Ни то день - ни то ночь. За стеной бормотание. Вдруг, ввалились какие-то бородатые мужики, привязали Сережу к кровати и принялись ходить вокруг, поглядывая на принесенное ведро с прутьями. – Вьюны, – догадался Сережа, глядя на ведро. Уже заготовили. Мужики запели дурными голосами. Рожи страшные. Один взялся за прут и с размаху вытянул Сережу по заднице. – Ой! – вякнул Сережа. Подскочили остальные и похватав прутья, принялись лупить что есть мочи. Подмигивая, приговаривали: - По девкам ходи, а службу знай. А эту – даже и пальцем. - Вот этим пальцем! - проорал самый страшный мужик, навис рожей и больно схватил за палец. - Э-тим, по-нял? – и огрел по спине прутом. – А-а-а-а! – заорал Сережа и проснулся. Мама выглядывала из-за двери.
– Опять всю ночь ловил?
- Ловил, - согласился Сережа и приподнялся. Повел головой, наткнулся на радиоприемник. Прикрыв глаза, откинулся на подушку. - Зе войс оф эмерикен джез ауэр. Уфф…
- Что?
- Голос Америки, джаз, ты же знаешь - и вытер пот со лба. Сквозь щель между шторами яркое солнце. Который час? Виолки три дня как нет. И куда провалилась?
- Что у тебя сегодня? – на кухне скворчало, видимо яичница.
- Оркестр и дирижирование. – Сережа хмуро одевался.
- Надень костюм, - звякнуло стекло, забулькала вода, - мама разливала кофе.
– Тебе со сливками, или без?
- Не буду.
- Не будешь кофе?!
- Кофе буду, костюм не буду.
Мама опустилась на табуретку – послышался скрип ножки и вздох.
- Ну не смогу я перешить тебе брюки. Не смогу, понимаешь. В ателье сколько возьмут? Сходи к Ваниной маме. Попроси.
Зазвонил телефон, Сережа метнулся к трубке, прикрыл рукой.
- Але.
- Сотню вези, – зло объявила Виолка. – На оборт. Я договорилась. Привезешь? - Сережа молчал. Переваривал новость. Тихонько положил трубку. Растерянно подумал: сто рублей. А ушить - можно и к Ваниной маме.
Однажды Ванина мама вшила молнию в Сережины клеша из черного бархата. Клеша из черного бархата – это круто. Отрез был приобретен за две бутылки у монтировщика сцены театра Миниатюр. Договорились встретиться вечером на заднем дворе.
– На занавес привезли - монтировщик возник из ниоткуда, выдернул сверток из-под куртки, шмыгнул пористым лиловым носом, тревожно оглянулся:
- Принес?
- Давай, - Сережа принял сверток, протянул бутылки. Монтировщик тут же сунул их за пояс и не прощаясь растворился в темной арке с надписью «Служебный вход». Профи – подумал Сережа.
Шили в ателье. Закройщица обхватывала Сережину попку, натягивала сантиметр, сантиметр сползал, она вновь натягивала, упиралась в грудь своими тугими сиськами, отворачивала голову, щекотала локоном Сережин нос. От нее пахло мятной жвачкой.
- Молний нет.
- Сам вошью. – Сережа оценивал ее талию.
- Внизу сколько?
- Двадцать пять.
- Не много?
- Нормально. - Сунул в пятерку в карман халатика. Пояснил: - за срочность. Окинул глазом бюст, вгляделся в казенно-равнодушные глаза. Решил: все равно не даст. А сиськи - не меньше четвертого размера. Жаль.
Через три дня Сережа заявился к Ваниной маме с брюками и блестящей железной молнией, длинной на пять сантиметров больше, чем надо. Еще через день, стоя на подставке, дирижировал под рояль перед комиссией. Комиссия сидела близко, можно дотянуться рукой. Женщины почему-то смотрели не на руки, а куда-то ниже. Кто-то отворачивался, у некоторых был хищный взгляд. Чего это они? – волновался Сережа и от волнения пережимал руки. Рассекал воздух как военный дирижер. Когда все закончилось, подошел к зеркалу у входа. Блестящая змейка, не прикрытая тканью, торчала вызывающе, рассекала черноту надвое; шла от пупка, бугрилась на причинном месте, как у балеруна, опускалась ниже и уползала куда-то уже совсем между ног. Пришила, - вздохнул Сережа. – Ну и ладно. Вспомнил алчные глаза теток, подумал: уже внуки, а все туда же. Не училище, а сексодром.
- Кто звонил? – мама беззвучно потягивала из чашки. Она любила со сливками.
- Из училища. Сказали – если не поменяю пластик за свой счет, - выгонят. Сотня нужна.
- Сколько???
- Сотня. Я же сказал. – Откусив от хлеба, украдкой взглянул на маму.
- Кошмар, - мама взялась за голову. - Цены при социализме.
Глазунья ухмыльнулась и цинично выставила свои блестящие желтые кругляшки.
Когда Сережа открывал дверь в училище, до занятий оставалось пятнадцать минут. Под лестницей сгрудились однокурсники. Курили, переговаривались, держались общим табунком. Завидев Сережу, притихли. Из табунка выделился длинный Овечкин в красивом белом пиджаке. Неспешно приблизился.
- Оставь Виолетту, - проговорил, угрожающе шевеля очерченными губами.
- Женишься? – Сережа потянул сигарету из пачки.
- Какое твое дело? – Овечкин вцепился в локоть. Стал сжимать.
- На свадьбу пригласишь? – поинтересовался Сережа, - и выдернув руку, коротко, без замаха ударил по красивому пиджаку, около нижней пуговицы. В правое подреберье. Овечкин осел на колено, пригнул голову, сморщился и открыл рот. Прохрипел:
- Куда бьешь, сволочь…
- В печень, куда же еще, - Сережа щелкнул зажигалкой, затянулся, выпустил дым в скульптурное лицо. – Больно? – и вспомнил тогдашнего восемнадцатилетнего Севу Пятницкого, по кличке Пята.
– Бей всегда первым и в печень, - инструктировал Пята десятилетнего Сережу. – Вот так, - и тыкал Сережу в правый бок. Тычки отдавались резкой болью. – А почему в печень? – давился болью Сережа, смаргивая слезы и прикрывался рукой. – Следов не остается, и мусора никогда не пр**бутся. – Пята был лучшим бойцом в округе и, случалось, рубил взрослых мужиков.
Овечкин продолжал морщиться.
- Это тебе за «места нет», вспоминай, - прошептал Сережа и коленом слегка проехался по Овечкиной щеке. Не разгибаясь, Овечкин завалился на бок, заскулил.
- Атас! – сдавленно крикнули под лестницей. Из двери учительской показался главный дирижер с папкой под мышкой. В папку была вложена дирижерская палочка. Строго поблескивая очками, дирижер степенно направился в концертный зал. Держась за стену, Овечкин пополз к выходу. Сережа двинулся к урне, все почтительно расступились и отошли. – Забздели, - решил Сережа и поплевав на сигарету, навесиком отправил ее в урну. Потер кулак, поправил штанину. Кто-то легко спускался по лестнице. Появились коричневые туфли, мелькнул край юбки, выплыло лицо.
- Привет, - улыбнулось лицо.
- Здравствуйте, Анна Игоревна, - почтительно склонился Сережа и сунул ноющий кулак в карман.