а ты пишешь о жизни, в которой не до любви. а я, садясь сегодня в поезд, разлюбила тебя. я сказала себе: дорогая, этот поезд, и эта дорога, и этот пустой вокзал - именно то, что должно было случиться. я сказала себе: хватит. я сказала себе: забудь.
а ты говоришь: когда-нибудь, подожди, все будет. и я молча соглашаюсь ждать.
поезд стучит свое соло по рельсам, а за окном такой нелогичный апрельский снег. и я разлюбливаю тебя с каждым ударом колес, с каждым звоном ложечки в стакане, с каждой сигаретой в холодном тамбуре. я не брошу курить, потому что ты меня об этом не просишь.
ты просишь покоя. ты просишь его в каждом своем слове, и я не могу дать тебе покой. я не могу сделать так, чтобы у тебя были хорошие начальники, понимающие в своем деле. я не могу сделать так, чтобы денег тебе хватало на самые безумные и далекие путешествия, на вкусную еду и возможность в любое время сбежать из квартирного удушья в уютный кабачок и написать там стихотворение. я не могу сделать так, чтобы в твоем городе никогда не было слишком холодно и слишком жарко. я не могу заставить исчезнуть из мира всех глупых, лживых и непорядочных людей. и я не могу любить тебя, когда все это остается так, как есть.
я бы могла писать тебе каждый день маленькие записочки, от которых у тебя по коже пробегал бы приятный холодок, а руки бы теплели. я могла бы показывать тебе радугу после дождя, прижавшись к тебе доверчиво и слушая, как бьется твое сердце в такт сердцу мира. я могла бы слушать твои бесконечные истории о далеких странствиях и обычных буднях, не перебивая тебя, заглядывая тебе в глаза, вертя в руках задумчиво твои часы. я бы могла ерошить тебе волосы всякий раз, когда ты ехидно усмехаешься моей наивности. я могла бы читать тебе вслух, сидя в самом конце парка, на траве, "Сагу о Геральте", вместе с тобой понимая героев и тебя самого. я бы могла кутаться в твою куртку, когда холодало бы к вечеру. но дать тебе тот призрачный, вожделенный покой я не могу. поэтому, садясь сегодня в поезд, я разлюбила тебя.
обивка у купейных полок такого же цвета, как мои глаза, когда я смеюсь. но в этой дороге я не смеялась, ибо я отрывала от себя с кровью свою любовь. она выходила из меня слезами, безвкусными и прозрачными, и три японца, которые волею судеб оказались со мной в купе, рассеянно моргали, глядя на мою беззвучную истерию.
и вот, много тысяч ударов колес спустя я вышла в тамбур с последней сигаретой, прислонилась лбом к ледяному стеклу и поняла: все. я больше не люблю тебя. не будет больше пронзительных стихов и прозы, не будет слез по ночам от невозможности прижаться к тебе и подышать тихонько тебе в ухо, не будет отвращения к посторонним прикосновениям. рана начала затягиваться в тот момент, когда я поняла, что за этот месяц я так и не заглянула тебе в глаза. и вряд ли уже загляну.
рана покрылась тоненькой, еле заметной корочкой. там останется шрам - прости, я знаю, ты надеялся, что обойдется, но - там останется шрам, который будет ныть в дождь и при случйно брошенном взгляде на твою фотографию.
рана затягивается. я больше не люблю тебя. теперь ты - под этой тоненькой корочкой новых дней. это не любовь. это - гораздо больше, и уже точно навсегда.