Подъезжая к деревне он разволновался, абсолютно точно зная, что на обочине трассы, как всегда в это время года, а за окном был конец сентября, который разукрашивал Валдайские деревья всеми цветами радуги, сидит его бывший тесть и продаёт проезжающим отборнейшую клюкву.
Этой клюквы, им - Егором, за двадцать лет съедено было немало. Как и других деревенских, своих, а от этого ещё более вкусных, разнообразных овощей, ягод и грибов.
Особенно он любил земляничное варение. И его тёща, Петровна, иной раз баловала Егора, собирая для него ягоды. Ничего вкуснее для Егора на свете не было. Он это ценил и был благодарен, что выражалось в бесчисленных подарках привезённых специально для тёщи и тестя из города и, конечно же, из-за границы, поскольку Егор по полгода пропадал в море, работая в пароходстве.
Видя, как радуются старики привезённым подаркам, Егор радовался ещё больше. Он понимал, что деревенская жизнь не позволяет этим уставшим и не очень здоровым старикам, себя хоть в чём-то побаловать. И, когда он приходил из очередного рейса, они с женой садились в машину и неслись на Валдай. До деревни было чуть более трёхсот километров, но дорога не казалась утомительной, тем более Егору с Надеждой было о чём говорить. Они мчались по давно знакомой трассе и крепко держали друг друга за руки, распевая какие-нибудь дурацкие песенки, беспрестанно хохоча и радуясь, что вырвались из города. Она была абсолютно уверена в нём и никогда не боялась скорости.
Ради Надежды, Егор оставил первую жену с маленьким ребёнком, прожив с ней семь не самых плохих, а может и счастливых лет. Но встретив Надежду, переступил через всё, совершив, наверное, самый подлый поступок в своей жизни. И никогда не забывая об этом, догадывался, что когда-нибудь, ему придётся заплатить за это. И он заплатил полной мерой.
Не видясь по полгода с Надеждой, они не расставались ни на минуту. Растворяясь друг в друге, они могли говорить часами и всё равно находились всё новые и новые темы. Им не хватало дня, спали они часа по четыре и не могли оторваться друг от друга. Это была любовь с первого взгляда, которая всё сметает на своём пути. Приезжая в деревню, они уходили в лес и до глубокого вечера бродили по валдайским сосновым борам, упиваясь нетронутой природой и тишиной, которая звучала неслыханной музыкой, переплетаясь с пением непуганых птиц. Найдя очередной гриб Надежда радостно кричала на весь лес призывая Егора полюбоваться находкой, и он нёсся сломя голову сквозь кустарник и деревья, чтобы полюбоваться ещё не сорванным лесным чудом. Потом, уставшие и счастливые, с полными корзинами грибов, они шли по лесной дороге вдыхая вечерний, густой, сосновый дух нагретого за день леса. Найдя первое попавшееся озеро, раздевшись догола, они ныряли в него, вдыхая запахи кувшинок и лилий. Ничто не могло их разлучить, не существовало такой силы на этом свете. В эти, столь счастливые часы, они словно дети, забывали о своей городской и очень непростой жизни.
Конечно, случались иной раз и размолвки. Причиной, обычно был Надеждин сын от первого брака. К восемнадцати годам, мальчик, увлёкшись бандитской романтикой и насмотревшись сериалов по телевизору, видел себя сидящим в тонированной семёрке БМВ и потихоньку начинал кое-что для этого делать.
Никакие уговоры и тем более скандалы не помогали. Егор грустно смотрел на Надежду и устав уговаривать её быть построже с парнем, опустил руки.
- Вы же, нищие! – усмехался их сын,- посмотрите, как вы живёте и как живут другие! Посмотрите, на каких машинах ездят люди!
Егор спрашивал его, а как же называть тех, кто ездит в метро?
- А это, папаня, просто пыль, - отвечал плотно скроенный и ни в чём не нуждающийся лоботряс.
Конечно, это омрачало, если не сказать отравляло их жизнь и не давало Егору и Надежде расслабиться. То и дело нужно было вытаскивать сына из очередной истории. Это стоило им здоровья и немалых денег. Но к деньгам в их семье никто серьёзно не относился. Если что-то появлялось, старались помочь родителям Надежды или её сестре и брату.
Удивительно, но Надежда никогда не была любимым ребёнком в семье. Ждали сына, а родилась очередная девочка. Теперь, спустя десять лет, Егор смотрел на детские фотографии своей жены и никак не мог понять, как же можно было не любить эту потрясающую, милую девочку, выросшею в красивую, невероятно добрую и весёлую женщину, на которую засматривались все их знакомые мужчины, равно, как и женщины, тут же превращаясь в преданных и лучших друзей. С невиданной щедростью она раздавала кусочки своего огромного сердца, не оставляя для себя ничего. Полюбив, кажущуюся простой, профессию кулинара, она стала настоящим художником, превращавшего своими волшебными руками будни в праздник.
Это и была та Надежда, которую встретил и навсегда полюбил Егор. И именно этой девочке суждено было всю свою жизнь тянуть на себе эту неустроенную, а потом и неблагодарную семью.
Врываясь в деревню, они представляли, как после долгой дороги плюхнутся в огромное и пахнущее лилиями озеро, а потом, помывшись в бане, будут сидеть за столом и есть картошку, приготовленную в печи.
Но прежде, разгрузив машину от бесчисленных пакетов, Егор снова садился за руль и нёсся в другую деревню, которая находилась ещё дальше на десять километров, и там покупал для стариков мороженое, которое упаковывал в два отдельных пакета, чтобы старикам досталось поровну и никто не был в обиде. Недаром говорят – старый, что малый.
За своим счастьем, они не замечали косых взглядов Петровны и ворчания тестя, принимая его бухтение за старость. Возможно Надежда, зная своих родителей лучше Егора, всячески старалась оградить его от них. А он, принимая их за самых близких и родных людей, никогда им ни в чём не отказывал, почитая их за своих родителей. И так продолжалось двадцать лет.
Но теперь Егор знал и что такое жадность, и что такое зависть, породившая слепую, непримиримую ненависть, которая вылилась для Егора в годы общения с прокуратурой и следственными органами.
Надежда пережила своего сына на шесть месяцев. Он пропал в апреле, а в октябре Егор похоронил Надежду.
Он сидел в комнате своей небогатой квартиры и, ничего не замечая вокруг, пустыми и красными, воспалёнными глазами отрешённо смотрел в стену. Говорить он не мог.
Мир стал для него чёрным. За стеной шушукались родственники, приехавшие из деревни, энергично обсуждая какие-то, известные только им проблемы.
Как оказалось потом, их волновала квартира, оставшаяся Егору в единоличное пользование. Егор отказал им в прописке, да и только потому, что сын, прописанный здесь же, числился в федеральном розыске и без его подписи, прописка кого-либо ещё оказалась невозможна. Наверное, только это и спасло Егора. Жить бы ему на Московском вокзале. Но родственники не успокоились и подключив знакомого влиятельного мента написали письмо в Генеральную прокуратуру, в котором ненавязчиво намекали, будто Егор, будучи наркоманом и пьяницей, убил своего сына, закопав его в гараже. И довёл жену до смерти.
Доблестные органы с подсказки доброжелателей проявили удивительную расторопность и бросились таскать Егора на допросы, устраивая у него дома и в гараже обыски. Письмо следовало за письмом и он чувствовал, что надолго его не хватит.
Егор будто окаменел. Приходилось заново открывать для себя мир. Разрываясь между работой и кладбищем, куда он ежедневно ездил, он маялся в коридорах прокуратуры, в ожидании очередного допроса.
Три долгих года следователи задавали ему одни и те же вопросы, на которые он устал отвечать. Но он пережил и это. Всё когда-нибудь заканчивается.
И вот теперь, через десять лет, таких горьких и потерянных лет, он подъезжал к той же самой деревне, где был так счастлив, как никто другой на свете.
Ещё издали он увидел на пригорке, когда-то такой им любимый, и родной ему дом. У бани, которая хорошо просматривалась с дороги, возилась Петровна, как всегда суетившаяся по хозяйству.
Егор притормозил не доезжая пятидесяти метров до того места, откуда его тесть с надеждой всматривался в окно его автомобиля, рассчитывая на щедрого покупателя. Но он не выходил из машины, а просто смотрел усталыми, слезящимися глазами на этих, ещё более постаревших и от этого ещё более жалких, невероятно родных стариков, которые за деревенской хитростью, ослеплённые завистью, так и не заметили чудо, подаренное им судьбой.
Он смотрел на огромное, разлившееся синее озеро и понимал, что до конца жизни, снова и снова, будет приезжать в это милое его сердцу место и смотреть на это чудесное озеро, пытаясь своими, уже близорукими глазами увидеть хотя бы маленький кусочек своей удивительной и такой непростой, когда-то прожитой им, счастливой жизни.
24.04.09