка внезапно оторвалась от меня и уставилась на Натку как удав на кролика. Даже слёзы высохли. Натка подняла на неё взгляд побитой собаки и на всякий случай отъелозила на попе подальше. Вставать с пола она пока не собиралась.
- Брейк; , брейк, - спохватился я, - никто никого не убил пока. Давайте и не будем никого убивать сегодня. Разберёмся спокойненько, а завтра накажем невиновных, разгоним свидетелей и наградим непричастных. Всё как положено. Натка за тебя разозлилась, не злись, - сказал я Мармеладке. – Правильно? – уточнил у Натки.
- Уу-у, - отозвалась Натка и заревела с новой силой.
Через полчаса общими усилиями успокоили всех. Натке и Мармеладке налили по чайной ложке валерьянки, напоили горячим чаем, и усадили их на диван. В разные концы дивана. На всякий случай. Женские гладиаторские бои будут сегодня уже лишними. Потом как-нибудь.
- Я за тебя испугалась, - угрюмо буркнула Мармеладка.
- И я, - присоединилась Натка. – Сама не знаю, что на меня нашло. Когда поняла что делаю, с перепугу глаза закрыла. И даже не поняла, ударила я тебя или нет. А потом такой грохот! Всё, думаю, убила! Сама чуть не умерла.
- Амазонка распоясавшаяся, - заворчала Мармеладка. - Лешего своего колоти хоть сковородками, хоть кастрюлями. А Бульдозера моего не тронь! Сама его побью… Если сумею.
- Прости дуру старую, - Натка дотянулась до руки Мармеладки. – Не хотела я. Вышло как-то.
- Вошло, вышло… В чём бы другом с «вошло-вышло» упражнялась, - никак не успокаивалась Мармеладка, но руку не отдёрнула. – Ладно, заиграли и забыли… Я сегодня всех прощаю, - добавила она, обводя всех обиженным взглядом.
Все дружно пожали плечами – мы-то тут при чём? Но возражать никто не стал.
- У тебя завтра заезд? – срочно сменил тему Леший, обращаясь ко мне.
- Да. К десяти всем к стартовой как штык! Опоздавших считать врагами нации.
- Какой нации, Алька? - внезапно игриво поинтересовалась Янга. – Ты вообще-то у нас кто такой будешь? По прямой материнской линии ты – еврей из наших, по прямой отцовской – скандинав пришлый. По паспорту, само собой, - русский. А русская-то кровь в тебе хоть немного есть? Даром что ли паспорт пачкали?
- Есть. И русская кровь тоже. Чуть-чуть. Я и сам не знаю кто я. Сложный гибрид, наверное.
- Значит, наш, - подытожила Сюита. – Евреи своё родство по прямой материнской линии считают. У тебя бабушка, мамина мама наша, вот и не выпендривайся, гибрид! Вон с Рублём и Витамином всё понятно. Наши люди. Они что, от этого хуже стали, антисемит скрывавшийся?
- Я – антисемит?! Ты что, Сюита, когда с ёлки падала, все ветки головой посшибала?! Вот откуда сосны взялись! Да у меня бабушка… и друзья детства по Самаре… да я… И я – антисемит?! Глянь, Гусар, она остатками валерьянки втихаря не упилась? Пощупай ей лобик, Белка, – не хворает?
- Ладно, не кипятись. Это я всех в чувство привожу. Встряской, говорят, эффективней, - примирительно замурлыкала Сюита. – И хватит меня за лоб тискать! - это уже к Гусару. – Ты ничего не перепутал? Не тебе, а Белке велено. А ты валерьянку нюхай. И Янгу свою тискай. Янга, ты за ним присматривай! А то вишь чего! При всех-то… Засмущал даже. Покраснеть что ли? Ненадолго и чуть-чуть…
6. Неудачный заезд
И в неудачах есть удача,
И в пораженьях скрыт урок.
Переживаешь, чуть не плача,
А, глянь, – урок положен впрок!
Александр Андреянов;
Я иду третьим. Передо мной девятый номер. На ближайшем повороте я почти «сажусь к нему в мешок», но он сбрасывает меня и пытается оторваться.
Автомобиль в движении вынужден преодолевать сопротивление дороги и воздуха. С дорогой ничего не поделаешь – она для всех одна, а воздух… Перед собой автомобиль словно трамбует воздух, расталкивая его в стороны, а сзади создаётся зона разряжения – воздушный «мешок». Если идти с впереди идущим почти впритык, этот «мешок» словно втягивает вас вперёд. Резко уменьшается сопротивление воздуха и возникает запас мощности. И тогда достаточно малейшей ошибки лидера, чтобы вы рывком могли опередить его на форсаже. Идти «в мешке» сложно и опасно, но это – реальный шанс атаковать и обогнать на ближайшем повороте.
Через пару поворотов я всё-таки уже «в мешке». Теперь моя задача – с удвоенным вниманием следить за торможениями «девятого», чтобы не столкнуться с ним, и ждать. Ждать любой его неточности, то есть момент, удобный для атаки. Но соперник у меня опытный. Мы проходим один поворот за другим, а случай мне никак не выпадает, ошибок нет – он идёт по оптимальной траектории. Но любого гонщика висящий на хвосте атакующий соперник нервирует до предела. И шанс ошибки растёт с каждым метром.
Главное моё внимание – на багажник «девятого». Краем глаза успеваю заметить номер 34, стоящий на обочине. Значит, теперь я – второй. Что произошло – меня не интересует. Мозг не успевает обрабатывать текущую информацию, и ведёт меня, в основном, интуиция. Разбор будет уже в боксах. До финиша – километр с небольшим.
«Девятый» опять резко тормозит и уходит в левый поворот. Я дублирую его действия как через копирку. И вижу, что мы входим в поворот на избыточной скорости. Правой колеёй вылетаем на обочину, но удерживаемся на трассе. Клубы пыли на доли секунды закрывают обзор, но направление я чувствую. Рассеялась пыль. Всё, вроде, в порядке. И тут двигатель начинает «чихать». Карбюратор! Густая пыль с обочины добралась до него.
Стремительно теряю мощность. «Девятый» отрывается и уходит. Меня опережает одна машина, другая, третья… На счёте «семь» съезжаю на обочину и останавливаюсь. Гонка для меня закончена! Зачётного места уже не видать!
Пропускаю всех и, не спеша, еду в боксы. Считаю все деревья по правому краю дороги. Насчитал 217. Нервы слегка успокаиваются. Напряжение спадает. По темпераменту я – сангвиник. Но бываю и холериком, реже – флегматиком. Меланхоликом – никогда. Сейчас стараюсь удержаться в «режиме» флегматика. Хотя внутри всё ещё всё дрожит от нервного перевозбуждения. Но нервы гонщику нужно беречь тщательней, чем лётчику.
Первым делом подробно отчитываюсь перед тренером, затем обрисовываю ситуацию механикам. Краем глаза вижу всех Своих за ленточкой, вижу, что они возбуждены и волнуются, особенно Мармеладка, несколько раз махавшая мне рукой. Но я не поворачиваю голову в их сторону. Сначала – дело. Наконец, тренер признаёт, что действовал я по обстановке правильно, но с обстановкой не повезло. Вряд ли «девятый» сознательно пошёл через обочину. Он рисковал слететь с трассы или захлебнуться пылью, хотя идущая следом машина, разумеется, получит её в десятки раз больше. Заметить заблаговременно его ошибку или тактику из «мешка» было, практически, невозможно. «Мешок» съедает всё внимание, особенно, перед поворотом и торможением. Я действовал «девятому» на нервы, и он ошибся. Но победил.
Иду к Своим. Медленно. По пути считаю мысленно пульс и стараюсь замедлить удары сердца. Пропускаю их за ленточку и увожу в сторонку. Они что-то возбуждённо говорят все сразу, но я их пока не слушаю и не слышу. Сажусь на стопку покрышек и расстёгиваю верх комбинезона. Глубоко вдыхаю несколько раз и поворачиваю к ним голову.
- Все замолчите. На две минуты. У кого есть часы? Засекайте. Потом будете говорить. Все. Но по одному.
Тишина. Даже Мармеладка не ворчит! Подманиваю пальчиком и показываю на колени. Она садится и обнимает меня за шею. Замечаю её высокомерные взгляды за ленточку. Там – толпа поклонников и поклонниц. В том числе и моих. И её буквально распирает, что с их кумиром сидит вот так запросто в обнимку именно она. Чем бы дитя ни тешилось…
- Так. Разбор полётов потом. Сейчас устал. Кот! У тебя дача рядом. Там свободно?
- Да.
- Едем туда. Все – за ленточку. Переоденусь – приду.
- А можно не переодеваться? – просит Мармеладка. – Мне так хочется пройтись с тобой под ручку, когда ты в такой форме!
- Сейчас пройдёмся. До ленточки. Медленно. Успей получить удовольствие.
…На даче у Кота рассказываю о заезде со всеми подробностями. А мне рассказывают, как всё это драматично выглядело со стороны. Как кричали болельщики. Как переживали они… Замечаю, что Мармеладка пытается задрать нос даже перед ними и легонько щёлкаю её по носу. В её глазах – недоумение и некоторая обида.
- Перед своими не напыживайся, - шепчу на ушко. – И вообще не надувайся. Лопнешь.
Мармеладка хлопает своими огромными глазищами, но согласно кивает. Если она такой образцово-послушной продержится ещё с полчаса, то не удивлюсь, если у неё скоропостижно отрастут белые крылышки в мелкое пёрышко, а над головой будет празднично переливаться всеми цветами радуги загнутый в лихую восьмёрку нимб. Прямой и белый она, наверняка, носить не станет. Скоро незаткнутый вулкан её темперамента проснётся непременно. Но хотя бы ещё несколько минут можно посмотреть на неё в ангельском обличье, Господи? Господь сегодня, явно, устал и взял отгул, чтобы отдохнуть ото всех. Мою молитву он не услышал.
Мармеладка энергично всплеснула руками и азартно постаралась просверлить во мне взглядом дырку. Сразу это, увы, не получилось, и она перешла на человеческий язык:
- А ведь это же опасно! Я слышала, что гонщики иногда погибают! Разбиваются насмерть!
- А мне как-то говорили, что на дорогах гибнут и водители, и беспечные пешеходы, которые ни про какие автогонки вообще никогда не слышали. И почему-то мне кажется, что неопытный автолюбитель рискует попасть в аварию значительно больше.
- Наплевать мне на беспечных… кого ты там перечислил… А если ты вдруг погибнешь?!
- Компотом обопьёшься! На поминках, я имею в виду. Ну, а если… никто не застрахован… Запоминай, что на памятнике писать.
- Ой! Типун тебе на язык! И что?
- Сейчас придумаю… «Хлебнул при жизни все радости рая, вкусил по полной все горести ада. Проживанием этой жизни отменно удовлетворён». И про подпись мою не забудь.
7. Пикник на озере
Что смолкнул веселия глас?
Раздайтесь, вакхальны припевы!
Да здравствуют нежные девы
И юные жёны, любившие нас!
Полнее стакан наливайте!
На звонкое дно
В густое вино
Заветные кольца бросайте!
Поднимем стаканы, содвинем их разом!
Да здравствуют музы, да здравствует разум!
Ты, солнце святое, гори!
Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари,
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума,
Да здравствует солнце, да скроется тьма!
А.С. Пушкин
Во вторник мы все сбежали с занятий пораньше и уехали на Сусканские озёра. На трёх машинах.
Со мной едут Мармеладка, Натка с Лешим и Чех. С Витамином – Кнопка, Янга и Гусар. С Рублём – Сюита, Белка и Кот. Все, кроме Чеха, строго по парам. Чех по-прежнему – «свободный художник», но в машине Витамина с нами едет ещё какая-то его подружка. Я не помню её имени, поэтому назовём её условно Икса.
Скоро сессия и всем будет не до прогулок. Поэтому спешим порадоваться жизни сейчас.
На Сусканские озёра народ из города массово не ездит. Во-первых, далековато. Во-вторых, значительно ближе полно других озёр. Васильевские озёра, например. В-третьих, кроме озёр живописных мест вокруг вполне хватает. Но нам интересно друг с другом и чужаки нам не нужны.
Места здесь на удивление безлюдные. Вон на тех озёрах вдалеке всегда полно рыбаков. И рыбнадзора. У них свои сложные и нескучные взаимоотношения. А на этих двух мелких хорошей рыбы нет. И они оставлены в наше полное распоряжение. Что нас вполне устраивает.
Выстраиваем машины шалашиком Гуситского лагеря и расстилаем на траве одеяла. Наши женщины хлопочут с продуктами, а мы быстро сооружаем небольшой костёр на берегу.
Первой в воду влетает Натка. С разгона, даже не пробуя, не холодная ли. Её довольный визг оглашает окрестности и поднимает с деревьев несколько птиц, спешащих убраться подальше. Правильное решение. Сюита и Янга добавляют ещё децибел 100. В воде уже вся наша орава, и брызги и крики долетают до безоблачного неба. Наверное, если бы на нём были облака, они бы тоже разбежались.
Наконец, все выбираются на берег и рассаживаются вокруг костра обогреться и обсушиться. Икса держится немного сковано. Мармеладка пытается расшевелить её, но пока не очень успешно. Чуть заметно киваю на неё Чеху. Он пожимает плечами. Кажется, она ему уже слегка наскучила. Жаль, девчонка красивая.
Витамин нашёл большого буро-коричневого жука, спрятал в ладони и, плавным движением обнимая свою Кнопку, внезапно запускает его ей под лифчик купальника. Кнопка с визгом подпрыгивает вверх метра на полтора, успевает влепить Витамину увесистую оплеуху и летит к ближайшим кустам, срывая на бегу лифчик. Витамин потирает покрасневшую щеку, досадливо машет рукой и убегает в кусты за ней следом. Мы хохочем. Всем понятно, что рассчитывал он на другое. Из кустов, куда они скрылись, доносятся визгливые нотки разобиженной Кнопки, покаянное бухтение Витамина, шум какой-то возни и отчётливый звук звонкого поцелуя.
- Жуки закончились, - шепчу Мармеладке, - а намёки начинаются. Намекаю: погуляем в дальних кустиках?
- Ненасытный, - заявляет она нарочно громко, напряжённо потягивается и прищуривается с блаженной улыбкой так, словно уже всё получила, хитро блестит глазами, медленно встаёт и какой-то совершенно распутной походкой, виляя бёдрами, идёт вдоль берега.
Я догоняю её. Она заваливается на бок, роняет меня и наваливается сверху, шутливо колотя ладошками мимо моего лица и поднимая фонтанчики песка. Усаживается на мне и, томно изгибаясь всем телом, упирается кулачками в мои плечи. На лице – страстная нега и ожидание удовольствия. Она недвусмысленно облизывается.
- Уважаемый сэр, - громко на публику воркует она низким грудным голосом, - позвольте обладать Вами принародно и показательно, но, исключительно не пересекая границ намёков. Сам напросился, - добавляет она полушёпотом. – И не вздумай раздевать меня всерьёз – народ жаждет зрелища. Играем.
Игра меня увлекла. Мы имитируем всё настолько убедительно, что минут через 15, скосив глаза, вижу, как поредели наши ряды у костра. Остались пока только Леший с Наткой и Сюита с Рублём. Натка смотрит на нас, не отрываясь, с напряжённым вниманием. Сюита, как всегда, старательно делает всё как Натка, но заметно, что готова бросить это копирование и увести Рубля подальше.
Натка замечает мой взгляд, отворачивается, рывком встаёт и решительно направляется к лесу. Замешкавшийся Леший кидается за ней следом. Сюита хватает Рубля за локоть и увлекает за собой туда же, но существенно отклоняясь в сторону. У костра – пусто. Всё ещё лёжа на спине, обвожу глазами окрестности. Мы с Мармеладкой одни на берегу. Вижу, что и она это заметила. Лифчик её купальника плюхается мне на лицо…
Мы успели поплескаться на мелководье и обтираемся у костра, когда начинают возвращаться первые пары – Витамин со всё ещё надутой Кнопкой и раздражённая Натка с заметно нервничающим Лешим. На мой вопросительный взгляд он только досадливо морщится. Зато Янга с Гусаром светятся как две 150-ваттные лампочки.
Мармеладка тащит меня к расстеленным одеялам с разложенной едой и засовывает мне в рот какой-то бутерброд. Дамы догадались не распечатывать до поры целлофановые пакеты, иначе какая-нибудь живность уже ополовинила бы наши запасы.
Появляется Чех с Иксой, пребывающей в прострации и эйфории. Она даже забывает стесняться нашего незнакомого ей общества и буквально виснет на его плече. Чех этим слегка недоволен, но благодушно не отстраняется. Белка с Котом перепачканы землёй и мимо нас несутся к озеру. Только через полчаса возвращается Рубль, буксирующий за собой пьяную от счастья Сюиту, которая просто подгибает колени и опускается точно на старательно приготовленный Янгой сложный бутерброд. Бурная сцена заканчивается на удивление быстро. Обе, явно, не расположены к активным боевым действиям. Сюита лениво идёт к озеру отмыть пострадавшую деталь туалета, а Янга начинает свои труды заново.
Я уже давно наелся до отвала, а Мармеладка всё ещё пытается впихнуть в меня что-нибудь вкусненькое. Мотаю головой, не в силах открыть рот, и показываю глазами на термос. «Что-нибудь вкусненькое», наконец исчезает и перед моим носом всплывает пластиковый стаканчик с кофе. Его пьянящий аромат слегка разгоняет мою сытую полудрёму, и я начинаю вновь воспринимать детали окружающей обстановки.
Сюита стоит в озере по грудь в воде лицом к нам и агрессивно полощет что-то ярко-красное. Вспоминаю, что это и слегка заинтересовываюсь. Жаль, отсюда сквозь взбаламученную воду ничего более интересного не рассмотреть! Мармеладка перехватывает мой взгляд и на секунду застывает в нерешительности – обидеться на моё внимание к чужим подробностям или… Решительно хватает меня за уши и жарко целует, старательно отворачивая мою голову от озера. Ладно-ладно, отвернулся! Всё равно ничего путного не видно…
Мокрая взъерошенная Сюита уже в укомплектованном виде проходит мимо нас и сносит ногой стаканчик Янги, обрызгав её её же кофе. Янга мгновенно взрывается как петарда:
- Ты что, нарочно?! То бутерброды кормой трамбует, то кофе ногами разбрызгивает! Горячий, между прочим! Шлемазл! Да я у тебя Рубля не уводила, чтоб ты на меня так взъелась! Да чтоб я так жила, как я его ни разу не уводила, будь он трижды здоров, твой Рубль! Да держите меня все немедленно, а то я сейчас вся вскиплю как граната!
- Прости, Янгусь, нечаянно я, - Сюита сегодня – само благолепие. – Было бы нарочно, ты бы так дёшево не отделалась.
- А нарочно-то за что?! – не унимается Янга. – Нечаянно она! А я тут сиди вся оплёванная своим же горячим кофе?! И жуй раздавленный в лепёшку бутерброд?! И за что это мне сегодня такие лишения, я вас всех внимательно спрашиваю?! А ты-то тут чего улыбаешься как начищенный пятак в глубокой луже?! - набрасывается она на Гусара. – Я, нет, вы посмотрите все на меня, сижу тут вся облитая и обиженная до совсем нельзя и дальше некуда, а он сидит себе преспокойненько как у праздника памяти урожая и ничего сказать не хочет! Защитничек, надёжа и опора! Ой, поменяю я тебя! Вот на Бульдозера хотя бы и поменяю, он бы точно чего-нибудь уже сказал давно!
- А?! Что?! – подпрыгивает Мармеладка. – Ща… я… ты… ну!!
- Милые уважаемые дамы, - Витамин начинает так значительно и весомо, что смолкают все, - не соблаговолите ли вы, не сочтя за труд, если, конечно, это не вызовет ваших существенных затруднений, уважить эту убедительную просьбу… Короче, ша, сороки, дайте вздремнуть!
Милые уважаемые дамы, они же со слов Витамина сороки, всем разом сплотившимся коллективом (исключая так и не расхмуревшую Натку и растерявшуюся Иксу) попытались догнать своевременно удравшего зарвавшегося оратора, но вернулись с разочарованием на лицах.
- Хорошо бегает, зараза! – отчиталась перед нами за всех раскрасневшаяся Белка. – А так хотелось побеседовать с ним на эту тему поподробнее…
Витамин вернулся минут через пять с охапкой полевых цветов в поднятых руках. Дамы оттаяли.
8. Олений грот
Пускай толпа клеймит презреньем
Наш неразгаданный союз,
Пускай людским предубежденьем
Ты лишена семейных уз.
Но перед идолами света
Не гну колени я мои;
Как ты, не знаю в нём предмета
Ни сильной злобы, ни любви.
Как ты, кружусь в веселье шумном,
Не отличая никого;
Делюся с умным и безумным,
Живу для сердца своего.
Земного счастья мы не ценим,
Людей привыкли мы ценить;
Себе мы оба не изменим,
А нам не могут изменить.
В толпе друг друга мы узнали,
Сошлись и разойдёмся вновь.
Была без радостей любовь,
Разлука будет без печали.
М.Ю. Лермонтов
Зачётная неделя пролетела как один день. Один экзамен у меня стоял «автоматом», два я сдал экстерном и сессию сдал раньше всех. Мармеладка готовится к какому-то экзамену, а я уехал в Самару.
Они сидели на скамейке возле Оленьего грота – моего любимого с детства места в Струковском садике. Это – и фонтан, и водопад в верхней части парка. На нижних аллеях всегда оживлённо, а здесь на удивление всегда тихо и спокойно. Беленькая и рыженькая. Лет 18-19. Обе невысокие, худощавые, очень симпатичные, с короткими волосами и в серых одинаковых брючках.
Я нахально уселся на скамейку рядом с ними.
- Вот я и говорю: куда податься бедному студенту, уже сдавшему сессию, если все его друзья её ещё не сдали? – доверительно и почти интимно спросил я у оказавшейся ко мне поближе рыженькой, словно продолжая прерванный разговор. – Кстати, когда будешь громко кричать, что я к тебе пристаю с нескромными предложениями, не забудь, что меня Алькой зовут.
- А что, уже пора начинать кричать? Марина я, кстати.
- Не, Мариш, не спеши, успеешь. Потом покричишь.
- А предложения действительно нескромные?
- Ну, то есть совсем. И начинаются с прогулки по парку.
- И только-то?
- А ты куда-то торопишься? Я же сказал «начинаются». Впрочем, эту часть можно опустить. Возьму машину, и поедем ко мне на дачу. Это за 116-м километром. Двенадцать соток сада на берегу пруда и двухэтажный домик с балкончиком. Тебе понравится.
- А Галку; с собой возьмём? – кивок на подружку.
- А тебе оно надо? Где я ей друга возьму? Говорю же: все на сессии. Две мне одному ни к чему. Интим я предпочитаю тет-а-тет. Можешь начинать кричать, если хочешь. Только не слишком громко. Шума не люблю.
- Теперь ты не спеши. Думаю я.
- Ладно, подумала две секунды и хватит. Пошли, до Ленинградки пройдёмся. Машина там во дворе. Бутерброды я из дома захвачу, а ты пока сок какой-нибудь купишь.
Мы встали и, бросив изумлённую Галку, пошли по Куйбышевской, обсуждая детали поездки – что брать с собой и сколько. Обоих мало смущало, что знакомы мы менее пяти минут. Ощущение давнего знакомства возникло в начале и уже не уходило.
На даче у деда Марине понравилось. И не только сама дача. Вечером я отвёз её на Галактионовскую домой, оставил телефон деда, записал её телефон. Договорились завтра созвониться. Завтра и придумаем чем заняться. То есть чем – понятно, но чем до и чем после?
Вечером позвонила Мармеладка и сообщила, что сдала какой-то экзамен, и остался только один через три дня. Я уверил её, что категорически соскучился и с нетерпением жду встречи. В принципе, не соврал. Потерзался немного совестью, но решил особо этим не злоупотреблять, и выкинул всё из головы.
Три дня мы ездили на дачу с рыжей Мариной. Купались в пруду, загорали под яблоней возле домика, лазили на чердак и любовались видами с балкончика. Одеваться оба посчитали излишним…
Простились с Мариной утром у неё дома страстно, бурно и долго, я даже слегка устал. Прилетев, первым делом позвонил Мармеладке, но дома её не застал. Позвонил Лешему, Рублю, Чеху, Натке… Вымерли они все что ли? Сюита взяла трубку:
- Приезжай ко мне и побыстрее!
Она открыла мне дверь и провела на кухню. Я мимоходом заглянул в зал и удивился, что никого из Наших нет. Сюита, не спрашивая, налила мне кофе (мои вкусы уже все выучили), поставила какие-то плюшки и села рядом:
- Как отдохнул? Развлечений много было?
- Ты о чём?
- О женщинах, Алька, о нас, грешных.
- Так таки и грешных?
- Грешнее Евы. Она, хотя бы, первобытной дурой была и ни бельмес в вас, мужиках, не смыслила. Да и согрешить, кроме Адама, не с кем было. А с одним-то и тем же – что за грех? Благодетель сплошная. Даже скучно как представишь.
- Ты к чему клонишь-то? Говори уж прямо. Согрешила что ли с кем? Перед Рублём отмазать? Алиби там какое…
- Алиби – это хорошо... А согрешить ещё только собираюсь. С тобой. И алиби у тебя – не придерёшься. Ты же ведь ещё в Самаре?
- Хм, здраво рассудив, в Самаре ещё, пожалуй. Вот только Рубль мне – друг.
- А мне Мармеладка – подруга! – отрезала Сюита. – Ему женщина себя на блюдечке предлагает, а он развёл тут ромашку: дружу, не дружу… Короче… – её рука легла мне… кхм… приятно, в общем, легла.
- Куда короче? Снимай трусики, знакомиться будем, – почти нахамил я и потянулся к её халатику.
Под халатиком, кроме самой Сюиты, больше ничего не оказалось…
- А ты чего вдруг отдаться-то мне надумала? – спросил я в лоб без обиняков чуть позже. – Чувств, вроде, не намечалось.
- Мармеладка рассказами задолбала. Ещё с недельку порассказывает, к тебе в очередь будут записываться. Теперь знаю, что не наврала. И ещё обидней стало. Ну, почему ей, а не мне?
- Ты это о чём?
- А ты не слушай! Так это я, о своём, о девичьем…
- А где все, кстати?
- У Кота.
- А ты почему не там? С Котом поссорилась?
- Тебя ждала. Просчитала, что Коту ты в последнюю очередь позвонишь. А что сегодня приедешь – Мармеладка всем все уши прожужжала. Повторим ещё как-нибудь? Или не понравилось?
- Понравилось. Даже очень.
- Даже если и врёшь, то врёшь приятно! За это тебя, кобеля, бабы и любят? За что ещё, уже знаю.
- Да разве вас разберёшь? Завтра Мармеладка с родителями куда-то собирается. В гости ко мне днём заходи.
- Зайду. Мне тоже понравилось. Ладно, поехали к Коту. Мармеладка тебя заждалась. С кем, кстати, лучше – со мной или с ней?
- А я её помню? Вечером проверю. Позвоню и расскажу, если хочешь.
- Ну и нахал же ты, Бульдозер! Но правильный нахал. По-мужски. Но убила бы всё равно!
Мармеладка мне обрадовалась. Слегка замучила расспросами о Самаре. Врал напропалую. Заночевали мы опять у меня на даче. Лёжа рядом с уснувшей Мармеладкой, вспоминал Олений грот, Марину и Сюиту. Раскаяния не было ни в одном глазу. Представил себе Сюиту завтра у меня дома. В том же заманчивом виде, что и три часа назад. В груди потеплело. С этим и уснул. Кобель, не кобель… Мужчина я! Что бы вы мо мной другим делали?
9. Разговор по душам
Никак человеку нельзя без души,
Бездушный и скуден и скучен.
Но Некто с бумажным мышленьем решил,
Что термин «душа» ненаучен.
И вот циркуляр – прочитай, подпиши.
Но что я взамен получаю?
Представьте – я в ком-то не чаял души,
А что же теперь в нём не чаю?
Но Некто направо, налево круша,
Ни в чём не даёт нам поблажку.
Представьте – была нараспашку душа,
А что же теперь нараспашку?
Душевность порочна, радушью запрет,
Отдушины нам не даётся…
Душа моя рвётся. И пусть её нет,
Но что-то в нас всё-таки … рвётся …
Андрей Леонкин
Я уехал в стройотряд. Но недалеко от города. И в городе бывал часто. И не только из-за Мармеладки.
С Сюитой в июне мы были ещё трижды. Да и Рубль пару раз гулял от неё на стороне. Странно, но чувство раскаяния у меня так и не возникло. Ни по отношению к Рублю, ни по отношению к Мармеладке. Умом понимал, что что-то мы делаем не так, но в душе ничего не шевельнулось.
С Сюитой мне, действительно, было хорошо. Даже очень. Не соврал я тогда, в наш первый с ней раз по моему приезду из Самары. У нас обоих оказался огненный темперамент. И оба были неутомимы в постели. Мармеладка выдыхалась значительно быстрее. Впрочем, дело, думаю, всё же не в этом. Мы значительно больше совпадали по вкусам, интересам, характеру. Но представить Сюиту своей женой я бы не смог. Даже в мыслях. Мармеладку, правда, тоже. Но правда и то, что женатым я себя тогда вообще представить не мог. Фантазии у меня на это не хватало, и к такому глобальному экстриму я ещё готов не был. Пхе, можно таки подумать, потом стал? Ой, прошу прощения, это я сам с собою, не обращайте внимание…
В конце июня Натка улучила момент в парке, когда Мармеладки не оказалось рядом, оттащила на соседнюю скамейку и устроила допрос с пристрастием:
- С Сюитой спишь? – спросила она без предисловий.
- Ну, было как-то, - не стал я отнекиваться, вспомнив, что Натка и Сюита – лучшие подруги. Раз спрашивает, значит знает. – Четыре раза всего.
- Какая разница сколько раз? Одно «да» и миллион «да» – одно и то же «да». Рубля и Мармеладку не жалко?
- Не знают же они ничего. Значит, и не мучаются.
- Интересная логика. Сам дошёл или подсказал кто?
- Вычитал. В детском журнале «Мурзилка». На совесть не дави – последнюю оттопчешь.
- Редкой ты святости человек, Бульдозер! В смысле, так редко она в тебе проявляется, что лично я её, практически, и не замечаю никогда.
- А где ты среди нас святых-то нашла, Натка? Не себя имеешь в виду?
- Да упаси меня Люцифер от такой напасти! Лешему со мной многие помогают. Тебя вот только в моей коллекции нет пока, но тебя на потом приберегу. И не зыркай на меня своими глазищами. Сказала потом – значит, потом! Про глаза тебе, наверное, все говорят, замучили уже, поди?
- Говорят, не спорю. Что в них особенного-то?
- А чёрт его знает! Но утонуть в них хочется, страсть! Вроде и взгляд совсем не блудливый… Чем ты нас, баб, на спину-то роняешь, кобель штатный?
- Это ты меня спросила?
- Нет, Михал Афанасича! Булгакова. Мармеладку мне жалко. Прикипела она к тебе.
- А я её и не обижаю.
- Не обделяю, хочешь сказать? Обделённой она и не выглядит, верно. Я же не о том! Что тебя ещё на пятерых хватит, догадываюсь. Блудить-то когда закончишь?
- Вот вымрете вы все, женщины, как мамонты…
- Жди! Мужики быстрее вымрут. Хилое племя! Мы живучей вас… Ннда! Никогда, значит. Жаль, я бы тебя даже в мужья взяла.
- Что значит «взяла»? А меня спросить не забыла?
- Вот ещё! Буду я на ерунду время тратить! Захочу – возьму. И не рыпнешься! Взяли моду на каждом углу кричать: «Мы выбираем!». Ладно, они – пусть себе. А ты не обольщайся. И меня, старуху, слушай. Я ведь тебя на полтора года старше. А по уму лет на сто. Не по интеллекту, щёки не надувай, по уму, сказала. Разница есть. Хитрость отдельно, интеллект отдельно, а ум отдельно.
- Сама-то слово «верность» хотя бы в словаре видела?
- В словаре и видела. Красиво написанным выглядит. Понравилось.
- Вот - вот! В мужья бы она меня взяла! А мне жена в комплекте с рогами зачем?
- Не знал бы. Значит, и не мучился бы. Сам подсказал. Шучу. Проехали. Сюиту-то зачем к себе привязываешь? Ну, переспал бы с ней пару раз и хватит. Она ведь с тебя уже глаз не сводит. Злится, а к тебе тянется.
- Разговор с её подачи?
- Обалдел что ли? Не вздумай ей проболтаться! Сама тебе зубами откушу, догадайся, что. Подруга она мне. Потому и радею.
- Радетельница выискалась! Чего до меня-то докопалась? Я же с тебя отчёт не требую. Хотя знаю, что Леший у тебя – только на закуску. Гурманка нашлась!
- Ты-то чего злишься? Уж чья бы корова мычала, а твоя бы молчала! Твои на себе взгляды тоже ловлю. Глазами за полсекунды раздеваешь. Одевай хоть обратно. Замёрзну и вымру мамонтихой, как ты и размечтался.
- Ты не вымрешь. Таких как мы с тобой никаким дустом не выведешь.
- Это каких же?
- Жизнестойких. Раз блуда в нас выше крыши, значит и жизни под завязку. Жизненной энергии.
- Хорошо сказано. И красиво. Тоже из «Мурзилки»? Или автор имеется?
- Не знаю. Может, вскользь, где и слышал, а сейчас сам сказал. Сформулировалось как-то.
- Возьму на вооружение. А ссылаться на тебя буду. Как на признанный авторитет.
- Это кем же? Тобой, вроде, нет пока. Про «пока» сама сказала. Не ослышался?
- Хм! Шустрый ты малый, Бульдозер! Ладно, слово «пока» обещанием считай. Выполню потом, не отвертишься. Хотя, о чём это я? Уж ты-то откручиваться не станешь! Ты и сейчас на мне ниточки не оставил. И прожёг уже насквозь. Смотри, дырки будут!
- Дырки женщину не портят.
- Ой, хам! И за то тебя и любим?
- Вывод-то мне какой из разговора сделать? Для чего его затевала?
- Сам думай. Что хотела, то сказала.
Она отошла. Я, весьма озадаченный, посидел ещё немного на скамейке и тоже вернулся в коллектив. Леший кинул на меня вопросительный взгляд. Но я сделал вид, что не заметил. И отвернулся к Мармеладке. Мармеладка блистала остроумием и цвела оттого, что это здесь ценят.
10. Шармань
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я Её любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Неё одной молю ответа,
Не потому, что от Неё светло,
А потому, что с Ней не надо света.
И.Ф. Анненский
Меня не было в городе, когда она в конце июня появилась среди нас. И шутливое прозвище Шармань Ларисе приклеили без меня. Это – от её любимого слова «шарман» (по-французски – очаровательно), которое она вставляет где надо и где придётся.
Шармань привёл к нам Чех, но она не привлекла ничьего внимания, кроме моего. На фоне наших красавиц она проигрывала по всем статьям. Но что-то в ней с первого дня заставило дрогнуть моё сердце, и мои взгляды помимо воли задерживались на ней. Их отношения с Чехом были заметно прохладными, Чех откровенно засматривался на Натку и Сюиту. А Мармеладка заметила мой интерес первой. Несколько раз она даже закатывала мне сцену. Наедине. Но перекрестье наших с Шарманью взглядов уже нельзя было остановить. Да-да, Шармань тоже смотрела на меня. Я не страдаю излишним самомнением, но и хронической слепотой не страдаю тоже. Что-то притягивало нас друг к другу. Неумолимо и нам неподвластно.
Шармань – невысокая, хрупко-стройная жгучая кудрявая брюнетка с пронзительно-чёрными большими глазами. Тонкий нос с большой горбинкой, тонкие губы, крохотный ротик, словно всегда чем-то обиженный и надувшийся на весь мир.
Шармань никто и никогда не называл красивой, во всяком случае, при мне. Её нос с горбинкой скорее даже отвращал мужские взгляды. А мне она приглянулась с самой первой минуты. Почему? Да не знаю я! Но для меня Шармань ВСЕГДА была красивее всех. И Первая Красавица Натка поблекла в моих глазах рядом с ней враз и навсегда (хотя в её отсутствие, не скрою, до какого-то времени ещё имела надо мной какую-то чисто женскую власть). Возможно, Ларисин тонкий нос с горбинкой напомнил мне бабушку (правда, бабушкина горбинка была небольшой), возможно, её взгляд из-под чёлки вьющихся волос был маминым взглядом, возможно… Да невозможно объяснить, почему мы ЛЮБИМ! Мы просто ЛЮБИМ и ВСЁ!
И после Шармани я всегда искал во всех женщинах только Шармань! А она во всех мужчинах, теперь уже знаю точно, - только меня. И после Шармани я стал вдруг испытывать особое, исключительное притяжение к еврейкам, пытаясь, порой, объяснить это генами, чем-то ещё… Мармеладка почувствовала это первой. Но она же первой нашла «первопричину».
Но всё это будет позже. А сейчас Шармань – подруга Чеха. А Мармеладка по-прежнему со мной. Впрочем, сказать, что и я с ней, я, увы, не берусь.
После стройотряда я уехал в Самару к деду и бабушке. И к Марине. Я позвонил ей наудачу, и мы вновь оказались вместе. Опять дача, прогулки по Струкачам, бессонные ночи…
Страстная рыжая бестия настолько завладела моим вниманием, что регулярные звонки Мармеладки заставляли меня долго и мучительно вспоминать, как она выглядит. Зато вспоминалась почему-то Шармань (тогда она ещё была для меня Ларисой), хотя видел я её только однажды перед отъездом. Вместе с Чехом. Но я твёрдо решил по возвращении непременно разыскать её. Расспрошу Чеха (если вспомнит) где он её встретил. Постараюсь узнать адрес. И встречу обязательно. Не представляю, что скажу, но удержу и не отпущу. Не зря же она мне снится!
А по возвращении меня ждал сюрприз! Шармань всё ещё с нами. И по-прежнему подруга Чеха. Как она удержала и продолжает удерживать такого отпетого бабника? Да-да, не возмущайтесь, согласен, не спорю, кто бы говорил? Но завтра мне исполняется всего лишь 19 лет. И, кстати, завтра, действительно, 16 июля!
Мимоходом выяснил, что ей исполнилось 18 лет 1 марта. Она даже моложе Янги. Правда, всего на 12 дней. Кот даже предложил «переименовать» Янгу в Олду; , но его не поддержал никто и, разумеется, сама Янга в первую очередь – она пару дней пообижалась на Кота, но потом забыла об этом.
А пока Мармеладка встретила меня бурно и радостно. Я мгновенно вспомнил, как она выглядит. И так же мгновенно забыл о самарской Марине. Свой телефон я Марине так и не дал, а выяснить его у моих деда или бабушки она, видимо, постеснялась. Звонков от неё не последовало. И Марина канула в Лету.
Мы отпраздновали моё возвращение в Прайд; (так мы тогда себя именовали, а я ещё не говорил?) у Лешего на даче. Буйно, с обильной выпивкой и дракой с какой-то компанией парней лет 25. С ножами, кастетами и велосипедными цепями с обеих сторон. Но никого ни те, ни другие не убили и серьёзно не ранили, хотя синяками, царапинами и ссадинами обзавелись все. Дрались мы редко, никогда по собственной инициативе, но всегда яростно и жёстко. Парни постарше отступили. Наш Прайд никому был не по зубам.
Мармеладка, что-то негромко и неразборчиво бурча себе под нос, густо смазывает йодом мою широкую и оттого эффектную, но поверхностную ссадину на плече, а я перехватываю на себе внимательные взгляды Сюиты, Натки, но, главное, Шармани.
Чех прилежно вдавливает в расцветающий синяк под правым глазом найденный Шарманью пятак и угрюмо наблюдает за суетой Натки. Лешего вскользь пырнули ножом, и на его боку чуть выше бедра красуется живописный, но неглубокий порез. Натка наматывает на него второй километр бинтов, и что-то раздражённо выговаривает ему. Леший морщится, но молчит.
Кот исправно целуется с Белкой, держась за ушибленный бок – это их обычное занятие. Нет, не держаться за бок, а демонстративно целоваться при всех. Сюита увлечённо раскрашивает зелёнкой челюсть Рублю, кажется, изрядно перебарщивая в этом художественном начинании, Янга лепит Гусару лейкопластырь на шею и ключицу, Кнопка прижигает йодом несколько царапин Витамину.
Все заняты делом. Мужчины вернулись из боя. Затеяли его не мы, но от предложенного не уклонились.
А наши с Шарманью взгляды на долгую минуту скрещиваются вновь. Я пытаюсь что-то прочесть в её чёрных глазах, но сидит она довольно далеко и выражение её глаз окутано дымкой недосказанности. Мы начнём понимать друг друга без слов менее, чем через месяц. Но это пока впереди.
Мармеладка замечает два застывших друг на друге взгляда и больно щиплет меня за бок. И шипит шёпотом раздражённо и зло:
- Что ты в ней-то нашёл? Бабник! Я бы ещё поняла, если бы ты на Натку или на Сюиту так пялился, но Шармань… Я, конечно видела не всех твоих бывших, но те, которых видела… Где ты откапываешь таких красоток? И какого чёрта они все к тебе липнут? Ты далеко не урод, конечно, но и не Ален Делон! Хотя эти твои глаза… Выцарапала бы, но жалко.
- Не шипи. Я с тобой. Или что-то не так?
- Не знаю. Чувствую что-то. И мне тревожно.
- Успокойся. Три к носу. Если и не пройдёт, то натрёшь нос и отвлечёшься хотя бы этим.
- Умеешь ты успокоить, ничего не скажешь! Одно слово – Бульдозер!
Я слегка отстраняю её, поднимаю руку и объявляю:
- Завтра сбор у меня на даче. И не вздумайте таскать меня за уши! Каждый по 19 раз – никаких ушей не хватит. Особенно это относится к тебе, Мармеладка! Это я про уши. Форма одежды – произвольная. С кислыми минами не приходить! Подарки не обязательны. Сами – тот ещё подарок! И отмой ты эту боевую раскраску гурона, Рубль! Сюита, ты, конечно, - женщина с фантазией, но, побойся Бога, во что ты его превратила?! Кошмар зелёный!
Рубль удивлённо хлопает глазами и срывается в коридор к зеркалу. Сюита обиженно надувает губки и внезапно озорно мне подмигивает. Вот зараза! При всех-то зачем? Я внутренне напрягаюсь, но ни Шармань, ни Мармеладка ничего не заметили. И я успокаиваюсь. А в следующую секунду вижу ироничную ухмылку Натки.