Три фазы убийства
рассказ
Жизнь таких парней, как я, - это весьма опасное занятие на каждый день. Потому что сходить за хлебом и не получить при этом горсть дроби в тыковку надо еще суметь, а умеют это далеко не все.
Вы думаете, я из тех животин, что сами ищут приключений на свое седло? Как бы не так. Приключения находят меня сами, - порой удивительные, порой невероятные, - и не в последнюю очередь благодаря моей работе.
Чем же занимается этот неглупый, благородной наружности господин, спросите вы?
Ах, - отвечу я (не сразу, конечно, выдержав приличествующую моменту театральную паузу), - я мог бы стать художником и писать чудной красоты картины, а мог бы танцевать в стриптиз-баре для горячих цыпочек, причем и то и другое удавалось бы мне с одинаковым успехом. Но - нет! Я - инспектор полиции. Разумеется, я не из тех идиотов, что сутками точат пончики и патрулируют улицы. Я - творческая личность, свободный художник, так сказать - Пикассо нашего департамента. Разрешите представиться: старший инспектор Винсент Анна Мария Закусило, потомок известного русского поэта конца девятнадцатого века Федора Михайловича Закусило, и вам придется провести со мной некоторое время.
В понедельник утром я сижу в своем офисе, дегустирую новый сорт кофе и слушаю доклад младшего инспектора Писко. Мысли мои далеко, где-то в районе пятнадцатой главы моей незаконченной книги о физиологии и повадках человеческих существ женского пола.
-Билли Баблз из девятого квартала сел на дренажную трубу для бассейна, - зевает Писко. -Бедняга получил генеральную чистку кишечника.
Я временно отвлекаюсь от мыслей о методике укрепления вагинальных мышц, недавно прописанной мною крошке из магазина нижнего белья, что на семнадцатой авеню, и спрашиваю:
-Что, так худо?
Писко меланхолично пожимает плечами.
-Думаю, да. У него толстую кишку наизнанку вывернуло.
-Жуткая картина, - отмахиваюсь. - Что там еще?
-Селена из бара "Чумовые сисари" убита упавшей вывеской новой мечети в центре.
В душе слабо шевелятся воспоминания. Селена... О, Селена!..
-Какая жалость. Мы все будем помнить ее.
-Верно, - серьезно кивает Писко. -Жаль девку, сосала отменно. Микки и Ксавье сегодня даже траур надели.
-На этом все, надеюсь?
-Черта с два! Руперта Фалькони насмерть забили его собственные кенгуру.
-Тот старикашка-фермер? Любовь к животным не довела-таки его до добра.
-Да. Глупая смерть, правда?
Я вздымаю руки к небесам.
-Черт, когда же кончится весь этот маразм? Писко, уйди.
-А? - Искренне удивляется он.
-Неужели ты не понимаешь, что уже три месяца подряд мы не вели нормальных, человеческих дел? Почему в нашей дыре всегда случаются такие нелепые происшествия?
Писко тупит и молчит.
В это время дверь подвергается небольшому ядерному взрыву и в офис вваливается Вагнер. В его рыжих усах - остатки цыпленка, в глазах - холодный яд, а в руках - лист бумаги.
Я моментально вспоминаю дело Болоньезо и улавливаю близкий запах добычи.
-Что у нас новенького? Это все? - Я беру лист из рук исполина.
-Все, что удалось нарыть, - Вагнер громко рыгает, вследствие чего Писко получает сотрясение мозга.
Я пробегаю бумагу глазами.
-Болоньезо исчез две с половиной недели назад. Почему родные не хватились его раньше?
-Мне это тоже показалось странным, - умничает Вагнер. - В академии говорят, что он взял отпуск. А жена сказала, что старик частенько сваливал, не предупредив ее. Зуб даю, - та еще сука. По-моему, она знает больше, чем говорит.
Я в раздумьях.
-Размер?
Вагнер жмет плечами.
-Четвертый, не меньше.
-Я навещу ее.
-Тебе нужна помощь?
-Думаю, справлюсь.
-Наверное, тебе стоит знать кое-что...
-Я весь внимание.
-Соседи говорят, что чета Болоньезо жили, как кошка с собакой. А одна старушка, фрау Гофман, поведала мне страшную тайну!..
В наступившей тишине Писко тихонько икает - очевидно, от страха.
-Ну? - Требую я.
-У сеньоры Болоньезо есть хахаль.
-Гм... Это показатель ее сексуальной активности, что не может не радовать.
-Я о мотивах. Она могла завалить старикана, чтобы прибрать к рукам его бабло и жить не тужить со своим хуанито.
-Как его звать?
-Фрау Гофман назвала имя, - это Карлос Мигеле, мексиканец. Молодой хирург. И, между прочим, ассистент старика Болоньезо.
Я в сомнениях.
-Старушечий бред?
-Не исключено, однако маловероятно. Злобные старые ведьмы вроде Гофман ошибаются редко.
-Ладно. - Я кладу в наплечную кобуру свою вороненую волынку, прячу бумаги в сейф и беру с вешалки любимый кожаный плащ.
-Прощайте, неудачники. Сегодня я пощупаю четвертый размер, и на достигнутом не остановлюсь.
Лючия Болоньезо была младше своего рогоносца на двадцать лет. Очень даже не исключено, что она, а может быть и ее педро замешаны в исчезновении старого профессора.
Я гоняю разные мыслишки, подруливая на своем спортивном огненно-красном "Джугашвили" к огромному, отделанному в готическом стиле дворцу. Всегда удивлялся людям, предпочитающим жить в музеях.
Классическая история, когда двоим мешает третий. И притом богатый. Судя по всему, Лючия - единственная наследница миллионного состояния мужа.
Дверь открывает горничная, - молоденькая куколка с формами, вызывающими легкую эрекцию уже на расстоянии десяти миль. Я понял, почему ощущал некоторый дискомфорт в машине.
-Инспектор Закусило, - демонстрирую ей свой жетон, быстро прикидывая, как и где угостить малышку копченым угрем. Должно быть, это легко читается в моем взгляде, потому что белокурая бестия, явно не обладающая прозорливым умом, мило краснеет и опускает бархатные ресницы.
-Чем могу служить? - Голосок, как утренний минет.
-Это обсудим позже, дитя. Сейчас я хочу видеть сеньору.
-Ааа... - Разочарование в голосе? Не уверен. - Есть вести о профессоре?
-Пока никаких. Так могу я увидеть его супругу, дорогая?..
-Эстер, - девочка улыбается так мило, что у меня сводит мочевой пузырь.
-Весьма приятно, - беру ее лапку и целую. Кожа, как попка младенца. - Винсент. Так могу ли я?..
-Конечно. Проходите.
Потаскуха Болоньезе встречает меня прохладным пуншем и царственной осанкой. Видавшая виды особа лет сорока, довольно заурядной, но вполне привлекательной внешности.
Я отмечаю, что на ее лице нет и следа обеспокоенности судьбой мужа. Напротив, крошка явно метит на вакантное место в клубе благородных вдовиц.
-Как вам пунш, инспектор?
Черт, в этом доме прислугу и то больше заботит ход расследования. Надо прощупать сеньору. Не буквально, конечно же, вовсе нет. Где-то на задворках бегает милашка Эстер, голодная, как стая гиен. Надо поберечь силы для нее.
-Сеньора Болоньезо, вам ничего не говорит имя Карлоса Мигеле?
Вот так. Сечете, как надо брать в оборот таких шлюх?
Похоже, от неожиданности Лючия не справляется с анальным сфинктером и малость портит воздух. Впрочем, бесшумно, как и подобает истинной леди.
-Нет...
-Нет? - Переспрашиваю быстро.
-Хотя да... да, это, кажется, один из помощников Грегорио, хотя я не уверена...
-Вот как? - Потягиваю пунш, кстати, недурной. - Вы с ним когда-нибудь встречались?
-Нет. А что такое? - Лючия нервно застучала подковами по гостиной.
Так, немного суровости во взгляде... Я - закон!
-Стало быть, не встречались?
-Да нет же. И я ничего о нем не знаю, - сеньора явно пытается взять себя в руки. Ее косые взгляды не ускользают от меня. Люблю я эти игры, черт побери!
Время для решающего удара.
-У нас есть основания полагать, что Карлос Мигеле убил вашего мужа, - тихо, но внятно говорю я.
То, что происходит дальше, гораздо выше моих ожиданий. С лицом, искаженным, как мумия кошки, Лючия пятится назад и падает в кресло.
-Что?! - Вопит она. - Карлос?! Этого не может быть!! Это невозможно! Он никогда бы... Вы лжете!!
Я ласково улыбаюсь и вновь чувствую эрекцию: крошка Эстер где-то рядом. Наверное, прибежала на вопль хозяйки и подглядывает в замочную скважину.
-Да ладно вам, это только предположения. Колитесь, как давно вы трахаетесь с этим мучачос?
Лючия прячет личико в ладонях и начинает рыдать. Я захожу сзади и кладу руки ей на плечи. Какая белоснежная шейка, а локоны!.. Эрекция усиливается, и это уже не Эстер.
-Расскажите мне все, милая. Я хочу спасти вас.
-Мне нечего рассказывать, - всхлипывает прелестница. - Да, у меня с Карлосом действительно... была интрижка. Но я уверена, что он невиновен!
-В чем? - Я легонько массирую ее плечи.
-В убийстве... О боже, вы нашли тело?
-Нет. А что, должны были?
-Я не знаю... Карлос непричастен к исчезновению Грегорио...
-Откуда такая уверенность? - Мои длинные пальцы исчезают в глубоком, как Марсианская впадина, декольте цыпочки. Ого! А Вагнер не обманул. Тут есть за что зацепиться в моем нелегком расследовании.
-Господи, я не знаю... - Дыхание подозреваемой учащается. - Я не хотела изменять мужу... Он первым начал. Я знаю, он спал с этой дурой, я знаю... ааАА!..
-С кем?
-О боже... С Эстер, нашей горничной...
Вот как. Интересно. Но предсказуемо. Нужно быть двухсотлетним сухостоем, чтобы не позариться на такое роскошество.
-Это та дурнушка, что открыла мне парадное?
-Да... - Судя по придыханиям, Лючия уже готова открыть мне свое. - Неблагодарная тварь!.. Я собиралась подать на развод... В тот вечер я сказала об этом Грегорио... И заперлась в своей комнате. С тех пор я его не видела. Я не знаю, куда он пропал, правда!.. Вы мне верите?
-Конечно, конечно. Думаю, мне стоит осмотреть ваш будуар.
Спустя полчаса я продолжаю допрос, лежа на кровати с сигаретой в зубах.
-Дорогая, вас не затруднит предположить, куда мог отправиться ваш муж?
-Он никогда не уезжал более, чем на неделю. Все родственники и друзья, в пределах Республики и за периметром, уже обзвонены и поставлены в известность. Он нигде не появлялся! Клянусь вам, мы с Карлосом ничего не знаем об этом...
-Сеньора Болоньезо, я вам верю, - мой голос мягок, как литр цветочного меда. - Но, боюсь, другие не поверят. Могу я поговорить с вашей горничной?
Допрос Эстер займет не меньше часа, учитывая то, что минут пятьдесят пять рот куколки будет занят, прикидываю я.
-Сомневаюсь, что это даст какие-нибудь результаты, - крошка Лючия натягивает чулки. Ее ножки божественны. - Вряд ли она скажет вам правду.
-И все-таки, моя целомудренная подруга, ее показания представляют для меня определенную ценность. И еще: вы позволите осмотреть дом?
-Точнее - обыскать? Зачем?
-Ну... Скажем так - чтобы обезопасить вас от лишних подозрений.
-Валяйте.
Я настораживаюсь. Роняю небрежно:
-Вот и отлично. Мне сделать это сегодня, или же когда вам будет удобней?
-Как хотите. Можете и сейчас. Пусть все быстрее закончится.
Сигнализация в моем черепке мгновенно тухнет. Если она блефует, то более хладнокровного чудовища я в жизни не встречал.
-Пожалуй, зайду в четверг. Прихвачу помощника. Да и ордер не помешает. До свидания, сеньора Болоньезо.
Она слабо улыбается.
-Можете называть меня Лючией.
-Думаю, могу.
У дверей спальни я оборачиваюсь.
-Скажите честно, Лючия... вас ведь не особенно волнует исчезновение вашего мужа?
-Грегорио сделал для этого все, что только было возможно.
Отыскать Эстер оказывается непросто. Кухарка сообщает мне, что буквально полчаса назад горничная отправилась на рынок. Такая досада.
Кухарке около семидесяти, к тому же в ней веса как в пасхальном городском пироге, посему ваш красавец, недолго думая, прыгает в тачку и летит в Международную академию, где проводил свои ученые будни профессор Грегорио Болоньезо.
Но ни управляющий делами академии, ни коллеги пропавшего не смогли сообщить ничего вразумительного. Многие уверены, что Болоньезо все еще в отпуске.
Несолоно хлебавши - хотя как посмотреть - я возвращаюсь в офис, чтобы погасить свет, и валю домой.
Видок стал шефом французской полиции после нескольких лет каторги. Он был актером, матросом, солдатом, циркачом и сапожником, однако ни это, ни три побега из тюрьмы не помешали ему создать самую могущественную полицейскую организацию девятнадцатого века.
Я не согласен ни с жандармерией, стыдящейся своего прошлого, ни с префектом Жиске, обломавшим Эжену весь кайф, ни с русским поэтом Пушкиным, считавшим Видока безнравственной сволочью.
Конечно, в полицию меня привело не только воровство кошельков в детстве, однако это вовсе не мешает мне отождествлять себя с великим полицейским - авантюристом и тешить свое самолюбие.
Я топчу полицейские башмаки уже одиннадцатый год и довольно-таки неплохо разбираюсь в человеческой психологии. Я абсолютно убежден, что Лючия не врала мне. Вот почему я сейчас стою с отвисшей чавкой у своего почтового ящика и читаю некое письмецо, написанное корявым, явно искаженным почерком.
"ЛЮЧИЯ БОЛОНЬЕЗО И КАРЛОС МИГЕЛЕ УБИЛИ ГРЕГОРИО БОЛОНЬЕЗО. ВЫ ПРОСТО ОСЕЛ, ЧТО ПОВЕРИЛИ ЕЙ. СРОЧНО ОБЫЩИТЕ ДОМ. НЕ ТЕРЯЙТЕ НИ СЕКУНДЫ, ОНИ МОГУТ БЕЖАТЬ ИЗ РЕСПУБЛИКИ".
Подписи нет. Да, впрочем, она и не нужна. У малышки Эстер, оказывается, от рождения нет мозга, либо его удалили хирургическим путем вместе с гландами и девственной плевой еще в раннем детстве.
О своем вчерашнем разговоре с сеньорой Болоньезо я не рассказывал никому, а у горничной были все возможности, чтобы подслушать его и даже немного помастурбировать.
Какую цель преследует эта похотливая куколка?
Я быстро одеваюсь, на ходу глотая обжигающий кофе и кубатуря о письме. Вырисовывается довольно интересная картина. Неужто крошке Лючии удалось-таки провести меня? Черта с два, я скорее поверю в призрак своей прабабки, катающийся на водных лыжах.
Уже из тачки звоню Писко.
-Хватай машину и дуй на хату к Карлосу Мигеле.
-Какого...
-Я только что понял, что могу заструить поносом в любой момент. Кажется, уже жикнул немного. Ради бога, на разговоры нет времени!
-Мне его задержать или как?
-Иди на хер, Писко!
Следующая ласточка летит Вагнеру.
-Курт, собери жир со стула и рви к прокуратору. Нам необходим ордер на обыск фамильной крепости Болоньезо.
-Чего? - Вагнер в шоке.
-Букингемского дворца, тупорылое йети. Шевелись!
...Я довольно долго барабаню в дубовые двери, но обитатели дома, кажется, отправились на поиски пропавшего профессора и потерялись в свою очередь.
В сердцах хватаю камень и швыряю его в железный ставень. С таким же успехом можно было бы пнуть дерево.
Поразмыслив, вынимаю свою райскую флейту (не подумайте чего, я про пистолет) и пускаю в дверной замок несколько леденцов. С веток деревьев срывается стая ворон.
Движение сзади. Молниеносный разворот корпуса на сто восемьдесят градусов, голова зажата между коленей, ствол на взводе.
Из ближайших кустов вываливается бесчувственная фигура в черном. Я поднимаю ее за шкирку из объятий сырого утреннего тумана. То беззубая старуха, сжимающая обеими руками клюку, как если бы это был последний предмет фаллической формы в ее жизни.
-Фрау Гофман, если не ошибаюсь?
-В точку, лошадиное дерьмо!
Я показываю старой гниде жетон и выразительно покачиваю волыной.
-А вы обычно собираете грибы в саду у соседей?
-Никак, хотите повидать эту суку Люси?
-Вы о Лючии Болоньезо?
-И снова в десятку, сосунок! Можешь не стараться. Свалила стерва.
Я начинаю терять терпение.
-Как это - свалила? Куда?
-Почем мне знать? Я ночью проснулась, часа в два. Почудилось, будто кто-то позвонил. Ну, в окно гляжу - никого. А заснуть так и не смогла. Все бессоница... Профессор, как был жив, частенько мне с лекарствами помогал...
-Что значит - "был жив"?! - Трясу старуху, как мешок с крупой.
-А то! Люси муженька пристукнула и была такова, вот и весь сказ тебе, лебедь!
-Гляди, я в гневе страшен! - Меня и самого уже потряхивает. - Говори, что ночью видела?
-Сижу, стало быть, у окна, глядь - черная машина подъезжает, такая вся большая, блестящая.
-Куда?!
-Да куда, сюда! Чего орешь? Ну, из дома Люси вылезла. Нырк в машину - и поминай как звали!
-Не брешешь, старая?
-Чего я!..
-У тебя иллюминаторы толщиной в консервную банку. Не напутала ли?
-Да чтоб мне! Я эту лошадь с завязанными глазами распознаю!
-АААааааа!! - Ору в ярости. Старуха в моих руках обмякает. - А где их горничная, Эстер?!
-А ее эта тварь еще вечером пнула, сразу после вашего отъезда.
-Ты и меня видела?!
-А чего это, преступление?
Я в отчаянии.
-Куда пнула? Как?
-Так! В гузно. Уволила! Бедная девочка... Она ко мне еще попрощаться зашла.
-Куда она подалась?
-Не знаю. Сказала только, что уезжает из города. А кухарке отпуск дали.
-Значит, дом пуст?
-Как барабан, милок. Сбежала твоя Люси с хахалем, помяни мое слово...
Я отпускаю фрау, и она снова падает в туман.
У ворот визжат тормоза. Я вижу полицейскую колымагу, из нее выгребают Вагнер и Микки Клаус.
-А вот и паства, - ору я. - Нельзя ли попросить вас двигаться чуточку быстрее?
Вагнер тянет мне ордер на обыск.
-Ты чего?..
Не отвечая, я лечу в дом. Дверь сбита с петель, внутри темно и веет холодом. Странная атмосфера, характерная для нежилых домов, убеждает меня в том, что хозяева покинули его навсегда.
Подхожу к ящику в коридоре, включаю рубильник. Во всем доме вспыхивает свет.
-Вагнер, обшарь комнаты, Клаус, лезь на чердак. Держите пушки наготове. И, сука, не стреляйте друг в друга! Я спускаюсь в подвал.
Голоса в моем распухшем черепке подсказывают, что именно в подвале находится то, что я собираюсь разыскать.
Туда ведет чертовски скользкая каменная лестница. В самом низу, в своего рода глубокой нише, обнаруживается крепкая, обитая железом дверь. Сбив замок, я открываю ее.
В лицо дышит подземельем. Здесь холодно и сыро, как в лесу глубокой осенней ночью. Зато не так свежо.
Нащупываю на склизкой стене выключатель. Свет озаряет очень большой подвал, имеющий центральное помещение, где я нахожусь в данный момент, и еще несколько коридоров-ответвлений.
Я шныряю между куч гниющей ветоши, ящиков с вином и виски, ржавыми садовыми инструментами. В правом придатке подвала быстро нахожу под бочонком рома свежие нашлепки цемента, присыпанные пылью. Некоторые камни шатаются под ботинком.
Быстренько хватаю кирку, вынимаю их. Беру заступ и скребу глину и цемент.
Постепенно, слой за слоем, проступают какие-то бурые пятна.
Дрожа от холода и волнения, цепляю заступом показавшийся из-под земли грязный клок белой ткани, тяну на себя.
Последний слой разваливается. Явно ощутимый сладковатый запашок наполняет подвал.
...Это даже не тело, какие-то кровавые ошметки. Куча перемешанной плоти, абсолютное месиво. Нельзя различить ни головы, ни конечностей. То тут, то там торчат клочки красной ткани, бывшей когда-то белой. Кажется, мужская рубашка.
Отворачиваюсь, прикрываю нос платком.
-Курт, сюда! Есть немного одежки на тебя.
Насладившись выражением позеленевшего лица Вагнера, я лечу в гостиную, - там заливается телефон.
Звонит Писко.
-Ну, что там у вас?
Я пребываю в приподнятом расположении духа и даже склонен отвечать на тупые вопросы Писко.
-Отлично, Перси! Кажется, профессора нашли.
-Здорово! Как он?
-Велел тебе кланяться.
Пауза.
-Он меня даже не знает!
-Ладно, не скромничай. А что у тебя?
-Плохи дела, Винни. Мы опоздали. Мигеле исчез.
Все указывает на то, что Мигеле покинул дом в страшной спешке. Дверь не заперта, вешалка опрокинута. В комнатах на полу валяются носки, свитера, запонки, галстуки и двадцатидюймовые презервативы. Створки шкафов распахнуты, полки пусты.
-Им не уйти! - Вагнер возбужденно размахивает волыной. - Они у меня еще повисят на одной перекладине, голубки!!
Выстрел. Люстра осыпается хрустальным дождем, под замершим Писко растекается лужа. Вагнер смущенно смолкает.
-Я не разделяю вашего мнения, коллега, - глубокомысленно начинаю я, прохаживаясь по персидскому ковру ручной работы. - Время. У Мигеле было время, чертова уйма времени, черт дери всю вашу шайку, тупые кексы. Куда ему было так спешить? И вообще, в этом беспорядке я нахожу некую фальшивую театральную постановку.
Вагнер тупит; Писко ковыляет к двери, чавкая башмаками.
Я вздыхаю и осматриваю массивный книжный шкаф красного дерева в углу гостиной. Мое внимание привлекает необычный металлический блеск корешка одной из книг.
-Курт, где ключи?
Получив увесистую связку, подбираю ключ к стеклянной дверце шкафа. Ору вдогонку младшему:
-Перси, нашел что-нибудь?
Писко возникает в дверях, очень бледный. Его костыли стучат, как кастаньеты Эсмеральды.
-Нееее.
-Есть отпечатки?
-Похоже, только Карлоса...
-Соберитесь, никчемные чурки. Работаем!
-А ты, что нашел ты? - Умничает Вагнер.
-Тебе не кажется, что я и так нашел сегодня немало?
-Фуфел. Тебя в этот подвал привела голодная кошка.
Я снимаю с полки книгу и убеждаюсь: то искусно замаскированная под медицинскую энциклопедию железная шкатулка. К ней подходит маленький позолоченый ключик, висящий на кольце в ноздрях лосиного чучела.
Вагнер неумело свистит, увидев содержимое шкатулки. Это внушительная стопа крупнокалиберных купюр, тысяч на десять, и документы. Все - на имя Карлоса Мигеле, хозяина дома.
Вагнер тупит как никогда сильно.
-Слушай, Ви, почему мучачос не прихватил в дорогу свои кровные?
-Хотел бы и я это знать, гений.
-Может быть, просто забыл?
-Скорее матушка МакЛахен забудет на вокзале всех своих шестнадцать детей.
-И то верно, - исполин чешет пятерней свою необъятную репу.
Я закрываю шкатулку и отдаю Вагнеру.
-Придержи у себя. Циркуляр о розыске Мигеле и Лючии готов?
-Джексон сказал, будет готово через час.
-Пускай сразу разошлют на все отплывающие суда, в аэропорты и на вокзалы.
-Будет сделано, шеф. Они не ускользнут!
-Надеюсь... Если уже не дернули за периметр. Проклятая баба обвела-таки меня вокруг пальца, представляешь? Я очень зол.
-Понимаю. Ты в ярости.
-Едва ли.
Вагнер зависает. Восьмибитная программка, зашитая в его лошадином черепе, начинает дымить и потрескивать.
Я пинками отсылаю бесполезных фрайеров в департамент, а сам остаюсь в гордом одиночестве и начинаю бесцельно бродить по пустому дому. Приходится так делать, если больше ничего на ум не приходит.
Удача явно улыбается мне. В кабинете Мигеле я обнаруживаю на обоях возле этажерки четыре длинные царапины, бороздящие сверху вниз. Их вполне могла оставить рука падающего и пытающегося удержаться за стену человека. Здесь же, на уровне человеческого роста, замечаю следы бурой жидкости, которую пытались стереть тряпкой.
На полу пятен нет, а если и были, то их уже тщательно уничтожили. Зато есть кое-что другое. Тонкий прерывающийся черный след тянется от стены до двери кабинета. Дальше черная полоска исчезает, так как пол устилает ковер.
Великого Винсента Закусило посещает неожиданная и блестящая мысль. Я иду в спальню и отыскиваю домашние туфли мексиканца. Возвращаюсь в кабинет, снимаю башмаки и напяливаю находку на свои оглобли. Туфли немного жмут. Ложусь на пол спиной и шаркаю каблуком. Мягкая резина подошвы оставляет след, похожий на найденный мною, как брат-близнец.
Эврика! Я сажусь на седло и подпираю рукой подбородок.
И что же делать дальше?
Месье Широкко, хирург и патологоанатом нашего полицейского госпиталя, есть высокий импозантный мужчина лет сорока пяти, с присущей ему аристократической и даже в какой-то мере высокомерной миной смотрящий на всех без исключения, чему изрядно способствует его рост.
В данный момент он стоит у дверей своего святилища, поджидая ковыляющих к нему с другого конца коридора Перси Писко и никого иного, как Винсента Анна Мария Закусило собственной персоной.
На Широкко белоснежный халат, кое-где заляпанный кровищей и распространяющий сильный запах антисептиков; в руках - окровавленные резиновые перчатки.
-Ну, что? - Я подло бью старого приятеля по печени. Изворотливый тип, в свою очередь, пытается проткнуть мне почку скальпелем. - Я готов услышать правду, месье Любитель Теплых Жмуров.
-Не торопись, - важно выступает надутый индюк. - Все по порядку, наша работа не терпит спешки.
-Точнее не скажешь, лягушатник. И все же?
-Очень любопытный материал.
-Хорошее определение, - соглашаюсь я. - Возможно ли установить личность погибшего?
Широкко прыскает в перчатку. На вымазанном в крови пухлом лице рождается подобие скользкой улыбочки.
-Ты весьма далек от анатомии, мон ами. В нашем случае об установлении личности и мечтать не приходится.
-Поясни.
-Убийца отделил голову и извлек все кости, так что с идентификацией по скелету можно распрощаться. Удалены также все мускульные ткани, кожный покров и те части тела, что могли бы помочь установить пол жертвы.
-Грубо говоря, старику отрезали хрен?
-Примерно так.
-Какую цель преследовал убийца?..
-Ну, это же очевидно. По имеющимся в нашем распоряжении мягким тканям опознать убитого нельзя, стало быть, никакой опасности для убийцы наша находка не представляет. А оставшееся он, вероятнее всего, с помощью молотка легко упаковал в небольшой пакет из-под макарон и беспрепятственно вынес из дома. Куда - кто его знает? Может быть, сжег, или утопил, либо растворил в кислоте.
-Вот черт.
-Да.
Минутная пауза.
-Кто мог состряпать такую шнягу, док?
-Опытный хирург. Очень опытный.
-А как же химический анализ? - Квакает Писко из-за моего могучего плеча.
-Внутренние органы в порядке, яда не обнаружено. Дальше продвинутся пока не в моих силах.
-Франсуа, а что с рубашкой? - Вспоминаю я.
Лягушатник кивает и тащит из кармана прозрачный пакет с пропитанной клюквенным соком и порезанной в лохмотья рубахой.
-Вот она. Хочешь поносить?
-Воспользуюсь в черный год, - я беру пакет.
-В это тряпье были завернуты останки.
-Да, я в курсе.
-На манжете есть метка: "Г.Б"
-Грегорио Болоньезо, - говорю я задумчиво. - Что за отстой?
-В смысле? - Писко пучит на меня бесмысленные поросячьи глазки. С подошедшим сзади Вагнером случается столбняк.
-Судите сами, монстры сыска: убийца из кожи вон лезет, чтобы лишить нас возможности опознать труп, и при этом оставляет рубаху с вензелем! Сомневаюсь, чтобы он исполнял последнюю волю усопшего, - похоронить того в любимой сорочке.
-На рубахе есть порезы, - слюнявит Широкко. - Трудно сказать, что именно явилось причиной их появления, - удары ли ножом, когда она была на теле кого-либо, или же умышленные попытки создания видимости таковых. Я склоняюсь к первому, но до конца не уверен...
-Мигеле - хирург! - Говорит Вагнер с лицом астронома, открывшего десятую планету солнечной системы. - Это он распотрошил старика Болоньезо!
-Франсуа, но ты ведь еще пороешься там? - Я гляжу на колокольню в халате глазами голодной дворняги.
-Дай мне время, Винни. - Широкко жмет плечами. - Я постараюсь.
По пути домой я звоню Микки, которому поручил поиски Эстер. Нетрудно догадаться, что с таким же успехом я мог поручить это дело любому фонарному столбу в окрестностях. Горничная четы Болоньезо как сквозь землю провалилась.
Спать я ложусь в отвратительном расположении духа.
Во-первых я, как это ни странно, по-прежнему сомневаюсь, что крошка Лючия врала мне. Голоса в черепке нашептывают, что в этом деле далеко не все так просто. Во-вторых, рубаха. Наконец, как объяснить то, что Мигеле, убегая, оставил все свои сбережения? А царапины на обоях и следы волочения тела на полу?
Утром, с первыми петухами, валю в академию. Выясняются новые подробности: в ночь отъезда Лючии кто-то из сотрудников брал из гаража служебный автомобиль, - большой черный седан, по описаниям очень похожий на тот, о котором трындела карга Гофман. Это мог быть кто угодно, в том числе и Мигеле. Но я не склонен думать, что это мексиканец. Автомобиль так и не вернулся.
Управляющий подсказывает мне, что есть смысл поговорить с неким доктором Лакруа, - тот, мол, был близким другом старикашки Болоньезо.
Я встречаюсь с Лакруа в саду во время ланча. Глуховатый тип девяноста девяти с небольшим лет трясет пятнистой кочерыжкой:
-Да, да, я знал Грегорио!
-Доктор Лакруа, - говорю, - мне необходима ваша помощь.
-А? – Не слышит.
-Помощь, доктор!
-Аааа?
-Это важно!
-Что-что?..
Я дружески обнимаю старпера и легонько тычу его в бочок.
-Говори, старая мразь, иначе будет плохо.
-Ааа! – Кивает. – Да-да, понимаю.
-Мне нужно знать, где Болоньезо устраивает пирушки.
-Я не понимаю вас, инспектор…
-Где вы справляете свои безумные оргии, лысый хрыч? Где наставляете рога благоверным?
Поразмыслив о вопиющем несоответствии наших весовых категорий, сухостой выдает мне адресок конспиративной квартиры профессора Болоньезо.
Через двадцать минут я на месте. Мой универсальный ключ сорок пятого калибра превращает замок в кашу.
В оборудованной под лабораторию бобриной хатке я нахожу много удивительных вещей: горы бытового мусора, коробки из-под пиццы, бутылки из-под пива и молока, потертую резиновую куклу, а также несколько упаковок презервативов микро-размера.
Похоже, кто-то долгое время жил здесь, жрал, онанировал, трахался и вообще недурно проводил время.
Я беру образцы отпечатков пальцев с бутылок и седла резиновой мадам, потом мчусь в офис.
Пока пальчики на экспертизе, я трещу с Вагнером.
-Чем порадуешь, Конфуций?
-Даже не знаю, Ви. За периметром объявился двоюродный брат старика Болоньезо. Оказывается, профессор завещал ему все свои сольдо.
Я в шоке.
-Как так – завещал? Его смерть еще не доказана!
-Ну, это дело двух-трех месяцев. Этот фикус был официальным попечителем Болоньезо, и в случае, если профессора не найдут в ближайшее время, все наследство перейдет ему.
-Попечителем?! Что за чушь? Курт, отвратительный друг мой, в своем ли ты уме?
Вагнер не вникает в суть проблемы, жмет плечами, тупит и молчит.
-А как же Лючия? – Надрывюсь я.
-Ее в завещании вообще нет!
Я падаю на стул. Это выше моих сил, говорю вам.
-Как его зовут?
-Кого?
-Двоюродного брата.
-Некто Антонио Вильярреаль…
Прежде чем Вагнер успевает закрыть свою цапалку, я уже на полпути в городской архив.
По прибытии я потрошу всю тамошнюю братию бумажных крыс, и спустя немногим более пяти часов и двух тысяч пинков и угроз мне выдают следующие занятные сведения: макака по имени Антонио Вильярреаль действительно кувыркалась на ветвях генеалогического древа семейства Болоньезо, однако ее последнее физическое воплощение было уничтожено на юге Франции в июне сорок первого прямым попаданием авиационного снаряда в циферблат. Более никаких упоминаний не было.
Я на крыльях триумфа возвращаюсь в офис и тычу Вагнера, как обделавшегося кота, рыльцем в бумагу.
-Что это значит, Ви?
-Это значит то, мой дурашливый коллега, что в скором времени нам предстоит путешествие за периметр!
Вагнер долго скрипит мозгами.
-Военная хроника весьма неточна. Может быть, он выжил?
-Может быть.
Трезвонит телефон. В трубке – загадочный голос Широкко.
-Скорее сюда, Винни! У меня для тебя невероятный сюрприз!
-Уже лечу.
Белоснежная каланча сразу же ведет меня в свою живодерню. Там, на стеклянной полочке под микроскопом, лежит небольшой лоскут кожи.
-Что это? – Брезгливо фыркаю я.
-Это сенсация, мон ами!
-Никогда бы не подумал, извращенец.
-Кроме шуток. Я перелопатил колбасный фарш, что ты любезно мне предоставил, и нашел вот этот самый, как видишь, кусочек кожи!
-Действительно, фантастика, - бормочу я. – И?
-Гляди сюда, - лягушатник цепляет кожу пинцетом и подносит к лампе. – Прежде всего обрати внимание на наружнюю сторону.
-Которая из них?
-Вот эта. Видишь, волосы напоминают лобковые.
Я часто киваю:
-Да-да, действительно, так и есть! Франсуа, это гениально! Пойдем выйдем на улицу, я выдам тебе Нобелевскую премию.
-Заткнитесь, мон шер. Отсюда делаем вывод, что кожа – с нижней части живота. А теперь, - видишь шрам? Всего лишь краешек шрама…
-Это складка, варвар, - проявляю я свои обширные познания в судебной медэкспертизе. – На мертвой коже легко образуются складки, как на хреновых китайских сумках.
-Думал поймать меня на таком фуфле, легавый? – С этими словами Любитель Жмуров, упивающийся осознанием превосходства над простыми смертными, кладет свою лохматину под микроскоп. – Зацени!
Я пялюсь в окуляры.
-Что ты видишь?
-Какая-то пакость, док. Хочешь поглядеть на мой завтрак?
-Я объясняю. Вся кожная ткань, кроме этой самой «складки», как ты ее назвал, имеет нормальные сальные железы и волосяные мешочки. А тебе известно, что их не содержит только рубцовая ткань?
-Твоя взяла, месье некрофил. Позор на мои седины.
-То-то же. Значит, перед нами шрам. Я могу доказать это даже в суде.
-Допустим. А если кожа не с лобка, а, к примеру, из подмышечной впадины? Или груди?
-Как бы не так, - французский фрик едва не писает кипятком от восторга. – Гляди, на обратной стороне отлично видны апоневрозы. Вот здесь, ближе к левому краю, сохранились расширенные сухожилия. Правее – ректус-мускул. Весь этот материал характерен для брюшной стенки живота, а ректус-мускул – дополнительное подтверждение того, что речь идет о коже с участка между пупком и гениталиями. Шаришь?
Я киваю с умным видом.
-И что же из этого следует, Франсуа?
-А очень многое. Я внимательно изучил срез шрама. Я достаточно давно в хирургии, чтобы не узнать его, он слишком специфичен. Понимаешь… Останки, которые ты нашел в доме Болоньезо, по всей видимости, принадлежат женщине.
-Отлично, - бормочу я. – Кажется, история начинает проясняться… Ты хочешь сказать, что шрам – след от гинекологической операции?
В мозгу всплывают бурные скачки по пересеченной местности с крошкой Лючией. Несомненно, у нее был шрам. О, черт…
-Именно, - Широкко кивает и улыбается.
Я поворачиваюсь и бреду к выходу.
-А где же благодарность? – Возмущается лягушатник.
-В другой раз.
Пальчики проверили, - они принадлежат Грегорио Болоньезо. Первым же утренним рейсом мы с Писко вылетаем за бугор.
Уже в Скотланд-Ярде нас настигает телеграмма Вагнера. Толстый сообщает, что Лючия Болоньезо несколько лет назад действительно подвергалась хирургической операции гинекологического характера в одной из престижных клиник Республики. В виде бонуса – постскриптум: в Скалистом каньоне найден разбитый автомобиль, угнанный из академии. В багажнике есть следы крови.
Дальше все просто. Скоро мы с отрядом таких тощих полисменов, что им впору кривляться на Миланских подиумах, окружаем дом, в котором проживает сеньор Антонио Вильярреаль с супругой.
Меня беспокоит легкая эрекция. Неужели?..
Я иду первым. Писко за мной, полисмены прячутся по кустам.
Звонок. Минута молчания, затем дверь открывается.
Никогда еще не бывало, чтобы мой слоновий отросток подвел меня. В дверях мы имеем счастье лицезреть – кого бы вы думали? Ну конечно, малышку Эстер!
У девочки ступор, а я улыбаюсь во все тридцать четыре своих безупречных напильника.
-Какая неожиданность, милая! Мне бы сеньора Болоньезо.
-Ложись, Эстер! – Вопль из глубины дома.
Сучка неожиданно резво бросается мне под ноги, а нутро домины начинает вдруг плеваться свинцом. Девятиграммовый подарок бьет в плечо, и я валюсь с крыльца прямо на Писко.
-Господа, захват!
Полисмены стадом баранов бросаются в дом, ловя подарки кто куда.
Предоставив Писко скручивать Эстер, я вынимаю пушку и обегаю дом с тыла. Высаживаю окно в кухне, запрыгиваю внутрь. Выстрелов больше не слыхать, зато я вижу шустрого старикана с волынкой внушительных размеров, бегущего к выходу для прислуги.
-Стоять! – Всаживаю три сливы в стену рядом с головой старпера. – Грегорио, сопротивление бесполезно!
Яростный визг. Профессор летит на кухню с явным намерением приготовить яичницу из моих фамильных драгоценностей. Выстрел, другой и…
У старого козла кончились патроны. Вот и финиш!
Не тут-то было. Отбросив пугач, Болоньезо хватает со стола огромный тесак.
-Грегорио, - я отступаю к окну, - прекратите! Мне здесь не нужна резьба по дереву. Вы взрослый человек, примите как должное…
-Я не отдам вам Эстер!! – Визжит обезумевший старикан, его слюни долетают до меня. Так вот в чем дело! Это любовь. И это серьезно, особенно если вспомнить аппетитный задок милашки Эстер.
Я палю в ногу героя-любовника, и он прорывает носом борозду в полу, не добежав до меня пары футов.
-Приехали, - я сажусь на него и защелкиваю наручники.
Комнату, словно по мановению волшебной палочки, заполняют полисмены. Прибегает и Писко.
-Где Эстер? – Спрашиваю.
-В наручниках.
-А поточнее?
-В машине, за ней присматривают.
-Хотел бы я за ней присмотреть, - вздыхаю горестно.
-Отличная работа, инспектор, - комиссар из Скотланд-Ярда хлопает меня по плечу.- А теперь расскажите нам, что совершил этот пожилой господин, на которого вы только что поставили свою правую ногу? И кто он такой?
-Грегорио Болоньезо собственной персоной, господа, - я раскланиваюсь. – К Антонио Вильярреаль, усопшему в годы Второй Мировой, этот сеньор имеет лишь весьма косвенное отношение.
-Но как же?.. – Писко тупит, и сильно.
-Он знал о том, что жена изменяет ему с Мигеле, но молчал, потому что сам еще раньше начал водить шашни с горничной.
Однажды, во время очередной ссоры, Лючия потребовала у него развода. Но дать развод жене означало для Грегорио потерю значительной части состояния и непоколебимой репутации. Тогда и созрел в его голове этот дьявольский план. Почти три недели профессор скрывался в своей секретной лаборатории, поручив Эстер наблюдать за всем, что происходит в доме, и сеять среди соседей слухи о его убийстве женой и ее любовником. Он пообещал детке, что после того как уладит все проблемы, женится на ней и отвалит немерено сольдо.
В понедельник она сообщила старику о подслушанном разговоре между мной и Лючией. И он решил: пора действовать! Наступило время первой фазы замысла.
Болоньезо наказал любовнице, чтобы та сходила к фрау Гофман и объявила, будто бы ее уволили и она уезжает из города. А сам в ночь с понедельника на вторник угнал из гаража академии служебную машину и навестил Карлоса Мигеле. Тот, ничего не подозревающий, впустил своего шефа. Они пошли в кабинет.
Шедший сзади Болоньезо ударил Мигеле по голове чем-то тяжелым, возможно, молотком. Потом волоком дотащил до машины и уложил тело в багажник. Вернулся в дом, стер кровь со стены и пола. С царапинами на обоях, оставленными рукой Мигеле, и черными следами резиновых подошв профессор поделать ничего не смог. Собрал в чемодан вещи, создал видимость беспорядка и покинул дом.
О деньгах и документах в шкатулке-книге он, разумеется, ничего не знал.
Остановившись на мосту, Болоньезо под покровом ночи привязал к ногам трупа тяжелый чемодан и сбросил его в воду.
Далее последовала вторая фаза замысла. Профессор приехал домой. С Эстер он условился, что она впустит его с черного входа. Заставив девушку ждать в своей комнате, он поднялся в спальню жены. Та спала. Судя по всему, тем же молотком он размозжил ей череп и отнес тело в ванную.
Здесь, в ванне из белого мрамора, он и проделал свою страшную работу. Кости и голову уложил в мешок, а мягкие ткани завернул в свою рубаху и закопал в подвале.
Тщательно вымыл и продезинфецировал ванну, мешок забросил в багажник автомобиля, стоящего у черного входа. Забрызганное кровью постельное белье сменил на новое и спалил в камине.
Теперь настал черед третьей фазы. Болоньезо знал, что фрау Гофман, его соседка, очень впечатлительная старуха и к тому же сплетница, страдает бессонницей. Она частенько жаловалась ему, что стоит ей проснуться, и заснуть снова уже не под силу.
Во втором часу ночи Болоньезо прокрался к ее дому и позвонил в дверь. Затем вернулся к машине и ровно в два ночи подогнал ее к своему парадному.
Эстер, переодетая в шубу и шляпу Лючии, вышла из дома и села в автомобиль.
Проезжая мост, профессор привязал к мешку с костями домкрат и выбросил в озеро. Затем нашел по справочнику мой адрес и заставил Эстер написать анонимку, которую с успехом и подсунул в мой почтовый ящик. Вероятно, об убийствах Эстер ничего не знала, хотя догадаться могла бы. Сделаем скидку на куриный мозг крошки.
Избавившись от машины, Болоньезо с любовницей совершенно спокойно свалили за бугор. Не имея известной степени терпения, профессор сразу же по прибытии начал трясти документами покойного кузена и заявил права на свое же состояние.
Так профессору Грегорио Болоньезо почти удалось совершить невозможное, - не только инсценировать свое убийство, но и заставить полицию разыскивать по подозрению в этом преступлении двух убитых им же людей. Немыслимое словосочетание, однако это так.
И лишь безотказное чутье инспектора Винсента Анна Мария Закусило в сочетании с его блестящим умом и сообразительностью позволили раскрыть столь дерзкий план.
Пожалуй, на сей раз я не могу не согласиться, что судьба свела меня с достойным противником.
Конец 23/04/09