Март выдался на редкость теплым. В столице всё ещё вьюжила никак не собирающаяся уходить зима, а здесь в Сибири таяли последние ледышки в черных зловонных лужах. Воздух пах сыростью и собачьими какашками, размякшими после долгого бережного хранения под снежным одеялом зимы. Иркутск весною в трех цветах. Серый – панельные дома, таящий снег, голые лапы тополей, небо, лица жителей, страдающие авитаминозом и загазованностью. Чёрный – грязь, земля, деревянные постройки, одежда жителей. Белый – кое-где не тронутый теплом снег.
Я ехала к подруге с ночевкой после тяжелого, вдобавок затянувшегося рабочего дня. В пыльном окне старой газели-маршрутки мелькали огни витрин магазинов – платья, колбаса, рыболовные снасти, книги. Горбатые фонари понуро подмигивали растрескавшемуся языку дороги. В мои мозги билась заезженная песня, выпрыгивая из наушников плеера в уши близ сидящих пассажиров. Взгляд тупо упал на заголовок районной газеты, трясущейся в руках серьезного вида мужчины. Большие красные буквы на половину полосы кричали – «В городе не осталось крыс» - и ниже – «Звери бегут из города, предчувствуя катастрофу». Еще ниже красовалась фотография, изуродованная фотошопом - каменистый берег Байкала и гордо возвышающаяся над ним рваная волна, напоминающая зубастую пасть.
Маршрутка взвизгнула как пёс, получивший под дых, и замерла. Два согнутых пассажира с конца салона вышли, трое таким же способом вошли. Я перевела взор в открытую дверь, от куда потянуло сквозняком и вечерней прохладой. На асфальте сидела жучка, рыжая и взъерошенная. Она посмотрела на меня, наклонив морду в сторону. Бедняга не успела спастись - подумала я и растянула щеки в улыбке. Собака, будто оскорбившись моей насмешкой, засеменила в сторону урны. Дверь рыкнула, и фонари вновь заморгали. Я избавила уши от долбежки, спрятав плеер в карман куртки. Из динамиков магнитолы водителя важным голосом вещали свежие местные сплетни. Главной темой последнего месяца было приближение сильнейшего землетрясения на Байкале, которое непременно разрушит плотину, сдерживающую напор Ангары. И чьи воды заполнят жилы улиц всего города до уровня пятого этажа дома как минимум. Эту теорию-фантазию изрыгнул в массы какой-то профессор Чудиков. Он рассчитал балл встряски и даже точную дату, приходившуюся на конец марта. Далее журналисты-сказочники добавили по словечку, и получился сценарий для кассового голливудского фильма-катастрофы. Рейтинг газет и программ рос с каждым красочным добавлением в утку новых теорий последствий затопления. Глобальное потепление приплетено было тоже.
Встряска случилась, но пока только в народе. Тема погоды отошла на второй план. Люди обменивались новыми предположениями о последствиях надвигающегося конца света. Недели через две самые впечатлительные выехали за город и закрылись на дачах. Тем же, кому деваться было не куда, читали газеты и ждали, когда грызуны побегут по городу колоннами, с чемоданами в зубах.
День, когда я ехала к подруге, был тем самым роковым днём. Я, трудно поддающаяся внушению, с размеренным биением сердца шла к знакомому подъезду. Непривычно громадная луна, путаясь в корявых ветках сухих деревьев, плыла справа от меня. Ее яично-желтый цвет растекался по земле, обнимая мягкими лапами углы домов, спящие машины и кусты. Все отбрасывало тень. Моя тень бесшумно лилась сзади, не упуская случая изогнуться и скривить мне рожу. После душной маршрутки воздух показался еще свежей. Я ослабила путы шарфа и принялась обходить лужи-капканы, разбросанные в полутёмном дворе. Окна квартир светились не везде, но не потому, что добрая часть населения отсиживалась за городом, а так как многие еще находились на работе или в дороге к дому.
Дверь открыл муж подруги. Я как всегда выдала какую-то шутку и ступила за порог. Стягивая сапоги и вешая куртку на плечики, мне показалось, что коридор сузился с момента последнего моего визита в этот дом. Не забивая голову раздумьями по этому поводу, я прошла в зал. Подруга поприветствовала меня из соседней комнаты и через минуту вышла с пакетом вещей. За ней показалась её младшая сестра с озабоченностью и трепетом в глазах. Она кивнула мне и попыталась изобразить улыбку. Я плюхнулась в кресло:
- К эвакуации готовитесь?
Сестры засмеялись и свернули в коридор. Я поняла, почему коридор стал уже, взглянув на авоськи в руках девушек.
- Я тут одеяло приготовила, и сухой паёк на всякий случай, – ответила на мой вопрос подруга.
- На случай всякий, – добавила сестра.
- Случаи бывают разные, – подытожила я, и мы все вместе расхохотались, то ли, вспомнив заезженный анекдот, то ли, оценив нелепость сложившейся ситуации.
- Теплые носки, литр спирта, предсмертную записку приготовили? – не унималась я.
- Уже обдумали, – ответил муж, вернувшийся из кухни, жуя за обе щеки, – не понадобятся.
- Это почему? – удивил он меня.
- Смотри, – он у подруги стратегического и логического склада ума, – если рухнет дом от сильных толчков, но не прорвет плотину, и если мы успеем выскочить на улицу, то носки понадобятся, спирт тоже, записка нет. Если дом не рухнет, но прорвет плотину – носки, спирт и записку найдут где-нибудь за сто пятьдесят километров от сюда, а наши синие разбухшие трупы еще дальше и никто не поймет, что трупы и носки связаны между собой. Если прорвет плотину и рухнет дом одновременно, то тем паче будет не до носков, не до спирта, не до близ загибающегося.
- Логично, наверное, – пожала я плечами и пошла в кухню, где уже дымился приготовленный подругой ужин. – Хоть пожрать последний раз.
Девчонки согласились со мной.
- А для неё эвакуация запланирована или пусть сама выкручивается? – кивнула я на сиротливо заглядывающую мне в рот кошку.
- В коридоре сумка стоит под неё.
- М-м-м, – с понимающим видом промычала я и закинула в рот очередной кусок картошки.
- Куда ж я без неё, – подруга начала умилительный пересказ истории любви её и кошки. Это же мой друг, член моей семьи. Кстати, - будто опомнилась она и позвала мужа, -Лёш, чай иди пить. Может уже не придется больше.
В дверном проеме показался Лёша и, подтянув трико, сел на стул в стороне, как бедный родственник. В кухню его дважды звать не надо было. Поев, все дружно вернулись в комнату, и, выбрав из стопки DVD дисков, стоявшей ровной линией на полке стеллажа фильм, который будет интересен всем, развалились поперек дивана и уставились в телевизор.
Мыть посуду никто не хотел, поэтому оправдались друг перед другом и перед совестью надвигающимся апокалипсисом. Так как не верила в него одна я, то и посуду пришлось мыть мне. Вернувшись в комнату, я принялась стягивать с себя верхний свитер, от работы бросило в жар. Подруга не одобряюще произнесла:
- Начнет трясти, когда одеваться будешь? Мы вон все экипированы. Только куртки накинуть и сумки схватить останется.
- Брось, – сморщилась я, почувствовав серьезность восприятия подругой собственных слов.
- Ну, смотри. Лучше перебдить, чем недобдить, – улыбнулась подруга, и расстегнула верхние пуговицы своей кофты. Ей тоже стало жарко.
Я замерла на минуту, будто взвешивая и анализируя. Затем влезла в свой свитер вновь и, усмехнувшись, села в кресло.
- Крысы бегут. Слышали? – продолжила я свои издёвки.
- Скоро мы побежим, – посмотрев на наручные часы, объявил Лёша. – Только представьте, толпы людей, давка, мы в гуще толпы. Впереди бегут крысы. Много крыс, мышей. Тараканы бегут. По стенам домов, по деревьям. Сыпятся на головы людям. Крысы бегут быстро, давя тараканов, которые не успевают передвигать лапками быстрее крыс. Крысы быстро бегают, но люди бегут ещё быстрее, давя крыс, не успевающих перебирать лапами быстрее людей. Слышан ор толпы, хруст крысиных костей и щелчки лопающихся тараканов. Пахнет крысиной плотью и людским потом.
- Фу – у,– застонали мы, – прекрати!
Сестрёнка подруги закрыла нос ладонями, будто в комнату пробрался смрад убиенных тварей. Я поморщилась, а Алексей, испытывая садистский восторг, назло нам, попытался продолжить излагать свои больные фантазии. Однако в него полетели подушки и он, сбившись с мысли, замолк, прежде смачно прохохотавшись.
Фильм закончился, когда стрелки часов перевалили за полночь. Впрочем, спать ни кто не собирался кроме меня. Была заключена договоренность, переждать эту ночь в сознании и памяти, чтобы катастрофа не застала врасплох. Через час разговоры иссякли, и я предложила все-таки прилечь и вздремнуть хоть одним глазом. Полусонные лица переглянулись и молча кивнули. Алексей провёл короткий ликбез на тему наибольшей безопасности мест расположения кроватей при обрушении дома. И все трое под мои изумленные взгляды принялись таскать матрацы под арку между залом и коридором. Когда «шведское» ложе на четырех человек было готово, все по очереди улеглись. С краю лёг Лёша, рядом подруга, затем её сестра и оставшееся место предполагалось быть занятым мной. Я, как и остальные, не снимая одежды, пристроилась рядом и накрылась одеялом.
- Стыдоба, – усмехнулась я,– кому рассказать, умрут со смеху.
Минут через пятнадцать смешки и шутки самих над собой оскудели, а чуть позже затихли вовсе. Мне не спалось. Сон был перебит и в голову лезли разные не очень приятные мысли. Луна нахально заглядывала в окно и шарила по комнате. Тишина отдавала звоном в уши, я слышала биение сердца каждого из находившихся в комнате. Соседи по пастели сопели, вздыхали, ворочались. Я поняла, что никто не спит. Под потолком висела тревога. Непринятие и страх куда-то исчезли. Осталось лишь желание скорейшего наступления утра, чтобы сомнения и ожидание провалились под землю как чертята с первым лучом света.
Я думала о смысле жизни. Алексей, по-видимому, тоже, потому как иногда в такт моим мыслям глупо поддакивал за спиной у жены. Или он подслушивал мои глухонемые думки, или ему что-то снилось. О смысле жизни думается лучше всего ночью, по крайней мере мне. Часто случается, что мысли рождаясь, множатся, переплетаются, расходятся, путаются и умирают, непременно оставляя после себя осадок в сознании, зачастую тяжелый, заставляющий тревожиться и переживать за себя либо за близких людей. Не очень люблю ночь. Заснула я с той тяжестью, которая посещала не раз. Снов не видела или не помнила.
Сознание вернулось от толчка. Я открыла глаза и уставилась во тьму. Тело парализовало от страха, уши-локаторы напряглись, дабы не пропустить ни малейшего звука. Рядом послышались шорохи и голоса.
- Что это было, – прохрипел Алексей.
- Что-то брякнуло вроде, – предположила подруга.
- Блин…
- Да нет…
- Да что нет? Трясет, говорю.
- Да это Людка во сне дёрнулась…
- Ага, Людка дернулась. Так дернулась, что мы все проснулись?
- Кто все, мы с тобой?
- Я тоже, – подала я голос.
- Слышала? – прохрипела подруга.
- Слышала, - согласилась я.
- Блин…
- Так что это было?
- Не знаю.
- Да Людка… - согласился Леша.
- Ага, Людка, – теперь засомневалась подруга. – Блин.
- Что за ерунда.
- А больше не трясло?
- Нет. Вроде.
- Один раз только. И то не знаем, что это было. Отчего-то проснулись.
- Заметьте, все разом проснулись.
- Во-от, опять, – напряглась подруга.
- Нет, это тебе уже с перепугу кажется.
- Да? Оль, ничего не чувствуешь? – обратилась она ко мне.
- Чувствую.
- Что чувствуешь?
- Трясучку.
- Во-от! Я же говорю, трясет.
- Трясет. Нас от страха. Общий мондраж.
- Да ну вас, – обиделась подруга и встала.
Она прошла к окну, убедилась, что все люди спят и, вернувшись к мужу под бок, вновь заснула. Через минуту заснула и я. Не знаю, сколько длился мой сон, но второй раз проснулась то ли от крика, то ли от всхлипа и уж точно от отчаянья выспаться этой ночью.
- О-ой! – вырвалось из горла Люды.
Я в оцепенении повернула голову в ее сторону, но та, кажется, спала. Зато уже не спала её сестра. Она впилась в меня диким не понимающим взглядом. Белки её глаз блестели в темноте. Мне стало жутко.
- Лё-ёш, – протянула она.
- М-м-м, – послышался бас.
- Трясё-ёт.
- М-м-м.
Не знаю от чего, но я вскочила со словами: - Как хотите, а я пошла! – И принялась судорожно натягивать на себя брюки, висевшие рядом на стуле. Подруга подскочила тоже и от этого я ускорила свои движения. Лёша, ни слова не говоря, собирая на себя все косяки, добрался до входной двери и отворил её. От шума проснулась Люда. Она, моментально оценив обстановку, ловкими движениями заспешила к Алексею, к свету в конце тоннеля.
- Ир! – не понятно зовя или прощаясь, крикнул муж и исчез на лестничной клетке. Следом растворилась сестра хозяйки.
Я осталась ждать пока Ира закроет входную дверь на ключ. Где-то далеко внизу уже хлопнула железная дверь подъезда и удаляющиеся шаги двух пар ног стихли. Мы тоже спустились. В нос ударил свежий морозный воздух, а в глаза рыжий свет небывалой луны. Луна была такой большой, что, казалось, стоит лишь протянуть до нее руку и можно ощутить её тёплый или наоборот леденящий бок. Двор был пуст. Лишь Алексей и Люда сидели на лавочке возле детской площадки и, съежившись от холода, курили. Я посмотрела на них, как смотрят в глаза предателям и села рядом. Подошла Ира.
- Гестаповцы! – с обидой выпалила она в адрес мужа и сестры. Те переглянулись, не поняв, в чём дело. – Вот и надейся на вас. Бросили подыхать.
- Ну, ничего себе, – возмутилась сестра. – Надо быстрее ногами перебирать, развивать инстинкт самосохранения.
- Гестаповцы значит, – подумав, произнес муж.
- Нацисты, – добавила жена.
- Тогда ты тоже.
- Я? – вытянула она лицо. - Это почему же?
- Где сейчас твоя любимая кошка?
Ира побледнела.
- Там, под бетонными плитами, которые с минуты на минуту могут сложиться как картонный домик бомжа. – Сам ответил Лёша на свой вопрос.
- Это кошка,– попыталась оправдаться Ира.
- Твоя любимая кошка, «член семьи»!
- Ничего не рухнет, – отмахнулась подруга, не желая продолжать спор.
- Так ведь трясло, – усмехнулся муж.
- Разве? – сгримасничала жена.
- А, правда, что произошло-то? Чего все рванули бежать? – поинтересовалась окончательно проснувшаяся сестра.
Лёша и Ира уставились на меня. Люда, перехватив их взгляд, тоже. Я округлила глаза и выдохнула:
- Что?
- За тобой ведь побежали, – процедила подруга.
- Кто кипишь поднял? – согласился Лёша.
- Я никого за руку не тянула, – отнекивалась я. – И вообще, из подъезда вышла последняя, смельчаки, мать соседову.
- Дурдом, – зевнула Люда.
- Действительно, – подхватила я. – Чего ты дёргаешься во сне как эпилептик, да визжишь, будто тебя полотенцем мокрым хлещут?
- Я? – не поверила Люда.
- Ты, – подтвердили подруга и муж.
- Сон не приятный снился, наверное. Да и нервы, – не ожидая нападок старших в свой адрес, ответила Люда.
- Чуть до инфаркта нас всех не довела со своими снами. Лечись! - гаркнул Алексей.
- Трясет! Трясет! Придурки. Сидим в три часа ночи на морозе, полураздетые, - я поддержала его нападки. - Все спят и ухом не ведут. А мы…
- Знали бы, на коврике в прихожей тебе постелили, - завёлся Лёша.
- Умные слишком? – перешла в оборону Люда.
- Да нет, не слишком, если здесь сидим…
Минут через пятнадцать словарный запас брани закончился, и мы вернулись домой. Оставшиеся два с половиной часа до утра все проспали мирно, будто умерли. Поднялись с опухшими глазами и чугунными головами, но было смешно вспоминать вчерашнюю эвакуацию во двор из-за неспокойного сна сестры подруги.
Кстати землетрясение так и не произошло. Об этом больше не писали и все вскоре благополучно забыли даже имя горе-предсказателя. Хотя эта история, возможно, помогла кому-нибудь пересмотреть взгляды на жизнь. «Как хорошо, что все обошлось». – Вздохнули многие. Мне подумалось: - «Действительно».