Каприот
Алексей Максимович был известным каприотом! “Кто не со мной, тот не на Капри!” - любил говаривать он Владимир Ильичу.
Прежде, он больше увлекался ужением рыбы. Но однажды его хорошенько хватанул хвостом, да по всей писательской морде, один усталый морской сазан, перед тем как снова уйти на своё илистое дно.
На такие негуманные действия, по отношению к себе, Алексей Максимович сильно обиделся. Он то тащил его, неблагодарного, несколько часов, удочкой к солнцу и свету.
А Владимир Ильич наоборот долго смеялся - „Экий вы батенька неловкий. Не умеете и сами с массами разговаривать и нас без ушицы оставили!“
Теперь Алексей Максимович целыми днями активно наслаждался прогулками по тесным средневековым улицам городка, пропитываясь и насыщаясь йодистым воздухом. Но и здесь свежевыстиранное бельё, обильно вывешенное на просушку между домов, при каждом его приближении оживало.
Белье радостно махало своими недосушенными конечностями /особенно преуспевали почему-то кальсоны/ и весело кричало - „Здорово земляк! Как дела земляк!
Поздоровайся хоть! Ведь мы тоже все из Нижнего!“
Все это, пусть и далекое родство, сильно огорчало Алексей Максимовича. И задумал он одну каверзу, даже семья Медичи позавидовала бы его коварству. Сел он большой роман писать, чтоб таким знаменитым писателем стать, чтоб его родной город в его честь переименовали и таким образом все нежелательные связи решительно обрубить.
„Я вам всем покажу, вашу ...Мать!“ - тихо матерился он, шкрябая пером. Владимир Ильичу роман очень нравился. „Какая нужная и своевременная книга!“ - восклицал он частенько по утрам. Только вот слово „Пешкоград“ Алексей Максимовичу не особенно нравилось. Решил он, заодно, и себе фамилию поменять, чтобы всех достать целиком и полностью.
А бельё уже догадывалось про его коварство и жалко трепыхаясь капало на Алексей Максимовича остатками влаги и карабинерам в ближайший полицейский участок.
На Алексей Максимовича капли ложились кучно, в основном на его соломенную шляпу и обильно стекали в рот. Капли были горькие, горькие.
„В море что ли глупые стирают?“ - терялся в догадках писатель. „Так скоро и весь город станет – горьким - Горьким!“ - и провидчески шурился не на тот город.