- Вот, как-то так, колдун, – маленький красный бесенок повел лапкой, достал из воздуха бокал вина на тонкой ножке, отпил глоточек и, щелкнув пальцами, уничтожил его. – Ритуал, в общем-то, простой. Заклинание – два слова. Помещаешь камешек под сердце, а дальше - все зависит от тебя.
Бесенок жестом фокусника несколько раз повертел ладонью вверх-вниз, пока на ней не блеснула черной искоркой маленькая точка. Щелчок, и темная песчинка сверкнула уже по ту сторону пентаграммы, опустившись прямо в подставленные человеком ладони. По углам пентаграммы пробежали огненные сполохи.
- Бери, и пользуйся, – бесенок почесал пухлый животик.
- И что ты хочешь взамен? – ровный голос человека легкой дрожью выдавал сдерживаемое напряжение или даже, может быть, страх. – Душу?
- Пфф, - бесенок издал губами звук, которым обычно выражают презрение. – Душа твоя от нас никуда и так не денется. А чего хочу лично я? Ну, может просто посмотреть на твою коллекцию. Когда, и если, конечно, соберешь.
- Ты хочешь осмотреть мои сады камней? – с замиранием в голосе молвил колдун.
Снова "Пфф". Бесенок наколдовал в центре пентаграммы кожаное кресло и удобно на нем развалился:
- Кому твои булыжники нужны? А вот поставишь в уголочке каком-нибудь каменное сердце… На такую диковинку слетались бы демоны со всего света. Вот это интересно. Это да. Вот тогда и обсудим пути, как говорится, дальнейшего сотрудничества.
- Булыжники?! – вскинулся колдун. – Я собирал эти камни триста лет! В моих садах лежат кусочки со всех миров, из любых измерений. Людских, нелюдских, эльфийских, демонических…
- У-у-у! – бесенок замахал лапками. – Остынь, папаша! Вы, люди, до чертиков, если так можно выразиться, странные существа. И каждый первый – коллекционер. Одни собирают власть, другие – золото, третьи… Я уже столько вас всяких перевидал. И ты такой же. Камни собираешь. Ну, камни, ну и что. А совсем рядом, по нашим меркам, другой человечек собирает красивейших женщин. И что? А туда же, все мнят свои коллекции чуть ли не центром вселенной.
Не обращая внимания на налившиеся кровью глаза и сжавшиеся кулаки колдуна, бесенок повернулся в кресле, уставился куда-то в пространство.
- Ладно, не досуг мне тут больше с тобой лясы точить, - испарив кресло, бесенок крутанулся пару раз. – Зовут меня, бежать надо. Если что – зови.
Беззвучный взрыв и бесенок испарился в языках пламени. Пентаграмма погасла.
Колдун, еще некоторое время рассматривал лежащую на ладонях песчинку, словно немыслимую драгоценность. Сдвинулся с места, прошелся туда-сюда по комнате, а потом, резко поднеся ладони к лицу, словно забросил ее себе в рот. Губы старика медленно шевелились, словно он проговаривал про себя некий речитатив. "Проглотив" песчинку, колдун постоял с минуту неподвижно, а затем вышел на улицу.
Да, зря маленький демон отказался поглядеть на его сады. Каких только камней тут не увидишь! Большие и маленькие, темные и яркие, драгоценные и самые обыкновенные. Некоторые камни даже светились таинственным светом. Колдун смотрел на свою коллекцию полузакрыв глаза. А потом поднял руки, и камни поплыли по воздуху…
- Вот, так все и было.
- И что же, ты не досмотрел, удрал?
- Знаешь, страшновато стало. Сотни, или, быть может, даже тысячи камней кружатся вокруг воздевшего руки старика… Я улетел. Я всего-навсего ветер. Легкий южный ветерок. Я люблю гонять пушинки в поднебесье, играть облаками, навевать прохладу. А такое страшное волшебство – нет, это не для меня.
- Эх, ну что за жалкая моя каменная судьба! Вечно все узнаешь отрывками, кусочками, фрагментами. Вот если бы я мог двигаться…
- Эй, эй, ты же камень, а я уже насмотрелся летающих камней. Тебе это не нужно, - я несколько раз обвился вокруг него. – Чем тебе плохо здесь? Лежишь, солнышко греет, дождик омывает. Красота! Я, вот, прилетаю и все тебе рассказываю.
- Да, без тебя я бы с тоски подох, - вздохнул камень. – Ты - настоящий друг.
- Друг? Ха-ха! Ветер и камень – друзья! – хорошее настроение переполняло меня. Взмыв вверх, я взъерошил соседнее дерево, обсыпав камень пригоршней листьев.
- Ха-ха! – захохотал он. – Прекрати! Щекотно же! Ха-ха!
Взмывая все выше и выше, я несся прямо на солнце.
- Не скучай! – крикнул я вниз. – Вернусь, еще чего-нибудь расскажу.
Всласть нагонявшись за облаками и порядочно намяв им бока я начал долгий спуск вниз в долину. По склону горы, плавно обегая все отроги и уступы. Один оборот, два, туда, где в широком ущелье мягко перекатываясь несет свои воды спокойная река.
Там, внизу, у горного подножия расположилась веселая деревенька. Еще в прошлый раз я придумал отличную забаву. Затаившись у колодца, куда за водой приходят все женщины деревни, я резко выскакивал хватая их за ноги, взбивая их юбки. Они так уморительно визжат и так весело хохочут… Равно и толстые матроны под грудами пышной ткани и молодые стройные девчушки, прикрытые тонкой полоской. Смеются, плещут водой из тяжелых ведер, прижимают ладони к бедрам. А я уже тут как тут, ерошу их густые черные кудри, взметаю прически, срываю вплетенные полевые цветы. А больше всего веселятся собравшиеся неподалеку парни…
Но, что-то сегодня забава веселья не приносит. Девушки хмуро крутят ворот, мужчины размахивают руками, что-то горячо обсуждают. Со скуки я заглянул в колодец. Странно. Раньше вода плескалась у самого верха, а теперь приходится полностью раскручивать ворот.
-У-ху! – весело дунул я в колодец.
- У-у-у… - в ответ лишь унылое эхо.
Нет, нет сегодня веселья в этом месте. Пойду лучше навещу большую лесную поляну и всласть погреюсь в солнечных лучах. Погоняюсь за солнечными зайчиками, да посрываю листву с высоких деревьев. В центре поляны, под защитой сосновых стен я свернулся клубочком и забыл о времени.
Возвращался я вдоль реки. Рыбонадувательство - одна из моих любимых забав. Смысл в том, чтобы гнать пушинку очень низко, прямо над водой. Жадные рыбины выпрыгивают, принимая ее за аппетитного жука, и именно в этот момент нужно резко дунуть, подняв пушинку повыше. А глупые рыбы напрасно разевают рот и бьют хвостом. Пушинка-то остается у меня!
Гоняя пушинки, и оставляя рыбок в дураках, я приближался к ущелью. Еще издали мой чуткий слух уловил - что-то неладно. Глухо стонет река. Пакостно. Но что может заставить реку стонать? Не задумал ли кто стегать ее хворостиной?
Буруны становятся все сильнее. Оставив рыбам вожделенные пушинки, я помчался вперед. А там…
Хлещут волны, бьется река. Как будто великан сел поперек, перегородив ущелье исполинским задом. Пирамида. Ни обтечь ни расточить. Извиваясь в предсмертных муках, бьется река в несокрушимую преграду, разбивается, отказываясь вновь и вновь. Но нету сил, и влечет течение в боковой пролом, изливается в жаркую пустыню, разрывается сотней ручейков, испаряется, исходит в предсмертных муках.
Я пробежался по ярусам пирамиды. Нет ли где лазейки, дырочки, щелочки? Нет, лишь сплошной монолит.
- "Выходит," – размышлял я, - "находится сила, способная и реку повернуть?"
Ай! А я уже почти у самой вершины. Но что-то колет меня, жжет изнутри, не дает лететь свободно. Так это же камень! Камень на самом верху. Маленький, с кулак человека, черный как уголь камешек. Именно он венчает пирамиду, именно он выжимает всю силу из реки. Какая боль! Обессиленный, я скатываюсь по уступам к самому подножию. И там я слышу голоса.
Скользнув вдоль русла, в котором нет больше ни капли, я приблизился к ним. Мужчины, женщины, дети. Все худые какие-то, истощенные, жалкие. Они окружают высокого старика. Кто-то что-то кричит, воздев руки, кто-то просит, кто-то молит, упав на колени. Лишь старик стоит неподвижно.
Коренастый чернобородый мужик, видимо предводитель собравшихся, похоже, сохранил еще какие-то остатки былых сил. Он кричит, заводит людей. Но стоило ему подскочить к старику, потрясая кулаками возле его лица, как сверкнула молния. И бородач покатился по земле.
Заверещали женщины, бросились врассыпную дети. Толпа отшатнулась. И в этот момент я узнал старика. Этот же тот самый колдун, который собирает камни! Но почему он не поможет людям? Почему не разрушит пирамиду, не даст свободу реке?
Чернобородый кое-как поднялся с земли. Его поддержали за плечи, помогли выпрямиться. Повели куда-то в сторону. Толпа постепенно редела. Лишь колдун остался подле пирамиды. Что он будет делать? Ведь здесь так плохо! Я прямо чувствую, как проклятый черный камень пьет меня, забирает силы, радость, веселье. И что это? Пламенными искрами вьются вокруг камня огненные демоны. Прочь, прочь отсюда! Пойду, расскажу обо всем другу, может он объяснит, что же здесь происходит.
С трудом взобравшись на гору, я обессилено обвился вокруг камня.
- Люди умирают.
- Что? – слова камня с трудом доходили до меня.
- Люди из деревни. Гибнут. От жажды, от голода. Колодцы пересохли, поля выжжены солнцем.
- Что? А как ты узнал?
- Пока тебя не было, я познакомился с одной сорокой. Она живет в гнезде, на крыше городской колокольни и все видит. Последнее время она частенько сюда прилетает. В деревне теперь плохо. Она и рассказала.
- Вот как? Значит теперь она у тебя друг? А я?
- Не сердись. И ты мой друг и она тоже.
- Да? Ну ладно тогда, - я постепенно приходил в себя. – Ну тогда я тебе тоже сейчас такое расскажу!
На этот раз камень слушал молча, не перебивал как обычно по каждому поводу. Я же за время пока рассказывал, совсем оправился, и хорошее настроение тоже вернулось. Хотелось заняться чем-нибудь веселым. Погонять облака, пожонглировать листьями, посвистеть с птицами. А камень все молчал.
- Эй, ты чего задумался? Дело ли нам до людей? Пусть занимаются своими делами, а я тебя сейчас щекотать буду!
- Ты не понимаешь! – вздохнул камень.
- Расслабься! Чего я не понимаю?
- Это сердце. Каменное сердце. Он точит его. Ты же мне сам рассказывал.
- Ну и что? Пусть точит. Нам какое дело?
- Как ты не понимаешь! Он точит его страданиями! Оглянись вокруг! Умирает река, погибают люди. Даже горы страдают, камни рассыпаются песком, рушатся скалы, заваливаются ущелья. Я чувствую это.
- Ну, а мы тут при чем? Я - ветер, ты – камень. Что мы можем сделать? Ничего. Сейчас я вон то облако догоню, и…
- Я хочу посмотреть.
- Что? – я мгновенно вернулся с небес на землю.
- Я должен увидеть это!
- Как? Ты же камень. Ну, если подумать, пирамида как раз под нами. И если бы ты мог доползти вон до того края поляны, ты оказался бы точнехонько над ней. Да только ползать, вот, ты не можешь. И летать. И я не колдун.
- Я могу катиться.
- Ага, ага. И кто же тебя покатит? – развеселился я.
- Ты можешь.
- Я? Я ветер, а не бульдозер!
- Неужели слабо?
- Ты меня не заводи, - я свился в тугое кольцо прямо над камнем. – Я на слабо с детского сада не велся.
- Значит, ты мне не друг?
- Как это не друг? – опешил я.
- Если друг – кати!
- Ах, вот значит, как! – я свился в тугую пружину. – Ну, сейчас ты увидишь, какой я не друг!
Я рванул изо всех сил. Свился в кольцо, в пружину, и снова рванул. Трава вокруг камня полегла, песок летел во все стороны. Камень качнулся.
- Ну же! Еще чуть-чуть! – кто это крикнул?
Я снова рванул, превозмогая себя, завывая, скручивая свои вихри в тугой пучок. Раз! Еще раз! Камень снова качнулся. И еще раз качнулся. Качнулся и повернулся. Качнулся и…
Совсем обессиленный я догнал его.
- Ну как тебе?
- Пум. Пум, – камень, переваливаясь с боку на бок, калился по склону. Меж гулких ударов можно было разобрать нечто довольное.
- Эй, останавливайся, – я измерил взглядом расстояние до обрыва. Камень продолжал катиться как ни в чем не бывало.
- Стой! Хватит! Остановись! Довольно! – я вовсю извивался вокруг камня. – Упадешь же! Стой!
Подлетев к самому обрыву я изо всех сил задул ему на встречу. Но, видимо, слишком сильно я выложился, когда сдвигал его с места. Силы уходили, а камень не останавливался.
Задержавшись на долю секунды на самом краю, камень со свистом рухнул вниз.
- Спасибо, дружище! – донеслось до меня.
Я бросился следом. Но тут ущелье содрогнулось. Грохнуло так, будто гора сдвинулась с основания. Навстречу мне взметнулось облако песка и пыли, вынесшее меня вон из ущелья. Последнее, что я увидел, как река разметывает остатки пирамиды, рвет и крошит камни, возвращаясь в исконное русло.
Я обессиленный опустился на землю. Еще несколько минут назад здесь лежал камень. Мой друг! А теперь – ничего. Только и остается, что ворошить песчинки в пыли. Странные, доселе неведомые чувства, переполняли меня. Наверное это горечь и боль утраты.
- Он все-таки сделал это! – на нижней ветке дерева сидела сорока.
- Это ты! Это ты во всем виновата! Ты рассказала ему…!
- Уймись! – прострекотала она. – А то ты не рассказывал? И не помогал? Он сделал свой выбор. Уничтожил каменное сердце. Гордись лучше таким другом, и не лей попусту слезы!
Давно уже улетела болтливая сорока. Не раз и не два взошло и закатилось солнце. Река спокойно бурлила в прежнем русле, на полях зеленели посевы, веселились люди в деревне. А я все перебирал песчинки на том мести, где еще так недавно лежал мой друг.
А перед тем как улететь, я долго трудился над плоской скалой по соседству. И теперь любой, кто посетит это место, сможет прочесть, на вечную память о моем друге и благородном камне:
Есть люди с сердцами из камня,
есть камни с сердцами людей!