Понедельник день тяжёлый!

               
    Молчаливая, хмурая толпа, нескончаемым потоком двигалась в сторону метро. Обособленно от неё текла своя уличная жизнь. Раскинутые  прямо на асфальте «скатерти- самобранки», предлагали разную всячину, которая  ранним  утром мало кому могла пригодиться. Болтающиеся  на верёвках махровые китайские  полотенца, женские  лифчики из дешёвой синтетики,  десятирублёвая мелочёвка, блестящие чайники и сумки, мелькая, то справа, то слева,  служили   лишь  яркой декорацией  серому, промозглому понедельнику. 
У киоска с сигаретами, среди грязного тряпья и газет, прижавшись  к тёплому боку  бездомной суке, в прошлом породистой, а сейчас неважно, сладко посапывал  мужик  неопределённого возраста.
Среди  торопящихся людей произошло оживление, защёлкали сотовые, на которых осталась забавная  картинка, «маленькая зарисовка  из собачьей жизни».
 Обрывки  фраз, впереди идущих,  на манер рекламных  слоганов -  «до дома не дойти, засни на пол пути», «найди себе лохматую тушку, и будет  мягкая  подушка»  затерялись в  призывных возгласах  шустрых пенсионерок, предлагающих  бесплатные   газеты,  ещё не до конца,  проснувшимся читателям.

Через  несколько  часов, этот  людской поток поплывёт  в обратном направлении, только к общей усталости и равнодушию прибавится ещё  накопившееся за день раздражение,  которое  подобно разорвавшемуся снаряду,  будет  сотрясать  движущуюся массу своими  истеричными выкриками.
«Чего встала корова?», «Куда прёшь, козёл!» -  слышны  возгласы то там то сям, и,  закрыв  на миг глаза , представляешь себя среди стада, торопящегося скорее домой, и не хватает лишь пастушьего хлыста, охаживающего бока, какой-нибудь скотины, чуть  замедлившей  шаг.

Скоро становится идти намного легче. Толпа постепенно редеет, благодаря  маячащим впереди ларькам и остановкам. Начинаешь замечать  уже заходящее за облака  весеннее  солнышко,  шустрых воробьёв купающихся в луже под скамейкой, недовольных  откормленных ворон, норовящих  в очередной раз обратить на себя внимание  скрипучим карканьем,  с  облупившегося  в некоторых местах голубого забора. 
Звук из колонок  нещадно бьёт по ушам, вытаскивая за шкирку из собственных мыслей. Небольшая группка «кожаной» молодёжи,  собрав  вокруг себя  пяток зевак, оттягивается под леденящим душу «металлом». Чуть дальше, в подземном переходе, слышатся  переборы  двенадцатиструнки. На  складном стульчике,  рядом с брошенной в  футляр от гитары мелочью, сидит   худенький мужичок   и  поёт  давно полюбившиеся народом шлягеры из  репертуара  Трофима, Малежика, Лозы.
 Рядом  с ним  крутятся две ярко накрашенные дамочки  в пёстрых одеждах.  Они честно несут свой пост.  Одна складывает в футляр  упавшие на  цементный пол мелочь и   денежные купюры, другая , хриплым  голоском  призывает проходящих мимо  граждан поддержать авторскую песню.   
Здесь зевак побольше. Всё внимание  приковано, к подтанцовке, в виде  женщины  бомжеватого вида,  давно утратившей свою былую красоту и  свежесть. Та, выделывая  очередные «па» из  гопака,  вся сосредоточена на музыке.
Попасть в ритм мешает слабая координация, причиной которой стал лишний выпитый стакан  бормотухи. Она продолжает  свой  танец под душевное исполнение  сидящего мужичка, а  уверенность  её  движениям придают одобряющие возгласы  присутствующих. Последние аккорды гитариста заглушили   звонкий свист и  аплодисменты  слушателей. Без тени смущения  дама  сделала реверанс и  протянула  к  людям грязную  ладонь. Ей казалось, что она честно отработала эту песню, и  часть остановившихся  прохожих - это  и её заслуга. Но не тут то было! Стоящие на чеку, дамы, как с цепи сорвавшиеся  собаки, «затявкали» на случайно  оказавшуюся  рядом  беднягу.   
«Сука, пошла вон отсюда!» - перекошенные  от злости  женские лица, не предвещали ничего хорошего.
Бомжиха, окинув зевак загнанным взглядом, и не найдя  среди них  сочувствия зашаркала стоптанными  туфлями  прочь по подземному  переходу, подпевая  себе под нос, доносившуюся  за спиной  песню Юрия Лозы, ставшую для неё  давно  уже смыслом жизни.
«…Ну и пусть будет нелегок мой путь,
Тянет на дно лень и грусть, прежних ошибок груз…

Молчаливая, хмурая толпа, нескончаемым потоком двигалась в сторону дома. Обособленно от неё текла своя уличная жизнь.